Целенаправленная борьба с вражескими снайперами существенно помогла нашим частям.

Бывало и так, что снайперы, работавшие на чеченцев, обезвреживались не в результате спецопераций, а гибли в результате боевых действий.

…В одном из сражений в горном ущелье нашей части сильно досаждал вражеский снайпер, «свивший гнездо» за скалой. Он не боялся, что его засекут, полагая, что полностью неуязвим для наших пуль и снарядов. Увы, так оно и получалось.

По частым вспышкам стрелка засекли, однако достать никак не могли: гору не прошибешь.

Снайпер пользовался своим положением и, казалось, издевался. Меткими выстрелами он прижимал наших к земле, не давая поднять головы. Иногда даже палил короткими очередями, также исключительно меткими.

— Сущий дьявол, — сказал командир, опуская бинокль.

— Или дьяволица, — добавил заместитель.

— Ну, если ты белые колготки сквозь гору различаешь, значит, у тебя глаза рентгеновские, — заметил командир.

— Сужу не по колготкам.

— А по чему же?

— По меткости стрельбы.

— Да, жуткое дело… — вздохнул командир.

Они стояли за массивной тушей БТРа, следя за ходом сражения. Бой поначалу складывался для россиян благоприятно. Внезапно застигнутое в горах соединение боевиков было с ходу подвергнуто нападению. Теснимые террористы медленно, огрызаясь, отступали.

Боевики мародерствовали в долине, и генерал Матейченков отдал приказ обнаружить их, рассеять и, по возможности, уничтожить. Бандитов, однако, что-то спугнуло, а может, и сигнал тревожный поступил, и они потянулись в горы, где и были застигнуты.

Да, все у наших шло успешно до того мгновения, когда с одной из окрестных вершин, нависших над урочищем, не началась до жути меткая методичная стрельба. Укрыться от нее было невозможно. Как поется в одной старой песенке:

Мне сверху видно все,

Ты так и знай…

Погиб водитель одного из БТРов, попытавшийся выпрыгнуть из машины. Погиб лучший весельчак роты, гармонист, никогда не расстававшийся с баяном, — когда перебегал из укрытия в укрытие. Погибло еще несколько человек, которых не могли достать бандитские пули.

Боевики приободрились и перешли к более активным действиям. Из их стана все чаще доносилось повторяемое горным эхом:

— Аллах акбар!

Этим воплем сопровождался каждый удачный выстрел невидимого и неуязвимого снайпера.

— А говорят, один в поле не воин! — раздраженно сказал командир.

— Так то в поле, а у нас горы.

— Что делать будем?

— Выжидать…

— Этак он всех постепенно перестреляет.

— Рвануть вперед, в атаку?

— Чистое безумие. Нельзя эту заразу оставлять у себя в тылу. Окажемся между двух огней.

— Отступать?

— Тоже смерти подобно. Боевики нас сомнут, они только и ждут этого момента.

— Значит, надо снять снайпера.

— Легко сказать…

— Снять любой ценой!

— Ох, до чего не люблю я эти слова! «Любой ценой!» — поморщился командир. — Сидят у меня в печенках.

— А что делать?

— Кликнем добровольца.

— Пожалуй.

Уничтожить невидимого стрелка, несмотря на опасность задания, вызвалось сразу несколько человек. Командир остановил свой выбор на том, кто вызвался самым первым. Это был командир стрелкового взвода, юный розовощекий лейтенант. Его глаза с такой мольбой смотрели на командира, что отказать ему было невозможно.

— Ты хоть лазать по горам умеешь?

— Специальную тренировку проходил, — глаза лейтенанта радостно блеснули.

— В учебном лагере?

— Ну да.

— Так ты из отряда Забайкальского ОМОНа? — что-то припомнил командир.

— Участник легендарного похода по чеченским тылам, — добавил заместитель.

— Он самый, — расплылся в улыбке лейтенант. — К нам в лагерь сам генерал Матейченков приезжал, он после учений сказал, что я прирожденный альпинист. Посоветовал после войны всерьез заняться этим делом…

— Ну, ежели сам генерал Матейченков… — протянул командир. — Тогда тебе, товарищ лейтенант, и в самом деле отказать невозможно.

— Спасибо, товарищ майор!

— Стой! Куда ты бежишь поперед батька в пекло?

Заместитель грубовато добавил:

— Не спеши, без тебя похороны не начнутся.

— Повтори боевую задачу, лейтенант, — произнес командир.

— Уничтожить вражеского снайпера. Поднимусь вон по той стороне, там снег не такой глубокий. Обогну гору, залезу ему в тыл… И дальше, как учили.

