Погоня

Арбен стоял у садовой скамьи и наблюдал за шахматной партией, но мысли его витали далеко.

Из головы не выходил последний разговор с Ньюмором. Тот рассказывал, что в основу его изобретения, а оно может исцелить Арбена, положены элементарные частицы и античастицы, мельчайшие кирпичики, из которых построена наша Вселенная. Впоследствии изобретение Ньюмора должно спасти многих от всех недугов…

Сами по себе эти мельчайшие частички материи, как понял Арбен, величайший феномен природы. Ведь каждая такая частица, по словам Ньюмора, может обладать в принципе колоссальной энергией. С другой же стороны, энергия весома согласно известному уравнению Альберта Эйнштейна. И массу эту нетрудно вычислить, она равна энергии, делённой на квадрат скорости света. Больше энергия частицы – следовательно, больше её масса, это понятно каждому.

«Ну а если энергия частицы достаточно велика? – рассуждал взволнованный Арбен. – Такая частица может быть „заряжена“ огромной массой, равной массе земного шара, а то и десяти, сотни, тысячи планет!»

Когда такая, летящая с бешеной скоростью частица по какой-то причине прекратит свой бег, энергия её перейдёт в массу – родится новый мир. Может быть, планета, или целая планетная система, или звезда, или даже галактика. И родоначальницей галактики, можно сказать, её праматерью будет мельчайшая частичка, которую не увидишь даже в электронный микроскоп!

Быть может, Ньюмор высмеял бы эти рассуждения и выводы. Арбен был не в ладах с физикой, но грандиозные картины рождения новых миров из микрочастиц поразили и пленили его легко воспламеняющееся воображение. Выходит, думал Арбен, исчезнув в результате космической катастрофы, наш мир может возродиться в другом уголке Вселенной? Выходит, смерти нет?!

Арбен почувствовал привычное волнение, предшествующее импровизации. Он смотрел на шахматную доску, на захватанные пластмассовые фигурки, ведущие между собой, как и люди, извечную борьбу, и в голове рождались строки, навеянные разговором с Ньюмором:

Мир жил привычной жизнью, но однажды С другим столкнулся И мгновенным солнцем Отметил место гибели своей. Частицы фантастических энергий, Нырнувшие в бесстрастное пространство, — Вот что от мира гордого осталось. Но он не умер! Канули века, Всплыла навстречу новая туманность, Бессонный бег замедлили осколки — И превратились в новые миры. Так исчезает мир, чтоб вновь родиться, Родиться – из космической частицы.

Закончив мысленно последнюю строчку, Арбен глубоко вздохнул, словно пробуждаясь от сна, пригладил ладонью растрёпанные волосы.

А вот и Линда!

Девушка ещё издали помахала ему рукой, и Арбен, выбравшись из толпы болельщиков, пошёл ей навстречу.

– Что у тебя с рукой? Почему повязка? – спросила Линда, когда они двинулись в боковую аллею, где находилась «их беседка», раз и навсегда облюбованная молодыми людьми.

– Поранился, – нехотя ответил Арбен и отвёл взгляд в сторону.

– Сильно? – встревожилась Линда.

– Пустяки.

– В Уэстерне?

– Да.

Ажурная беседка оказалась свободной, и они выбрали солнечную сторону, ловя последние лучи уходящего лета.

Линда с тревогой посмотрела на его осунувшееся, скорбное лицо.

– У тебя неприятности?

– Неприятности – моё обычное состояние, – ответил Арбен со слабой улыбкой.

Линда поправила на коленях сумочку.

– Ты не потеряла записную книжку?

– С чего ты взял?

– Просто так, пришло в голову… Не хотелось бы, чтобы её читали чужие.

Они помолчали, глядя на ребятишек, которые водили хороводы вокруг одиноко стоящего клёна.

– Послушай, Линда, что бы ты сказала, если я… исчез? проговорил Арбен.

– Исчез? – не поняла Линда.

– Да.

– Ты уезжаешь?

Арбен покачал головой.

– Не то, цыганочка. Вообще-то я и рад бы, но от себя ведь не уедешь. Нет, я о другом. Что, если бы я совсем исчез? Ну, как говорится, растворился в небытии?

– Брось говорить загадками, Арби, – попросила не на шутку встревоженная Линда.

– Я говорю по существу.

– Как ты смеешь! – выпалила Линда и схватила Арбена за руку. – Я понимаю, тебе сейчас плохо. Но все равно это великий грех…

– Я не собираюсь впадать в грех.

– Я тебя поняла, Арби. Ты решил покончить с собой. Разве ты не знаешь, что жизнь дарована нам…

– Успокойся, – перебил Арбен. – Я вовсе не помышляю о самоубийстве.

– Ну, тогда выкладывай, что ты задумал, – приказала Линда.

Арбен замялся.

– Ну?

– Видишь ли, ансамбль микрочастиц, которые расположены в определённом порядке…

Линду осенило:

– Тебе предлагают опасную работу?

– Вроде того.

– И нельзя отказаться?

– Можно.

– Тогда откажись, Арби. – Линда пристально глядела на него:

Мимо беседки проехал на автокаре мороженщик. Арбен проводил машину взглядом.

– То, о чём идёт речь, очень важно для меня, – произнёс он, когда пёстрый, сплошь оклеенный рекламными листами автокар скрылся за поворотом. – Жажда познания превыше всего!

– Говори яснее, Арби.

– Поверь, цыганочка, я не могу все сейчас сказать тебе, но если дело выгорит, будет отлично.

– В твоём нынешнем состоянии ты не можешь браться за опасное дело.

– Именно в моём состоянии это необходимо.

– И ты можешь в результате, как это ты говоришь… исчезнуть?

– Это в худшем случае.

– А в лучшем?

– В лучшем – я открою новый мир… Я хочу подготовить себя к героическому полёту…

– Так и говори! Ох, и путаник же ты, Арби! Исчезну, исчезну!.. Ты задумал сделать себе пластическую операцию? Угадала? Признавайся!

– Пластическая операция, – медленно повторил Арбен, отвечая каким-то своим мыслям. – Пожалуй, верно. Только не лица, а души.

– Ты говоришь загадками, как Ньюмор.

– При чём здесь Ньюмор? – вдруг закричал Арбен, да так, что девушка вздрогнула.

– Тихо, Арби, милый, – испуганно произнесла Линда. – Я не думала тебя обидеть.

Он успокоился так же неожиданно, как вспылил. Он сидел вялый, поникший, безвольный. «Словно обречённый», – подумала Линда.

– Сыграем? – предложила она, чтобы отвлечь Арбена от неприятных мыслей.

– Давай, цыганочка, – оживился Арбен. – Я сегодня в форме. Придумывай тему.

Игра состояла в том, что Линда задавала тему, а Арбен тут же импровизировал.

Девушка задумалась.

– Осень, – сказала она. – Мне сейчас привиделось: осень это я. Бреду по дорогам, из рощи в рощу, из города в город, смотрю в небо, затянутое тучами, осыпаю с деревьев пожелтевшие листья, стучусь в дома и говорю: люди, готовьтесь к зиме, холоду, снегу. Зима будет суровой… Не все переживут её. Я бреду босая, ноги мои изранены, и мне зябко… – повела Линда плечами. – Бреду – и нет конца моему пути…

– Хорошо! – жестом остановил её Арбен и потёр лоб, сосредоточиваясь.

Знакомое сладкое и тревожное чувство, испытанное полчаса назад, снова охватило его, и он медленно начал:

Босоногая осень брела по болотам, Оставляла слезинки на травах колючих И стояла подолгу, следя за полётом Улетающих птиц и скучающих тучек. Зябко кутала белые плечи в туманы, Понапрасну стучалась в холодные зданья И смотрела на горы, леса и поляны, Опалённые кротким огнём увяданья. А ночами украдкой она уходила От тропинок подальше, в тягучую роздымь, И, вздыхая от жажды, до света ловила Запрокинутым ртом водянистые звезды.

– Молодец, Арбен. – Линда поцеловала его.

– Придумай ещё тему.

– Не надо, – встревожилась Линда.

– Я прошу тебя, Рыжик, – настаивал Арбен. – Я чувствую такой прилив сил, что готов мир перевернуть, как Архимед. Только дай мне точку опоры. Ну?…

– Ты губишь себя.

– Линда!

– Ладно, – сдалась девушка. – Только сочини немного, строчки четыре, не больше.

– Я жду.

– Помнишь, как ты в прошлый раз провожал меня домой? Мы стояли подле парадного, над крышей висела луна, а потом на луну набежала небольшая тучка и закрыла её середину, и ты сказал, что…

– Луна напоминает баранку.

– А потом на карнизе дома появилась кошка, – продолжала девушка. – Пушистая-пушистая. Она шла медленно и обнюхивала карниз. А потом остановилась и посмотрела на нас. Помнишь, что ты сказал?

– Что кошка – это не кошка, а житель чужой планеты, который впервые увидел землян.

– На всю эту картину тебе даётся четыре строки.

– Рифмы должны быть?

– Желательно.

Арбен сцепил пальцы рук, задумался, и прочитал чуть нараспев, подражая пастору методистской церкви:

Дремлет лунная баранка, И, с презреньем глядя вниз, Кошка-инопланетянка Дегустирует карниз.

– Браво, Арби, – не удержавшись, Линда несколько раз хлопнула в ладоши. – Ты сегодня превзошёл себя.

«А Линда права, – подумал Арбен, чувствуя, как возбуждение сменяется глубокой апатией. – Мне сегодня предстоит бессонная ночь, полная кошмаров. Ну и ладно! Может, я импровизировал сегодня в последний раз? Вдруг этот дар небес исчезнет, когда Ньюмор начнёт осуществлять свой проект?…»

Мимо беседки прошёл пожилой оборванец с остановившимся взглядом и подозрительной картонной коробкой в руках.

– Похож на того старика, правда? – произнесла Линда, разорвав тягостную паузу, когда они оба проводили взглядом оборванца.

– Какого старика?

– Ну, того… Который в картинной галерее… – сбивчиво пояснила Линда.

– Ещё бы не помнить, – оживился Арбен, мрачно усмехнувшись. – Мечтатель!..

Прошлой весной они с Линдой решили осуществить давнишнее желание, сходить в национальную картинную галерею. Долго ходили по тихим залам, скучали. Посетителей было немного, да и те какие-то сонные, вялые. Словно вываренные, определила Линда. А потом набрели на комнату, где были выставлены полотна знаменитого старинного художника, лишь недавно попавшие сюда по завещанию из какой-то частной коллекции. Внимание их привлекла картина в скудно освещённом углу. Пыльная, тяжёлая рама, смутное полотно. Старик куда-то спешит…

Они сидели в беседке до самой темноты. Арбен все оттягивал минуту расставания, словно видел девушку в последний раз.

Вдоль аллеи зажглись фонари, похожие на жёлтые одуванчики, гуляющих становилось все меньше: каждому в городе было известно, что в позднее время в парке прогуливаться небезопасно.

– Пойдём, – сказала Линда.

– Погоди немного, – удержал её за руку Арбен.

– А если бандиты?

– Через несколько дней, возможно, я буду сильнее всех в этом городе, – произнёс Арбен не то в шутку, не то всерьёз. – Тогда я любых бандитов смогу расшвырять, как котят. Что ты скажешь на это, цыганочка?

– Туман, мистика… То ты исчезнешь, то изменишься, то станешь сильнее всех. Как это все понимать?

– Не могу я сейчас сказать тебе всего, цыганочка, – помрачнел Арбен.

Линда сгорала от любопытства, но чувствовала, что расспрашивать Арбена не следует. Если б хотел и мог – сам рассказал бы.

Из полутёмной глубины аллеи показалась маленькая фигурка. Это был мальчуган. Можно было подумать, что мальчик заблудился, не держись он уверенно и спокойно. Видимо, просто возвращался с прогулки домой, оставленный без присмотра беспечными родителями.

Под фонарём близ беседки мальчик остановился и принялся надувать воздушный шарик. Лёгкая оболочка быстро наполнилась воздухом, вскоре на ней во всю рожицу улыбался оранжевый паяц с огромными ушами.

Закончив свой труд, мальчуган несколько раз подбросил шарик вверх, словно волейбольный мяч. Шар опускался медленно, как бы нехотя.

«Так, наверно, играют в мяч на космическом корабле, в условиях невесомости», – подумала Линда. В космосе она ещё ни разу не бывала: летать в Пространство простой продавщице не по карману, даже если она работает в таком шикарном универмаге, как ВДВ…

Забава мальчика кончилась неудачно. Он успел сделать всего несколько шагов, когда импровизированный мяч опустился на кустарник и испустил дух, наткнувшись на что-то острое.

Лёгкий хлопок – и шара как не бывало. Быстро съёжившись, исчез улыбающийся паяц.

Линда прошептала:

– Паяц погиб.

Огорчённый мальчуган повертел в руках лоскуток – все, что осталось от шарика, безуспешно попытался надуть его, затем отшвырнул негодную игрушку в сторону, за кусты, и двинулся дальше, вскоре скрывшись за поворотом аллеи.

Шар, которым играл мальчик, всколыхнул в душе Линды давнее детское воспоминание.

Когда мальчуган исчез, Арбен вдруг попросил у Линды записную книжку и, быстро листая, раскрыл её на чистой странице. Он написал что-то, зачеркнул, вывел снова. Фонарь близ беседки давал скудное освещение, поэтому Арбен низко склонился над книжкой.

Писал он долго.

Линда отчаянно продрогла, но боялась произнести слово, чтобы не помешать Арбену. Она лишь молча посматривала на его хмурый лоб и плотно сжатые губы.

Аллея уже совершенно опустела, когда Арбен поставил наконец точку, закрыл записную книжку и протянул её Линде, негромко сказав:

– Я теперь словно мяч, из которого выпущен воздух.

Девушка сделала попытку раскрыть книжку, Арбен остановил её:

– Не сейчас, Линда. Дома прочтёшь.

Они пошли к выходу.

Сегодняшнее свидание оставило в душе девушки неприятный тревожный осадок, его не смогло снять даже искусство Арбена в импровизации, неизменно поражавшее Линду.

У входа из парка змеилась бесконечно бегущая лента; спина её, истоптанная тысячами ног, лоснилась в свете мерцающих панелей.

Линда предложила:

– Пойдём на подземку?

– Ненавижу лезть под землю, – пробурчал Арбен. – А ты что, замёрзла?

– Нет, ничего, – ответила Линда, у которой зуб на зуб не попадал.

Едва молодые люди ступили на ленту, осенний ветер набросился на них с удвоенной яростью.

Арбен снял куртку и накинул её на плечи девушки.

Улицы, по которым они проносились, были безлюдны: здесь, вдали от центра, город, населённый трудящимся людом, засыпал рано.

– Город вымер, – нарушил долгую паузу Арбен.

– Окна светятся, – возразила Линда.

– Ну и что? Панели остались гореть, – упрямо мотнул головой Арбен.

– Ты слишком мрачно настроен… Даже не рассказал мне про свой день.

– Нечего рассказывать.

– Как ты поранил руку?

Арбен буркнул:

– Расскажу в другой раз.

Линда согрелась под курткой Арбена, и настроение её немного улучшилось,

– Когда теперь увидимся, Арби? – спросила она. – Завтра понедельник, и я могла бы отпроситься пораньше.

– Не знаю, как теперь у меня сложится, цыганочка… Всё зависит от того, как пойдёт новое дело, о котором я тебе говорил, – сказал Арбен.

Когда они прощались, Линда спросила:

– У тебя теперь совсем не будет свободного времени?

– Пока не знаю. По видеофону договоримся, – ответил Арбен, голос его звучал глухо.

Придя домой, Линда села в качалку, зажгла торшер и вытащила из сумочки записную книжку.

Поначалу от внезапно подступившего волнения девушка не могла ни слова разобрать из того, что написал Арбен, – у неё почему-то внезапно мелькнула мысль, что это последняя его записка, нечто вроде завещания, и что они никогда больше не увидятся. Наконец, продираясь сквозь частокол зачёркнутых строк и фраз, слово за словом она прочитала:

Разбегались галактики, тлели светила, Словно угли в жаровне под жарким дыханьем, Было утро вселенной, и мир расширялся, И летели гонцы на восток, и на запад, И на юг, и на север, И звёздные зовы Вдаль манили, И не было свету предела.

Линда задумалась. Записная книжка соскользнула на пол, но она не стала за ней нагибаться.

Что он задумал, непутёвый Арбен? Почему так рассердился, когда она невзначай упомянула Ньюмора? Ревнует? Чепуха. Арбен ведь знает, что она и Ньюмор – друзья детства, что между ними ничего не было, да и не могло быть, настолько они разные.

Хотелось есть, но Линда чувствовала себя настолько усталой и разбитой, что не было даже сил подняться, чтобы пойти на кухню и приготовить себе что-нибудь.

«Я чувствую себя совсем разбитой», – сказала чашка, упав с полки, – припомнила Линда слова Ньюмора, которые тот произнёс по поводу разбитой некогда чашки саксонского фарфора.

Вот и она сейчас чувствовала себя такой же разбитой.

«Отдохну немного, потом встану и поем», – подумала Линда сквозь тяжёлую дрёму.

Она так и уснула в кресле. В эту ночь ей приснился паяц, который улыбался с воздушного шарика.

