Незнакомец выглядел молодым. Нос и подбородок были твердо и хорошо очерчены, и вообще, как выразился бы романист, его лицо не было лишено приятности.
В резких морщинах возле губ притаилась угрюмость.
Кто он? Вероятно, геолог. Кто еще может забрести в эти глухие места? Но как он попал сюда? Его не мог принести подземный поток, иначе она нашла бы его где-то, возле водопада. Что, если вчерашняя буря сорвала его сверху, с обрыва? Но как он не разбился о воду, упав с такой высоты?…
И вдруг ей пришло в голову, что пока она возилась с камнями, незнакомец умер, и лицо, которое она так внимательно разглядывает, — уже мертвая маска. Она взволновалась, откинув одеяло, опять приникла ухом к его груди. И чужое сердце ответило ей успокаивающе: Тук-тук!… Тук-тук!
Наконец, гальки в камине раскалились. Зина выкатила их на пол, завернула в заячьи шкурки и положила к подошвам незнакомца.
Теперь все, что знала и могла сделать, она сделала.
Ей оставалось только сидеть и ждать.
И она сидела, вглядываясь в бледное, неживое лицо, ожидая, что вот-вот вздрогнут ресницы, человек откроет глаза, увидит ее и произнесет какие-то слова. И она услышит человеческий голос. Зина сидела, боясь отойти, ей казалось, что одно ее присутствие помогает биться этому слабому, еле бьющемуся сердцу.
Шла минута за минутой.
Лицо незнакомца продолжало оставаться каменно-неподвижным. Не шевельнулся ни один мускул, глаза по-прежнему были закрыты.
Зина решила заменить остывшие камни, и только повернулась к камину, как за ее спиной послышался непонятный звук. Слабый и ни на что не похожий.
В недоумении она оглянулась на открытую дверь, и вдруг до ее сознания дошло, что это человеческий голос.
Зина кинулась к незнакомцу.
Он не открывал глаз, только губы его шевелились. Зина ясно услышала слово, самое первое слово, которое произносит в своей жизни человек. Незнакомец сказал:
— Мама!
Он, конечно, просил помощи, — зачем еще зовут мать в трудную минуту.
Зина была готова ее заменить.
— Да, да… — склонилась она к нему. — Что вам нужно… скажите.
Как бы повинуясь ее настойчивому взгляду, бледные веки тяжело поднялись, показались черные расширенные зрачки, смотревшие мимо ее плеча. Вот они передвинулись, встретились с ее глазами. Губы опять шевельнулись и произнесли на этот раз что-то непонятное.
— Что?… Что вы сказали?
В глазах незнакомца появилось отчужденное выражение, веки медленно опустились, голова безвольно качнулась, уткнувшись подбородком в грудь.
Зине показалось, что он умер. В отчаянии она трясла его за плечо:
— Слушайте! Не надо!… Слушайте!…
Но он уже не открывал глаз.
Тогда она отбросила одеяло и прижалась ухом к груди. Сердце билось, и даже ровнее, чем прежде.
Успокоившись, она присмотрелась к его лицу и заметила, что оно потеряло свой голубоватый, неживой оттенок, а стало просто бледным. На губах появилась слабая розовая окраска. Не было сомнения — незнакомец возвращался к жизни.
Зина сменила остывшие камни в его ногах, забрала грязную одежду и вышла из хижины.
Дождь перестал. В разрывы туч проглядывало солнце.
Поблескивали капельки воды на траве. Лес стоял тихий, вымытый и от этого юношески свежий. С охапкой мокрой одежды Зина прислонилась к косяку двери. С новым, радостным настроением оглядела знакомый, много раз виденный пейзаж.
Наконец-то она не одна.
Теперь можно признаться себе, как временами мучилась от тоскливого одиночества. Особенно по ночам, когда, погасив огонь, оставалась наедине с собой, а вверху, в тайге, глухо завывала непогода и, как бы отвечая, в провале мрачно и жутко ухал филин. Тогда особенно ощущалось, что вокруг на сотни километров — черная нехоженая тайга, что она одна в своей крохотной избушке и нет к ней ни пути ни дороги, и нет в мире ни одного человека, который бы верил, что она жива, который бы смог прийти на помощь, если ей станет трудно.
И вот ее заключению приходит конец! У незнакомца, который свалился прямо с неба, конечно, есть товарищи, не один же он бродил по тайге. Его будут искать и в конце концов наткнутся на провал, увидят избушку — ведь ее так заметно с обрыва!
И если даже их почему-либо не найдут, они теперь сами сумеют выбраться. Вдвоем они что-нибудь придумают.
— Вдвоем… Вдвоем с товарищем!… Господи, как это хорошо!
Зина прижала к груди охапку мокрой одежды. Из парусиновой куртки что-то выпало и больно ударило ее по ноге.
Она потерла ушибленную ногу и подняла упавшим предмет.