Павел Корнев

Хмель и Клондайк. Эпилог

Или Всем нужен Клондайк

Когда у Андрея появилась идея написать книгу о Приграничье, я этому только обрадовался. Мне был чрезвычайно интересен результат. Но вникнуть в чужую вселенную достаточно непросто, постоянно возникали вопросы, обсуждались какие-то детали и неочевидные мелочи. И в какой-то момент Андрей предложил соавторство.

Первую книгу мы написали за месяц. Сюжетные линии постоянно пересекались, требовалось работать быстро, чтобы не тормозить текст соавтора. Было интересно. Случались и споры, некоторые из них даже нашли отражение в тексте. Где-то я принимал аргументы Андрея, где-то он соглашался со мной. Итого четыре книги и в планах была как минимум еще одна. Но не срослось.

Сам я этот подцикл продолжать не буду. Приграничье никуда не денется, но не «Хмель и Клондайк». У этих книг было два автора, и Клондайк – герой стопроцентно крузовский. Его персонажем он и останется. Поэтому эпилог.

Все истории когда-нибудь заканчиваются. Закончилась и эта. И я думаю, она вполне могла закончиться именно так…

1

Утро! Лето! Шум…

Из-за планов по застройке соседнего квартала подрядчик затеял расширение подъездной дороги, и вот уже третий день с рассвета до заката за окнами бара беспрестанно грохотал отбойный молоток. Бригада рабочих в грязных спецовках, респираторах и касках весьма обстоятельно и без лишней спешки сносила оставшийся от разрушенного особняка цокольный этаж. Над пустырем витали клубы пыли, ветер то и дело окутывал ими уличные столики. Посетителей на летней веранде заметно поубавилось, да и в баре тоже аншлагов последние дни не наблюдалось.

Я вытер вспотевшее лицо и взглянул на охватившую запястье серебряным браслетом «Омегу». Без четверти девять – самое время открывать бар. Непривычно весь день стоять за стойкой от звонка до звонка, но Иван был занят, вот и приходилось крутиться самому.

Отперев входную дверь, я вернулся за прилавок, пошарил в кармане карго-брюк и вытащил запаянный пластиковый пакетик. Увы, упаковка оказалась негерметичной, доза порошка набрала влаги и закаменела.

Ну, Виктор Петрович! Ну, е-мое!

Такие деньги за эту алхимическую дрянь плачу, нельзя аккуратней, что ли?

Я помассировал занывшее плечо и взялся за выкидной нож. Сначала пяткой рукояти растолок кристаллическую массу, затем высыпал содержимое пакетика на разделочную доску, выщелкнул клинок и принялся методично измельчать препарат в порошок. Это, конечно, не семь ежедневных пилюль, но тоже мороки хватает…

Через прерывистое грохотанье отбойного молотка с улицы донесся шум подъехавшего автомобиля. Я машинально завел руку за спину и приподнял край фланелевой рубахи, высвобождая рукоять «тауруса». Заодно кинул быстрый взгляд на арсенал под стойкой, но тревога оказалась напрасной. Пожаловал Ермолов.

Бывший начальник пограничной службы, за годы кабинетной службы изрядно прибавивший в весе, оказался в неожиданно приподнятом настроении.

– Привет, работникам общепита! – объявил он прямо с порога.

– Здрав буде, боярин, – отозвался я, убирая руку из-за спины. Затем скрутил из сторублевки трубочку, склонился над разделочной доской и втянул порошок сначала в одну ноздрю, а потом и в другую.

Уф, жестко пошло! Изнутри череп словно металлическим ершиком поскребли.

– Ну ты вообще без палева! – фыркнул Ермолов, расстегнул легкую джинсовку и уселся на высокий стул. – Смотри, возьмут дружинники под белы рученьки…

– Рецепт же… – выдохнул я, помотал головой и вытер выступившие на глазах слезы. – Ты только заказ забрать или выпьешь чего?

Ермолов задумчиво огладил короткую бородку и махнул рукой.

– Наливай! Только бутылочного. Того темного, с этим… как его… с мозаиком!

– Блэк ИПА? Он и на кране есть.

– ИПА-фигипа! Нет чтоб по-русски назвать, – фыркнул Ермолов. – Давай разливное тогда!

Я подставил бокал под кран и принялся качать помпу.

Дословный перевод «черный бледный эль» – тот еще загиб. И «черный светлый эль» звучит ничуть не лучше.

Ермолов принял бокал, вдохнул аромат и сделал небольшой глоток.

– Отличное пиво. Нормальное название есть у него? Без этих ваших «сингл хоп» и прочей лабуды?

– «Черный крест».

– Почему?

– Потому что гладиолус.

Ермолов фыркнул и спросил:

– А сам чего не пьешь? Или тебе и с порошка хорошо?

С порошка мне было… никак.

– Это чисто в медицинских целях, – сообщил я, потирая нос.

– Ну, Слав! И за чем тогда дело стало? Наливай!

Я подумал-подумал и накачал полбокала темного и себе. Но отхлебнуть не успел. Задребезжал телефонный аппарат, пришлось снимать трубку.

– Хмелев слушает, – произнес я, выслушал собеседника и ответил: – Нет, Гордеева нет. Не знаю, когда будет. На днях.

Александр Ермолов навострил уши.

– Нет Клондайка, да?

Я глотнул пива и усмехнулся.

– А что ты хотел? Янтарь ему толкнуть?

Бывший начальник погранслужбы даже от бокала оторвался.

– С чего взял?

– Земля слухами полнится. Говорят, ты теперь янтарный барон.

Ермолов надолго приложился к пиву, потом покачал головой:

– Не, янтарь – это временный этап. Я в таможенные брокеры подался. Есть к твоему соседу деловое предложение.

– О-о-о! – протянул я и не удержался от неудобного вопроса: – Сам в отставку собрался или попросили уйти?

Александр покачал головой:

– Слава! Ну ты как маленький, честное слово. У нас попросить могут только к стенке пройти, никак не в отставку. Гибче надо быть и нос по ветру держать.

Я отставил бокал, пригладил короткие волосы и кивнул:

– Без гибкости никак, да.

Ермолов ответил понимающей улыбкой и вдруг спросил:

– Ты никак хиппуешь?

– В смысле? – не понял я.

– Фенечка же!

Я оправил задравшийся рукав рубашки, из-под которого выглядывали нити с резными бусинами, и покачал головой:

– Просто подарок.

Объяснять, что это изготовленный специально для меня колдовской оберег, не стал. Ни к чему это. Чем меньше людей в курсе, тем лучше.

– Аккуратней, так и до кольца в носу недалеко! – хохотнул Ермолов.

Распахнулась дверь, с улицы ворвался шум отбойного молотка. Вставший на пороге долговязый парень в кожаном плаще и кепке что-то сказал, но его слова заглушил грохот.

– Ехать пора, – повторил он, прикрыв за собой дверь.

Ермолов допил пиво и вздохнул:

– Уже накурился, что ли?

Долговязый поморщился.

– До темноты успеть надо.

– Не парься, если что – в Соколовском заночуем.

– Вот ты, Шурик, простой как три копейки! И за чей счет банкет?

– «Поляна» с меня, не сомневайся, – успокоил Александр спутника, но тянуть не стал и соскочил со стула. – Ладно, Слава, посчитай с невозвратной тарой. И добавь к заказу ящик «Черного креста». Наберешь бутылочного? Мне бы корешу подарок сделать, уважает он темное.

– Сейчас посмотрю, – сказал я и ушел в кладовку. Когда вернулся и выставил на стойку первую картонную коробку, долговязого в баре уже не было, а Ермолов застегивал джинсовку.

