Капитан внимательно выслушал доклад Ангалоры и действия ее одобрил.

– На новых небесных телах ничего не следует разрушать без крайней надобности. Довольно этим грешили в старину, на заре космонавтики… Что же касается правильных конусов… это, конечно, интересно. Но анализы сделаны, пробы взяты, и у нас будет время и в полете, и по возвращении на Землю поразмыслить над материалом, который вы собрали.

Анга достала с тележки, прошедшей, как и люди, дезинфекционную камеру, прозрачный контейнер и вынула из него известковый обломок.

– Что это? – спросил капитан.

– Обычный кусок местной породы, – вступил в разговор штурман.

– А я уверена, Виктор Петрович, что это кусок панциря животного или насекомого, – упрямо произнесла Анга.

– Ваш спор сейчас разрешить трудно, – сказал Рябов. – Давайте отложим его до Земли. На стороне Ивана – факты, на стороне Анги – интуиция. Оставим последнее слово за Высшим советом Солнечной системы.

– Что ж, ВССС – авторитетный арбитр, – согласился штурман, и Анга кивком признала справедливость его слов.

– Где Леон? – спросил капитан.

– Устал. Впечатлений много, – сказала Анга.

– Пусть отдыхает. С фотонными парусами все в порядке, – улыбнулся капитан.

После разговора с Рябовым штурман отправился к себе заниматься прокладкой курса «Валентины» на Землю. Дело непростое, имеющее такое множество капризных, скачущих во времени параметров, что поручать его компьютеру рискованно. В трехмерном пространстве космоса все непрерывно меняется, движется: поля, потоки заряженных частиц, большие и малые небесные тела. Чтобы учесть все факторы, нужен, помимо данных, доставляемых приборами, и огромный опыт, и умение разбираться в необычных, острых ситуациях, и способность главное отделять от второстепенного.

Трехмерный жидкостный кристалл и представлял собой штурманскую карту, на которой Ивану Грозе предстояло нанести курс «Валентины». Стоя перед ним, штурман наносил точку за точкой, и постепенно они выстраивались внутри кристалла в пунктирный путь. Это и была траектория, по которой в скором времени двинется корабль, подняв фотонные паруса-отражатели.

Анга выбрала самую быструю ленту, ведущую в биоотсек. По видеофону она узнала, что ее с образцами, взятыми на астероиде, в нетерпении ожидают сотрудники.

«Надо бы зайти проведать Леона», – кольнула беспокойная мысль. Хотя юноша и старался держаться молодцом, она сердцем чувствовала его необычное состояние. «Зайду попозже», – решила Анга, едва поспевая за тележкой, которая, скача рядом с бегущей лентой, развила невиданную прыть.

Анга давно уже привыкла к своему белоснежному царству, напоминавшему тропический лес. Трубопроводы и гибкие волноводы, похожие на лианы, обвивали мощные стволы генераторов. У покатых стен отсека теснились установки, по своей сложности соперничающие с живым организмом. Цель у каждой установки, при всем их различии, была одна – не упустить самую мельчайшую частичку живого, обнаруженного в пучинах космоса, раздуть искорку жизни, какой бы слабой она ни была.

Редкостный талант биолога позволил Анге возглавить биоотсек «Валентины».

И что с того, думала Анга, держась за поручень и мчась по бесконечным переходам корабля, что за все время поиска не удалось обнаружить жизнь в космосе? А вдруг именно сейчас, в этот раз… Она сильнее сжала в свободной руке известковый обломок, подобранный на астероиде. Как победить ей общую косность? Как убедить остальных, что жизнь мыслима не только на биологической основе? Ведь и приборы поиска соответственно запрограммированы. А вдруг при этом упускается нечто существенное? А вдруг сквозь ячейки невода проскальзывает рыба, которую они тщетно стараются поймать?..

Не дождавшись торможения ленты, Анга ловко соскочила с нее и скользнула в овальный люк, который, пропустив тележку, захлопнулся с еле слышным вздохом: герметичность каждого отсека «Валентины» была одним из основных принципов, которыми руководствовались инженеры, собиравшие пульсолет на венерианских стапелях.

Проходя в люк, Анге пришлось нагнуться: она усвоила эту привычку после нескольких набитых шишек.

Венерианские инженеры не сумели предусмотреть одного обстоятельства. Откуда им было знать, что люди, родившиеся и выросшие на борту «Валентины», в условиях почти постоянной пониженной тяжести, будут намного выше остальных землян?

Вот и получилось, что, например, Анга и Леон были на голову выше капитана, хотя он по земным меркам был мужчина высокого роста.

Сотрудники быстро разобрали образцы и разошлись по установкам. Предстояло основательно изучить все, что привезла экспедиция с астероида. Все понимали, что экспресс-анализ – это еще полдела.

Когда тележка опустела, Анга с известковым обломком в руке подошла к компьютеру, славящемуся своей памятью: он помнил все формы жизни, известные человечеству: Анга хотела задать вопрос компьютеру, но, поколебавшись, отказалась от этой мысли. Компьютер почти наверняка дал бы отрицательный ответ, и это стало бы еще одним аргументом против ее гипотезы. Она молча стояла перед ячеистой панелью, убегающей под потолок, и вертела в руках свою находку.

Обломок что-то напоминал. Но что?

…У них в биоотсеке много лет назад обитала черепаха Маруся, общая любимица. Анга была тогда совсем девчонкой, но хорошо запомнила ее – она помнила всех животных, которых видела даже мельком.

Долгожительница Маруся переселилась на «Валентину» еще с Земли. Жить, однако, ей долго не пришлось – черепаха погибла во время внезапного маневра корабля, когда во время боковых перегрузок на нее обрушился массивный куб синтезатора, раздробив панцирь. Как плакала тогда Анга! И долго перебирала обломки панциря.

Так вот, не походили ли чем-то те обломки на ее нынешнюю находку? Но, увы, в ее находке нет ни малейших следов органики.

Анга привыкла доверять своей интуиции. Но как убедить в своей правоте остальных?