Лагерь состоял из большого плаца, представлявшего собой огромное месиво грязи и рядов палаток, окружавших его. С одной стороны были разбиты палатки 1 батальона, с другой — палатки моего, второго, с третьей стороны, как вы догадались, третьего. Прямо перед моими, были разбиты палатки управления полком и полковых служб. В связи с изменением ситуации, переходом через перевалы Лесистых Карпат меня лишили автобата, большей части артиллерии, оставили только малокалиберные горные орудия. Пока я валялся в госпитале, меня обобрали — лишили всех трофейных германских пулеметов, зато заставили осваивать ручные, о которых ходила дурная слава. Правда оружейник полка клялся и божился, что это новая партия, с перекосом патронов разобрались и машинки работают надежно. Но я, по своей мстительности и в счет отобранных прекрасных германских MG-08 стребовал с него по 4 дополнительных магазина к ручникам. Из хороших новостей, мой личный пулемет не оставили ржаветь, он ждал меня в расположении, правда пришлось перебирать его и магазины к нему, благо их можно было разобрать и очистить от набившейся грязи. Только один умер окончательно, его почти насквозь пробил осколок снаряда. Думаю, того-же, что отправил в госпиталь и меня. Ну ничего, мне и этих должно хватить, я брал их с большим запасом.

Остаток дня я знакомился со своим новым личным составом. Приятно, но в неудачном штурме Кенигсберга в моем батальоне выжило более трети старослужащих, из которых мы с Овсянко — он встретил меня как родного, создали хорошие, крепкие костяки отделений, взводов и рот. Вечером меня вызвал полковник, где представил мне новых ротных: поручика Седвига, поручика Терена, и штабс-капитана Исаева. В качестве заместителей им придавались прапорщики местного разлива. Кстати, в этот раз и ко мне приставили двух заместителей, прапорщика фон Хима, и подпоручика Фриза. В этот раз взводными тоже назначили младших офицеров, что должно положительно сказаться на боеспособности. В этот раз штурмовая армия была серьезно насыщена офицерами-наемниками, задача предстояла гораздо более сложная. Преимущество имперских войск над австро-германцами было мизерным, всего 1:1.6. Так что нам придется очень постараться.

На следующий день я заставил заниматься с личным составом своих ротных, а сам зарылся в военную бухгалтерию. Странно местным властям нужно чтобы мы занимались обучением войск и офицеров, воевали, но снять с нас необходимость заниматься подсчетом приходящего и потраченного, пришедшего в негодность имущества мы тоже должны заниматься. Нелогично, но не буду же я подавать рапорт наверх, доказывая им, что они дураки? Приходится сидеть и сводить баланс. Только под вечер смог разогнуть спину и прогуляться, понаблюдать, как мои ротные обучают бойцов и офицеров. Бойцов гоняли, первая рота упражнялась в метании учебных гранат, даже нашли немецкие, которые были сложнее наших. И, говоря откровенно, хуже.

Вторая отрабатывала в траншеях действия по зачистке. Их было откровенно жалко — там вода стояла выше колена, сапоги придется сушить. Но это предстоит вкусить всем. Третья ушла на стрельбы. Посмотрел я на подсыхающий плац, и вдруг глаза застила совсем другая картина, заснеженные камни на фоне зеленого леса, метель, колонны бойцов в имперской форме, которые карабкаются по скользкой горной дороге…

Увидев это, я резко развернулся и отправился в штаб полка. Там сообщил адъютанту полковника, что есть срочная информация для него и остался ждать приема. Сальве вызвал меня скоро, судя по его лицу спал он сегодня мало.

— Если отрываешь от дел по пустякам, сожру, на фиг! — заявил он и потянулся.

— Господин полковник. Было предвидение. Это серьезно.

— Давай, рассказывай! — я пересказал ему картину, увиденную мной. В процессе, смог дополнить, что за нами все-таки, надрываясь моторами, ехали грузовики, но незнакомой конструкции. С надписью на шильдике латинскими буквами.

— Черт и чертенята! Мне только сегодня по телефону сообщили, что нам придают новые, американские грузовики, очень мощные машины, на личный состав их не хватит, но сможем захватить припасы и пушки прицепить. То есть, серьезно все, не обманка. И давно ты предсказаниями занимаешься?

— Что вы, не занимаюсь! Иногда накатывает — но это у всех наших так. Раз и увидел фрагмент будущего. Ничего экстраординарного. Если бы не снег и метель — не стал бы и беспокоить. Бойцам нужно теплое, зимнее белье, портянки, проверить наличие шинелей — у стариков может и не быть, придется все это заказывать. Офицерам тоже надобно подготовиться.

— Понятно. Задал ты мне, капитан, головной боли. Придется выкручиваться, с интендантами разбираться.

— Господин полковник, мысль есть.

— Какая такая еще мысль?

— Мне бойцы, пока с германцами воевали, натащили обменный фонд. Револьверы, пистолеты, кинжалы и кортики, часы. А Овсянко все сберег, он такой, хозяйственный мужик. Есть чем подмазать тыловиков.

— Ну так тащи это сюда!

— Нет уж, лучше вы к нам, там этого добра много.

— Пошли.

Мы отправились к палаткам моего батальона, там я, остановив одного из дежурных, приказал кликнуть Овсянко. Спустя минут пять он прибыл, отрапортовал полковнику, но вопросительно глянул на меня.

— Семен Семенович, придется распаковать нам наши запасы, что на обмен приготовили.

— Дык, это я сейчас, мигом! — он махнул нам, дескать, идите за мной и пошел к палатке кптенармуса.

— Ефимыч, тащи наш фонд! Не беспокойтесь, Виктор Сергеич, я солдатикам раздал что попроще, а все ценно приберег, вы же говорили, может пригодиться, с тыловыми крысами поделиться, чтобы из них потребное выбить! — Ефимыч принялся таскать тючки и коробки, раскладывая на столе наши трофеи. Полковник сделал морду кирпичом и пристроился рассматривать их. Изредка хмыкал. Процесс затянулся на полчаса, пока Сальве не рассмотрел все наши трофеи.

— Черт, капитан. Мне бы таких хомяков, как твой фельдфебель и каптенармус! В общем так, вот это я забираю у вас. — он смахнул в подставленный вещмешок добрую дюжину пистолетов и револьверов и практически все клинки. Тыловики очень падки на боевые трофеи! Думаю, выторгую у них все, что полку потребно. А то и на всю армию расстараются, кто знает. Овсянко и ты Ефимыч, вам наградной лист подпишу. Что полагается. Считайте, немало солдат наших этими трофеями спасли. Спасибо вам, искреннее спасибо! — после чего Сальве коротко поклонился. У моих чуть-ли не слезы из глаз брызнули.

Тут нужно понимать, что армия в этом мире и этой стране — сословная. Мои бойцы из низшего сословия, я хоть и дворянин, но свой, а полковник — это совсем другой расклад. Полковник для них почти бог. Об этом они, если выживут, до конца дней вспоминать будут, и детям-внукам расскажут.

Полковник вызвал себе одного из дежурных, загрузил мешком с трофеями и отправился к себе. Овсянко не выдержал и спросил:

— Господин капитан, а что за потребность случилась, наш фонд использовать?

— Здесь потребность простая. Есть информация, что на перевалах карпатских снег будет и погода плохая. Не смотря на сезон, нужно белье зимнее, портянки. Чтобы солдат не поморозить. Сам понимаешь, офицеры за свой счет экипируются, а солдаты за государственный. А как из интендантов зимнее выбить? Только задобрить их. Вот и пришлось. Так что вы двое действительно не одного солдата от обморожения сейчас спасли.

— Так вам, господин капитан, тоже готовиться нужно! А то не шинели у вас, ни башлыка, баи белье летнее.

— Ну так Семен Семенович, нужен мне ординарец справный. А пока прикупи мне все это в лавке, и дождевик. Только чур, зеленый, лучше темно зеленый, а то я видел несколько вольноопределяющихся, кто в желтом плаще, кто в красном. Словно специально для германских снайперов нарядились. Сделаешь?

