Научная фантастика отнюдь не является детищем нашего беспокойного XX века, хотя нельзя отрицать, что именно в наше время она получила наибольшее распространение. Может быть, вернее всего будет сказать, что фантастика в наши дни стала могучей и полноправной ветвью художественной литературы.

С давних времен человек стремился провидеть, мечтал узнать, чем встретит его «день грядущий». Возникла «литература мечты», которая призвана была удовлетворить эту насущнейшую из человеческих потребностей. Вспомним в этой связи, например, Лукиана Самосатского или Гомера, чьи герои совершали не только земные, но и межпланетные путешествия, отправляясь на Луну.

Фантастика и есть тот магический кристалл, через который люди во все века пытались разглядеть туманное будущее.

Популярность научной фантастики в наше время объясняется многими причинами. Это и рост научных знаний, и соответственно — числа ученых в современном обществе. И все большее ускорение научно-технического прогресса.

Каждый день приносит новое открытие, имеющее не только сиюминутное значение, но и способное, как правило, оказать влияние на наше завтра. То есть сама жизнь постоянно поставляет материал для научно-фантастической литературы.

И как сама жизнь, «литература мечты» отнюдь неоднородна. Она сложна и противоречива, в ней множество течений и рукавов.

Однако при всем многообразии тематики, проблем, направлений со всей определенностью можно говорить о двух отчетливо выраженных тенденциях в современной мировой фантастике.

Писатели, представляющие литературу стран социалистического содружества, видят грядущее оптимистически. Социальные модели будущего, строящиеся ими, несут в своей основе жизнеутверждающее начало, веру в торжество гуманизма. Иной взгляд характерен для писателей Запада. Бытующие сегодня в капиталистическом мире правопорядки, нравы, мораль они переносят в будущее. Суммируя, можно сказать коротко два мира — две фантастик.

Представляемый сборник НФ состоит из произведений писателей-фантастов Польши, Венгрии, Болгарии, ГДР.

Он ни в коем случае не претендует на сколько-нибудь полное отражение процессов, происходящих в фантастике социалистических стран. Однако мы пытались отобрать те произведения, которые по своим тематическим и жанровым признакам в какой-то степени характерны для этого вида литературы.

Одной из наиболее популярных у фантастов является сегодня тема космоса. И одной только модой дело едва ли объяснишь корни «космизма» в научной фантастике (как, впрочем, и в поэзии, и в прочих, всех без исключения литературных жанрах) уходят гораздо глубже.

Мода преходяща, космос вечен.

И этот вечный космос — грядущее человечества, потому что, по пророческому слову К. Э. Циолковского, Земля — колыбель человечества, но нельзя же вечно жить в колыбели!..

К осознанию этой истины люди пришли не сразу, а преодолев тернистый путь длиною не в одно тысячелетие. Но наверняка смутное предчувствие кровной связи со звездами, чувство органической причастности к ним зародилось на заре человечества. Нет, не о том речь, что мы «родом со звезд», гипотеза эта и поныне достаточно спорна. И не о том даже, что Земля наша — частичка космоса, кровяное тельце Вселенной, и потому нет и не может быть на нашей планете ничего, что не было бы в той или иной мере подвержено влиянию космических сил.

Потоки нейтрино — мельчайших частичек, «вечных странников» Вселенной — каждый миг пронизывают не только нашу Землю, но и все небесные тела, как бы подтверждая тем самым единство всего мироздания.

А чего стоит такой, например, факт «сродства космических сил» некоторые виды муравьев, ничтожных по размерам земных насекомых, в своих перемещениях по поверхности земли ориентируются по звездам! Именно по ним, как это теперь неопровержимо доказано, находят они свой путь, особенно в зоне степей и великих пустынь. По свидетельству И. Халифмана, «…тунисский мирмеколог Ф. Санчес написал целую философскую поэму о крохотном муравье, заставляющем человека поднять глаза от земли к великим мирам, проплывающим в небе; о ничтожном муравье, что в яркий полдень находит для себя в глубине небосвода дальнюю звезду, оказавшуюся его проводником, о слабом муравье, что подобно мудрецам Земли путешествует с надежным компасом; о скромном муравье, что всегда привязан ниткой света к золотой звезде и идет к своей цели». Кстати, эта поэма — великолепный пример «стыковки» поэзии и фантастики.

Речь сейчас, повторяю, о гораздо большем — о том, что «единожды начавшись», разумная жизнь — таковы ее внутренние законы — не может не распространяться вширь, не захватывать все новых планет, вплоть до самых дальних. Дело, впрочем, не исчерпывается чисто пространственной экспансией: речь идет в первую голову о качественных изменениях во всех сферах нашей жизни, к которым приведут дальнейшие шаги человечества в бесконечности.