Валы накатывались издалека. Казалось, они выбегали из-за линии горизонта, подсвеченной солнцем, которое только что погрузилось в океан. Крохотный скалистый атолл дрожал от ударов. Арбен стоял, прислонившись к единственной пальме, оживлявшей красноватую почву. Ветер трепал серую куртку Арбена, торопливо перебирал вечнозелёные листья высоко над его головой и бежал дальше, в просторы Атлантики.

В однообразном движении волн было что-то успокаивающее. Так и стоял бы на каменистом клочке земли, наблюдая раскованную стихию. Хорошо, что на свете есть сферофильмы, позволяющие хотя бы на время оживить прошлое, пусть даже его маленькую частичку, молекулу. Что может быть лучше, чем забыть настоящее, полностью отключиться от него – пусть всего на часок – и не думать ни о чём, совершенно ни о чём…

Месяц блаженства кончился. Месяц, заранее отмеренный Ньюмором. Может, Ньюм ошибся и преуменьшил срок? Вряд ли. Ньюмор вообще ошибается редко. Неужели прошёл уже целый месяц со времени памятного разговора с Линдой в беседке парка? Тогда он ничего не боялся.

Впрочем, и теперь нет ничего страшного. Надо только быть смелым. Как это сказал Ньюмор? «Альва глуп, и обмануть его ничего не стоит. Надо только каждую минуту помнить об Альве – в этом весь фокус».

Арбен не сразу согласился на необычное предложение Ньюмора. Он долго колебался, но сказал «да». Опыты в отделе, которым Арбен руководил, уже долгое время не ладились. Он нервничал, и все валилось из рук. Со всех сторон подступали неприятности, крупные и мелкие. Он вывел из строя дорогостоящий интегратор и окончательно поссорился с шефом. Вообще оказалось, что старик Вальнертон настроен против него. Друзья Арбена говорили, что большинство его неприятностей следствие скверного характера. Сам Арбен вычитал в медицинском справочнике, что подчас скверным характером называют расстроенные нервы. Но когда он рассказал об этом Ньюмору, тот все по обыкновению обратил в шутку.

– Значит, ты предпочитаешь врачам медицинские справочники? – спросил он Арбена.

– Что же тут плохого?

– И лечишься по справочникам?

Арбен кивнул.

– В таком случае ты рискуешь умереть от опечатки, – рассмеялся Ньюмор.

– Не все ли равно, от чего умереть? – пожал плечами Арбен. Он явно кривил душой…

Может быть, правы были друзья, может быть, справочник это, собственно, мало что меняло…

…В тропиках ночь наступает быстро. Ещё минуту назад можно было свободно разобрать любой мелкий шрифт, и вот уже тени выползли из-за скал, перечеркнули лагуну, вытянулись, поглощая друг друга, и наконец сомкнулись. Из-за мыса показалась еле различимая туземная пирога, и мириады фосфоресцирующих точек заплясали на волнах.

Через несколько мгновений призрачно засветилась панель, включённая автоматом. Из небытия, из мрака медленно выступили стены. Арбену показалось, что они сдвинулись больше, чем надо. Но он понимал, что просто комната слишком мала, стандартная комната стандартного дома: станет Уэстерн раскошеливаться для своих служащих!..

Ствол пальмы оказался спинкой кресла.

Арбен вздохнул как человек, которого разбудили. Он посмотрел на часы, хотя и так знал время: половина одиннадцатого.

Пожалуй, хорошо, что он решил с утра отпроситься у начальства и весь день высидеть дома. Безопасней во всяком случае, хотя каждый день не станешь отпрашиваться. Итак, скоро закончится первый день нового существования.

Обстановка в комнате спартанской простотой напоминала кабину космического корабля четвёртого класса: ничего лишнего. Но инженера Арбена она устраивала. Подвесная койка, письменный стол, чертёжный комбайн, кресло – что ещё надо? Зато из большого окна – правда, единственного – открывался великолепный вид на владения Уэстерна. Пейзаж был похож на картинку, виденную Арбеном в детстве. Кажется, это была иллюстрация к какому-то научно-фантастическому роману, писанному в дни, когда нога человека не ступила даже на Луну. Художник попытался представить будущий лунный город. Ему нечего было лететь на Луну: и на Земле, как выяснилось, оказалось достаточно места для фантастики, самой светлой. Ажурные башни космосвязи, уходящие за облака, перемежались разноцветными куполами, в разные стороны бежали ленты тротуаров, окаймлённые светящимися линиями безопасности, над узкими полосками тротуаров нависали киберконструкции, рядом с которыми допотопные чудовища показались бы игрушками для младенцев. А полигон для испытания белковых систем, выращенных компанией! Когда-то любимым развлечением Арбена было наблюдать в подзорную трубу за вольтами и курбетами смешных уродцев, хотя он знал, что подобное занятие не поощряется начальством.

Однажды Ньюмор зашёл к Арбену в гости.

– Гляди, какой вид – прелесть! – сказал Арбен, когда Ньюмор подошёл к окну. – Нравится? Урбанизация в последней степени.

– Изыски архитектора. – Ньюмор пожал плечами.

И всё-таки Арбен любил в свободное время глядеть из окна, правда, без подзорной трубы. Арбен достоял немного, глядя на жёлтый прозрачный пластик, поблёскивающий в свете панели. Он всё ещё находился под действием сферофильма. Арбен снял его позапрошлым летом на Атлантике, где проводил отпуск. Блаженное время.

Когда Арбен отвернулся от занавешенного окна, слепое око видеофона напомнило инженеру, что он сегодня не виделся с Линдой. Позвонить? А не поздно ли? Арбен заколебался, затем все же подошёл к аппарату и набрал на диске номер.

Линда, казалось, ждала его.

– Похвально, что ты всё же решился позвонить, – Она поправила рыжий локон.

– Понимаешь, я сегодня был занят… – неопределённо начал Арбен.

– Чем это? – прищурилась Линда.

– Так… Для отдела… кое-какие расчёты потребовались…

Он умолк.

– А, ясно. Снова тайны.

– Линда…

– Ладно, ладно. Я не посягаю на секреты Уэстерна. Итак, ты решил всё-таки извиниться?

– Перед кем?

– Наверно, передо мной.

– Но я же говорю, что целый день…

– Да, усвоила, был занят и потому не покидал территории Уэстерна. Ты это хотел сказать?

Арбен кивнул.

– Видно, ты сильно переутомился, бедняжка, – продолжала Линда. – И только поэтому не узнал меня, хотя прошёл на расстоянии фута.

– Да я и носа на улицу не высовывал!

– Прошёл рядом и даже не поздоровался.

– Ты что-то путаешь, цыганочка. Я не выходил сегодня из дому.

– Тебя, мой милый, я вряд ли с кем-нибудь спутаю. А вообще мне надоели твои внезапные смены настроений. То ты ласков, то надуешься и неделю не разговариваешь, не звонишь. Если из-за того, что я была позавчера с Ньюмором в кино, то это просто глупо.

– Что именно? – съязвил Арбен.

– Не придирайся к словам, – отрезала Линда. – Твоё поведение просто глупо. Во-первых, ты знал, что он меня пригласил. Во-вторых…

– Помилуй, я и не думал об этом, – перебил Арбен.

– Ты вообще обо мне последний месяц не очень-то много думаешь. Неужели ты считаешь, что я ничего не замечаю? А все таинственные разговоры, которые ты вёл со мной тогда… Сказки для детей… Разве не так?

– Опыт, о котором я говорил тебе, ещё не окончен, Линда.

Они помолчали. В душе Арбена происходила борьба. Так первый космонавт не решается ступить на новую планету, которая полна неведомых опасностей.

«Но хочешь ли, не хочешь – надо решать».

– Встретимся завтра? – предложил Арбен.

– Я освобождаюсь в пять.

– Отлично. Значит, в шесть. На прежнем месте? – полуутвердительно произнёс Арбен.

– Не опоздай. – Она погрозила пальцем. – Кстати, в саду, в Зелёном театре играет оркестр электронных инструментов.

Экран погас.

Арбен снова заходил по комнате, сцепив руки за спиной. Нет, не так, совсем не так представлял он себе рай, нарисованный Ньюмором. Не сидеть же ему вечно в четырех стенах, опасаясь встречи с Альвой – своей тенью? Ему хотелось приобрести уверенность в себе немедленно.

За последний месяц Арбен сильно изменился – он сам чувствовал это, тут Ньюмор не обманул его. Ему стало намного легче жить. Словно он шёл все годы, гружённый непосильной ношей, и вдруг эта ноша с каждым днём стала таять, уменьшаться. Воспоминания потускнели, отдалились, и самое главное из них, жгучее, как огонь, растаяло, пропало. Осталась только «память о памяти», но о чём именно шла речь – Арбен вспомнить не мог.

Пропало у Арбена и искусство импровизации – за этот месяц у него не родилось ни строчки.

…Из Уэстерна до так называемой зелёной зоны Арбен без особых приключений добрался подземкой.

Он любил этот чахлый парк, отравленный дыханием города. Немало приятных минут провёл он здесь, изредка сражаясь по воскресеньям в шахматы со случайным партнёром, а чаще наблюдая игру со стороны. Садовую скамейку, на которой разворачивалась борьба, обступали болельщики, обычно они разбивались на две партии, заключались пари, – словом, происходило примерно то же, что на ипподроме в день состязаний. Здесь, на шахматном пятачке, или шахматном кругу, встречались любопытные типы. Основную массу составляли престарелые навигаторы, не знавшие другой профессии, кроме космоса, опустившиеся субъекты без определённых занятий, праздношатающиеся юнцы, бескорыстно влюблённые в шахматы. Немало было тех, кого автоматизация безжалостно выбросила за борт, оставив им одно слишком много свободного времени… «Обломки и накипь большого города», по определению Ньюмора, которого Арбену удалось единственный раз затащить сюда.

Линда встретила его у входа. Она торопливо доела мороженое и взяла его под руку.

Появляться с дамой на шахматах было не принято, и Арбен лишь завистливо покосился на толпу, сгрудившуюся вокруг бойцов.

Повиснув на Арбене, Линда без умолку болтала.

– И всё-таки это был ты, – вдруг произнесла Линда, возвращаясь к вчерашнему разговору по видеофону. – В этой же серой куртке – таких никто в городе не носит, кроме тебя. Но бледный-бледный. Ты не заболел?

– Правда, Линда, я не выходил вчера. А где ты меня видела? – не совсем последовательно спросил Арбен, поражённый внезапной мыслью.

– Вот вы и попались, мистер, – улыбнулась Линда.

Они приближались к открытой эстраде, где сегодня должен был состояться концерт электронной музыки. Автором её был электронный штурман, недавно успешно приземливший корабль-автомат, который был послан в район Центавра семьдесят лет тому назад. Подобные концерты стали уже традицией. Ньюмор, а следовательно, и Арбен признавали только такую музыку. А вообще-то она ещё не успела приобрести много поклонников.

– Из мастерской я зашла в автомат позавтракать. Новый, на углу десятой улицы, где панорама, знаешь?

Арбен кивнул.

– Конечно, тебе ли не знать? – заметила Линда. – Ты шёл прямо на меня. И ещё посмотрел этак дерзко. Я хотела окликнуть, но ты затерялся в толпе.

– А как он был одет? Тот, кого ты встретила?

– Ты как был одет? – переспросила Линда, делая ударение на слове «ты». – Я же говорю, как обычно.

– Вспомни все детали, это очень важно.

Линда задумалась…

– Ничего не бросилось тебе в глаза? – настаивал Арбен.

– Разве что ботинки…

– Что ботинки? – живо переспросил Арбен.

– Они были с магнитными присосками. Ну, как те, которые надевают при невесомости, чтобы не плавать по каюте, когда корабль ложится на курс.

– Ты ничего не перепутала?

– Ещё чего, – обиделась Линда. – Я ещё хотела спросить у тебя, что это за маскарад. Ведь автомат-закусочная помещается на земле, а не в космосе. Но ты выглядел таким… – Линда поискала слово, – таким бледным, что я просто растерялась… Ты мне скажешь наконец, что случилось?

– Ничего не случилось, – пробормотал Арбен.

– Не хочешь говорить – не надо. – Линда поджала губы.

Они подошли к кассе. Щель для бросания жетонов была закрыта, над автоматом красовался аншлаг: «Все билеты проданы». Это было неожиданностью – музыка электронных штурманов не пользовалась особой популярностью.

– Неужели не попадём? – разочарованно протянула Линда. Ей вдруг ужасно захотелось послушать концерт. «Музыка будущего», – сказал Ньюмор.

– Погоди-ка минутку. – Арбену пришла озорная мысль. Он подошёл к парочке, созерцавшей театральную афишу.

– Простите. Вы на концерт? – спросил Арбен.

– Да. А что? – удивлённо спросил молодой человек.

– Я решил, может быть, вы передумаете и откажетесь от билетов…

– Глупости какие, – резко произнесла женщина.

В этот момент взгляды молодого человека и Арбена встретились.

Улыбка осветила лицо Арбена. Молодым человеком овладело недоумение: где он видел это худое, нервное лицо? Глаза знакомого незнакомца излучали, казалось, саму доброту. Он встречался с ним? Но где? Такое симпатичное лицо, раз увидев, вряд ли можно забыть. Однако память ничего не могла подсказать.

Спутница молодого человека смотрела на Арбена, и лицо её также посветлело. Куда девалось недавнее раздражение?

– Мы думали пойти… – произнесла она негромко. – Но мы понимаем, вы очень любите электронную музыку… И ваша девушка… – Она дружелюбно посмотрела на Линду, с недоумением наблюдавшую странную сцену.

– Мы, пожалуй, не пойдём, – пробормотал молодой человек. – Вот вам билеты, пожалуйста. О, не стоит благодарности.

Он небрежно сунул в карман жетоны, полученные от Арбена, и двинулся прочь, уводя свою даму.

Арбен и Линда вошли в зал как раз вовремя – только что отзвенел третий звонок.

– Почему они вдруг вздумали уступить нам билеты? – допытывалась Линда.

– Погода чудная. Они решили прогуляться, – небрежно ответил Арбен.

– Прогуляться? Они бежали впереди нас сломя шею. Видно, опоздать боялись. Только перед афишей остановились, чтобы немного отдышаться…

Сзади зашикали, и Линда умолкла.

Сцена выглядела необычно. Не было музыкантов, не было инструментов, блещущих в лучах искусственного освещения. Посреди сцены стоял столик с магнитофоном. И это было все, если не считать систему усиления.

Первый аккорд прозвучал словно вздох. Еле слышная жалоба. Чья? Холодного металла, силой огня брошенного в пространство? Людей на ракете, посетившей Проксиму Центавра, не было – Арбен знал. И всё-таки он никак не мог отделаться от мысли, что так вздыхать может только живое существо. Резкая и своеобразная мелодия поначалу вызвала у Арбена чувство протеста. Но с каждой минутой он все больше погружался в новый для него мир.

Бесконечные межзвёздные просторы, какими видел их электронный штурман, ведший корабль-автомат на Проксиму Центавра… Арбену показалось, что он вдруг ощутил и постиг пространство. Когда-то в детстве Арбен мечтал о профессии капитана. Мечте не суждено было сбыться. Комиссия нашла, что у претендента чрезмерно обострены нервные рефлексы, и Арбен с горя поступил в технологический колледж. Рядовой инженер могущественной компании-спрута – вот и все, чего он достиг. Но неосуществившаяся мечта, как это часто бывает, наложила отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. Арбен читал все отчёты (он предпочитал отчёты приборов-автоматов) о космических экспедициях, выпускаемые в дешёвой серии, – у него скопилось их несколько тысяч, квадратных книжечек в синих обложках.

И вот теперь, слушая странную музыку, Арбен почувствовал, что давно ожидаемое чудо свершилось… Он сидел, вернее, висел в невесомости перед обзорным экраном корабля. Ракета казалась ему, единственному человеку на корабле, абсолютно неподвижной. Арбен знал по описаниям, что это одно из самых тяжких ощущений, выпадающих на долю звездопроходца, и выдержать его дано не каждому. Проходят годы, и ты висишь на месте, корабль будто прилип к одной точке пространства, и все тот же узор немигающих звёзд окружает тебя.

…Да, Арбен научился держать себя в руках. О какой неподвижности может идти речь, если шкала на пульте ясно говорит, что ракета сохраняет огромную скорость, полученную при первоначальном разгоне?

…Проверив отсек, Арбен надел ботинки с магнитными присосками и решил прогуляться по кораблю. Музыка вела его по светящимся коридорам, похожим на тоннели, по отсекам, каждый из которых был одет в нейтритовый панцирь. У приборов бессменно стояли белковые системы, составляющие его команду, экипаж корабля… При появлении Арбена каждый докладывал о результатах суточной работы (на корабле, следуя старинному правилу, время измерялось в земных единицах). Арбен выслушивал, изредка давал указания и делал пометки в биокнижке.

Солнце… ещё год назад оно превратилось в еле заметную звёздочку четырнадцатой величины, прикорнувшую в углу экрана. Но почему же от льющейся музыки почудилось, что Солнце вдруг вспыхнуло ярче, затмив соседей? Наверно, потому, что мелодия впитала в себя, вобрала, словно сок, все песни землян о светиле…

Музыка умолкла внезапно, словно оборвалась. Арбен медленно приходил в себя. Линда сидела рядом, равнодушная, скучающая…

– Лучше бы ты не доставал билетов, – сказала она, подавляя зевок. – Откровенно говоря, я ожидала большего от этой музыки будущего. Ну, что ты так смотришь? Бессмысленный набор звуков, и ничего более.