— А что нет? Сделаю!

— Ну вот и хорошо. А фонд наш мы снова запечатываем до другого случая. Разве что, если солдат ранение получил, несовместимое со службой, стоит ему выдать. Чтобы на гражданской, если что, продать мог.

— Не беспокойтесь, это мы и так делаем, свое дело разумеем.

— Вот и хорошо, вот и хорошо.

После этого я ушел в свою палатку. Устал. Возможно это откат от предвидения, а может от последующих хлопот.

Утром приказал своим офицерам озаботиться соответствующей одеждой. Они начали возмущаться, но я надавил авторитетом полковника — как бы он получил информацию, что на перевале будет худо. Так что, господа, озаботьтесь зимними вещами, если не хотите там померзнуть. Господам пришлось заняться этой проблемой.

После гоняли совместно наших солдат. Чем больше пота они прольют сейчас, тем меньше крови будет. Подумав, я погнал всех местных офицеров на стрельбище, где они показывали свое умение обращаться с оружием. И вот, как знал, офицеров вызвали к штабной палатке, там на козлах лежали ручные пулеметы. Это были американские "Льюисы". Я слышал, что для этого мира, очень удачная конструкция. Мы получили 46 этих пулеметов, что весьма радовало. Но если бы к ним прилагалось и восемь немецких, которые у меня забрали, радость моя была бы больше и толще. На хлеб не намажешь.

Что поделать, жизнь такова и более не какова. Пришлось привыкать. Бегать, прыгать и стрелять. Кроме того, ползать, метать гранаты, форсировать горные речки, брать штурмом укрепления. Я гонял своих солдат до потери пульса. Лучше сейчас, чем в бою. Спустя три недели мои, одетые в хаки солдатики, стали если не супербойцами, то несколько приблизились к этому.

С новичками была еще одна проблема. Стрелять они умели, но не очень часто попадали в мишени. Пришлось поприсутствовать на стрельбах с офицерами батальона. Послушал, как они командуют, как объясняют ошибки при стрельбе. Как не странно, больше всего мне понравилось, как ведет занятие один из прапорщиков-местных. Вел он занятие спокойно, уверенно не злился даже на самых непонятливых, при необходимости работал индивидуально, заставляя солдата принять правильную позу при стрельбе, не дергать за курок и так далее. Посмотрев за ним, я принял решение вызвал к себе его и поручил ему стать руководителем стрелковой подготовки всего нового пополнения батальона. Будет первую половину дня заниматься новичками, а вторую половину помогать поручику Седвигу заниматься делами первой роты. Своему заместителю фон Химу поручил занятия рукопашным боем. Сначала хотел поменять у своих солдат относительно короткие клинки-бебуты, на что-нибудь подлиннее, но фон Хим показал мне, что зря я смотрю свысока на эти короткие клинки. И убедил, что в траншеях это много лучше, чем даже укороченный палаш. Да и, с другой стороны, почти полуметровый слегка искривленный клинок — можно и колоть, и рубить. Достойная вещь для простых бойцов.

Но себе я все-таки купил нормальную шашку. Мечи здесь уже давно не в ходу, особенно мои любимые полуторники — бастарды, по-местному. А вот шашка, в ходу. Но и от длинного азиатского кинжала-бебута я не стал отказываться. При резне в траншее он король, а вот наверху другое дело. Тем более, что фехтую я неплохо, да и рубиться могу. Но хватит обо мне.

Крепко подумав, решил отказаться от противогазов. Когда полковник поинтересовался, с чего это я так решил, объяснил, что газы сейчас здесь применяют из баллонов, при нужном ветре. Нет никакого способа применить его против высокоманевренного отряда. К чему таскать лишнюю тяжесть? Лучше больше боеприпасов и сухпая взять. Сальве подумал и вызвав заместителя приказал изъять все противогазы. Видимо, принял мои аргументы стоящими.

Этим вечером захотелось мне отдохнуть и устроить небольшие посиделки для своих, купил в лавке "Военного-Торгового Общества" пару ящиков игристого вина и пригласил офицеров батальона после ужина, отдохнуть от трудов, выпить немного. Ожидаемо, наши, наемники, принесли и своего к столу, посмотрев на это местные тоже скинулись и заказали моему ординарцу еще ящик коньяка.

Отдыхали прилично, сидели, переговаривались о том, как идет подготовка, расхваливали погоду, которая установилась — дожди ушли, земля просохла, сухо и тепло, совсем по-летнему — начало сентября здесь еще лето. Искоса посматривали на меня — к чему шинели и теплое белье сейчас. Поняв к чему разговор, я объяснил, что в горах всякое бывает, погода неверная, может и похолодать резко.

— Да бросьте, Виктор Сергеевич, возмутился поручик Шульга, новый командир пулеметчиков, старого, увы схоронили — не пережил он злосчастного штурма Кенигсберга. Видел я эти Карпаты, это совсем не Кавказ, горы мелкие, а перевалы — прогулочным шагом можно пройти!

— Знаете, Лев Александрович, есть такая наука — метеорология. И я специально поинтересовался, что нас ждет на этом перевале. А ждет нас самая настоящая метель и температура до минус десяти. Не верите мне, поверьте науке, поручик!

— Ну, если наука, — он потеребил подкрученный ус, — если наука говорит, то я готов и полушубок взять. Тем более, что сейчас в лавке такое чудо продают — легкую, очень теплую дубленку, куда там шинели! Волчий мех! Писк сезона в войсках!

— Хорошее дело, спасибо, завтра зайду и прикуплю. И кстати, господа, — завладел вниманием собравшихся я, — стоит приобрести себе дождевики. Там сейчас англицкие продаются, прорезиненные. Только не берите желтые — не стоит превращаться в мишени для снайперов, как это делают некоторые щеголи. Вот ведь, офицеры, должны понимать, что война не место для форса, но нет, и тут стараются выкаблучиваться!

— Ну а как без форса, Виктор Сергеевич? Они же из самых гнилых гарнизонов, где всех развлечений — напиться, да в кукушку поиграть! Для них война — развлечение.

— Развлечение… Такие вот сами гибнут, да и солдат своих под монастырь подводят. Я серьезно говорю вам господа, я здесь не для того, чтобы вы доблестно умирали за Отечество. Или ради своих дурных представлений об офицерских понятиях. Я человек скучный, люблю, когда доблестно за свое Отечество враги умирают.

— Хорошие слова! Нужно за это выпить!

— И выпьем, но слова не мои — прочитал где-то.

И мы выпили. Потом мой офицеры вдруг вскочили, я обернулся — к нам шел полковник, жестом показывая, "нечего, сидите".

— Сидите, господа, я так, услышал, что второй батальон решил расслабиться, а начальство не позвал. Нехорошо, нехорошо дан Хали!

— Виноват, господин полковник!

— Оставьте, без чинов, просто Антон Петрович. — за Антоном Петровичем следовало три солдата с корзинками, в одной приятно пускали мягкие отсветы бутылки, в другой — пахучие местные сыры, в третьей — мясные деликатесы. Праздник продолжается!

Мы разлили по новой, выпили вместе с начальством и гулянка пошла по накатанной. Кто-то достал гитару, спел пару романсов, интересная музыкальная форма, правда в музыке я не в зуб ногой. Не то что медведь на ухо наступил, но вечно в спешке, вечно доказывая окружающим, что достоин, эта часть культурного наследия полностью прошла мимо меня. После гитару взял один из наемников, штабс-капитан Исаев и выдал! Просто боевики, где было все, и страх, и боль и смерть, и победа! Очень мощные песни. Даже не знаю, захотелось взять меч и на худой конец, просто на тренировку выйти. А как это: "попытайся ладони у павших разжать, и оружье принят из натруженных рук"? Блин, я чуть не прослезился. У Исаева все стали выпрашивать слова, и еще что-нибудь сыграть. Он посидел с минуту, подумал. Потом затянул выворачивающую песню о друге, который из боя не вернулся.

Так стоп! Не знаю, как остальные, для меня даже этих двух песен подряд много.