— Гранату возьмешь? — спросил заместитель.

— Нет смысла. Я его из «калашникова» сниму, — уверенно произнес лейтенант, поправляя ремень куртки.

— Будешь выделяться на снегу, — недовольно поморщился командир. — Белый маскхалат надень.

— Я и сам так думал, спасибо, — кивнул розовощекий лейтенант, вчерашний выпускник училища.

— Так. Еще одно, — произнес озабоченно командир. — Давайте втроем прикинем наиболее безопасный маршрут наверх. Благо, карта — вот она, перед нами, — кивнул он на крутобокий, занесенный снегом склон горы.

Бой длился. Летели пули, посвистывали осколки, продолжал методично постреливать снайпер.

Лейтенант повернулся налево кругом.

— Стой! А как же твой автомат? — озабоченно произнес командир.

— А что?

— «Калашников» будет на снегу выделяться.

— Да. Не подумали мы, елки-палки, — сказал заместитель.

— А я его в белое полотенце заверну. Вафельное, — нашелся лейтенант. — Мама из дому прислала.

— Совсем еще сосунок, — заметил командир, когда доброволец отошел. — Несмотря на лейтенантские погоны.

— Такой сосунок иного старого вояки стоит, — возразил заместитель. — Я видел его в деле, да и ты тоже.

Командир вздохнул:

— Дай бог, чтобы вернулся.

Это было непередаваемое, ни с чем не сравнимое чувство — ощущать свою полную власть над этими маленькими фигурками, которые мельтешили глубоко внизу.

Она не поменяла бы это чувство ни на какое другое.

Прежде всего, она недосягаема ни для кого из противников. Даже обнаружить ее местоположение невозможно, разве что ночью — по мгновенной вспышке снайперской винтовки. Но сейчас день, и вспышку не заметишь, как ни старайся.

А винтовочка-то — просто чудо. Русские оружейники постарались, сами себя превзошли. Говорят, в Туле ее собирали. Чеченцы кучу денег за нее заплатили, но это уже ее, Роксоланы, не касается.

У нее другая работа, другая забота: отстреливать этих ненавистных русских, получая оплату с головы. Платят неплохо, а остальное ее не касается. Работа — не хуже другой. Кто посмеет ее упрекнуть? Собственно говоря, на то и война, чтобы убивали. А уж каким способом, как говорится, дело десятое.

Да ведь русские солдаты, положа руку на сердце, другой участи и не заслуживают. Ну кто их тащит сюда, на Кавказ? Почему не разрешить чеченцам жить самостоятельно, как они того желают?

Вот, скажем, Англия, сугубо капиталистическая страна, как учили в школе. Имела богатейшую колонию — Индию, которую называли жемчужиной британской короны, или что-то вроде этого… А чем дело-то кончилось? Захотела Индия самостоятельности и получила ее, только и делов.

Что же касается России…

Роксолана отбросила праздные мысли, перевела затвор и вгляделась в оптический прицел: ее внимание давно уже привлекали три фигурки, стоявшие за бронетранспортером — тени от них падали на дорогу, по ним можно было понять, чем занимаются эти люди. Она ждала, чтобы кто-то из них хоть на мгновение выдвинулся из-за укрытия, чтобы снять его. Судя по тому, как фигурки о чем-то совещались, это было начальство.

Никто, однако, не торопился высовываться, и внимание снайпера отвлеклось. А теперь вот, когда глянула — фигурок осталось две: одна, наиболее подвижная, успела-таки выскользнуть, пропала из поля зрения… Досадно.

Она громко, по-мужски выругалась — из всего русского Роксолана любила только мат.

А за что их, русских, любить?

Они всегда только и делали, что угнетали ее родную неньку — Украину. Лучших сынов убивали. Великого Кобзаря — Тараса Шевченко на каторгу сослали… Да мало ли чего еще натворили, пока Украина не сбросила цепи и стала незалежной.

Ничего, отольются волку овечьи слезки…

Теперь вот Украина и Чечне протянет братскую руку и поможет ей стать независимой.

Бой внизу то затихал, то разгорался с новой силой.

Роксолана выискивала добычу пожирнее, позаметнее. Главарь иногда давал надбавку, если убитым оказывался не солдат, а кто-нибудь рангом повыше.

Две фигурки все еще стояли за БТР.

У одного из них болтался на шее бинокль. Значит, важная птица. Может быть, даже командир отряда. Вот кого бы пришить — хорошую премию отхватить можно.