Они продвигались к выходу, лавируя в толпе. Арбен старался ни на кого не глядеть, но те, на кого падал его взгляд, пытались уступать дорогу. К счастью, Линда, занятая собой, ничего не замечала.

– Признайся, ты тоже ничего не понял, – шепнула она.

Арбен усмехнулся.

– Ньюмор говорил, что по-настоящему человек понимает музыку только при активном соучастии… – сказала Линда.

– Как это?

– То есть человек насыщает музыку, которую слушает, собственными образами, выстраданными мыслями и так далее. Ну а космос – это твой конёк. Немудрёно поэтому, что музыка, сочинённая в полёте электронным штурманом, оказалась тебе созвучной…

– Я вижу, что общение с Ньюмором пошло тебе на пользу, заметил Арбен.

Он оглядывался уже не так часто. Того, чего Арбен в душе боялся больше всего, не произошло, и страхи постепенно растаяли, уступив место горделивому ощущению собственного могущества. Он даже стал насвистывать какой-то мотивчик. В конце концов, он никому ничего не должен.

Они миновали зелёную зону и углубились в лабиринт улиц, таких же тесных и пыльных, как сто лет назад. Казалось, будто на один день снова вернулось лето, потеснив глубокую осень.

– Не хочу подземкой, там душно, – капризно сказала Линда и провела пальцем по зеркальной витрине. За переливающимся пластиком возвышалось чудовище, примеряющее скафандр, – реклама вездесущего Уэстерна. – Вечер чудесный. Может быть, пройдёмся пешком?

– Что-то не хочется, – безразлично произнёс Арбен. Он припомнил слова своего благодетеля Ньюмора о том, что больше всего следует опасаться открытого пространства, и прежние страхи вновь нахлынули на него.

– Тогда возьми такси, – сказала Линда, понимая, что в такое время её требование равносильно просьбе достать луну с неба.

– Попробуем. – Голос Арбена прозвучал весело.

Они подошли к многолюдной стоянке. Ежесекундно сюда подкатывали сверкающие, бесшумно скользящие на воздушной подушке машины. Перед ними мягко остановилась машина.

– Кто следующий? – заученно спросил автоводитель, когда дверца открылась.

Они сели, Арбен бросил в щель счётчика задаток – два жетона, и аппарат резко взял с места, так что пассажиры вдавились в сиденье.

– А я и не знала, что ты гипнотизёр, – сказала девушка.

– Оказывается, это не так сложно, – отшутился Арбен.

– Так, может быть, сделаешь, чтобы он провёз нас задаром, без жетонов?

– Так далеко моя власть не простирается, – рассмеялся Арбен. – Электронная система не человек.

– Подумаешь! И машина ошибается.

– Да, но она не поддаётся гипнозу.

Точно в названной точке машина остановилась. Арбен отсчитал пять жетонов и сунул их в раскрытый зев счётчика, только после этого дверца отворилась.

– Ваша милость становится таинственной, – сказала Линда. Она свято верила в гипноз, и поэтому фокус Арбена не очень удивил её. – Вчерашнюю нашу встречу, которую ты отрицаешь, я расцениваю как милую шутку…

В дверях тёмного парадного Линда обернулась, улыбнувшись Арбену, и помахала на прощанье рукой.

Просмотрев содержимое тощего кошелька-пистолета, стреляющего жетонами, он быстро зашагал в сторону ближайшей станции подземки. Теперь он мог наконец свободно поразмышлять. Кого всё-таки встретила вчера Линда близ автомата? Неужели Альву?

В подъезде было полутемно. Парадное старинного дома скудно освещалось единственной лампочкой, покрытой толстым слоем пыли. Поднимаясь по лестнице, Линда, повинуясь необъяснимому чувству, обернулась. Снизу медленно поднималась вслед за ней фигура, контуры которой терялись в полумраке. Вглядевшись, Линда узнала Арбена, с которым только что рассталась. Девушка видела, как он дошёл до угла и нырнул в подземку, в этом она могла бы поклясться. Арбен выглядел странно – совсем как вчера, когда они встретились в закусочной. Линда хотела что-то сказать, но голос не повиновался. Арбен с безучастным лицом продолжал подниматься по лестнице. Щеки его были бледны. Широко раскрытые глаза ничего не выражали. Линда замерла. Фигура двигалась прямо на неё.

– Арби!.. Что случилось? – наконец прошептала она, когда их разделяло не более десятка ступенек.

Не отвечая, Арбен продолжал свой путь. Он переставлял ноги механически, словно заводная кукла.

Линда посторонилась, и Арбен, пройдя совсем рядом, сделал вдруг резкий поворот и исчез. Линде показалось, что он прошёл сквозь стену. Или, может быть, вошёл в дверь? Но никаких дверей здесь не было. Только грязная лестничная стена, изъеденная сыростью. Линда зачем-то потрогала пальцем серое пятно, похожее на краба. Прижала ко рту кулак, сдерживая готовый вырваться крик.

По-прежнему светила лампочка – символ обыденности, которая ещё минуту назад казалась такой незыблемой…

За все своё двадцатипятилетнее существование Линда не сталкивалась ни с чем подобным. Потрясённая, она долго ещё стояла на лестничной площадке, теряясь в догадках.

«Увижу Арби завтра и потребую: пусть прекратит свои дурацкие фокусы», – решила она, доставая из сумочки ключ.

Поначалу Арбен поднял на смех предложение Ньюмора.

– Ты разыгрываешь меня, – сказал Арбен. Несмотря на молодость, Ньюмор был известен среди физиков своими фантастическими идеями. Честолюбивый и талантливый, он быстро выдвинулся среди коллег. Арбен знал, что его новый приятель пользуется авторитетом. Но то, что предложил он инженеру в этот вечер…

– Решайся, – сказал Ньюмор, когда горка окурков сровнялась с краем пепельницы. – По крайней мере, ты вкусишь высшую радость, приобретёшь уверенность, равную самому смелому исследователю космоса.

– Но какой ценой?

– Никакая цена не чрезмерна за такое счастье.

– Предположим, я соглашусь. Сколько времени нужно, чтобы настроить Альву так, как ты говоришь?

– Думаю, за месяц успею. Начать можно сегодня же.

– Сразу?

– А зачем откладывать?

– Допустим, всё будет так, как ты говоришь. – Арбен колебался. Иметь власть над своими страстями, конечно, неплохо. И от неприятных воспоминаний избавиться тоже. Но если всё-таки Альва меня настигнет?

– Альва глуп, запомни это. Его логическая схема примитивна, как дважды два. Собственно, и схемы-то никакой нет, только настроенность на резонанс. Поэтому тебе нетрудно будет избегать его. Старайся всегда быть в ровном настроении, тогда чутьё Альвы притупляется. Чудак, да ты позабудешь обо всех твоих заботах!..

– Но в случае встречи…

– Должен же ты чем-то платить за то, что приобретаешь. Если встретитесь – тогда уж пеняй на себя.

Арбен задумался. Воображение рисовало перед ним радужные картины. Предложение Ньюмора сулило рискованный полет в неведомое и славу. Издёрганные нервы Арбена превратятся в стальные нити. Так обещал Ньюм, а Арбен верил ему.

Мыслимо ли подобное блаженство!.. Да за него и впрямь ничего не жалко!

– А как все это выглядит с точки зрения физики? – спросил Арбен. – Только не пытайся разыграть меня. Я, как инженер, отметаю мистику.

– Законченной теории я ещё не придумал. Но это, в конце концов, не так уж важно. Суть в том, что в твоих нервных клетках, нейронах, как у всякого неврастеника, создались устойчивые вихревые биотоки. До сих пор эти токи не могли обнаружить – так они малы. Мне удалось это сделать. Тебя надо растормозить, снять эти токи, парализующие энергию.

– Это возможно?

– Мой Альва, как я говорил тебе, соткан из антивещества. Мне удалось сконструировать эту систему из античастиц, полученных на Бруквенском ускорителе. Плотность Альвы ничтожна. Грубо говоря, он состоит почти из вакуума.

– Нечто вроде разреженного туманного облака?

Ньюмор нетерпеливо кивнул.

– Ты мне покажешь Альву?

– Только когда согласишься передать ему свои изъяны.

– Мы беседуем целый вечер, а для меня многое в таком же тумане, из которого состоит твой Альва. Почему, например, он не может столкнуться и аннигилировать с любым прохожим на улице?

– Очень просто: Альва окружён защитным полем, – пояснил Ньюмор, пуская колечко.

– Почему же я должен его избегать? – Арбен сделал на слове «я» ударение.

– Ты другое дело. Альва будет твоим двойником, вернее антидвойником. А в результате… Видел, как магнит притягивает железо? Вот так Альву будет влечь к тебе.

– Но защитное поле…

– Оно при вашем сближении исчезнет, растает. Тут уж ничего не поделаешь. – Ньюмор развёл руками.

Инженер опустил голову.

– Тебе нечего бояться, Арби! – воскликнул Ньюмор. – Ведь Альва – это тебе не человек, не исследователь миров, а твой страх, все твои пороки и недостатки… Это не больше, чем облачко. Альва как бы вберёт в себя всю твою неуравновешенность. Это будет твой Санчо Панса, верный оруженосец, на зыбкие плечи которого ты возложишь багаж, угнетающий твой дух. Альва – это губка, которая впитает…

– А нельзя ли его запереть? – с радостным лицом перебил Арбен. – Тогда мне нечего бояться случайной встречи…

– Это все равно что запереть тебя самого, – пояснил Ньюмор. – Площадь, по которой ты можешь перемещаться, в точности равна площади, по которой имеет право свободно перемещаться Альва. Если Альва замкнут в камере, то и ты сможешь ходить только по площадке, равной площади этой камеры. Всё остальное для тебя будет запретной зоной. И только если для Альвы открыт весь город – значит, город открыт и для тебя. Кстати, как это ты представляешь себе практически – запереть Альву в камеру? – спросил Ньюмор.

– Как обычно. В точности так, как запирают в тюрьму преступника.

– Должен тебя разочаровать. Альва, с его ничтожной плотностью, сможет проходить сквозь стены. Нет, не через любые, – добавил он, заметив движение Арбена. – Я дам тебе несколько листов ионизированного пластика, и ты обклеишь стены своей комнаты. Ну а на улице…

– Я придумал, – сказал Арбен, и лицо его просияло. – Сделаю из пластика костюм… – Он глянул на Ньюмора и осёкся: тот медленно покачал головой.

– Знаю, пластик прозрачный, – неуверенно продолжал Арбен, – но это не беда. На худой конец, можно сделать из пластика подкладку к костюму…

– Ничего не выйдет, Арби, – сказал Ньюмор, и в его голосе Арбен явно уловил сожаление. – Пластик нельзя изгибать. Достаточно его чуть согнуть – и он потеряет защитные свойства.

– Можно сделать подкладку из мелких пластинок, соединив их между собой.

– Пластик нельзя дробить.

– Почему?

– Потому что каждая пластина, по сути, представляет собой единую цепную молекулу.

– Ну и что? Молекулу, можно расщепить…

– Да пойми же ты наконец! – вспылил Ньюмор. – Сколько раз можно повторять? Человек за все должен платить. Ничто на этом свете не даётся даром. Таков, если угодно, основной закон природы, который забыл открыть сэр Исаак Ньютон. Мне ничего не остаётся, как исправить его ошибку. – Ньюмор прошёлся по комнате. – Ты что же, – продолжал он, как бы отвечая на собственные мысли, – хочешь быть отважным исследователем просто так, задаром? Не получится, брат!

Без сомнения, Ньюмор сам пошёл бы на этот неслыханный опыт, если бы только для этого подходил альфа-ритм его головного мозга. Он не раз доказывал бесстрашие – и не только другим, но и самому себе (что гораздо существенней). Когда дело доходило до эксперимента, Ньюмор становился одержимым и никакие соображения не могли остановить его. Да что, разве мало он на протяжении своей, внешне блистательной, а на самом деле такой нелёгкой карьеры по доброй воле рисковал собственной жизнью. В конце концов, выгода – дело десятое. Главное теперь – создать такую модель, которая могла бы впитывать в себя человеческие недуги, пороки, слабости.

Проблема необычайно трудна. Хорошо бы разрешить её для начала в принципе. Ну а потом можно будет подумать о том, как обезопасить счастливца, избавившегося от всех своих напастей, от его рокового двойника.

Ньюмор посмотрел на сникшего Арбена. Разведчик гибнет, прокладывая путь армии. Без риска нет победы. Должен кто-то быть первым?

Ньюмор подошёл к Арбену и опустил ему руку на плечо.

– Тебе представляется невероятный шанс, – горячо заговорил Ньюмор. – Ты будешь последним идиотом, если упустишь его.

– Может, поищешь кого-нибудь другого? – неуверенно произнёс Арбен.

– Никто, кроме тебя, не подойдёт, – замотал головой Ньюмор. – Ты знаешь, что такое биорезонанс?

Арбен кивнул.

– Так вот, ты находишься в резонансе с Альвой. Это редчайшее совпадение, одно на несколько миллионов, если не миллиардов… И то, что твои нервы расшатаны, тоже плюс: ты легче поддаёшься биозаписи. А в общем, не хочешь – не надо, черт с тобой! – неожиданно выкрикнул Ньюмор. – Жаль только, что время пропало…

– Ладно, я согласен, – отчаянным тоном произнёс Арбен. Я хочу быть отважным исследователем космоса!

– Давно бы так. Пошли.

Они пересекли лабораторию и остановились перед узкой бронированной пластиной, почти сливавшейся со стеной. Арбен подумал, что пластина напоминает дверцу сейфа.

– Для Альвы это все пустяки, – хлопнул Ньюмор по выпуклой поверхности. – Он проходит сквозь сталь, как нож сквозь масло. Просто не нашлось другого помещения, пришлось пока освободить склад радиологических инструментов. Да и чем меньше народу увидит его сейчас, тем лучше.

– А если он убежит? – Арбен дотронулся до дверцы, ощутив холодок металла.

– Не убежит. Я уже сказал тебе, что изобрёл на Альву управу – ионизированный пластик. Такая плёнка для него непреодолимая преграда. На всякий случай я обклеил плёнкой все помещение изнутри. Сам увидишь. Да заходи, не бойся. Боишься взорваться? Пока вы с Альвой чужие, и он к тебе безразличен.

Ньюмор и следом за ним Арбен вошли в маленькую клетушку без окон. Стены равномерно светились – прозрачная плёнка пластика свет не задерживала. Арбен заметил, что ни один предмет в комнате не отбрасывает тени. Он быстро огляделся. Непонятная установка, обросшая проводами датчиков, словно старая лодка – водорослями. Старый катодный осциллограф на треножнике. На стене раковина – из никелевого крана каплет вода, звонкие серебряные шарики. Вафельное полотенце на гвоздике… Арбен смотрел во все глаза, но Альву обнаружить не мог.

– Гляди получше, – сказал Ньюмор. – Да не туда! Видишь? Он кивнул в противоположный угол.

Только теперь, присмотревшись, Арбен заметил странный полупрозрачный предмет, нечто вроде вертикального облачка, высотой в человеческий рост.

– Обычная киберсхема, – небрежно бросил Ньюмор, – только на основе антиматерии.

Ньюмор легонько подтолкнул Арбена.

– Не бойся, Альва окружён защитным полем. Должен же ты познакомиться со своим будущим двойником?

Облачко отдалённо напоминало фигуру человека. Еле угадываемые руки безвольно свисали вдоль туловища, голова была опущена. Сквозь тело ясно просвечивалась стена комнаты.

– Обычная имитация формы человека, не больше, – пояснил Ньюмор. – Дань условности. Я мог бы придать Альве любые контуры.

Арбену показалось, что облачко вздрагивает всякий раз, когда Ньюмор произносит имя Альвы. А может, ему почудилось: Арбен был взволнован.

– Я думал, он не такой, – тихо произнёс Арбен.

– А, – догадался Ньюмор, – двойник должен быть похож на оригинал. – Он прикрутил кран и пояснил: – Альва станет на тебя похож, когда вы вступите в биологический радиоконтакт. О, через месяц, когда он, так сказать, выйдет в свет, вас не отличишь друг от друга.

– Но он прозрачный.

– Пустяки. Я покрою его непроницаемой плёнкой. Снабжу костюмом от лучшего портного, – разумеется, это будет только световой эффект. А ещё лучше – мы оденем его точь-в-точь как тебя. Начиная от куртки и кончая измятыми брюками. Раз уж близнецы, так близнецы!

– Как Альва сможет перемещаться?

– С любой скоростью. Разумеется, не превышая световую константу Эйнштейна. Например, он легко смог бы обогнать машину или самолёт.

– Если Альва обгонит на улице машину, он сразу привлечёт к себе внимание, – озабоченно сказал Арбен.

– Умница. – Ньюмор похлопал его по плечу. – Я подумал об этом немного раньше. Поставим твоему братцу ограничитель скорости, чтобы не очень выделялся. Думаю, три мили в час достаточно, а?

