Назавтра была суббота - выходной день.

Еще с утра я почувствовала себя неуютно. Или не выспалась, или же устала от общения с людьми, которых не любишь и не уважаешь, с которыми приходится приветливо говорить, подчиняя расчету свои слова и поступки.

Хотелось заняться простыми и бесхитростными делами.

Я решила начать с кухни.

Пришла пора внести разнообразие в наше полуфабрикатное меню. А что, если испечь оладьи?

Не имея никаких кулинарных талантов, я все же знала, что оладьи - это не бог весть какая сложная проблема, если у тебя есть под руками блинная мука. А муку я купила заблаговременно. Настало время проверить, что из нее может получиться. К оладьям имелась банка сардин в масле, а на сладкое - абрикосовый джем.

Петр Иваныч, ошеломленный моей кухонной суетой, попросил разрешения присутствовать и уселся в сторонке на табуретку, попыхивая своей трубочкой. Я забыла сказать, что он изредка, под настроение, покуривал.

- Давно не видел, как женщины пекут оладьи,- изрек он.- Особенно молодые женщины, возраста моей дочери.

- А ваша дочь разве не пекла вам оладьи?

- Моя дочь? Да она отроду не пекла оладьи ни для кого. Притом, если бы вы были моей дочерью - это было бы совсем другое. Вы хотя по возрасту и годитесь мне в дочери, но все же не моя дочь, на которую распространяется родительский комплекс… А вообще-то, чего ради на вас напало сегодня такое творческое настроение?

- Сама не знаю. Кухонная стряпня - удел семейной женщины. Возможно, решила вспомнить, что когда-то была семейным человеком.

- Скажите, как расхвасталась. Она была семейным человеком. Жила вдвоем с мужем - какая же это семья?

- А что это такое, когда вдвоем с мужем?

- А так, ничего. Разнополое содружество.

- Содружество все-таки… А если и дружбы нет?

- Тогда - симбиоз. Семья начинается, когда есть дети.

Я резко шлепнула тесто на сковородку, горячее масло брызнуло мне на руку, я зашипела и чертыхнулась, конечно, про себя.

- Да,- согласилась я.- Значит, семьи у меня не было.

- Ничего, какие ваши годы. Еще будет.

- Конечно. Куда денешься.

Я сняла со сковороды первую порцию.

- А как вы, Петр Иваныч? У вас была дочь, но не получилось семьи?

Петр Иваныч посопел потухшей трубкой. Я достала с полки спички.

- Не получилось,- согласился он.- Вероятно, здесь виноват Джек Лондон, его возвышенное отношение к женщине, которую он воспевал в своих романах. Если бы в своей юности я увлекся не им, а, скажем, Чеховым, все было бы иначе.

- Да, к женщинам они относились по-разному.

- Конечно! В чеховских рассказах не найдешь женщин, в которых юноше захотелось бы влюбиться. Зато все литературные героини Джека Лондона ослепительно хороши. Я поверил ему на слово. Как только знакомился с девушкой, возносил ее на пьедестал и начинал на нее молиться. Каждая девушка не против того, чтобы на нее молились, но не хочет вечно обитать на небесах.

Поэтому все мои романы заканчивались тем, что моя богиня находила себе более практичного поклонника.

- А ваша жена?

- Моя Мария Семеновна тоже была практичной девушкой и решила, что мой идеализм - временное явление. Вроде юношеских прыщей на носу. Что все это пройдет, как только в силу вступят нормальные земные отношения. И правильно, мой идеализм прошел. Весьма быстро я убедился, что моя Машенька - это не Мод Брустер из «Морского волка». Появившаяся дочь уже не могла ничего изменить. Разочарование мое было слишком велико, чтобы остаться незамеченным… Моя жена тоже поняла, что я не герой ее романа. Она была женщина решительная, и у нее появился другой муж.

- Более материальный,- вставила я.

- Да, он был главный бухгалтер какого-то там комбината.

- И он принес ей счастье?

- Нет, не принес. Но это уже другая история. А я посвятил свою жизнь журналистике.

- Конечно, журналистика этого стоит… Ну, оладьи готовы.

- Выпьем марочного?

- Не искушайте.

Мы быстренько прикончили первую порцию оладий с сардинами, принялись за вторую, и тут зазвонил телефон.

- Вот! - заворчала я.- Спокойно не поешь.

Я сняла трубку, не успев проглотить очередную оладью. Ответ мой прозвучал невнятно, пришлось повторить:

- Да, да! Это квартира. Совершенно верно: Бухова Петра Иваныча. Почему вам отвечает женский голос?.. Этот голос появился здесь недавно. Как я понимаю, вам нужен мужской голос.