– Во дают, джамшуты, – хмыкнул он, явно имея в виду рабочих на улице, – с самого ранья пашут…

Я принес вторую коробку, бывший начальник погранслужбы составил одну на другую и потопал на выход.

– Бывай, Слава! – сказал он, когда я распахнул перед ним дверь.

– Бывай! – усмехнулся я и окинул внимательным взглядом улицу.

Кроме бригады рабочих да Ермолова с приятелем – никого.

Не став задерживаться в дверях, я вернулся к стойке. Тут же, будто нарочно, задребезжал телефон.

– Хмелев у аппарата, – ответил я на вызов.

– Слава, привет! – послышался в трубке голос Артема Гельмана. – Как оно наше ничего?

– Ровно, – отозвался я.

– Давно не появлялся.

– Дела.

– Вот и у меня тоже… дела, – усмехнулся заместитель начальника патруля. – Мне бы с соседом твоим парой слов перекинуться…

– А что такое?

– Не телефонный разговор. Но вообще, на днях объявят очень, просто очень интересный тендер, есть возможность вписаться. Только надо обсудить… так скажем… гарантированный платеж.

– Нет, – с ходу отрезал я. – Коля не по этой части. Он ни в какой криминал не полезет.

– Так все абсолютно законно! – уверил меня Гельман. – Вопрос исключительно в размере… накладных расходов.

– Ладно, – вздохнул я. – Передам, что ты звонил.

– Когда?

– Не знаю. Как увижу, так и передам.

Артем шумно засопел.

– Слушай, я бы к тебе и не обратился, мне напрямую человеку позвонить несложно. Но его ж найти невозможно! В магазине нет, в учебном центре тоже не появляется…

При необходимости Гельман умел вцепляться в человека подобно бультерьеру, поэтому я поспешно пообещал:

– Поговорю завтра или послезавтра. Со дня на день, короче…

– Только не тяни, тендер ждать не будет. И заезжай как-нибудь. Сто лет тебя не видел.

– Заеду, – уверил я собеседника и быстро кинул трубку на рычажки, заметив через стекло тень поднявшегося на крыльцо человека.

Распахнулась дверь, вошли трое. Невзрачный мужчина средних лет с неприметным лицом и два крепких парня. Предприниматель и охранники?

Но тут незнакомец уставился на меня своими пронзительно-синими глазами, и стало ясно: нет, не предприниматель. Взгляд заморозил и лишил воли. Бусины оберегов обожгли запястья, но прогнать навеянное колдовством оцепенение не сумели. Ни рукой пошевелить, ни ногой!

Один из громил по-хозяйски задвинул засов входной двери, второй быстро прошел через зал, посмотрел в коридор и сказал:

– Чисто!

Тогда незнакомец холодно улыбнулся и негромко произнес:

– Господин Хмелев, у меня к вам только один вопрос: где сейчас…

Дзанг! Дзанг! Дзанг!

На стеклянной вставке входной двери зазмеились трещинами дырки, посыпались осколки. Головы охранников окутались кровавой взвесью, и они замертво повалились на пол, а вот их предводитель нисколько не пострадал. Пуля не попала в него, она просто исчезла, не долетев, перестала существовать здесь и сейчас.

Колдун крутанулся на пятке, вытянул в сторону двери руки и… тут одна из нитей на моем запястье перегорела, разрушенное заклинание тряхнуло колючим разрядом, и боль враз прогнала оцепенение. Без промедления я выхватил из-под прилавка дробовик, перемахнул через стойку и шагнул к заклинателю. До предела укороченные стволы уткнулись в бритый затылок, пальцы дернули сразу оба спусковых крючка.

Оглушительно грохнул дуплет, голова колдуна взорвалась, но не кровавыми брызгами, а ворохом колючих снежинок. Пол, столы, стены и потолок враз оказались затянуты изморозью, а человек попросту исчез, от него осталась лишь упавшая к моим ногам пустая одежда.

Ах ты, дьявол!

Я взвыл от боли, но всплеск стужи не сумел проморозить насквозь, лишь опалил холодом щеки.

– Слава! – крикнули через разбитое окошко. – Открывай!

Я поспешно отпер дверь и, скользя на обледенелом полу, вернулся к стойке. Забежал за нее и вытащил из кладовки рулон брезента.

– Переложите тела, пока кровь не растеклась! Я «буханку» подгоню!

Переступивший через порог рабочий в пыльной робе убрал на стол карабин с блоком алхимического глушителя, снял с лица респиратор.

– Хмель! – одернул меня Николай Гордеев. – Отставить самодеятельность! Ты чего, блин? Дружинники уже в курсе! Забыл?

– А! Точно! Тупанул. – Я потер занемевшее от холода лицо и спросил: – Никто не ушел?

– Один на улице караулил, его парализатором вырубили.

Будто в подтверждение этих слов двое мнимых работяг заволокли внутрь пленника со скованными за спиной руками и бросили его лицом вниз.

Иван Грачев сдернул с лица респиратор, оставив его болтаться на шее, и заржал:

– Ну, дядя Слава, со вторым днем рождения вас!

– У меня этих дней рождений… – проворчал я и опрокинул в себя рюмку настоянного на травах самогона. По телу начало расходиться живительное тепло.

Дмитрий подошел, выложил на стойку «Вепрь» и как ни в чем не бывало попросил:

– Хмель, налей светлого, а то задолбался уже пыль глотать. Хоть горло промочу…

– И мне! – встрепенулся Иван. – Неделька выдалась – огонь!

Я подставил под кран пустой бокал и усмехнулся.

– Сам нальешь, не чужой, чай. Только ружье убери.

Грачев зашел за стойку, а я окликнул Николая, который продолжал внимательно оглядывать бар. Покрытые изморозью пол и стены только-только начали отмерзать.

– Клондайк, ты как? Выпьешь?

– Да погоди ты! – отмахнулся Гордеев. – Этот лед откуда взялся? И где третий?

– Без понятия, – сознался я.

Каким образом получивший пару латунных болванок в голову колдун разлетелся ворохом снежинок, осталось для меня загадкой. Впрочем, заморачиваться по этому поводу я не собирался. Жив – и ладно.

А ведь мог бы и не…

Информация о готовящемся покушении пришла от Дружины. На рутинной проверке Торгового пятака накрыли крупную партию несертифицированных боевых амулетов, но никого из контрабандистов живым взять не получилось. Оставалось лишь гадать, что такого страшного собирались протащить в Форт, если дружинники не поскупились привлечь к делу медиумов, дабы те покопались в мозгах мертвецов и выудили из них контакты несостоявшихся покупателей.

И вот тогда-то помимо всего прочего эксперт и ухватил обрывок воспоминания с наблюдением за моим баром. Часть мыслей свежего покойника удалось распутать, и оказалось, что мысли эти самые недобрые. Сплошь об убийстве. Ничего личного – только холодный расчет, заказное убийство, как оно есть. Вот и пришлось Николаю с компанией изображать бурную деятельность по сносу заброшенного дома, а мне выступать в качестве наживки.

Но ведь сработало же! И я снова выпил.

Ха-ра-шо! Жить вообще хорошо, да…

С улицы послышался вой сирены, Николай Гордеев искоса глянул на нас, задумчиво хмыкнул и крикнул в дверь:

– Саня! Дуй сюда!

Чародей поднялся на крыльцо и замер на пороге как вкопанный.

– Ой, мля… – только и выдавил он из себя.

Я отставил графин и насторожился.

– Все плохо?

