В океане я решался на беспощадную войну с морскими змеями. А на суше я прятал мою добычу — мешок денег — от шакалов и стервятников. Моя квартира никак не подходила — уж если начнут искать, то там-то станут шарить в первую очередь. Но и возле самого тайника мне пришлось убить шакала в человеческом обличье.

Тогда я видел его глаза, первые человеческие глаза того, кого я через мгновенье убил. Зрачки в зрачки. Глаза добычи перед смертью только убеждают хищника в праве убивать. Глупо размышлять о праве убивать. Откуда взялись такие размышления? Пожалуй, я был слишком занят собой в океане, и нечто человеческое зашевелилось во мне на суше. Это нечто не беспокоило меня — оно получалось новым, правильным, не слабым.

Человек настолько воспрянул во мне, что придя домой с пустыря и, простояв почти час под очищающей струёй душа, я позвонил единственной женщине, с которой встречался иногда несколько последних лет, и пригласил её к себе в гости вечером. Впервые после отпуска. До этого вечера мы пару раз беседовали по телефону без последствий. Я не звал её. А теперь мужскому телу понадобилась близость тела женского.

Мужчина, которым я стал, действительно был одинок. Его родители умерли ещё в его ранней молодости, почти юности. Близких, братьев и сестёр не было. В его жизни последовательно появлялись редкие женщины, но ни одна из них не задержалась, не захотела привыкнуть к нему. Он и каждая из них довольно скоро уставали от взаимного общения и общего быта, а потому так и не соединялись в семью. Мужчине пришлось стать профессиональным холостяком. По моему мнению, в этом ему и мне повезло.

Та женщина, которая должна была зайти к нему вечером «на огонёк» не претендовала на положение постоянной подруги. Она не страдала от пустоты одинокой жизни — у неё росла пара детей от несохранённого брака. Мужчина, которым я стал, и эта женщина не нуждались друг в друге постоянно — только физиологическая потребность, которую они ни за что не признали бы открыто, сводила их временами на несколько часов раз или два в неделю или в две. Мужчину устраивало такое положение вещей, женщине так было удобно, да и я не имел ничего против.

Я хотел, чтобы всё происходило, как всегда при наших свиданиях. Поэтому я поставил на столик привычную бутылку лёгкого вина и фрукты, зажёг несколько свечей в уголках — так нравилось женщине.

Пока мы разговаривали за вином, незаметные, но густые запахи влечения захватывали нас, усиливались лёгкими прикосновениями, переглядываниями, заставляя мои железы впрыскивать в кровь мужские гормоны возбуждения. «Вот она, человеческая гормональная химия в действии», — мелькнуло в моих хмелеющих мыслях. Я как бы раздвоился, участвовал в событиях и наблюдал со стороны. Раздваиваться — очень по-человечески.

Она сидела в халатике на постели и пила крошечными глотками вино. Огоньки свечей отражались в её бокале. Всё складывалось красиво, как она любила. Необходимость ритуала картинно сползала на пол вместе с последним шёлком её одежды.

— Будь аккуратен. У меня опасный период. Я могу забеременеть, — прошептала она мне на ухо, чуть касаясь губами.

Я склонился к ней, впитал её запах и спросил:

— Это аромат твоей спелой яйцеклетки?

Она засмеялась и легонько толкнула меня в лоб:

— Ты сегодня ещё и пошлый.

И наступило время секса. Я прислушивался к её желаниям и воплощал их одно за другим, получая наслаждение от неё самой и её удовлетворения. Хотя ничего особенного не происходило — я так и помнил, так себе и представлял. Сухопутное слияние самца и самки требовало активного движения, вызывающего обильную циркуляцию крови — всё это ради хорошего насыщения и даже пресыщения тканей совокупляющихся тел гормональными ядами. Потом мощный гормон иллюзии счастья и наполненности в данную минуту победил меня, и я ненадолго задремал.

Сытая наслаждениями женщина сочно поцеловала меня:

— Ты сегодня какой-то необычный.

Она встала, сладко потянулась и зашлёпала босыми ногами в душ. Теперь она хотела сменить запахи своего тела. А я лежал совершенно неподвижно, мой организм растворял в себе густой сахар гормонов удовольствия.

Чуть позже я вёз её домой. Она, распахнув уже дверь машины, вдруг дала мне понять, что захотела бы более серьёзных и длительных отношений. Послала сигнал интонацией голоса и мимикой лица. Потом дверь захлопнулась. Женщина ушла. Настоящая самка.

Я возвращался домой. Механические ресницы дворников деловито смахивали расползающиеся мелкие частые капельки с лобового стекла. Самый насыщенный событиями день моей человеческой жизни подходил к концу. Моё сухопутное тело устало и просто хотело спать. И я радовался тому, что приду сейчас в пустую квартиру, где никто не помешает мне уснуть.

Хорошо, что ни к одной из женщин человеческого мира у меня не выработался гормон верности — гормон привязанности. В бесчисленном ряду человеческих гормонов есть и такой. Хорошо, что ни одна из женщин не стала моим привычным партнёром каждого дня, каждого часа. Мне неинтересно клеить гнездо семьи.

Итак, я мысленно испробовал, разлил по пузырькам и расставил по воображаемым полочкам все человеческие побуждения, желания, порывы. Вполне возможно было бы выделить реальные вещества, использовать под них обычные стеклянные колбочки с надписями «вожделение», «ярость», «любовь» и другими, да только в этом не осталось уже ничего интересного.