ГЛАВА ПЕРВАЯ

Миллер завершил обстоятельный доклад о результатах своей поездки, однако медлил покидать кабинет генерала.

– Ну, что еще, Карло? – спросил Четопиндо.

– У меня есть для тебя, Артуро, нечто интересненькое. – Миллер небрежно развалился в кресле, чего раньше никогда не позволял себе в присутствии Четопиндо.

Тот пребывал, однако, в благодушном настроении и сделал вид, что не обратил внимания на развязность помощника. Впрочем, каково будет настроение шефа в следующую минуту, предугадать было трудно, оно скакало словно температура у больного лихорадкой.

Миллер попросил:

– Пусть принесут чаю.

Несколько удивленный и заинтригованный, Четопиндо вызвал секретаря и отдал соответствующее распоряжение.

Когда на столе шефа появился чай, помощник встал и тщательно запер дверь кабинета.

– Ты не утопить меня вздумал? – поинтересовался Четопиндо, с возрастающим интересом наблюдая за действиями Миллера. – Только учти, Карло, что стакан чаю – не бассейн, а я – не Гарсиа…

Миллер промолчал. Жестом фокусника он достал из кармана пробирку, которую привез из командировки.

– Что это? – спросил генерал.

– Райское блаженство, Артуро.

– А точнее?

– Это наркотик, который соединяет в себе все лучшие, самые драгоценные свойства всех прежних.

– Забавно.

– Этот белый порошок тонизирует – и расслабляет, усыпляет – и заставляет бодрствовать, он дает возможность в течение одной минуты прожить целую жизнь, равную столетию, – вдохновенно распинался Миллер.

– А может, ты задумал не утопить, а отравить меня, а? – сощурился Четопиндо. – Ладно. Ты примешь порошок первым, – решил, немного подумав, генерал.

Пока Миллер осторожно вытряхивал кристаллики в стакан, Четопиндо с вожделением следил за пробиркой. Миллер знал, что генералу не терпится попробовать новое снадобье.

– Второй стакан ни к чему. Будем пить из одного, – сказал Четопиндо.

Карло размешал чай ложечкой и поднес стакан к губам, подумав: «В первый и последний раз…» На вкус это был самый обычный чай, лишенный какого бы то ни было привкуса. Немудрено, что Ильерасагуа не заподозрил ничего неладного во время их чаепития.

– Помирать, так вместе! – сказал Четопиндо и тоже отхлебнул из стакана. – Ты разыгрываешь меня, Карло! – воскликнул он. – Это же обычный чай.

Помощник и сам решил было, что среди крупинок сахара не оказалось ни одной частицы снадобья.

Он понимал, что, устраивая эту пробу, рискует многим, слишком многим. Зато, если удастся пристрастить Четопиндо к новому наркотику, генерал в его руках.

Через короткое время Миллер почувствовал, что голова его становится ясной, как бы прозрачной. Это было удивительное, ни с чем не сравнимое, новое для него ощущение. Понятия «трудно» или «невозможно» для него теперь не существовало. Оливия! Взор его остановился на огромной крупномасштабной карте страны, которая занимала всю стену кабинета. Что для него Оливия! Да он мог бы всем миром управлять! Да, всем миром! Этого добивался Гитлер, до он допустил массу ошибок, а уж он, Миллер, будьте уверены, подобных ошибок не допустит…

Нет, он и на этот раз бросил в чай слишком большую дозу снадобья!

Последним усилием воли, прежде чем впасть в транс, Миллер посмотрел на Четопиндо. Генерал сидел откинувшись в кресле, и взор его был устремлен в бесконечность.

…Миллер пришел в себя первым. Да, то, что он испытал, было грандиозно.

Вскоре и Четопиндо зашевелился. Некоторое время он сидел с закрытыми глазами, затем раскрыл их и посмотрел на помощника.

– Угодил ты мне, Карло, – сказал генерал.

Миллер улыбнулся:

– Рад стараться.

– Всего пятнадцать минут прошло… – заметил Четопиндо, глянув на часы. – А я хоть целый день могу рассказывать о том, что пережил.

Миллер вел себя как рыбак, который видит, что поплавок зашевелился. Рыба заинтересовалась наживкой, теперь она никуда не денется. Нужно только выбрать правильный момент для подсечки.

Зазвонил телефон. Четопиндо приподнял и швырнул на рычаг трубку, не слушая.

– А я-то думал, что перепробовал все наркотики мира, – сказал он. – Как эта штука называется?

Миллер пожал плечами:

– Как-то мудрено, я уже позабыл.

– Я стоял на башне танка, – начал с воодушевлением Четопиндо после паузы. – В лицо бил ветер, машина мчалась на полной скорости. Мы врезались в толпу, которая заполнила всю Королевскую впадину. Ах, Карло, вот была потеха! Докеры закричали… Ты разве не слышал криков?

Помощник с улыбкой покачал головой:

– Мне было ниспослано совсем другое видение… Как говорится, каждому свое.

– Вот именно, каждому свое, – повторил Четопиндо, нахмурившись. Видно было, что после наркотика он не мог сосредоточиться на одной какой-либо мысли. – Превосходный лозунг, Карло! Твои прежние соратники знали толк в лозунгах… Придет время – мы вывесим этот лозунг над главным входом стадиона… Так о чем, бишь, я?.. – потер лоб Четопиндо.

– Ты на танке ворвался в Королевскую впадину, Артуро, – напомнил Миллер.

– Да, в Королевскую впадину… В меня со всех сторон полетели камни, обломки кирпича. Но ни один не достиг цели, – продолжал Четопиндо. – И я не спустился вниз, не спрятался в танковую башню. В ушах моих пели флейты ветра, я ловил камни и швырял их обратно, в этих взбунтовавшихся мерзавцев.

– Ты вел себя как герой.

– Герой, герой… – рассеянно повторил Четопиндо. – Кстати, откуда у тебя этот порошок?

Миллер ждал этого вопроса.

– Из Европы привез.

– Гм… – неопределенно хмыкнул генерал. – Привез, говоришь? Ну, предположим. Где же ты до сих нор хранил порошок?

– Во всяком случае, не там, где живу, – усмехнулся бразильский коммерсант.

– Где же?

– На стороне.

– Где именно, черт возьми? – повысил голос генерал.

– Разве я не имею права на свои маленькие секреты? – обиделся Карло.

Четопиндо оставил его реплику без внимания.

– А в Европе где раздобыл? – спросил он.

– Отобрал у одного заключенного.

Четопиндо взял пробирку, повертел ее в руках и спрятал в ящик стола.

– У тебя еще есть? – спросил он.

– Должно быть.

«Вот мы и переходим к следующей сцене спектакля», – подумал Миллер, вставая. Наступал кульминационный момент опасной игры, которую он затеял.

Поздно вечером, когда после горячей ванны он блаженствовал в пижаме на гостиничной кровати, раздался властный стук в дверь.

Он вскочил, отворил дверь: перед ним стоял сам Четопиндо, собственной персоной.

– О, Артуро… – произнес помощник, делая шаг назад. – Извини, у меня бедлам.

– Неважно.

– Я спущусь, скажу, чтобы вина принесли, – проговорил Карло и двинулся было к выходу.

Четопиндо притворил дверь.

– Не нужно.

Миллер предложил:

– Спустимся в бар?

– Я пришел к тебе, Карло, не вино пить, – сказал многозначительно Четопиндо и тут же потребовал: – Давай порошок, который у тебя остался. Выкладывай, я жду.

Миллер негромко, но твердо произнес:

– Не дам.

– Да ты знаешь, что я с тобой сделаю? – побагровел Четопиндо.

Он отворил дверь в коридор и кивнул кому-то. В номер вошли два молодчика, увидев которых Миллер внутренне содрогнулся. Он отчаянно трусил, но решил не отступать от задуманного.

Два головореза остановились, ожидая приказаний.

Четопиндо щелкнул английским замком на двери и приказал:

– Обыщите комнату.

– Листовки, генерал? – спросил громила. Нижняя губа его была изуродована шрамом, отчего некоторые слова он произносил шепеляво.

– Нет, нужно найти белый порошок, – произнес Четопиндо. – Он либо в пробирке, либо в коробочке. Действуйте осторожно, чтобы не просыпать.

Миллер безучастно наблюдал, как на пол полетели одежда из шкафа, белье с постели. Молодчики действовали четко, выполняя привычное дело.

Обыск проходил в молчании. Те, кто производил его, лишь изредка обменивалась короткими репликами.

Наконец все вещи были вывернуты и вытряхнуты, все закоулки обшарены, люди Четопиндо даже стены обстучали в поисках тайника – порошка нигде не было.

– Теперь его обыщите, – кивком указал Четопиндо на Миллера, присевшего на стул.

Человек со шрамом на губе поднял Карло за шиворот легко, словно котенка.

– Потрусите его легонько, ребята, – сказал шеф, вытаскивая сигару.

Удар в подбородок отбросил Миллера к стене. Он упал, почувствовав солоноватый привкус крови во рту.

– Теперь скажешь, Карло, где спрятан порошок? – спросил генерал.

Миллер помотал головой. Изо всех сил он сдерживал стоны, понимая, что криком себе не поможет, только раззадорит бьющих.

Молодчики снова принялись деловито его обрабатывать. Затем по знаку Четопиндо остановились.

– Захватим его с собой, – решил Четопиндо, слезая с подоконника. – У нас заговорит. Причешите его.

Один плеснул избитому в лицо водой из графина, другой вытер полотенцем. Но разбитые губы не переставая кровоточили.

– Н-да, видик не очень, – покачал головой Четопиндо. Он огляделся, поднял с полу шляпу, выброшенную из шкафа при обыске, и низко нахлобучил ее на Миллера. – Так-то будет получше, – заключил он.

Редкие в столь поздний час прохожие видели, как из гостиницы вышли четверо. Средний, в надвинутой на глаза широкополой шляпе, еле волочил ноги. Видно, здорово подгулял. Двое по бокам заботливо поддерживали его под руки. Позади, сунув руки в карманы плаща, шел высокий человек. Те, кто узнавал в нем самого генерала Четопиндо, невольно ускоряли шаг и на всякий случай отворачивались.

Четверо сели в машину, и шофер тут же рывком тронул ее с места.

Миллера привезли в какой-то подвал.

– Оглядись-ка хорошенько, Карло, – посоветовал генерал. – Я даю тебе последнюю возможность одуматься.

В общем, здесь то же, что было в Германии. Пыточная техника тайной полиции во всех странах, вероятно, одинакова: крючья, клещи, шприцы, электроприбор. Один пз допрашивавших толкнул Миллера на какое-то подобие топчана.

– Ступайте отдыхать, ребята, – сказал Четопиндо, и обоих молодчиков словно ветром сдуло.

Генерал некоторое время молча смотрел на человека, лежащего перед ним на топчане. О чем-то думая, курил сигару. Выражение его лица становилось все более умиротворенным.

– Хочешь закурить, Карло? – неожиданно предложил Четопиндо. – Могу предложить сигару с травкой. Я-то не жадный, как видишь.

– Пить…

Четопиндо налил воды, протянул стакан Миллеру. Тот, приподнявшись, выпил его залпом.

– Ты ведешь себя, Карло, точь-в-точь как один из этих… левых. Позавчера, когда ты был в отъезде, я допрашивал одного такого, из Королевской впадины. Гитарист, песни сочиняет. И, по донесению, еще занимается кое-чем. Всю ночь провозился с этим подонком, и без толку… – Четопиндо повел осоловелыми глазами и продолжал: – Так он ничего и не сказал. Кремень! Вроде тебя, ха-ха! Но уж с тобой-то, я думаю, мы поладим.

– Артуро, послушай, – проговорил Миллер. Ему пришлось четырежды повторить обращение, прежде чем Четопиндо встрепенулся и вскинул голову.

– А? Это ты, Карло? Чего тебе? По глазкам… Я сейчас… потерпи… Не торопись в ад!..

– Артуро, ты можешь уничтожить меня, но сначала ответь на несколько вопросов.

– Ну, валяй, да поживее, – вяло согласился Четопиндо. – До чего вы, немцы, поговорить любите. Пардон, не немцы, а коммерсанты из Бразилии…

– Зачем же я спрятал порошок, как ты думаешь? И столько сейчас вытерпел?

– А черт тебя знает, Карло, – тупо улыбнулся Четопиндо. – Вы, коммерсанты, ужасно хитрый народ.

– Я тебя не обманываю: весь порошок будет твой.

– Почему же сразу не отдал?

– Да я ведь о тебе забочусь, Артуро. Неужели ты этого еще не понял?

Встрепенувшись, Четопиндо сделал последнюю затяжку и вдавил окурок сигары в пепельницу. Долго смотрел в маленькое окошко подвала, забранное решеткой, за которой начинал обозначаться тусклый рассвет.

– Не понимаю.

– Я буду выдавать тебе порошок порциями, когда ты этого потребуешь, Артуро.

– Но зачем тебе это, черт возьми?

– У меня порошок будет в сохранности, как в государственном банке.

Генерал оживился:

– Так у тебя еще много порошка припрятано?

– Достаточно. Я буду твой лорд-хранитель. Разве плохо?

– Лорд-хранитель порошка, – повторил Четопиндо. – А что, недурно, черт возьми!

– Что касается моей смерти, то она тебе ничего не даст, – заключил Миллер.

– Ох и хитер ты, коммерсант, – погрозил пальцем генерал. – Аки змий. Ничего себе помощничка я выбрал.

– Разве я не остаюсь целиком в твоих руках, Артуро?

– Это верно, – неожиданно согласился Четопиндо.

Утром по звонку шефа в подвал спустились двое дежурных, которых Миллер запомнил, кажется, на всю жизнь. Они приготовились вытаскивать изуродованный труп, но вместо этого застали Карло мирно беседующим с Четопиндо.

– Два кофе, да поживее, – распорядился генерал. – А все, что происходило ночью, вам приснилось.

Разукрашенный кровоподтеками, Миллер покинул подвал для допросов. Санитар из Комитета общественного спокойствия кое-как залепил ему пластырем ушибы и ссадины.

– Гуляка после ночного дебоша. А еще лорд, – сказал ему Четопиндо на прощанье. – Даю тебе увольнение до завтрашнего утра, Карло.

– И тогда обсудим операцию «Стадион»?

– М-м-м, – промычал Четопиндо, словно от зубной боли. – Там видно будет.

Только миновав стоящего как истукан часового и выйдя на свежий воздух, Миллер почувствовал, что нуждается в основательном отдыхе. Каждая мышца гудела, он пошатывался, словно под ногами был ее тротуар, а палуба «Кондора».

Однако прежде чем направиться в свой отель, Карло зашел на почту. Взяв бланк, он огляделся, отошел к стойке и вывел текст, иногда останавливаясь, чтобы вспомнить, как пишется нужное слово: «У дяди разыгралась подагра, приготовьте лекарство». Затем написал адрес далекого городка на окраине страны.

В отеле прислуга смотрела на него как на выходца с того света.

Миллера, однако, не беспокоили косые взгляды: он знал, что уже завтра будет ночевать в другом, самом шикарном отеле, несмотря на прижимистость Четопиндо. Сегодняшней ночью он завоевал право на другой отель, а может, со временем и на особнячок… Неплохо бы такой, как в том городке, где живет Ильерасагуа… С колоннами и гербом на фронтоне…

Мысли Карло спутались, и он заснул, тяжело ворочаясь и постанывая во сне.

Расчет помощника оказался верным.

Четопиндо хоть и поморщился и пробормотал что-то насчет партийной кассы, которую следует беречь, но перевел своего помощника в отличный отель, расположенный в центре города.

Съездить к Ильерасагуа для Миллера теперь не составляло проблемы, и он время от времени катал туда, пользуясь машиной шефа. Шофер, молодой парень, слушался Карло, как самого генерала.

Исподволь, без нажима гнул Миллер свою линию: пользуясь слабостью Четопиндо, он прибирал постепенно бразды правления в Комитете к своим рукам. Делал это скромненько, незаметно для посторонних глаз.

Ильерасагуа оказался человеком надежным, он ни разу не подвел Миллера.

x x x

Шли дни, и каждый из них был отмечен печатью тревоги и беспокойства. Оливию, прежде столь благополучную, что казалось, она погружена в безысходную спячку, все чаще стали сотрясать социальные конфликты. То волновались горняки медных рудников, то батраки-инкилины требовали повышения заработной платы, то рабочие подавали голос. Однако больше всего хлопот доставляли правительству докеры Королевской впадины.

Из далекой Европы через океан приходили сведения, одно удивительнее другого. И большинство из них гулким эхом отзывалось в обширной стране. Гульельмо Новак в одном из своих выступлений перед докерами сравнил Королевскую впадину с морской раковиной, которая, если ее поднести к уху, чутко передает шум всего внешнего мира.

Докеры жадно читали «Ротана баннеру», разбившись на группы, горячо обсуждали новости. Дотошно и придирчиво расспрашивали моряков, сходящих на берег. Особое предпочтение отдавалось, естественно, прибывающим из Европы. В течение короткого времени самым популярным в Королевской впадине стал лозунг: «Ни один нацист не ступит на землю Оливии!»

И правительству, и ведомству генерала Четопиндо работы поприбавилось. Приходилось лавировать: вести слежку с помощью своих переодетых сотрудников, которые внедрялись в докерскую среду, вылавливать по одному разного рода смутьянов, дестабилизирующих обстановку, сеять среди докеров различные провокационные слухи, стараться расколоть их на множество группок и течений…

В этой работе усердным помощником генерала выказал себя Миллер. Поначалу Карло не без опаски поглядывал на трапы, по которым спускались на оливийскую землю десятки и сотни его бывших соотечественников. Среди них, по статистике, могли, разумеется, быть и те, кто знал безжалостного штурмбанфюрера Карла Миллера в прежнем его обличье. Но вскоре убедился: старина Шторн сработал на совесть.

Однако немцы, идущие по трапу, скользили равнодушным взглядом по широкоплечей фигуре то ли докера, то ли портового охранника, который, видимо, наблюдает за порядком, кого-то выглядывая в разношерстной толпе эмигрантов из Европы.

Однажды Четопиндо сказал Миллеру:

– Есть новость из Европы, Карло. Думаю, она должна заинтересовать тебя.

– Не знаю, о чем ты, – хмуро бросил Миллер.

– В Германии скоро откроется процесс над немецкими военными преступниками. Нацистов, думаю, начнут вылавливать еще активней, будут шарить по всем закоулкам.

– Ну и что? – насторожился Миллер.

– Тебе-то, Карло, бояться нечего, – поспешил успокоить Четопиндо и как бы вскользь спросил: – Как там насчет еще одной порции порошочка?.. Мне в скором времени понадобится большая доза.

Генерал вынул из папки-досье фотографию, протянул ее помощнику.

На Карло смотрел худой человек с пронзительными глазами. Увидев, как внимательно помощник рассматривает фотографию, генерал спросил:

– Знаешь его?

Миллер покачал головой.

– Запомни: его зовут Гульельмо Новак, – со значением произнес Четопиндо. – Ты отвечаешь за этого человека. Ни один волос не должен упасть с его головы. Новак – наш человек.

– Что-то непохож, – заметил Миллер.

– У тебя наметанный глаз, Карло – усмехнулся Четопиндо. – Этот человек, к сожалению, не состоит у нас на жалованье. Он считается отчаянным революционером, самым левым из всех левых. Но так уж получается, что его действия льют воду на нашу мельницу.