Саня пнул ногой оставшуюся от колдуна одежду и пробормотал:

– Вроде не голем… Никогда о таком не слышал. Короче, надо гимназистов звать.

– Позовем, – решил Гордеев.

И тут с черного хода забежала Мила.

– Все целы? – встревоженно спросила она.

– Все, – улыбнулся Клондайк и выставил перед собой грязные руки. – Да погоди, мне бы умыться сначала!

– Не вздумай никуда сегодня улизнуть! – предупредила его девушка.

– Ужин с меня! – напомнил я и присвистнул от удивления, когда с улицы прошел Григорий Кузьминок. – Приятно осознавать, что власти принимают столь деятельное участие…

– Умолкни, Хмелев! – перебил меня озабоченный чем-то начальник отдела контрразведки Дружины и спросил: – Этот живой?

– Да.

– Забирайте! – скомандовал Кузьминок подчиненным и предупредил: – Заявку на вывоз тел уже сделали, сейчас сотрудник подъедет показания снять.

– Еще бы экспертов из Гимназии вызвать, – посоветовал Саня.

Контрразведчик оглядел остатки изморози и кивнул, соглашаясь с чародеем.

– Вызовем, – пообещал он и шагнул к двери, но Николай Гордеев его удержал.

– Дело серьезней, чем кажется, если им занялась контрразведка?

– Есть такое подозрение, – не стал юлить Григорий, но и от конкретики воздержался.

Он ушел, а я потер руки и спросил:

– Ну что, накрываю к восьми? Нет возражений?

Возражений ни у кого не оказалось.

2

Отмечать мой второй день рождения собрались в подвале. И хоть особых поводов для веселья не было – как ни крути, слишком много неясностей оставалось в этом деле, да и заказчика прищучить будет ох как непросто, – настроение у всех оказалось приподнятое.

Мы живы, они не совсем, разве плохо?

Народу собралось немало, пришлось даже сдвигать столы. Я, Ирина, Николай с Милой, Платон и Дмитрий, Иван и Саня-чародей. Вику и Юлю тоже позвать не забыли. Все же девчонки-гимназистки меня своими оберегами выручали не раз и не два.

Ужин затянулся, постепенно все переключились на пиво. Сидели долго, и хоть я на алкоголь старался не налегать, в голове приятно шумело. Хорошо пообщались, душевно.

За столом уже оставались только Ирина и Николай с подругой, когда в кармане задергался брелок. Какое-то время я силился сообразить, что бы это значило, потом прищелкнул пальцами.

А! Кто-то вернулся!

– Я сейчас, – предупредил я и поднялся наверх.

Стекло во входной двери заменили, но выглядывать через него на улицу я не рискнул и встал сбоку.

– Кто там?!

– Открывайте, Хмелев!

Голос оказался прекрасно знаком, я на миг замешкался, потом выдал удивленное «о-о-о…» и отодвинул засов.

– Бар закрыт на спецобслуживание! – предупредил я, но молодого человека в пошитом на заказ костюме, черной водолазке и туфлях с пижонскими серебряными пряжками это заявление нисколько не смутило.

Илья Линев прошел внутрь, посмотрелся в зеркало и поправил волосы.

– Гордеев нужен, – сообщил он, убирая расческу во внутренний карман пиджака.

– Всем нужен Гордеев, – проворчал я и задумался, как все лучше устроить, но решил просто плыть по течению и спросил: – Темное или светлое?

– Светлое, – выбрал Линев.

– Проходите в подвал, – разрешил я, а сам задержался накачать в кувшин пива.

Когда спустился вниз, заместитель воеводы уже сидел на придвинутом к столу стуле. Я наполнил его кружку, Линев отпил, одобрительно кивнул и объявил:

– У меня для вас две новости…

– Хорошая и плохая? – не удержался я от усмешки.

Но Илья меня удивил. И не только меня.

– Увы, – покачал он головой, – одна новость плохая, другая плохая чрезвычайно.

Все враз посерьезнели.

– Убить собирались не Вячеслава, – сообщил Линев и уставился на Клондайка: – Целью были вы, господин Гордеев. Именно вас выслеживали в баре, просто медиум не сумел верно истолковать уловленные образы.

– Это точно? – спросил Николай.

– Никаких ошибок, задержанный уже дает показания. Вас не смогли найти, а время поджимало, вот и решили расспросить делового партнера.

Гордеев откинулся на спинку стула и забарабанил пальцами по краю столешницы. Что Николая не смогли найти – это ничуть не удивительно, последние дни он изображал из себя бригадира рабочих. Попробуй его узнай – с маской респиратора на все лицо!

– Это была плохая новость или чрезвычайно плохая? – уточнил Клондайк, накрыв ладонью пальцы встревоженной Милы.

– Первое, – сообщил Илья Линев. – Уж не знаю, чем вы так насолили Хозяину, но за покушением стоят его люди. В курсе, кто такой Хозяин?

– В курсе, – поморщился Николай.

Я так и помертвел. Хозяин управлял Северореченском, и ходили слухи, что этот одиозный колдун и человеком-то не был, а пришел откуда-то с Севера. Только слухи к делу не подошьешь…

– Задержанный говорит что-то о стычке на севере, но подробностей он не знает, – сказал заместитель воеводы. – Не просветите, что там у вас приключилось?

– В Патруле отчет запросите, – не слишком любезно посоветовал Гордеев. – Хозяина не достать?

Заместитель воеводы улыбнулся и покачал головой:

– Нереально. Более того, вы упустили исполнителя.

– В смысле? – опешил я. – А кому я тогда мозги вышиб?!

– Это был лишь магический образ. Кукла и не более того. – Линев допил пиво и встал из-за стола. – Вот, собственно, и все. Ситуация не ахти, но, думаю, обеспечить вам безопасность Дружина в состоянии. Надо лишь обговорить… детали. Подъезжайте завтра в управление. А лучше я машину пришлю, без охраны пока из дома выходить не стоит. Хорошо?

Клондайк после недолгой паузы кивнул. Заместитель воеводы понимающе улыбнулся и отправился восвояси. Я поднялся запереть за ним дверь, следом взбежал Клондайк.

– Думаешь, не врет он? – спросил я, наблюдая через окно, как Линев усаживается в служебный автомобиль.

– Не похоже, – поморщился Николай. – Людей Хозяина мы и в самом деле положили…

– И что теперь?

– А что теперь? – фыркнул Гордеев. – Ходить да оглядываться. И думать, как достать Хозяина. И его исполнителей…

– И надолго тебя хватит в таком режиме? А если через Милу зайти попробуют?

Клондайк поморщился.

– Я под Линева не лягу. Сам справлюсь.

– Коля! – тихонько произнесла поднявшаяся из подвала Мила. – А может, уедем? На Аляску, а? Заживем нормальной жизнью, дела и оттуда вести сможешь…

В глазах девушки стояли слезы, и Николай над ее словами крепко задумался.

– Магазин на Саню оставишь, – предложил я. – Глядишь, Платон на тебя наш бизнес медицинский заведет. Там неплохие обороты пошли, надо этим плотно заниматься.

– Давай! – попросила Мила. – Лекарства тебе помогают, Сергей таблетки привозить будет. Да и до окна там недалеко…

– Хозяин и на Аляске достать может, – заколебался Николай.

Я поморщился.

– Это здесь ты как бельмо на глазу, а так пропал и пропал. Как все уляжется, глядишь, еще вернешься.

Клондайк обнял Милу и остро глянул на меня поверх ее плеча.

– Хмель, а ты как?

– Пф-ф-ф! – фыркнул я. – Да что со мной будет-то? Не бери в голову!