– Даже много, – сухо ответил Арбен, которому не понравилось словечко «братец». Смертоносный братец – сомнительное приобретение. Но что делать, если без Альвы заманчивый проект Ньюмора неосуществим?

– Слишком ограничить скорость Альвы тоже нельзя. Ведь то же самое ограничение автоматически накладывается и на тебя… Я позаботился и о другом, – продолжал Ньюмор. – Передвигаясь вдоль улиц, Альва будет делать ногами движения, имитирующие шаги, чтобы ничем не отличаться от прохожих. Это будет период тренировки.

– А вдруг он подымется вверх? И будет перебирать ногами, летая над тротуаром, а то и над крышами?

– Положительно ты кладезь премудрости! – умилился Ньюмор. – На пятки Альвы я решил поставить магнитные присоски, чтоб не отрывался от грешной земли. У меня как раз есть новенькая пара, капитан Лерс подарил. Между прочим, экспериментальный образчик твоего распрекрасного Уэстерна. Довольно удачный. Выдерживают нагрузку в тонну, а весят меньше четверти унции.

– Каждая?

– Обе. Пальчики оближешь!

В комнате воцарилась пауза.

– Смотри на него, смотри как следует, – нарушил молчание Ньюмор. – Ты Альву больше не увидишь, а увидишь – пеняй на себя.

Арбен, и без того не отрывавший взгляда от удивительного облачка, посмотрел на Ньюмора, но тот ничего не добавил.

Они уходили, а человекоподобное полупрозрачное облачко так и не изменило своих очертаний.

– Почему ты говоришь, что я больше не увижу Альвы? спросил Арбен, когда они снова очутились в лаборатории. Ещё целый месяц я должен, как ты выразился, обучать его. Правда, ты толком не объяснил, что это значит…

– Может, лучше сказать, что ты толком не понял моих объяснений?

– Пусть так, – согласился Арбен. – Но как могут учитель и ученик не видеть друг друга?

– Для Альвы достаточно, чтобы ты находился в радиусе двадцати миль, то есть практически не выезжал в это время из города. Как только я включу приёмник Альвы на резонанс с тобой, инженер Арбен превратится для него в мощную радиостанцию, вернее, в целую колонию радиостанций-клеток, каждая из которых орёт во всю глотку на своей волне.

Арбен посмотрел в зеркальную плоскость биостата, мимо которого они проходили. Из глубины на него глянуло широкоскулое, со срезанным подбородком лицо. Глаза недоуменно моргали. «Ничего себе колония радиостанций», – подумал Арбен, отворачиваясь от собственного отражения.

– Твой братец будет свободно считывать на расстоянии информацию, записанную в недрах клеток, – сказал Ньюмор, закуривая новую сигарету.

– А я?

– Ты спокойно будешь заниматься своими делами. Я подчёркиваю – спокойно, так спокойно, как никогда до этого. Потому что сразу же, как включится Альва, ты почувствуешь себя так, словно сбросил с плеч тяжёлый груз. Альва постепенно снимет с тебя, как я обещал, нервное напряжение. Видел в зеркале, на кого ты стал похож?

– Но зачем тебе нужно было добиваться моего согласия? Ты прекрасно мог бы обойтись без него.

– Ошибаешься, – возразил Ньюмор. – Мне крайне важно, чтобы ты внутренне не сопротивлялся – это может исказить процесс считывания информации.

Они подошли к двери.

– Я как бы раздваиваю твоё существо, – сказал на прощание Ньюмор, стоя у двери. – Разделяю его на две части. Лучшую половину оставляю тебе. Худшую – проектирую на Альву. Он будет носителем твоей неуравновешенности, твоей вечной нервозности, вспышек непонятной злобы, трусости. Впрочем, пока что ты лучше знаешь себя, чем я, и без труда можешь пополнить моё перечисление. Все то, от чего ты жаждешь избавиться, перейдёт к Альве. Зато ты станешь наслаждаться жизнью в полной мере. Ложась в постель, засыпать будешь мгновенно, и сон твой станет глубок, словно Марианская впадина. Взгляд твой проводник и отражение цельной воли – приобретёт гипнотические свойства. Люди будут подчиняться тебе и выполнять то, что ты им прикажешь. Но счастье достанется тебе не даром. Ты будешь благоденствовать, между тем Альва, твой слепок, глухой, слепой, лишённый обоняния, будет метаться по городу, ища тебя, своего антипода. К счастью, когда Альва окончательно сформируется и внешне станет точно таким, как ты, его защитное поле усилится – сделать это в моих возможностях. Потому радиосигналы, излучаемые тобой, едва смогут проникать внутрь, под магнитный панцирь. Живя спокойно, можешь ничего не бояться. Но стоит тебе нарушить жизненный ритм – разволноваться или чем-нибудь увлечься, – и интенсивность сигналов, излучаемых клетками, резко возрастёт, и Альва сможет их улавливать. Тогда ему, сам понимаешь, легче будет тебя разыскать.

– Уже поздно, – сказал Арбен, взявшись за ручку двери.

– Ещё одно. – Ньюмор задержал в крепкой ладони руку Арбена. – Не исключено, что, когда Альва выйдет на волю и будет бродить по городу, он будет иногда встречаться твоим знакомым – чаще, чем другим: они также в какой-то мере будут служить приманкой для Альвы, так как каждый знакомый принимает и отражает твои биоволны, как луна отражает чужой свет.

– Значит, и они…

– Нет, – перебил Ньюмор, – для них встреча с Альвой совершенно неопасна, – он будет настроен на одного тебя.

Поздним вечером Арбен покинул Ньюмора. Тротуар, омытый дождём, блестел, словно чёрное зеркало. Редкие прохожие проносились мимо, придерживаясь за мокрые перила бегущих лент. Фигуры, закутанные в плащи, при скудном уличном свете казались одинаковыми. Арбен не ступил на движущуюся ленту – он решил до станции подземки пройтись пешком. Инженер шагал осторожно, будто нёс полный сосуд, который боялся расплескать. Он знал, что Ньюмор включил дешифратор сразу же, как только Арбен покинул лабораторию, и теперь, в этот самый момент, его, Арбена, наследственная и прочая информация тонкой струйкой вливается в биопамять Альвы. Широко шагая, Арбен расправил плечи. Ему показалось, что он чувствует себя значительно лучше, чем все последние дни.

– Похоже, я впрямь начинаю раздваиваться на два полюса: один со знаком плюс, другой со знаком минус, – пробормотал под нос Арбен. Даже то далёкое воспоминание, которое никогда не отпускало его, даже и оно, кажется, потускнело…

С некоторых пор сотрудники не узнавали Арбена. Не то чтобы инженер изменился внешне: разве что походка стала твёрже, да сутуловатость исчезла. Разговаривая, Арбен старался смотреть прямо, чего раньше не замечалось. Взгляд его стал тяжёлым и «пронзительным», по определению мисс Шеллы. Однако история, рассказанная ею, особого успеха не имела.

– Он вошёл вчера в приёмную шефа, – без устали рассказывала она всем желающим. – Было уже, около часа, а шеф велел мне перестукать отчёт четвёртого отдела до перерыва. Входит Арбен.

«Добрый день», – говорит.

Отвечаю, а сама пальцы с клавиш не снимаю, – пусть видит, мол, что я занята, и не отнимает время пустым разговором. Знаете, я ведь ненавижу комплименты.

«Вы не могли бы сделать мне сейчас небольшое одолжение?» – говорит Арбен.

«Не могла бы», – отвечаю.

«Понимаете, нужно сходить в лабораторию низких температур, – продолжает он, будто не слышит моих слов. – Нужно взять у Алана Жантильи новый журнал, он получил сегодня бандероль с континента».

«Вот и ступайте», – говорю.

«Не могу, – отвечает. – Я с ним крепко повздорил как-то с месяц назад, а теперь из принципа не пойду».

Тут я подняла голову, а он как посмотрит на меня… Словно кипятком ошпарил. Чувствую, поднимаюсь со стула – против своей воли.

«А если Алан не даст журнал?» – спрашиваю, как дурочка.

«Даст», – самоуверенно улыбается Арбен.

Поворачиваюсь и иду в нулёвку, будто кто меня тащит туда, – представляете? А он ещё кричит мне вслед:

«Журнал называется „Ядро и космос“, не забудьте. Жду вас здесь через десять минут».

И что вы думаете? Все произошло в точности так, как сказал Арбен, – этой фразой, округляя красивые глаза, мисс Шелла закончила свой рассказ.

Но большинство слушателей сбивчивое повествование мисс Шеллы воспринимало скептически. Физики, да и не только они, знали, что в лаборатории низких температур, проще сказать в нулёвке, с недавнего времени работает молодой программист Чарли Макгроун, которому мисс Шелла отдаёт явное предпочтение перед прочими. Так что таинственная магнетическая сила, заставившая её отложить в сторону срочное задание шефа, могла быть объяснена довольно просто. Но при чём же здесь Арбен?

Работа у Арбена спорилась. Он сумел – без чьей бы то ни было помощи – проделать тонкие расчёты, которые оказались не по зубам ионному «Универсалу», и слепить затем в своём отделе аналоговое устройство, которого заказчик – военное ведомство – тщетно дожидалось больше года.

О подвигах отдела Арбена прочувствованно говорил в субботу сам шеф. Старик Вальнертон настолько разошёлся, что наградил Арбена премией, равной трехмесячному окладу.

И никто не знал, что Арбена ещё одолевают приступы страха, что он ведёт жизнь затворника (впрочем, он и раньше не отличался общительным характером), а стены комнаты неизвестно зачем тщательно обклеил дешёвым пластиком…

В тот вечер, расставшись с Линдой после концерта электронного штурмана, Арбен пришёл домой озадаченным. По всей вероятности, Линда не ошиблась. Ей повстречался Альва. Значит, Ньюмор завершил свой труд и выпустил Альву на волю. Что же дальше? Как избежать встречи со своим отрицательным полюсом? Отсиживаться в комнате? Обклеить ионизированным пластиком лаборатории отдела? А как объяснишь, в чём дело? Немало толков вызвал его отказ переехать на новую квартиру, приличествующую должности начальника отдела. «Нечего мне торопиться», – рассудил Арбен.

На всякий случай Арбен, придя к себе после концерта, выключил видеофон и с тех пор не подходил к нему. Так спокойнее. А ведь именно спокойствие рекомендовал ему поддерживать Ньюмор…

Спал теперь Арбен превосходно – не то что прежде. На улице старался показываться как можно реже, лишь в случаях крайней необходимости. До сих пор Альва его не беспокоил, если не считать той встречи с Линдой.

Нет, не такой представлял себе Арбен «жизнь без нервов», безмятежное будущее. Как-то он, занятый своими мыслями, машинально вставил штепсель видеофона. Экран, похожий на огромное окно, внезапно засветился. Кто вызывает его? Через несколько мгновений из глубины всплыло взволнованное лицо Линды.

– Арби, я звоню тебе каждый день. Никто не отвечает. Что случилось?

– Занят, – спокойно ответил Арбен. Больше всего он теперь не хотел возмутить собственное спокойствие, как возмущают зеркальную поверхность пруда, швыряя в него камень.

– Ты не пришёл на следующий день.

– Не мог.

– Заболел?

Арбен покачал головой.

– Мы не виделись целую неделю…

В душе Арбена происходила борьба. В нём сражались два желания: одно – смело действовать, критиковать свою фирму, другое – забыть обо всём и снова жить, как раньше. В такие минуты ему казалось, что с того момента, как Альва вышел в город, прошло не семь дней, а бог знает сколько времени. И пусть он проживёт ещё долго – что толку в такой жизни?

– Прости, Линда. Так получилось…

– Ах, не в этом дело. Скажи, Арби: куда ты пошёл, когда мы расстались после концерта?

– Домой.

– Ты уверен, Арби? Это очень важно.

– Я пошёл к подземке, сел в вагон и поехал к себе.

– Ты болен, Арби.

– Ну вот ещё! С чего ты вдруг? – изумился Арбен.

– Ты серьёзно болен. И сам того не знаешь.

– Что же у меня, доктор Линда?

– У тебя… Ты лунатик!.. – выпалила Линда.

– Придумай что-нибудь получше. С тех пор, как на Луне сняли карантин, лунатики на Земле вывелись, – резко произнёс он.

– Оставь шутки. – Линда приблизила к нему лицо – оно, увеличившись, заняло почти весь экран, Арбену бросились в глаза дрожащие ресницы, старательно наведённые тушью.

– В тот вечер… Ты только думал, что уехал на подземке… А на самом деле… Ты вошёл в подъезд следом за мной… поднялся по лестнице…

– А потом?

– Ты ничего не соображал… Будто спал.

Арбен усмехнулся.

– Что же я сделал? – Вопрос прозвучал отрывисто и резко.

– Я остановилась на ступеньке. Ты догнал меня.

– Коснулся?

– Ты не видел ничего вокруг, хотя глаза были раскрыты. Двигался прямо на меня.

– Ну?

– Я посторонилась – ты прошёл мимо…

– И поднялся к тебе?

– Нет, – прошептала Линда.

– Куда же… Куда я делся?

– Не знаю.

– Не заметила?

– В этот момент я, наверно, потеряла сознание… На несколько мгновений. А когда очнулась – ты исчез. Словно сквозь стену прошёл. Наверно, успел быстро спуститься по лестнице и выйти.

– Чудный сон, – нагло улыбнулся Арбен.

– Если бы сон!.. Сначала я решила, что ты меня разыгрываешь. Потом поняла – это болезнь. Ночь почти не спала… Только под утро забылась… Звонила тебе – видеофон не отвечает… Назавтра ты не пришёл… А навестить тебя, сам знаешь, немыслимо, если заранее не заказан пропуск. Легче попасть в рай, чем на территорию Уэстерна, – процитировала она пословицу. – Столько дней мы не виделись… Я экран связи чуть не сожгла, пока вот… И ещё. Странная вещь. У тебя совсем притупился самоконтроль. Ты не видишь, что надеваешь. На концерт вырядился в магнитные башмаки, будто не на прогулку, а в межпланетный рейс собрался. Но самое смешное – я и сама не заметила сразу, а только потом, когда ты возвратился и догнал меня на лестнице. Гляжу – ты в ботинках невесомости. И вообще ты был такой странный… Собирайся, – заключила Линда.

– Куда?

– Поедем к врачу. У меня есть знакомый, он живёт близ Гавани…

– Не надо, Линда!

– Не отказывайся. Это необходимо!

– Врач не нужен.

– А вдруг это повторится?

– Доктор не поможет.

– Не будь тряпкой, – произнесла Линда.

И это она говорит ему, человеку со стальными нервами! Арбен усмехнулся.

– Давай встретимся и все обсудим, – предложила Линда.

– На той неделе… – с усмешкой начал Арбен.

– Сейчас, сию минуту. Нам необходимо поговорить.

– Мы говорим.

– Видеозор не годится. Сам знаешь. Так что?

– Еду, – неожиданно для себя жёстко ответил Арбен.

Он пробежал длинный коридор, миновал проходную и выскочил на проспект, по которому сновали редкие ночные машины.

– Наконец-то!.. – Голос Линды был тих и вздрагивал.

Арбен почувствовал, как горячая волна ударила в сердце.

Они медленно пошли к своей беседке, темневшей поодаль.

– Давно ты здесь?

– Минут двадцать. Продрогла.

Он обнял её за плечи.

– Арби… Когда я увидела тебя тогда, на лестнице… Мне стало так страшно, как никогда в жизни…

Арбен думал, как сказать Линде то, что шёл не он. Сделать это необходимо, и чем раньше, тем лучше. Для этого он и приехал сюда – покончить все разом.

– Линда…

– Что, милый?

– Мы не можем больше встречаться!

Она остановилась, будто натолкнулась на невидимую преграду. Отстранилась от Арбена.

– Понимаю. Значит, ты…

– Ничего ты не понимаешь, Линда, – твёрдо произнёс Арбен и снова оглянулся.

Глухой уголок парка, и в более раннюю пору малолюдный, был сейчас пустынен. Арбену почудилось – впереди что-то забелело. Бежать? Поздно, Альва догонит: мышцы Арбена скованы страхом. Нет, это берёза, ствол белеет в темноте. Арбен перевёл дух.

Он взял девушку за руку. Линда безвольно пошла за ним.

Узкий серп луны слабо светился. Арбен ступил в кружевную тень, отбрасываемую резной стеной беседки. Пластиковая скамья была холодной и влажной от ночной росы.

– Перестань говорить загадками. – Голос Линды звучал устало. – У меня хватит мужества. – Она подняла на него глаза. – Ну, скажи. Другая?

– Ты у меня одна, – покачал головой Арбен.

– Правда? – вырвалось у Линды.

Однако Арбен в эту минуту не походил на человека, говорящего ложь.

– Это правда? – горячо повторила Линда. – Так почему ты сказал, что мы должны расстаться? Из-за того, что ты болен? Да?

Арбен не ответил. Линда, истолковавшая его молчание как подтверждение своей догадки, продолжала:

– Глупый. Я ведь давно заметила это, больше месяца назад. Но не могла сразу понять, в чём дело. Сначала относила все за счёт твоих странностей, затем решила, что ты вздумал подшутить надо мной. Только после того вечера, после концерта… Тогда мне стало ясно, что ты серьёзно болен, но не знаешь об этом. – Девушка подставила ладонь под лунный луч, будто хотела поймать его. – Ничего, мы что-нибудь придумаем, Арби. Выглядишь ты неплохо. Даже поздоровел. Нет, Арби, нет! – вдруг вскрикнула она.

