УБИЙСТВО (2008)
Человек, поставленный в необходимость убить, достоин огромной жалости.
Страшно быть убитым, но не менее страшно быть убийцей. Ему до конца жизни придется носить ад в своей душе и пытаться отмолить этот грех. (I, 129)
УБОРКА
Генеральная уборка страны
(2002)
Я много езжу по стране, общаюсь с разными людьми, в том числе с бизнесменами.
Бывает так: сидим на берегу, разговариваем о больших делах, выпиваем, закусываем, а вокруг такая грязь и мерзость! Так вот, пока мы не уберем всю свою страну, ничего путного у нас не будет. Наш народ не видит или не хочет видеть, что он буквально ходит перед всем миром с расстегнутой ширинкой!
Пусть меня назовут всероссийским дворником, но я убежден, что должно появиться решение правительства об уборке всей нашей страны. Я уверяю вас, мы найдем в завалах российского хлама массу интересного!
Посмотрите на улицы возле офисов крупных фирм. Там, где от внешнего вида зависит уважение и интерес приходящих посетителей – там все всегда очень чисто и красиво.
Я недавно был в одной больнице под Ивановом. Там рядом стоят два старых деревянных корпуса. В одном – ужас: гнилые полы, крыша течет, запах стоит невыносимый. Этим корпусом заведует молодой врач, который жаловался нам, что он десять лет пишет письма с просьбой выдать денег на ремонт. Второй корпус недавно отдали троим монахам: там светло, тепло, сухо, и там работают люди, сделавшие все это своими руками.
Вывод прост: если бы врачи, работающие в первом – страшном корпусе, каждый день из этих десяти лет делали хотя бы немного, у них было бы чистейшее на земле место…
Это потребительское отношение, будто тебе кто-то должен, идет из советских времен. Люди просто разучились трудиться. (I, 87)
(2002)
Я, например, предлагаю тупую программу: прибрать страну… Меня обозвали «всероссийским дворником». И ради бога, но согласитесь: когда вы прибрали свою комнату, которую не убирали четыре месяца, вам уже не захочется там гадить. Пусть временно, пусть неделю, но вы будете замечать каждую неправильно лежащую вещь. Я понимаю, что говорю прописные истины. Но, как ни странно, именно они порою оказываются самым верным и быстродействующим лекарством.
Вспомните наши школьные годы, когда мы в субботник собирали металлолом. Сколько общения, радости! Собрались вместе, поработали, поболтали, и… возникло общение.
Не верю, когда говорят: мол, давайте показывать культурные программы по телевизору – и все станут общаться.
Нет! Необходим общий интерес.
Да, приборка в стране стоит огромных денег, но в результате оборачивается огромным неубывающим значением для народа. Мало того, это еще и воспитание в себе ощущения хозяина, воспитание чувства красоты. Самое страшное, что мы «принюхались» к этому смраду нашей жизни, а взгляд наш замылился, мы не замечаем мерзости запустения вокруг нас.
Привычка к гадости – вот что ужасно, когда гадость стала нашей естественной жизнью. Поверьте мне, я это чувствую как режиссер. (I, 92)
(2009)
Мы живем в грязной стране, в омерзительно грязной стране, с заваленными бутылками, бумагами, мерзостью лесами, стране с кошмарными дорогами и пустыми глазницами окон в заброшенных, умерших деревнях, где нет ни одного живого человека и все поля заросли бурьяном и подлеском. Мы живем в этой стране, и мы ничего не делаем для того, чтобы что-то изменить…
Мы не задумываемся о том, что нужно просто прибрать страну, и это должна быть государственная программа для страны, для партии «Единая Россия», если хотите, прибрать страну. Должна быть игра, должны быть вложены деньги. Позовите иностранных менеджеров, которые умеют организовывать серьезные большие игры, вложите в это деньги.
Человек бросил окурок в урну, к нему подошла телекамера: «Вы бросили окурок в урну – Вы выиграли три тысячи рублей». И по всем каналам это показать, а Вы не бросили – получите порицание. Я хочу, чтобы было понятно, это невозможно лозунгами решить. «Станьте нравственными людьми, уважающими свою Родину», – на это хочется сказать: «До свидания, съемка окончена, всем спасибо, особенно анестезиологу».
Мы не существуем в своей стране ответственно. Каждый из вас помнит, как мама заставляла раз в неделю, в месяц, в год убирать свою комнату. Убрав свою комнату, вы уже своим товарищам, по крайней мере, пять-шесть дней не давали там сорить, потому что вы потратили свой труд. «Ты чего делаешь, я мучился, а ты теперь тут бумажки бросаешь!»