Выход человечества в космос, помимо всего прочего, имеет и принципиальное философское значение. Ведь все человеческие представления в течение долгих тысячелетий вырабатывались в масштабах нашей планеты — перешагнуть земной порог, казалось тогда, никому не дано. Ныне же, когда человек научился побеждать земное тяготение, положение коренным образом переменилось. Вот тут-то и интересно проследить, как по-разному подходят к этой ломке земных представлений, к их экстраполяции на космос западные фантасты, с одной стороны, и фантасты социалистических стран — с другой.

Первые, как уже говорилось, считают, что и в космосе неизбежно применение силы, использование мощнейшего оружия. Надо ли говорить, что такая точка зрения принципиально неверна? Она порождена представлениями прошлого, которые безнадежно устарели. А это, в свою очередь, произошло потому, что научно-технический потенциал человечества неизмеримо вырос, и, следовательно, насилие как метод решения спорных проблем становится абсолютно неприемлемым ведь речь идет не больше не меньше как о жизни всего человечества.

Фантасты социалистических стран в полном соответствии с марксистско-ленинской философией в своих произведениях исходят из всеохватывающей идеи «мирного космоса».

Идея эта разными художниками претворяется по-разному.

Один из ее аспектов отражен в помещенном в настоящем сборнике рассказе «Два молодых человека», принадлежащем перу известного польского писателя-фантаста Станислава Лема.

С Лема едва ли следует особо представлять советскому читателю. Почти все его научно-фантастические произведения переведены на русский язык. Может быть, не все знают только, что Лем начинал как реалист — романом «Непотерянное время» — о пережитом в годы немецкой оккупации (Лем родился в 1921 году во Львове). В произведениях, включенных в настоящий сборник, Лем снова предстает перед нами как вдумчивый художник, тяготеющий к серьезным философским проблемам их контуры явственно угадываются под внешне привлекательной, подчас даже детективной фабулой.

Итак, о рассказе «Два молодых человека».

…Первые племена людей, бродившие по дикой земле, были разобщены. Общение между ними носило случайный, эпизодический характер. С течением времени связи налаживались, улучшалось качество всякого рода коммуникаций — люди сближались.

Что касается нашего беспокойного века, то его именуют по-разному он и атомный, и космический, и биокибернетический, и даже век удобств. И впрямь, в каждом из этих определений есть доля истины. Каждый из приведенных выше эпитетов можно разумно и строго обосновать. Но мне кажется, имеется не меньше оснований назвать XX век, несмотря на разговоры о пресловутой некоммуникабельности, веком коммуникаций.

К этому понятию следует отнести не только дороги — шоссейные, железные, воздушные. Добавим сюда еще и коммуникации, так сказать, «эфирные».

Со времени изобретения Александром Поповым знаменитого «грозоотметчика» мир, сам того поначалу не осознавая, вступил в новую фазу — люди научились общаться, минуя огромные, тысячекилометровые расстояния, не пользуясь для этого, как прежде, гонцами и почтой. Сигнал, посланный по радио, распространяется со скоростью электромагнитных волн — 300 тысяч километров в секунду. Для наших земных масштабов — о космических пока говорить не будем — эту скорость принято считать бесконечно большой.

Можно ли переоценить значение изобретения радио? Ведь радиоприемником сегодня пользуется практически все население планеты.

Интересно задаться вопросом а какова будет эфирная связь в будущем? Если брать, так сказать, обозримый отрезок времени, то тут, опираясь на прогнозы инженеров-радистов, можно, конечно, кое-что предположить с достаточной долей достоверности. Это, например, миниатюризация радиоприемников и передатчиков до размеров спичечной или сигаретной коробки, использование принципиально новых радиосхем, привлечение новых синтетических материалов для штамповки корпусов — да мало ли что еще.

Ну а если попытаться заглянуть вперед не на пять или десять, а на пятьдесят, на сотню лет, как то делают фантасты? Инженерная мысль тут бессильна. И отнюдь не потому, что она в силу исторических условий ограничена. Дело в другом: с течением времени могут появиться (и, как подтверждает весь многотысячелетний опыт человечества, обязательно появятся) принципиально новые открытия, о которых мы ныне и представления не имеем. Эти-то открытия и направят инженерную мысль в новое русло, приведут к таким решениям, которые нам и не снятся

Научная фантастика своими средствами пытается приоткрыть нам эту завесу. Каждый читатель этого жанра без труда припомнит не один способ, с помощью которого связываются между собой, побеждая огромные расстояния, персонажи научно-фантастических повестей и рассказов.