– О чём ты? – не понял Арбен.

– Перестань оглядываться!

Арбен собрался что-то сказать, но Линда опередила его:

– Ты вылечишься, я верю, и всё будет хорошо. Сейчас отлично лечат любые нервные заболевания. Мне говорил один физик, который увлёкся биологией…

– Я совершенно здоров. А кто говорил? Ньюмор?

– Ньюмор, – поколебавшись, ответила Линда. – Он рассказал мне потрясающую вещь. Жаль, я не все поняла. В общем, он говорит, что изобрёл, или почти изобрёл, такую штуку, которая может впитывать нервные недуги, как губка.

– Вот как? – озабоченно произнёс Арбен. – А что ещё говорил Ньюмор?

– Только ты не проговорись ему, – спохватилась Линда. – Ньюм просил никому… Кажется, он здорово хватил лишнего и нёс бог знает что, всякую ерунду. Но о тебе он самого высокого мнения… Так не скажешь?

– Не скажу, – заверил Арбен.

– Фантазии Ньюмора можно позавидовать. Например, Ньюм уверял меня, что по мере того, как эта губка перекачивает в себя болезни какого-нибудь человека, она начинает все больше на него походить, так что, в конце концов, их вообще не отличишь друг от друга. По-моему, чепуха, правда?

– Возможно, – нахмурился Арбен. – И что же дальше с этой губкой?

– Она начинает жить своей жизнью – как бы отражением жизни хозяина, того, на кого она стала похожей. Так и существует этот призрак. Он вечно стремится разыскать свою половину, чтобы слиться с ней. Но человек должен избегать встречи.

– Избегать?

– Ну да, если они встретятся, будет плохо. Я не совсем поняла, потому что Ньюм к этому времени еле ворочал языком, – никогда до этого не видела его таким пьяным. Как он назвал эту штуку, которая произойдёт при встрече…

– Аннигиляция? – подсказал Арбен.

– Вот-вот, – обрадовалась Линда.

– Забавно. И что, он уже проделывал подобные опыты?

– Нет.

– Почему?

– Говорил, нет желающих. Но сказал: не верю, чтобы в наш век таких не нашлось. Мне предлагал. Хотя и не был уверен, что я подойду для этого эксперимента.

– А ты?

– Отказалась, конечно. Из-за дурацких затей рисковать жизнью? Очень нужно!

– Из-за дурацких затей, – медленно повторил Арбен. – А если человек готовится к космическому рейсу, ему нужны смелость, крепкие нервы, душевное равновесие. Так почему бы не избавить его от гнёта воспоминаний…

– Даже с риском для жизни?

– Даже с риском для жизни!

– Странно ты говоришь… – заметила Линда, видимо удивлённая холодноватым уверенным голосом Арбена. – А может, Ньюмору и удастся чего-нибудь достичь. Кажется, он собирался для начала проделать свой опыт на собачке.

Они помолчали.

– Похоже, ты всерьёз поверил в выдумку Ньюмора? – нарушила Линда паузу.

– А почему бы нет?

– От воспоминаний, от забот не убежишь, я знаю, – задумчиво произнесла Линда. – А наши заботы – это наши болезни. Разве можно убежать от себя?…

Когда они вышли из беседки, узкий серп луны миновал зенит и приметно склонялся к горизонту.

– Дай слово, что будешь лечиться, – потребовала Линда.

Арбен молча усмехнулся.

Усилием воли он заставлял себя не оглядываться. Наверно, не следовало приезжать сюда. Несмотря на крепкие нервы, он всё-таки вышел из равновесия, и, возможно, Альва комок его прежних забот, радостей, огорчений – уже бродит где-то поблизости. Но что сделано – то сделано.

Честно говоря, Арбен не думал, что отказаться от Линды будет так тяжело. Привычка оказалась более сильной, чем ему казалось. И всё-таки надо разорвать и эту, последнюю, привязанность, чтобы выполнить условия, поставленные Ньюмором. А Ньюмор-то болтун! Вот уж не думал. Но что, собственно, стряслось? То, что он рассказал о своём проекте Линде, ничего, в сущности, не меняет. Рано или поздно бесплотный Альва станет секретом полишинеля. Ньюмор возьмёт патент на своё изобретение, разбогатеет. От богатых клиентов не будет отбоя – простому человеку такая штука не по карману. За рекламой Ньюмор не постоит – парень хваткий. И неплохой, в общем-то, – с инженера он не взял ни одного жетона. Но почему у Ньюмора так бегали глаза, когда он уговаривал Арбена согласиться на опыт? Уж не играет ли он, Арбен, роль подопытного кролика?! Нет, это немыслимо. Ведь он готовит Арбена к многолетней экспедиции.

Запоздалой парочке повезло – когда они вышли из парка, мимо входа медленно катила свободная машина.

Город спал нервно, неспокойно. Некоторые окна светились. Наверно, за ними были люди, чрезмерно обременённые заботами. Арбен откинулся на мягкую спинку с чувством превосходства. Нет, он не такой, как все. Пусть Арбен опасается встречи с Альвой – зато уж больше ему не о чём беспокоиться. Разве это не то, о чём мечтает каждый?…

– Боже, как поздно, – озабоченно пробормотала Линда, когда автоводитель притормозил машину у её дома. Арбен расплатился, она выскочила, торопливо произнесла «до завтра» и нырнула в подъезд. В тот же самый момент Арбен заметил мужскую фигуру – ока показалась из-за угла. Поздний прохожий деловито шёл. Голова его была опущена, а шаги – совершенно беззвучны. Когда он ступил в жёлтый круг, отбрасываемый фонарём, Арбен узнал себя – узнал Альву.

«Счастье, что Линда вошла уже в дом», – такова была первая мысль, мелькнувшая у Арбена. Но он тут же сообразил, что камень стен и дубовые двери – не преграда для Альвы.

В странном оцепенении, сковавшем тело, Арбен готовился к худшему. Однако Альва не глядел в сторону машины. Он направлялся к дому, в котором минуту назад скрылась Линда.

«Стой!» – мысленно крикнул Арбен. Альва уменьшил скорость – шаги его замедлились, и у самого подъезда он остановился, как бы повинуясь приказу. Затем медленно, словно во сне, повернулся к машине. Лицо его просветлело, на миг попав в освещённую полосу. Альву от Арбена отделяло несколько десятков шагов.

– Поехали, – очнувшись, приказал Арбен.

Но машина оставалась неподвижной.

Между тем Альва приближался, с каждым шагом наращивая скорость.

– Скорей! – выкрикнул Арбен и ударил кулаком по пульту.

Автоводитель – плоский ящик, изукрашенный сигнальными лампочками, – был невозмутим.

Ещё два-три хороших прыжка…

Выскочить? Он с силой ударился плечом в дверцу, боль на миг отрезвила Арбена. Ну конечно!.. Как это у него вылетело из головы? Задаток! Арбен выхватил из кармана горсть жетонов и, не считая, протолкнул их в жадную щель. Реле щёлкнуло, и на панели вспыхнул глазок, означающий готовность.

– Полный вперёд! – выдохнул Арбен. Его вдавило в сиденье. Машина пулей проскочила старую улицу, чудом минуя углы допотопных чудищ-домов, и вылетела на проспект. Пунктирные огоньки вдоль шоссе убегали вдаль, теряясь в ночи.

Арбен успел ещё заметить, как Альва попытался бежать следом за машиной, но лишь медленно поплыл в воздухе, между тем как ноги его быстро задёргались, словно у паяца, едва касаясь мостовой. «Ограничитель скорости, – понял Арбен. – Он не может превысить три мили в час». Дёргающаяся фигура исчезла за поворотом.

«Почему он преследует Линду? Вреда причинить он ей не может… Но ведь ищет-то он меня, и только меня, чёрт возьми! В чём же дело?»

Бешеная езда успокоила Арбена. «Счастье, что Ньюмор поставил ограничитель. И счастье, что я вовремя оказался в машине», – самоуверенно подумал Арбен.

С некоторых пор Арбен почти перестал ходить пешком, хотя когда-то был ревностным сторонником этого странного нынче способа передвижения. Даже сто ярдов он предпочитал не пройти, а проехать. Теперь к его услугам был тупорылый «линкольн» последнего выпуска, недавно приобретённый.

Сослуживцы терялись в догадках, обсуждая его быстрое возвышение. Раньше они старались избегать взгляда старшего инженера. Теперь он знал: тот, кто встретится с ним взглядом, выполнит любой приказ. Но Арбен не торопился этим пользоваться.

Ещё не разбогатев, но обзаведясь достаточным количеством жетонов, Арбен заказал себе машину. Модель, сделанная по его собственному чертежу, имела странный вид: вся она состояла из прямых углов и ровных, словно зеркало, плоскостей. Никакого намёка на плавность, на обтекаемые закруглённые линии, характерные для новейшей автомобильной моды. Её кузов представлял собой геометрически правильный параллелепипед.

Работники автомобильной фирмы были заинтригованы столь необычным заказом, но, естественно, любопытство своё не проявляли: давно известно, желание клиента – закон. Тем более клиента, который на свои прихоти (а что это, как не прихоть?) не жалеет жетонов.

Заказ был выполнен быстро, оставалось уточнить кое-какие детали. Арбен осматривал кубическую кабину машины, проверял, не искривлены ли плоскости, удовлетворённо хмыкал.

– Какую желаете обивку на сиденья? – спросил у него техник по дизайну.

– Все равно.

– Сейчас в моде темно-вишнёвая…

– Прекрасно.

– Что касается внутренней поверхности кабины… – продолжал техник.

– Кабиной я займусь сам! – резко перебил Арбен.

Разговоры сослуживцев об Арбене и его карьере были лишены, как ни странно, оттенка зависти.

– А ведь он, в сущности, неплохой парень, – так говорили теперь о нём те, кто какой-нибудь месяц назад терпеть его не мог.

Если Арбен раньше отличался крайней вспыльчивостью и вздорностью характера, то теперь он был покладист и добр, и это отмечали – редкий случай! – все без исключения. Как-то незаметно к Арбену, бывшему раньше чуть ли не отщепенцем, люди стали обращаться со всевозможными просьбами, часто не связанными ни с проблемами, волнующими отдел, ни вообще с Уэстерном.

Внешне это был тот же Арбен, разве что посвежевший и поздоровевший с виду, но как будто кто-то наделил его новой душой, щедрой и отзывчивой.

Итак, инженер Арбен предстал перед всеми, с кем общался, в новом свете. Но и сам он все увидел по-новому.

Мисс Шелла, к которой он раньше относился с неприязнью (надо сказать, это чувство было взаимным), казалась теперь Арбену совсем иной. Что общего было у той злюки с этой, уже начавшей блекнуть женщиной? Трагическая складка, едва обозначенная в уголках её губ, говорила Арбену куда больше, чем её крикливая и в чём-то жалкая красота.

И каждый человек, с его мелкими горестями и радостями, стал кровно близок и дорог Арбену. Он готов был помочь – и помогал любому, кто в этом нуждался.

И удивительная вещь! Шеф, который терпеть не мог, как он неоднократно говорил, слюнтяев, испытывал, подобно другим, необъяснимую симпатию к преображённому Арбену. Сам шеф олицетворение железной воли и удачи, которые позволили ему из рассыльных стать миллионером.

Но сейчас Арбен видел шефа совсем другим. Какой же это счастливчик, избранник судьбы? В сущности, это несчастный старик, подавленный огромной ответственностью. Ежесекундно дрожать за свою шкуру – какое уж тут счастье! За начальственными окриками – Арбен это ясно видел – скрывается панический страх: один неверный ход – и дивиденды компании вылетят в трубу, и тогда подлинные, хотя и неизвестные простым смертным, хозяева Уэстерна, а также конкуренты сожрут старика Вальнертона, как раненого волка его сородичи.

Грозный олимпиец шеф теперь стал ему так же понятен, как и престарелый Дон Флеш, отставной космонавт, единственный из сотрудников охраны, которого невесть за какие заслуги перед компанией все ещё не заменили стандартным роботом с фотоэлементом.

Как-то Арбен столкнулся с лаборантом Грино.

– Вы-то мне и нужны, – обрадовался Арбен. – Подежурьте ночь у нового прибора!..

Юноша сделал непроизвольный жест.

– Не бойтесь, – улыбнулся Арбен, неправильно истолковавший его движение. – Я в вашем возрасте тоже мало что смыслил… Но тут не потребуется особой квалификации. Я все сейчас объясню. Да что с вами?

– Я… не смогу остаться сегодня, – в отчаянии выпалил Грино. И тут же припомнил отрывок из устава Уэстерна, с которым его ознакомили во время долгой и унизительной процедуры оформления на службу: «Неподчинение старшему по работе влечёт за собой…»

– А что случилось?

– Семейные обстоятельства… Я говорил вам…

Арбен нахмурился. Тень воспоминания пробежала по его лицу. Он явно силился припомнить что-то, но не мог.

– Хорошо, Грино. Ступайте домой, – сказал он наконец.

– И… когда прийти?

– Когда сможете.

– За расчётом?

Арбен пожал плечами:

– Я не собираюсь вас увольнять.

– А кто же будет ночью дежурить?

– Я, – сказал Арбен.

Отчего не подежурить ночь, не тряхнуть стариной? А этому мальчишке, по всему видно, несладко приходится… То, что раньше Арбену казалось невозможным, теперь стало естественным.

Теперь математический расчёт Арбена был безошибочен, а его хладнокровие и смекалка стали нарицательными. Так что были, наверно, причины, по которым шеф проникся к нему безграничным доверием. Злые языки поговаривали, что тут не обошлось без гипноза, но мало ли у каждого из нас недоброжелателей.

Некоторые, впрочем, всерьёз верили в таинственную силу, излучаемую Арбеном. Мисс Шелла – та вообще закрывала ладонью глаза и отворачивалась, завидев Арбена. Правда, делала она это всякий раз с шутливой улыбкой.

Арбен чувствовал себя сверхчеловеком, волевым и уверенным в себе. За что он ни брался – все удавалось. Приступая к тончайшему эксперименту, он сразу видел суть, схватывал главное, оставляя подчинённым второстепенные детали.

Он шутя стал чемпионом Уэстерна по плаванию, – ранее равнодушный к воде, а к спорту вообще относившийся с отвращением. Причём новый спортивный титул он получил без всяких тренировок. Просто зашёл однажды в купол, где помещался спортивный комплекс. На водяных дорожках как раз проходили соревнования, и Арбен вдруг решил посостязаться.

Шеф прощал своему новому любимцу любые причуды, например то, что тот обклеил все стены в отделе бесцветным пластиком.

Видеофон в своей комнате он снова отключил, и отчаянные звонки Линды его больше не беспокоили.

* * *

– Вот так встреча! – удивился Ньюмор. Удивился искренне: он не хотел этой встречи и сделал все, чтобы избежать её.

– Да, действительно, – криво улыбнулся Арбен, пожимая холодную руку.

Он четыре часа прождал за углом дома, который называли мозговым центром. Сидеть в машине было не очень-то весело. Испортилось отопление, и он окоченел, а выйти себе не позволял: Альва стал в последнее время дьявольски чуток. Кабина была обклеена пластиком, и здесь Арбен был в безопасности. Если бы можно было и костюм сделать из пластика!..

О том, что Ньюмор бывает в этом доме, Арбен узнал случайно: шеф накануне вскользь упомянул, что физик Ньюмор стал вхож в высшие сферы, поскольку там заинтересовались каким-то его новым изобретением.

Арбен давно уже хотел встретиться с Ньюмором, но последний был неуловим. Словно стена окружала знаменитого физика. Никто из тех, к кому обращался Арбен, не знал его нового местожительства.

Что подумали бы коллеги, увидев самоуверенного Арбена, смиренно прячущего нос в воротник? Сидя в машине, Арбен время от времени оглядывался. Пока Альвы не было.

Погруженный в свои мысли, Арбен едва не пропустил Ньюмора: его каплевидный «молек» на воздушной подушке плавно подплыл вплотную к входу. Только когда чёрная торпеда зашипела и плавно опустилась на асфальт, Арбен спохватился. Он выскочил из своей машины, в три прыжка покрыл расстояние и показался из-за колонны в тот самый момент, когда Ньюмор уже открывал бронированную дверь.

По выражению лица своего клиента Ньюмор понял, что от разговора ему не уйти. Все же он сделал попытку:

– У меня важное дело. Может быть, договоримся о встрече в более подходящее время?

– Неизвестно, когда наступит такое время. Я больше ждать не хочу. А тебя разыскать невозможно!

– Ладно, – решился Ньюмор. – У меня есть несколько минут… – Он озабоченно глянул на часы. – Только здесь, пожалуй, неудобно…

Арбен стоял рядом, казалось, готовый вцепиться в Ньюмора, если тот вздумает улизнуть.

– Здесь через два дома есть неплохой ресторанчик… сказал физик и взял Арбена под руку.

Арбен спешил, стараясь побыстрее пройти открытое место.

– Как ты разыскал меня? – спросил Ньюмор, когда они сели за столик.