Гордеев поцеловал подругу, спросил:

– На Аляску, говоришь? – и сам же ответил: – Завтра. Решим завтра. Утро вечера мудренее.

Я покачал головой:

– Если решать, то сейчас. Платон и всю ночь гудеть может, утром из пушки не добудишься. Да и группа поддержки не помешает. Диего не хочешь привлечь?

Клондайк пожал плечами.

– Подумаю, – пообещал он. – Вы ведь еще не ложитесь?

– Нет.

– Ну и отлично.

3

Встать пришлось на следующий день ни свет ни заря. Поспать толком не получилсь, еле глаза разлепил. Позевывая, выгнал «буханку» из каретного сарая и оставил у черного хода оружейного магазина. Николай с Саней начали загружать в машину вещи и чехлы с оружием, следом вышла Мила, сразу забралась в автомобиль. Тут же подтянулся Иван, поздоровался со всеми, завел пикап. Думаю, не понадобится, но запасной вариант никогда не повредит…

Клондайк с нескрываемой печалью оглядел задний двор и покачал головой:

– Вот уж не думал, что все так обернется. – Он вздохнул и повернулся ко мне: – Поехали, Слава. Платон с Димой уже на Торговом пятаке должен быть, а нам еще к Восточным воротам крюк делать.

Николай попрощался со смурным Саней и влез в «буханку», захлопнул за собой дверцу. Чародей поспешил к воротам, а меня окликнула выглянувшая из бара Ирина.

– Слава! Все будет хорошо? – спросила девушка, когда я подошел к крыльцу.

– У них или у нас? – пошутил я в ответ.

Ирина фыркнула и с ненаигранным возмущением выдала:

– У Коли с Милой, разумеется!

Я улыбнулся.

– Все у них будет хорошо. Даже не сомневайся!

А потом вернулся к «буханке» и уселся за руль. Следуя давно заведенной привычке, я охлопал себя – нож, ключи, колдовские обереги, отводящий пули амулет, – затем сдвинул набок кобуру с револьвером и убрал на переднее сиденье лежавший в ногах «Вепрь». Карабин закинул в машину заранее, не желая лишний раз тревожить Ирину.

– Ну как вы там, выспались? – спросил я после этого, не поворачивая головы.

В ответ послышались смешки.

– Номер-люкс, – фыркнул Леша Длинный, помощник Диего. Сам Диего промолчал, явно не слишком довольный тем, что приходится сидеть на полу, дабы случайно не засветиться в боковых окнах.

На случай, если кто-то наблюдал за воротами или задним двором, Иван загнал пикап с нашей группой поддержки сразу в каретный сарай. Там они и перебрались в «буханку».

К – конспирация! П – паранойя!

– Слава, езжай! – скомандовал Клондайк, шурша липучками бронежилета. Лязгнул затвор винтовки; клацнул «браунинг» десятого калибра Длинного, проглатывая досланный патрон.

Я тронулся с места, но сразу остановился у ворот. Опускать боковое стекло не стал, вместо этого приоткрыл дверцу.

– Саня, защиту проверил? – спросил у чародея. – Нормально все?

– Вот ты нудный, Хмель! – возмутился тот. – Пять же раз сказал: все как часы работает!

– К нам не прилипайте, – предупредил я тогда, – дайте отъехать.

Саня явно собирался послать меня куда подальше, но я уже захлопнул дверцу и притопил педаль газа. «УАЗ» тронулся с места, вывернул на подъездную дорогу, а с нее на Красный проспект. И хоть поехал я к Южному бульвару, а не в сторону Кривой, которая привела бы нас прямиком к Восточным воротам, вопросов никто задавать не стал.

Маршрут мы обговорили заранее – на следующем перекрестке нас должна была подхватить машина с людьми Диего, но они поедут по параллельной улице. Если угодим в засаду, какое-то время придется отбиваться самим.

Надеюсь, обойдется…

Скорость я старался особо не повышать, ехал и внимательно поглядывал по сторонам. На душе было… неспокойно. Пусть Саня и клялся, что за ночь предельно усилил защиту «буханки» и теперь та способна не только остановить практически любую магическую атаку, но и выдержать прямое попадание из РПГ, у меня оставались в этом определенные сомнения. Опять же между «любой» и «практически любой» разница принципиальная…

Когда показались заброшенные гаражи, у меня засосало под ложечкой, пришлось сдержаться, чтобы не утопить педель газа. Но вскоре бетонные коробки остались позади, и немного отлегло от сердца. Вдоль правой обочины потянулись панельки, с нашей стороны выстроились заброшенные двухэтажные дома и обжитые бараки. Удачных мест для засады впереди почти что и не осталось; выходит, после вчерашнего щелчка по носу подручные Хозяина предпочли залечь на дно…

И тут в одном из пустых окон полыхнула синяя вспышка! Мелькнуло льдистое сияние, магический сгусток угодил в «буханку» и взорвался, не сумев проломить чародейскую защиту. Пошедшее трещинами лобовое стекло оказалось покрыто толстой коркой льда, по приборной панели начала расползаться изморозь. Рвани заряд внутри – не спасли бы никакие амулеты…

Вывернув руль, я ударил по тормозам, «УАЗ» занесло и развернуло, но с дороги мы не слетели и остановились на обочине. Тут же распахнулась задняя дверь, загрохотали частые выстрелы. Я подхватил карабин и вывалился из кабины. Сразу привстал на одном колене и принялся всаживать в окна барака одну «сверхновую» за другой.

Там так и засверкало!

Клондайк стрелял прямо из машины, не давая высунуться убийце, а Леша Длинный спешил к двухэтажке, на бегу передергивая цевье «браунинга». Шансы зацепить колдуна были не слишком высоки, мы просто прикрывали Диего Следопыта, который в один миг оказался на углу дома, зашвырнул что-то в одно из окон и рванул во двор.

Полыхнуло! На улицу выпрыгнул объятый пламенем человек, поймал сразу несколько пуль и безжизненно распластался на земле.

Я поменял опустевший магазин и побежал вслед за Длинным, но Следопыт в нашей помощи уже не нуждался. С невозмутимым видом он вышел со двора с пластиковым пакетом в одной руке и окровавленным мачете в другой. В пакете болталась отрубленная голова. Похоже, на этот раз колдуну удрать не удалось…

От девятиэтажек примчался ехавший параллельным курсом внедорожник, из него выскочили вооруженные до зубов люди Диего. Следом подъехал и мой пикап. Саня-чародей распахнул дверцу со стороны пассажирского сиденья и крикнул:

– Уходим, живее!

Николай Гордеев выпрыгнул из «буханки» с закинутой за спину винтовкой, помог выбраться Миле.

– Вот и все? – вздохнул я, прекрасно зная ответ. Пусть исполнителя мы сейчас и порешили, но Хозяин никуда не делся. А попробуй пожить с нарисованной на спине мишенью!

– Уезжаю, да, – кивнул Клондайк и криво улыбнулся. – Мила давно разговоры об Аляске заводила, а тут такая оказия…

Я протянул соседу руку.

– Да ладно! Скучно станет – вернешься.

Николай ответил на рукопожатие и рассмеялся:

– Слава, ну ты даешь! Где я и где скука? – Он удержал меня и понизил голос: – Только очень тебя прошу: забудь про алмазы, хорошо? Не лезь ты в эту тему. Закопают ведь.

Я страдальчески поморщился.

– Хорошо, не полезу.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Коля! – вновь крикнул Саня. – Время теряем!