Вспомним по этому поводу роман Рэя Брэдбери «451° по Фаренгейту». Там героиня — помните? — вставляет в ухо крохотный радиоприемничек в виде горошины и слушает эфирный хаос, постоянно пребывая в царстве грез.

«Он приоткрыл дверь спальни.

Прислушался.

Чуть слышный комариный звон, жужжание электрической осы, спрятанной в своем уютном и теплом розовом гнездышке. Музыка звучала так ясно, что он мог различить мелодию.

Не зажигая света, он представил себе комнату. Его жена с застывшими глазами. В ушах у нее плотно вставлены миниатюрные «Ракушки», крошечные, с наперсток, радиоприемники-втулки, и электронный океан звуков — музыка и голоса, музыка и голоса — волнами омывает берег ее бодрствующего мозга.

Нет, комната была пуста!

Каждую ночь сюда врывался океан звуков и, подхватив Милдред на свои широкие крылья, баюкая и качая, уносил ее, лежащую с открытыми глазами, навстречу утру. Не было ночи за последние два года, когда Милдред не уплывала бы на этих волнах, не погружалась бы в них с готовностью еще и еще раз…»

В произведении Брэдбери, как видим, великолепное средство связи служит не единению, а, наоборот, разъединению героев с себе подобными, помогает им отгородиться от окружающей действительности.

Однако, несмотря на то, что процесс, описанный Брэдбери, имеет место, более ощутима — и более нам близка — противоположная тенденция.

Фантасты уже изобрели приемопередатчики сугубо индивидуального действия, которыми в обязательном порядке будет снабжен каждый человек будущего. Этот микроаппаратик — фантасты предлагают вживлять его каждому человеку при рождении — не даст, скажем, путешественнику затеряться, пропасть без вести, если он отправится куда-нибудь в опасную экспедицию, в горы или пустыни того же Марса или Венеры.

Но как быть в том случае, когда людей будут разделять космические расстояния, равные десяткам и сотням световых лет? В этом случае обычная радиосвязь едва ли подойдет смогут ли общаться собеседники, если реплика одного «летит» к другому сотню лет?

Любопытно, что литература — и не только научная фантастика, как традиционно принято считать, — давно жила предчувствием безумных космических расстояний, которые человеку придется побеждать. Прекрасно выразил, например, связь человека с космосом Шарль Бодлер.

…Паскаль носил в душе водоворот без дна. Все пропасть алчная слова, мечты, желанья. Мне тайну ужаса открыла тишина, И холодею я от черного молчанья. …Сквозь каждое окно — бездонность предо мною. Мой дух с отрадой бы в ничтожестве пропал, Чтоб тьмой бесчувствия закрыть свои терзанья. Но никогда не быть вне Чисел, вне Сознанья! [1]

Писатели и поэты начали обживать космос давно, задолго до исторического полета Юрия Гагарина. Вместе с человеком туда «переселились» и все его страсти.

В поэтическом рассказе «Два молодых человека» Станислав Лем рисует космонавта, заброшенного в бездонные просторы космоса. Перед его глазами развертываются грозные, неведомые, чужие картины звезд, пылающих в вечной ночи… Но его поддерживает и направляет постоянная связь с другим человеком, который все это время находится на Земле и которому через межзвездные просторы передается все, что видит и ощущает отважный звездопроходчик.

Совсем под другим углом зрения решает «коммуникационную задачу» болгарский фантаст Станислав Славчев в рассказе «Загадка Белой долины».

Герои Славчева в некой экзотической местности на нашей планете открывают вещество, обладающее удивительными свойствами. Человек, принявший его, на короткое время вступает в телепатическую связь со всем остальным миром людей. Он получает возможность обмениваться мыслями с каждым из миллиардов людей, которые населяют нашу планету! Такое, если можно так сказать, сверхобщение не под силу человеку — после короткой вспышки прозрения он гибнет.

Однако нетрудно понять, какие огромные перспективы могло бы дать людям открытие такого вещества, если бы его воздействие удалось как-то дозировать, ввести в определенные «рамки». Отметим, что науке уже теперь известен целый спектр препаратов, которые способны обострять и усиливать многократно человеческие чувства, повышать умственный потенциал, способность к усвоению чужих мыслей.