— Господа, предлагаю выпить! Не знаю ка вы, а я потрясен. Даже слишком. И почему вы скрывали от нас ваш талант? — Исаев развел руками, а после объяснил:

— Как-то случай не представлялся. Да и не знал, что мое исполнение вызовет у вас такие чувства. Я ведь далеко не мастер.

— Не мастер. — припечатал полковник. — А вот создатель этого был очень хорошим мастером. Сильные песни. Очень. Благодарю вас, штабс-капитан, что вы познакомили меня с этим творчеством. Может есть в вашем репертуаре, что-нибудь попроще, а то вы выбьете слезу у самых стойких воинов?

— Постараюсь, подумаю. А пока, может еще по одной?

Мы выпили, после он спел про осколок льда в душе. Говоря откровенно, после первых двух, мне не понравилось. Потом про тореадора, что было намного лучше. После пронзительную песню про жрецов, танцующих на свечах. Мы слушали его, замерев, мало того, солдаты, проходившие мимо останавливались и забывали куда и за чем идут. Боги, оказывается простая песня это сила! Куда там мечу. Он может убить, может защитить, но сделать с душой такое, он не способен.

Разошлись мы затемно, и гитару ее владелец подарил Исаеву. Потребовав от него все эти песни записать и ему передать.

Перед тем, ка мы разошлись по палаткам, полковник предупредил меня, что завтра на разводе полка меня ждет приятный момент — награждение. Его листы, отосланные еще до штурма Кенигсберга были одобрены и пора наградить героя орденами.

Вот ведь. Такими темпами я скоро всю грудь орденами закрою. Придется на спину вешать.

Утором, перед строем мне вручили награды. Мне не хочется вспоминать об этом не потому, что я их не заслужил — но слишком уж тягомотная процедура.

После продолжили обучение солдат. Дата начала операции приближалась, приближалась как дата казни — я понимал, что не могу своих солдатиков обучить всем премудростям, что меня ужасно расстраивало — но ведь нельзя втиснуть в месяц десять лет обучения! Приходилось преподавать самое важное, самое необходимое. И так все наши офицеры выкладывались по полной, да и не только наши, местные тоже увидев, как работают наемники, впряглись в лямку и тащили как лошади. А им посложнее, они не только солдат гоняли, но и сами учились. Странно, подумав, я пришел к выводу, что проще всего обычным рядовым — они отвечают только за себя. Хотя и тут тоже, паршивый солдат не только себя погубит, но и товарища может подвести. Несколько раз из солдатских палаток я слышал разборки, когда старый состав нашего батальона учил уму-разуму молодежь. По идее я должен пресечь это, но даже и не думал это делать — если солдат не понимает, почему его заставляют учится, сослуживцы ему объяснят. Иногда кулаками. Если и после этого не поймет, что ж, убьют его быстро. Враг он естественный отбор проводит резво.

В итоге, месяц пролетели как-то очень быстро. Сначала время тянулось очень медленно, а пролетело! Лето начало клониться к осени, но это только по календарю, жара стаяла такая, что не приведи бог! Я даже стал сомневаться в своем предвидении, снег на перевале в такую жару? Нет, это фантастика! Однако полковник принял мои слова очень серьезно, все солдаты получили по два комплекта зимнего нательного белья и портянок, у каждого была шинель, офицеров Сальве тоже вздрючил, те кто не захотел таскать с собой тяжелую шинель должны были предъявить модный, очень популярный в этом сезоне полушубок. Волчьего меха. Так как я нашего торговца слегка коррумпировал — подарил ему трофейные часы, он мне подогнал не просто дубленку, а белого волка. Говорил, что генеральская.

Хотя, по уму я и в одной рубашке мог бы через перевал пройти. По сути, что мне холод? Но нельзя, во-первых, пример дурной. Во-вторых, зачем привлекать к себе излишнее внимание? В общем, захватил я дубленку, да и шинель решил прихватить. Поручил ее своему новому ординарцу, Овсянко порекомендовал мне помора, Трофима. Мужик был уже немолодой — под сорок. Практически вдвое старше меня! Из госпиталя попал к нам, левая рука у него плохо работала. Посмотрев на это дело, я нашел ему три шарика от паровозных подшипников и наказал катать в руке, разрабатывать ее. Если усердно будет делать, рука восстановиться. Мужик поверил офицеру, стал ее разрабатывать и уже через неделю, к своей радости, почувствовал, что рука работает много лучше. После этого он внимал мне, как посланнику богов, ведь я сделал то, что важные медикусы в госпитале сделать не могли! Знал бы он, что реально я мог бы одним плетением сразу восстановить ему подвижность руки. Но нельзя, не стоит слишком светиться, да и лучше так, через боль и труд, это всегда больше цениться.

Некоторые бойцы из старого состава знали, что я могу лечить, заговаривать раны, но точно никто ничего не знал — фельдшера и их помощники из санитарного взвода, которые видели мой сеанс лечения, не пережили штурма. Всего один снаряд 420 мм "Большой Берты" — нет санитарного взвода! Печально, но тогда я попалился, такое местным показывать нельзя. Теперь я просто помогал по мелочи: при зубной боли, обезболивая воспалившееся место, после чего посылал бойца к врачу, или растяжение подлечивал, делая вид, что что-то нашептывая. К этому местный люд привычен, особенно из деревни. Один раз была забавная сцена, ко мне пришел один из прапорщиков, из студентов, у которого очень болел бок — воспаление нерва, обычное дело. С ходу начал мне задвигать, о том, что не верит во все эти суеверия, есть только наука, но вот гадость — врач не хочет давать ему морфин. Может поможете капитан? Вдруг.

Я усмехнулся и наложил малое восстановление — этого хватило, чтобы снять боль, привести мышцы в порядок и снять спазм. Прапорщик крайне удивлялся, "Но ведь, Виктор Сергеевич, вы даже не прикоснулись ко мне! Не чисто в этом что-то!" Я объяснил, что есть пока неизвестные науке энергии и излучения. Есть люди, которые могут ими управлять. На самом деле все в высшей степени научно, просто сама наука пока не дошла до этого. Прапорщик успокоился. Отчасти, после этого ходил за мной с блокнотом и постоянно что-то там записывал. Это теперь либо мой летописец, или апостол. Даже не знаю, что хуже!

В общем так нежелательный и так ожидаемый момент наступил. Мы заняли окопы, в которых сидели солдаты обычной строевой части. Эти не выглядели живыми тенями, чувствуется с австрийцами воевать попроще. Да и уже конец лета, а не весна. Солдаты смотрели на нас как на смертников. Пару раз наших даже перекрестили, на что гренадеры только посмеивались. За полтора месяца они поверили в себя. Поверили в свое всемогущество. Что хорошо, кураж им не помешает. Но не стоит быть излишне самоуверенными. Пришлось даже устроить им показательную порку, в которой мои офицеры плюс наемники, одолженные у полковника, с деревянными кинжалами, атаковали солдат батальона, вооруженных также, и показали им класс. Нечего зазнаваться. После моей порки, устроенной солдатам, пришлось повторить это для других батальонов полка. Сальве моя идея понравилась.

В траншеях мы не собирались обживаться, утром имперская артиллерия начала ураганный обстрел австрийских позиций. Снова долбежка тяжелыми снарядами по траншеям и укреплениям. Теперь я уже не воспринимал это столь негативно — чем больше взрывчатки и стали уйдет в австрийские порядки, тем проще нам будет их взять. Дальше нам будет очень не хватать артиллерийских ударов, через перевалы мы сможем протащить только легкие пушки. Артиллерия работала двенадцать часов, пришлось дремать под этим шумом, а после нам дали команду атаковать. Вражеские траншеи мы заняли практически играючи. Во-первых, здесь австрийцы не слишком зарывались в землю. Во-вторых, снаряды сыграли с ними дурную шутку — австрийцы были оглушены, и решительно не могли отразить нашу атаку. В-третьих, они не были германцами. Солдаты разноплеменной империи, которые не слишком довольны имперским центром — плохие солдаты. Германцы покрепче. Траншеи заняли практически без потерь.