Мы быстро перекидали вещи в пикап, Клондайк с подругой забрались в салон, и автомобиль немедленно тронулся с места. Развернулся и умчался вверх по Красному проспекту.

А мы остались. Черт, как-то сумбурно все случилось. Даже не попрощались толком.

Я взглянул на покрытый коркой льда перед «буханки» и покачал головой. Ясно, что все истории когда-нибудь заканчиваются, просто и подумать не мог, что наша завершится именно так…

 

Роман Давыдов, Сергей Королев

Здесь быстро темнеет

Витамину сразу тут не понравилось. Огромный заваленный почерневшим снегом пустырь. Из-под талых сугробов безобразной щетиной пробиваются колючие кустарники, на которые налипли цветастые пакеты и серые тряпки. Кое-где из-под земли торчат гнилые трубы, издалека похожие на вздувшиеся вены. И все до одной они ведут к старому заброшенному ТЦ.

Строительный супермаркет «Милый ДОМ». На переднем фасаде названия магазинов, будто имена павших героев при обороне центра. Огромная художественная инсталляция, где изображена счастливая семья, катящая полную всякого хлама тележку. Нехитрый слоган «Папа, мама, я – строителей семья». В предпоследнем слове кто-то стер первые три буквы, добавив большую пузатую «В».

Папа, мама, я – Воителей семья.

У Витамина зубы заныли при виде мальца на полотне. Вместо лица у того зияла большущая дыра, в которой виднелись куски обшивки и какие-то лохматые птицы. Захотелось позвонить Юльке, услышать усталый, но счастливый голос. Всего одно слово.

«Мальчик…»

И тогда хоть еще полгода бесконечных вылазок, холодных ночей под дождем, издевок Командира и бойцов, диареи и невкусной пахучей тушенки. Все, что угодно, ради жены и сына, живущих спокойно где-то там, за выжженным лесом, высохшим озером и заросшими крапивой полями.

Витамин твердо решил, что позвонит Юльке, как только выпадет шанс.

– План такой, – заговорил Командир, глядя в бинокль. – Пятеро с южного входа, прочесываете первый этаж и цоколь, остальные с севера, за вами второй этаж. Потом встречаемся в холле. Держим связь, если что подозрительное, сразу докладываем. Странно это все, йобана…

Он сделал знак, пятеро сидевших в канаве тут же припустили в сторону ТЦ. Первым, как водится, всегда был угрюмый лобастый Феофан, за ним Заика, болтливый Рифмобол, тучный Борода. Замыкал Витамин.

Солнце уже пряталось где-то на западе, за стеной бетонных многоэтажек, дул ленивый апрельский ветерок, приносил запахи горелой резины и еще бензина.

Боковым зрением Витамин уловил едва заметное движение, крутанул головой и, не успев затормозить, налетел на Бороду.

Тот больно ткнул прикладом автомата, прошипел:

– Яйца оторву…

И плюнув ему на ботинки, затрусил дальше.

Витамин сжал зубы от злости, хотел плюнуть вслед. Нехер тормозить, вечно плетется как сонный баран. Но нельзя нарываться на конфликт, за них Командир сразу наказывает, всю ночь заставляет стоять на часах. Нельзя…

Снова движение сбоку. Словно кто-то из одного сугроба выскочил и тут же в другой нырнул, скрылся под этой грязной коростой. Наверняка просто пакеты, мусор.

У входа замешкались. Феофан заглянул в холл, на секунду завис с поднятой ногой, будто не решался ставить ее на порог.

– От врагов обереги, опасность на пути – уйди.

Остальные только скривились. Заговоры Феофана считали детским лепетом. И домового он задабривать пытался, хлеб ему по углам оставлял. И теням нашептывал, чтобы его охраняли, пока спит. Еще бы пломбы свои оставлял Зубной фее под подушкой.

– Не рас-сходись, – скомандовал Заика, показал в сторону лестницы, которая вела на цокольный этаж.

Изначально их отправили прочесать квадрат за городом. Один из разведчиков «Стрекозы» засек подозрительное движение возле ТЦ. Отправили тех, кто был ближе. Приказ – следить, не нападать, передавать информацию в штаб. Кто, сколько, что делают, как часто ходят срать и курить. За полдня, пока следили, лично Витамин засек человек двадцать клещей. Не бойцы, скорее… халаты?

Рука инстинктивно потянулась к противогазу на поясе. В дальнем конце коридора послышался хлопок.

– С-стоять, – скомандовал Заика. – За укрытие…

Сам, перебегая от стеллажа к стеллажу, достиг тупика. Осмотрелся. Махнул остальным рукой. Мол, ложная тревога.

– Ничего не чувствуешь? – спросил Витамин у Бороды. – Запаха какого странного? Кислятины?

– Только твои потники нестираные, – проворчал тот в ответ, – по ним тебя любой клещ найдет за секунду…

Полчаса назад враги покинули ТЦ. Построились у входа, быстро переговорили и двинули на восток, где болота и кладбище самолетов, где мертвая зона и подземные бункеры, в которых и прячутся клещи.

– Чисто-пушисто, – доложил Рифмобол.

Витамин, с подозрением осмотрев кучу наваленных у кассы шлангов, показал остальным, что и у него чисто. Сам поспешил отойти от касс. В потемках шланги напоминали разноцветных экзотических змей, которые, если прислушаться, издавали тихое шипение.

– Остальные ч-чего? – спросил Заика.

– Молчат, – Борода потрогал рацию на груди, словно бы убедиться в ее исправности, – значится, усе гуд! Поднимаемся, что ли?

* * *

– Может, вскрыть? Стрельнуть в замок – и все.

– Н-не надо, вдруг р-рванет.

Четверо собрались возле больших черных контейнеров, оставленных клещами на втором этаже. Витамин стоял чуть сзади и смотрел на Командира, который связывался со штабом в другом конце огромного торгового зала.

ТЦ прочесали вдоль и поперек. Все чисто. Нашли только эти брошенные контейнеры, которые совсем не выглядели как что-то ненужное. Все были уверены, что за ними еще вернутся.

– Внимание!

Командир вышел в центр зала, отряд начал стягиваться к нему.

– Из штаба приказали занять объект. Контейнеры не трогать. К нам выслали халатов, они сами разберутся.

– И когда они тут будут? – спросил Борода.

– Хрен знает. Я и это еле разобрал. Там связной зеленый какой-то. Тараторит так, что я у него все по два раза переспрашивал.

– Ну и ладно-складно, – зевнул Рифмобол, снимая рейдовый рюкзак и бросая его под ноги. – Хоть отдохнем.

Через несколько минут прямо в торговом зале появился лагерь, почти такой же, какие отряд за три дня до этого разбивал в выжженных лесах. Витамин был рад, что хотя бы сегодня не придется спать на мерзлой земле, холод которой чувствовался даже через спальный мешок и всю экипировку.

Среди царившего гомона выделялся голос неумолкавшего Рифмобола. Все были заняты своими делами, и Витамин понял, что сейчас самый лучший момент, когда его отсутствия никто не заметит. Он нырнул рукой в рюкзак, аккуратно выудил темно-зеленый сверток и быстро сунул его под куртку защитного костюма.

– Э! – раздалось сзади.

Витамин чуть не подскочил от неожиданности.

За спиной стоял Борода.

– Че, обоссался? – Его лицо скривилось в злой усмешке. – Подвинься.

Витамин обвел взглядом просторный зал.

– Тебе места мало?

– А ты, сопляк, не дерзи! – Борода пнул его коленом в плечо.

Витамин уже было решил, что в этот раз без конфликта не обойдется, но вдруг понял, что ситуации лучше для него самого сейчас просто не придумаешь.