С каждым годом все чаще в научно-фантастических произведениях появляются странные создания, с легкой руки Карела Чапека именуемые роботами. Искушенному в фантастике читателю нет нужды объяснять, о чем идет речь. Достаточно полный обзор темы «Роботы в научной фантастике» можно найти, например, в книге Ю.Кагарлицкого «Что такое фантастика?» (М, «Художественная литература», 1974).

Робот — искусственное существо — может быть как механического, так и биологического происхождения. Суть не в том, каким способом он получен, а в другом как соотносится «племя роботов» с человечеством. Другими словами, робот человеку — друг или враг?

Ответ на этот вопрос неоднозначен, да и не может быть однозначным. Точно так же бессмысленно ставить, например, такой вопрос открытие атомной энергии, расщепление ядра — зло или благо? Все зависит от того, в какие руки попадает изобретение. В добрые — и атомная энергия используется в мирных целях, для проходческих работ, пробивки тоннелей, выработки электроэнергии, а в будущем, если основываться на авторитетном мнении фантастов и ученых, — для ускорения в межзвездном пространстве космических кораблей. В злые руки попадет расщепляющийся материал — и ужас парализует мир, и вырастут над разрушенными городами зловещие грибы, и прольется радиоактивный дождь на селения, отстоящие на тысячи километров от эпицентра взрыва, вызывая у тех, кто попал под него, незаживающие язвы, лучевую болезнь. И десятилетия спустя все новые и новые поколения людей будут испытывать на себе последствия ядерного взрыва.

Так что же ждет нас в связи с появлением и совершенствованием роботов?

Большинство прогрессивно мыслящих писателей-фантастов решает этот вопрос достаточно оптимистически. Они считают, что разум в конечном счете восторжествует над темными силами.

Проблеме робота посвящено несколько произведений в данном сборнике, хотя каждый автор решает ее по-разному.

Белковый робот является, если можно так выразиться, главным героем повести писателя из ГДР Карла-Хайнца Тушеля «Неприметный мистер Макхайн», которая публикуется в настоящем сборнике.

В данном случае мы имеем дело с боевой, остросоциальной повестью, остроумно критикующей западный образ жизни. Уродливые стороны его автор экстраполирует в недалекое будущее.

Карл-Хайнц Тушель принадлежит к среднему поколению немецких писателей. Он родился в 1928 году в Лейпциге. После разгрома гитлеровской Германии, еще подростком начал трудовую жизнь. С двадцати двух лет состоит членом Социалистической единой партии Германии.

Как писатель Тушель работает в разных жанрах. К научной фантастике впервые обратился в 1967 году.

Острая социальная определенность и устойчивость мировоззренческой позиции, хорошее знание психологии человеческого поведения, неизменное чувство юмора проявляются в произведениях Тушеля, к какому бы жанру они ни относились.

В написанной в 1970 году повести «Неприметный мистер Макхайн» автор берется за тему весьма злободневную — как распорядятся люди совершенством собственных знаний, в чьих руках окажутся завтра или послезавтра фантастические (на сегодняшний день!) достижения научно-технического прогресса у сил созидания и мира или у сил слепого разрушения и деградации.

Не буду пересказывать всех детективных перипетий повести — читатель сам познакомится с ней. Мне хочется остановиться на основной идее произведения, на ее, так сказать, сверхзадаче.

Действие происходит в небольшом провинциальном городе одной заокеанской державы. Выдающемуся ученому-физику, пострадавшему в период печально известной «охоты за ведьмами», удается создать робота, которого он наделяет в высшей степени заурядными внешностью и интеллектом.

Поначалу сознание робота представляло собой «табула раса» — чистый лист, на котором можно записать все, что угодно. А кругом — комиксы, детективные романы, газетный материал, телепередачи, на все лады смакующие садизм и насилие. Так мудрено ли, что чуткий робот, впитав и усвоив сию обильную и красочную информацию, и сам становится гангстером?

Повесть Тушеля зло и остроумно высмеивает американский образ жизни. В финале автор приводит читателя к выводу современное капиталистическое общество еще не доросло до использования такого рода изобретений А раз так, значит, его нельзя пока давать этому обществу в руки…

В заслугу писателю следует поставить то, что он сумел найти свой поворот в теме роботов, которую, как отмечалось, давно и широко разрабатывают фантасты.

Еще более неожиданно эта тема повернута в повести Станислава Лема «Маска».

По авторской воле действие происходит в некой условной стране, да к тому же в средние века.

Согласно крылатому определению того же Лема, любая фантастика решает проблемы сегодняшнего дня, но только рядит их в галактические одежды.