– Например?

– Например, сейчас он подбивает докеров в Королевской впадине к немедленной забастовке, а это как раз то, что нам нужно.

Миллер вздохнул с облегчением. Роль телохранителя была для него новой, но это, что ни говори, лучше, чем мокрое дело, которое ему сейчас ни к чему.

Одно дело – убивать заключенных, лишенных всяких прав, и совсем другое – пришить человека на свободе, в стране, обладающей какой-никакой конституцией и парламентом. Спору нет, люди Четопиндо могли забрать человека по подозрению, ссылаясь на требования общественной безопасности, но в каждом таком случае генерал рисковал оглаской и потому шел на это неохотно.

– Это не все, – сказал Четопиндо, протягивая еще одну фотографию.

На помощника спокойно смотрел уверенный в себе человек.

– Этого уберешь, как только я дам команду, – произнес Четопиндо.

– Как его зовут?

– Орландо Либеро.

– Он скрывается?

– По данным моих людей, пока что нет, но все может в любой момент измениться.

– Адрес?

Четопиндо покачал головой.

– Только не дома, – сказал он. – Лучше всего убрать его в Королевской впадине. Он пропадает там день и ночь. Гасит пожар, который раздувает Новак.

– Погоди-ка, – вспомнил Карло, – это не его дочь была невестой твоего шофера?

– Да, да, его, – кивнул генерал. – Будем надеяться, что старик Орландо не обладает даром ясновидения, несмотря на всю свою проницательность… Хотя о чем-то левые, я думаю, начали догадываться.

– Возможно, мне понадобятся помощники.

– На этот счет мы всегда договоримся, – махнул рукой Четопиндо.

– С чего я должен начать?

– Поезжай сам в Королевскую впадину, выясни обстановку на месте. Учти, с Орландо тебе придется нелегко. Рабочие охраняют своего лидера. Правда, нам на руку, что Орландо человек храбрый, этого у него не отнимешь. Он ходит, куда считает нужным, и не любит, чтобы его опекали.

– Я выеду завтра утром, – сказал Миллер.

– Ты выедешь немедленно, – поправил его Четопиндо. – Оденься соответственно и про грим не забудь, иначе тебя докеры могут на куски разорвать, – посоветовал генерал и поднялся, давая понять, что разговор закончен.

Через пятнадцать минут машина выскользнула из ворот и помчалась в направлении Королевской впадины. Миновав кактусовую рощу, городок фавел, она свернула на дорогу, ведущую к порту.

Внизу, посреди заболоченной долины, показалась большая полуразрушенная крепость, с башенками, лестницами и узкими бойницами, окруженная стеной.

– Что там? – спросил Миллер.

– Цитадель, – бросил сквозь зубы шофер, не поворачивая головы.

Цитадель! Помощник припомнил рассказы капитана Педро о крепости, выстроенной испанскими конкистадорами близ нынешнего главного порта Оливии.

Машина осторожно заехала в редкий лес и остановилась на поляне. Из кабины вышел батрак в поношенном индейском пончо и, махнув рукой шоферу, зашагал в сторону порта, а машина, развернувшись, умчалась по шоссе в обратную сторону.

Пончо оказалось достаточно удобным, хотя поначалу Миллер скептически отнесся к непривычной одежде. Оно не стесняло движений, и идти в нем было легко.

Порт оглушил его шумом, лязгом, грохотом, разноязычными выкриками. Один раз даже послышалась немецкая речь. Миллер, замедлив шаг, увидел группку бродяг с заросшими лицами. Усевшись в кружок близ груды ящиков, они оживленно переговаривались между собой, обмениваясь первыми впечатлениями о Королевской впадине. Нетрудно было догадаться, кто они такие, эти опасливо оглядывающиеся немцы.

Уловив подозрительный взгляд, Миллер равнодушно отвернулся. Он не почувствовал прилива нежности к соотечественникам.

Он толкался в самых оживленных местах, вслушивался в разговоры, в споры, которые вели между собой докеры, но сам не вступал в них.

Пробыв даже короткое время в порту, нетрудно было понять, что докеры Королевской впадины расколоты: одни идут за Орландо Либеро, другие – хотя и малочисленная, но весьма шумная часть – за Гульельмо Новаком.

x x x

Шторнинг – Центру

…Наш протеже все больше подпадает под влияние Карло Миллера. По данным агентуры, это связано с тем, что последнему удалось – пока еще не до конца выясненным путем – получить вещество, служащее основой для нервно-паралитического ОВ широкого спектра (данные химанализа прилагаются). В малых дозах это ОВ действует одурманивающе. Ради этого вещества, которое Миллер не выпускает из своих рук, наш протеже готов на все. Опасаюсь, что психика его необратимо угнетена.

Центр – Шторнингу

Усильте систематическое агентурное наблюдение за нашим протеже и Миллером. Первого следует провоцировать на решительные действия и захват власти. Предпримите меры для раскола в движении левых, которое проанализировано в предыдущем донесении. Необходимо также выключить О.Либеро – это наиболее крупная фигура – из левого движения.

С удовлетворением отмечаем завершение предварительной операции в Королевской впадине. Относительно Миллера ждите дальнейших указаний.

x x x

За несколько месяцев пребывания в Оливии Миллер, посвящая испанскому языку каждый свободный час, достиг в нем довольно ощутимых успехов. Он мог объясниться с бродячим торговцем, с прислугой в отеле, с официантом в ресторане, уж не говоря о высокопоставленных чиновниках – его нынешних коллегах.

К новому помощнику генерала Четопиндо, возглавляющему Комитет общественного спокойствия, а кроме того, занимающему еще с полдюжины весомых должностей, относились почтительно, хотя и с изрядной долей настороженности.

Коммерсант из Бразилии, оказавший генералу помощь в чрезвычайных обстоятельствах, явно приобретал с каждым днем все большее влияние на генерала. Причины этого были неясны, как не очень понятно и то, почему бразилец, человек вроде бы сугубо штатский, стал помощником генерала? Впрочем, кто его знает, пожимали плечами чиновники. Может быть, Карло Миллер имеет военное образование или в армии служил? В конце концов, Четопиндо виднее, кого брать себе в помощники, – этим выводом, как правило, заканчивались обсуждения подобного рода.

Было еще одно обстоятельство, которое удивляло ближайшее окружение Четопиндо. Люди генерала терялись в догадках: почему Миллер, правая рука генерала, получает частенько задания, которые больше под стать рядовому функционеру?

Однако объяснение было простым. Миллер сам договорился с шефом, чтобы тот давал ему поручения такого рода. Ему хотелось постичь обстановку в Оливии – чужой ему стране, к которой подавляющее большинство европейских оценок оказывалось неприменимым, а сделать это было невозможно, не общаясь с простыми людьми, в порту ли – знаменитой Королевской впадине, в фавелах либо просто на улицах города, в харчевнях.

В этом смысле много давали поездки к Ильерасагуа, в оливийскую провинцию. Миллер любил побродить в одежде батрака, посидеть за кружкой пива, послушать нескончаемые разговоры о дороговизне и безработице, иногда вступать в беседу, порой даже – приволокнуться за местной красоткой.

Что касается рядовых заданий, в основном в районе Королевской впадины, которые брал на себя Миллер, то их, конечно, нельзя было назвать безопасными, но Карло на всякий случай подстраховывали люди Четопиндо.

Согласно агентурным данным генерала, оба лидера демократических сил – Орландо Либеро и Гульельмо Новак – день и ночь пропадали в порту.

Четопиндо и Миллер решили, что, прежде чем приступать к решительным действиям, необходимо изучить настроения докеров, то, каким влиянием пользуется каждый из левых лидеров, в чем его уязвимые стороны. Одновременно Четопиндо исподволь приводил армию в боевую готовность.

Миллер не подменял собой, конечно, целую армию штатных добровольных филеров. Единственное, чего он добивался в настоящий момент, это своего участия в «низовых» акциях.

Миллер сам себе напоминал зверя, вобравшего когти. Никаких угроз, никакого тeppopa – всему свое время. Придет час, и он вытащит меч из ножен, и горе тому, кто встанет на его пути. А пока он – или безобидный батрак, пришедший с дальней окраины страны искать работу, или плечистый неразговорчивый докер в Королевской впадине, или франтоватый прохожий на улицах столицы…

В последнем своем качестве Миллер особенно любил бродить, если был свободен, в районе междугородной автобусной станции. Он заходил в зал ожидания, всматривался в лица вечно спешащих пассажиров, которые, вероятно, одинаковы во всех уголках мира.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Едва Карло ушел из кабинета Четопиндо, секретарь пригласил Педро.

– Как дела, капитан? – приветствовал его генерал. – Садись, похвастайся.

Педро уселся в кресло, в котором несколько минут назад сидел Миллер.

– Собираюсь на покой, – вздохнул Педро.

– И это говорит бравый морской волк? – протянул Четопиндо. – Прежде ты пел совсем другое.

– Видно, отпелся.

Закинув ногу на ногу, Педро ждал, когда генерал перейдет к тому, ради чего вызвал его к себе.

– Есть для тебя работа, Педро.

– Слушаю.

– Выгодная…

– Я больше в Европу не ходок, – решительно отрезал Педро. – Сыт по горло.

– Но ты ведь вернулся целым?

– Наверно, какой-нибудь мой предок был святым человеком.

– Может быть, я плохо тебе заплатил?

– Неплохо, – согласился Педро, умолчав о том, что, со своей стороны, содрал с доставленного в Оливию немца изрядную мзду.

Четопиндо достал сигару.

– Речь на сей раз не о Европе.

Педро насторожился.

– Ты слышал о том, что мой шофер Гарсиа недавно сбежал с машиной и документами? – спросил Четопиндо.

Педро кивнул.

– Безответственные элементы распространяют о Гарсиа черт знает какие слухи, – продолжал генерал, поигрывая сигарой. – Ты и их, наверное, слышал?

– Слышал.

– У меня есть основания предполагать, что он все-таки сумел пересечь границу и живет припеваючи в соседней стране… Ты понимаешь, где?

– Понимаю.

– Твоя задача, Педро…

– Разыскать Гарсиа?

– Нет, капитан, подтвердить мою версию о нем, – улыбнулся Четопиндо.

– Не понимаю, – сказал Педро.

– Плохо мозги подстегиваешь, дружок.

– О чем ты?

– Неважно… В общем, ты должен на своем корыте отправиться туда, где разгуливает Гарсиа. Там ты явишься в редакцию газеты, название которой я тебе дам. Передашь этому человеку фотографию Гарсиа и заметку.

– О чем?

– О том, что человека, которого разыскивает наша полиция, ты встретил случайно в чужой стране и даже сумел незаметно сфотографировать, когда он стоял рядом со своей роскошной машиной… Ну как, по рукам?

Педро покачал головой:

– Не пойдет, шеф. Моя поездка может оказаться пустым номером. С какой стати редакция станет публиковать бездоказательное заявление, да к тому же принадлежащее иностранному подданному?

– Об этом не беспокойся, – сказал Четопиндо. – Хозяин газеты – мой друг, я с ним заранее обо всем договорюсь.

Они быстро столковались насчет суммы вознаграждения, и Четопиндо вручил Педро листок с текстом заметки, которую следовало передать в частную газету соседней страны. «Куда же смотрит местная полиция?» – успел прочитать Педро риторический вопрос в конце заметки.

– Деньги получишь, когда вернешься. – сказал генерал, подытоживая разговор.

– Мой покойный папаша, – поднял палец Педро, – всегда говорил: «Гонорар требуй наличными».

– Ну, раз ты так чтишь родителей… – развел руками Четопиндо. Он поднялся и подошел к сейфу, в котором хранились деньги для оперативных нужд Комитета.

Педро аккуратно спрятал в карман пачку банкнот, заявление для печати и фотографию Гарсиа, которую Четопиндо вытащил из личного дела своего шофера.

x x x

Гульельмо Новак давно любил Роситу. Без всякой надежды на взаимность. Презирая себя за то, что влюбился в невесту товарища, терпеливо сносил беззлобное подтрунивание друзей за то, что бросает на Роситу пламенные взгляды. Однако ничего поделать с собой не мог.

Росита жалела этого человека, на впалых щеках которого чахотка зажгла нездоровый румянец.

Гульельмо работал на шахте, где добывали селитру, но каждый свободный час проводил в фавелах. Росита и Гарсиа часто приглашали его в гости, вместе пили в праздник вино, ходили за цитадель купаться, обсуждали положение в стране и в мире.

Весть о внезапном исчезновении Гарсиа поразила его словно громом. Думая о Гарсиа, Гульельмо ни на минуту не мог поверить в версию, которую вовсю расписывали все оливийские газеты, кроме «Ротана баннеры».

После памятного собрания Гульельмо не считал удобным появляться в доме Либеро, хотя и страдал: привычка видеть Роситу давно уже переросла для него в необходимость.

Спустя несколько дней, как стало известно об исчезновении Гарсиа, Гульельмо повстречал в порту Орландо. Они поговорили о делах.

Положение в Королевской впадине оказалось лучше, чем можно было ожидать поначалу. Докеры держались стойко, не поддавались на провокации.

– Главная работа впереди, – сказал Орландо.

Гульельмо спросил:

– А как дела на табачной фабрике?

Ему очень хотелось узнать, как чувствует себя Росита, но он не решался спросить об этом прямо.

– Фабрика не работает.

– Неужели забастовали?!

– Не то, – покачал головой Орландо. – Работу остановил хозяин: говорит, нет сырья.

– Враки!

– Конечно, враки, – согласился Орландо. – Хозяин хочет под флагом сворачивания работ расправиться с неугодными, вышвырнуть их на улицу.

– Да, у нас на шахте тоже поговаривают о сокращении. А пока собираются закрыть главный штрек, где я работаю, – сообщил Гульельмо.

– Придет время – и сами рабочие будут хозяевами фабрик страны, – сказал Орландо.

– Рабочие будут хозяевами всей Оливии! – воскликнул Гульельмо.

Мимо них несколько раз прошел человек в пончо, с холодным, немигающим взглядом. Каждый раз он внимательно поглядывал на разговаривающих. Комитетский гример потрудился на славу. Трудно было узнать в этом угрюмом, изможденном, с мешками под глазами, сезоннике того щеголеватого бразильского коммерсанта, который сумел оказать помощь самому генералу Четопиндо.

– Где-то я уже видел этого субъекта, – заметил Орландо, обернувшись.

– Здесь, в порту, и видел, – сказал Гульельмо. – Сезон осенних работ, порт перегружен, тут толкутся тысячи поденщиков.

Заметив, что за ним наблюдают, сезонник в пончо медленно побрел в сторону пакгауза.

Гульельмо спросил:

– Что же Росита теперь делает?

– Росита нашла себе занятие, – ответил Орландо. – С утра исчезает, домой приходит поздно вечером.

– Куда же она уходит?..

– Не уходит, а уезжает. В Санта-Риту.

– Каждый день?

– Теперь каждый день, – вздохнул Орландо. – И я ничего не могу с этим поделать.

– Может, работу ищет?

Орландо покачал головой:

– Она надеется найти там следы Гарсиа, «хотя бы какую-нибудь нить» – так она сказала. Надеется отыскать того бразильца, который помог добраться генералу Четопиндо до бензоколонки.

– И сегодня она поехала в Санта-Риту?

– И сегодня.

– Не нравится мне этот тип, – нахмурился Гульельмо, когда батрак в пончо снова прошел мимо них.

– Как у тебя дела с листовками? – спросил Орландо.

Гульельмо махнул рукой:

– Это сейчас не самое главное.

– Что же ты предлагаешь? Отказаться от листовок?

– Листовки листовками, но мы должны выйти на улицы с красными знаменами. Массы нас поддержат – и докеры, и рабочие, и батраки… Красное знамя – лучший агитатор, лучшая листовка.

– У меня нет времени снова вступать с тобой в спор, – сухо произнес Орландо. – Изволь подчиняться партийной дисциплине. Рамиро вчера сказал мне, что…

– Пусть Рамиро и занимается листовками, – перебил Гульельмо, закашлявшись.

– У каждого свое задание, Гульельмо, – сказал Либеро, дождавшись, пока у Новака пройдет приступ кашля. – Делай что хочешь, но чтобы завтра ротатор был подготовлен.

Когда они прощались, Миллер кивнул двум молодчикам, которые стояли поодаль, любезничая с весовщицей. Те с готовностью подошли к нему.

– Вот этого, тощего… – кивнул Миллер в сторону медленно удалявшегося Гульельмо Новака.

– Убрать? – подхватил один.

– Охранять. Чтобы волос с его головы не упал, – веско сказал Миллер.

– А второй? Орландо Либеро?

– Этим я сам займусь.

x x x

Со времени таинственного исчезновения Гарсиа прошло несколько месяцев.

Обнаружить пропавшего шофера генерала Четопиндо нигде не удалось, несмотря на длительные усилия, предпринятые сыскным аппаратом страны. Во всяком случае, по мнению Четопиндо, высказанному им на страницах печати, Гарсиа едва ли мог бы так долго скрываться на территории Оливии, будучи неопознанным. Оставалась заграница, но и оттуда пока что никаких сигналов не поступало.

Чаяния генерала Четопиндо, связанные с последствиями его секретной акции, не оправдались: ожидаемого взрыва в Королевской впадине – средоточии всей смуты – не произошло, хотя в день, когда было официально объявлено о бегстве Гарсиа, казалось, что именно к этому идет дело. Легко подавив спровоцированную стачку, генерал развязал бы себе руки.

Однако кто-то сумел «заморозить» события в Королевской впадине.

Вместо этого в порту исподволь разворачивались весьма нежелательные события. Прежние стачки в Королевской впадине – а их было немало – отличались плохой организованностью и в подавляющем большинстве своем они заканчивались для докеров ничем, слишком легким делом оказывалось расколоть на несколько пластов эту шумную, беспокойную, разнородную массу. Такой раскол уже предрекал поражение докеров. Осуществив его, не составляло труда залить костер забастовки водой мелких подачек самым крикливым. Остальным предназначались посулы, впоследствии не выполняемые.

На этот раз все происходило иначе. В том, как развивались события, чувствовалась опытная рука. О, если бы узнать, кто руководит действиями этих голодранцев! Выявив зачинщика в Королевской впадине, Четопиндо уж сумел бы убрать негодяя без лишнего шума – хотя бы с помощью своего нового помощника.

Однако все попытки обнаружить тех, кто руководит действиями докеров в порту, до сих пор оставались безуспешными. Не помогали и штатные осведомители, которые загодя сумели внедриться в среду докеров. Чтобы «излечить» одного новичка от излишнего любопытства, рабочие так его избили, что тот – к вящему огорчению Четопиндо – по крайней мере на две недели выбыл из строя.

Едва став на ноги, агент притащился в Комитет общественного спокойствия. Четопиндо принял его сразу, не поманежив в приемной ни минуты – верный признак того, что генерал пребывал в состоянии некоторой растерянности.

– Садись, – кивнул Четопиндо агенту.

Агент сел на краешек стула, угодливо глядя на грозного хозяина.

– Ну, как после взбучки? – спросил Четопиндо. – Пришел в себя?

– Пришел…

Четопиндо одобрительно кивнул.

– И готов вернуться в Королевскую впадину, – торопливо докончил агент. – Вчера я там, кажется, кое-что выудил…

Четопиндо посмотрел на него и бросил:

– Выкладывай.

