Двое спартанских воинов подвели Тилона к сараю, похожему на скотный, и втолкнули внутрь с такой силой, что пленник, не удержавшись, упал на колени. Здесь было сыро и полутемно, пахло соломой и овечьим помётом.

Пока Тилон оглядывался, дверь за ним со стуком захлопнулась. Лязгнул засов.

– Здесь твой пост. Береги пленного как зеницу ока. Там, в сарае, опасный преступник, враг Спарты.

Как догадался Тилон, это сказал один из воинов подошедшему часовому.

– Не убежит, – произнёс часовой. При звуках его голоса сердце Тилона забилось. Ему почудилось… Нет, не может быть! Хотя, впрочем, что же тут невозможного?…

Переживания последних дней и часов вконец обессилили Тилона, хотя он и выделялся среди восставших силой и выносливостью. Он уже не слышал, о чём говорили с часовым воины, доставившие его сюда.

Тилон свалился на охапку сена и забылся тяжёлым сном. Когда он проснулся, стояла глубокая ночь.

Прильнув к узенькой щели в двери, он сумел увидеть лишь две-три звезды да узкий серп луны, повисшей над палаткой командующего. Часового рассмотреть не удалось, как Тилон ни старался. Видимо, тот пребывал в неподвижности, вне поля зрения Тилона.

Он прислушался: лагерь спартанцев опал.

Что ж, придётся рискнуть.

Тилон осторожно, одним пальцем постучал в дверную филёнку.

– Что тебе? – послышался недовольный голос часового.

Сомнений нет – это он!

– Филлион… – хрипло прошептал Тилон, припав к щели.

– Ты знаешь, как меня зовут? – удивился часовой. – Кто ты такой, пленник?

– Я Тилон.

– Тилон?…

Стукнул засов, и дверь отворилась. На пороге сарая выросла высокая фигура в коротком воинском плаще и боевых доспехах, облитая скудным лунным светом.

Несколько секунд оба стояли не двигаясь и жадно разглядывали друг друга. И впрямь вид у Тилона был плачевный. Однако Филлион, как истый спартанец, привык сдерживать свои чувства.

Они тут же, на пороге, обнялись, и Тилон, не сдержавшись, застонал: Филлион задел рану, которую нанёс ему ирен.

– Что с тобой? – тревожно спросил Филлион. – Ты ранен?

– Пустяки, – махнул рукой Тилон. – Теперь это уже не имеет значения. Лучше расскажи о себе. Как ты жил эти годы? Чего достиг? Чем занимался? Правда, о последнем можно догадаться, – щёлкнул он по щиту, издавшему в ответ мелодичный звон.

– Ты прав, догадаться нетрудно, – согласился Филлион, окидывая привычным взглядом свои доспехи, потускневшие и побитые в многочисленных стычках. – А долго рассказывать времени нет.

– Давай вкратце.

– Ну, если вкратце… После твоего бегства нас всех подвергли наказанию. Что ещё? Мне несколько раз довелось участвовать в криптиях – честное слово, никак нельзя было уклониться. Ты же знаешь, какая у нас дисциплина. Особенно свирепствовал ирен – он самолично погубил множество илотов.

– Негодяй… – процедил Тилон.

– Могу тебя порадовать: он погиб во вчерашнем бою. Мне рассказывали, что он вступил в стычку с каким-то бесноватым, а потом слепой Ликомед, вождь восставших крестьян…

– Этим бесноватым был я, – перебил Тилон.

– Ты?… А мне говорили, что это был великан чуть ли не двухметрового роста, вот с такими кулачищами. Но если это в самом деле был ты, то теперь тебе наверняка не миновать казни.

– Знаю, – спокойно сказал Тилон. – И знал, на что шёл, когда сражался рядом со здешними крестьянами, которые восстали.

– Ты должен бежать отсюда, Тилон, – прошептал Филлион. Я отпущу тебя.

– Не болтай глупости. Я знаю, сарай находится посреди спартанского лагеря. Видел, когда меня вели сюда. Лагерь огорожен. Отсюда и мышь не выскользнет, не то что человек.

Филлион промолчал, что-то обдумывая.

– Да, выбраться из лагеря непросто, – вздохнул он. – Ты прав, Тилон.

Произнеся эту фразу, Филлион резко повернулся и вышел, быстро, но без шума прикрыв за собой дверь.

«Ну, вот и все, – подумал Тилон, устало опускаясь на охапку соломы. – Филлион поступил правильно, я его не осуждаю. Разрешив мне бежать, он и меня не спасёт, и себя обречёт на смерть».

Тилон сидел погруженный в невесёлые размышления, когда снаружи послышались шаги: к сараю подошёл кто-то второй.

– Как проходит дежурство, Филлион? – спросил властный голос, по всей видимости, принадлежащий офицеру. – Пленник на месте?

– На месте. Где же ему ещё быть?

– Завтра перед экзекуцией его хочет допросить сам командующий. Уж не знаю, чем он так крепко насолил спартанцам… Ладно, дежурь, – спохватился офицер, поняв, что сболтнул лишнее. – Постой, постой! На тебе два плаща? Это ещё зачем?