Я хотел послать Трофима к Овсянко, но тот сам ко мне подошел.

— Фельдфебель, нужны пулеметы. Очень нужны — успех наш зависит от них. Остальные трофеи тоже нужны, сам понимаешь, но пулеметы могут спасти наших солдат. Так что, пусть твои трофейщики носом землю роют, но пулеметы добывают.

— Так точно! Сделаем.

— Вот и хорошо.

Очень быстро сквозь наши порядки прошли другие батальоны нашего полка, потом другие полки нашей армии, стремясь быстрее пробиться через австрийские части, выйти на оперативный простор и приступить к окружению их. Теперь мой батальон шел в тылу наступающих войск. По крайней мере, фронт австияков мы прорвали. Пулеметов наши трофейщики не обнаружили, что меня несколько расстроило. Нашли несколько разбитых Шварцелозе, но зачем мне останки пулемета? Тем более такого уродца, хотя мне быстро объяснили, что несмотря на уродливый вид, австрийский пулемет очень неплох.

Подойдя к нашим раненным, среди которых и тяжелых-то не было я не светясь особо наложил на них плетение исцеления, чтобы побыстрее выздоравливали. Сразу за этим через наши позиции штурмовики, одетые на этот раз в кирасы — имперские военные власти решили, что для уменьшения числа потерь лишние несколько килограмм — не большая проблема для солдата, и не слишком большое обременение для военной промышленности. Первыми в кирасы одели именно штурмовые полки, гренадеры, которые тоже использовали в этом качестве планировали экипировать этим полезным предметом во вторую очередь. Как говорил Сальве к началу зимы, и мы получим кирасы. Молодой прапорщик, который командовал конвоем подошел ко мне и передал приказ нашего полковника выдвигаться, дальше. Наши войска уже добрались до предгорий. Карпаты возвышались перед нами, синеватые, в туманной дымке, многие вершины и в самом деле были полностью покрыты лесом. Не такие уж и высокие горы, тем не менее горы. Теперь нужно как можно быстрее взять перевал, если австро-венгры укрепятся там их долго придется будет сковыривать с позиций в теснинах — без артиллерии не справимся. А подтянуть туда пушки серьезного калибра будет тяжело, с собой мы тянули лошадками исключительно дивизионные трехдюймовки.

За нами уже двигались стрелковые части 8 армии и какие-то кавалеристы — я не слишком силен в эмблемах местных подразделений, тем более кавалерийских частей, мне для выполнения задания это не нужно, вот я и не интересовался. Зато я четко знал, что 11 армия на перевалы за нами не пойдет, она займет оборону здесь, в Прикарпатье и будут сдерживать австрийцев, чтобы они не смогли нас отрезать от снабжения. За спиной уже порыкивали моторами американские грузовики и саперы спешно прокладывали для них дорогу через бывшие австро-венгерские окопы. Грузовики, очень удачно приобретенные Российской Империей, которые способны легко пройти по перевалам и везти с собой необходимые нашей второй ударной армии боеприпасы и продукты. Кстати, частично тоже американские и аргентинские консервы.

К вечеру мы нагнали свой полк, который остановился на ночь в предгорьях, в то время как уфимцам снова не повезло — по плану они должны побыстрее захватить перевал, чтобы противник не успел там соорудить заслон, поэтому ускоренным маршем шли вверх. Устав за этот день и не слишком выспавшиеся прошлой ночью, под грохот артподготовки, наш полк даже не ставил палатки, просто устроились кто на чем, солдаты чаще всего спали на шинелях, ими же и укрывались — если расстегнуть хлястик, это вполне удобно получалось. Я для таких ночевок приобрел в лавке пуховый спальник, по спал прямо в одежде поверх него.

Утром перекусили всухомятку консервами с сухарями, запивая все это водой из небольшой речушки, стекающей с гор, быстро построились и двинулись дальше, уже, собственно, в горы. Эти горы недаром называют Лесистые Карпаты. Или Лесные? Не важно, все более-менее удобные склоны поросли лесом, частью лиственным, частью хвойным. Очень красивые места. Реально, я видел много разных мест, видел и горы, здесь не было красоты молодых горных массивов, величественных гор, с отвесными склонами и скалами, устремленными вверх, где есть только одна дорога: к небу, к вечным льдам, и дорога эта трудна, со всякими специальными горными приспособлениями и в связке. Где вершины, на которых трудно дышать с непривычки, и вода закипает чуть ли не от тепла человеческих рук (я, конечно, загнул, но там кипяток в жестяной кружке можно спокойно держать в руке — она не обжигает, и дрова горят плохо, слишком разряженный воздух). Здесь умиротворяющая красота, невысоких, заросшим лесом гор, где уютные, заросшие долинки, невысокие, пологие вершины. Ощущение — если австрияки успели сообразить и смогли перевал перекрыть в узком месте, можно подняться на горку и с нее раздолбать их укрепления.

Еще один дневной переход, все вверх и вверх, солдатам тяжело, они, хоть и гоняли их немилосердно, к такому не привыкли. К вечеру уже не шли, почти ползли. Нам, наемникам попроще — нас гоняли много сильнее. Местным офицерам похуже чем солдатам, многие хватая ртом воздух, всю поклажу отдали солдатам, что покрепче. Френчи у них мокрые, а у солдат на гимнастерках только мокрые следы от подмышек, но на полспины.

Вечером снова остановились в долинке, перекусили, разложились и отрубились. Я немного посидел у костра с караульными, попил чаю с шоколадом, после тоже пошел спать. Но спал я не долго. Я снова не стал раскладывать спальник и среди ночи проснулся от того, что стало как-то прохладно. И звук канонады, что ли? Сев на своем спальнике, я кулаками протер глаза и посмотрел в сторону, откуда доносился шум. Какая канонада! С запада на нас надвигался облачный фронт, снизу подсвеченный ярко-голубыми вспышками молний! Боги, я и сам забыл о своем предвидении, а вот оно и грозит нас накрыть!

— Караул, поднимайте батальон! — посмотрел на часы, три ночи с копейками, один черт, скоро рассвет. — Идет гроза, за ней будет снег, понижение температуры. Всем переодеться в зимнее белье, портянки байковые, что бы ноги не отморозили. Скоро и нас накроет, думаю, через минут сорок здесь будет. И шинели пусть надевают, по шерсти вода стекает, не сразу промочит. Пошли, пошли!

Батальон заворочался, начал шевелиться с матами и руганью. Куда будить ночью, дайте отдохнуть, но посмотрев на запад даже самые недовольные замолкали и начинали двигаться быстрее. Я послал Трофима к командованию полка, пусть тоже готовятся. Вскоре меня вызвал Сальве.

— Что думаешь — то?

— А чего думать, температура с каждой минутой падает, на нас эта облачная махина движется. Полагаю, нужно накормить солдат и двигаться дальше, к перевалу. Как там кстати?

— Взяли его. Даже не взяли, заняли — был небольшой пост егерей, увидев наши полки те просто по-быстрому сбежали. Хотя могли нам крови попортить, у них собой два пулемета было и четыре горных пушки. Немцы бы так не ушли, выпустили все что могли по наступающим, потом только ушли. Захватив все, что только можно унести с собой. Эти не только пулеметы, даже прицелы и затворы на пушках оставили! Ладно, полку, подъем! Народ покормить, через полчаса выдвигаемся к перевалу. До него полтора часа осталось, ели бы не напасть это — легко бы прошли, здесь уже подъема почти нет. Ну а дальше вниз и вниз…

Я вернулся к своим и передал им слова полковника, что теперь почти по ровному месту пойдем. Вот только под дождем, а потом и под снегом. Спускаться скользко будет.

— Ваш бродь, ведь взопреем в зимнем-то! — кто-то из солдат вспомнил устаревшее обращение к офицерам.

— Я вам поблогородькаю! Смотри дурак туда! Это снеговые тучи идут, и температура, упадет в минус. Всем одеть шинели, пока можете не застегивать верх. А не наденете — померзнете к чертям. Ветер там ураганный, снег, мокрые сапоги, завтра половина с температурой лежать в лазарете будет. Так что доедайте, и одеваться. И если хоть чихнет кто — прикажу Трофиму удавить того.