– Одним из руководителей докеров в порту является Рамиро Рамирес.

– Что? Этот нищий гитарист? – недоверчиво усмехнулся Четопиндо.

– Он самый.

– Чепуха! Я уже допрашивал его и ничего не добился.

– У меня несколько косвенных доказательств, что Рамиро Рамирес – один из руководителей, – сказал агент.

– Ты что же это дурака валяешь, голубчик! – рассердился Четопиндо. Он порылся на столе, отыскал нужную бумажку и прочел: – «Что касается Рамиро Рамиреса, полагаю, что брать его пока нецелесообразно. Рабочие не очень ему доверяют, и левые в профсоюзах считают его слишком легкомысленным. В то же время Рамирес популярен в рабочей среде благодаря своим песням, и арест его мог бы вызвать нежелательные волнения…» Чье это донесение? – возвысил голос Четопиндо, переводя взгляд с листа на агента.

– Мое.

– Так когда тебе верить?

– Обстоятельства переменились, ваше превосходительство, – пробормотал агент.

Генерал спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– Людям свойственно меняться. И это приходится учитывать в нашей работе. Взять, к примеру, того же Рамиреса. Прежде пел он себе и пел, вроде как птица небесная. Нет, я не пускал дело на самотек, собирал тексты, просматривал их. Белиберда сплошная: любовь, жемчужная морская пена, печальные глаза Люсии, которые зовут, словно звезды в ночи… Чепуха собачья. Политикой в его песнях, короче, и не пахло.

– Ну?

– А теперь… Не знаю, какая его муха укусила.

– Не иначе, цеце, – не преминул вставить Четопиндо.

– Рамирес превратился в политического агитатора, – продолжал агент, кривой улыбкой отреагировав на юмор шефа.

– Продолжай наблюдение, собирай материал. Приближаются выборы в парламент. Нужно успеть до них с корнем вырвать заразу.

Четопиндо закурил, с наслаждением затянулся, окутавшись синеватым облачком дыма. Агент внутренне сжался, стараясь вдыхать как можно менее глубоко: после дыма от сигар, которые курил шеф, он всегда чувствовал себя неважно. То начинало клонить в сон, то, наоборот, одолевала какая-то бесшабашная удаль, которая толкала на самые немыслимые поступки. Кончалось, однако, всегда одинаково – раздирающей головной болью.

– Гитариста мы прижмем к ногтю, – задумчиво произнес генерал и сделал пометку в блокноте, раскрытом на столе.

Дверь отворилась, и в кабинет уверенно вошел плотный человек. Агент сразу догадался, что это Карло Миллер, помощник генерала Четопиндо. До этого агент видел загадочного помощника только на газетных фотографиях.

Агент бросил на вошедшего взгляд, полный любопытства. Он успел рассмотреть его атлетическую фигуру, слегка втянутые щеки, покрытые ровным румянцем.

Помощник Четопиндо не обратил на агента никакого внимания, он прошел к столу, поздоровался с Четопиндо.

– Я просил не входить, когда у меня люди, Карло, – сказал недовольно генерал.

– Но при чем тут агенты?

– Откуда ты знаешь, что это агент?

– Интуиция, ваше превосходительство, – осклабился Миллер.

Четопиндо осторожно сбил пепел с сигары.

– Ты подготовил то, что поручено? – спросил он.

– Так точно.

Миллер и Четопиндо разговаривали на немецком языке, который агент немного знал.

Агент сидел отрешенно, не подавая вида, что он их понимает, между тем стараясь не пропустить ни слова из разговора, который вело начальство. Уловив в разговоре упоминание о стадионе, стал слушать еще внимательнее.

Интересно, зачем может понадобиться генералу Четопиндо стадион? В футбол он, что ли, собирается гонять? Агент усмехнулся своему нелепому предположению и тут же бросил осторожный взгляд на Четопиндо. Тот, однако, резко поменял тему разговора:

– Похоже, мы нащупали, наконец, в порту одного из тех, кто руководит докерами.

– Поздравляю, – произнес Миллер. – Кто же это?

– Возможно, ты слышал о нем, личность в Оливии довольно популярная: его зовут Рамиро Рамирес, – сказал Четопиндо.

– Знаю, – кивнул помощник. – Мне его имя встречалось частенько в «Ротана баннере».

– Ты настолько овладел испанским, что свободно читаешь наши газеты?

– Ну да. А откуда сведения о Рамиресе?

– Вот он принес из Королевской впадины, – кивнул Четопиндо в сторону агента, который слегка поклонился. – Но обезвреживать его не торопись, Карло. Рамирес мне пока нужен в порту. Установим за ним слежку. Быть может, он окажется той самой ниточкой, которая поможет нам распутать весь клубок.

– Глаз с этого Рамиреса не спускай, – сказал Миллер, обратившись к агенту.

Тот кивнул.

– О новостях в порту докладывать сразу, – продолжал Миллер. – Можно генералу Четопиндо, можно мне.

Когда дверь за агентом закрылась, Миллер жестом фокусника вытащил из кармана коробочку и протянул ее Четопиндо.

Четопиндо спрятал коробочку, прошелся по комнате.

– У меня тоже есть для тебя кое-что приятное.

Подойдя к столу, генерал придвинул к себе лист бумаги, поставил внизу размашистую роспись и протянул лист Миллеру. Тот, уже догадавшись, взял бумагу с бесстрастным лицом, хотя внутри у него все ликовало. Еще бы! Сбывалась мечта, которую он вынашивал с того самого момента, когда из уст шефа впервые услышал о проекте операции «Стадион».

Миллер прочел приказ, и довольная улыбка против воли заиграла на его губах.

– Мне еще придется утвердить твое назначение в правительстве, – сказал Четопиндо.

– Утвердишь, – небрежно бросил Миллер. – Все министры в твоих руках.

Он аккуратно сложил бумагу и спрятал ее в нагрудный карман.

На этот приказ, полученный от Четопиндо неожиданно легко, Миллер возлагал далеко идущие надежды. Сначала нужно заполучить в руки реальную силу. Пусть она будет невелика, неважно. Хотя бы несколько тысяч полицейских, а дальше видно будет. А еще лучше – армейскую часть.

Карло Миллер, покинув Комитет, шел по просторной центральной улице и заново переживал удачу. Время от времени он поднимал руку и трогал карман, словно желая убедиться, что бумага на месте.

Мягкая оливийская зима хозяйничала в городе. Миллеру подумалось, что она очень напоминает осень в Саксонии: те же затяжные дожди, порывы сырого ветра, груды опавших листьев, которые липнут к ногам. Правда, листья здесь необычной формы и расцветок, но, в конце концов, какая разница!

Смуглые уборщики в синих комбинезонах сгребали листья и увозили их на тачках.

Миллер улыбнулся молодой женщине, которая шла навстречу, пристально глядя на него.

– Добрый день, красотка, – бросил он.

Женщина не ответила.

Он шагнул к ней, но она ускорила шаг, а затем побежала.

Радужное настроение разом померкло. Миллер посмотрел вслед женщине и вдруг, повинуясь внезапному импульсу, бросился за ней.

Женщина замедлила бег, продолжая оглядываться. Она сразу узнала человека, который шел ей навстречу. Это был тот самый, что стоял рядом с генералом Четопиндо на том памятном газетном фото.

Именно его, Карло Миллера, Росита долго и до сих пор безуспешно разыскивала в столице. А теперь вот, встретив, побежала прочь. Спроси ее – и сама, наверное, не сумела бы объяснить, почему…

С той печальной ночи, как пропал Гарсиа, она часто возвращалась в мыслях к бразильцу, который стал теперь помощником генерала. Постепенно желание встретить его превратилось для Роситы в необходимость.

Проще всего было бы, конечно, попытаться разыскать Миллера в Комитете общественного спокойствия. Росита множество раз проходила мимо мрачного серого здания, у входа в которое всегда маячила охрана, и… не решалась подойти к двери. Да и если бы решилась, кто с ней станет там разговаривать?

«Нет, – думала Росита, – встреча должна быть случайной. Лучше всего, если она произойдет на улице. Нужно перехитрить Миллера, расспросить его о Гарсиа исподволь, так, чтобы тот ничего не заподозрил».

…Миллер догнал Роситу и схватил ее за руку.

– Почему ты бежишь от меня, красотка? Разве я такой страшный? – произнес он по-испански.

– Пустите!

– Не спеши.

– У меня нет свободного времени, – сказала Росита, не очень-то настойчиво пытаясь освободить руку.

Миллер улыбнулся.

– У меня тоже нет свободного времени, – произнес он, – однако же, как видишь, я готов быть с тобой.

Улыбка Миллера казалась Росите неестественной. Она с трудом подавляла в себе неприязнь к этому человеку. Только теперь она поняла, почему побежала: вблизи Карло Миллер показался ей страшным.

– Ты живешь в Санта-Рите?

– Нет, – ответила Росита, лишь мгновение поколебавшись.

– Где же ты обитаешь, крошка?

– В фавелах, близ Королевской впадины.

– О, цветок фавел! – воскликнул Миллер. – Кстати, я давно собираюсь побывать там. Пригласишь меня в гости?

Росита пожала плечами.

– Как тебя зовут? – не отставал он.

– Росита.

– Прекрасное имя!

– А вас как зовут?

Миллер удивленно посмотрел на нее:

– Разве ты не знаешь меня?

Росита покачала головой.

– Откуда мне вас знать? – произнесла она. – Я ведь не живу в Санта-Рите, только иногда приезжаю сюда.

– Меня зовут Карло.

– Вы итальянец?

– Ишь ты, какая любопытная!

– У вас итальянское имя.

– А какая разница – итальянец, бразилец или, допустим, оливиец? – заметил Миллер. – Главное, чтобы люди верили друг другу, любили друг друга. Разве не так?

– Так, – согласилась Росита.

– Пойдем, – предложил Миллер. – Что же мы стоим?

Они медленно двинулись по улице.

Росита шла рядом с Миллером, стараясь выглядеть этакой бесшабашной и недалекой девчонкой с городской окраины. Она с самого начала решила говорить правду в той мере, в какой это допустимо. Лгать Росита не умела и боялась запутаться. Ее покойная мать любила повторять, что лжецу приходится труднее всех, потому что он должен запоминать то, что придумает.

Они свернули на проспект Независимости, занятый в основном государственными учреждениями. Бронзовый обелиск, который они миновали, пояснял, что название проспекту дано в честь освобождения Оливии от испанского владычества.

Миллер искоса поглядывал на незнакомку.

– Я недавно в вашей стране, – признался он после паузы, – и еще не совсем хорошо знаю ее. Есть у вас интересные памятники старины?

– Вы бывали в горах?

– Да как тебе сказать… – замялся Миллер. – В общем, только проездом.

– Напрасно.

– Да что там интересного? Вулкан?

– Вулкан для туристов, – махнула рукой Росита. – Там в долине, между гор, обитает индейское племя.

– А от испанцев что-нибудь осталось?

– Близ Королевской впадины есть старинная цитадель, – сказала Росита. – Говорят, она построена испанцами.

– Ты бывала там?

– Много раз.

– Я люблю старину. Поедем туда как-нибудь вместе, ты покажешь мне цитадель.

– У меня нет времени на такие прогулки, – отказалась Росита. – Я ведь работаю.

– Секретаршей, наверно?

– Почему вы так решили?

– Потому что такие красивые девушки, как ты, обычно работают секретаршами.

Росита покачала головой:

– Я работаю на табачной фабрике.

– Ах, значит, ты Кармен! – воскликнул Миллер.

– Простите, не поняла… – подняла на него Росита глаза, продолжая играть взятую на себя роль.

– Была такая Кармен, работница табачной фабрики. В опере. Ну, в театре, – пояснил Миллер. – Понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Росита. Она припомнила, как всей компанией ходили слушать «Кармен» с участием знаменитого тенора из Аргентины. Были там Рамиро, Люсия… И Гарсиа тоже был…

– О чем взгрустнула, Росита? – спросил Миллер и взял ее под руку, чтобы перевести через улицу.

– Так просто.

– Такой красотке не полагается грустить.

– А вы что, Карло, специалист по красоткам? – поинтересовалась Росита.

– О, у тебя язычок как бритва, – рассмеялся Миллер. – Ты куда сейчас?

– На автобусную станцию.

– Домой, что ли?

– Домой.

– Между прочим, фавелы от тебя не убегут, – заметил Миллер. Вдали показалось приземистое здание автостанции, сложенное из блоков розоватого вулканического туфа, и он замедлил шаг.

Неужели эта встреча и знакомство, взбудоражившие его, кончатся ничем? Черт бы побрал этих туземных девок! Никогда не знаешь, как себя с ними вести. Здесь необходимо чувство меры, важно не перегнуть палку. Кто знает, может, эта местная Кармен сочла его слишком робким? Но хороша, ничего не скажешь! Ради такой стоит постараться.

– Мы еще встретимся, Росита? – спросил он.

Она пожала плечами:

– Может быть. Мир тесен.

Пока они шли, Росита лихорадочно соображала: как ей действовать дальше? Как заинтриговать Миллера и выудить из него сведения о Гарсиа?

Они подошли к автобусному расписанию.

– О, гляди-ка! Следующий рейс на Королевскую впадину – только через полтора часа! – воскликнул Миллер.

– Неужели? – с хорошо разыгранной досадой произнесла Росита, изучая расписание.

– Вот видишь, – показал он свои часы, – предыдущий автобус ушел только что. Я вижу в этом перст судьбы!

В зале ожидания, куда они вошли, было пустынно: очередные пассажиры разъехались, новые еще не подошли. Автобусов в эту унылую зимнюю пору было немного.

Толстый бармен с лоснящимся лицом протирал стойку, не обращая внимания на одинокую парочку.

Миллер посмотрел на спутницу.

– Давай употребим эти полтора часа с пользой. Росита, – произнес он.

Она улыбнулась:

– Не понимаю, о чем вы.

– Здесь недалеко есть приличный ресторан.

– Пожалуй, – согласилась Росита.

То, что местная девушка так легко согласилась пойти с ним, несколько даже обескуражило Миллера. Он успел привыкнуть к холодности и неприступности «туземок» – так Миллер именовал оливийских женщин.

В высоком прокуренном зале большинство столиком было свободно. Запах табачного дыма, видимо, навечно въелся в стены и мебель.

Они остановились, выбирая столик. Метрдотель бросился к ним навстречу. Он видел однажды этого человека в своем ресторане вместе с самим генералом Четопиндо.

Их усадили за маленький – на двоих – столик под пальмой с войлочным стволом.

Оркестр еще не начинал играть, монотонный шум вентиляторов навевал дремоту.

Миллер протянул Росите карточку, которую подал невозмутимый официант.

Росита скользнула взглядом по столбику цен и подумала, что на деньги, которые сюит одно блюдо, семья в фавелах могла бы просуществовать целую неделю.

– Ну и цены здесь!.. – вырвалось у Роситы, которая впервые попала в такой шикарный ресторан.

– Такая девочка, как ты, стоит любой цены. Тебе никогда не говорил об этом твой дружок? Есть небось у тебя дружок, а?

Росита промолчала.

– Почему ты погрустнела? – слегка встревожился Миллер. – Тебе стало нехорошо? А-а, ты, наверно, просто голодна, – догадался он.

Подошел официант, поклонился – сам хозяин ресторана только что велел ему быть отменно предупредительным и исполнительным с этой парочкой.

Миллер заказал коньяку, шампанского и несколько национальных блюд.

Эта брюнетка все более привлекала его. Особенно хороши были глаза – огромные, темные. Правда, немного грустные, но такова, наверно, характерная особенность местных красавиц.

Росита сосредоточенно разрезала мясо. Нож она сжимала так, что пальцы побелели. Она слегка нахмурилась, но даже такая отрешенность шла к ней.

«Держать себя в руках», – мысленно повторяла Росита. Недаром она в детстве мечтала стать актрисой! Не зря подолгу стояла перед крохотным осколком зеркала, который вмазала в заднюю стену дома, – это была маленькая тайна Роситы, о которой не знал никто, даже мать. Росита с увлечением изображала своих знакомых, подруг, очень похоже научилась копировать Люсию, а однажды так здорово изобразила начальника рудника, на котором работал Орландо, что все в доме так и покатились со смеху. А видела Росита этого начальника всего лишь раз, да и то мельком.

Теперь она играла недалекую девчонку из фавел, «вечернюю красавицу», которая не прочь развлечься, завязать новое знакомство и вообще не слишком строгих правил, хотя и напускает на себя временами неприступный вид.

– А много приходится разъезжать, Карло? – спросила Росита, отламывая клешню омара.

– А почему ты об этом спрашиваешь?

Росита вздохнула.

– Очень люблю путешествовать. – пояснила она. – У меня есть подружка, так она говорит, что самое большое счастье на свете – это повсюду ездить, видеть новое, и я с ней согласна. Только вот нечасто удается поехать куда-нибудь…

– Умная у тебя подружка. А вообще-то, мне действительно много приходится ездить, – сказал Миллер.

– Ты шофер?

– Воистину, ты ясновидящая! – захохотал Миллер.

– Я угадала?

– В самую точку!

– А что ты возишь?

– Не что, а кого, – поправил Миллер.

– Ну, кого?

Миллер поднял палец:

– Это государственная тайна. Но тебе, так и быть, скажу…

Он притянул ее к себе и, дыша в ухо винным перегаром, прошептал:

– Я – шофер генерала Четопиндо.

Росита удивленно переспросила:

– Ты шофер Четопиндо?

Миллер утвердительно кивнул и приложил палец к губам.

Да, с этой девчонкой он выбрал верную линию. Все они тут боятся генерала Четопиндо как огня. Даже имя его приводит их в трепет. Вон она как заинтересовалась, едва услышала имя Четопиндо…

На возвышение в центре зала стали подниматься пестро одетые оркестранты.

– Я слышала, что у генерала Четопиндо другой шофер, – заметила Росита.

– Кто же, интересно?

– Гарсиа его зовут.

Миллер опустил вилку.

– А ты откуда знаешь?

– Да моя подружка, о которой я тебе рассказывала, когда-то давно встречалась с этим Гарсиа, – сказала небрежно Росита.

– Встречалась, так больше не встретится, – бросил он, снова принимаясь за еду.

– Это почему?

– Да ты что, с луны свалилась? Газет не читаешь?

Росита качнула высокой прической.

– Не читаю, – призналась она. – Меня от газет сразу в сон клонит.

– Так знай, что этот самый Гарсиа, мой предшественник, – враг нации. Он выкрал секретные документы генерала Четопиндо и на его машине бежал за границу.

– А-а, теперь припоминаю… Я что-то подобное слышала по радио. Ну и что, поймали этого Гарсиа?

– Пока нет.

– А поймают?

– Уверен, что да.

Заиграл оркестр. Певица в длинном, вышитом серебряными блестками платье запела о южном небе, которое полыхает синим огнем, словно глаза любимого.

Чем-то давным-давно позабытым повеяло на Миллера от этого танго. Первые пары закружились на узкой кольцевой полосе, которая опоясывала оркестр.

– Выходит, тот шофер Гарсиа жив? – вскользь спросила Росита, очищая апельсин.

Глаза Миллера сузились.

– Шив, разумеется, – отчеканил он. – Трупы не умеют угонять машины и выкрадывать важные бумаги. А зачем тебе нужен Гарсиа?