Подошедший Петр Иваныч взял трубку.

- Так это ты, Максим! Давно приехал?.. Ну, как там живут в Якутии?.. Хорошо живут? Вот и мы хорошо живем. Женский голос?.. Как тебе сказать. Ты приходи сам. Вот я и говорю - приходи! На оладьи. Да, даже так! Послушай-ка… вот, не успел ему сказать…

- Чего не успели сказать?

- Мужской секрет.

- Люблю мужские секреты.

- Я тоже люблю… Значит, сейчас к нам придет Максим Крылов, работник Ордынской районной газеты. Максиму чуть больше тридцати-старый журналист. Еще школьником приносил ко мне свои очерки. С отличием закончил институт. Итак…

- К нам приходит молодой человек.

- Правильно. Что нужно сделать?

- Не знаю.

- Думайте, думайте.

- Да, завести еще оладьи.

- В жизни не видел такой бестолковой девчонки! Приходит молодой человек. Красивый и черноглазый, а она про оладьи.

- Я же не знала, что он черноглазый.

- Да, да, и с таким вот носом. Вы сейчас пойдете, снимете ваши джинсы.

- Дальше что?

- И наденете красивое платье. Самое красивое.

- Зачем? Он, поди, еще и женат.

- А вам-то что?

- Вот так так!

- У него даже дочь есть.

- Тем более.

- У него есть дочь, но нет жены. Она была геологом и погибла от клещевого энцефалита. Я ее хорошо знал. Не принято плохо отзываться об умерших…

- Вот и не отзывайтесь.

- Словом, они не были счастливы… Так вы наденете красивое платье?

- Вы хотите нас сосватать?

- Господи! И не подумаю. Такую пьянчугу - за такого милого мальчика. Просто я хочу, чтобы вы произвели на него впечатление. Как Мод Брустер.

- А он любит Джека Лондона?

- Любит, любит. Каждый порядочный мужчина должен любить Джека Лондона. Максим только торговых работников не любит.

- Почему?

- А вы не догадываетесь, почему иногда работников торговли не любят? Вот вы ему понравитесь…

- Но я тоже торговый работник.

- Ладно, ладно. Вы ненастоящий торговый работник.

Я внимательно посмотрела на Петра Иваныча, но он уже заковылял на кухню и включил свою кофейную молотилку.

Переодеться я так и не успела. Тут же вскоре звякнул дверной замок.

Я открыла.

Максим был высокий и темноглазый. Крупные черты лица и большие руки, выразительные руки рабочего, им не хватало только мозолей и пятен от въевшейся металлической пыли. А Петр Иваныч упрямо не вылезал из своей кухни, предоставив нам знакомиться самим.

Наконец, Петр Иваныч появился в прихожей.

- Здравствуй, Максим! Здравствуй, дорогой мой. Ты мне с приисков алмазик не привез каратов на пять для фамильного перстня? Не привез, строго, значит. А что это у тебя завернуто? Так и знал! Не успел предупредить- трубку ты повесил. Значит, виноградное, сухое?

- Сухое,- подтвердил Максим.- А что?

- И крепость не выше десяти с половиной.

- Не знаю, не смотрел.

- И купил ты это сухое только потому, что услыхал здесь женский голос. А если бы услыхал мужской, принес бы бутылку водки.

- А в чем дело?..

- А дело, Максим, в том, что этому женскому голосу твои десять с половиной градусов, что слону - дробина. Этот женский голос предпочитает водку, коньяк, ямайский ром, что под шестьдесят. На худой конец, спирт или денатурат.

Мне нужно было вмешаться.

- Денатурата сейчас не делают, Петр Иваныч, вы отстаете от жизни. И не пугайте человека, а то он выронит бутылку. Максим, дайте ее сюда. Я с удовольствием выпью с вами сухого вина. Пойдемте в нашу кухню-столовую. Только захватите табуретку.

Давно мне не было так хорошо и беззаботно, как в этот субботний день. Мы ели оладьи и запивали их сухим вином. Максим рассказывал о своей поездке по алмазной Якутии. Как нашел в карьере алмаз с фасолину величиной и уже подумал, что обогатит сейчас валютный фонд страны на полсотни тысяч рублей, но это оказался кусочек стекла от толстой бутылки.

Рассказывал он занимательно и сдержанно, его было приятно слушать, и я чувствовала, что чуточку нравлюсь ему, и чуточку - совсем немного - кокетничала. Петр Иваныч ухмылялся, поглядывая на нас.

Из кухни мужчины направились в комнату Петра Иваныча покурить и поговорить на свободе о высоких материях, я осталась на кухне домыть посуду. Я стояла у раковины, что-то мурлыкала себе под нос, как зазвонил телефон.