…При дворе короля объявляется некий вольнодумец. Он решается противоречить монаршей воле, поддерживает королевскую оппозицию и даже, по слухам, «воскрешает» казненных правителем крамольников, настолько искусен он во врачевании, настолько познал тайны человеческого организма.

Терпение короля наконец истощается, и он решает погубить дерзкого своего противника. Сделать это можно было бы, разумеется, разными способами — история человечества дает много тому примеров.

Король, однако, с помощью Лема избирает способ довольно своеобразный он велит создать робота, который был бы запрограммирован на то, чтобы физически уничтожить, лишить жизни вольнодумца.

Писатель не касается вопроса о том, каким образом могла средневековая наука создать такую сложную систему, как робот. Да и не это в конце концов главное в лемовской повести. Суть ее в другом. Внешне детективная оболочка имеет ядро, которое несет насыщенный философский заряд. Речь идет об извечной проблеме добра и зла.

Королевский робот создан в виде прекрасной женщины. Едва она появляется на балу, как все в нее влюбляются. Робот-женщина тут же начинает испытывать неизъяснимое влечение к своей будущей жертве, хотя еще и не может осознать заложенной в ней роковой программы. В свою очередь, и обреченный обращает внимание на ослепительную красавицу. Опять-таки, оставим в стороне приключенческую фабулу, хотя она и захватывающа сама по себе.

Умная машина, автономный робот обладает самостоятельностью, как и его создатель — человек. (Недаром именно эту мысль подчеркивает один из героев повести.) С одной стороны, в роботе заложена программа, конечная цель которой — настичь и уничтожить неугодного королю человека. С другой же — робот-женщина полюбила этого человека. Сталкиваются две полярные силы — добро и зло.

Ситуация усугубляется тем, что через некоторое время после знакомства на балу женщина-робот лишается своей прекрасной оболочки, сбрасывает ее, словно гусеница кокон, и превращается, с человеческой точки зрения, в чудовище — в нечто вроде серебристой сороконожки. Уж такое-то существо человек полюбить никогда не сможет, и робот прекрасно понимает это.

Лем мастерски разрубает драматический узел. Робот в конечном счете побеждает негативную программу, заложенную в нем Добро побеждает. Добро сильнее зла, каким бы несокрушимым ни казалось последнее Таков глубинный смысл повести «Маска».

В рассказе «Остров страха» Гюнтера Крупчата, писателя из ГДР, представлен еще один аспект темы роботов. Здесь кибернетические создания на время выходят из-под власти человека, что приводит к печальным последствиям. Однако, как утверждает автор рассказа, это может произойти лишь в результате ошибки в расчетах — как только ошибка устранена, механический разум вновь оказывается усмиренным разумом человеческим.

И еще один рассказ на ту же тему — «Одни неприятности с персоналом» Зигберта Гюнцеля. На этот раз разговор о роботах ведется в юмористическом плане.

Современный немецкий писатель Зигберт Гюнцель работает в русле так называемой традиционной фантастики. Он стремится открыть новые нюансы в темах, которые, казалось бы, уже достаточно полно и широко разработаны другими фантастами. Нужно признать, это ему удается. Уж сколько раз использовалась классиками жанра тема роботов. Но и здесь Гюнцель сумел найти свой поворот! В рассказе «Одни неприятности с персоналом» роботы выступают как бы объектами, на которые проецируются эмоции хозяев-людей с их симпатиями и антипатиями. Благодаря этому возникают комические коллизии, вызывающие у читателя улыбку.

Венгерский фантаст Дюла Хернади достаточно широко известен в своей стране. Писатель тяготеет в своих произведениях к острым, подчас парадоксальным ситуациям. Включенный в сборник рассказ «РНС» в этом смысле характерен для Хернади.

Часто бывает, что писатель — и не обязательно писатель-фантаст — бросает мысль, которая представляется его современникам совершенно невероятной и нереализуемой. Проходит, однако, небольшое время, и мы поражаемся уже силе прозрения писателя.

Возьмем шиллеровские строки:

Мимо пространства в ничто устремился, Солнечный луч не быстрее носился, Всюду нетленный и вечный, Вечности дух бесконечный Миру прядет бесконечный покров, Звезды в ночи — мириады миров! [3]

Каждая мысль здесь — зародыш целой научной теории, которой суждено родиться гораздо позже. Например, Шиллер — обратим внимание! — рассказывая о фантастическом перемещении в космическом пространстве, отнюдь не утверждает, что превзошел в скорости «солнечный луч». А ведь лишь много десятилетий спустя, в 1905 году, люди узнают, что в природе не бывает скорости большей, чем световая, — это один из краеугольных камней специальной теории относительности Альберта Эйнштейна, которая ныне подтверждена многочисленными экспериментами. Слова о звездах, каждая из которых — «мириады миров», стоит сопоставить с выводами современной астрофизики. Говоря о беспредельности, бесконечности Вселенной, поэт также предвосхищает известную космогоническую теорию, которая появилась значительно позже.