– Проезжал мимо, – небрежно бросил Арбен. – Вижу – знакомое лицо.

Ньюмор покосился на его лицо, посиневшее от мороза, и ничего не сказал.

– Как ведёт себя Альва? – спросил Ньюмор. – Надеюсь, не очень беспокоит?

– Поэтому я и искал тебя, – не совсем последовательно ответил Арбен.

– Помнишь, о чём мы договорились? Эксперимент продлится год, больше можно, но никак не меньше, А прошло только два месяца.

– Сегодня шестьдесят четвёртый день.

– Это не меняет дела. Пойми, я вложил в эту штуку все своё состояние. Если прервать опыт – все погибло. А чем тебе плохо? Ты стал сверхчеловеком и не выложил за это ни одного жетона.

– Альва ведёт себя странно. Кстати, ты можешь объяснить мне, почему он сначала оказывал больше внимания Линде, чем мне – своей биологической половине?

– Как это? – спросил заинтересованный Ньюмор, ставя на место недопитый стакан.

Арбен рассказал. Ньюмор живо расспрашивал о подробностях, затем задумался.

– Неужели Альва развивается не так, как я предполагал? сказал он как бы про себя. – Нет, дело в другом. – Он хлопнул по столу так, что бутылка подпрыгнула. – Понимаешь, она слишком много о тебе думает. Больше, чем ты сам о себе.

Встревоженный Арбен смотрел на его помрачневшее лицо.

– Линда ничего тебе не говорила? – неожиданно спросил Ньюмор, откинувшись на спинку стула.

– О чём?

– Обо мне, об Альве.

– Мы не видимся.

– А раньше?

– Разве Линда в курсе?

– Спрашиваю я, а не ты, – резко бросил Ньюмор.

– Никогда мы об этом не говорили, – так же грубо отвечал Арбен.

– Ладно, – сказал Ньюмор. Казалось, он принял какое-то решение. – Чего ты хочешь от меня?

– Ньюмор, верни все как было. Лучше я никуда не полечу.

Ньюмор хранил молчание.

– Я согласен: пусть вернутся мои прежние недостатки, пробовал пошутить Арбен.

– Как ты это представляешь? – ледяным тоном спросил Ньюмор.

– Убей его!

– Рассуждаешь как младенец, – пожал плечами Ньюмор. – Я же объяснял тебе, когда подписывали контракт, что уничтожить Альву после того, как вы стали двойниками, все равно что уничтожить половину тебя самого, сжечь половину каждой твоей клетки. Ты становишься смелее, твой страх скоро совсем пройдёт.

– Он уже прошёл, – сказал Арбен.

– Проявляй элементарную осторожность, и всё будет в порядке, – продолжал Ньюмор.

– Альва преследует меня.

– Не надо было соглашаться.

– Я не думал, что так будет. И потом, ты говорил совсем другое…

Ньюмор глянул на часы.

– Ньюмор, перепиши с него обратно на меня всю информацию, – быстро заговорил Арбен. – Я заплачу тебе неустойку. Любую сумму… Это я говорю тебе как приказ.

– Альва погибнет, – покачал головой физик.

– Сделаешь другого!

– Второго Альву мне не создать.

– Значит, не хочешь?

– Не могу. – Ньюмор приготовился встать.

– Ах, так! – Арбен побагровел. – Знай же, негодяй, я выведу тебя на чистую воду. Подопытный кролик дорого тебе обойдётся. Во всяком случае, дороже собаки.

– Успокойся, – поднял руку Ньюмор. – Слишком уж ты стал самоуверен.

Соседи начали обращать на них внимание.

– Хватит! Ты меня достаточно успокоил. Разве я могу волноваться? Ты же сделал мои нервы железными.

– Не будь идиотом. Накличешь Альву – пеняй на себя.

– Ньюм… В память нашей дружбы… Почему ты решил воздвигнуть свой дворец именно на моих костях?

– Ты не в своём уме. Поговорим, когда придёшь в себя, сказал Ньюмор и поднялся.

Арбен молниеносным движением опрокинул столик и вцепился ему в горло. Звон разбитого стекла смешался с криками посетителей. Официант с застывшей улыбкой мчался к ним через весь зал. Ньюмору с трудом удалось отодрать пальцы с горла, но долго состязаться с Арбеном в силе и ловкости он был не в состоянии, хотя считал себя неплохим самбистом. Через секунду Арбен подмял его под себя, пригвоздив коленом к полу.

– Согласен? – спокойно спросил он, не обращая внимания на крики людей, столпившихся вокруг.

– Пусти, – прохрипел Ньюмор.

– Я задушу тебя, как котёнка. Силы, спасибо, у меня хватит.

– Где же полиция? – истерически выкрикнул женский голос. – Он убьёт его. Помогите же, мужчины!

Но никто не решался вступиться за поверженного Ньюмора. Каждый поглядывал с опаской на атлетическую фигуру Арбена. Казалось, она излучала силу, внушавшую страх. А может, это подействовал взгляд Арбена, которым он медленно обвёл зрителей? Передние попятились.

Сразу, словно по команде, толпа начала редеть. Люди торопливо расходились по своим столикам, стараясь не смотреть друг на друга.

– Видишь? Кое-чем я тебе всё-таки обязан. Ну?… – Арбен снова протянул руку к горлу противника. – Я дал тебе достаточно времени подумать.

– Хорошо, – неожиданно сказал Ньюмор. – Черт с тобой. Возвратим тебя в прежнее состояние. Альву придётся угробить.

– Гарантия? – коротко сказал Арбен. Он взглянул на мужчину, который только что вошёл в зал и подошёл поближе, заинтересованный скандалом. Глаза их встретились, и человек, охнув, попятился назад, опрокидывая стулья.

– Моё честное слово.

– Не пойдёт.

– Пусти меня, и поговорим по-человечески, – взмолился Ньюмор. – Все равно я в твоих руках.

Арбен расплатился с перепуганным официантом, и они вышли. Ньюмор слегка прихрамывал.

– Вот сюда, – указал Арбен на уголок за пыльной пальмой.

– Можно завтра же начать, – сказал Ньюмор, не глядя на собеседника.

– Вот это разговор.

– У тебя машина обклеена пластиком?

– Конечно. Я бы и одежду сделал из пластика, если бы это было можно. Тогда бы и вашу милость не пришлось беспокоить.

– Гм, это называется беспокоить, – задумчиво, произнёс Ньюмор, касаясь пальцем здоровенного синяка на горле.

– Не придирайся к мелочам. Ты сам виноват, что заставил меня принять крайние меры.

– Лучше всего будет, если ты приедешь завтра прямо ко мне.

– К тебе, голубчик, не проникнешь.

– Я дам пропуск.

Ньюмор полез в карман, вынул узкий блокнот и, набросав несколько слов, вырвал листок и протянул его Арбену. Тот внимательно прочёл текст и удовлетворённо кивнул. В углу листка красовался вензель, который – Арбен знал это – раскрывает почти любые двери.

– Сегодня ничего не пей, – сказал Ньюмор, глядя, как Арбен складывает бумажку. – И завтра с утра тоже.

– Даже воды?

– Я имею в виду виски, – пояснил Ньюмор.

– Два месяца уже не пробовал. И запах забыл.

– А раньше, до Альвы, ты, помню, увлекался.

– Потребность исчезла. Желаний никаких нет, все делаю усилием ума. – Он похлопал ладонью себе по лбу.

– Зато стал силён, как буйвол.

– Что толку? Я хочу жить как все, радоваться и печалиться со всеми. А у меня ощущение самодовольной рыбы в аквариуме, диковинной рыбы. Временами мне кажется, что кровь у меня стала холодной, как у рыбы. Во мне остался один расчёт. Знаешь, – доверительно улыбнулся Арбен, – у меня за это время столько дел накопилось, и все неотложные… Линду не видел целую вечность…

– Ничего, теперь увидишь, – сказал Ньюмор, непонятно глядя на Арбена.

– Забудем прошлое, Ньюмор, – сказал Арбен. – Ты мог увлечься, я понимаю и не виню. Я сам, когда ставлю эксперимент, забываю все на свете… И готов не щадить ни себя, ни других. А что касается убытка… Знай: все, что у меня есть, – твоё.

– Я ничуть не увлёкся. – Ньюмор глядел в одну точку. Только по твоей вине срывается опыт.

– Опыт… – повторил Арбен. – При чём тут опыт? Ты готовишь меня к полёту…

– Я ничего не скрывал от тебя. Раскрыл карты с самого начала. Ты мог тогда отказаться.

– Не все карты, Ньюмор, ты раскрыл, – покачал головой Арбен. – Линде ты рассказал немного больше, чем мне.

По тому, как окаменело лицо Ньюмора, Арбен понял, что сказал лишнее.

– Надеюсь, теперь я свободен? – сказал Ньюмор и отвёл в сторону широкий лист пальмы.

– До завтра, – посторонился Арбен. – Стоп, а ты не удерёшь? Куда-нибудь на континент, с попутным ветром?

– Не уеду, не бойся, – сказал Ньюмор, и Арбен понял, что он не лжёт.

Арбен вышел. До машины дошагал, ни разу не оглянувшись.

Машина резво взяла с места. Арбен отключил автоводитель и сам сел за руль. Хотелось действовать. С завтрашнего утра начнёт редеть пелена, отделяющая его от остальных людей.

Занятый мыслями, Арбен вёл автомобиль машинально, мало что видя. Впрочем, уличными жертвами это не грозило. Роль Арбена как водителя сводилась, пожалуй, только к вращению наполовину бутафорского штурвала. Это лишь считалось, что человек, да ещё в городской черте, может самостоятельно вести машину. Так было когда-то. А теперь машину в любом случае вели приборы. Локатор нащупывал дорогу, выяснял, нет ли на дороге препятствий и не могут ли они появиться – будь то машина, выезжающая из переулка, или кошка, перебегающая улицу.

Правда, Арбен отключил автоводитель, но это значило немного. Автоводителю задавалась конечная точка маршрута – место, куда желает попасть хозяин. Сев за руль, Арбен мог по собственному произволу выбирать улицу, но и только. Скорость машины, линия движения – все устанавливалось электронной аппаратурой. Этим достигалась безопасность уличного движения. Арбен не смог бы при всём желании задавить даже бродячую собаку – любое движущееся существо объезжалось, а если объект был неподвижен и преграждал путь – срабатывала тормозная система и машина останавливалась. Хозяин мог тысячу раз спешить – это его дело. Он мог опаздывать на важное свидание это опять-таки его дело. А дело инфраглаза – предотвратить малейшую вероятность катастрофы.

Улица сменяла улицу, новые здания, будто парящие в невесомости, перемежались старыми каменными коробками – Арбен не замечал ничего. Он всё ещё был полон недавним разговором с Ньюмором. Победа досталась с трудом. Конечно, и Ньюмору несладко – расстаться с Альвой, в которого он столько всего вложил. Когда Арбен заберёт у него обратно свою информацию, Альва погибнет, это неизбежно. Жаль Ньюмора. Но, с другой стороны, почему Арбен должен терять свою самобытность? Ньюм во многом обманул его. Так друзья не поступают. Пусть теперь и расплачивается.

Не доезжая нескольких шагов до универсального магазина «Все для всех», Арбен притормозил, подкатил к тротуару. Близился к концу рабочий день, и прохожих было много. Выходить из машины Арбен не стал: в толпе Альве легче затеряться его можно не заметить до самого последнего момента. Другое дело, когда вокруг безлюдно, – тогда опасность меньше.

Арбен всматривался в лица людей, идущих по тротуару. Вот торопится мужчина средних лет. Он обременён свёртками, не говоря уже о чудовищно разбухшем портфеле. В глазах застыло выражение терпеливой скорби, верно, замучили заботы. Спроси его – наверное, ответит, что он самый несчастный на свете. И не знает, что человек, сидящий в этой роскошной машине, захотел стать таким же… Да, да, этот самый преуспевающий счастливчик с ровным румянцем во всю щеку.

Десяток шагов – словно доска, переброшенная через пропасть. Внезапно Арбен заметил знакомое лицо. Вообще память у него уже два месяца была абсолютной. Он мог без труда припомнить малейшие детали двадцатилетней давности. Лицо, мельком увиденное когда-то, теперь всплывало в памяти, словно изображение на монете, с которой искусный нумизмат отмыл кислотой слой веков. Правда, это относилось только к приятным воспоминаниям. Что же до неприятных – они словно растворились…

Девушка, равнодушно скользнув глазами по машине, прошла мимо. Арбен забарабанил в толстое смотровое стекло. Она обернулась. Это её зовут? Кажется, она не давала повода… Девушка пожала плечами и хотела продолжать свой путь, но в последний момент ей бросилось в глаза зовущее выражение лица человека, сидящего за рулём. Она подошла к машине. Форма на девушке сидела ловко. На рукаве красовался фирменный знак ВДВ, что означало «Все для всех». Арбен узнал девушку сразу – в прошлом году в парке Линда показала её:

– Работает в нашем отделе.

Девушка тогда скользнула по нему взглядом, словно по неодушевлённому предмету. Теперь она недоуменно смотрела на незнакомого человека, делавшего ей призывные знаки.

– Вы из парфюмерного? – прокричал Арбен сквозь толстое стекло.

Девушка кивнула.

– С вами работает Линда Лоун?

Она показала на уши, затем на дверцу, предлагая её открыть.

– Линда! – снова крикнул Арбен, делая вид, что не заметил знака.

Расслышав имя подруги, девушка закивала. Кое-как Арбен сумел втолковать ей свою просьбу.

– У нас строгий начальник. Вряд ли отпустит, – изловчился он прочесть по её шевелящимся губам.

– Вы только передайте ей, – попросил он.

– Как ей сказать – кто зовёт? – спросила девушка, скрывая в глазах любопытство.

– Скажите – друг…

– Что? – Ей показалось, она ослышалась.

Арбен повторил. Девушка поспешно направилась к магазину. Перед тем как ступить на весёлый ручеёк ленты, бегущей внутрь от самой двери, она оглянулась на странного человека.

Сердце Арбена тревожно забилось. Ощущение, от которого он успел уже отвыкнуть. Из дверей универмага вышла Линда. Фирменный чепчик сбился в сторону, открыв рыжий локон. Она сделала два шага и беспомощно оглянулась. Затем заметила Арбена и быстро подошла. Дорогая машина, видимо, удивила её. Арбен открыл дверцу и протянул Линде руку. Затем поспешно захлопнул дверцу.

Они перекинулись несколькими незначительными фразами, будто расстались только вчера. Между тем прошло уже…

– Моя напарница уверяет, что ты не в себе. – Линда покрутила пальцем у лба и улыбнулась.

– Может быть, она и права, – серьёзно сказал Арбен.

– Прости, – смешалась Линда. – Сболтнула не подумав. Как ты теперь себя чувствуешь?

– Лучше. Гораздо лучше.

Линда расцвела от слов Арбена.

– И у врача был? Молодец, – продолжала она, не дождавшись ответа. – Что он назначил?

– Так, всякие пустяки.

– Но ты все выполняешь?

– Само собой. Между прочим, завтра начнётся решающая процедура.

Арбен был благодарен Линде за то, что она не расспрашивала его. Он приготовил несколько фраз в оправдание своего отсутствия и был рад, что их не пришлось пустить в ход.

– У нас долгий разговор? – озабоченно спросила Линда.

– Что, начальник строгий?

– Откуда ты знаешь? – удивилась Линда. – По-моему, я никогда тебе не жаловалась…

– У нас серьёзная беседа. Обойдутся без тебя, – посоветовал Арбен.

– Хорошо, – сказала Линда, немного поколебавшись.

Арбен нажал стартер.

– Куда поедем?

– За город, – предложила Линда. – Подышим.

– Далеко, – покачал головой Арбен.

– Ну, куда хочешь, – сказала Линда.

Арбен все ещё чувствовал себя виноватым перед Линдой. Время от времени он поглядывал на её тонкий профиль, уже подсвеченный вечерним неоном. Она о чём-то думала, положив руку на баранку руля. Арбену вдруг захотелось прижаться щекой к смуглому запястью.

– Цыганочка, – негромко сказал он.

– Хорошо с тобой, – вспыхнув, сказала Линда.

– Весь вечер – наш. Вволю покатаемся. Потом заедем куда-нибудь поужинать. Что ты скажешь, например, об Итальянском ресторане? Говорят, там бесподобные спагетти с сыром. Он многозначительно похлопал себя по карману.

– Арби, откуда у тебя появились деньги? И эта машина чья?

– Моя. Вернее, наша.

– Но раньше…

– Не беспокойся, – перебил Арбен, – я заработал её честным трудом. За последний месяц я получил кучу жетонов. – Он посмотрел на бегущие назад разноцветные купола – машина выехала на центральную улицу – и добавил: – В какой-то мере это связано было с моей болезнью…

– Такая большая страховка? – удивилась Линда.

– Не то. Видишь ли, болезнь вызвала обострение, что ли, мыслительных способностей. В общем, котелок стал лучше варить. Ну а Уэстерн, если ему угодишь, за деньгами не постоит. Вот я и думаю: может, и лечиться не стоит?

– Не болтай глупости, – резко сказала Линда. – Как ты можешь говорить такое?

– Я пошутил, цыганочка.

– Такие шутки жестоки.

Дорогу Арбен выбирал наугад. Машина знала своё дело. Ловко и аккуратно поглощала она пространство.