Трофим улыбнулся и показал в темноту кулак. Ну не пудовый, врать не буду, но полпуда потянет. Из темноты донеслось:

— Ну раз тампарутура, тогда да. Одеть придется. — подозвав к себе Овсянко я презентовал ему английский дождевик, такой-же одел на Трофима. Всех на свои деньги я одеть не смогу, но хоть самых важных для меня людей…

И мы, плюнув на горящие костры — скоро их и так затушит, построились и вместе со всем полком двинулись покорять перевал. Благо покорять его уже не требовалось, он нами был уже покорен практически. Спустя четверть часа на нас обрушился пронзительно холодный ветер с дождем, молнии теперь били не в отдалении, они ветвящимися столбами до неба садили практически рядом с нами, ударяя в вершины гор, одна ударила в дерево справа и то занялось огнем, который вскоре сбил ветер и окончательно затушил дождь. Мы шли через это светопреставление, через бьющий в лицо дождь, под ветром, который, казалось, готов сдуть нас на фиг с горной дороги. Вскоре я почувствовал, что в лицо ветер бросает уже не дождевые капли, а вполне себе зимнюю порошу. Она секла лицо, я чуть уплотнил кожу — я, конечно "слуга царю, отец солдатам", но, если могу снизить неудобства, почему бы и нет?

Спустя еще неопределенное время — его стало сложно ощущать, в этой круговерти снега и ветра, ощутимо похолодало. Вот и оно, то, что я видел в своем видении, снег, холод и войска, которые идут по горной дороге. Но теперь у войск есть возможность дойти куда нужно, без обморожений и простуд.

В какой-то момент, уже после рассвета, ко мне подошел Сальве и прокричал:

— Ну что, все как ты говорил!

— Нет, не так! — перекрикивая ветер ответил я, — там были замерзающие войска, а у нас хоть и мерзнут солдаты, но не замерзают. Да и идем ходко, с таким темпом люди не померзнут. Меня беспокоит, как отдыхать будем.

— Не ссы, все будет пучком! Выйдем за фронт бури — будет область затишья. Я после твоего прогноза выяснил, как здесь такие атмосферные аномалии протекают. Там остановимся, запалим костры, обсушимся, покормим солдат мясными консервами. Может даже дадим подремать часа три. Все хорошо будет.

— Ну коли так, только рад. Боюсь только, машины отстанут — не возьмет техника заснеженный перевал.

— Об этом дядя Сальве тоже побеспокоился. Там не только машины идут, там и лошадки груз тянут. А эти пройдут, обязательно. А машины потом подтянуться. Кроме того, приказал колеса цепями обвязать — есть такая фишка, на бездорожье хорошо помогает.

Как это обвязать колеса цепями, чтобы это помогало двигаться, я представить себе не смог. Странное что-то. Но посмотреть нужно — опыт лишним не бывает.

Вскоре ветер почти утих, только слышно было, как солдаты идут вперед, меся жидкую грязь, которая скрывалась под тонкой ледяной корочкой. Увидел подходящую долину, и из головы колонны раздалась команда останавливаться, разводить костры сушиться и принимать пищу. Обернувшись, я понял, что перевал мы миновали, я сам не заметил как. Ну и слава богам. Снял дождевик, постелил поверх вещмешка, присел. Не слишком устал, больше волновался о своих людях. С ними все хорошо, так что можно расслабиться.

Кашевары приготовили нормальную горячую пищу — после такого перехода это было необходимо. Я с котелком каши с мясом посмотрел на редкое явление природы, траву, кусты и зеленые деревья, скованные леденёным панцирем. Даже цветы подо льдом. Красиво. Природа такая затейница! Подошел мой заместитель подпоручик Фриз, отрапортовал, что солдаты в порядке, померзших нет, не смотря на мокрые сапоги, даже ноги никто не сбил. Научились правильно портянки наматывать. Теперь перемотали на сухую сторону, а вечером, когда в предгорья спустимся, все посушат у костра.

— Не знаю, как получится. Мы сейчас в зоне затишья, ниже опять в ураган попадем. Может придется и ночью идти, под ветром, в снегу и при низкой температуре будет не до обсушивания. В общем, спустя часа два, как ветер опять начнет усиливаться, останавливаем бойцов, меняем портянки на свежие, заставляем поменять рубаху от нижнего белья, и вперед, и вниз. До победного, пока из зоны урагана не выйдем. Сушиться и прихорашиваться, боюсь придется уже внизу.

— Внизу — так я внизу. Я доведу ротным ситуацию.

— Давай.

Полк снова построился и пошел вниз, в муть, которая закрывала предгорья. В снег, пронизывающий ветер — температура объективно не такая уж низкая, но вместе с ветром, становится очень неприятной. Тут главное не останавливаться, идти вперед, пока двигаешься — не замерзнешь, солдат предупредили, приглядывать за соседями, а уж унтера и так обязаны этим заниматься. Так и спускались, глядя в спины идущих перед тобой. Вот на что смотрели самые первые? Прямо в этот снежный, мутный круговорот? Или под ноги себе, в не успевшую замерзнуть дорожную грязь, кое где припорошенную снегом? Наверное. Армия, ничего не поделаешь, приходится делать то, что в обычной жизни никогда и не подумаешь. Идти на пулемет, если прикажут или идти в эту снежную круговерть, которую, по уму, лучше переждать под крышей. Но крыши нет, есть путь вниз, на земли равнинной Венгрии, двуединой Австро-венгерской Империи.

Шли мы действительно, практически всю ночь. Выдыхаться стали даже самые выносливые и неугомонные, двигались вперед просто потому, что понимали, остановился — замерз. Или просто тупо передвигали конечности, потому что все идут. Не знаю, я тоже вымотался, но до предела было еще очень далеко — в Корпусе и не такое приходилось преодолевать. На западе, куда мы шли стояла еще глубокая тьма, а на востоке разгоралась серая полоска свету — скоро утро, и взойдет солнце, которое мы не увидим, над нами тучи, которые еще не раз польют нас дождем, но самую бешенную часть урагана мы минули.

Полк встал возле еще одной долины, где не прогорели еще до конца костры, оставленные подразделением, которое ни свет не заря подняли командиры и погнали вперед, сначала в направлении Кашау, а потом на Сатмар-Немети, в направлении румынской границы. Они пошли, на их место добрел наш измученный непогодой и длинным переходом полк. Назначенные командирами более-менее бодрые солдаты пошли с топорами в ближайший лесок, за дровами, я присел у не до конца погасшего костра, посмотреть карту. Сейчас мы где-то между Зборо и Свидником. Фрмально это еще Карпаты, хотя уже не горы, так, предгорья. Пока это не Венгрия, хотя и Территория двуединой Империи. Венгрия чуть восточнее, думаю там уже шуруют полки нашей штурмовой, армии. И передовые части должны быть уже часах в четырех от нас. До следующей точки маршрута, Вранова пешком около 60 километров. Реально, без боев пешим ходом можно преодолеть километров сорок. Так что в эти сутки мы его должны взять. И там, есть вероятность, что передовые части ввяжутся в бой — может быть, что австрийцы не попробуют оборонять города по нашему маршруту. А может здесь еще не успели сориентироваться австрийские командиры. Посмотрим. Дождавшись, когда все устроятся на сон, командиры назначат караульных я расстелил свой спальник поверх дождевика и уснул.

Проснулся в районе полудня, мир окутывали плотная серая пелена. Хорошо, хоть дождя не было, земля успела слегка просохнуть. Как только проснулся, меня атаковал Овсянко. Он так волновался, что перешел на отмененное уже обращение:

— Ваш бродь, пойдемте, что покажу!

— Что там?

— Давайте покажу, а то неинтересно будет, — и повел меня на триста метров в сторону, где стояли какие-то большие сараи.

— Ну и что здесь?

— А вот смотрите, — сказал он и распахнул ворота одного, даже не сарая, а скорее ангара.