В истории нередко случалось, что на штурм неведомого отважно устремлялись фантасты и поэты, и лишь потом уже, расширяя плацдарм, завоеванный дерзким прозрением, в бой вступала оснащенная техникой наука Шиллер здесь — далеко не единственный пример Вспомним в этом же ряду ломоносовское

…Там (в космосе. — В.М.) разных множество светов, Несчетны солнца там горят, Народы там и круг веков. …Скажите ж, сколь пространен свет? И что малейших дале звезд?

Тот же Михайло Ломоносов умел ставить такие вопросы в своих «космических» стихах, ответить на которые в состоянии лишь наше время: «Я долго размышлял и долго был в сомненье, — что есть ли на землю от высоты смотренье?» — пытливо вопрошает он. Исчерпывающий ответ на этот вопрос был получен только 12 апреля 1961 года… Нужно ли говорить о том, сколь принципиально важна была сама постановка вопроса? Ведь она заставляла стремиться к познанию, будила мысль. А, как заметил Хамза Ниязи, «наука — путь к любой заветной цели. Будь знанья — мы б и к звездам взмыть сумели!»

А чего стоит, скажем, классификация звезд по Редьярду Киплингу: «Одни как молоко белы, другие красны как кровь, иным от черного греха не загореться вновь». Любой астрофизик подведет ныне под эту классификацию строгую научную базу. Итак, и наука, и поэзия стремятся познать мир, но только различными способами, чтобы, говоря словами Вильяма Блейка, «в одном мгновенье видеть вечность, огромный мир — в зерне песка, в единой горсти — бесконечность, и небо — в чашечке цветка». Поистине здесь заключена целая философия, являющаяся Ариадниной нитью в работе ученого.

Литература во все времена утверждала единство человека с космосом, с мирозданием.

«Ночь, тайн созданья не тая гласит, что с нами рядом — смежность других миров, что там — края, где тоже есть любовь и нежность, и смерть и жизнь — кто знает, чья?» — утверждает фантаст в поэзии Валерий Брюсов. Как знать, не ускорилось ли бы в чем-то колесо прогресса, если бы в свое время математики и астрономы более внимательно вчитывались в его строки: «Бедный бред, что везде — скреп Эвклидовых тверд устой: столп, пошатнуть нельзя!».

Характерно, что тема фантастики, космоса, грядущих научных свершений поначалу, в глубине веков, едва прослушивается, но уже по мере приближения к нашим дням звучит все громче и громче. Что ж, все закономерно. По слову Н. Г. Чернышевского, искусство — учебник жизни. И поскольку жизнь беспредельно расширилась и углубилась, могут ли учебники оставаться на прежнем уровне?…

Стремление к звездам, не будем забывать об этом, вырастает из земли. Земля для нас — единственный причал, начало всех начал. Проникновенно сказал об этом Александр Твардовский в стихотворении «Космонавту». Речь идет здесь о первых днях войны, когда с «аэродромов отступленья» берут старт новички, отправляясь на смертельно опасное задание, в чем и подобны «разведчикам мирозданья».

Чуткий ко всему актуальному в поэзии и в жизни, А.Твардовский сумел уловить «космизм» и отметить его как весьма важное и современное явление в литературе — и не только в научной фантастике.

Эти примеры можно было бы длить и длить. Их немало и в творчестве писателей из социалистических стран. Вот строки из стихотворения венгерского поэта Дюлы Ийеша:

…Еще наступит час, Когда и время, так высокомерно И свысока глядящее на нас, Мы так же просто подчиним себе, Как подчинен был нами дикий конь, И пустошь, и пустыня, и огонь.

Что это — фантастика поэзии или поэзия фантастики? Не будем спорить о терминах. Согласимся только, что в этих строках — сюжет целого научно-фантастического романа.