«Ну, выйди, выйди, миленький, — мысленно молила Роксолана, внезапно придя в хорошее настроение. — Выйди на крылечко, ты мое сердечко, без тебя тоскую я давно…»

Роксолане показалось, что обе фигурки смотрят в ее сторону.

Чепуха, они не могут знать, где она находится. Снайперская позиция замаскирована, а вспышек выстрелов днем не видно.

Догадались, вычислили? Нет, не под силу это русским недотепам.

Тень первой фигурки подняла бинокль, поднесла его к глазам и долго смотрела в ее сторону, затем на что-то указала рукой своему собеседнику.

Роксолана проследила за направлением его взгляда… и обмерла. Ей показалось, что по склону горы медленно, какими-то рывками перемещается в ее сторону… автомат. Да, автомат Калашникова, причем сам по себе.

Лейтенант был по-настоящему счастлив, когда выбор остановился на нем. Задание не показалось ему таким уж опасным, зато чертовски интересным. Такое увидишь только в кино — снять вражеского снайпера! Нет, он не был желторотым птенцом и знал цену жизни. Но хотелось испытать себя в настоящем деле, причем самостоятельно.

В уме уже складывались строчки письма, которое он напишет матери, когда вернется, выполнив задание…

Он опишет все по порядку.

Как, получив задание, пригибаясь, побежал к своему прикрытию, достал из сидора белое, как снег, не успевшее загрязниться полотенце, которое прислала она, мама.

Как надел белый маскхалат, затем тщательно завернул автомат в полотенце, затем, огибая поле сражения, двинулся в сторону горы, на вершине которой засел чеченский снайпер.

Подъем в гору происходил буднично, так что поначалу охотник даже несколько разочаровался. Шел пологий склон, ползти было легко. Снега было немного, из-за постоянных ветров он здесь не залеживался. Автомат, ничем не выделявшийся на снегу, почти не мешал.

Дальше, правда, дела пошли похуже.

Траектория, которую они наметили с командиром и его заместителем, шла по витку спирали, который уходил за гору — необходимо было выйти на снайпера с тыла.

Путь стал круче, и теперь каждый метр давался с трудом. Даже автомат, прежде такой легкий, начал наливаться тяжестью, черт бы его побрал. Кроме того, под снегом скрывались острые края мелких скал и обломков породы, они-то и донимали больше всего. Они царапали руки, разрывали в клочья одежду, даже прочные армейские ботинки раздирали. На локтях продралась куртка, локти были изранены и болели, несмотря на сильный мороз.

Подъем стал еще круче. Теперь он на каждом шагу цеплялся за стволы чахлых деревьев и облетевшего кустарника, часто и подолгу отдыхал, упав лицом в снег.

Отдышавшись, хватал ртом немного снега и жадно его глотал. Снег был чистейшей белизны и почему-то остро пах мороженым.

Начальник чеченского соединения ценил свою снайпершу и брал ее не на все операции, а только на самые ответственные. Платил он ей немало — хорошие стрелки были у чеченцев в цене, но он не жалел о затраченных деньгах, полагал, что они окупаются сторицей.

Молодая женщина сумела сразу поставить себя в отряде, к тому же и начальник ей покровительствовал. Она знала только свои служебные обязанности — и ничего более.

Одно время начальник испытывал было к ней влечение, однако сближения так и не произошло. Его притязания Роксолана встретила достаточно сдержанно.

Однажды (дело было после удачного набега на казачье поселение за Тереком) боевики устроили веселый сабантуй. Расположились с добычей в высокогорном ауле, пили и гуляли. Им было что отметить — вволю пограбили, захватили пленных, угнали скот, который по дороге тут же удачно продали.

Вечером, после умеренной попойки, начальник предложил Роксолане заглянуть к нему в гости, и сделал это достаточно недвусмысленно. Он занимал лучший в ауле дом, который ему уступил хозяин, перейдя на время в сарай.

— С ночевкой? — повторила Роксолана.

— Ну да. Дом слишком большой.

— И что?

— Боюсь спать один, — пошутил начальник.

Роксолана встретили шутку с каменным лицом:

— Это входит в мои обязанности?

— Нет.

— Значит, подлежит дополнительной оплате, — пожала плечами женщина.

Начальник заканчивал Сорбонну, поездил по белу свету, навидался всякого в том же Париже, но холодный цинизм снайперши его несколько удивил. Или это она специально надела такую маску, боясь пойти по рукам боевиков?

— Роксолана, а тебя интересует что-нибудь, кроме денег? — спросил он.

— Да.

— Что же именно?

— Еще большие деньги.