Приглядевшись, я присвистнул. Да тут мой фельдфебель нашел не просто сокровище, а золотую жилу! В тени ангара стояло три, нет, четыре бронеавтомобиля, на широких ребристых колесах.

— Это же лучше, чем просто пулемет?

— Это гораздо лучше! — я открыл отделение водителя и посмотрел, да, сделан на базе грузовика, вполне приличное противопульное бронирование. Пулемет Шварцелозе в поворотной башне. При чем боекомплект присутствует, плюс патронные ящики приторочены сзади, и дополнительное бронирование, и боезапас. Открыл крышку бензобака, взял веточку проверил уровень — да под завязку! То же и с другими машинами. Осмотрел другие сараи, нашел два бензовоза, две машины с боеприпасами и одну с инструментами и запчастями. Как, как австрийцы смогли оставить такой подарок нам? Ума не приложу.

Сел на место водителя и выехал во двор. Крикнул Овсянко, чтобы предупредил личный состав — пусть не пугаются, свои.

— Да личный состав и так знает. Не я же бегал его искал! — ответил Овсянко.

— Ну боги в помощь, сказал я, — повернул ручку, завел машину и поехал в сторону, где находилось командование полка. Обзор не очень, но чего придираться к такой архаичной машине? Там случилось короткая паника — бойцы, увидев австрийские кресты на броневике, приготовились открыть огонь, но я, не доезжая до них остановился и вылез из броневика.

— Вот, господин Сальве, что завалялось в тех складах, что мы вчера не стали осматривать! — сказал я, забыв о субординации.

— Мнэ… и много там такого добра?

— Еще три боевые машины, еще пять грузовиков. Два бензовоза, два с боеприпасами и ремонтная летучка.

— Э, круто, — полковник не мог привести в нормальное состояние выражение своего лица. — Блин, ну не может быть такое, по разведданным нет у австрийцев бронетехники!

— Но мы видим ее, отсутствующую у них технику!

— Так. Прокопович!

— Я!

— Обшарить все. Если найдете еще чего — выгоняйте. Уверен, среди моих офицеров есть способные сесть за руль техники?

— Так точно, — раздалась разноголосица.

— Сдаем дела заместителям, садимся за руль, э…. агрегатов, садимся и в пулеметную башню лучшие, вы слышите — лучшие из пулеметчиков! Садимся за руль грузовиков. Хотя нет, ищите среди личного состава. Нечего офицерам бензовозы водить!

Отведя меня в сторону Сальве взял меня за пуговицу, и начал мучить:

— Нет дан Хали, ты объясни мне, почему именно ты полез в эти сараи, почему нашел броневики? А? Почему тебе так фартит?

— Не знаю я! Вы сами знаете, нас боги не любят! А вот Фортуна почему-то, иначе. Да и не я нашел, я поставил Овсянко задачу — пулеметы искать. Вы-же у меня все отобрали!

— Ага, отобрал девять — подогнал сорок шесть. Мне бы кто так менял, серебряный на золотой!

— Господин полковник, там нашли еще три машины. Два грузовика и, сказали Спано-Суизу. Но плохая машина, без крыши. — блин, фартит не мне, фартит полковнику, он и тут нашел для себя кабриолет!

— Нормальная машина. Не обижай мою девочку! Наконец, поеду как человек, в авто. Возьму с собой своих штабных. Тебя, дан Хали не возьму — если бы ты мне пригнал кабриолет а не это чудовище, взял бы. А так поедешь на бронеавтомобиле!

— Не очень то и хотелось. Броневики мне краше. Я так понял, что вы их оставите моему батальону, а то мне без пулеметов как-то спится плохо?

— Но-но, только без грязи! Броневики — механизированный взвод полка. Всем пригодится. А если серьезно, Прокопенко!

— Я здесь, господин полковник!

— Выясни, если есть среди солдат заболевшие, на грузовики. Плюс станкачи, минометы в грузовики. Ну и что там из тяжелого, разгрузить солдат. Побыстрее пойдем хоть немного. Вик, не знаю, какие у тебя отношения с Фортуной, но эти бронеавтомобили — подарок небес. Теперь нам пробиваться сквозь оборону австрияков будет не в пример легче. Идти нам еще долго, молю тебя, ты еще пошукай по округе, вдруг штурмовик найдешь, если врага с неба причесать — не война, а сказка будет!

— Есть искать штурмовик!

— Иди уже, со своим юмором. Надоел.

Нет, это он меня подколол, и я "со своим юмором"? Хотя грех ругаться, эти броневики, реально не просто козырь нашего полка, это козырь всей армии. Если правильно используем. Но думаю Сальве не даст это дело использовать плохо.

На броневике я не поехал, хотя и мог, как причастный к находке. Пошел со своим батальоном, мне этот марш дается много проще, некоторых наших офицеров уже стоит переносить на руках. Не привыкли к такому. А я пошел рядом с Овсянко, слушая его измышления, почему бросили такое ценное имущество. Сам полагаю, что просто стояла техника под охраной обычных солдат, караульных. Эксплуатанты не успели приехать. А солдаты что — они не шоферы, уехать на ней не могли. Вот и бросили все при нашем наступлении.

В этот раз мы шли с полудня приблизительно до полуночи, останавливались уже в полной тьме, нужно было догонять передовые части, уважительные причины в виде снежного шторма на войне как-то не катят. Переночевав, двинули дальше, но вскоре нас догнали машины, которые преодолели перевал, и как это очень редко бывает в солдатской жизни, их оказалось достаточно, чтобы поставить полк на колеса, а это значит, что мы будем двигаться не жалкие 4–5 километров в час, а 30. В шесть раз быстрее. И это прибыли только американские, высоко проходимые грузовики, а дальше через перевал пойдут российские, с балтийского завода, проходимость у которых похуже, зато скорость побольше.

К вечеру мы преодолели около ста пятидесяти — ста семидясяти километров и оказались на окраинах городка Хальми. Неожиданно, но практически без боев мы прошли весь необходимый путь, другие полки нашей армии двигались несколько левее, ближе к Карпатам, это мы рассекали по Венгрии, как по бульвару, им кстати, пришлось вступать в столкновения с частями германской южной армии, которые перебрасывали с фронта. Немцы, измотанные переходом, сталкивались с тоже несвежими нашими частями, но много превосходящими их. Командирам противника стоило бы собрать солдат в кулак и попытаться остановить наше продвижение, но они посылали чуть ли не взводы против полков. Естественно их просто втаптывали в грязь. На этой войне тупили все. Проявляли редкую тупость Имперские командующие, послав нас штурмовать Кенигсберг. Тупили немцы, тупили австрийцы. Одни мы на белом бронеавтомобиле готовились взять штурмом Берлин. Шутка, если кто не понял.

Следующий день выводил нас прямо на румынскую границу. Перед полковником стояла дилемма. Полностью закрыть котел, не дав австрийцам и германцем возможности уйти в Румынию. Или оставить им такую возможность. Тогда у Фридриха I будет большая мотивация вступить в войну. Что лучше — бог знает. Сальве решил дойти до границы, а потом замыкать кольцо окружения. Только учтите — кольцо было очень условным, за нашими спинами на сотню, если не больше вообще не было русских войск, отсечные армии двигались много медленнее нас.

Достигнув румынских пограничных постов, мы узнали, что царь принял решение и вступил в войну на стороне стран Сердечного Согласия. Узнав об этом, полковник приказал сгрузить румынам около двух тысяч австрийских винтовок и некоторого количества боеприпасов. Ведь они были вооружены в основном устаревшими однозарядками. А так хоть небольшая часть солдат получат современное оружие. Но Сальве не был бы наемником, если бы не получил за это профит. Он предлагает современное австрийское оружие, за это он хочет получить то, что нужно ему. Переговоры были проведены очень быстро, мы получили около тысячи лошадей со сбруей. И наш полк вдруг превратился драгунско-механизированный. Частично. После чего Сальве повел его на сначала на 5 кавалерийскую дивизию, которая стояла на стыке трех границ и которую мы заставили капитулировать очень быстро, а как не сдаться — с одной стороны на вас идут четыре броневика, которые не поддаются вашему огню, с другой стороны атакуют терские казаки, и развертывается полк страшных русских гренадеров! Немцы не выдержали и потекли на румынскую сторону, они пока на знали, что Румыния тоже вступила в войну. Так что румыны их разоружили, получив еще немало прекрасных немецких кавалерийских карабинов. Но лошадьми им снова пришлось поделиться — а то мы бы просто не пропустили немцев на их территорию, не отдали бы им их оружие. Румыны понимали, что вооружение их современным оружием в принципе важно для Российской империи, но не слишком важно для отдельно взятого 9 гренадерского сибирского полка. После этого мы практически полностью превратились в конно-гренадеры, которых в русской армии не было уже более ста лет.

