Козы разбрелись по северному склону холма, выбирая между камней чахлую зелень, лишь кое-где пощажённую солнцем. Лето в этом году в Афинах выдалось жаркое – такого жаркого лета не помнят старожилы.

Хуже всего приходится земледельцам. Поля выгорают, несмотря на то, что рабы, выбиваясь из сил, день и ночь таскают глиняные сосуды с водой, стараются напоить растрескавшуюся землю. А вот виноградники сулят богатый урожай. Говорят, что вино, полученное из винограда, созревшего в такое вот жаркое лето, обладает особыми качествами и вкусом… Впрочем, вкус вина Тилона не интересует.

Размышления Тилона прервал бойкий козёл, который, пока Тилон отвлекался воспоминаниями, отделился от стада, тартар его ведает, каким образом перебрался через глубокий ров и теперь, воинственно тряся бородой, тыкался рогами в высокий плетень, обмазанный белой глиной.

Тыкался в плетень – только этого не хватало Тилону!

Хозяин огороженного участка – тёмная личность, о нём рассказывают в селении и в окрестностях всяческие небылицы. Толком его не видел никто, поскольку обитает он на отшибе и ведёт образ жизни затворника. Может, кто и видел этого человека – кто его знает? – но Тилону он не попадался ни разу. Да, честно говоря, Тилон и не жаждет встречи с ним: старики говорят, что человек из-за плетня знается с нечистой силой и может наслать порчу. А у Тилона здесь и своих неприятностей хватает…

Молодой человек вскочил на ноги и понёсся вниз. Ветки маслины хлестали его по лицу, крохотная полуденная тень, вся уместившаяся под ногами, прыгала словно облачко.

Кусты расступились, и впереди показалась разверстая пасть оврага. Его прорыл немолчный горный поток, который, перебирая тяжёлые, как жернова, валуны, стремился к морю.

Давно забытая страсть к прыжкам вспыхнула у Тилона. Это было как наваждение.

Молодой пастух долго не раздумывал. Прыгнуть! Снова ощутить себя в полёте, когда тело утрачивает вес, становясь удивительно гибким и послушным.

Тилон успел выбрать взглядом на самом краю оврага рыхлую плиту известняка, от которой можно было оттолкнуться в прыжке, гортанно крикнул и взвился в воздух. Потревоженные камни струйкой потекли вниз, туда, где царил вечный сырой полумрак. Третьего дня в ров сорвалась неосторожная коза, соблазнившаяся сочной травой. Бедное животное упало на острые каменья и успело проблеять лишь, несколько раз, пока поток тащил его вниз, к морю.

…Камешки не успели долететь и до середины, а Тилон был уже на другом берегу рва. Коснувшись ступнями земли, он покачнулся, и почва рванулись из-под ног. Нет, прыжок он рассчитал правильно, только силёнок не хватило. Или, может быть, уменья прыгать?… Да, в последние годы Тилон тренировался в прыжках все реже и реже. К чему? Все равно олимпийский рекорд он не побьёт – Тилон это давно уже понял. А без этого какой же смысл прыгать? Здесь, в забытой Зевсом деревушке, расположенной поодаль от великолепных Афин, жизнь его текла вяло и однообразно. Спасибо, что жители селения приютили его, ни о чём не расспрашивая, – им нужен был пастух.

Юноша был неразговорчив, согласился на ничтожную плату чего ещё желать? Никто не знал, откуда он пришёл в селение. Жители пожалели высокого худющего парня, который весь был в синяках и кровоподтёках и ходил, заметно приволакивая ногу. Крепко, видать, ему досталось!

Падая спиной в овраг, Тилон инстинктивно успел вцепиться обеими руками в колючий кустарник, которым ощетинился почти отвесный откос. Он изорвал ладони в кровь колючками, но всё же кое-как вырвался наверх.

Козёл, напуганный прыжком пастуха, прервал своё занятие и отвернулся от высокого забора. Тилон пинком отогнал его от ограды и без сил повалился в траву.

Только теперь, после счастливо пережитой опасности, он почувствовал испуг. Сердце тревожно заколотилось.

Пастух закусил травинку и, повернувшись на спину, уставился в бездонное, словно вылинявшее от жары, небо. Мысленно он снова и снова переживал ни с чем не сравнимое ощущение свободного полёта, которое человеку дано испытать только в прыжке.

Интересно, а на какое расстояние может прыгнуть самый сильный, самый ловкий эллин? Каков предел человеческим возможностям, положенный Зевсом-громовержцем? И существует ли он вообще, этот предел?! Сейчас, например, он прыгнул на тридцать дельфийских стоп!