После этого короткого разговора приглашать Роксолану к себе ему расхотелось.

Дело в том, что незадолго перед этим у начальника с Роксоланой состоялся примечательный разговор, после которого он смотрел на нее как на чужого поля ягоду. Она превратилась для него в возможную постельную принадлежность — и только.

Несмотря на европейское образование и долгие годы, проведенные на западе, начальник в душе всегда оставался истинным мусульманином. Ни одна из других религий его не прельстила.

Таким он вернулся и в Чечню.

В его отряде украинка была единственным человеком чужой веры.

— Роксолана, — спросил он однажды. — Какому богу ты поклоняешься?

— Меня в церкви крестили.

— Значит, ты христианка?

— Выходит, так.

— И что дает тебе твоя вера?

— А что она должна давать?

— Бог должен помогать, когда он могущественен.

— Я у него ничего не прошу.

— Зря.

— Мне ничего не надо.

— Это неправильная постановка вопроса. Человек всегда нуждается в покровительстве бога.

— А если человек не получает его?

— Значит, его бог ничтожен.

— Извини, я не расположена к богословским спорам. Целый день сегодня торчала в снайперском гнезде, замерзла как собака. И ни одного оккупанта не подстрелила.

— Значит, слабый у тебя бог.

— Хорошо, пусть будет слабый.

— А нужен тебе слабый бог?

— Ах, так вот ты куда клонишь? — догадалась наконец Роксолана. — Хочешь склонить меня в свою веру?

— Никого я никуда не склоняю, — ответил чеченец. — Но мне бы хотелось, чтобы ты перешла в мусульманство.

— Мне это ни к чему.

— Посмотри, сколько твоих единоверцев переходит в мусульманство, — сказал начальник. — Причем они делают это добровольно.

— Сомневаюсь. Мне подруги говорили, что вы заставляете переходить в мусульманство русских солдат, попавших в плен, под страхом смерти…

— Тоже мне авторитет — подружки! Они приехали в Чечню только, чтобы заработать денег, и ничего о нашей жизни не знают.

— Нет, я в такие игры не играю, — решительно произнесла Роксолана.

— Тогда у нас ты не выдвинешься.

— А я и не собираюсь делать в Чечне карьеру. Заработаю немножко и домой вернусь.

— Хорошо. Вернешься на Украину и будешь там проповедовать учение Аллаха.

— Боюсь, получится иначе: вернусь домой и стану там всем чужой, — ответила Роксолана.

Так ни до чего и не договорились.

Украинка надолго запомнила этот разговор, запомнил его и начальник отряда. После чего последний заметно охладел к волоокой красавице, бывшей биатлонистке, однако продолжал ее высоко ценить за мастерство и выдержку в работе.

Этого сражения начальник отряда ожидал давно. Был у него человечек в русском штабе, который приторговывал, и не так, чтобы очень дорого, военными секретами.

Он выяснил, какая именно группировка пущена за ним по пятам, и решил имитировать поначалу полную растерянность, а затем повернуться к русским лицом и дать решающее сражение. Рассчитал он заранее и место, где, с учетом скорости передвижения своего и чужого отрядов, это столкновение должно было произойти.

В заранее разучиваемой пьесе важная роль отводилась и строптивой Роксолане.

Начальник на джипе-вездеходе приезжал в еще пустынную лощину, прикидывал, где и как будет разворачиваться театр военных действий. Что же касается снайпера — его особого оружия — то он присмотрел для Роксоланы гору, которая нависала над лощиной и была не очень удалена от главной сцены.

Не поленился начальник, слазал туда с ребятами. Хотя подъем оказался сложным, но место показалось идеальным для снайпера: и обзор великолепный, и защищенность от обстрела полная, даже нашлась небольшая естественная пещера в качестве укрытия. Обнаружить здесь снайпера сложно, а если случайно и обнаружат, пулей снизу его не достанешь, а забраться сюда не так-то просто, тем более — русскому, непривычному к горам.

Привезли сюда Роксолану, но она категорически отказалась лезть на гору.

— Я подписывала контракт на работу снайпера, а не альпиниста, — заявила снайперша, после того как, задрав голову, обозрела высоту и крутизну, которые предстояло преодолеть.

— Тогда будешь стрелять прямо отсюда, строптивая женщина! — повысил голос начальник. — Вот ляжешь за этим бугром и будешь палить.

— Буду, если прикажешь, почему бы и нет? — спокойно парировала она. — Тем более, это отвечает моему контракту: в боевых условиях исполнять все приказы начальника.

— Так и будет!