Резко поднявшись, он буркнул себе под нос: «Да пошел ты» – и быстро зашагал прочь.

– Иди, иди, – бросил ему в спину Борода.

Витамин зашел за кучу поваленных стеллажей. В последний момент оглянулся, убедившись, что Борода потерял к нему интерес. За стеллажами обнаружилась приоткрытая дверь. Витамин заглянул: за ней оказалась небольшая комната, которая, видимо, предназначалась для персонала. Отлично.

Он пробрался внутрь, тихо закрыл дверь и воровато огляделся, доставая сверток. В комнате стояли только стол с двумя стульями и большой шкаф. Витамин взял один из стульев, поставил его в угол и сел так, чтобы никак не просматриваться с улицы через пустой оконный проем. Само окно, видимо, высадило каким-то взрывом.

В свертке лежал старый мобильный телефон. Витамин зажал кнопку питания. Мобильник включился непривычно быстро. После недолгого поиска обнаружилась сеть. Витамин победно вскинул свободную руку, набрал заветный номер и поднес телефон к уху. Едва замолк первый гудок, как послышался щелчок, и на том конце раздался радостный голос:

– Витя! Витенька!

– Юлька, – выдохнул Витамин, – как ты?

– Я-то нормально. Ты как? Три дня не звонил. Я места себе не находила! – выпалила Юлька.

– Ну, ты же знаешь, что я тебе даже сейчас без разрешения звоню. Командир увидит мобильник – яйца оторвет.

– Ладно, прости. Я просто волнуюсь. Рада, что ты позвонил! Как у тебя дела?

Юлька говорила очень быстро. Витамин понял, она боится, что он снова пропадет на несколько дней… или вообще… Витамин тряхнул головой, отгоняя дурные мысли.

– Нормально все. Три дня по лесам шли, поэтому не мог позвонить. Сейчас старый торговый центр заняли, пока приказали тут оставаться.

Витамин запнулся. Больше всего его интересовал один вопрос, который он боялся задать. Но Юлька на удивление быстро сама сообразила, что он хочет узнать:

– Я еще не родила. Так волновалась, что уже четыре дня от поставленного срока прошло. Но меня доктор сегодня успокоил. Сказал, что ничего страшного. А еще сказал, что это малыш просто папу ждет.

Витамин улыбнулся. В носу засвербело, комната смазалась от слез.

– Юль, я тебе обещаю… я скоро вернусь… Вернусь!

– Я верю, – было слышно, что Юлька тоже плачет. – Ты же обещал вернуться. А ты меня никогда не обманывал.

Захотелось попросить Юльку не тараторить. Но Витамин сдержался.

– Вить, расскажи мне, как там?

Витамин чуть вытянул шею, аккуратно выглянув в окно. Увидел чертов пустырь с черным снегом и мертвый город за ним. Полуразрушенные многоэтажки слепо пялились пустыми глазницами оконных проемов. Витамин представил разгромленные квартиры с обвалившимися стенами и потолками. Представил людей, застигнутых взрывами за домашними делами. Кучи трупов в мертвых домах.

– Вить?

– Да, я слышу. Да тут как у нас почти, – соврал Витамин, – только пусто. Всех эвакуировали.

Он заметил, что, когда зашел в комнату, солнце только-только клонилось к горизонту, а теперь уже багрянец заката стремительно уступал место ночной тьме.

– Здесь быстро темнеет, – сказал Витамин, – а в остальном все так же.

– Вить, у тебя точно все нормально? Просто ты так говоришь, как будто подолгу слова подбираешь.

«Поняла, что вру. Ничего от тебя не скроешь», – подумал Витамин, широко улыбаясь.

– Нормально все.

Из торгового зала послышался крик Командира.

– Юль, мне надо бежать. Еще позвоню, когда получится…

– Хорошо. Люблю тебя.

– И я тебя.

Витамин сбросил вызов, выключил мобильник, завернул его обратно в ткань, быстро спрятал и скорее вышел из комнаты.

Оказалось, что Командир не кричал, а громче остальных хохотал над анекдотом, рассказанным Рифмоболом. Досадуя, что зря так быстро закончил разговор, Витамин незаметно сел рядом с товарищами.

– Сука-а-а, во клещи тупые, – давился Командир от смеха, – сам у себя отсосать, да еще и денег заплатить… Борода, ептыть, ты где там застря…

Тот, в сумерках изредка натыкаясь на брошенные тележки, доковылял до остальных, доложил: при обходе ничего подозрительного.

Заика то и дело прикладывался к маленькой зеленой фляжке, все медленнее моргал, а потом и вовсе уснул. Борода тихонько подполз к товарищу, стянул у него фляжку и с упоением присосался к горлышку. Тут же поморщился, выплюнул густую жидкость.

– Шо за нах, кисель, что ль? Ну и фу… как он это пьет?

– Слышьте? – огляделся Витамин. – А где Феофан?

На стенах то и дело плясали огоньки фонариков, за которыми, чудилось, гонялись хищные мохнатые тени. Над головой изредка каркала ворона. Словно заторможенная после долгого сна.

– В место тихое ушел, закуток себе нашел, – отозвался Рифмобол, перебирая вещи в рюкзаке, его это якобы успокаивало. – Под защиту темноты, в зону черной слепоты.

Вещей у Рифмобола просто немерено. Инструменты, карты, записные книжки, талисманы, разный строительный мусор. Кто-то из парней говорил, что у него там даже взрывчатка есть. И портал в другой мир, где нет клещей. И первого, и тем более второго никто из сидящих здесь ни разу не видел.

Витамин глянул украдкой на Командира. Тот, казалось, даже не заметил пропажи бойца. Он и часового отправил после того, как ему Борода напомнил. Рукой махнул, – пусть кто-нибудь наваливает, только отвяжитесь. Хреновый отряд у них, ой хреновый. Как и Командир. Загнал их в этот ТЦ, где они, как хомяки в клетке. Окружат их в темноте, перестреляют – и гейм овэр. На пустыре, где все просматривается, и то безопаснее. Хоть и холодно…

Они и в лесах три дня обитали только потому, что заблудились. Хорошо, что Феофан умел неплохо ориентироваться и вывел их сюда, к ТЦ. Рифмобол еще все хохмил, что чудику леший помогает. А потом им, как оказавшимся ближе всех, поступил сигнал от командования следить за ТЦ.

Да, будь отряд в боевой зоне, в первый же день всех перестреляли бы. Слава стрекозам, клещи редко на открытые бои нарывались. После «синего» взрыва больше по подвалам и бункерам отсиживались. Пока такие, как Витамин, их выискивали, отлавливали и… сжигали.

– Да я те грю, не люди они! – завел свою любимую пластинку Борода. – Какие нах сектанты? У тех религия, идея, вера в этого, как там бога… черта… макароны. А эти че, просто из ниоткуда появились и давай людей резать.

– Сектанты они, и все тут, – отмахнулся, как от назойливой мухи, Командир. – Обычные люди. Из мяса, костей и говна. Верят они во что-то, свой свод правил, законов, истребляют всех неверных – вспомни взрывы эти синие, после которых полконтинента распизд… Опять же… ты слышишь меня?

Он пихнул в бок Бороду, тот что-то пробормотал в ответ.