Не дураки были при советской власти, когда организовывали БАМ, целину – это была единая объединяющая работа для нации, она отвлекала от каких-то проблем, она была идеологически выверена, за этим стояли огромные деньги, телевидение, все средства массовой информации.
Мы должны сегодня заняться очень простыми по смыслу, но очень сложными по организации вещами – мы должны прибрать в своей стране, фи-зи-чес-ки. Я уже не говорю о том, что это хороший бизнес, когда появятся тысячи заводов по переработке отходов по всей стране, когда откроются еще неведомые нам сегодня захоронения химических отравляющих веществ, когда найдутся трупы, которые милиция не может найти уже сорок лет, когда найдется многое из того, что потеряно.
У нас много земли… Огромная страна, неухоженная, и мы никакими лозунгами и никакими благими намерениями ничего не сделаем, если не выработаем государственную систему с серьезными вложениями для того, чтобы пусть через игру, через телевидение, через кнут и через пряник, заставить себя и других прибраться вокруг.
Уверяю вас, с этого момента дисциплина внутренняя, нравственная, историческая память, воля жить, все, что хотите, достоинство к нам придут. Но мы должны начинать с очень простых и ясных вещей на глобальном государственном уровне. (VIII, 3)
(2010)
Интервьюер: Пять лет тому назад Вы выступали на пленарном заседании XIII Международных Рождественских чтений. И Вы сказали следующее: «Через шестьдесят лет после окончания войны, когда проезжаешь по русским деревням, создается ощущение, что только окончилась Гражданская война. Как можно жить в том месте, которое ты не любишь настолько, что у тебя нет силы и воли привести его в порядок? Мы не народ – мы электорат, мы не страна – мы территория. Поэтому мне думается, что, если мы реально не посмотрим на себя со стороны и не ужаснемся тому, насколько мы теплохладны и равнодушны к самим себе, нам нечего ждать, чтобы нас уважали другие». Это было пять лет тому назад. Что-нибудь для Вас изменилось?
Повторяю слово в слово сегодня то, что сказал тогда. К огромному сожалению. Потому что кругом – мертвые деревни, заросшие поля. И это при нашем огромном желании, некоем пиаре того, что впереди у нас нанотехнологии, инновации и так далее, и так далее, и в каждую деревню придет Интернет… (Боюсь, что просто некуда будет приходить Интернету, потому что деревня умирает.)
Ведь, понимаете, земля согревает человека только тогда, когда он согревает ее. И это аксиома. Когда вы едете, проезжаете на поезде – посмотрите на полосу отчуждения. Зайдите в шлюз. Вы поднимаетесь, и что вместе с вами всплывает?.. Зайдите в любое место. Мы не ощущаем ценности того, чем владеем. Мы теплохладны, мы равнодушны, нас ничто не держит около земли. И если это будет продолжаться, мы потеряем не только уважение, мы потеряем страну. Потому что через какой-то момент люди, которые нас окружают, скажут: «Ребята, вы чего? Нам есть нечего, у нас масса народу. У вас столько земли. Чего вы там ничего не делаете? Дайте-ка мы за вас это сделаем». И сделают!
Я вам приведу потрясающий пример. В одной губернии заседание у губернатора идет, разбираются бумаги и проблемы. Из одного района приходит бумага о двадцати шести процентах безработицы. Какой кошмар! Все кивают головами: что делать? А следующая бумага оттуда же – просьба разрешить принять на работу молдаван. Ну вы понимаете?! Это значит не безработица, а просто не хотят работать. Просто не хотят! Поэтому я думаю, что здесь задача власти – на мой взгляд, повторяю, я могу тысячу раз ошибаться, – получается, именно в этом.
Когда читаешь различные ваши выступления, интервью, которые Вы даете, невозможно не почувствовать, что у Вас острое неприятие того, что сегодня происходит в России.
Это неверно.
Ну так получается. Вот посмотрите: «Если бы я был врагом России, я бы объявил ей войну и выиграл в три дня». Раз. Или: «Возникает общее ощущение безысходности. Нет радости, нет предвкушения будущего. От этого мало детей. Иногда я думаю: Господи, ну хоть бы мы вымерли все! Чем земля-то виновата? Пусть сюда придут шведы, китайцы, кто угодно». Это как? Было сказано сгоряча?
Нет! Я это говорю для того, чтобы пробудить и пробудиться самому.
Пробудиться?
Да! А Вы думаете, что мы другие? Вот я? Я такой же, к сожалению.