Козёл, обиженно мекая, принялся спускаться по крутому склону оврага. Тилон повернулся на бок. Присмотревшись, он увидел внизу, в полутьме оврага, тонкое, освобождённое от веток и листвы деревце, которое кто-то заботливо перебросил через поток. Странно, подумал Тилон. Раньше он не видел этот импровизированный мостик, хотя все лето пасёт здесь стадо.

Покусывая травинку, Тилон наблюдал, как козёл прошёл по переброшенному через поток деревцу и вскарабкался на противоположный берег.

Юноша прикинул на глазок ширину оврага, и у него под ложечкой противно засосало. Неужели это он перепрыгнул?! Ай да Тилон! Да тут добрых тридцать пять стоп будет, не меньше. Расскажи такое в селении – не поверят, сочтут хвастуном вроде деда. Впрочем, он там почти и не разговаривает ни с кем…

Да, а прыжок что надо!

Тилон снова свалился на землю, без сил раскинув руки. Он чувствовал себя опустошённым. Немного отдохнув, поднялся и приготовился было спускаться к переправе – о том, чтобы совершить обратный прыжок, не могло быть и речи.

– Эй! – послышался позади оклик.

Тилон обернулся. Калитка в ограде была приоткрыта. В ней, как в раме, стоял невысокий коренастый человек с широкой окладистой бородой.

– Не уходи, юноша, – улыбнулся пожилой незнакомец, – мне надо с тобой поговорить.

Что-то в голосе незнакомца заставило Тилона остановиться, хотя он и не собирался этого делать. Несколько мгновений они пристально вглядывались друг в друга.

– Пелоп! – вызвалось у Тилона.

Человек грустно улыбнулся.

– Я знал, что мы встретимся, – просто сказал он и шагнул навстречу Тилону. Тот подбежал, и они обнялись.

– Трудно тебя узнать. Ты постарел, – сказал Тилон, когда они разжали объятия. – Вон и борода стала на три четверти белой.

– Да и ты сильно изменился, мальчик, – покачал головой бородач. – Годы бегут словно кони.

Они поговорили ещё немного, избегая расспрашивать друг друга о вещах важных.

– Где ты обитаешь? – спросил Пелоп озабоченно.

– Там, в селении, – махнул рукой, указывая, Тилон.

– За оврагом?

– Да.

Пелоп нахмурился.

– Там тебя не любят, – сказал Тилон. – Считают, что ты водишься с потусторонней силой, порчу на скот напускаешь…

– Тёмные люди, что с них возьмёшь? – пожал плечами Пелоп. – Надеюсь, ты не принадлежишь к ним?

– Нет.

– Ну и ладно, – улыбнулся Пелоп. – И довольно о пустяках. Я наблюдал за твоим прыжком. Ты прыгнул как бог.

Юноша потупился. Похвала его обрадовала, хотя и несколько обескуражила. Бог, как известно, не один, богов много. И потом, разве боги прыгают?…

– Только не заносись, – сказал Пелоп и положил ему руку на плечо. – Ты не один. Возможно, найдутся и другие прыгающие неплохо. До олимпийского рекорда тебе далеко.

– Знаю.

– У тебя фигура и ноги прирождённого прыгуна, – сказал Пелоп. – Если работать, ты мог бы кое-чего достичь. Помнишь, когда-то у костра я говорил тебе об этом?

– Пелоп, научи меня тайне прыжка! – вырвалось у Тилона.

– Вспомнил-таки.

– Научи, и я стану навсегда твоим рабом.

– Это лишнее. Но работать придётся много, малыш, очень много.

Пелоп называл Тилона малышом, хотя тот был на две головы выше его.

– Работы я не боюсь.

– Ладно, попробуем, – сказал Пелоп. – Но что же мы стоим на солнцепёке? Пойдём ко мне.

– У меня козы… – замялся Тилон.

– Твоё стадо постережет моя собака, – решил Пелоп. – Она превосходный пастух.

С этими словами он вошёл во двор, подошёл к собачьей будке и спустил пса с поводка, проговорив несколько слов на незнакомом Тилону языке.

Во внутреннем дворике было попрохладней, чем на открытой вершине холма.

Лозы гнулись под тяжестью гроздей хорошо ухоженного винограда.

– Сюда, – указал Пелоп.

Когда они входили в беседку, увитую зеленью, издалека, с вершины холма, донёсся собачий лай.

– Располагайся, – сказал Пелоп.

Тилон сел на скамью, облокотился на врытый в землю стол. Пелоп сел напротив.