– Замёрз немного. Ночи здесь холодные… – пробормотал Филлион,

– Да ты, оказывается, неженка, – с осуждением произнёс офицер. – Вроде и не спартанец. Ладно уж, не снимай… На рассвете тебя сменят.

Чёткие шаги офицера замерли в отдалении.

Спустя короткое время дверь в сарай, скрипнув, тихонько приоткрылась и в синем проёме показался Филлион. Он снял с себя второй плащ и бросил его Тилону, сказав:

– Надевай.

– Я не замёрз.

– Надевай, надевай! Вот тебе щит, вот палица, – продолжал Филлион. – Сейчас я выведу тебя за пределы лагеря, в таком виде тебя никто не узнает. Да бери, бери, у меня есть запасное оружие, я оставил его снаружи. Ну? Готов? Что же ты медлишь? Вот, теперь ты не пленник, а истый спартанский воин. Идём!

Однако Тилон не двинулся с места.

– Нет, я останусь, – покачал он головой. – И сброшу все это. Ты понимаешь, что тебе грозит?

– Ничего, придумаю что-нибудь, – деланно-беспечным тоном ответил Филлион.

– Тебя убьют.

– Да выкручусь я, клянусь Зевсом! – Филлион дёрнул его за руку, и они вышли из сарая. – Иди за мной, не отставая ни на шаг, – произнёс озабоченно Филлион. – Старайся не шуметь. Да, чуть не забыл, – добавил он еле слышным шёпотом. – Пароль на эту ночь: «Спарта превыше всего!»

– Спарта превыше всего… – одними губами повторил Тилон, спеша за Филлионом между спящих палаток.

Без всяких препятствий добрались они до ограждения. Сколоченное основательно, хотя и на живую нитку, оно охватывало спартанский лагерь.

Обстоятельства складывались удачно. Часовые, видимо, хорошо знали Филлиона. В то же время они и не догадывались, что он покинул пост часового, которым был поставлен на эту ночь.

Выслушав пароль, охранники молча распахнули бревенчатые ворота, ведущие из лагеря. Путь был свободен.

Приостановив шаг, Филлион громко проговорил, обращаясь к Тилону, так, чтобы его слышали часовые:

– Нигде не задерживайся. Сообщение передашь только начальнику соседнего лагеря. И учти: дело чрезвычайной важности. Идём, я немного провожу тебя до дороги.

Когда они отошли на достаточное расстояние, Тилон схватил Филлиона за руку и горячо произнёс:

– Бежим вместе!

Филлион покачал головой.

– Нам не по пути, – сказал он. – Что бы ни ждало меня, я не могу покинуть Спарту. Дома меня ждёт невеста, – добавил он после еле заметной паузы. – Но что я все о себе да о себе! – спохватился Филлион. – Ты-то как провёл все эти годы?…

Тилон бросил взгляд на восток, который приметно начал светлеть, и сказал:

– В двух словах об этом не расскажешь, а на много слов времени нет. Лучше скажи, ты ничего не знаешь о моих родителях?

Горло Тилона перехватило волнение. Этот вопрос жёг его с того самого момента, когда он угадал по голосу в часовом, поставленном у сарая, своего прежнего друга Филлиона. Но только сейчас Тилон решился задать этот вопрос.

– Года полтора назад был я в вашем селении, видел твоих родителей, – сказал Филлион. – Сильно постарели оба. Тоскуют по тебе, беспокоятся. Только и живы надеждой на твоё возвращение.

– В Спарту мне ходу нет.

– Нет, – согласился Филлион.

– Но, думаю, мне когда-нибудь удастся добиться этого права – вернуться на родину.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Филлион, но ответа не услышал. Он бросил взгляд на товарища. Лицо его в свете едва намечающегося рассвета было нахмурено, глаза, устремлённые вдаль, излучали непреклонную волю.

Они миновали колючие заросли терновника и вышли к глухой просёлочной дороге, по обочинам которой росли высокие травы. Оба, не сговариваясь, переглянулись – им одновременно припомнилась та далёкая дорога, по которой они, семилетние мальчишки, уходили в первый в своей жизни военный лагерь, предводительствуемые свирепым иреном.

Сделав несколько шагов по дороге, Филлион остановился.

– Что ж, давай прощаться, Тилон, – сказал он. – Вот-вот должна быть смена караула, мне нужно быть на месте.

Они снова по-братски обнялись, и глаза обоих влажно блеснули.

– Я никогда не забуду, что ты сделал для меня, – сказал Тилон.

– Не о чём говорить, – махнул рукой Филлион. – Ты на моём месте, думаю, сделал бы то же самое.

Мгновения бежали, а они все медлили расстаться.

– Если жив останусь, что дома сказать твоим родителям? спросил Филлион.

– Расскажи отцу и матери, что до тебя дошли достоверные слухи обо мне: мол, жив-здоров, все у меня в порядке. Денег накоплю – вернусь… Ну сам придумай что-нибудь, не умею я этого! – в отчаянии закончил Тилон.

Филлион кивнул.

– Свидимся ли ещё когда-нибудь? – донеслись до него издали последние слова Тилона.