Знаете, кто-то из великих сказал: «До чего мы, русские, легко завоевываем пространства и как бездарно их используем!» Это проблема наша национальная, это проблема характера национального. Взглянем на теннисистов наших, которые замечательно поднялись в мире. При счете 5:1 в третьем решающем сете – игру «сливают». Это может быть с любым. Но к славянскому характеру это имеет прямое отношение. Мы должны научиться доводить дело до конца. Я как раз именно поэтому это и говорю. Потому что когда видишь это отсутствие воли жить…
Я как попка-дурак пытаюсь достучаться и объяснить: давайте приберемся в стране!.. (V, 24)
(2010)
Я с маниакальной настырностью продолжаю повторять: один стимул сегодня может быть для объединения, простой физический стимул – убраться в стране. У нас же нет ни времени, ни желания остановиться и просто посмотреть пристально вокруг.
Как говорят у нас в армии: «Оглянись вокруг себя, не е… ли кто тебя?»
Интервьюер: И как Вы представляете себе эту уборку?
Китайцы заставили свой народ истребить всех воробьев: люди какое-то время не давали им сесть, и они, полетав какое-то время, все попадали. Другой разговор, что после этого саранча налетела. Но это означает, что можно как-то кого-то объединить.
Большевики – идиоты были, что ли? Почему они отправляли людей на БАМ? Почему песни про целину пели?
Вы думаете, люди сейчас добровольно поедут на целину и будут петь про нее песни?
Нет, я так не говорил.
Как же они там окажутся?
Неужели Вы думаете, что в истории человеческой нет методов для того, чтобы люди куда-то поехали?
Вы имеете в виду насильственные методы, которые мы уже проходили?
Нет, почему?
А какие?
Разве насильственно Столыпин отправлял людей в Сибирь, давал им землю, давал беспроцентный кредит из Крестьянского банка? И население в стране прибавилось именно потому, что у них было ради чего жить. Сегодня по телевизору на одних каналах бесконечно показывают юмористические передачи, а на других – только мерзости жизни в отечестве, которые вызывают отторжение и разрывают ту связь, которая так или иначе должна у тебя быть со своей страной, потому что это – твои люди, это – твое, сволочь, это – ты!
Откуда в обществе апатия такая?
Да очень просто: от осознания того, что тебя презирают.
Наверное, для начала нужно, чтобы люди доверяли власти и были уверены, что их на этой целине не кинут. А сейчас такого доверия нет, а есть ощущение, что вертикаль власти превращается в пропасть между людьми и государством.
Молодец. Согласен.
Родной, но я же не говорю, что только свистни – все побегут. Если направить в это русло реальные усилия государства – тогда да. Но если к этому относиться как к блажи, как к маниловщине – тогда нет, конечно.
Эта программа должна быть разработана тончайшим образом.
Вы все это говорили Медведеву, Путину?
Я говорил всем и продолжаю говорить. Так случается, что рано или поздно то, что я пытаюсь донести, срабатывает…
И что Вам они ответили?
Пока эта идея воспринимается как художественный свист. Типа: парень нормальный, художник, чего с него взять?
А я-то знаю, что мы неминуемо к этому придем: нельзя жить в говне все время, ну нельзя.
А Вы не думаете, что люди не хотят убираться в стране потому, что понимают: после их уборки придет кто-нибудь другой и обязательно поломает их «снеговиков»?
Может, и так.
Знаешь замечательный анекдот? Рота идет по говну. Говно до горизонта. Дошли до горизонта – гора из говна. Перелезли. Вдруг поляна, солнце, птички, озеро, трава, цветы. Командир роты говорит: «Стой, раз-два. Вот наконец есть место, где посрать».
Вот это – мы.
И я говорю не про аккуратность и вылизанную чистоту западноевропейскую. В русских деревнях, в русских избах не было джакузи и мраморных туалетов, там скот в клетях был. И чтобы войти в дом, ты проходил через коз, свиней, лошадей. Но это не создавало ощущения мерзости. Человек мог быть с не до конца вымытыми руками, но не было запустения и неуважения к окружающему миру, в котором ты живешь.
Может, начать надо с того, что просто признаться во всех этих проблемах, а не заявлять постоянно о собственном величии?
Понимаешь, бить себя в грудь, что мы – великие, или бить себя в грудь, что мы – говно, это одно и то же. Надо не в грудь себя бить, а в эти две руки, которыми ты бьешь себя в грудь, взять лопату просто.