– Мне он не нужен… – пожала плечами Росита. – Подругу жалко. Хоть они и расстались давно, она все не может его забыть.

– Уж если тебя так заинтересовал Гарсиа, могу сообщить по секрету… – Миллер внезапно умолк: к столику подошел официант, принес лимонад со льдом.

Росита с нетерпением смотрела на официанта, ожидая, когда он отойдет.

– Ты начал говорить о том шофере, который угнал машину генерала Четопиндо, – напомнила она, когда официант удалился.

– А, о Гарсиа, – усмехнулся Миллер. – Ты скоро услышишь о нем. И твоя подруга. Вы скоро все услышите о нем.

– Его поймали, да?..

Миллер усмехнулся:

– Пойдем-ка лучше танцевать.

Росита вышла из-за стола и остановилась, поджидая Карло. Он поднимался медленно, с преувеличенной осторожностью, стараясь не задеть посуду на столе.

Когда Миллер и Росита между столиками пробирались к месту, где кружились пары, к ним подскочил вылощенный метрдотель.

– Все в порядке, господа? – спросил он угодливо. – Не желаете ли…

Миллер перебил его:

– Повторить!

– Вы желаете повторить заказ, господин? – не понял метрдотель.

– Не заказ, а песенку, – пояснил Миллер и неожиданно пропел: – «Синий огонь в небесах, синий огонь у любимой в очах…»

Метрдотель подбежал к капельмейстеру, что-то прошептал ему, тот взмахнул дирижерской палочкой, и певица, поклонившись публике, начала свой номер сначала.

Парочки, начавшие было расходиться, снова потянулись к танцевальному кольцу.

– Видишь, как в этом заведении любят генерала Четопиндо, – с удовлетворением произнес Миллер. – Даже его шофер – и тот пользуется уважением.

– Разве тебя здесь знают?

– Этот прохвост во фраке, кажется, узнал… Но это не имеет значения…

В танце он вел уверенно, прижимая Роситу.

– Ты разрешишь мне проводить тебя домой? – спросил Миллер, не отрываясь глядя на ее полные губы.

Росита засмеялась:

– У меня строгий отец.

– Я люблю строгих людей, – сказал Миллер. – Быстро нахожу с ними общий язык.

Они сделали еще круг.

– Знаешь, Росита, я не встречал еще такой девушки, как ты, – начал он.

– Какой?

Миллер замешкался, подыскивая слово.

– Такой странной.

– Я не странная.

– А почему ты побежала от меня, когда мы столкнулись на улице?..

Росита на минуту устало прикрыла глаза.

– Не знаю…

– А все-таки?

– Показалось что-то… Померещилось… Дело в том, что… Ну что ты пристал! – в сердцах отмахнулась Росита.

x x x

Выходя из порта, Гульельмо почувствовал, что за ним следят: за несколько лет революционной работы у него выработался отменный нюх на такие вещи. Шпиков он не боялся. Однако сейчас существовала опасность вывести их на подвал в фавелах, где товарищи готовят ротатор для листовок.

Гульельмо словно невзначай оглянулся. Эти двое висят на хвосте, сомнений нет. Нужно принимать решение.

Он шел по дороге, ведущей из порта, и что-то безразлично насвистывал, провожая взглядом каждую проносящуюся мимо машину.

Из-за поворота показался длиннющий, с низкой посадкой рефрижератор. Гульельмо заметил за ветровым стеклом кабины знакомого шофера. На борту машины было выведено огромными лиловыми буквами: «Перевозка мяса. Королевская впадина – Санта-Рита». Когда машина поравнялась с ним, он вскочил на подножку.

– Гони! – крикнул шоферу, просовывая голову в приспущенное стекло кабины.

Шофер прибавил газ.

Двое одураченных шпиков остались на дороге. Они что-то закричали – из-за грохота слов нельзя было разобрать. Гульельмо рассмеялся.

Рефрижератор мчался и дребезжал так, что казалось, вот-вот развалится. Слева проплыли фавелы.

– Оторвался от «хвоста»! – прокричал Гульельмо шоферу, сунув голову в приоткрытое стекло кабины.

Тот вместо ответа подмигнул.

Гульельмо спросил:

– В Санта-Риту, друг?

– Да. А тебя куда подбросить?

– Нам по пути. Мне как раз туда и надо, – ответил Гульельмо и закашлялся.

Когда показались дома столичной окраины, Гульельмо попросил остановить машину.

– Дальше пойду пешком, – сказал он и спрыгнул с подножки. – Спасибо, друг.

Шофер отсалютовал и тронул машину.

Собственно говоря, никакого определенного плана у Гульельмо не было. Он знал только, что в этом огромном городе на какой-то из улиц – Росита. А почему – на одной из улиц? А может, она в каком-нибудь здании? В магазин зашла? В кафе?

Гульельмо решил три-четыре часа посвятить поискам Роситы – практически безнадежным, он понимал это, – а затем вернуться в фавелы и заняться ротатором.

С чего начать поиски? Просто бродить по улицам, надеясь на счастливый случай? Или придерживаться какого-либо определенного плана? Ну, хорошо, допустим, он встретит Роситу. Но что он скажет ей? Зачем он, собственно, ищет ее? Росита может послать его к черту – и будет права.

И все-таки он найдет ее! Просто чтобы увидеть, услышать ее голос.

С каждым часом надежды Гульельмо таяли. Если в городе сотни тысяч людей, как встретить среди них одного-единственного, который тебе нужен?

Для этого необходимо чудо.

Гульельмо верил в чудеса. Именно поэтому он продолжал упорно вышагивать, глазея по сторонам. Он проходил улицу за улицей, заглядывал в широкие стекла магазинов, парикмахерских, кафе; Роситы нигде не было. Он уже начал ругать себя за глупую затею.

Наступил вечер. Гульельмо отчаянно устал и проголодался. Давно пора было возвращаться в фавелы. Он двинулся к автобусной станции.

До фавел он добрался глубокой ночью, совершенно измученный. Товарищи его ни о чем не расспрашивали, а сам Гульельмо отмалчивался. Ротатор наладили только к рассвету, зато теперь он работал бесперебойно.

Утром Гульельмо вручил Орландо свежеотпечатанную листовку и рассказал, что вчера обнаружил за собой «хвост». О своей внезапной поездке в Санта-Риту он умолчал.

Рамиро, пристроившись у окна, внимательно читал текст, над которым ему пришлось изрядно помучиться.

– А вам не кажется, что мы сами гасим революционный порыв масс? – спросил Гульельмо. – После исчезновения Гарсиа Оливия наэлектризована…

– Вот мы и должны собрать это электричество воедино, – возразил Орландо. – Если рабочие начнут выступать несогласованно, нас разобьют поодиночке.

Получив очередные задания, члены комитета разошлись. Гульельмо и Либеро вышли на улицу вместе.

– Ты домой? – спросил Гульельмо не без задней мысли: идти одному к Росите он считал неудобным.

– Нет. Заскочу в порт.

– Будь осторожен.

– Ничего, – махнул рукой Орландо. – Там кругом свои. Если что, докеры в обиду не дадут…

– Росита дома?

– Опять убежала ни свет ни заря, благо табачная фабрика закрыта. А ты куда сейчас?

Гульельмо похлопал себя по карману, в котором лежала пачка листовок для распространения.

– Отдохни сначала часок-другой, – сказал Орландо. – На тебе лица нет. И кашляешь ты сегодня больше, чем обычно.

– Пустяки, – беспечно отмахнулся Гульельмо.

– Ох, молодость, молодость, – вздохнул Либеро.

Гульельмо рассудил, что улицы Санта-Риты подходят для распространения листовок ничуть не хуже, чем любой другой пункт страны. А главное – есть надежда повстречать там Роситу. Теперь в столицу его тянуло словно магнитом.

Гульельмо не спеша шел по улице, ведущей к центру. Со стен и афишных тумб на него глядели предвыборные плакаты – агитационная кампания с каждым днем набирала силу. Каждая партия ратовала за своего кандидата, каждая обещала своим избирателям полное благополучие, а стране – избавление от экономических неурядиц.

Оглянувшись, Гульельмо нырнул в подъезд большого дома. Прокламации он решил подсовывать под двери. Пусть их первой увидит прислуга, которая убирает квартиру, – так даже лучше.

Распространив всю пачку прокламаций и устав бродить по вечерним улицам Санта-Риты, решил перекусить в знакомом ресторанчике. Нет, он не искал уже Роситу, убедившись в бессмысленности подобной затеи.

Под потолком шумели вентиляторы, напоминая шум моря. Что-то мелодично играл оркестр.

Гульельмо сидел за столиком, погруженный в невеселые думы. Пища показалась пресной, словно трава. Хотелось поскорее расплатиться и уйти – здесь, даже под высокими потолками, в табачном дыму тяжело было дышать, и он с усилием сдерживал приступы кашля. «Сегодня пойду к ней, – думал Гульельмо, подперев лоб рукой в ожидании официанта. – Если Роситы не окажется дома, сяду у порога и буду ждать хоть целую вечность». На эстраду вышла певица и запела танго, которое любил Гульельмо:

Синий огонь в небесах,

Синий огонь

У любимой в очах…

Он поднял голову, взглянул на танцующих, и не поверил глазам: Росита танцевала с Миллером. Да, это был Миллер – Гульельмо узнал бы его из тысячи. Он запомнил это лицо по фотографии в газете.

Гульельмо поднялся и пошел к танцующим. Официант, плывущий навстречу с полным подносом, посмотрел на него и сделал поспешный шаг в сторону.

Расталкивая танцующих, он подошел к Миллеру.

– Гульельмо, – тихо произнесла Росита, опустив руки, – я все объясню тебе…

У него перехватило дыхание. Он хотел ей крикнуть, что самое гнусное на свете – это измена, что вдвойне омерзительна измена тому, кого любишь, товарищам по борьбе!.. Сдерживая изо всех сил кашель, разрывавший легкие, Гульельмо размахнулся и ударил Роситу по щеке.

К ним уже бежали со всех сторон официанты, метрдотель, побледневший как мел хозяин ресторана…

Миллер схватил Гульельмо за руку. Он мог бы убить его одним ударом кулака, но сразу узнал в нем того самого Новака, которого велел охранять Четопиндо.

Гульельмо свободной рукой двинул Миллеру в переносицу. Кровь хлынула из носа, запачкав белоснежную сорочку.

Сквозь плотную толпу ресторанной публики с трудом пробился наряд полиции.

– Что здесь происходит? – спросил сержант, беря перед Миллером под козырек.

– Вот этот пьянчуга приставал к даме этого сеньора, безобразничал, затеял драку, – зачастил хозяин ресторана, показывая попеременно на Гульельмо, которого держали за руки два дюжих официанта, Карло и Роситу.

– Это я… я во всем виновата, – срывающимся голосом произнесла Росита.

– Я ценю ваше благородство, мадам, – сурово сказал ей сержант, – но в данном случае оно неуместно. Взять его! – обратился он к двум полицейским, кивнув на Гульельмо.

– Оставьте его, сержант, – неожиданно шагнул вперед Миллер. – Я сам с ним разберусь.

Сержант посмотрел на нарушителя:

– Как тебя зовут?

– Гульельмо Новак.

– Почему ты ударил даму?

– Вы же видите, он просто выпил лишнего, но мне не сделал ничего плохого, – сказала Росита.

– Пойдем, Новак, – произнес Миллер и попытался взять Гульельмо за плечо.

Сержант отвел руку Миллера. Тот пожал плечами и вытащил носовой платок, с помощью которого попытался остановить кровь, – она продолжала сочиться из носа.

– Забавно получается, – процедил сержант. – Значит, этот парень и вам тоже ничего плохого не сделал? – И, не слушая возражений, патруль удалился, уводя с собой арестованного Новака.

Миллер был взбешен и растерян.

Гульельмо Новак, которого он должен был опекать, вдруг оказался арестованным полицией, причем в его присутствии. Скверно! Новак теперь не сможет заниматься в Королевской впадине «отчаянно революционной» агитацией, чего больше всего хотел в настоящее время генерал Четопиндо. Накануне всеобщих парламентских и президентских выборов ему крайне необходима была любая зацепка, которая дала бы возможность ввести в силу закон о чрезвычайном положении.

Особенно злило, что он, сам того не желая, оказался косвенной причиной ареста Гульельмо Новака.

Выбитый из колеи происшествием в ресторане, Миллер поначалу совсем выпустил из виду, что между Комитетом общественного спокойствия и полицией существует вражда, – ему и сам Четопиндо не раз говорил об этом. Эта вражда тлела постоянно, несмотря на то что министр внутренних дел побаивался генерала Четопиндо и время от времени по его просьбе выделял ему отряды полицейских.

Генерал как-то спросил Миллера:

– Ты любишь Дюма?

– Любил в детстве, – ответил тот, сбитый с толку. – А что?

– А то, что у нас отношения с полицией, как у мушкетеров с кардиналом Ришелье, – усмехнулся Четопиндо.

За короткое время пребывания в Оливии Миллер не смог понять, чем была вызвана эта вражда, но было ясно: с ней необходимо считаться.

…Они вернулись за столик.

Росита не могла понять, почему Карло вступился за Гульельмо.

– Откуда ты знаешь этого бандита? – спросил Миллер.

– Это не бандит.

– Кто же это?

– Мой товарищ.

– Хорош товарищ, – покачал головой Карло. – Ну ничего, полиция с ним рассчитается. – Он со злобой сплюнул. – Ты, однако, не ответила на мой вопрос.

– Я не обязана отвечать. Ты меня обманул.

– Ах, вот ты о чем, – протянул Миллер. – Да, я не шофер генерала Четопиндо. Я его помощник.

– Шофера?

– Генерала. Ну и что? Разве это что-нибудь меняет? Мне казалось, что шофера ты скорее полюбишь.

Снова заиграл оркестр, вышла певица, закружились танцующие.

Росита пристально посмотрела на Миллера:

– Ты страшный человек, Карло.

Тот пожал плечами:

– Такой же, как все.

Она встала и направилась к выходу. Миллер кинул деньги на стол и бросился следом.

И только когда они вышли на улицу, Миллера осенило. Как это сразу не пришло ему в голову? Ведь все улики, говоря языком криминалистов, налицо. Нужно было только взять на себя труд сопоставить их.

Он до мельчайших подробностей, будто при мгновенном озарении, вспомнил поездку к Шторну. Четопиндо что-то говорил насчет свадьбы своего шофера Гарсиа, которая должна была быть сыграна после возвращения из этого рейса. Тогда же и имя невесты упоминалось – Росита. Правда, «Росита» в этой стране – имя довольно частое. Но ведь неспроста же она проявляет такой интерес к пропавшему Гарсиа! «Что ж, тем лучше. Ситуацию можно обратить себе на пользу», – решил Миллер.

– Хочешь узнать о Гарсиа? – спросил он.

Росита остановилась.

– О Гарсиа?

– Да, правду о Гарсиа.

– Так он жив?

– Думаю, да.

– А точнее?

– Пока не могу сказать.

Росита опустила голову.

– Видишь ли, Росита, я не хочу обманывать тебя или быть голословным, – вкрадчиво начал Миллер. – Мы с тобой знакомы не очень много времени, но мне кажется, что я знаю тебя давно. Не сочти это, пожалуйста, дешевой бразильской сентиментальностью. Я не знаю, кем тебе доводится Гарсиа, и не хочу знать. С меня достаточно, что ты им интересуешься. Я сделаю все, чтобы помочь тебе, Росита.

– Помоги, Карло!..

– У моего шефа обширная служба информации. К нам стекаются, как ты понимаешь, сведения не только со всей Оливии, но и из-за рубежа. Из них можно выудить то, что тебя интересует. Как видишь, Росита, я с тобой откровенен.

– Когда ты сможешь узнать что-нибудь?

Миллер мысленно прикинул, сколько времени потребуется капитану Педро для выполнения задания генерала.

– В принципе, это может произойти скоро. Давай сделаем вот что, – предложил Миллер, – ты оставишь мне свой адрес…

– Мой отец убьет меня.

– Если не хочешь, я не буду приезжать к тебе. Ограничусь письмом.

– Письмом? – Эта простая мысль не пришла ей в голову.

– Конечно. Как только я узнаю что-либо определенное о Гарсиа – сразу напишу тебе.

– Только без обратного адреса.

– Само собой. И ты приедешь в Санта-Риту.

– Зачем?

– Потому что подобные сведения не для почты.

– Хорошо, приеду.

– Встретимся в том же ресторане…

– Только не там!

– Как хочешь. Можно будет встретиться прямо здесь, на автобусной станции, – сказал Миллер.

– А что будет с ним?

– С кем?

– С Гульельмо.

Миллер потрогал переносицу:

– Я к полиции не имею никакого отношения.

– Но я прошу, Карло… Помоги ему. Парень выпил лишнего…

– Парня следовало бы хорошенько проучить. Ну да ладно, постараюсь что-нибудь придумать.

На этом они расстались.

Когда Гульельмо Новака доставили в полицейский участок и бросили в камеру, у него снова открылось кровохарканье. Он долго не мог прийти в себя. Все, что произошло, казалось сном, диким и неправдоподобным. Неужели Росита танцевала с Миллером?! Неужели он, Гульельмо, ударил ее вот этой рукой?

Гульельмо неутомимо ходил по камере из конца в конец, снова и снова вспоминая мельчайшие детали происшедшего в ресторане. Он старался придумать не то что оправдание – хотя бы объяснение поведению Роситы.

А может, Росита просто не знала, кто является ее партнером по танцам?! Нет, бессмыслица. Гульельмо тут же отверг это предположение, припомнив, как долго и напряженно рассматривала Росита газету с фотографией Миллера. Ей даже померещилось, что на бразильце шляпа Гарсиа… Да и вообще такое лицо, как у него, раз увидев, едва ли забудешь.

Нужно встретить Роситу, поговорить с ней. Поговорить? Да разве она станет теперь говорить с ним?

Гульельмо забарабанил в дверь. На пороге вырос флегматичный метис-охранник.

– На допрос, – сказал он.

Гульельмо, конечно, не знал и не мог знать, что его скоропалительному вызову на допрос предшествовали некоторые немаловажные события.

Простившись с Роситой и усадив ее в автобус, Миллер в смятенных чувствах отправился к Четопиндо. Поручение шефа он провалил.

…Никогда еще Карло не видел Четопиндо в такой ярости.

– Нашел время шляться с проститутками по кабакам! – орал он, побагровев. – Ничтожество с куриными мозгами!

Помощник стоял молча: он чувствовал свою вину. Четопиндо затянулся сигарой и продолжал, немного успокаиваясь:

– Ну, а что с другим заданием?

– Либеро?

– Да.

– С Орландо Либеро все в порядке, ваше превосходительство.

– Занятно.

– Мои люди ведут его, не отпуская ни на шаг. Они ждут только сигнала, чтобы… – Помощник осекся, посмотрев на генерала.

Четопиндо взял со стола узкий листок и протянул его Карло со словами:

– Это мне передали по телефону двадцать минут назад.

Текст гласил: «Орландо Либеро исчез. Поиски пока безрезультатны».

– Что скажешь, коммерсант?

Голос генерала звучал зловеще.

– Даю слово…

– Запомни, – жестко проговорил Четопиндо, – или ты будешь служить мне как следует, или… – Он надолго замолчал, словно прислушиваясь к чему-то, затем произнес: – Собирайся в Королевскую впадину. Не найдешь Либеро – считай себя трупом.

