Танцевал он неплохо, я все время чувствовала его инициативу, не назойливую, но уверенную. Его ладонь лежала на моей спине. И вдруг мне представилось, как его рука поднимается все выше и выше, касается плеч, шеи… ощущение стало таким жутким, что я невольно сбилась с такта.

- Извините меня!

Пластинка закончилась, он подвел меня к креслу.

- Вы великолепно танцуете. На самом деле, вы самая послушная женщина, с которой я когда-либо танцевал.

- Вам показалось.

- Пусть показалось. Все равно, я в восторге от вас, Евгения Сергеевна. Выпьем-те еще!

Я подняла рюмку, но пить не стала, пьяной мне нужно было только казаться.

- Хотите, я вам спою? - спросил Бошко.

- Конечно.

Я не заметила гитары, она стояла в углу за тахтой. Бошко взял несколько аккордов.

- Смеяться не будете?

- Зачем же. Уверена, что у вас хорошо получится.

- Вам, поди, сынок про меня наболтал?

- Сынок про вас мне совсем ничего не говорил.

- Ну, конечно…

Он подстроился под гитару и запел: «Гори, гори, моя звезда». Пел он негромко и, пожалуй, верно. Смотрел на меня и припускал в голос задушевности…

- Совсем неплохо,- похвалила я.

- Правда?

- Почти профессионально.

Он приглашающе поднял рюмку.

- Спаиваете вы меня. И так уже пьяная.

- Ну, что вы. Хотите кофе?

- Пожалуй.

Он вышел.

Я тут же подошла к серванту, отодвинула дверку и открыла крышку знакомой коробочки с огненно-красными конями. Шевельнула в ней пальцем.

Конечно! Латунного ключика там уже не было.

Тогда я вышла к вешалке, где висел мой плащ. Из кухни вешалка не просматривалась. Прислушиваясь к бряканью посуды, я осмотрела всю одежду. Кроме моего плаща, здесь висел болоньевый плащ хозяина, осеннее пальто и простой плащ из синей диагонали. Болоньевый плащ исключался, я бы узнала его на ощупь. Пальто- тоже, в тот вечер шел дождь. Оставался плащ из синей диагонали. Я закрыла глаза, прислонилась к нему щекой, потрогала ладонью… да, ощущение было похоже. Без всяких угрызений совести я сунула руку в один карман плаща, затем в другой. Вряд ли он воспользовался платком, вернее всего надел перчатки…

Но перчаток в плаще тоже не было.

На полу под вешалкой стояли большие грубые ботинки- туристские - и коричневые туфли. Но что могло остаться на ботинках, когда хозяин добирался в них до дома через весь город, из Дзержинского района в Кировский, да еще когда на улице шел дождь?

Значит, я ничего не нашла.

С горьким сожалением вернулась в комнату и присела за стол.

Бошко вышел из кухни.

- Скоро будет кофе. Потанцуем пока, Евгения Сергеевна.

Он опять завел тот же медленный фокстрот.

Вот на этот раз мне уже пришлось защищаться. Он был очень сильный, а я старалась действовать деликатно, грубить не хотелось, но и не хотелось дать себя в обиду.

Наконец, он все же меня отпустил. Я поправила волосы и молча уселась в кресло.

- Простите меня, Евгения Сергеевна… Но вы такая милая и желанная женщина. Конечно, я не пара вам, понимаю. Я гожусь вам в отцы. Но что могу поделать, я уже люблю вас…

- Будет вам…

- Вы обиделись на меня?

- Там кофе, наверное, уже готов.

- Ах, да… кофе, кофе…

Он опять отправился на кухню.

Я опять осталась одна со своими нелегкими мыслями и сомнениями.

Плохи твои дела, товарищ инспектор ОБХСС! Нет у тебя никаких вещественных доказательств. Одни подозрения. Чем ты их можешь подтвердить? Даже для санкции на производство обыска повода нет.

Есть одна убежденность, что Бошко убийца.

Но что толку от моей убежденности? Ее не положишь на стол следователю как вещественное доказательство.

Бошко может спать спокойно.

Он и спит спокойно. Его не мучают опасения и тревоги, что он будет разоблачен. Он может приглашать женщин, чтобы разделить с ними «тоску мужского одиночества». Может тратить наворованные деньги, за которые пока тоже не несет ответа.

А Вали Бессоновой нет…

Только я одна держу в руках тоненькую ниточку, которая может оборваться в любой момент.

Но Валюши нет в живых, и я не хочу уйти отсюда просто так.

Он спокоен только потому, что поверил уже в свою безнаказанность. Уверен, что из квартиры Бессоновой к нему не протянется след. Он уверен, что уничтожил свои преступные следы. Выбросил ключик, уничтожил перчатки.

Он не знает, что осталась еще одна улика.

Я сама.

Он забыл про эту улику. Я ему напомню про нее…

Я взяла из вазы апельсин и начала его очищать. Вздохнула поглубже, как перед прыжком в воду.

Настоящая дуэль начнется только сейчас.

- А вот и наш кофе! Перед кофе по рюмочке, Евгения Сергеевна!