Надо заставить себя работать! (II, 64)
УДИВЛЕНИЕ
(2008)
Интервьюер: Чем сегодня по-настоящему можно Вас удивить? И вообще возможно ли?
Вы знаете, очень обидный вопрос. Вы меня считаете просто идиотом! Такое впечатление, что приехал какой-то надутый индюк, которого ничем не удивишь.
Тогда зачем со мной разговариваете?
Да меня всем можно удивить! Например, мне нравится ваша прическа.
Знаете, я очень хочу удивляться, мне нравится удивляться.
Другой разговор, что я часто натыкаюсь на то, что меня хотят удивить, а удивить не могут. А так им охота, прямо ужас. Чего только не делают: ягодицы показывают… Но меня это не удивляет, я это уже видел.
Много есть удивительного, причем в самых простых вещах. Я мечтаю удивиться чему-то, я испытываю потребность удивляться. (XV, 38)
УКРАИНА
Украинцы и русские
(2008)
Интервьюер: Как Вы относитесь к обязательному дублированию фильмов на украинский язык <на Украине>?
Когда мы летели сюда, в самолете было много украинских газет – и все на русском языке. Потому что там экономические, политические проблемы – не дай бог, не поймут те, у кого есть деньги. Зато все фильмы должны быть с украинскими субтитрами.
Это все лукавство! Ну куда мы друг от друга денемся?..
Возьмем простой пример: моргнет русский человек другому русскому человеку хитрым глазком – и все ясно. С иностранцем такое не получится. Но когда русский и украинец будут стоять на таможне в Бельгии и моргнут друг другу хитрым глазком – тоже все будет ясно! Хотя у них и разные паспорта.
Так что я думаю, единственная польза фильмов с украинскими субтитрами – в том, чтобы студенты, изучающие украинскую письменность, тренировались. (I, 130)
УЛЬЯНОВ МИХАИЛ
(1984)
Актер сам создает свой путь.
Есть артисты, которые пытаются каждой своей новой ролью отказываться от себя прежних, раздвинуть свой уровень. Желание разрушать только что созданное, нырять в совершенно неизведанное особенно остро я почувствовал у Михаила Ульянова в фильме «Без свидетелей».
Я знаю, что было с ним, видел, как он ломал себя, и не потому, что надо, а интересно, интересно! (I, 19)
(1984)
Мне нравится в Ульянове еще то, что он – не артист-«теоретик». Он не разводит турусы на колесах, не пристает к режиссеру с глупыми вопросами типа: «Ну хорошо, я здесь вхожу, а что я в это время думаю?» Он ловит задачу и сразу же предлагает: «Давай пробовать!» И начинает импровизировать, на что имеет право, ибо всегда является – как на съемку, так и на репетицию – в абсолютной творческой форме и импровизирует всегда по сути. (II, 7)
УЛЫБКА
(1983)
Уверен, что улыбка должна относиться и к тому, кто улыбается.
Человек, как мне кажется, имеет право на иронию по отношению к другим только в том случае, если умеет иронически посмотреть на себя самого. Только тогда улыбка не будет обижать. Только тогда она поможет спокойно оценить все обстоятельства и найти выход… (I, 17)
УНИЖЕНИЕ
(2011)
Вопрос: Я помню одну из программ НТВ – там Вы защищали некоего дагестанского солдата, сфотографированного на фоне наших русских солдат, у которых пеной для бритья на лбу было написано «Салам Даг». Что бы Вы сказали, если бы на этих фотографиях были изображены ваши близкие или дети?
Я не защищал этого солдата…
Я ужасно огорчился трагичности ситуации, при которой семь или восемь русских мальчиков могут позволить кому-то вот так их унизить. Это не защита этого солдата – это осуждение того, что исчезает дух в русской армии, дух русских мальчиков, которые могут позволить, чтобы вот так с ними поступали.
Другой разговор, как и что испытывает тот, кого так унижают.
Так что разговор был не о том, что я его защищаю. Но когда я вижу, что восемь человек, русских мальчиков, которые могут позволить с собой так поступать, называются солдатами, то у меня возникают очень серьезные опасения, что не все сегодня в нашей армии в порядке.
И разговор наш был именно об этом. (VI, 10)
УНЫНИЕ (1991)
Один из самых страшных смертных грехов в православии – это уныние и отчаяние.
Есть замечательная притча у Соловьева о двух отшельниках, пустившихся в загул. Один раскаялся и впал в отчаяние, месяц плакал и сгинул. Другой – сидит себе постукивает, работает, ремесло свое правит…
Так что раскаяние раскаиванием, но дело надо делать, господа! (I, 36)
(2009)
Интервьюер: Вы бывали когда-нибудь проигравшим, оказывались в нокдауне, в нокауте – так, что казалось, все, это уже конец?