Миллер послал агентов прочесывать фавелы, а сам решил попытать счастья в порту. Пробродив без всякого толку до вечера, Карло решил сыграть ва-банк. А что, если попробовать действовать самым примитивным, прямым способом? Иногда, в виде исключения, это дает неплохие результаты…

– Где мне найти Орландо Либеро? – спросил он у первого попавшегося докера.

Тот остановился.

– А зачем тебе Орландо? – спросил он, смерив Миллера подозрительным взглядом.

– Дело есть.

Докер неожиданно спросил:

– Когда переменится ветер?

Вероятно, это было нечто вроде пароля, по которому докеры отличали своих от чужаков.

– Погода устойчивая, – бросил Миллер наугад и повернулся, чтобы идти.

Докер схватил его:

– А ну-ка выкладывай, субчик, какое у тебя дело к Орландо Либеро?

Вокруг стали собираться портовые рабочие.

– Соглядатай!..

– Я его и вчера, и позавчера тут видел…

– Оловянные глаза.

– Давай его в пакгауз!

– Смотри, чтоб не убежал!

В пакгаузе было полутемно, пахло прелой кожей. Когда глаза привыкли к слабому свету, падавшему из неплотно прикрытой двери, Миллер подивился огромности помещения. «Здесь спрятать труп – раз плюнуть. Сто лет не найдешь», – подумал он.

К Карло подошел широкоплечий вислоусый грузчик. Люди перед ним уважительно расступались.

– Ты кто?

– Безработный.

– Откуда?

– Из Бразилии, – ответил Миллер после секундного колебания. От сильного волнения он говорил с акцентом, и это придавало его словам правдоподобность.

– Спроси у него, Гуимарро, зачем ему Орландо Либеро нужен, – предложил кто-то из толпы.

– Откуда ты знаешь Орландо Либеро? – спросил вислоусый.

– У нас в Бразилии все батраки его знают. – Карло, кажется, нащупал верный тон. – У нас говорят: Орландо Либеро всем дает работу. Вот я и приехал, чтобы разыскать его.

Вислоусый неожиданно улыбнулся.

– Ты что думаешь – Либеро фабрикант? Он батрак, такой же, как ты… Ладно, ступай. Работу подыщем.

– А мне говорили, в порту забастовка и с работой трудно, – осмелел Миллер.

– Надули тебя, дружок, – дружелюбно заметил докер, задержавший его. – Бастовать мы не собираемся, потому что…

– Не болтай лишнего, – оборвал его Гуимарро.

Карло кивнул всем и двинулся к выходу, все еще не веря в свое спасение. «Опоздал, черт! – стучало в висках. – Либеро спрятался. Упустили…»

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Орландо Либеро исчез не случайно.

По решению ЦК Демократической партии Оливия он ушел в подполье. Хотя формально Демократическая партия и не была запрещена, заседание ЦК решено было провести тайно, в цитадели. Ни полиция, ни агенты Четопиндо не только не сумели пронюхать, где состоится заседание ЦК, они даже не догадывались, что это заседание проводится.

ЦК должен был решить важные вопросы о тактике партии на предстоящих выборах, о том, какими методами следует вести агитационно-пропагандистскую работу.

«Пока что конституция в Оливии действует, хотя ее и могут отменить со дня на день.

Мы обязаны использовать этот шанс и развернуть перед выборами широкую кампанию по разъяснению политики Демократической партии. Необходимо, чтобы наши требования – национализация шахт, фабрик и заводов, раздел земли между беднейшими крестьянами – нашли дорогу к сердцу каждого рабочего, каждого докера, каждого батрака.

Пусть народ на выборах выразит свою волю.

Мы не побоимся выслушать эту волю, потому что мы – партия народа.

Я верю – большинство пойдет за нами.

Если народ нашей страны даст нам власть, я верю – мы сумеем удержать ее.

(Из речи Орландо Либеро на заседании ЦК Демократической партии Оливии. Цитадель.)»

«…Обсудив различные предложения (см. протоколы прений), Центральный Комитет постановляет:

утвердить кандидатом в президенты от Демократической партии товарища Орландо Либеро.

Цитадель».

Генерал Четопиндо задернул шторой окно, за которым сияло и плавилось щедрое оливийское солнце, затем подошел к телефону и набрал номер министра внутренних дел.

Едва обменявшись приветствиями, Четопиндо перешел к делу.

– Полиция час назад арестовала в Санта-Рите некоего Гульельмо Новака.

– За что?

– Пьяный дебош в ресторане.

– И что же?

– Освободи его.

Министр промямлил что-то насчет законности.

– Какая там законность, – возмутился Четопиндо, – история-то выеденного яйца не стоит… Ну ладно, затребуй дело, я подожду, потом перезвони мне.

Генерал в сердцах бросил трубку на аппарат и вышел из-за стола. Чем объяснить строптивость министра? Он ему и в больших услугах не отказывал. Видимо, предвыборная лихорадка вносит во все взаимоотношения свои коррективы.

Четопиндо почти успел докурить очередную сигару, когда зазвонил телефон.

– Я ознакомился с досье Гульельмо Новака, – приглушенно прозвучало в трубке.

– Ну?

– Дело совсем не так просто, как кажется.

«Докопался, сволочь», – мелькнуло у Четопиндо.

– Этот человек – видный деятель левого движения, – продолжал министр.

– Знаю.

– Знаешь – и просишь за него? – удивился министр. – Я прочитал донесения моих сотрудников…

– Ты слишком доверяешь своим филерам, – перебил Четопиндо. – А они рады нагородить что угодно, чтобы подзаработать. Их-то никто не контролирует.

– Генерал Четопиндо в роли противника института осведомительства? – удивился министр. – Ну и ну! Клянусь богом, такое не часто услышишь.

Генерал и сам понял, что его немного занесло.

Этот разговор с министром все больше его раздражал. Не мог же генерал сказать, что Новак нужен ему… для революционной агитации в Королевской впадине и других «горячих точках» Оливии!

– Комитет настоятельно просит.

– Нет, Артуро, – вздохнул министр.

– Ты меня обижаешь. А Четопиндо не из тех, кто забывает обиды.

– Хорошо. Сделаем так, – предложил министр. – Я переправлю Новака к тебе. В конце концов, у нас родственные организации.

– Когда ты пришлешь его?

– Да хоть сейчас.

– Ладно. Я высылаю машину.

Гульельмо долго вели по коридорам, лестницам, переходам старого здания, где размещалось министерство внутренних дел.

– Куда мы идем? – спросил он у конвоира.

Молоденький конвоир пожал плечами. На лице его было написано смущение. Он однажды слышал пламенную речь Гульельмо Новака.

Это было, когда их роту послали на усмирение шахтеров. Лишенные прав люди, работавшие в бесчеловечных условиях, требовали прибавки заработной платы и элементарной техники безопасности. Запали в сердце слова Гульельмо, обращенные к ним, солдатам. Он говорил, что солдаты – братья шахтеров, рабочих, крестьян, что они должны повернуть свои штыки против угнетателей… Поймать Гульельмо тогда не удалось – он выскользнул из заградительной цепи, словно дьявол…

Теперь конвоир молча вел Гульельмо Новака на допрос. Ему очень хотелось ответить Гульельмо и кое-что спросить, но за разговор с заключенным могло здорово нагореть.

Гульельмо втолкнули в машину, охранники устроились по бокам, как положено.

– К Четопиндо! – уловил он предельно обостренным слухом тихо отданную команду.

Итак, его переправляют в Комитет общественного спокойствия. Ясно, этот перевод ничего хорошего не сулит.

Через некоторое время он понял, что везут его в ведомство Четопиндо вовсе не кратчайшим путем.

Машина на хорошей скорости миновала центр и вырвалась на окраину. Здесь не было оживления главных улиц, не было богатых магазинов, вечерней толпы, блестящих витрин, зазывной рекламы. Однообразные домишки, где ютилась городская беднота, глядели на мир божий подслеповатыми оконцами.

Его хотят, наверно, без лишнего шума прикончить где-нибудь на пустыре, подальше от лишних глаз. Если бы только увидеть перед смертью Роситу… Хотя бы на одну минуту…

– Ты не заснул, парень? – толкнул его в бок конвоир.

Гульельмо посмотрел вперед. На лобовое стекло машины упало несколько капель дождя. Они ехали по широкой, деревенского вида улице, идущей под уклон.

Улица была пустынна. Ни машин, ни пешеходов. Длинные вечерние тени пересекали дорогу.

В конце улица упиралась в мост, переброшенный через реку. Ветхий, потемневший от времени, он, казалось, готов был вот-вот рухнуть. Машина въехала на него и остановилась.

Один из конвоиров спросил у шофера:

– Что случилось?

Тот повернулся:

– Что-то с мотором.

– Давай поживей чини свой примус.

Шофер вышел, хлопнул дверцей. Приподняв капот, принялся копаться в моторе.

Один из конвоиров зевнул.

– Искупаться бы…

– Холодно, – возразил второй.

– Скоро ты? – спросил первый конвоир, приоткрыв дверцу.

Шофер озабоченно покачал головой.

Конвоир, сидевший слева от Гульельмо, вышел из машины, сделал несколько шагов, разминая затекшие ноги. Дверцу он за собой не захлопнул. Деревянный мост поскрипывал под его ногами.

Дождь то припускал, то снова прекращался, словно не знал, как быть. Разбухшая река торопливо несла под мостом мутные воды.

Конвоир, насвистывая, подошел к перилам, облокотился. Кобура с пистолетом повисла, покачиваясь, над водой.

Гульельмо прикинул расстояние до перил.

Шофер выпрямился, вытер руки паклей и снова сунул голову под капот.

В тот же миг Гульельмо изо всей силы двинул сидящего рядом конвоира ребром ладони по горлу. Конвоир словно ждал удара – он успел выставить локоть. Тем не менее удар достиг цели – голова конвоира мотнулась и безвольно откинулась на спинку сиденья. Гульельмо выскочил из машины и бросился в противоположную от второго конвоира сторону. Казалось, что доски под ногами сумасшедше грохочут.

Послышался крик:

– Стой!

Гульельмо, не оборачиваясь, подскочил к перилам и занес ногу. Рядом в старое дерево перил впилось несколько пуль, расщепивших обшивку. Одна отскочившая щепка вонзилась в щеку, но боли Гульельмо не почувствовал. Странная вещь – он и звуков выстрелов не слышал.

Впрочем, все это он осознал потом.

Гульельмо перемахнул через перила и тяжело плюхнулся в реку. Холодная вода обожгла тело.

Он плыл, стараясь как можно реже высовывать голову. Рядом выплескивались фонтанчики от пуль. «Неважный стрелок», – подумал он. Одежда стала тяжелой и тянула ко дну. Он выбрасывал руки медленно, стараясь экономить силы. Обернувшись, увидел, что отплыл от моста на порядочное расстояние. Ему помогло течение.

Преодолевая мучительный кашель, с трудом выбрался на берег и, обессилевший, долго лежал в камышах.

Выстрелы прекратились.

Когда Гульельмо пришел в себя, стояла глубокая ночь. Он выкрутил мокрую одежду, сделал несколько резких движений, пытаясь согреться. Затем двинулся вдоль берега прочь от Санта-Риты. Каждый шаг отдавался мучительным колотьем в боку.

Сквозь небо, затянутое тучами, не проглядывала ни одна звезда. Вода в реке была черная как деготь.

Рот наполнился солоноватой жидкостью. Он лег на спину, чтобы хоть немного унять горловое кровотечение. Гульельмо понимал, что дни его, а возможно и часы, сочтены.

Время, которое ему отмерено, он обязан посвятить самому важному, самому главному в жизни. Не для того ускользнул он из лап полиции и Четопиндо, чтобы подохнуть здесь, в этих камышах. Он должен любой ценой добраться до Королевской впадины и поднять докеров на всеобщую стачку. Сразу же, немедленно! К черту осторожность! К черту выжидание! Главное – начать, докеров поддержит вся Оливия.

Впереди смутно забелела узкая полоса. Гульельмо догадался, что это дорога. Издали брызнули два луча. Машина быстро приближалась. Это был старый работяга-грузовик. Лучи превратились в колышущиеся желтые снопы.

Гульельмо поднял руку…

Несмотря на позднее время, Четопиндо медлил покидать стены Комитета. Секретаря он давно отпустил, остался только дежурный да охрана у входа.

Похаживая по кабинету, генерал то и дело смотрел на часы.

Для других нынешняя акция показалась бы, возможно, мелочью, однако он понимал, что мелочей в политике не бывает.

В кабинет вошли двое конвоиров и шофер.

– Ну? – спросил генерал.

– Задание выполнено, шеф, – доложил старший конвоир. Голос его прозвучал сипло.

Четопиндо окинул его цепким взглядом.

– А что это у тебя с горлом?

Конвоир, осторожно потрогав пальцем горло, произнес:

– Этот тип помял немного.

– Он-то ведь весь спектакль воспринял всерьез, – добавил шофер.

– Где это произошло? – спросил Четопиндо.

Старший подошел к карте Санта-Риты и указал на крестик, два часа назад собственноручно нанесенный генералом:

– Здесь, на мосту, где договорились, шеф, – сказал он и повторил слова Четопиндо:

– На воде следы не остаются.

– Хорошо… А то еще полиция сдуру ринется по следу.

– Полиции я там не заметил, – сказал второй конвоир, преданно поедая глазами генерала.

– Вас никто не видел на мосту? – продолжал расспрашивать генерал.

Старший покачал головой.

– Глухое место, – сказал он. – А движение на это время перекрыли – я договорился, как условились, с дорожным управлением. Они направили весь поток машин в объезд, по другому мосту.

– Молодцы, – похвалил генерал.

Трое переглянулись – это слово в устах Четопиндо сулило вознаграждение. И действительно, генерал вытащил из сейфа заранее приготовленные тоненькие пачечки кредиток.

x x x

О прискорбном происшествии на мосту министр внутренних дел узнал только на следующий день, когда шансы поймать беглеца для полиции стали весьма проблематичными.

Возмущенный, он позвонил Четопиндо.

– Главная вина падает на тебя, – ледяным тоном отпарировал Четопиндо. – Ты передал мне арестованного на незаконном основании, тем самым нарушил закон: согласно нашей конституции, в случае каждого apeста полиция обязана провести дознание, и лишь затем…

– Я помню эту статью конституции, Артуро, – примирительно сказал министр. – А вообще-то весь разговор действительно не стоит выеденного яйца. Этот Гульельмо Новак – мелкая сошка…

– Раньше ты говорил о нем иначе, – заметил Четопиндо. – Ну, да ладно. Я не злопамятен.

– Посоветуй, что теперь делать?

– Это другой разговор. Для разумных людей не существует безвыходных ситуаций. Я думаю, самое лучшее, если ты задним числом оформишь дознание, по которому Гульельмо Новак признан невиновным и на основании этого освобожден из-под стражи.

– А твои люди не проговорятся, Артуро?

– Могила! – успокоил его Четопиндо.

Бывает так, что механизм, который прежде работал хорошо, вдруг начинает разлаживаться. И никакой мастер не может определить, в чем тут дело. Вот так исподволь начали разлаживаться отношения Орландо с дочерью.

Внешне все оставалось по-прежнему. Росита готовила ему, убирала в доме, охотно выполняла поручения отца, благо после закрытия фабрики времени у нее стало хоть отбавляй.

Он не хотел быть навязчивым, не задавал Росите лишних вопросов, был с ней, как всегда, ровен и доброжелателен. Но в душе Орландо страдал. Он считал, что у Роситы не должно быть тайн от него. Ведь они столько лет жили вдвоем: жена умерла рано, он больше не женился, опасаясь, что с мачехой девочке будет хуже.

Не было случая, чтобы между ним и дочерью возник конфликт, чтобы они не поняли друг друга.

А тут…

Это началось несколько месяцев назад, после исчезновения Гарсиа. В Росите что-то надломилось, она стала замкнутой, избегала общения даже с самыми своими близкими приятелями – Рамиро и Люсией.

А потом начались эти таинственные поездки в Санта-Риту.

Сначала он думал, что частые поездки Роситы в город связаны с каким-нибудь новым знакомством, но позже отбросил эту мысль. Нет, после встречи с человеком, который тебе симпатичен, не возвращаешься с потухшим взглядом и скорбной складкой у губ.

Надо бы вникнуть, потолковать по душам, но Орландо никак не решался, да и занят был сверх головы.

Он принадлежал к тем людям, которые ничего не умеют делать вполсилы. «Ты – лампочка, которая не может гореть вполнакала», – сказал ему однажды Рамирес. И это была правда. Орландо вгрызался в дело с такой яростью, с такой страстью, что не мог не зажечь энтузиазмом друзей.

Теперь, с приближением всеобщих выборов в стране, Либеро был занят днем и ночью. Разработанный им и его ближайшими сподвижниками план требовал величайшего напряжения сил от каждого, и в первую голову – от Орландо Либеро. Партия вела свою линию, используя трения в парламенте, его неспособность прийти к единому мнению. Свободы, дарованные оливийскому народу конституцией, носили своеобразный характер. Рамиро Рамирес в одной из песен метко охарактеризовал их как «полицейские свободы».

…Росита вернулась домой за полночь. Отца не было. Она медленно обошла комнату, словно попала сюда впервые, подошла к раковине и бросила взгляд на небольшое зеркальце. Волосы ее были растрепаны, щеки горели как в лихорадке.

Она села к столу, уронив лицо в ладони. Хорошо бы переодеться, вымыться, но не было сил заставить себя все это проделать. Перед глазами все время стоял прокуренный ресторанный зал, глаза Гульельмо, его рука, занесенная для удара. Что будет теперь с Гульельмо? И во всем виновата она, только она. Как помочь ему? Правда, Карло обещал ей это сделать. Но, во-первых, Комитет общественного спокойствия не очень-то дружит с полицией. Во-вторых, и самому Карло порядочно досталось от Гульельмо. В-третьих, Роситу многое настораживал в Карло.

Будь дома отец, она бы посоветовалась с ним, все бы рассказала. Он такой сильный, спокойный.

Росита пошла на кухню, выпила кружку холодной воды и, не раздеваясь, легла в постель. Сон не шел.

Под самое утро, когда небо за окошком начало синеть, она встала, зажгла керосиновую лампу, в аптечке, которая осталась от матери, отыскала таблетку снотворного. Приняв ее, залезла в постель, ожидая сна.

…Очнулась совершенно разбитая. В голове стучали молоточки.

Над Роситой склонился отец.

– Что с тобой? – спросил он.

– Уснула…

– Ты кричала во сне. Я насилу добудился тебя.

– А что я кричала? – спросила она.

– Что-то вроде «огонь на щеке»… Упоминала какого-то Карло… А потом Гарсиа. – Он положил руку на ее пылающий лоб. – Ты не заболела, дочка?

– Нет.

– Еще ты упоминала Гульельмо. – Голос Орландо дрогнул.

Росита глянула на отца и, словно в детстве, ожидая чего-то страшного, зажмурила глаза.

– Он умер.

– Как – умер?! Когда это случилось?

– Несколько часов назад. Он появился в Королевской впадине прошлой ночью. Окровавленный, в разорванном платье. Вокруг собрались докеры, работавшие в ночной смене. Меня там в это время не было – я ходил в цитадель. Гульельмо обратился к рабочим с речью. Говорят, это была лучшая его речь. Он призвал докеров к всеобщей стачке. И убедил их… Сейчас в порт стягиваются правительственные войска. – Орландо тяжело вздохнул. – Одевайся, мы должны уйти.