На примерах, приведенных выше, мы могли убедиться, что понятие «научная фантастика» охватывает гораздо больше жанров, чем это традиционно принято считать. И именно сейчас, в эпоху величайшей научно-технической революции, НФ все более интенсивно расширяет завоеванный плацдарм. Элементы научной фантастики мы находим и в поэзии, и в живописи как прошлого, так и настоящего. А в будущем? Мне кажется, именно «на стыке» жанров, в процессе их синтеза мы вправе ожидать в грядущем наиболее впечатляющих художественных открытий и свершений. Подобная стыковка жанров — явление закономерное, отображающее аналогичный процесс в науке достаточно сослаться, скажем, на проникновение молекулярной химии в биофизику, внедрение математики в науки, прежде от нее весьма далекие, и т. д. Этот процесс, в свою очередь, диалектически связан с ломкой привычных канонов мышления, разрушением устоявшихся представлений.

Весь этот процесс неизбежно ставит и будет ставить перед нами, наряду с прочим, все новые проблемы этики и морали.

Эту сторону технического прогресса чутко уловил Ежи Валлих в рассказе «Эксперимент». Действие происходит в довольно близком будущем — в самом начале 90-х гг. нашего века. Усилиями ученых разных специальностей — стыковка наук! — далеко вперед продвинулась медицина, познание тайн человеческого организма. Так, например, мы с самого начала узнаем, что для героя не составляет труда самолично проделать для себя «все необходимые анализы», самому составить программу для электронно-вычислительной машины и определить дату собственной смерти «где-то между 10 и 15 мая». Не в этом, однако, главное. Писателя интересует изменение психологии людей будущего. Именно на этом сосредоточивает он интерес читателя, несмотря на необходимый интерьер из «колб с культурами тканей», «препаратов, обработанных нейтронами при частоте электромагнитного поля 12886 мегагерц», «распределительных щитов видеофона» и прочих аксессуаров научной фантастики.

Итак, умирает тело героя в соответствии с прогнозом, о котором упоминалось, однако есть возможность сохранить его сознание, мысль, ощущения, короче — отпечаток личности. Искушенный читатель воскликнет, что идея рассказа не нова, и в доказательство приведет первый попавшийся пример. Например, роман соотечественника Е.Валлиха Кшиштофа Боруня «Грань бессмертия». Но не будем торопиться с выводами, проследим лучше, как дальше разворачивается действие. Главный персонаж знакомится со сценарием своих похорон, которые «решено провести с подобающей торжественностью». Через положенное время герой, благодаря титаническим усилиям людей разных специальностей, возрождается в новом качестве — эдакая модифицированная голова профессора Доуэля. Жив мозг, действуют слух, зрение, обоняние, есть даже возможность — с помощью обычной речи, в которую переводится работа мысли, — общаться с окружающими. А еще немного времени спустя герой может читать — и читает — лекции в университете, устраивает у себя на прежней квартире приемы. В последнем ему соглашается помогать его студентка Аня. Все хорошо, казалось бы. Полная идиллия живи — не хочу! Ведь все лучше, чем смерть, не так ли? Но… Внимание! Перед нами — новый этап в разработке темы, и в самом деле успевшей стать в научной фантастике традиционной. Ученые рассудили, обессмертив героя, упрятав его сознание, интеллект в «ящичек»: а почему, собственно, этот ящичек должен существовать в единственном числе? Почему нельзя сделать с него две, три и вообще сколько угодно копий, на манер того, как с одного негатива печатают фотографии-двойники? Медики так и поступают, и в результате герою становится жить еще лучше, еще веселее, поскольку это значительно расширяет его возможности. Так, например, он может «путешествовать» по самым романтичным и одновременно опасным уголкам планеты. Нет, это не суррогат, не имитация, а самое настоящее путешествие «ящичек», способный вбирать в себя впечатления и реагировать на них, берут с собой отважны землепроходцы. Тут есть, однако, существенный нюанс путешественники могут погибнуть, сорвавшись в пропасть, став добычей хищников. «Ящичку» же гибель не страшна — ведь у него имеется сколько угодно копий…

Наш герой между тем продолжает общаться с Анной. И совершается неизбежное — они влюбляются друг в друга. После целого ряда перипетий рассказ приходит к трагическому финалу, глубоко мотивированному. Главный персонаж, лишенный естественной телесной оболочки, решается — вместе с Анной, которая стала его невестой, — покончить с собой. Делает он это с помощью динамита и бикфордова шнура Выяснение причин, приведших к этому, и составляет психологический стержень произведения.

Одной из излюбленных фантастами и широко разрабатываемых тем — межгалактическому контакту цивилизаций — посвящен рассказ Рышарда Саввы «Полет дальнего действия».