После этого нам не оставалось ничего, кроме ка ударить во фланг 5 австрийской армии. Чего она никак не ожидала, ведь справа от нее стояли германцы, стойкие и упорные солдаты!

Однако германцев заставили сдаться, и теперь мы неумолимо накатывались на правый фланг пятой армии. И тут даже стрелять по врагу чаще всего не было необходимости. Мы просто демонстрировали атаку на австрийские траншеи — ведь они ожидали атаки по фронту, из-за перевалов, а тут русские справа и практически уже в ваших порядках. При чем их очень много — дивизия терских казаков, плюс гренадеры и бронеавтомобили. Австрийцы сдавались, часто даже не начиная стрелять. Тем более, что здесь кроме офицеров, собственно австрийцев практически не было — чехи, словаки, словенцы, поляки, венгры. Погибать за Австрию они не хотели. Мы оставляли за спиной огромные лагеря военнопленных, а румыны, которые осторожно шли за нами, принимали их и забирали современное вооружение, которое много превосходило их однозарядные винтовки системы Бердана. Мы забирали только пулеметы и всякие приятные ништяки: пистолеты офицеров, часы, бинокли и подобное. Фонд нужно пополнять! Так мы разоружили практически половину австрийской 5 армии. После чего пришлось встать на привал — солдаты устали. Кавалерийские части начали расползаться, занявшись своими делами, операциями на коммуникациях врага.

Утром мы пошли дальше, сжимая кольцо, с левого фланга встретились с частями третьей армии, которые занимались контролем внутреннего кольца окружения австро-германских частей в нашем котле. Перекусив и приведя себя в порядок, вскоре сошлись с 30-м полком пензенских штурмовиков, которые тоже давили 5 австрийскую армию. Наше командование, поговорив с пензенцами, пришло к решению — вперед пошли наша бронетехника с прикрытием из пензенцев, у них все-же есть кирасы. Враг, встретившись с техникой выбросил белый флаг. Их мы снова передали румынам. Однако у них появилась проблема — оторвались от линий снабжения, у румынов стало заканчиваться пропитание, пришлось отдать им часть затрофеенных запасов. Если так пойдет дальше, то от их присутствия не будет никакого толка. Снабжать их нормальным оружием, да еще и кормить? Слишком затратный союзник. Мы пошли дальше, впереди еще много австрийских частей.

Но повооевать с австрийцами дальше нам не удалось — дальше они просто сдавались, увидев первого русского солдата. Видимо понимали, если мы приперли их с тыла, и с обоих флангов, трепыхаться уже нет смысла. Пятая армия сдалась. Половина дела сделана, сейчас пленных солдат команды наших полков отправляли в тыл через перевалы. Кстати, наконец выглянуло солнце. И снова стало понятно, что сейчас не поздняя осень, а сентябрь. Что с одной стороны крайне радует, а с другой стороны, сентябрь означает, что активные боевые действия могут продлиться еще месяца два.

Немецкую армию тоже принудили к сдаче. Увидев, что они против трех российских армий, немцы предпочли сдаться. Они очень серьезные враги, но видя бесперспективность сопротивления, сдаются — если не видят смысла в борьбе, не воюют. На мой взгляд, хороший подход, для врагов. Воюя за своих, я предпочту сражаться до конца. Но это мой взгляд.

Мы сидели на венгерских землях и гадали, куда нас кинут дальше. Скорее, на столицу Венгрии. Хотя там собираются австрийские войска. Слишком сладкие варианты открывает такой удар. Вариант марша на Загреб — не очень интересен. Конечно, сербы союзники, но атака туда не дет никаких преимуществ. А это война преимуществ. Наши офицеры ставили 10 к одно за атаку на Бухарест. Я в спор не влезал, но мне тоже казалось, что это весьма сильный ход. Тем более, что мы сидели в землях Венгрии, где все было расстроено нашими конниками. Атка на Бухарест — вполне реалистичный ход. Но посмотрим.

Потери наша армия понесла небольшие. Отказавшись от стратегии давления во все стороны, вытесняя врага, мы били в слабую точку, после чего врага охватывали и принуждали к сдаче. Где-то, на западном фронте так пытались воевать армии цивилизованных народов: французы, немцы, англичане. Удивительно, но с нашим прибытием на поле боя именно так стала воевать и добиваться успехов "азиатская" армия Российской империи. Европейская пресса недоумевала, как, эти лапотники за полгода смогли провести два стратегических окружений армий противника, пленить около 2.5 миллионов австрийцев и немцев. Невероятно! Небо упало на землю и раскололось!

А мы в это время сидели в двухстах километров от Бухареста и начинали скучать. В наше расположение наведывались кавалеристы, рассказывая, как они пощипали австрияков или немцев, которых германский генеральный штаб начал выводить из Венгрии, полагая, что ее придется оставить. Возможно. Тем более, что оборонительные сооружения враги стали сооружать вокруг Бухареста. Ведь если мы рванем вперед, нам от Бухареста всего двести километров до Вены, столицы австрийской. А это угроза выхода союзника из войны, чего германцы допустить никак не могут. Хотя, пройти с боями четыреста километров до Вены мы не смогли бы.

Но за полторы недели сидения в Дербеценах к нам подошли все отставшие подразделения. Мы снова стали высокомобильной армией с поддержкой крупнокалиберной артиллерии. Поскольку наш полк теперь конногренадерский. Так уж получилось, наши грузовики забиты боеприпасами, продуктами и прочими припасами, необходимыми для ведения маневренной войны. Благодаря Сальве в нашей армии появилось и два конноштурмовых полка. По сути, мы стали этакими драгунами, которые, стоит признать, в конном строю не смогут действовать эффективно. Доехали до поля боя на лошадках, спешились, а уж потом дали врагам!

В общем мы были готовы к бою, и нас отправили, командование решило, что Бухарест нам пока не по зубам, но помочь союзнику — Сербии мы можем. Целой армии для этого многовато, отправили дивизию, отданную нашему командиру, Сальве. Он хорошо показал себя, удачлив. Пусть повоюет за империю.

Кроме нашего 9-й сибирского гренадерского полка, с нами были уфимские штурмовики и штурмовой Иркутский полк. Пришлось поделиться лошадьми, получились странные соединения, где в одном подразделении были почти драгуны разных полков, в другом пехота, состоящая из штурмовиков и гренадер. Пришлось Сальве сбивать эти подразделения.

Хотя я пехотинец, все мое обучение строилось именно так, но пришлось принять батальонную группу кавалеристов. Просто потому, что я неплохо держусь в седле, и могу воевать конным, учился этому. В корпусе нас этому учили относительно мало, но гораздо больше, чем профессиональных кавалеристов здесь.

Вот так, перемешав все наши полки, сбив из них новые подразделения нас бросили в Сербию. Решили помочь союзнику, ради которого, собственно, и вступили в войну. Сначала на Сегед, по пути нам даже не приходилось спешиваться, вражеские подразделения просто разбегались, самым сложным оказалось их разоружать и собирать оружие и боеприпасы. Мы уже перестали "собирать полон" — если бы мы это делали, то не добрались бы до места назначения, увязли бы с пленными. Сюда нужно было направлять не штурмовиков, а конвойные части. Которые двигались бы вместе с нами. Пришлось Сальве затребовать их у штаба — не хотелось ему использовать обученные ударные части использовать так бездарно. Штаб согласился и придел нам 2 уральский казачий полк, что было даже лучше, чем стрелки. Охоту за разбегающимися подразделениями врага взяли на себя казаки, что у них получалось много лучше, чем у нас.