Умер Гульельмо… Теперь она ничего уже не сможет ему объяснить.

Росита быстро оделась, и они вышли из дому. По пути Росита заглянула в почтовый ящик, прибитый прямо к забору. Ящик был пуст.

x x x

Стачка в порту с самого начала приобрела характер острого конфликта; власти предлагали очистить порт, докеры отвечали отказом, пока не будут удовлетворены их требования.

Начались вооруженные столкновения.

На помощь полиции было привлечено ведомство Четопиндо. Позабыв о прежних распрях, агенты Комитета общественного спокойствия вместе с полицейскими прочесывали Королевскую впадину.

Четопиндо был доволен – события теперь развивались именно так, как он хотел.

Демократическая партия была объявлена вне закона. Поддержка бастующих докеров в других районах страны носила стихийный, мало организованный характер, и подавлять эти вспышки властям не составляло труда.

На помощь полиции бросили войска.

Несмотря на отчаянное сопротивление, докеров теснили. На стороне властей были порядок, хорошее вооружение и, наконец, численный перевес, на стороне стачечников – лишь революционный энтузиазм, который, увы, не может заменить винтовок и пулеметов.

Бомбы со слезоточивым газом и прочие боеприпасы, приготовленные группой Ильерасагуа по заданию Четопиндо, Миллер благополучно переправил в Санта-Риту. Ящики с боеприпасами сложили в подвале Комитета – помещении, вызвавшем у Миллера отнюдь не радужные воспоминания.

Под давлением превосходящих сил стачечники покинули Королевскую впадину и укрылись в цитадели. Ночью докеры сумели прорвать кольцо, и все, кто был в порту, включая женщин и детей, которые в первые же часы стачки прибежали в Королевскую впадину, – все скрылись за толстыми стенами старинной испанской крепости.

Взять крепость штурмом не удалось, тогда полицейские и военные части приступили к осаде.

По агентурным сведениям, в крепости находился и сам Орландо Либеро, это подогревало энтузиазм осаждающих: лидер партии, объявленной вне закона, неплохой трофей.

– Нужно, чтобы и мышь не выскочила из крепости, – сказал министр внутренних дел на экстренном правительственном совещании.

Президент изрек:

– Окружить крепость мало, нужно ее взять.

– У нас есть пушки, – подал голос министр вооруженных сил Оливии.

– Они слишком громко стреляют, – поморщился президент. – Нам не следует устраивать грохот на весь континент.

– Цитадель может сокрушить генерал Голод, – сказал министр внутренних дел.

– Этот генерал слишком медлителен, – возразил президент. – Мы не можем ждать.

Разгорелись дебаты.

Подавить цитадель следовало быстро и без лишнего шума, сделать это было непросто. Совещание зашло в тупик.

На четвертом часу, когда все выдохлись, поднялся генерал Четопиндо:

– Я берусь взять цитадель. – И, выждав эффектную паузу, пояснил: – Взять крепость мне поможет генерал… Икс.

– Что-то не слышал я о таком генерале, – пожал плечами министр внутренних дел.

– Не будет ли любезен уважаемый Четопиндо объяснить нам, что он, собственно, имеет в виду, – произнес президент.

– Сеньоры, – Четопиндо подождал, пока утихнет легкий шум, вызванный последними словами президента. – Я надеюсь, вы доверяете мне? Я хотел бы до поры до времени не раскрывать карты. У каждого свои секреты, не так ли? И потом, важен ведь результат.

– Сколько вам нужно времени, генерал, чтобы взять цитадель? – спросил президент.

– Десять дней.

– И вы возьмете ее без лишнего шума?

– Без единого выстрела.

Президент пожевал губами.

– Я думаю, предложение можно принять, – изрек он. – До сих пор генерал Четопиндо со своим ведомством нас не подводил.

x x x

«…Учитывая, что вслед за докерами Королевской впадины выступили работники многих других предприятий Оливии (список прилагается), что грозит дезорганизовать экономику страны, руководствуясь желанием прекратить в стране распри, ведущие к кровопролитию, желая восстановить порядок и законность, поколебленные безответственными элементами,

идя навстречу чаяниям тех крестьян и рабочих, составляющих абсолютное большинство, которые хотели бы по-прежнему трудиться, но не имеют такой возможности из-за упомянутых безответственных элементов,

наконец, ставя себе целью единственно процветание Оливийской республики,

парламент страны постановляет:

1. Действие Конституции считать временно, впредь до особого решения, приостановленным.

2. Демократическую партию, как ответственную за беспорядки в стране, объявить вне закона. Распустить все организации и секции Демократической партии Оливии.

3. Объявить в стране осадное положение.

4. Призвать лидера Демократической партии Орландо Либеро явиться в парламент для дачи личных объяснений по поводу беспорядков, возникших по его прямой вине.

5. В Санта-Рите и Королевской впадине ввести комендантский час.

6. Ответственность за проведение необходимых мероприятий, связанных с настоящим постановлением, возложить на Министерство внутренних дел и Комитет общественного спокойствия.

Президентский дворец.

Санта-Рита».

Это решение Четопиндо провел через парламент не без труда. Ему помогли правые делегаты, напуганные ростом демократического движения в стране. Дальше было проще. Президент, как и следовало ожидать, утвердил решение парламента, возможно, не до конца вникнув в его зловещий смысл.

Все документы Демократической партии, в том числе и связанные с предстоящей избирательной кампанией, были объявлены подлежащими конфискации. Плакаты, лозунги, листовки, обнаруженные полицией, были уничтожены. Но партия не прекратила борьбы. На стенах домов неукоснительно появлялись новые листовки. Со стен улыбалось прохожим лицо Орландо Либеро. Полиция сбилась с ног, сдирая листовки и разыскивая тех, кто расклеивает их по ночам.

Когда Орландо с дочерью вышли за калитку, Росита сказала:

– Я заскочу к Люсии.

– Хорошо.

– Подождешь меня?

– У меня нет ни минуты, – покачал головой Орландо. – Спешу в Королевскую впадину. Может быть, вы с Люсией здесь останетесь?

– Нет, отец.

– В таком случае, поспеши, – сказал Орландо. – Боюсь, порт могут в любой момент блокировать.

Когда Росита забежала к подруге, дом Рамиресов был пуст.

Росита постояла посреди комнаты. Сквозь полураскрытое окно проникал легкий ветерок. Он поднимал старенькие ситцевые занавески, покачивал флоксы, поставленные Люсией в глиняный расписной индейский кувшин, шевелил бумаги на столе Рамиро.

Росита немного пришла в себя после мучительной ночи. Только голова болела и казалась набитой ватой. Она подошла к столу, подняла с пола листок, прочла вполголоса:

…Бетонным бивням штормы снятся,

И чайки стонут на беду,

Мне тяжко с морем расставаться,

Но я к нему еще приду…

Дальше шли нотные знаки, в которых Росита не разбиралась.

Она вышла из дому и пошла по пустынной улице. Фавелы словно вымерли, это было странно: обычно в эту пору на улицах встречались люди. Молодая женщина отошла довольно далеко от дома Рамиресов, когда из-за поворота навстречу ей выскочил полицейский мотоцикл. Водитель в черных очках и желтых крагах вел его, сосредоточенно пригнувшись к рулю. Полицейский, который сидел в коляске, скользнул по лицу Роситы равнодушным взглядом.

Притаившись за углом, Росита наблюдала за мотоциклом. Он остановился у дома Рамиресов. Полицейские пинком открыли дверь и вошли внутрь. Вскоре из дома донесся грохот переворачиваемой мебели и звон бьющейся посуды.

Она поспешила в порт: и так много времени потеряно. Путь в порт лежал мимо собственного дома. Росита невольно замедлила шаг. Дверь была распахнута. Странно – кажется, она собственноручно закрыла ее полчаса назад. Может быть, отец вернулся? Забыл что-нибудь?

Росита подошла и… застыла на пороге. Все в доме было перевернуто вверх дном. Из стола выломаны «с мясом» все четыре ножки – тайник искали, что ли? Солома из тюфяка разбросана по полу.

Стараясь не ступать на осколки посуды, Росита прошлась по комнате.

На кухне был учинен еще больший дебош. Сунув в карман кусок кукурузной лепешки, она вышла на улицу и быстрым шагом двинулась к Королевской впадине.

Могла ли она знать, что по приказу министра внутренних дел и генерала Четопиндо порт уже блокирован и тем самым отрезан от внешнего мира? Пятнадцать минут задержки оказались для Роситы роковыми.

После нескольких безрезультатных попыток проникнуть в Королевскую впадину Росита вернулась в фавелы.

Если недавно фавелы казались вымершими, то теперь здесь кое-кого можно было встретить. Это были женщины и дети, которые не успели или не смогли ни уйти в Королевскую впадину, к своим мужьям, отцам и братьям, ни спрятаться, ни уехать в глубь страны.

Росита вернулась в свой разгромленный дом.

Она провела тревожную ночь, спала урывками, часто просыпалась, выходила на улицу. Со стороны Королевской впадины доносились выстрелы, приглушенные расстоянием. Над портом мерцали бледные сполохи, шарили щупальца прожекторов, установленных на эсминцах и сторожевых катерах.

Прошло несколько дней, в течение которых Росита снова тщетно пыталась проникнуть в Королевскую впадину. Однажды утром, выйдя из дому, чтобы разыскать чего-нибудь съестного – скудные домашние припасы кончились, – подошла, по обыкновению, к почтовому ящику. В прорези что-то белело, и сердце Роситы забилось. Странным казалось уже то, что почта работает, как обычно.

Она вынула письмо. Росита надорвала конверт и вытащила листок:

«Здравствуй, Росита!

Беспокоюсь о тебе, потому что ты живешь, я знаю, недалеко от Королевской впадины. А там с тех пор, как мы расстались, произошло столько событий.

Я хочу тебе сообщить, что выполнил обещанное, хотя мне это и стоило немалых трудов. Речь идет о Гарсиа. Мне удалось получить о нем кое-какие сведения, но сообщить их в письме не могу. Приезжай, и все узнаешь.

Карло».

Неужели Гарсиа жив?!

Росита спрятала письмо, прислушалась: выстрелы со стороны Королевской впадины стихли.

Кое-как добралась она до близкой столицы и, не переводя дыхания, помчалась в Комитет общественного спокойствия.

– Куда? – спросил знакомый охранник, заступая дорогу.

Росита остановилась.

– К помощнику генерала Четопиндо.

Охранник смерил посетительницу таким взглядом, словно подозревал молодую женщину по меньшей мере в покушении на государственный переворот.

– Сеньора Миллера нет, – отрезал он. Но, еще раз взглянув на Роситу, смягчился и добавил: – Все начальство теперь там.

– Где – там? – не поняла Росита.

– Ты что, с луны свалилась? Газет не читаешь? – удивился охранник. – В Королевской впадине, где же еще.

Росита выглядела такой несчастной, что молодому охраннику стало жаль красивую девушку. Он оглянулся и, убедившись, что вокруг никого нет, произнес, понизив голос:

– Миллер должен приехать сегодня.

– В котором часу?

– Он мне не докладывает. Лови его в течение дня.

– Спасибо.

– Я ничего тебе не говорил, – пробормотал скороговоркой охранник, откозыряв приближающемуся офицеру.

Она бродила по городу, стараясь не слишком отдаляться от Комитета, рассчитывая издали заметить машину с Миллером.

Только под вечер к монументальному особняку подкатила машина с Миллером: охранник не обманул Роситу.

Карло издали заметил ее и, выскочив из машины, помахал ей рукой.

– Эта дама со мной, – сказал он охраннику. Тот молча отдал честь.

Помощник генерала тщательно закрыл дверь кабинета.

– Садись, – кивнул он в сторону глубокого кожаного кресла.

Она села и выжидательно посмотрела на Карло.

Карло взял со стола газету и протянул ей:

– Читай.

Это была газета, издающаяся за рубежом.

Буквы прыгали перед глазами. Бросилась в глаза статья, заботливо отчеркнутая красным карандашом. Заголовок гласил: «Преступник остается преступником». Автор статьи – его фамилия ничего не говорила Росите – рассказывал, что две недели назад покинул Оливию, путешествуя по своим делам. В прибрежном городке он повстречал на улице человека, лицо которого показалось ему знакомым. Автор порылся в своей памяти и припомнил, что встреченный им человек есть не кто иной, как оливийский государственный преступник Гарсиа, шофер генерала Четопиндо, который, как об этом много писали оливийские газеты, бежал из страны на машине генерала, прихватив с собой ценные секретные документы. Как же могло случиться, вопрошал автор статьи, что преступник, розыск которого был официально объявлен оливийскими властями, благоденствует, даже не особенно прячась? Быть может, он изменил фамилию и подделал свои документы, что сбило с толку местную полицию? Либо некие должностные лица оказались им подкупленными? «Так или иначе, преступник здесь процветает», – негодовал автор заметки.

Здесь же красовалась фотография, которую, как сообщал автор, ему удалось сделать незаметно для Гарсиа.

«Я тотчас, разумеется, сделал заявление в местную полицию, – заключал автор. – Надеюсь, она сочтет необходимым арестовать Гарсиа и передать его оливийским властям, и преступник получит по заслугам».

Росита долго рассматривала фотографию. Гарсиа, улыбаясь, сидит за рулем машины. Шляпа сбита на затылок, локоть выставлен в приспущенное боковое стекло. «Боже, Гарсиа совсем не изменился», – подумала Росита.

Карло внимательно наблюдал за ее реакцией. «Миссия Педро удалась, – решил он. – Можно приступать к следующему этапу». Завтра же все оливийские газеты раструбят о том, что сейчас лихорадочно пытается постичь сидящая перед ним девушка с горящими глазами. Любой ценой нужно внести раскол в ряды членов Демократической партии. Рецепт Гитлера едва ли устарел. Раскол эффективней любого оружия.

Росита опустила газету на колени.

– Ну вот, я сдержал свое слово. Теперь ты знаешь все о Гарсиа, – сказал помощник генерала. – Откопать эту газетенку было непросто. Эту работу я не хотел доверить никому, сам просматривал прессу, поступающую из-за рубежа, хотя времени у меня сейчас, сама понимаешь…

– Если Гарсиа действительно бежал, почему вы искали его спустя рукава? – перебила Росита.

– Но ты же сама прочла, что виноваты не мы, а тамошняя полиция…

– Чепуха, – упрямо мотнула головой Росита. – У этой газеты концы с концами не сходятся. Арестовать Гарсиа ничего не стоило, ведь он совершенно не скрывался.

«А она вовсе не глупа, – подумал Миллер. – Нужно будет поразмыслить, как подать в завтрашних газетах этот материал, чтобы он не выглядел уткой».

– Ты попала в точку, – произнес он вслух. – Вопрос о Гарсиа не так прост, как тебе кажется. Он обсуждался в правительстве, как только шофер исчез. Тогда решили не привлекать к этому делу особого внимания.

– Почему?

– Э-э… Время тогда было тревожное… Впрочем, я не могу тебе всего сообщить.

Росита разорвала газету на клочки и швырнула их на ковер. Обрывки разлетелись по всему кабинету.

– Фальшивка!

Миллер усмехнулся.

– У меня есть еще сколько угодно экземпляров. Ты ведешь себя как ребенок: когда он видит неприятное, то закрывает глаза.

Хотя внешне Росита храбрилась, в душе ее поселился червячок сомнения. С детства в ней жила в чем-то наивная, но неистребимая вера печатному слову. К тому же нельзя было не верить и фотографии…

– Что же будет теперь с Гарсиа?.. – не поднимая глаз, спросила она.

– Это дело моего шефа, – пожал плечами Карло. – В конце концов, бежал его шофер.

– Вы затребуете, чтобы Гарсиа доставили в Оливию?

– Не думаю, – Миллер прошелся по кабинету. – За столько месяцев дело утратило актуальность?.. Документы?.. Устарели. Пусть с ним разбираются друзья, которых Гарсиа предал своим поступком.

Росита встала.

– Может быть, ты хочешь поехать к Гарсиа? – неожиданно предложил Миллер. – Я могу помочь тебе с выездом.

Она покачала головой:

– Мне там делать нечего.

Росита уже жалела, что порвала газету. Нужно было ее сохранить, показать товарищам – и тем, кто остался на свободе, и попытаться переправить тем, которые в кольце… Интересно, что они скажут?

– Дай мне еще один экземпляр газеты, – попросила Росита, бросив исподлобья взгляд на Карло.

– Друзьям хочешь показать?

Она замялась.

– Об этом не беспокойся, – холодно улыбнулся Миллер. – Завтра этот материал вместе с фотографией будет помещен во всех оливийских газетах. Вместе с комментариями.

В дверь постучали.

– Ну а теперь ступай. Да хорошенько поразмысли над тем, что я тебе рассказал.

В кабинет вошел Четопиндо, разминувшись с Роситой, которая выскочила в дверь.

– А у тебя губа не дура, коммерсант, – заметил он, присаживаясь на краешек стола.

– Бьюсь об заклад, ты не знаешь, кто это был, – сказал Миллер.

– Кто?

– Росита. Невеста твоего погибшего шофера.

– Гм… Забавно, – покачал ногой Четопиндо. – Что же ей нужно от тебя? Вернее, что тебе нужно от нее?

– Росита – пробный камень для нашей сенсации.

– Грешно такую красавицу называть камнем, – усмехнулся Четопиндо.

Карло протянул ему газету. Генерал внимательно прочел материал, связанный с Гарсиа.

– Педро успел вовремя, – заметил Четопиндо. – Ты уже сообщил об этой статье в министерство информации?

– Ждал команды, Артуро.

– Немедленно сообщай. Нужно расколоть эту шайку, как гнилой орех.

– Что с цитаделью? – спросил Миллер.

– Нужно ее прихлопнуть, и поскорей.

– Будешь брать измором?

Четопиндо махнул рукой.

– Черта с два, – сказал он. – Левые предусмотрительны. Агент донес: у них там склад продуктов. Он позволит им продержаться несколько месяцев по меньшей мере.

– Продукты без воды мало чего стоят.

– У них и вода имеется. Только неизвестно, где находится ее источник.

Миллер присвистнул:

– Остается пустить танки.

– Не те времена, – вздохнул Четопиндо. – Возьмешь трех-четырех человек. Переоденетесь, само собой. Лучше всего батраками, у тебя уже есть опыт. Задание простое: отыскать, откуда в крепость поступает вода.

– И перекрыть ее?

– Ни в коем случае, Карло! Если мы перекроем водоснабжение, эти негодяи отделаются слишком дешево. Я придумал одну интересную вещицу…

– Я думаю, люди в цитадели морально сломлены, – сказал Миллер.

– Как же, сломлены, – возразил генерал. Он вытащил из кармана сложенную газету и протянул ее Миллеру. Это была «Ротана баннера». – Полюбуйся: подпольное издание. Агент только что приволок, обнаружил в фавелах во время обыска.

Это был тревожный факт: итак, несмотря на то что действие конституции было «временно приостановлено» и орган Демократической партии запрещен, «Ротана баннера» продолжала выходить подпольно.

– Найти бы этих типографщиков… – Четопиндо, глубоко затянувшись, умолк посреди фразы.

– И что?

– Кишки им выпущу.

– А как же международное общественное мнение? – позволил себе съязвить Миллер.