– Как хорошо, что завтра начинается твой курс лечения! А жетоны… бог с ними. И к таким игрушкам, – она погладила темно-вишнёвое сиденье машины, – я равнодушна. Ты только больше не исчезай, ладно? А то расстанемся опять…

– Мы можем и не расставаться, – медленно произнёс Арбен, – стоит лишь тебе пожелать. Видишь ли, есть на свете один дуралей, который готов отказаться от славы и повергнуть к твоим стопам… – Арбен запнулся, не зная, как закончить высокопарную фразу. Спасла положение Линда, звонко расхохотавшаяся.

О многом говорили они в этот вечер. Но больше всего – о будущем.

– Давай уедем, – сказал Арбен. – Далеко-далеко.

– На побережье, – произнесла Линда, не открывая глаз.

– На побережье, – согласился Арбен. – Я наймусь на какую-нибудь автостанцию. Механиком, ремонтником – кем угодно.

Линда открыла глаза.

– Видишь ли, я не уверен в том, что произойдёт в результате предстоящей процедуры, – пояснил Арбен, отвечая на её вопросительный взгляд.

Линда кивнула.

Город за стёклами машины казался призрачным, нереальным. То ли сон, то ли видение. Встряхнись – и он исчезнет…

– Через неделю сможем уехать, – сказал Арбен, сворачивая в улицу, узкую, как ущелье.

– Хоть завтра. Так надоело все…

Линда умолкла. У губ её обозначились две горькие складки. Арбен подумал, что ей не так легко и просто жить, как могло бы показаться со стороны. Но она была мужественна и никому не жаловалась.

– Завтра не получится. Надо закончить кое-какие дела, сказал Арбен.

– Это связано с твоим лечением? – догадалась Линда.

Арбен кивнул.

Ньюмор, словно по уговору, ни разу не упоминался, и Арбену это почему-то было приятно.

Линда не могла бы словами выразить то, что было у неё в душе. Странное лечение. Лечение, в результате которого тускнеют блестящие умственные способности и человек становится рядовым, заурядным. Может быть, и гениальность не более чем психическое отклонение? Как знать, что возвышает гения над остальными? Не мысли, а тени подобных мыслей носились у Линды в голове, но выразить их она вряд ли сумела бы.

– Несколько дней я буду очень занят, – сказал Арбен и потрогал в кармане вчетверо сложенный блокнотный листок.

– Понимаю. Ничего, уедем позже. Ближе к весне. Машина резко тормознула. Стайка ребятишек выскочила из-под её тупого носа. Опасности, конечно, никакой не было – все скорости и импульсы были рассчитаны, когда машина ещё только свернула на эту улицу.

– Скажи, ты думаешь обо мне? – неожиданно спросил Арбен.

– Иногда, – улыбнулась Линда.

– Часто?

– Часто, наверно, ты не заслуживаешь…

– Прошу тебя, не думай обо мне, – серьёзно сказал Арбен.

– Скромность украшает человека.

– Я не шучу. Не думай обо мне, не вспоминай меня… Хотя бы в течение нескольких дней.

– Но почему? – изумилась Линда необычности просьбы. – Тебе неприятно сознание, что я о тебе думаю?

– Не могу тебе объяснить, в чём дело, но позже, когда мы будем вместе. Чему ты смеёшься?

– Не обижайся. – Она прижалась к нахмурившемуся Арбену. Просто я вспомнила притчу об обезьяне. Волшебник сказал одному человеку: «Хочешь, я верну тебе молодость и красоту?» «Хочу», – отвечал человек, который был стар и согбен. «Для этого ты должен выполнить одно условие», – сказал волшебник. «Я согласен на все». – «О, это простое условие: в течение пяти минут ты не должен думать об обезьяне, вот и все. Пять минут – это как раз время, необходимое для твоего превращения».

– И что же?

– Волшебник исчез. Он с горечью убедился, что его условие невыполнимо.

– А человек?

– Он остался таким же – старым и немощным…

– Да, память не подвластна человеку, – глухо сказал Арбен. – Человека легче убить, чем отнять у него память. Будто спохватившись, он посмотрел на часы.

– Время ушло как мартовский снег, – процитировала Линда.

– Поедем ужинать?

– Не хочется.

– И мне, – признался Арбен. – Куда же тебя доставить? В универсальный «Все для всех»?

– Я хочу домой. Уже поздно.

Арбен набрал на пульте нужные координаты и, включив автоводитель, отодвинулся от штурвала.

Ближе к окраине освещённость падала. Громады домов еле угадывались во мраке. Старые дома, лишённые окон, достались в наследство от того времени, когда люди панически – и не без оснований – боялись радиации, уровень которой неуклонно повышался. Теперь эти дома выглядели как уродливые коробки, но снести их все никак не могли. Реклама на окраине не так буйствовала, как в центре.

– Помнишь, ты привозил меня домой на такси, – сказала Линда, когда машина остановилась. – А теперь у тебя своя машина.

Арбен смотрел сквозь боковое стекло.

– Неплохая лошадка. У меня просьба, Арби: когда мы сядем сюда, и выедем из города, и возьмём курс на побережье включи машину на полную скорость. Ладно?

Арбен кивнул, не отрываясь от окна. Но улица была пустынной. «Этой груше место в музее», – подумал Арбен, глядя на допотопный фонарь. Ветер раскачивал его, отчего жёлтый круг метался по земле. Давным-давно опавшие листья то попадали в освещённый круг, то снова уходили из него в небытие. Было очень холодно, со дня на день ожидался снег, но он все не падал.

– Чудесная машина. Я не видела такой, – сказала Линда.

– Нравится? – отвернулся от окна Арбен.

– Кроме, пожалуй, одного: зачем кабину обклеили пластиком? – Она потрогала поблёскивавшую неровную поверхность. Смотри, как бугрится. Можно подумать, что обклеивали вручную. О чём только конструктор думал?

– Грубая работа, – согласился Арбен.

– Может, снимем? – Линда сделала жест, как будто собиралась сорвать наклейку.

– Погоди. Ты же не видела других машин этого класса. Может, сейчас такая мода?

– Все равно это уродливо. – Линда передёрнула плечами.

Фары машины бросали перед собой широкий сноп света. Арбен уменьшил освещение, и сноп превратился в луч, устало упавший на старый асфальт.

– Я пойду, – сказала Линда после короткой паузы, во время которой она выжидательно поглядывала на Арбена.

Арбен открыл дверцу и уверенно вышел первым.

– Провожу, – сказал он.

– Наконец-то ты решил не делать этого тайком, – весело заметила Линда, опираясь на протянутую руку.

– А, ты об этом… – Арбен рассмеялся.

Каблучки Линды громко стучали, эхом отдаваясь в глухих закоулках. Арбен шёл рядом, стараясь не уходить вперёд. Он и сам не понимал, что заставило его выйти из машины. Желание побыть ещё немного с Линдой? А может, стремление вновь почувствовать себя обычным человеком, который не должен готовиться ни к какому космическому полёту, жить обычной жизнью? «До дверей и обратно», – сказал себе твёрдо Арбен.

Две исполинские тени пересекли дорогу и вскарабкались на стену дома, слившись с тёмной поверхностью. Одна была тонкой, другая – мужественно-широкоплечей.

– Смотри, наши тени не хотят расставаться, – тихо сказала Линда, замедляя шаги. Глаза её блестели. – Вот мы уйдём, уедем отсюда, а они останутся. И всегда будут вместе.

– Доброй ночи, – сказал Арбен, когда они подошли к входу.

– Когда мы увидимся?

– Надеюсь, скоро.

– Буду ждать.

– Я позвоню тебе.

Линда помахала рукой и скрылась за лестничным поворотом.

Арбен не успел сделать и трех шагов, как навстречу ему от стены отделилась фигура. Казалось, она появилась из небытия и двигалась осторожно и бесшумно. Так шагать, не затрагивая опавших листьев, мог только Альва – его вторая половина, его горести и заботы, его трусость и неуверенность, разреженное облако античастиц, как бы вобравшее в себя частицу Арбена.

Фигура шагала медленно и неотвратимо, словно сама судьба. Но Арбен не был ни суеверным, ни фаталистом. Встретив наконец Альву, он обрёл то спокойствие, к которому тщетно стремился, ту уверенность, которую обещал ему Ньюмор, уговаривая согласиться на космический полёт… Мысль работала чётко, словно на выпускном экзамене. Альва не может превысить скорость три мили в час. Это хорошо. Но той же величиной ограничена и скорость Арбена. Это плохо. Однако гораздо хуже то, что Альва находится в более выгодном положении: он движется наперерез Арбену, отрезая ему путь к машине. Способность Альвы к манёвру явилась для Арбена неожиданностью. «Словно кто-то по радио управляет его действиями», – мелькнула и тотчас погасла мысль.

Спасение там, в машине, в кабине, которую он собственноручно обклеил изнутри ионизированным пластиком. Но как добраться до неё?

Альва мог его успешно преследовать даже при равенстве их скоростей. Ньюмор перед началом подготовки уверял Арбена, что это не так. Ньюмор обманул его. Да, бессовестно обманул.

Говорят, тонущий человек за считанные доли секунды припоминает всю свою жизнь, начиная с детства. Может быть. Но перед Арбеном в эти мгновенья не промелькнул калейдоскоп бытия. Память, словно прожектором, выхватила из недавнего прошлого разговор с Ньюмором. Это было накануне того дня, когда Арбен вступил в биорадиоконтакт с Альвой.

…«Практически Альва тебе неопасен, – сказал Ньюмор. При такой скорости…»

«Скорость моя тоже будет не больше».

«В том-то и суть! – Ньюмор обнажил ровную подкову зубов. – Ты же инженер, сообрази-ка. А бежит за Б. У обоих одинаковая скорость. Догонит ли когда-нибудь преследователь А свою жертву?…»

Поначалу аргумент Ньюмора показался Арбену убедительным. Но чутьё подсказывало: что-то здесь неладно.

«Ты, пожалуй, прав, если дело происходит на ровном поле. А если в городе?»

«Это не меняет дела, – бросил Ньюмор. – Будешь улепётывать по улице, только и всего. Говоря „улепётывать“, я, конечно, преувеличиваю: ты будешь чинно шагать как ни в чём не бывало. Альва будет бесшумно топать за тобой, и расстояние между вами при этом не будет сокращаться ни на шаг».

«И куда же я буду чинно шагать?»

«Куда захочешь. У тебя будет миллион возможностей. Можешь дойти до ближайшей подвижной ленты и уехать на ней. Можешь добраться до станции подземки и сесть в поезд. Можешь, наконец, спокойным шагом дойти до своей квартиры, которую ты к тому времени обклеишь, надеюсь, вот этим. – Он протянул Арбену толстый рулон ионопластика. – Жаль: из этого нельзя сшить для тебя защитную оболочку. Тогда бы у нас вообще не было этого разговора».

Этот разговор блеснул в памяти Арбена, пока он шёл прочь от Альвы. Последний все ещё двигался медленно. Арбен шёл с наибольшей возможной скоростью, чтобы выиграть время. Когда Арбен пытался ускорить шаг, упругая волна толкала его в грудь. Собственное тормозящее поле было неумолимо.

«От тебя требуется только одно: будь осторожен. Это значит – не столкнись с Альвой нос к носу. Тогда уж действительно тебе несдобровать. Ну а во всех других случаях тебе, поверь, ничего не грозит, как я объяснил». И ещё сказал Ньюм: «Счастливчик, ты избавишься от своих забот и недугов, станешь самоуверенным и отважным. Позже люди будут платить мне за это удовольствие столько, сколько я захочу».

«Ты, значит, намерен поставить производство на конвейер? Стать избавителем людей от страхов? Сделать всех героями?»

«А почему бы нет?»

«И скоро это произойдёт?»

«Надеюсь. Для этого мне остаётся только удешевить Альву. Стандартизировать его. Первый экземпляр обошёлся мне невероятно дорого. А потом… В общем, ты не будешь одинок».

«Так ты, наверное, приступил уже?…» – спросил Арбен, хорошо знавший скрытный характер приятеля.

«Нет ещё, к сожалению», – покачал головой Ньюмор.

«Денег нет?»

«Деньги – пустяк», – пренебрежительно махнул рукой Ньюмор.

«Но ты же все истратил?»

«Подумаешь! Толстосумы, жаждущие спокойной жизни, предоставят мне любой кредит. Посуди сам: вместо всех этих модных курортов, водолечебниц, всяких душей Шарко и прочего я предлагаю подготовку к подвигу. До сих пор от нервных болезней вряд ли умели избавляться…»

«Ну уж… – усомнился Арбен. – Если все будут одинаково смелыми, умными, талантливыми, то это обесценится».

«Были же люди неграмотными, но оказались все способными усвоить знания. Я попросту стираю страх, как стирают тряпкой надпись мелом на школьной доске».

«А вдруг кто-нибудь захочет восстановить эту самую надпись на школьной доске?»

«Вряд ли найдётся такой оригинал».

«А вдруг?» – настаивал Арбен.

«Я этим вопросом пока не занимался».

…Альва чует его. Кажется, он привязан к Арбену невидимой нитью. Стоит сделать шаг в сторону – и Альва послушно повторяет манёвр. Арбен все шёл, оглядываясь на ходу. До боли знакомая сутуловатая фигура старательно вышагивала за ним. Лицо, бессчётное множество раз виденное в зеркале… «Бегу сам от себя. А разве это возможно – уйти от себя?» – обожгла мысль.

Машина осталась поодаль. Её чёрный выпуклый корпус маслянисто поблёскивал под качающимся от ветра фонарём, кинжальный луч средней фары бессильно лежал на грязной брусчатке мостовой. И ни души на ночной улице…

Каждый шаг отдаляет его от спасительной кабины, обклеенной пластиком. Но повернуть к машине – значит столкнуться с Альвой. Тротуарные ленты уже выключены. Одна надежда – на подземку.

Никогда раньше Арбен не думал, что улица, на которой живёт Линда, такая длинная. А может, это так кажется оттого, что он отвык ходить пешком за последнее время?

Арбен почувствовал, что замерзает, и сделал инстинктивную попытку пробежаться, но упругая волна тотчас ударила в лицо с такой силой, что он, задохнувшись, на мгновение остановился. Остановка обошлась ему в три-четыре драгоценных ярда. Расстояние сократилось, и Альва, войдя из тьмы в освещённый фонарный круг, теперь был виден до мельчайших подробностей. «Он бледен как смерть, – подумал Арбен. – Немудрёно, что Линда при встрече с Альвой так перепугалась. Видно, Ньюмор что-то не рассчитал…»

Хорошо хоть, что улица прямая. Любой поворот – в пользу Альвы, который сможет срезать углы: каменные стены – не препятствие для этого лёгкого невесомого облачка, имеющего человеческий облик.

Так бы идти и идти… Но силы – он знал это – скоро иссякнут. Он заперт в каменных джунглях города. Он сам себя запер в ловушку, а ключ спрятал хитрый Ныомор.

Сердце билось медленными толчками, и каждый удар болезненно отдавался. Это было ощущение, о котором Арбен успел уже позабыть. Прошло некоторое время, прежде чем он догадался, в чём дело. Он волновался, волновался так, как ни разу ещё за два прошедших месяца. Значит, к нему начинают возвращаться прежние страхи.

Арбен изо всех сил старался успокоиться: волнуясь, он помогал своему преследователю. Действительно, Альва за последние несколько минут заметно оживился. Быстрее задвигались его ноги, украшенные ботинками с магнитными присосками, незрячий взор был устремлён на Арбена, он даже руку вперёд протянул, будто желая схватить ускользающую от него вторую половину своего «я».

Арбену казалось, что погоня длится уже давно. Целую вечность бежит он по этой улице, до жути безмолвной (бежит, еле переставляя ноги от усталости), а его преследует клубок забот и огорчений, и никуда от них не скрыться, не уйти.

Впереди неясно забелел купол, украшенный в вершине вензелем. Вензель бессонно горел в морозном мглистом воздухе, а над ним, совсем невысоко, мерцали равнодушные звезды. Станция подземки. Наконец-то! Сейчас он войдёт в узкую дверь, опустит жетон в узкую щель автомата, и неуклюжий турникет вытолкнет его на бегущий вниз, к поездам, эскалатор…

Арбен почувствовал даже нечто вроде жалости к Альве. Будто это было одушевлённое существо, а не искусное материальное образование, имитирующее его, Арбена. Будто он обманул простодушного Альву, перехитрил его. Будто взялся перевести слепца через оживлённую улицу и бросил его посреди мостовой. Странная вещь! Он жалел Альву, будто младшего брата, будто какую-то частицу собственного «я», пусть и не лучшую. И разве не так оно и было на самом деле?… Ликующее чувство избавления от смертельной опасности наполнило все его существо.

Ему показалось подозрительным, что у входа не видно ни одного человека. Обычно даже в самую глухую пору хотя бы два-три бродяги греются в теплом потоке кондиционированного воздуха, вырывающегося из отворяемых дверей. Он ощущал уже в ноздрях сухой нагретый воздух, еле заметно отдающий автолом и ещё чем-то сладковатым, неприятным.