В общем все так и происходило, как я предполагал, и как предполагал наш Сальве. Мы продвигались вперед, встречали очередное подразделение австрийцев, принимали их сдачу, сдавали их казакам, а те просто конвоировали их в тыл. Трофеями, которые не заинтересовали нас занимались трофейные команды. Так мы добрались до Нови-Сада, что уже было сербской территорией. Там же мы встретили и сербские части, увидев, что австрийский фронт развалился, сербы просто, прогулочным шагом, освободили большую часть своей территории, ранее оккупированной австрийцами и болгарами.

Теперь у болгар было непростое положение. Мы отсекли их от союзников — австрияков, с одной стороны румыны, с другой — сербы, очень злые сербы.

Наше командование решило, что в эту балканскую разборку лезть не стоит. В балканских претензиях друг к другу можно голову сломать — мы отсекли внешние силы, пусть они сами разбираются. Сербы и румыны смогут разобраться с болгарской проблемой. А нам показали новую цель — сначала Загреб, потом Триест.

Этот поход был очень простым. Мы достигли одной точки, где австрийцы уже были уже разоружены, потом второй, не спускаясь с лошадей и не разворачивая подразделения с грузовиков. Австрийцы, похоже, уже сдались. Сломались. В Триесте мы столкнулись с итальянскими частями. Нам этот город не был нужен, поэтому мы легко оставили его им.

После этого можно было просто идти на Вену. Войск на нашем фронте у врага практически не осталось. Были просто банды. Я на самом деле был в растерянности. Война закончилась, к чему я здесь?

Мое замешательство решил приказ с Фрэгана. Мне доставил его мальчишка — курьер. Наверное, чуть младше меня. Мне предложили вернуться на планету наемников для разговора с Азаархом. А черт возьми кто это? Ладно, вернусь, все пойму.

Пришлось сдать свою кавгруппу заместителю, попрощаться с Сальве, который напутствовал меня, не слишком пугаться Азаарха:

— Он, конечно, страшный, но в глубине души это очень добрый… ящер. Правда, очень большой. И еще рекомендация. Я могу понять, что золотые тебя приняли не слишком хорошо. Но пойми и ты, никто тебя не знает, а тут ты такой красивый и титулованный нарисовался. Просто подумали, что очередной "золотой мальчик" решил в золотой легион прописаться. Решил, что это как раз место для золотой молодежи, которая хочет пощекотать свои нервы "типа боевыми" операциями. У нас такое едва не каждый день происходит. Вот офицеры и выбрали такой способ обламывать таких субчиков. Кстати, передай Перкоффу, нашему штабс-легату этот тубус. — он передал мне запаянный металлический цилиндр. Здесь мои отчеты, на войне всякое бывает, и будет обидно, если я погибну и мои наблюдения уйдут вместе со мной. А в общем давай, не ссы, мы и без тебя надерем задницы германцам!

— Эх, пулеметов жаль! — сказал я. Понимал, что глупость, но очень жалел. Я столько собирал эти Шварцлозе и MG-08!

— Ты о чем?

— Да вот все последнее время собирал пулеметы, готовился к боям за Вену, набрал уже семнадцать машинок трофейных, а теперь даже и не знаю. Даже обидно как-то.

— Да брось, что это за детство, прямо не знаю! Все твои пулеметы пригодятся.

— Да я и сам понимаю, но ведь уже без меня!

— Что поделать. Мы, солдаты, люди подневольные. Приказали — идем, даже если и не нравиться это нам. Даже если мы наемники. Жизнь такая.

— Ладно, господин полковник, разрешите идти?

— Сальве. Для тебя я Сальве, кроме официальных ситуаций.

— Спасибо! Я буду помнить. И рад, что служил с вами. Вы только Овсянко берегите — золотой человек.

— Не беспокойся, поберегу. Ну давай, до встречи!

— До встречи.

После этого я ушел из дома, который занял командир под свой штаб. Пошел к своей палатке, собрал свое оружие, вызвал к себе подпоручика Фриза.

— Вот Александр. Пулемет тебе свой оставляю. Сам видел, очень хорошая машинка, магазины к нему, пистолет.

— Вы что Виктор Сергеевич? Переводят?

— Хуже, Саша. Отзывают.

— А что так, нечто мы воевали плохо?

— Да я и сам не знаю. Сами ведь понимаете, что не отсюда мы.

— Ну это да, такого командира я еще не видел, как вы.

— Брось, теперь сам будешь командовать нашей кавгруппой! Кстати, обрати внимание, вот здесь у пистолетов, перевод огня в автоматический режим. По сути, у тебя не пистолет, а пистолет-пулемет. Если что, может спасти. Единственная проблема — не любят грязи, чистить регулярно нужно.

— Да я с детства с оружием, нечто не понимаю!

— Я тебе Саша вот что скажу. Этот пулемет и пистолет для тебя — билет в безбедное будущее. Такой конструкции здесь еще нет. Сделаешь чертежи, запатентуешь, организуешь производство. Не знаю, насколько обогатишься, но по новизне эти образцы, как изобретение этого британца, Хайрема Максима.

— Ясно, Виктор Сергеевич.

— И береги себя. Береги Овсянко, офицеров наших и солдат. Война кончается, недолго уже осталось. Успехов вам!

— И вам!

После этого я занялся сборами. Но нагрянул Овсянко. И начался второй раунд прощаний, чуть ли не со слезами. Овсянко я подарил свой спальник, дубленку и всякие бытовые мелочи. И выдал пятьсот рублей ассигнациями — для фельдфебеля это невероятно большая сумма. А мне эти деньги не слишком пригодятся. В ответ Овсянко завалил меня самыми лучшими нашими трофеями, среди которых было три сабли, украшенные камнями, десяток пистолетов и револьверов, почти двадцать дорогих часов, хотел всунуть отрезы тканей и даже швейную машинку. "А что, сестре или племяннице какой!"

Пришлось его несколько обломать. Уж отрезы ткани и машинка мне точно не к чему. Зато оружие и часы пришлось принять. Как и очень недурной швейцарский бинокль. А в принципе, может и пригодится. Кстати, оружие, как напомнил Овсянко может и пригодиться — от нашего расположения до вокзала придется довольно долго двигаться на машине по недавно завоеванной территории. Так что оружие пригодиться.

Разумно. Пришлось прикинуть, что из моих трофеев стоит разместить в кобурах. В принципе, есть пара образцов, которые почти по размеру. Огневая мощь будет поменьше, но отбиться от дезертиров можно. А если что, я магию смогу применить. Устроить кровоизлияние в мозг — не каких спецэффектов, а противник лежит и слюни пускает.

Ладно, обо всем буду думать завтра. Дела я передал, вроде, собрался, стоит отдохнуть. Все меняется, война может вестись мечами, может винтовками, но одно неизменно — вечно недосыпаешь.

Утром меня подобрал грузовик, который шел в тылы, его Сальве своим приказом завернул в Тимишоары, оттуда я мог доехать местным поездом до Бухареста, а там в Киев и нанять транспорт до портала. Еще дней пять-семь. Зато отосплюсь.

Утром в грузовик, которым я ехал в Тимишоары, без моего ведома, солдаты по приказу Овсянко загрузили три вещмешка со всякими деликатесами, консервами, колбасами, сырами. Даже консервированные ананасы были. Узнал я об этом только когда мы остановились у обочины с водителем перекусить, что Бог послал. А послал он мне, оказалось очень много.

Еще один этап моей жизни закончился. Еще одна война. Наверное, их еще много будет. Профессию я себе выбрал совсем не мирную. Но для начала мне придется добраться до Фрэгана и понять, а хочу ли я служить в Золотом легионе. Пока у меня очень противоречивые впечатления о нем. И с Азаархом нужно поговорить. Что-то ему от меня нужно. Хотя, я приблизительно представляю, что.

Конец второй книги о лягушонке Маугли.))