Под знаменитым ныне Эль-Аламейном фельдмаршал Роммель получил из ставки приказ, вошедший в историческую литературу как “указ о заложниках”, в котором было недвусмысленно сказано, что британских военнопленных следует уничтожать, дабы не тратить воду, силы и средства на их содержание. Специальный приказ был завизирован лично Гитлером. Офицер связи передал его под подпись осенним вечером 1942 года, на марше, в пустыне, близ населенного пункта Сиди-Баррани.

До захода солнца оставались минуты. Роммель и его начальник штаба Вестфаль вышли из бронированного “Мамонта” (огромного автомобиля, захваченного у британцев) и спрятались от северного ветра за его циклопическим кузовом. Сначала бумагу прочитал Роммель и протянул ее Вестфалю, тот прочитал и вернул листок фельдмаршалу. Помолчали, глядя, как удаляется танкетка с фельдъегерем и как быстро надвигается на песчаные буруны ночь, как уходит отовсюду свет, словно впитывается в бескрайние волнообразные пески, еще недавно яркие, желто-серые, а теперь темно-серые.

– У вас есть зажигалка? – спросил Роммель.

Вестфаль не сразу нашарил в кармане модную в те времена английскую зажигалку. День стремительно угасал.

– Мы не можем ожесточать войска, – сказал фельдмаршал усталым, бесцветным голосом, настолько безадресным, что было неясно, о каких войсках он говорит – германских или британских. А может быть, о тех и других одновременно… Во всяком случае, жизнь показала, что он был дальновиден: если бы Роммель принял приказ к исполнению, трудно сказать, как бы сложилась судьба тех десятков тысяч немецких солдат, что вскоре попали в плен в Тунисе.

Словно завеса, упала на пустыню темная ночь.

Роммель поджег листок с личной подписью фюрера. Бумага была очень плотная, высочайшего качества и горела медленно, притом не рассыпаясь в прах, а только чернея и скукоживаясь, – пламя было далеко видно в черной мгле ночной пустыни с беззвездным небом над ней. Наконец листок догорел. Обжигая пальцы, фельдмаршал бросил его перед собой и затоптал, перемешав с песком. За полтора года беспрерывных маневров и боев в пустыне, постоянно находясь в боевых порядках своих войск, Роммель устал до высшей степени изнеможения, здоровье его было крепко подорвано, да плюс ко всему еще мучила экзема, особенно нестерпимая в лютый дневной зной и ночной холод Сахары, среди неодолимого моря песчаной пыли.

За всю историю второй мировой войны это был единственный приказ фюрера, сознательно уничтоженный его высокопоставленным подчиненным. Рассказ генерала Вестфаля об этом эпизоде содержится в материалах Нюрнбергского процесса.

Под Эль-Аламейном немецкие войска понесли поражение, определившее судьбу войны на африканском континенте. Все началось с утечки информации, которая была передана англичанам опять же не без помощи Марии Александровны, узнавшей об отъезде фельдмаршала Роммеля на лечение в Германию через туарегов-проводников, которых немцы, видимо, считали предметами малоодушевленными и вообще не принимали в расчет. Как допустила такой грубый промах немецкая контрразведка, никогда не станет известно. Узнав об отъезде Роммеля на родину, Монтгомери (получивший впоследствии титул – Первый виконт Монтгомери Аламейнский) немедленно отдал приказ о подготовке к наступлению. Оставшийся за Роммеля генерал фон Штумме, сам того не желая, подыграл противнику – растянул ударные войска по всей линии обороны, тогда как Роммель, безусловно, сосредоточил бы их в один кулак и не упустил свой шанс на молниеносную контратаку. Когда недолечившийся Роммель вернулся из Берлина, игра была сделана и не с кого было спросить: генерал фон Штумме накануне скоропостижно умер. Роммелю оставался только один путь – отступление, не бегство, на грани которого находились немецкие войска, а именно планомерное отступление на Север, в Тунис. Узнав о событиях под Эль-Аламейном, Гитлер отдал приказ: “Армии “Африка” развернуться и занять прежние позиции”. Увы, исполнить этот приказ было невозможно: на тысячу английских танков приходилось всего двести немецких, а ВВС союзников давно уже подвергали колонны пресловутых тяжелых танков Роммеля ковровому бомбометанию, и они горели изумительно! Кстати сказать, именно там, в Ливийской пустыне, “ковровый” способ был впервые применен в военном деле, так же как и тотальное минирование зон в десятки квадратных километров*. Расчеты Роммеля не оправдались. Опять же не без помощи туарегов и Марии Александровны координаты минного поля были переданы через доктора Франсуа праправнуку Пушкина капитану Джорджу Майклу Александру Уэрнеру – англичане не пошли в приготовленную для них ловушку.

* По данным ливийской исторической науки XX века, за годы второй мировой войны в Ливии произошло 127 сражений, в которых приняли участие 1,5 миллиона человек. Как пишет сегодня знаток Ливии востоковед А.З.Егорин: “Воевавшими сторонами были созданы обширные минные поля. Самым крупным минным полем в мире, по мнению специалистов, стало пустынное пространство в районе Буэрат (на побережье) – Геддахия (на западе). Оно простирается по широкой фронтальной части на 45 км, уменьшаясь в глубь пустыни до 1 км. Эта треугольная область Буэрат являлась наиболее удобной для минирования, что, по расчетам Роммеля, должно было остановить продвижение британских войск или надолго задержать их”.

Десятки тысяч немецких мин, о которых пишет русский востоковед в начале XXI века, были изготовлены на рубеже сороковых годов века XX-го на заводах семейства юного Фрица, которого Александра и главврач госпиталя Папиков спасли на Сандомирском плацдарме.

Установили эти мины в ливийской пустыне “русские рабы Роммеля”…