Ныне ученые еще только посылают в космос сигналы, тщетно пока ожидая ответа от разумных существ, а писатели уже разрабатывают различные «варианты» таких встреч. Эти контакты, само собой разумеется, отнюдь не обязательно должны носить дружеский характер…

Предлагаемый читателю рассказ опубликован в альманахе «Шаги в неизвестность», выпущенном варшавским издательством «Искры» в 1970 г. Рышард Савва принадлежит к молодым, но уже достаточно известным польским писателям. Творчество его, особенно поначалу, развивалось не без влияния Станислава Лема. Р.Савва часто выступает на страницах польского журнала «Молодой техник».

Советскому читателю этот автор известен по рассказу «Третий параграф», опубликованному в 1973 г. в журнале «Техника — молодежи».

«Полет дальнего действия» рисует нам один из бесконечного множества «вариантов» взаимопонимания двух цивилизаций — нашей и инопланетной.

Еще Джордано Бруно, изрекая еретическую мысль о множественности обитаемых миров, не мог не задуматься как же мы поймем друг друга, если когда-нибудь встретимся с жителями других планет? Сумеем ли мы, люди, найти общий язык с существами, которые бесконечно отличаются от нас? Ведь даже и друг с другом мы, люди, не всегда можем договориться. Что уж тут толковать о «братьях наших меньших» — живых существах Земли, у которых предполагается разум С дельфинами, например, мы тоже никак не можем понять друг друга. (Здесь я оставляю в стороне изощреннейшую дрессировку дельфинов, которая достигла небывалых высот. Во-первых, это тема отдельной статьи. Во-вторых, к проблемам взаимопонимания и контакта двух разумов дрессировка, очевидно, отношения не имеет). Свои раздумья по этому поводу я попытался выразить в стихотворении «Аквариум»:

Билет выбрасывает касса — И вход в аквариум открыт. За узкой пленкой плексигласа Плавник изогнутый дрожит. И жабры движутся, мерцая. Блестит настороженный глаз. Их собрала рука людская И заперла под плексиглас. Макрель… Кефаль… Везде таблички, Они вам честно разъяснят Все рыбьи вкусы и привычки Посредством разных цифр и дат. Тесны в аквариуме воды! Бедны придонные пески. Полны иллюзии свободы, Гоняют взапуски мальки. Но стынут у морской границы, За неподвижною стеной, Медлительные вереницы, Следя за странной пустотой. И это там от века длится: Плывут — то тише, то живей — Давно приевшиеся лица Непостигаемых людей.

…Наша планета, как известно, находится на окраине Галактики. Поэтому, считают герои Рышарда Саввы, у них немного шансов на установление контактов с другими цивилизациями сигналы, посыпаемые с Земли, подвергаются слишком сильным искажениям. Астрофизики из «Полета дальнего действия» разрабатывают остроумную методику, чтобы обойти эту трудность. Герои рассказа решают логические сигналы, рассчитанные на прием и расшифровку их гипотетическими разумными существами, «наложить» на сигналы хаотические. «Изюминка» проекта в том, что эти последние должны быть порождены специально вызванным учеными «эхом радиозвезд», которые сосредоточены вне нашей звездной системы. Этот грандиозный проект, масштабы которого трудно себе представить, не может не поразить воображение.

Астрономы у Р. Саввы обнаруживают, что автоматическая станция «Информатор», посланная людьми с целью установления контактов с неведомыми цивилизациями, вдруг сошла с заданного курса и устремилась в сторону нашей Галактики. Чтобы исправить положение и необходимо произвести «полет дальнего действия», пронзить с гиперсветовой скоростью немыслимую толщу пространства. Дело в том, что возникла грозная опасность попадания ценной информации о землянах в руки чужой цивилизации «с враждебными группировками и широко разветвленным военным аппаратом». Этого допустить нельзя — станцию необходимо нейтрализовать.

Пилот Альф пошел на таран «Информатора» и, спасая землян, погиб — другого пути у него не оказалось.

К темам научной фантастики все более приобщаются многие виды искусства. В частности — живопись. Об этих новых мотивах в творчестве художников рассказывает содержательная статья Петера Куцки «Не с марсиан все начиналось», публикуемая в настоящем сборнике П. Куцка — один из ведущих теоретиков жанра фантастики в Венгрии, широко известный и за пределами своей страны.

Наконец, общие размышления о фантастике, как советской, так и зарубежной, читатель найдет в статье Ивана Валентинова «Моделирование будущего».

Представляемый сборник НФ — капля из моря научной фантастики — в какой-то мере отражает сложный и противоречивый лик жанра, а лучше сказать — его многоликость.