– Устал, я сцук, башка медленно варит, бляха. Нах мы инопланетянам? У них меж планетами корабли летают, а мы даж Марс с Луной не заселили, зато какие-то млядские биткоины скупали. А клещи… сектанты. Которым кто-то неепически круто мозги промывает. И пока мы все… этих…

– Певцов и блогеров боготворили, они ученых к себе прибирали, – проворчал Борода, которого раздражала вечная медлительность Командира. – Сто раз эту сказку слышал. И про тайное оружие, и про всякие странные методы борьбы…

Витамин, кажется, в какой-то момент задремал. Когда дернул головой, стряхнул налипшие сновидения, обнаружил спящим и Бороду, и Командира. Последний бормотал во сне, обещал отомстить и за дочь, и за маму.

Надо отлить. Но вставать и куда-то брести не хотелось. Все тело налилось приятной усталостью: казалось, поднимешься, и место ее займет тупая ноющая боль.

Спустя минуту Витамин, проклиная в душе весь свет, брел по спящему ТЦ, с трудом сдерживая мочевой пузырь. Услышал бормотание в глубине одного из павильонов, вспомнил про Феофана, хотел чего-нибудь сказать, но передумал. Лень было разговор заводить и выслушивать рассказы чудака про клещей, которые способны сливаться с темнотой и прятаться в собственной тени.

Словно тяжелый металлический шар, медленно прокатилась в голове мысль о том, что он забыл спросить у Юльки про обстановку в городе. По рации говорили, что клещей заметили где-то на свалках, в промзоне. Вот не дай бог…

Захотелось позвонить, голос ее услышать, чтобы тот прогнал тревогу, нехорошие мысли, наполнил жизнь смыслом и ощущением давно забытого уюта…

Витамин, казалось, целую вечность брел до тупика, в конце которого обнаружились туалеты, забрел в ближайший, для инвалидов, долго пытался закрыть дверь – в итоге та захлопнулась со странным щелчком, как мышеловка. Но это его совсем не заботило.

Внутри было тепло, сухо и совсем ничем не пахло. Справив наконец нужду, он долго хлопал себя по карманам в поисках телефона, потом выругался, вспомнив, что оставил его в рюкзаке. Идти обратно совсем не хотелось, не было никакого желания покидать это теплое место, словно вылезать из утробы матери в огромный враждебный мир, где разруха, клещи и туповатые командиры.

Так он и уснул, прижавшись головой к бачку унитаза. Мелькнула запоздалая мысль, что и сам он плохой боец, раз кидает своих товарищей и прячется, где попало…

Но это Витамина совсем не заботило. Во сне он был с Юлькой. И только родившимся сыном. И там не было клещей. И проклятого Командира, и вечно угрюмого Бороды там тоже не было.

* * *

Юлька прижимала ребенка, чуть его покачивая. Витамин пытался рассмотреть лицо малыша, но никак не мог выбрать ракурс.

– Наше чудо, – улыбаясь, сказала Юлька. – Наш Роман Викторович.

Витамин встрепенулся.

– Подожди… какой еще Роман? Мы же договорились, что Серега. Сергей. Сергей Викторович.

– Нет, не договаривались, – настырно заявила Юлька, – это ты сам решил, без меня.

– Да как не договаривались-то? – Витамин уже выходил из себя. – Сергей Викторович, как отец мой. У нас же традиция в семье!

– Ну и что?

– Да как, бля, ну и что?! – взорвался Витамин. – Тебе на мою семью плевать?!

– Витя!

Юлька, как всегда во время ссор, взмахнула руками. Ребенок полетел на пол. Летел ужасно медленно. Витамин пытался что-то сделать, но не мог сдвинуться с места и чувствовал себя как никогда беспомощным.

Малыш упал на пол. Раздался грохот.

Витамин резко проснулся.

Грохот повторился наяву. Затем еще раз. И еще.

Витамин вскочил, но затекшие ноги не удержали, и он растянулся на полу во весь рост. Попытался встать, снова упал. Ноги онемели. Пришлось ползти.

Добравшись до двери, Витамин несколько раз судорожно толкнул ее, но она не поддавалась. Он рванулся вверх, схватился за дверную ручку и дернул.

Тщетно.

Чувствительность понемногу вернулась к ногам. Витамин неуклюже поднялся, еще раз попытался открыть дверь. Не вышло. Тогда заглянул в замочную скважину. И опешил.

Отряд поднимался и тянулся к автоматам, будто они только сейчас услышали грохот. И двигались все очень медленно. Витамин закрыл глаза и тряхнул головой, будто пытался отогнать наваждение. Но ничего не поменялось. Все происходило так, будто он смотрел кино в замедленном воспроизведении.

С лестниц послышался топот, и на второй этаж ворвались боевики клещей. На них замедление почему-то не распространялось, и Витамину казалось, что они движутся невероятно быстро на фоне его отряда.

Самым расторопным оказался Рифмобол. Когда клещи ворвались на второй этаж, он с автоматом в руках уже направлялся к лестнице. Один из клещей ударил его прикладом по лицу. Раздался треск, и Рифмобол резко осел на пол, так, словно кто-то неведомый переключил для него воспроизведение с замедленного на обычное.

Загремели выстрелы, испуганным эхом отражавшиеся от стен, потолка и пола, смешавшись в оглушительный смертоносный гром.

Командир открыл рот, видимо, пытаясь отдать приказ. Пуля влетела ему в голову, проделав еще одно отверстие, слившееся с распахнутым ртом. Командир упал так же быстро, как Рифмобол.

Заика, Борода, Бык, Лесничий, Кувалда… За пару секунд клещи положили всех. Витамин хотел снова рвануться к отряду, но инстинкт самосохранения и разум затрубили в голове, что надо сидеть тихо, пусть это и похоже на трусость.

В центр зала вышли двое. Один, в таком же камуфляже, как и все остальные, прятал в кобуру пистолет. Второй был одет в длинный черный плащ. Только сейчас Витамин сообразил, что все клещи были в противогазах. Первый знаком отдал приказ. Несколько клещей бросились к черным контейнерам, легко их вскрыли, достали какие-то громоздкие устройства, напоминающие пчелиные соты, и стали нажимать на кнопки.

В зале начала рассеиваться едва заметная дымка, которую Витамин принимал за пыль. Ее струйки полетели во все стороны, едва заметными щупальцами потянулись и к туалету. Залетев через щель над дверью, они устремились к вентиляции. Витамин вдруг понял, что в туалете не было того кисловатого запаха, который он почувствовал, как только они вошли в ТЦ.

Клещи сняли противогазы. Тот, что был с пистолетом, оказался темноволосым мужиком, с расчерченным тремя длинными шрамами лицом. Другой, в плаще, был лысым морщинистым стариком.

– Слава прогрессу, профессор! – начал мужик со шрамами. Голос у него был сиплым, словно простуженным. – «Ленивец» работает, как и обещали. Прямо хочется поругать, а не за что.

Морщинистый старик молча кивнул.

– Камера готова? Отлично.

Двое клещей подтащили Рифмобола с разбитым лицом и безвольно болтающейся головой.

– Ну, приведите актера-то в себя!

– Еще одного нашли, – раздалось из глубин торгового зала.

– О! Кино будет интереснее! Со спецэффектами! Ведите!

Витамин увидел, как клещи выводят Феофана. Тот шел неохотно, но и не вырывался. Только, как всегда, что-то бормотал.

«Да не помогут твои заклинания!» – едва сдержавшись, чтобы не произнести это вслух, Витамин до боли стиснул зубы.

Чудика подвели к главарям. Старик, пожевав губы, что-то сказал мужику со шрамом. Тот махнул рукой, хлопнул Феофана по плечу и… пожал ему руку.

– Не-е-ет, – простонал Витамин, от страха и злости защипало глаза, навернулись слезы, – сука ты-ы-ы-ы, сука-а-а…

Мир за замочной скважиной расплывался, превращался в одно размытое пятно. Витамин прижался к стене и, сжав кулаки, проклинал собственную тупость. И тупость всего отряда.