— Но смотри, чтобы не пожалеть. Меня обнаружат после первого же выстрела и тут же пришлепнут. В результате ты будешь в убытке, — заключила Роксолана.

— А ты?

— Я тоже, но это не меняет сути дела.

— Роксолана, не упрямься.

— Не полезу, и точка.

— Я доплачу тебе.

— Здоровье дороже баксов.

— Я приказываю!

— А ты знаешь, сколько весит моя чудо-винтовка, да еще со всеми оптическими прибамбасами?

— Винтовку тебе поднесут ребята.

Роксолана сощурилась:

— Может, они и меня поднесут?

— Не бывать такому.

— Ну, значит я остаюсь внизу. Ну что сверкаешь своими глазищами? Можешь меня расстрелять, пожалуйста, если твой Аллах разрешает.

— И расстреляю!

— Давай, — выпятила она грудь, и без того достаточно внушительную. — Но только такого классного снайпера тебе не найти.

— Дьявол, а не баба…

— Спасибо за комплимент.

Помощник начальника, наблюдавший за ходом дискуссии в почтительном отдалении, счел возможным вмешаться:

— А что, если вызвать вертолет?

— Вертолет?

— Ну да. Тогда мы сможем высадить снайпера прямо на вершину.

Действительно, такая простая мысль до сих пор никому не приходила в голову.

Это был выход, и начальник не преминул им воспользоваться.

Вызвали по мобильнику вертолет. Минут через пятнадцать он опустился на лощину, туда погрузили драгоценный груз в виде Роксоланы со всеми ее причиндалами, затем вертолет поднялся, завис над вершиной, и вот уже снайпер, напоследок проинструктированный начальником, на месте и надолго обустраивается в своем новом гнездышке.

Боевики снабдили девушку запасом продуктов, несколькими термосами с горячим кофе, боеприпасами и всем необходимым для долгого сидения на вершине.

Радости, конечно, в одиночном торчании на горе было мало, да и холодина собачья, несмотря на новомодную разрекламированную одежду из-за бугра, выполненную из термоткани. Но что делать? Такая работа. Роксолана это понимала и не сетовала на судьбу.

Таких денег, которые она здесь получает за месяц, на родной Киевщине ей за всю жизнь не заработать.

Руки лейтенанта, несмотря на надетые на них перчатки, давно потеряли чувствительность, и он опасался, как бы их не отморозить.

Снег был вездесущ. Он набивался в обувь, щекотал ноздри, даже каким-то образом оказывался за воротом.

Каждое движение карабкающегося в гору лейтенанта поднимало облачко невесомой и почти прозрачной снежной пыли, которая не спешила садиться.

Надоевший «калашников» казался непосильной обузой. Полотенце, превратившееся в набухшую от влаги белую тряпку, все время сползало, автомат приходилось снова и снова обертывать.

Ну ничего, скоро виток спирали выведет его в тыл, вне зоны видимости снайпера, там можно будет перевести дух и отбросить опасения. Там уж он отыграется за все свои добровольные мучения!..

Крутизна подъема внезапно резко увеличилась: это был небольшой, почти вертикальный участок, который снизу трудно было заметить. К счастью, на склоне торчало несколько голых кустов, которые могли помочь подъему.

Лейтенант немного передохнул, собрался с духом и двинулся на штурм неожиданного препятствия.

Каждый сантиметр давался с муками, но он упорно продвигался наверх. Перехватывал скользящие ветки, на которых образовалась наледь, чуток отдыхал, затем выдалбливал носком очередную ступеньку в снегу, после чего подтягивался.

Наконец крутая полоса закончилась, он с облегчением перевалился на более пологий склон и, уронив голову на снег, несколько минут отдыхал, закрыв глаза: их начало ломить от неистовой снежной белизны.

Отдохнув, открыл глаза. Автомат валялся рядом, а вот полотенце, белое полотенце? Его не было.

Лейтенант посмотрел вниз… и чуть не заплакал от досады. Подарок от мамы зацепился за колючки при подъеме и остался внизу…

Поразмыслив, он решил подниматься дальше без злополучного полотенца. Спускаться за ним не было сил, а до желанного поворота уже рукой подать — осталось всего ничего.

Между тем низкое зимнее солнце начало приметно склоняться к горизонту. Тени от редкого кустарника и деревьев, полузасыпанных снегом, удлинялись.

Лейтенант сильнее вдавливался в наст, опасаясь, чтобы его ненароком не выдала собственная тень. Только автомат он держал повыше, над настом, пуще всего опасаясь, что в ствол может ненароком попасть снег.