– Эти люди исчезнут без следа, – отрезал Четопиндо. – Как в воду канут. Или в жерло вулкана.

Миллер отвел от шефа взгляд и углубился в чтение газеты. Номер открывался описанием похорон Гульельмо Новака, которые состоялись в цитадели.

– Оперативно, ничего не скажешь! – удивился Миллер.

Репортаж о похоронах был написан горячо, взволнованно. Ниже шли стихи Рамиреса, посвященные Гульельмо.

– Такие стихи они могут печатать и в листовках! – снова воскликнул Миллер.

Остальную часть газеты занимало выступление Орландо Либеро.

– Вполне может случиться, что они последуют твоей рекомендации. – Четопиндо, забирая газету, прикасался к ней осторожно, словно маленький газетный листок мог взорваться у него в руках.

– Выходит, они издают «Ротану» в крепости, – предположил Миллер.

– Возможно. А может быть, и в нескольких местах, попеременно. Мы ничего не знаем, агентура ни к черту, только деньги умеют требовать, – раздраженно проворчал Четопиндо. Он сейчас напоминал преждевременно постаревшего бульдога.

– Вот тебе и мышеловка, – меланхолически констатировал Миллер. – Значит, у них есть связь с внешним миром.

– Говорят, в цитадели есть подземный ход, прорытый еще испанцами. – Четопиндо помолчал и без видимой связи с только что сказанным строго произнес: – Карло, мне нужен порошок.

Миллер вытащил из кармана пробирку и протянул генералу.

– Мало, – покачал головой Четопиндо.

– Послушай, Артуро, не слишком ли много ты начал потреблять этого зелья?

– Я знаю, что делаю.

– Посуди сам, Артуро, – вкрадчиво произнес Миллер. – Ну, используешь ты весь порошок, который у меня имеется, а что потом?..

Четопиндо сощурился.

– Главная твоя ошибка, Карло, в том, что ты склонен недооценивать других людей. Это национальная черта немцев. Вы проиграли войну из-за того, что недооценили русских. Вот и ты своего шефа недооцениваешь…

– О чем ты, Артуро?

– Думаешь, я не понимаю, что у тебя здесь, в Оливии, есть какой-то постоянный источник наркотика?

Миллер попытался было что-то возразить.

– Слушай. – жестом остановил его Четопиндо, – меня вовсе не интересует, откуда, какими путями ты добываешь этот порошок. Мне важно, чтобы ты немедленно раздобыл его. И ты мне его раздобудешь!

Задание Четопиндо – разыскать, откуда свежая вода поступает в цитадель, – оказалось не из простых.

Миллер и четверо его помощников исколесили и облазили все окрестности крепости, но обнаружить источник не удалось. Местные жители относились к пришлым батракам настороженно и в липшие разговоры не вдавались.

Комитет снабдил группу Миллера отличными документами – на эти дела генерал Четопиндо был мастер, – так что ни полиция, ни регулярные части, которые осадили цитадель, их не задерживали.

Пятеро батраков переходили с места на место, кое-где копались, замеряли глубину брошенных крестьянских колодцев, но дальше этого дело не шло.

Миллер часто поглядывал в сторону крепости. Полуразрушенные, но все еще неприступные стены производили грозное и одновременно жалкое впечатление.

Он вспомнил, что впервые о существовании старинной испанской крепости близ Королевской впадины услышал из уст Роситы. Это было в тот злосчастный вечер в ресторане. Росита о увлечением рассказывала о цитадели, она говорила, что каждый закоулок там облазила. Быть может, она в курсе, где источник воды, которым снабжается крепость?

Когда Четопиндо сказал о тайном ходе, ведущем из цитадели, Миллер выразил опасение, что осажденные могут сбежать из крепости.

– Ты не знаешь этих людей, Карло, – усмехнулся Четопиндо, выслушав его. – Все та же недооценка противника. Они нищие, голодранцы, но они горды как испанские гранды. Бегство из крепости – трусость, на это не пойдет ни один из них.

– А к ним может кто-нибудь с воли присоединиться?

– Это – пожалуйста.

Что ж, похоже, генерал Четопиндо и впрямь неплохо разбирался в психологии соотечественников: по данным разведки с воздуха, число осажденных не уменьшалось.

Самолеты несколько раз разбрасывали над цитаделью листовки, которые призывали восставших сдаться правительственным войскам, но пропаганда, как и следовало ожидать, не возымела решительно никакого действия.

Взобравшись на один из холмов, окаймляющих крепость, можно было наблюдать в бинокль размеренную жизнь, которая установилась в цитадели. На веревках сушилось белье, женщины разводили костры, готовили пищу. Мужчины занимались укреплением стен, изготовлением самодельного оружия.

– Чистое средневековье, – заметил агент, которому Миллер дал посмотреть в свой бинокль.

«Сюда бы звено пикирующих „юнкерсов“… А потом проутюжить полдюжиной танков», – подумал Миллер.

На четвертый день поисков ему повезло. На запущенной гасиенде его группа наткнулась на конюха – маленького сухонького старичка, который грелся на нежарком в эту пору года солнце.

Старичок – кроме него в усадьбе никого не оказалось – радушно встретил кочующих батраков. Он явно обрадовался неожиданным пришельцам, которые скрасили его одиночество.

Вечером старик сварил в котле какую-то крутую и острую бурду. Все прихлебывали из котла с видимым удовольствием. Отведал варева и Миллер. После позднего чаепития гости повели со стариком нудный, тягучий разговор о местных заработках, о помещике, который покинул гасиенду и укатил в столицу прожигать жизнь, о житье-бытье в Королевской впадине, о том, где и как можно устроиться на сезонную работу.

Старичок разглагольствовал, «батраки» больше помалкивали, иногда ловко подкидывали вопросы.

Миллер прилег в сторонке, поодаль от костра, укрывшись попоной. Его познабливало – накануне попал под дождь и сильно простыл. Немного согревшись, он задремал.

Агенты старались перевести разговор со стариком на интересующую их тему.

– А тебе приходилось, отец, бывать в цитадели? – осторожно спрашивал агент.

– Эге, где я только не был, сынок, – усмехнулся старик, подбрасывая в костер сухую ветку. Пламя вспыхнуло и осветило морщинистое лицо с глубоко запавшими глазами. – Можно сказать, весь мир обошел. Даже в России побывал.

Агент присвистнул:

– Неужели в России?

– Святой крест! – старик перекрестился и оглядел своих слушателей, которые расположились вокруг костра.

Угрюмый верзила, сидящий рядом, полюбопытствовал:

– Ну, как там, у коммунистов? Правду в газетах у нас пишут, что там все общее, а жизни никакой нет?

– Я ведь давно был там, сынок, – махнул рукой старик. – У них тогда еще царь был… – Старик помолчал, вспоминая пролетевшую молодость.

– А что ты делал в России, папаша? – спросил верзила, оживившись.

– Сопровождал своего помещика, что же еще? – вздохнул старик. – А вернулся в Оливию – и то же самое: снова батрачь на помещика… Потом русские царя скинули, теперь у них власть трудящихся. Я читал в «Ротана баннере», что…

– Смотри, старик, бороду спалишь, – грубо оборвал его один из пришельцев.

– В России-то ты был, – добавил второй, – а вот в цитадели небось не побывал.

– Был я и в крепости, как не бывать! Я ведь родом из этих краев, – ответил старик.

– Там, говорят, заварушка какая-то приключилась? – продолжали расспрашивать гости.

– А вы не знаете?

– Толком ничего. Разное говорят – не знаешь, кому и верить.

– Сами-то откуда? – спросил старик.

– С севера мы. Пришли в Королевскую впадину на заработки.

– Там, в крепости, докеры из порта, – начал старик. – А получилось вот что…

Миллер погрузился в тяжелую дремоту, а когда очнулся, снова услышал жидкий тенорок старика:

– …Мне повезло в жизни, ребята, что я был знаком с этим человеком.

– Давно его знаешь, папаша?

Миллер, не открывая глаз, начал вслушиваться в разговор у костра.

– Давненько, – отвечал старик. – Я с Орландо Либеро вместе батрачил.

«Орландо Либеро»! Миллер открыл глаза. Ему ведь так и не удалось выполнить задание шефа. Когда Четопиндо решил, что приспела пора уничтожить Либеро, того и след простыл.

Кто знает, может быть, этот сморщенный старик – улыбка судьбы, предназначенная персонально Миллеру? Вдруг он выведет его на след Либеро? А может, он знает подземный ход в крепость и ведает, где источник, который поит ее защитников?

– Он для друга готов снять с себя последнюю рубашку, – продолжал старик. – Он жизни не жалеет для таких, как вы, нищих батраков. А у вас, на севере, знают Орландо?

– Его, по-моему, всюду знают, – угрюмо буркнул один из собеседников.

– Ну, правильно, – удовлетворенно кивнул старик. – А как там, ребята, ваш северный штат? Тоже поддержит его на выборах?

– Само собой поддержит, – лениво поддакнул агент, который расположился ближе всех к огню.

Миллер подумал, что конюх совсем здесь одичал в одиночестве: он даже не знает, что вследствие беспорядков в порту Орландо Либеро поставлен вне закона и, следовательно, ни о каком избрании его не может быть и речи.

– Знаете, ребята, Орландо Либеро – святой человек, – сказал старик.

– Неужели он богу служит? – в голосе агента прозвучало ехидство.

– Нет, не в этом дело. Но он все равно святой, – продолжал старик. – Он это всей своей жизнью доказал. А смеяться тут нечего. Я говорил со многими, простые оливийцы верят ему. Вот попомните мои слова, Орландо Либеро будет президентом, первым рабочим президентом Оливии.

Миллер отбросил попону и подошел к костру.

– Как же станет наш Орландо президентом, если он скоро ноги протянет? – обратился он к старику.

– Это почему?

– Помрет он от жажды в крепости вместе с остальными, кто там заперт.

Старик усмехнулся:

– Не беспокойтесь, ребята, у них есть свежая вода.

– Почему так думаешь, отец? – спросил Карло.

– Да уж знаю, – хитро сощурился старик. – Так что за тех, кто в крепости, не волнуйтесь. Туго им там сейчас, это верно, но народ их в обиду не даст. Слышали небось, какая волна по всей Оливии поднимается? Недаром же полицейские шавки никак ее решатся на прямой штурм цитадели. Даже армия пасует…

Миллер вплотную подошел к старику. Тот, часто мигая, поднял на него выцветшие глазки.

– Скажи-ка, отец, откуда вода поступает в крепость? – спросил Миллер вкрадчиво.

– Откуда мне знать, сынок? – ответил старик после неловкой паузы.

– Лучше добром скажи, – угрожающим тоном произнес Миллер, отведя руки за спину.

– Кто вы такие?.. – в голосе старика засквозила тревога.

– Сказано тебе – батраки. Ну, так как, скажешь по-хорошему?

Старик качнул головой:

– Насчет воды мне ничего неизвестно.

Миллер ногой ударил старика в лицо. Голова конюха дернулась, он вскрикнул.

– Ну? – произнес Миллер.

Старик промычал что-то нечленораздельное.

Миллер ударил еще раз.

– Так вот какие вы батраки… – прохрипел конюх. – Ищейки полицейские!..

Его допрашивали долго. Когда старик терял сознание, окатывали холодной водой из ведра. Но старик упорно молчал.

Миллер отстранил агента, который вел допрос, и отрывисто приказал:

– Доску и молоток.

Агенты приволокли из сарая обрубок толстой доски и кувалду, которой конюх раздроблял жмых.

– Связать эту падаль, – скомандовал Миллер, – только руки оставить свободными.

Старику скрутили ноги, и через минуту он, поддерживаемый за ворот агентом, стоял перед Миллером: сухонький, маленький как подросток.

– Руки на доску, – приказал Миллер.

Агент толкнул конюха, тот упал на колени и послушно положил руки на обрубок.

Миллер, примерившись, ударил колотушкой по кончикам пальцев. Брызнула кровь. Даже в мутном предутреннем свете было видно, как посерело лицо старика.

Миллер счистил ногтем темную капельку, которая попала на пончо, и снова скомандовал:

– Руки!

Верзила нагнулся, взял старика за шиворот и заставил его снова положить руки на обрубок, вскользь заметив:

– Полегче, Карло. Он может окочуриться.

После следующего удара конюха кое-как привели в чувство, но он тут же снова потерял сознание.

– Пустой номер, – пробормотал долговязый агент. – Я знаю эту породу. Помрет, но не выдаст.

– Да он уж и так одной ногой на том свете, – сказал Миллер.

Интуиция подсказывала ему, что старик что-то знает о воде, поступающей в цитадель. Но как вытащить из него эти сведения?..

Пока конюха отливали, Миллер, совершенно измученный бессонной ночью и лихорадкой, вдруг вспомнил о пробирке с наркотиком, приготовленной для Четопиндо.

Да, на разных людей порошок действует по-разному. Тут еще, разумеется, и доза важна. А почему бы не испытать его на старике?

Миллер велел принести стакан, зачерпнул из ведра воды и, отойдя в сторонку, высыпал в воду немного порошка из пробирки.

Агент похлопал конюха по щекам, и тот открыл глаза. Пальцы на руках его вздулись и почернели.

Миллер опустился на корточки и поднес стакан к губам старика.

Агенты переглянулись.

Старик, не разжимая губ, мутным взором смотрел на Миллера, затем сделал глоток и вдруг жадно, почти залпом выпил весь стакан. Карло осторожно поил его, стараясь не пролить ни капли.

– Вода… сладкая… – прохрипел конюх и откинулся на спину.

– Дохлое дело. Он спятил, Карло, – сказал долговязый агент, забирая у Миллера пустой стакан.

Окружив старика, агенты перебрасывались репликами.

– Уснул.

– Окочурился.

– Зря время теряем!

– Потише, ребята, – сказал Миллер, и агенты примолкли.

Он внимательно наблюдал за стариком, который впал в забытье. Через несколько минут лицо конюха слегка порозовело. Миллер нагнулся и внятно, по слогам произнес:

– Откуда вода поступает в крепость?

Старик что-то пробормотал, не открывая глаз.

Карло тряхнул его за плечо:

– Отвечай!

– Болото… болото… – вдруг отчетливо произнес старик.

– Врежь ему как следует, Карло, – посоветовал один из агентов. – Это ему прочистит мозги.

Но тот покачал головой:

– Он не почувствует боли.

– Болото… святые пьют из болота, – бормотал старик.

– Какие там еще святые, – с досадой сплюнул долговязый.

– Какие святые? Да Орландо Либеро, например, – заметил Миллер, не отрывая взгляда от старика.

Между тем тот заговорил снова:

– Крепость пьет из болота.

– Есть болото близ цитадели? – обернулся Миллер к агентам.

– Есть, – шагнул вперед один из них.

– Какова его площадь?

– Двести квадратных миль.

– Пойдем на болото, – решил Миллер. – Я чувствую, именно там зарыта собака.

– Ничего себе, – крякнул долговязый, – двести квадратных миль! Мы там будем ковыряться до второго пришествия.

– С нами пойдет проводник, – сказал Карло.

– Кто? – уточнил один из подручных.

– Вот он, – кивнул Миллер на старика.

Через несколько минут из ворот запущенной гасиенды вышла небольшая группа. Впереди шли двое дюжих батраков, бережно держа под руки старика, тот едва волочил ноги и часто останавливался. Тогда Миллер наклонялся к нему и внятно, медленно произносил:

– Иди к болоту. Покажи, откуда пьют святые.

И старик снова трогался в путь.

Дорога уперлась в свалку: сюда свозили мусор из окрестных деревень.

Агенты, ведущие старика, замешкались, и он, вдруг отстранив помощников, зашагал самостоятельно, ловко обходя ямы и рытвины.

– Как он шею себе не сломает? – пробормотал Миллер.

Теперь старик шел впереди, за ним двигались остальные.

Вскоре они почувствовали, что приближаются к болоту. Почва становилась все более топкой, и движение маленького отряда замедлилось. Минут через сорок хлюпающая жижа достигла колен.

Миллер догнал старика и остановил его, схвативши за руку:

– Где чистая вода?

Огромные, чуть ли не во весь глаз, побелевшие зрачки смотрели сквозь немца.

– Воды нет, – сказал старик. – Есть огонь.

– Где?

– Здесь, – указал старик на свою грудь. – Здесь, внутри, горит костер.

– Жжет он тебя?

– Жжет, – прошептал старик.

– Чтобы погасить твой костер, нужна вода, – медленно произнес Карло.

– Верно… – словно эхо прошелестел старик. – Вода гасит огонь.

– Но эта вода не годится, – Миллер наклонился и ударил ладонью по болотной жиже. – Нужна чистая вода. Ну? Где она?

– Дальше, – сказал старик, и они снова двинулись в путь.

С каждым шагом они погружались все глубже. Миллер вытащил револьвер и переложил его повыше.

Нет, едва ли старик мог обмануть их: при такой огромной дозе снадобья, можно сказать предельной, он не мог сохранить сознание. Он движется сейчас во сне, в мирр грез, словно сомнамбула.

Они шли по болоту уже добрых три часа. Болотный газ отдавал гнилью, спирая дыхание. Коричневая жижа колыхалась вокруг. Сквозь нее прорастали одиночные камыши.

– Далеко еще? – спросил Миллер.

Старик остановился:

– Пришли.

Миллер огляделся. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралось болото, кое-где покрытое ядовито-зелеными островками. Дальние края его тонули в тумане. Значит, все-таки старик обманул!

– Где вода? – сжав кулаки, Миллер шагнул к старику.

– Вот она. – Старик протянул вперед руку, словно библейский пророк.

Это оказалось узкое каменное ложе, расположенное вровень с болотом. Отдаленно оно напоминало римский акведук. Посередине ложа был пробит желобок, по которому струилась вода, чистая как слеза…

Сооружение было сделано столь искусно, что, даже находясь рядом, различить его было непросто на фоне болота. Нельзя было не подивиться остроумию и точному расчету старых мастеров, которые выбирали для сооружения, питающего цитадель водой, нужную высоту. В сезон дождей болото почти сравнивалось с каменным водопроводом. Еще чуть-чуть – и вода смешалась бы с болотной жижей, но этого не происходило. Вероятно, когда болото усыхало, каменная стенка возвышалась над уровнем болота, и заметить ее было легче. Но кому могло прийти в голову обыскивать огромное болото?..

Миллер зачерпнул рукой воды из желоба.

– Нектар! – воскликнул он, пробуя воду.

Все, за исключением старика, припали к желобку. Старик стоял, словно чему-то внимая, безучастный ко всему остальному.

Когда агенты напились, Карло ткнул старика в желоб с водой. Тот начал пить – жадно, захлебываясь. Видно, никак не мог погасить костер, пылавший в груди. Старик отрывался на мгновенье, переводил дух и снова припадал к серебристому ручейку.

– Смотри, папаша, вылакаешь всю воду, – хохотнул долговязый агент. – Оставь на долю тех, кто в крепости. Не то твой святой Орландо помрет от жажды.

Услышав имя Орландо, старик замер. Капли сбегали по его щекам, словно слезы. Лицо страшно побледнело. Конюх покачнулся, но Миллер поддержал его.

Подручные Карло ощупывали под проточной водой каменную стену, переговаривались:

– Хитро придумано.

– Видать, на века строили.

– Сто лет ищи источник – ни за что не догадаешься полезть в болото.