Четыре гранитные ступени… Арбен толкнул дверь. Закрыто!.. Он изо всех сил двинул её плечом, отлично сознавая, что это бесполезно. Затем ударил кулаком по ледяному пластику. Рука, разбитая в кровь, привела его в себя. Ремонт, что ли? Впрочем, какое это сейчас имеет значение. Только теперь он заметил маленький листок, косо приклеенный к колонне: «На станции проводится проба воздуха на радиоактивность. Ближайшая станция подземной дороги…» Арбен отвернулся. Ближайшая станция подземной дороги не интересовала его. Чтобы добраться до неё, необходимо было свернуть, а в этом случае шансы Арбена на спасение обращались в нуль. Только в гонках по прямой он мог ещё надеяться уйти от своего преследователя.

Альва неумолимо приближался. Теперь его скорость – Арбен определил на глаз – составляла предельные три мили в час, средняя скорость среднего пешехода. Арбену почудилось даже, что на щеках Альвы загорелся румянец. Нет, это, наверно, причуды случайного ночного освещения.

Удивительно много мелочей можно заметить в считанные доли секунды. Не сродни ли это явление тому, что спичка, прежде чем погаснуть, вспыхивает ярче?

Арбен прислонился к колонне. Глупый конец. А разве не глупой была вся эта затея с подготовкой в космос и с Альвой? Ну что ж, вот и расплата. Как говорил Ньюмор: «За все в жизни надо расплачиваться. Не жетонами, так собственной кровью. Это величайший закон, открытый мною».

Альва шагнул на первую ступень. Именно шагнул – так сказал бы любой сторонний наблюдатель. Поддался иллюзии и Арбен. Он отлично знал, что Альва, обнаружив перед собой возвышение, просто приподнимается над ним, как поднимается пар над кипящим чайником, а ноги – те просто имитируют шаги. При этом диамагнитные присоски не дают Альве оторваться от земли и подняться слишком высоко.

Как чётко работает мысль! Сколько он мог ещё сделать для Уэстерна! И ведь он искренне хотел совершить подвиг! Но через три секунды этот субъект, идущий прогулочным шагом, приблизится к нему, и всё будет кончено.

Неужели от своей слабости не уйдёшь? От нечистой совести не избавишься? И потом, это было так давно… Существует же, черт побери, какой-то срок давности?! Перед Арбеном мелькнуло бледное, искажённое смертельным страхом лицо Чарли.

…Это случилось давно, ещё на втором курсе обучения. Они занимались в параллельных группах. Красавчик Чарли всех затмевал. Ловкий, подтянутый, всегда тщательно выбритый, даже в дни учебного поиска, когда чуть не каждый курсант обрастал бородой. Разумеется, Чарли пользовался наибольшим успехом среди представительниц прекрасного пола – иначе и быть не могло. Но это была только одна сторона дела, пожалуй, наименее важная. Куда удивительней было то, что при всех своих бесчисленных увлечениях Чарли ухитрялся оставаться первым среди первых. «Талант», – говорили одни. «Пройдоха», – пожимали плечами другие. Как бы там ни было, никто лучше Чарли Канцоне не мог решить комплексную инженерную задачу, а когда в Училище приезжала инспекция с разы или из Центра, начальство неизменно выставляло Чарли на переднюю линию огня. Арбен долго крепился, снедаемый завистью. Он понимал, что не ему, с его средними задатками, тягаться с блестящим Чарли, Арбен был старателен, очень старателен, но тот результат, которого он добивался упорным многодневным трудом, давался баловню судьбы Чарли шутя. Притом инженерные решения его по изяществу и остроумию далеко превосходили любые проекты Арбена. «Сработано топором» – так однажды выразился экзаменатор, рассматривая проект городского подземного перехода, представленный Арбеном.

Стоял жаркий июльский полдень. Все изнывали от небывалого в этих широтах зноя. Арбен, уроженец севера, чувствовал себя отвратительно. Он, помнится, долго слонялся по учебному аэродрому, прежде чем вошёл в ангар. Постоял у дверей, пока глаза привыкли к полумраку. Здесь было прохладно, и Арбен решительно направился в ангар. Внезапно он остановился, Впереди, в самом центре золотистого солнечного конуса, льющегося с потолка, стоял Чарли. Его античное лицо было серьёзно. Арбен присмотрелся, Чарли возился у катапульты. «Разве у него завтра полет?» – подумал Арбен.

Принцип действия катапульты был несложен. В случае опасности нажималась кнопка, верхушка корабля открывалась, и пилот со страшной силой выбрасывался вверх. Механизм был запрограммирован так, что в случае нужды мог сработать и автоматически, как и произошло в том легендарном случае, о котором ходили рассказы.

Видимо, Чарли интересовался автоматическим включением катапульты. Арбен знал, что при пожаре замыкается химическая цепь, которая и включает взрывное устройство катапульты. Чарли, видимо, представлял это не очень ясно. А может, он хотел понять процесс во всех тонкостях? Арбен присмотрелся. Конечно, он возится с химическими реактивами. Наверно, желает самостоятельно составить включающую цепь.

– Хочу выяснить, может ли эта штука сработать самостоятельно, – кивнул Чарли на высокое кресло, похожее на трон.

Чарли небрежным жестом опустил рубильник, затем подпрыгнул и ловким движением опустился в кресло учебной катапульты. Он решил испытать действие нового реактива, составленного им самим, как впоследствии установила комиссия.

Сверху упал солнечный луч, и тонкая медная проволочка в пробирке ярко заблестела. Перед тем как сесть в кресло, Чарли поставил в штатив песочные часы, и золотистая струйка песка побежала в нижнее отделение пробирки, отсчитывая положенные ей пять минут. Чарли вздумал проверить, каким запасом прочности обладает придуманная им система. Он был уверен, что реактив не сумеет за пять минут разъесть проволочку и тем самым включить катапульту. Чтобы проверить это, достаточно было загрузить катапульту балластом, но Чарли, не задумываясь, сам вскочил в кресло. В чём, в чём, а в недостатке храбрости его нельзя было упрекнуть.

Чарли сжал подлокотник, и сверху на него опустился прозрачный купол, выполненный из армированного пластика. Теперь он напоминал космонавта в кабине корабля – классическую картинку из детской книжки. Там со страницы на страницу кочевали именно такие конфетные красавчики.

«Это уж он напрасно, – подумал Арбен, глядя на массивный купол. – Хвастун!..»

Золотистая кучка песка медленно росла на дне пробирки. Медная проволочка истончилась настолько, что её трудно было заметить простым глазом.

«Слезай, хватит!» – хотелось крикнуть Арбену. Но он не крикнул. Может быть, потому, что купол, под которым сидел Чарли, был звуконепроницаемым?

Как зачарованный смотрел Арбен на тоненькую песчаную струйку. Наконец-то! Струя иссякла. Пять минут прошло. Чарли улыбнулся Арбену и приветственно помахал рукой. Затем опустил руку на подлокотник… но прозрачный купол не поднялся. «Заело», – сообразил Арбен. Сквозь поблёскивающую оболочку он видел, как побледнело красивое лицо Чарли. Он привстал и изо всех сил налёг на препятствие, но герметический купол не поддавался. Купол служил для испытаний в ядовитой среде, и сорвать его вручную было почти невозможно.

Чарли жестами показывал Арбену на пульт. Он что-то кричал, но слов не было слышно. Однако Арбен понимал, что от него требуется: подойти к пульту и включить аварийный стоп-сигнал. Тогда катапульта будет заблокирована. С минуту Арбен делал вид, что ничего не понимает. Он разводил руками, старательно изображая на лице сочувствие. Но жесты Чарли, великолепно владевшего собой, были настолько ясны и выразительны, что дольше тянуть не было никакой возможности.

«Ангел в мышеловке», – подумал Арбен. И ещё он подумал, что, когда Чарли выберется из-под купола, он не простит ему проволочки.

Между прочим, медный отрезок уже не виден. Арбен медленно протянул руку к стоп-сигналу, и в этот миг его оглушил резкий звук струны, лопнувшей над самым ухом. Мертвенное оранжевое пламя вырвалось аккуратным веером из-под катапультной установки. Капсула рванулась кверху. Метра через три прозрачный купол отвалился в сторону. Поздно!.. Кто это так тонко, по-заячьи закричал? Чарли или он сам?

Высокий волнистый потолок ангара глухо охнул от многотонного удара. Дрогнули крестовины переплетений, не рассчитанные на такие нагрузки. Осколки оболочки посыпались вниз, один из них больно ударил Арбена в плечо. Арбен, задрав голову, глядел вверх, он окаменел, не в силах пошевелиться. Наверху расплывалось страшное пятно, сквозь которое пробивалось солнце. Сверху на рубашку Арбена упала тяжёлая капля. Как заворожённый, он тронул её пальцем, затем поспешно вытер руку тряпкой, которой десять минут назад пользовался Чарли, и опрометью бросился вон из ангара…

…Человек прижался спиной к стене, раскинув руки. Второй, преодолев подъем, не спеша приближался к своему двойнику. Неожиданно человек, казалось, влипший в стену, оторвался от неё и так же не спеша двинулся вокруг купола. Картина напоминала замедленную съёмку погони. Если увеличить скорость ленты, зритель увидел бы отчаянную гонку, ставкой в которой была жизнь. Но не было ленты, как не было и зрителей безмолвной сцены.

Альва, словно ожидал этого, такой же деловитой походкой двинулся за своей половиной, нырнувшей за купол. Облако скользило вдоль стены, облицованной пластиком, не имея возможности пересечь её и, продвинувшись напрямик, завершить затянувшуюся погоню.

Несколько минут подарила ему судьба. Несколько минут, не больше. Арбен понимал это. В гонках по кругу Альва превосходил его. Казалось бы, при равной скорости преследователя и преследуемого последнему ничего не грозило, по крайней мере, до тех пор, пока он не свалится, выбившись из сил. Увы, Арбен знал, что это не так. Развязка должна наступить гораздо раньше. Это не гонка по прямой, где ему нужно уходить вперёд, ни о чём не думая. При движении по кругу у Альвы появлялось значительное преимущество – возможность мгновенно менять направление движения на противоположное, тем самым идя на сближение с жертвой. Арбен, естественно, не мог проделать то же самое сразу, и расстояние между ними таяло. Да мог ли вообще Арбен тягаться в совершенстве стратегии со столь тонкой кибернетической системой, какую представлял собой Альва? А кроме того, Альва угадывал малейшее движение своего двойника, он рассчитывал, каков будет следующий шаг Арбена, и в соответствии с этим строил план погони.

Арбен боялся оглянуться. Ему чудилось на затылке тяжёлое дыхание, хотя Альва, конечно, не дышал. Нервы. Мог ли он подумать, что стальные нервы – подарок Ньюмора – вдруг разладятся в последнюю минуту, перед самым финалом? Ему чудится всякая чертовщина, и даже Чарли выплыл из подсознания, красавчик Чарли. А он всю жизнь безуспешно пытался отделаться от этого видения, которое мучило его, жгло по ночам и не давало покоя. Но о Чарли он не мог рассказать никому, даже самому близкому другу, даже Линде. Может, поделись Арбен с кем-нибудь – и ему стало бы легче. А тут подвернулся Ньюмор с таким заманчивым предложением – переписать, перенести на бессловесного Альву все тревожные воспоминания, волнения, все, что тревожит Арбена, что мешает стать уверенным в себе звездолётчиком.

Они сделали несколько кругов вокруг купола подземки. Только шаги Арбена нарушали ночной покой – Альва двигался бесшумно. С каждым кругом расстояние между ними сокращалось.

Арбен чудом увернулся от протянутой к нему, слабо светящейся бесплотной руки Альвы. Куртка Арбена задымилась и вспыхнула. Отвратительно запахло жжёной шерстью. Арбен сбросил куртку на ходу.

Дрожащим шагом идя вокруг купола, он отчаянным взглядом окинул расплывчатую, неясную перспективу длинной, ровной улицы, по которой он прошёл сюда двадцать минут назад. В самом конце улицы скорее угадывался, чем виделся, узкий луч средней фары машины. И мысль, простая и блестящая, озарила меркнущее сознание Арбена. Он может свернуть на эту улицу и двигаться к своей машине. Альва, конечно, пристроится сзади, но это уже не страшно: в гонках по прямой, да ещё на таком сравнительно коротком расстоянии, Альва вряд ли догонит его.

Отчаянный рывок – и вот уже Арбен оторвался от спасшего его купола и вновь зашагал по улице. Арбен старался не размахивать руками, чтобы не задеть Альву – тот шёл за ним чуть не вплотную.

Каждый шаг теперь приближал Арбена к спасению. Машина стояла в неприкосновенности, там, где он оставил её, провожая Линду. Она уже спит, наверно. А может, читает. «Зов бездны»? «Дорогу к наслаждению»? – она выписывала эти журнальчики. Или «Вечерние грёзы» – пустую газетку, почему-то печатаемую на жёлтом пластике?

Ему нужно время, чтобы открыть дверцу. Затем успеть сесть внутрь и захлопнуть её, чтобы Альва не успел просочиться. До машины шагов пятнадцать… десять… два шага… Арбен рванул на себя дверцу и упал на пол кабины. Послышался звук, похожий на треск разрываемой материи, и белая вспышка озарила все вокруг. Боль в затылке пронзила его и жаркими волнами растеклась по всему телу. Но пружина исправно сработала, и дверца захлопнулась сразу за Арбеном.

Придя в себя, Арбен слабо застонал. Голова раскалывалась на части. Онемевшее тело казалось мешком, набитым ватой. Он тотчас припомнил погоню и чудесное избавление. С трудом поднявшись на руках, он глянул в переднее стекло. Отшатнулся: на него глядело бледное привидение, прилипшее к стеклу. Неужели это он, Арбен?… Нет, он смотрит не в зеркало. Альва с тупым упорством выбрал место, от которого расстояние до Арбена было наименьшим. Неподвижное лицо напоминало маску, руки жадно обхватили радиатор. Альва, пребывая в полной неподвижности, ждал, пока жертва выйдет наружу, – терпения ему было не занимать.

Арбен вздохнул – так вздыхают, только избежав большой опасности, – и потрогал пальцем уголок отклеившегося пластика, старательно прижав его к стенке кабины.

Дав себе немного отдохнуть, Арбен нажал стартер. Машина тронулась с места. Лицо Альвы соскользнуло со смотрового стекла. Туловище медленно съехало с радиатора.

Когда Арбен развернул машину, он оглянулся. Фигура Альвы, слабо освещённая фонарём, быстро таяла.

Арбен закурил, стало легче. Но все равно затылок страшно ныл.

Итак, попытка избавиться от Чарли не удалась. Мёртвый, он продолжал тревожить Арбена. Даже Альва сумел прекратить его посещения только на два месяца. Тревожное воспоминание вернулось…

* * *

Ньюмор вошёл в лабораторию и тяжко опустился на стул. Он был в скверном расположении духа. Итак, опыт, столь блестяще начатый, придётся прервать, перечеркнуть. И Альва рассыплется на элементарные частицы, исчезнет.

А сколько бессонных ночей, сколько надежд, сколько денег, наконец, связано с Альвой! Все пойдёт прахом.

Ньюмор осторожно потрогал пальцем горло. После сегодняшней безобразной сцены в ресторане он сперва воспылал к Арбену гневом, но, к удивлению Ньюмора, злоба его быстро растаяла. Вместо неё возникла жалость. И ещё – неясное предчувствие беды, навеянное сбивчивым рассказом инженера о злоключениях с Альвой. Что, если этот рассказ не плод его фантазии? Значит, в расчёты Ньюмора вкралась какая-то ошибка и Альва ведёт себя не совсем так, как он предполагал. А может, всему виной сам Арбен? Чудак! Трус! Вдруг отказался от полётов. Ведь Альва глуп, как сорок тысяч роботов, и обмануть его ничего не стоило. Самоуверенность, которую приобрёл Арбен в последние месяцы, обернулась против Ньюмора.

Но теперь уже поздно разбираться, кто прав, кто виноват. Ньюмор дал слово, и он сдержит его. Альва погибнет, и Арбен возвратится в прежнее состояние – незавидное состояние.

Ньюмор встал и прошёлся по комнате. Пора было подойти к пульту и нажать кнопку вызова, но он бессознательно оттягивал этот момент.

В голове теснились непривычные мысли. Они волновали Ньюмора, лишали привычного спокойствия, на поверку оказавшегося призрачным. Так, гладь озера кажется стальной. Ничто в мире не может возмутить её. И медленно проплывают в глубине облака, и деревья у берега равнодушно вглядываются в свои отражения – поверхность незыблема. Но налетит ветер – и покой исчезнет!

Вот так и его мир, размеренный мир Ньюмора. Надёжно, казалось бы, закованный в броню непреложных законов. Формулы бесконечно сложны, верно. Но это ведь не перечёркивает их истинности? Они справедливы, Ньюмор мог бы голову дать на отсечение. В чём же дело? Почему так непонятно ведёт себя Альва? Нет следствия без причины, как не бывает дыма без огня. В чём же он всё-таки ошибся, если физические основы конструкции незыблемы?

Поражённый внезапной мыслью, Ньюмор остановился посреди лаборатории. Наверно, так. Наверно, нельзя механически разделить человека на добро и зло, на пороки и добродетели. Лишь вместе все без исключения качества образуют тот таинственный сплав, который называем мы человеческой личностью.

Название книги

Михановский Владимир Наумович

Содержание