Наверное, но понимаете…
Если ты не живешь надеждой, если не находишь в поражении основы для будущих побед, тогда это приговор, однако в православии уныние и отчаяние – смертные грехи, поэтому стараюсь им в этом смысле не поддаваться. (I, 137)
УСАДЬБА
(2009)
Интервьюер: Сейчас мы беседуем в вашей, как говорят ваши соратники, «усадьбе Михалкова» в Нижегородской области. В некоторых интервью, мне показалось, Вы несколько оправдываетесь за покупку земель здесь. Почему? Если бы купили виллу в Каннах или бунгало на Канарах, было бы привычней, менее бросалось в глаза?
Я не оправдываюсь, с чего Вы взяли?! Просто, когда мне говорят, что это стоило пятнадцать миллионов долларов, я отвечаю: «У меня таких денег нет и не было». Я сказал, что это ложь, вот и все.
Да и вообще, принцип покупки земель здесь был очень простой. Я понимал, что на Рублевке придется либо «зарываться в землю», либо «подниматься в небо», поскольку там уже нет простора. К тому же езда из Москвы сюда, на границу Владимирской и Нижегородской областей, занимает практически столько же времени, как поездка на Рублевку. Мне очень нравится здесь обустраиваться. Мне нравятся люди, которые здесь живут и работают. Товарищей, которые ко мне сюда приезжают, потом невозможно отсюда оттянуть за уши. Здесь замечательная атмосфера! Мы утеряли понимание того, что провинция – это всего-навсего удаленность от центра. Не понимаю, откуда в слове «провинциальный» взялся некий негативный оттенок.
У меня есть еще подобное хозяйство под Вологдой. Оно даже больше этого. Север – это совсем другое, не такое кудрявое, более суровое, но чистота, прозрачность невероятная!
Значит, неверно расхожее мнение, что, поселившись рядом с Волгой, Вы как бы доигрываете в жизни роль Паратова из «Жестокого романса»?
Неверно. Тем более что здесь все-таки не Волга, а Ока.
А Ока совсем другая! Ока с ее излучинами – это что-то есенинское. Когда я снимал здесь под Горбатовом «Сибирского цирюльника», потом вторую часть «Утомленных солнцем – 2: Цитадель», меня просто завораживал здешний поворот Оки в заходящем солнце. Это просто невероятно! Ощущение покоя, свободы и мощи! Это все очень мощно! Когда ты скачешь верхом по полям и понимаешь: все это твое!.. Не «твое», как собственника, а твое с точки зрения… Родины.
Вот ведь, стесняюсь сказать слово «Родина», до чего все докатилось!.. (XV, 44)
УСПЕХ
(2009)
Интервьюер: Успешность написана у Вас на лице – это роль или Вы действительно ощущаете себя абсолютно удачливым?
Сомнение, неудовлетворение от того, что что-либо недоделано, является все-таки основой для движения…
Думаю, что человек, который чувствует себя успешным, уже находится на пути к проигрышу, потому что достаточно ограничен и возможности его в результате тоже, увы, ограничены. (I, 137)
УСЫ
(1994)
Ну, здесь нет ничего особенного. Отец мой тоже носил усы.
Я хорошо помню, что однажды, когда он их сбрил, мама сказала, чтобы он не подходил к ней до тех пор, пока усы не отрастут…
Поэтому я их и не сбриваю.
Они мне не мешают.
И потом: я люблю хорошие запахи, и у меня парфюм отличный есть для усов… (I, 65)
(2010)
Сам не помню, когда я ими обзавелся. По-моему, на съемках «Красной палатки». И с тех пор – никогда не сбривал.
Без них холодно. Усы греют, другой причины их носить у меня нет… (XV, 46a)
УЧЕНИКИ
(2011)
Интервьюер: Кто ваши ученики? Планируете ли Вы открыть киношколу?
Один из самых ярких моих учеников Володя Хотиненко…
Я с определенного времени не веду курс, только читаю мастер-классы на Высших режиссерских курсах и мечтаю открыть свою актерско-режиссерскую академию; причем не для абитуриентов, а для людей, которые уже имеют опыт, для повышения мастерства.
Такой синтез…
Не просто отдельно актеры учатся, отдельно режиссеры, а все вместе, сразу – и операторы, и художники, и актеры; некая субстанция под названием «съемочная группа». Мне интересно воспитать творческую группу и наработать внутренние связи. (XV, 51)