– Камни тесаны на совесть, и пригнаны – будь здоров!

– Это не беда, – авторитетно заметил коротышка. – Сейчас мы им устроим подарочек, – тем, кто в крепости. Ну-ка, ребята, все разом навалились на стенку!

– Да на кой черт ломать всю стенку, – возразил долговязый. – Можно отвести ручеек в сторонку, в болото – и баста.

– Всем отойти! Живо! Сооружение не трогать! – Резко приказал Миллер. – Живо! Таков приказ генерала Четопиндо…

Обратный путь показался намного тяжелей. Все устали, и каждый шаг по вязкому болоту давался с трудом. Кроме того, приходилось тащить старика – идти самостоятельно он уже не мог.

– Зачем нам эта падаль? Бросить ее в болоте – и делу конец, – предложил долговязый, когда подошла его очередь нести сухонького старика.

– Не бросай, – сказал Миллер. – Он еще покажет нам подземный ход в цитадель. – Время от времени он подламывал камышинки, обозначая путь к акведуку.

Старик дышал со свистом, тяжело, словно загнанная лошадь. Выбравшись из болота, они опустили его на траву и повалились рядом, обессиленные.

Внезапно старик вздрогнул и вытянулся.

– Умер, – произнес, бегло осмотрев его, опытный в таких делах немец.

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Местная электростанция Королевской впадины в ту ночь, когда Новак бежал из-под стражи, испортилась. Это, на первый взгляд малозначительное, обстоятельство существенным образом повлияло на дальнейшие события.

В порту в ту ночь работа шла при факелах, которые разрывали тьму на неровные колеблющиеся куски.

…Появление Гульельмо Новака в порту и его пламенная речь всколыхнули докеров. В этом расчет генерала Четопиндо оказался безошибочным, однако он не рассчитал, что докеры смогут оказать полицейским и шпикам в штатском столь яростное и сильное сопротивление. Вся портовая территория превратилась в поле боя. Стычки шли в каждом закоулке, у каждого строения.

Затем на несколько часов наступило затишье.

Обе стороны готовились к решительным действиям, перегруппировали силы.

Докеры, руководимые Орландо Либеро, прорвали заслон и ушли в цитадель, унеся с собой тело Гульельмо.

На рассвете его схоронили, выдолбив неглубокую могилу в каменистой крепостной почве.

Слово прощания произнес Орландо. Когда он закончил, к могиле подошел Гуимарро.

– Партия учит нас честности, – сказал он. – И хотя, возможно, кто-то сочтет, что здесь, над могилой нашего товарища, не время и не место произносить горькие слова, я все-таки произнесу их. Это мой долг. – Гуимарро прислушался к выкрикам полицейских, которые доносились из-за высоких крепостных стен. – Мне трудно это сказать, но еще труднее промолчать. В том, что произошло, виноват Гульельмо Новак, наш товарищ, которого мы все любили. Он нарушил решение Центрального комитета вести в стране предвыборную агитационную работу, не поддаваясь на провокации. Власти спят и во сне видят какой-нибудь предлог, чтобы обрушиться с репрессиями на трудящихся, поставить Демократическую партию вне закона, одним махом перечеркнуть свободы, добытые в течение долгих лет изнурительной и кровавой борьбы… Это он, наш товарищ Гульельмо Новак, самовольно, не считаясь ни с кем, поднял стачку в Королевской впадине. О последствиях распространяться не буду – уверен, мы испытаем их в самое ближайшее время.

Докеры зашумели, Орландо остановил их жестом.

Вперед шагнул Рамиро:

– Твои слова прозвучали не вовремя, Франсиско!

– Нет, вовремя, – сказал Гуимарро. Нужно назвать вещи своими именами. Не нужно замазывать наши промахи. Нужно, чтобы на наших ошибках, если мы погибнем, учились другие… Мир твоему праху, Гульельмо, – закончил он и бросил в могилу ком влажной земли. – Ты навсегда останешься в нашей памяти!..

За крепостными стенами громыхнуло один за другим несколько разрывов. Дыхание близкой – рукой подать – опасности коснулось суровых лиц докеров. Они, конечно, еще не знали, что правительство так и не решится применить против них артиллерию, опасаясь общественного мнения за рубежом.

Рамиро подошел к Люсии и сжал ее руку.

– Ты не жалеешь, что вчера пошла со мной в порт? – шепнул он ей.

– Я благословляю судьбу, что оказалась вместе с тобой.

Орландо Либеро шагнул к изголовью могилы. Все ждали, что он ответит Гуимарро.

– Вы все знаете, что у меня были разногласия с покойным, – глухо произнес Орландо. – Но я преклоняюсь перед Гульельмо, его чистотой и героизмом. В этот трудный час я призываю вас не оглядываться назад, а смотреть вперед. Нам нужно думать не о смерти, а о жизни. Правительство полагает, что поймало нас в ловушку. А мы превратим крепость в ловушку для правительства! Мы вырвемся отсюда, и вся трудовая Оливия поддержит нас!

Неожиданно для себя Рамиро выступил вперед и запел. Это была новая песня, которую он сочинил на днях. Люди не знали слов. Но так удивительно созвучна была она чувствам восставших докеров, что припев подхватили все.

– А теперь за дело, – сказал Орландо, когда песня отзвучала. – Прежде всего, нужно установить круглосуточные посты на стенах, подсчитать запасы продовольствия, выяснить, что с водой…

Проходя мимо Рамиреса, Орландо, улыбнувшись, пожал ему руку и произнес:

– Рад, что мы вместе.

Прошло несколько дней. Первые атаки на крепость были отбиты успешно.

В стачечном комитете разгорелись жаркие споры: что делать дальше?

Добровольцы проверили старинный подземный ход, ведущий к побережью. Ход кое-где осыпался, поэтому сквозь него мог с трудом протиснуться только щуплый человек. В течение долгих столетий ход никто не чистил.

Гуимарро предложил:

– Расчистим и укрепим ход, а потом ночью по одному покинем цитадель.

– Убежим с поля боя? – спросил Рамиро.

– Этот бой нам навязали, – ответил Гуимарро.

– Теперь на нас смотрит вся Оливия! – воскликнул Рамиро. – Мы обязаны принять бой.

– Запасов кукурузы от силы хватит на десять дней, – озабоченно произнес пожилой докер. – Еды оказалось меньше, чем думали. Вода… Сами знаете, водопровод еле действует, засорился, а отремонтировать его у нас нет возможности: только внимание к болоту привлечем. Полицейские вокруг так и шныряют. Воды у нас по кружке на брата в сутки, да и той в любой момент может не стать. Кроме того, в крепости имеются женщины. Имеем ли мы право подвергать их опасности?

– Женщины будут сражаться наравне с мужчинами, – произнесла Люсия.

– И наравне с мужчинами будут гибнуть, – вздохнул Гуимарро.

Орландо дал всем высказаться. Он сидел, попыхивая сигаретой, положив на колени скомканный, зачитанный до дыр номер газеты. Эту газету с риском для жизни доставил в крепость по подземному ходу мальчишка из фавел. Здесь содержалась перепечатка из зарубежной газеты, посвященная Гарсиа, вместе с его фотографией…

– Твое слово, Орландо, – сказал Гуимарро.

– Идти на прорыв, Франсиско. Длительная блокада – не в нашу пользу. У нас нет запасов воды, и нет возможности их пополнить. Достаточно противнику нащупать и перерезать водную артерию – и нам придется плохо… На нас смотрит вся трудовая Оливия. И мы обязаны принять бой, даже если нам его навязали.

– Боюсь, ищейки уже нащупали, откуда мы берем воду, – сказал докер, подходя к комитетчикам.

Все повернулись в его сторону.

– Только что я был на северной стороне, – продолжал докер. – С углового бастиона хорошо просматривается болото. Там я обнаружил в бинокль несколько человек. По виду батраки, а там – кто их знает… Батракам вроде искать на болоте нечего.

– Что они делали? – задал вопрос Орландо.

– Шли цепочкой. Дошли до середины, а потом повернули обратно.

– Они достигли дамбы?

– В том-то и дело.

– Но вода продолжает поступать.

– Все равно, не нравятся мне эти батраки, – произнес Орландо, оглядывая нахмурившиеся лица комитетчиков. – Передайте всем докерам: сегодня в ночь мы все идем на прорыв.

Вода из железной трубы тонкой струйкой стекала в чан. Раз в день, когда накапливалось достаточное количество воды, происходила раздача. Ею ведала Люсия: каждому выдавала по кружке, женщинам и детям по две.

Иногда бывало и так, что всем воды не хватало. Но никто не роптал.

В этот день, однако, чан набрался почти полный. Взяв свою порцию, Люсия отошла в сторонку. Она привыкла пить воду маленькими глотками, смакуя, стараясь не пролить ни капли драгоценной влаги. Люсия сделала первый глоток. Ей показалось, что вода сегодня имеет какой-то странный привкус. Может быть, болотная вода в водопровод просочилась?

Стена перед Люсией покачнулась. «Это от недоедания», – подумала она и быстро допила воду, боясь, что расплещет ее. Затем опустилась на землю. Крепостная стена растаяла. Дерево перед ней вспыхнуло многоцветными огнями, стало ярким, словно платок, который индианка надевает в праздник. Цветное дерево склонилось над ней, ветви хищно изогнулись, словно щупальца, готовые сдавить горло…

События в Королевской впадине всколыхнули всю страну, вместо того чтобы устрашить ее. В этом состоял самый серьезный просчет генерала Четопиндо.

Орландо Либеро был особой фигурой. Такой популярности, как он, не знал ни один политический деятель Оливии. Орландо любили и крестьяне, и ремесленники, и шахтеры, и батраки.

Стихийное движение в защиту осажденных росло словно снежный ком. Ширясь день ото дня, оно выплеснулось наконец через край: словно сговорившись, люди из самых разных мест Оливии направились в Королевскую впадину, к осажденной цитадели. Ими двигало одно желание – разорвать кольцо, освободить докеров, которые попали в беду.

Движение масс было таким мощным, что полиция в растерянности отступила: можно перекрыть ручей, но попробуй перегородить реку, которая в половодье бурлит, широко разлившись, и сметает на своем пути все преграды.

Людские потоки сливались в пути, заполняли дороги. Появлялись самодельные лозунги: «Свободу докерам!», «Долой кровопийц Четопиндо!», «Свободы и хлеба!». Но чаще других встречался лозунг «Да здравствует Орландо Либеро – первый рабочий президент!».

Генерал Четопиндо с министром внутренних дел и группой высших офицеров наблюдали с холма в бинокли за тем, что происходит внутри крепостных стен. Ему удалось привести в исполнение свой план – отравить источник воды, которым пользовались осажденные. Теперь нужно было набраться терпения и ждать несколько часов, чтобы посмотреть, насколько акция окажется эффективной.

Как только наблюдатели доложили, что в цитадели начали делить воду, на холме собралось избранное общество.

– Что же все-таки придумал наш Артуро? – спросил какой-то полицейский чин.

– Сейчас увидите, – уклончиво ответил генерал.

– Началось! – взволнованно воскликнул офицер, стоящий поодаль, и все поспешно прильнули к биноклям.

Миллер обратил внимание на одинокую женскую фигурку, находившуюся в дальнем от него конце цитадели. Женщина, что-то сжимая в руке – один из офицеров уверял, что это кружка для воды, – сделала несколько зыбких шагов, затем упала под деревом.

– Через несколько минут можно будет собирать урожай, – сказал Четопиндо.

– Ты кудесник, Артуро, – похвалил президент.

Министр внутренних дел взял Четопиндо за руку и отвел его в сторонку.

– Артуро, ты не яду им подсыпал? – спросил озабоченно министр, понизив голос.

– Ты угадал, – произнес Четопиндо. – Между прочим, яд ничем не хуже бомбежки с воздуха, артиллерийского обстрела или танков.

– Значит, мы войдем в крепость без единого выстрела?

– Именно. Посмотри-ка, какая красотка корчится там, под деревом, – протянул Миллер министру свой бинокль.

– Красотки потом, – отвел министр бинокль. – Что же ты все-таки с ними сделал? Каким ядом попотчевал?

– Вели-ка лучше своим частям занимать крепость, – ответил Четопиндо.

– Итак, новое оружие?

– Вроде того.

– Разве мы вызвали подкрепление? – донесся до них чей-то растерянный голос.

Четопиндо и министр враз обернулись: на дороге, которая вела от Королевской впадины к цитадели, встало огромное облако пыли.

Поток людей двигался неотвратимо, подобно лаве во время извержения.

Министр нахмурился.

– Полиция! – истерически выкрикнул он. – Немедленно навести порядок!

– Основные полицейские части находятся в Санта-Рите, – ответил заместитель министра.

– Почему?

– Генерал Четопиндо сказал, что они ему не понадобятся. И вы с ним согласились.

– Вызовите по радио!

– Не успеют…

– Сам вижу… Но неужели у нас здесь нет ни одного танка, ни одной пушки?

Министр покачал головой.

– Что один танк, что десяток – какая разница с точки зрения иностранного корреспондента? – заметил он. – Мы ведь приготовились брать цитадель голыми руками.

– Сколько у вас полицейских?

– Пятьдесят человек.

– Поднимите их в ружье!

– Бессмысленно, – тихо сказал министр. – Излишнее кровопролитие. Многотысячная чернь сомнет нас.

– Что же делать? – упавшим голосом произнес Четопиндо.

Толпа приближалась. Уже можно было различить отдельные лица, прочесть лозунги, колышущиеся над толпой.

Те, кто был на холме, сбились в кучку.

x x x

Накануне штурма, перед вечерней раздачей воды, стачечный комитет принял решение: все, кто пожелает, могут покинуть цитадель по подземному ходу.

Желающих, однако, не оказалось. Даже женщины наотрез отказались уйти из крепости.

– А кто вас перевязывать будет? – сказала жена одного докера в ответ на слова Орландо Либеро о том, что женщинам с детьми лучше покинуть крепость.

– А с детьми как? – спросил Гуимарро.

– Дети могут спрятаться в одном из бастионов, – предложил Рамиро. – Пули их там не достанут.

Мальчик-связник, который доставлял осажденным вести с воли, уходил из крепости со слезами на глазах. Ему очень хотелось остаться со всеми, но необходимо было доставить на явку свежие материалы для «Ротана баннеры».

– Будь осторожен, – сказал Орландо мальчишке на прощанье.

– Я ни одной бумажки не потеряю, – заверил мальчик, похлопав по карману.

– Себя береги. Расскажешь на воле…

– Про что? – поднял мальчик смышленое личико, усыпанное веснушками.

– Про все, что видел в крепости, – сказал Либеро. – Про то, как нас всех пытались отравить.

…Теперь мальчишка вместе с толпой, которую повстречал на полпути к фавелам, двигался к цитадели. Вместе со всеми он восторженно скандировал:

– Долой ищеек Четопиндо! Да здравствует Орландо Либеро!

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Дав согласие на оформление в Оливию, Талызин основательно засел за испанский. А в ближайший свободный день с утра отправился в Библиотеку иностранной литературы. Хотелось почитать об Оливии, чтобы побольше изучить эту далекую страну.

Выписав книги, Талызин направился к своему излюбленному месту у окошка, которое, он заметил издали, было не занято. В эту пору читальный зал был еще почти пуст. В ожидании заказа Иван просмотрел свежие газеты.

Наконец его читательский номер вспыхнул на табло, и Талызин пошел к выдаче.

– Вы увлеклись Оливией, Иван Александрович? – улыбнулась молоденькая библиотекарша, пододвигая Талызину стопку выписанных им книг.

– Да, хочу получше узнать эту страну.

– Я убеждена, что лучший способ узнать страну – это читать ее газеты, – серьезно сказала девушка. – Знаете, у нас есть подшивки оливийских газет. Особая наша гордость – «Ротана баннера».

– «Ротана баннера»?

– Так называется левая оливийская газета, – пояснила девушка.

– Красиво звучит.

– На одном из местных диалектов это означает «Красное знамя».

– Можно получить подшивку?

– Конечно. Только, пожалуйста, бережней с «Ротаной». У нас издание в одном экземпляре, а некоторые номера клеены-переклеены. Я пойду в хранилище, подберу… Подойдите ко мне минут через пятнадцать.

Подшивка «Ротана баннеры», в отличие от других, оказалась на удивление тонкой. Талызин бережно перенес ее к своему столику. Сначала только бегло просматривал листы малого формата. Особенно интересно было рассматривать фотографии и разбирать подписи к ним.

В одном из номеров его внимание привлек вид дымящегося вулкана, контуры и название которого он знал еще из курса школьной географии. Вулкан возвышался вдали, а на переднем плане, на фоне бензоколонки находились два человека. Одежда на них была измята. Один, высокий, был в военной форме, явно утратившей щегольской вид. Второй – в штатской одежде, на голове его красовалось огромных размеров сомбреро. «Генерал Четопиндо», – прочел Талызин подпись к фотографии. Из текста подписи явствовало, что рядом с генералом находится бразильский коммерсант Карло Миллер. Прочитав фамилию, Талызин невольно вздрогнул и, удвоив внимание, начал вглядываться в не очень четкое фото. В эти мгновения в памяти Ивана невольно всплыл тот, другой Карл Миллер из-под Гамбурга, из лагеря… Нет, они разные люди, только имя общее. У этого, на фото, совсем другое лицо. И пенсне отсутствует. Пенсне он мог снять, положим… Жаль, эта дурацкая шляпа не дает возможности рассмотреть лицо как следует.

Талызин разглядывал фотографию, вертя газету так и этак. В фигуре коммерсанта ему почудилось что-то знакомое. И разворот плеч, и манера держать голову… Он принялся переводить статью под фотографией…

Это было официальное сообщение. Заглядывая в словарь, Талызин проштудировал текст, однако ничего интересного не почерпнул.

Бразильский торговец, будучи в Оливии по своим делам, оказался поблизости от генерала Четопиндо, когда тот попал в малоприятную историю. Шофер диктатора бежал на машине в неизвестном направлении, и генерал оказался один в горах, далеко от всякого жилья.

«Были в окружении Четопиндо и смелые люди, – подумал Талызин. – Ведь шофер не мог не понимать, что ему грозит в случае поимки».

Особенно поразила Ивана головокружительная карьера безвестного бразильского коммерсанта, по сути – гостя страны, который за короткое время сумел стать правой рукой Четопиндо. В стремительности продвижения к власти Карло Миллера таилась некая загадка.

Любопытно, а как комментирует это происшествие «Ротана баннера»? В номере с официальным сообщением комментарии отсутствовали – они просто не успели появиться. А последующих номеров в подшивке не было. Возможно, они не дошли до Москвы. А может, тираж был конфискован… Кто знает, что произошло?

Талызин читал газеты из других подшивок все с большим интересом. Волнения в столичном порту – Королевской впадине… Темпераментные стихи и песни Ра-миро Рамиреса в «Ротана баннере»… Героическая оборона докерами цитадели… Сильнодействующая отрава, которую осаждающие бросили в воду, чтобы сломить сопротивление защитников крепости… Взрыв народного возмущения, свержение клики Четопиндо и приход к власти народного правительства Орландо Либеро…

– Не прячьте газеты далеко, – попросил он девушку, покидая с последними посетителями библиотеку. – Я приду завтра.

– Все подшивки оставить?

– Нет, только эту, – указал Талызин на «Ротана баннеру».

– В других ничего интересного?

– У меня мало времени.