– Знаешь, я все лето за тобой наблюдаю, – сказал Пелоп. Видел, как ты бегаешь и прыгаешь иногда там, на холме. Только выйти к тебе не решался – не рискую далеко удаляться от моей крепости, – усмехнулся он, указывая на высокую ограду. – Вот и пришлось ждать, когда ты окажешься близко, чтобы окликнуть тебя. Только вот не думал, что ты решишься перепрыгнуть через овраг, и позавчера ночью приготовил для тебя переправу. Видел?

– Да.

Они сидели разговаривали, и Тилону казалось, что он знает бородача сто лет. С ним он чувствовал себя спокойно и как-то надёжно, словно повстречал друга после многолетней разлуки. Впрочем, так оно и было.

– Ты говоришь как чужестранец, – сказал Тилон.

– Верно, я родом издалека. Из краёв, о которых вы, эллины, и понятия не имеете, – произнёс бородач. – Летом там жарко, как у вас, зато зимой… Зимой там царят такие жестокие морозы, что вода становится твёрдой как камень, а дождинки превращаются в белые хлопья, которые толстым ковром на целые месяцы покрывают землю.

Слушая рассказ Пелопа, Тилон постепенно осваивался. Несколько раз он с любопытством огляделся. На столе и вдоль стен беседки стояли приспособления и механизмы неизвестного назначения. Снова припомнились толки сельчан о странном человеке, который живёт за оградой и знается с нечистой силой.

Словно угадав его мысли, Пелоп взял со стола прибор, представлявший собой сложную систему рычагов и ремней.

– Это полиспаст, – сказал он. – Обычная штука. Полиспаст применяется в больших греческих тортах для разгрузки и погрузки судов.

– Я не бывал в больших портах.

– Побываешь.

Пелоп поставил полиспаст на место и взял со стола другой механизм.

– Это катапульта, – сказал он. – Тоже ничего таинственного. Служит для метания различных предметов. Она поможет тебе постичь тайну прыжка. Пойдём.

Они вышли во дворик, Пелоп поставил катапульту на утрамбованную площадку, свободную от травы. Сбоку на катапульте была прикреплена дощечка, вырезанная в форме полумесяца, по которой, как по шкале, можно было перемещать стрелку.

– Транспортир, – указал на дощечку со стрелкой Пелоп. Прибор для измерения углов.

– Углов?

– А ты изучал когда-нибудь геометрию?

Тилон покачал головой.

– Чему же тебя учили? – удивился Пелоп.

– Военному делу…

– Ладно, оставим это. Так вот, с помощью транспортира я могу задать любой угол, под которым вылетает предмет. Начнём с малого угла. Он называется острым… Погоди-ка, а писать-то ты хоть умеешь?

– Мне показывали когда-то буквы… – густо покраснел Тилон.

– Буквы потом, – решил Пелоп. – Гляди сюда. Я ставлю стрелку на пятнадцать градусов.

Затем Пелоп оттянул рычаг катапульты и заложил в его гнездо небольшой камешек, поднятый с земли.

– Наблюдай и запоминай, – приказал он и с этими словами отпустил рычаг.

Камешек, описав невысокую дугу, упал, не долетев до пустой собачьей будки.

– Подай-ка мне камень, – попросил Пелоп.

– Возьми другой.

– Нельзя. Нужно, чтобы бросаемый предмет обладал одним и тем же весом… Отметь место, где он упал!

Тилон провёл носком босой ноги чёрточку на том месте, где упал камешек, после чего вернул его Пелопу.

– Теперь увеличим угол выброса на пять градусов, – сказал тот и перевёл стрелку транспортира повыше. – Учти: сила, с которой вылетает камень, всё время остаётся постоянной.

Вылетевший из катапульты камень после второго броска упал немного дальше отметки, сделанной Тилоном.

– Понял! – сказал Тилон. – Чем больше угол вылета, тем дальше летит брошенный предмет.

Пелоп улыбнулся.

– Не совсем так, – сказал он. – Никогда не торопись с выводами, малыш.

И верно. Как вскоре убедился Тилон, камешек поначалу с увеличением угла падал дальше, но только до определённого предела. После этого, несмотря на то что бородач продолжал увеличивать угол вылета, камень начал падать все ближе и ближе.

– Запомни, – сказал Пелоп. – Камень летит дальше всего, если бросать его под углом сорок пять градусов к горизонту. А какая разница, камень или прыгун?

– Как просто! – вырвалось у Тилона.

