Рон жил с отцом в маленькой хибарке, покосившейся от времени и непогоды. Домик стоял на песчаной дюне, вокруг росли сосны, а рядом плескался Атлантический океан.

Детство Рона прошло под немолчный грохот зеленоватых валов, день и ночь обрушивающихся на берег.

Мать умерла рано. Рон почти не помнил ее. Не желая рыбачить, как отец, Рон сумел отыскать местечко почтового служащего, и все в рыбацком поселке считали, что ему повезло.

Получить работу в городе было мечтой каждого.

Отец твердил, что судьба рыбака его устраивает, но Рон видел, что сети приходят в ветхость, мотор на суденышке надо бы давно сменить, и в сырую погоду отец стонет от приступов ревматизма – профессиональной рыбацкой болезни.

Жалованье Рона уходило, как вода в песок, на мелкие повседневные нужды.

Денег вечно не хватало. Поэтому можно представить радость Рона, когда он нежданно-негаданно получил от Дана деньги за свою находку, за золотую рыбку, случайно выуженную им в море писем.

Длинные концы, которые приходилось ежедневно проделывать Рону на работу и с работы – он жил далеко за городом – не тяготили его: под мерный стук колес или змеиное шипенье сжатого воздуха, обтекающего днище вагона, Рон самозабвенно читал фантастику. До чего же он не любил прерывать чтение на середине главы, когда вдруг оказывалось, что на следующей остановке надо выходить.

Чтобы сэкономить на автобусе, Рон решил две остановки, отделяющие станцию от поселка, пройти пешком, благо погода была отличной.

Дорога шла по широкому пляжу. Пляж был пустынен – сезон начнется еще не скоро. Рон шел, бездумно мурлыча «Подари мне алую гвоздику», радуясь и ясному вечеру, и влажному песку под ногами, и несильному апрельскому ветру.

По правую руку тянулись дюны, слева – беспокойно ворочался океан. У самого берега начиналась глубокая впадина, и там, на дне, раскинулся самый глубоководный в мире город Акватаун.

Отец был дома. Он в последнее время уходил в океан за рыбой не часто, прихварывал, хотя и бодрился.

На столе лежали детали разобранного мотора, и отец протирал их промасленной паклей.

– Опять барахлит? – спросил Рон и подошел к окну, чтобы полюбоваться закатом.

– Мотор не сердце, его так просто не сменишь, – проворчал отец.

– Надо купить новый.

– Спасибо за совет.

– Деньги у нас есть, – сказал Рон, распахивая окно.

– Ошибаешься, сынок.

– Я сегодня заработал!

– На чем?

– На гвоздике.

– Все помешались на гвоздике, – вздохнул отец, – даже у нас в поселке только и разговоров. Надеюсь, ты не торгуешь гвоздикой на перекрестке?

– До этого дело не дошло, – сказал Рон. Он вытащил деньги и вкратце рассказал отцу историю их происхождения.

– Ты правильно поступил, – одобрил отец сделку. – Запомни, сынок: доверять государству – последнее дело. Только надо было еще поторговаться: у Дана, кажется, богатый папаша. А в общем, и так ладно. На новый мотор хватит.

– И на переезд останется.

– Никуда я отсюда не поеду, – рассердился старик. – Здесь родился – здесь и умру.

– Здесь ты можешь умереть гораздо раньше, чем предполагаешь, – сказал Рон.

– Не верю я в эти сказки. В Акватауне работают люди с умом, – сказал отец, собирая мотор.

– Атомную бомбу создали тоже люди с умом, – возразил Рон, – а сколько жертв она принесла?

– Бомбу создали одни, а гибли от нее другие, – покачал головой отец. – Неужели ты думаешь, что инженеры и монтажники Акватауна собираются совершить массовое самоубийство?

– Да ты послушай, что люди говорят…

– Слышал сто раз, – перебил отец, – что ствол подводной шахты, заложенной в Акватауне, будет необычайно глубок, чуть не до центра Земли, что когда проходчики минуют твердую породу и дойдут до слоя расплавленной магмы, находящейся под колоссальным давлением, возможен взрыв…

– Извержение.

– Извержение, которое сметет не только Акватаун, но и рыбацкий поселок, расположенный на побережье. Да мало ли чем меня пугали, сынок, в течение жизни! – воскликнул отец и вытер паклей руки. – И атомной войной, и термоядерной, и еще черт-те какой. – А я, как видишь, жив. Ты бы рад сорваться с насиженного места… Не нужно торопиться. Еще, даст Бог, свернут работы в Акватауне.

– Свернут, как же! Жди.

– Свернут, вот увидишь, – сказал отец, набивая трубку. – И проходку ствола прекратят.

– С чего ты взял? – пожал плечами Рон.

– Ив Соич получил гвоздику, – небрежно произнес отец.

– Ив Соич? Директор геологического центра?

– Он самый, – подтвердил отец, наслаждаясь произведенным эффектом. – Главный геолог, основатель Акватауна, чтоб ему пусто было.

– Кому пусто – Соичу или Акватауну?

– Обоим.

– Откуда ты знаешь, что Соичу прислали гвоздику? – спросил Рон.

– Сегодня были у нас инженеры из Акватауна. Свежей рыбки захотелось. Так они рассказывали, что Соич получил письмо, примерно такое же, как тот физик, забыл его имя…

– Соич перепугался?

– Наверно. Парни из Акватауна рассказывали, бросил все, куда-то помчался. Наверно, будут свертывать работы.

– Здорово! – воскликнул Рон.

– Вот то-то. Хороши бы мы были, если б послушали тебя и уехали неизвестно куда, – сказал отец, пуская колечко дыма.

– Кто же все-таки написал письмо?

– Кто написал, не знаю. Но если бы пришлось, я бы сам подписался под ним, – твердо сказал отец.

В комнату вливались вечерние сумерки.

– Все-таки зря ты надеешься на гвоздику, – нарушил молчание Рон. – Не такой человек Ив Соич, чтобы на него подействовала пустая угроза.

– Почему пустая? Пройдет три месяца, и ты увидишь, как тот физик, который первым получил гвоздику, аккуратно загнется, если не образумится, конечно.

– Бежать надо отсюда. Бежать, пока не поздно. Гиблое здесь место, – тихо произнес Рон.