…На чешуйчатом потолке медленно погасло темно-зеленое зарево. Багровые мятущиеся сполохи побежали по стенам. Комнату затопил розовый дрожащий туман. Багровые вспышки становились все резче и резче, нестерпимо-томительное беспокойство овладело сознанием.
Тонкая белая фигура прошла через стену и присела рядом с ним на ложе.
– Аня!
Огромные неземные глаза заглянули в лицо. И тогда он откинулся назад и сказал: нет! нет!..
* * *
– Васенков!
Он проснулся.
Через шторы на окнах в комнату проникал слабый свет начинающегося утра. Аня трясла его за плечо.
– Хм… Ты что? – стряхивая сон, спросил Васенков.
– Напугал меня. Говорил что-то во сне.
– Говорил… Что говорил?
– Не поняла. Будто звал кого-то.
Васенков сильно потер лицо. Внимательно осмотрел потолок. Он сам не знал, зачем ему понадобился потолок. Потом повернулся к Ане.
– Приснилось что-то… А ты чего поднялась? Рано еще, спи… жена.
Он запнулся на непривычном пока слове.
– Я уже выспалась. Я так полежу.
Аня свернулась клубочком у него под боком. В комнате было тепло и тихо. Далеко на проспекте прогудела машина. Забормотало радио на кухне, передавая последние известия. Васенков прислушался. Протянул руку, включил самодельный транзистор на тумбочке у кровати.
– …совершила мягкую посадку на Венеру… – сказал приемник, хрипнул и замолк.
– Вот, черт!
Васенков взял транзистор в руки, нетерпеливо постучал по нему пальцами.
– …при спуске станция передала сведения… давление… кислорода… углекислоты… температура…
Не выпуская приемника из рук и временами поколачивая его, Васенков и Аня дослушали сообщение.
– Значит, необитаемая, – сказала Аня.
– Выходит, так…
– Жаль. Мечту жаль… А может, все же кто-нибудь живет там, а?
– Органической жизни, как видно, нет. Температура высокая. Можно в порядке фантазии предположить существование разумной жизни на другой основе. Не углеводородный белковый, а, скажем, кремниевый мир.
– Кремниевый?.. Это вроде как каменный?
– Да, вроде.
Аня повозилась возле плеча Васенкова.
– Вот бы тебе такую… кремниевую жену.
– Что ты! – сказал Васенков. – Ну зачем мне кремниевую.
И он поцеловал ее теплую и румяную щеку.