– Это ещё не все. Главная тайна рекордного прыжка впереди. Тебе предстоит постигнуть многие премудрости, чтобы прыгнуть так, как никто из людей не прыгал.

Пелоп глянул на солнце.

– На сегодня хватит. Тебе пора возвращаться. Не проговорись в селении о том, что ты был тут и что видел. Они и так угрожают мне. До завтра, – заключил он.

– До завтра.

– И пожалуйста, не прыгай пока через овраг: твой прыжок несовершенен, можешь сломать ногу, а то и шею.

…На следующий день Тилон пришёл в домик Пелопа рано, как только пригнал стадо в ложбину за холмом. Перебрался по стволу через поток, толкнул калитку, которая оказалась незапертой. Дворик, если не считать пса, встретившего его дружелюбно, как старого знакомого, был пуст.

Тилон закрыл за собой калитку, сделал несколько шагов и огляделся, не зная, что делать.

Из двери дома вышла юная девушка, осторожно неся глиняную амфору – сосуд, разрисованный олимпийскими атлетами. Скользнула по Тилону взглядом и скрылась в беседке. Выйдя оттуда через минуту, она сделала Тилону знак, означающий приглашение войти.

– Здравствуй, – сказал Пелоп, сидевший за столом. – Рад, что мой первый и единственный ученик оказался таким прилежным. А я вот печаль в вине топлю, – щёлкнул он ногтем по сосуду, который ответил тонким мелодичным звоном.

Тилон сел на вчерашнее место.

– А скажи-ка мне, малыш, – неожиданно спросил Пелоп и хитро посмотрел на него, – тебе приходилось встречать молодого старика?

– Молодого старика? – переспросил Тилон и пожал плечами. – Нет, не приходилось.

– А злое дитя ты видел когда-нибудь?

– Дети добры. Разве бывает злое дитя? Ты разыгрываешь меня, – вспыхнул Тилон.

– Эге, дружок, тебе ещё предстоит набираться премудрости, – сказал старик, наливая из амфоры в чашу розовое вино. Беседка наполнилась терпким запахом.

– Был у меня знакомец в Афинах, – начал старик, пригубливая вино. – Один из немногих. Поэт и философ. Не знаю, жив ли он теперь… Это было давно, четырнадцать лет назад, как только я прибыл в Элладу. Вот послушай, что этот эллин сказал о вине.

Пелоп откинулся к стенке, увитой плющом, полузакрыл глаза и нараспев прочитал:

– В этих двух строчках, – продолжал старик, – система взглядов на мир, целая философия. Вдумайся: дитя – злое, старик – молодой… Единство противоположностей! В чём, в чём, а в философии вы, греки, сильны. И ещё в спорте.

В беседку вошла девушка, вытерла со стола пролитое вино. Тилон глянул на неё и покраснел.

– Не вздумай отвлекаться на глупости, – строго произнёс Пелоп. – До Олимпиады меньше двух лет, а работы у нас непочатый край.

Пелоп резко, расплескав через край почти полную чашу, отодвинул её, и они вышли из беседки.

– Сегодня будет прыгать не камешек, а ты, – сказал он. Отрабатывать стартовый угол прыжка. Не забыл, каким он должен быть?

– Помню.

Тилон прыгал до седьмого пота. Пелоп был безжалостен. Снова и снова заставлял он Тилона разгоняться и прыгать, измеряя каждый раз стартовый угол с помощью какой-то трубки, которую приставлял к глазу. В трубке поблёскивал выпуклый прозрачный камешек круглой формы, на который были нанесены деления.

Девушка – Тилон не знал даже её имени – смотрела на него, как ему казалось, с состраданием, не произнося ни слова.

– Никуда не годится, – ворчал Пелоп. – Вялый толчок. Ты спишь на старте! Прыгаешь под слишком малым углом. Сильнее отталкивайся в момент прыжка!

Тилон вытер мокрый лоб, разбежался и прыгнул.

Пелоп замерил длину прыжка.

– Ещё разок, – сказал он и взял Тилона за руку. – Кажется, я понял, почему у тебя не получается. Тридцать пять стоп – для тебя не результат.

– Разгоняться быстрее я не могу, – сказал Тилон, тяжело дыша.

– И не нужно. Прыгай круче!

– Как же я прыгну круче, если не могу разгоняться быстрее? – удивился Тилон.

– Запомни: стартовый угол определяется не скоростью разбега, а только силой, с которой атлет отталкивается от земли. Будем развивать мышцы ног!

Тилон тренировался до самого вечера и ушёл, лишь когда летнее солнце коснулось вершины холма. Все это время пёс старика верно нёс сторожевую службу.