Для отопления, освещения и миллиона прочих нужд экипажа установку давал «Катеноид» – система, внутри которой непрерывно шла управляемая термоядерная реакция. За непроницаемыми стенками, за магнитными перегородками бушевала укрощенная плазма, день и ночь пылало и плавилось маленькое ручное солнце.

«Каравелла» выполняла корректировку курса, как вдруг раздался вой аварийной сирены. Тобор мигом сориентировался и рявкнул в переговорное устройство.

– В камбузе включена аварийная энергоустановка!

Взбешенный капитан сжал биопередатчик так, что тот хрустнул.

– Либун! Почему аварийку включили?

– Потому что основная подача отключилась.

У капитана голос перехватило.

– Вы что же, Феликс Анемподистович, – произнес он негромко, – не знаете разве, что аварийна включается, только когда грозит катастрофа?..

И тут кок ответил фразой, которая впоследствии прочно вошла в корабельный фольклор.

– А разве это не катастрофа, когда не на чем борщ сварить?

Капитан ограничился тем, что чертыхнулся, правда, весьма основательно и витиевато, и велел Либуну немедленно отключить аварийку.

Но оказалось, что кока не ругать, а хвалить надо: он первый заметил аварию. Произошло это спустя несколько суток после загадочного происшествия в оранжерейном отсеке «Каравеллы».

Через минуту Тобор нашел место аварии: возле штурманского отсека был перерезан энергопровод.

Но перехватить нейтритовый кабель, к тому же снабженный тройной изоляционной оболочкой, не так-то просто, как срезать дерево. Ольховатский с помощью Тобора быстро заменил поврежденный участок кабеля.

До этого Ольховатский внимательно осмотрел срез: он был ровный, как поверхность зеркала. Знакомый почерк!

Только тут энергетик обратил внимание, что все еще жив, хотя касается рукой кабельного среза. Почему его до сих пор не убил чудовищный поток энергии, который должен был хлынуть через тело?

Оставалось выяснить, почему не сработала аварийная система. Они с Тобором быстро докопались до сути: она оказалась отключенной…

Ольховатский доложил о случившемся капитану.

У его дублера все энерговоды были в порядке – он проверил их перед тем, как сдать Владимиру дежурство. С того момента, как Ольховатский заступил на дежурство, прошли считанные минуты. Следовательно, несчастный случай (или авария, или диверсия – можно называть как угодно) мог произойти только в этом коротком промежутке времени.

В энергоотсек за это время никто не заходил. Что же, выходит, он сам перерезал кабель?!

Капитан внимательно выслушал Ольховатского. Когда тот кончил, он задал вопрос:

– Владимир Николаевич, у вас в отсеке имеется лучевой инструмент?

Энергетик смешался.

Дело в том, что некоторое время назад ему пришлось брать из подсобного отсека лучевой сшиватель по какой-то надобности. По инструкции он должен был сразу же вернуть сшиватель на место, однако не сделал этого. Грех небольшой, и обычно на «Каравелле» смотрели на подобные вещи сквозь пальцы. Однако теперь-то наступали другие времена!

– Имеется… – сказал Ольховатский.

– Какого действия?

Он опустил голову.

– Веерного.

Лицо капитана рывком приблизилось, вынырнув из глубины экрана.

– Больше повреждений в отсеке нет? – спросил он.

– Нет.

– Так… Пока нити тянутся к штурманскому… – протянул капитан. – Ну а как ваше самочувствие, Владимир Николаевич?

Ольховатский пожал плечами, уже догадываясь, куда клонит капитан. И следующая его фраза подтвердила догадку.

– Езжайте к Логвиненко.

– Гипноз?..

– Да. Пусть всесторонне обследует вас на этот предмет, Владимир Николаевич.