Крот, предатель, двойной агент. Клещ. Прицепился, а они даже не заметили, не поняли. Потому-то он и свалил от всех, переждал всю заварушку, а теперь…

– День добрый, дорогая интеллигенция, – голос главного клеща эхом прокатился по залу ТЦ, – вас приветствует свободная от крови нация. Клещи, как вы нас называете. Спешим поделиться с вами радостью…

Каждое слово, как гвоздь, который ему вбивали в голову. Заставляло морщиться от боли, сводило зубы.

– Отныне вам больше не придется переживать о том, как с нами справиться, как угнаться за нами, как нас… сжечь. Отныне ничего этого вам не нужно. Позвольте представить вам наше детище! «Ленивец»!

Что-то лязгнуло, потом смех, удары, снова смех.

Витамин попробовал подняться, но живот скрутило от резкой боли. Чувство было такое, что он проснулся после жуткой попойки и теперь все внутренности горят.

– Вот простой пример, стоит перед вами, едва шевелит языком. Как звать тебя, дружок-пирожок?

Мычание, долгое, тягостное. Словно животное, которому вот-вот выпустят кишки…

– Засекли, да? Минута прошла почти, а он только имя свое назвал, и то не полностью. Наш «Ленивец» способен замедлить любое живое существо, в радиусе…

Повисла пауза.

– В радиусе многих километров. Хоть город целый. «Ленивца» хватит на всех, уж поверьте. Рецепт прост, действует быстро, послевкусие незабываемо. Вот как! И помните, дорогая интеллигенция, мы против крови, мы за гуманные методы… устранения врага. К тому времени, как вы получите это сообщение, один из ваших городов уже будет заражен «Ленивцем». Какой, узнаете очень быстро. А пока…

Снова пауза. Послышались недовольные возгласы, короткая перебранка. И снова противный, сиплый голос.

– Дадим слово нашему другу. Феофул, верно? Прости, Феофан. Так вот, Феофан горит желанием передать вам привет! К слову… мы против кровавых расправ. А вы, как все знают, нет. Мама моя, будь жива, это подтвердила бы. Стало быть, Феофал… прости, Феофан продемонстрирует вам всю серьезность наших намерений. Итак, ваш выход, дорогая интеллигенция.

Тишина. Тяжелая, наполненная страхом, неизвестностью, ожиданием чего-то неотвратимого, неправильного, а от того еще более ужасного…

И тут раздался выстрел. От него заложило уши, запылали щеки, заплясали перед глазами фиолетовые круги…

Витамин заскулил, отполз в угол, сжался там калачиком, повторяя одни и те же слова, которые вчера вечером говорил Феофан. «От врагов обереги… от врагов обереги, обереги…» Крыса, тварь, предатель, вот бы добраться до него, до всех и одним выстрелом покончить, а еще лучше распылить этот гадский газ или что у них там… и пусть сами ползают, как пьяные мухи, по своим бункерам и свалкам, а он всех и каждого раздавит, застрелит, крови они не признают, а целые города и континенты травить – это нормально… ну су-у-у-ки, пусть только попробуют…

Ползая в углу, он даже не заметил странныхх хлопков, не услышал гулких шагов, не сразу понял, что кто-то пытается открыть дверь, чтобы попасть внутрь. Спрятаться, куда угодно, иначе убьют… Юлька, мелкий, нет…

– Сучка ты ссыкливая, кобылочка строптивая, – услышал он знакомый голос, с трудом открыл глаза и увидел стоящего в дверях… Рифмобола.

– Все интересное пропустил, бляха, – тот опустился на колени, поставил перед собой рюкзак и сочувственно глянул на товарища. – И зачем убег, не попал на огонек. Лежал бы сейчас с пулей в голове, на небесах в одних трусах грелся. А теперича тут в блевотине собственной чахнешь. А я, сердобольный, не могу мимо пройти…

– Ты… – с трудом выговорил Витамин, – тоже на них…

Договорить не успел. Рифмобол зажал ему рот. Наклонился почти вплотную, быстро прошептал:

– Слушай, запоминай. Феофан и я – их ребятня. Только чудик по жизни клещ, а я… нет. Но главарь не любит таких, как Феофан, повернутых на мистике и заговорах. Только наука, только прогресс. А я уже давно к ним внедрился, мне они доверяют. В общем, заставили они меня грохнуть Феофана на камеру, показуха, все дела. Сами отчалили, тут оставили караул – «Ленивца» стеречь. Они его туеву хучу сюда свезли и еще свезут. Сцуко, тут на целый город хватит, ну… слушай, лови в уши, надо это дело кончать, пока здесь всего с десяток клещей, я всех приговорил, но скоро другие подтянутся, тогда точно гиблое дело. У меня тут…

Он показал на рюкзак, сам помог Витамину подняться.

– Набор юного подрывника. Только один не потяну, баранки гну. Так что не зря ты спрятался, дружок-пирожок. Будет шанс умереть на благо родины…

– Не хоч-у-у, – простонал Витамин, хотел ударить Рифмобола, но тот перехватил его руку, – не за… родину… у меня жена…

– А у меня сатана. Ты ни жены, ни города своего не увидишь, если убьют. Вставай давай, пока нет подмоги, ну-у-у…

Витамин пошатнулся. Из-за резкого подъема в глазах потемнело. Мысли в голове кружились в каком-то диком танце. Двойной агент Феофан, Рифмобол – вообще тройной… или кто он? Можно ли ему верить?

– Давай уже шевелись, Витамин! Подмога будет скоро. Налетит человек двадцать клещей, пристрелят – обоссаться не успеешь.

В их отряде было две приметы того, что все плохо. Первая – кого-то отозвали в штаб. Вторая – Рифмобол перестал рифмовать. Теперь почти весь отряд с простреленными головами залил кровью пол торгового зала, а Рифмобол заговорил как нормальный человек. Витамин наконец осознал тяжесть положения и что все вокруг не дурной сон, а глубокая яма, выбраться из которой есть лишь один шанс, пока сюда не прибыл новый отряд клещей.

Они выбрались из туалета. Трупы лежали повсюду. Свои, клещи – все перемешались. Витамина снова зашатало. Рифмобол подошел к одному из мертвецов, утер рукавом свой разбитый нос и смачно плюнул на труп кровавой слюной.

– Тварь тупая, – пробормотал Рифмобол, – всю морду лица прикладом разбил.

– А чего он тебя вырубил-то, если ты за них был? – понемногу приходя в себя, спросил Витамин.

– Да тупой, говорю же. Я все по инструкциям делал: услышал звук, вскочил, отделился от отряда и побежал к… своим, – Рифмобол будто выдавил из себя это слово. – А этот вот испугался, по ходу. Хорошо, не шмальнул.

Говоря это, Рифмобол снял свой рюкзак и стал рыться в нем.

– Ты чего стоишь опять? Свой рюкзак хватай и побежали наружу.

* * *

– Слушай, а что это за «Ленивец»? – спросил Витамин, когда они спускались по лестнице.

– Газ. Он как-то там на мозг действует, и начинаешь тормозить. На нас какой-то пробник распылили, чтобы проверить. Это все херня была: продышишься – и прошло. А настоящий «Ленивец», который на улице выгрузили, это уже серьезно. Я слышал, что если его распылить, то он в мозгах какие-то изменения вызывает необратимые. Только антидот поможет.

– А этот со шрамами и лысый старик кто такие?

– Со шрамами – это из козырных клещей, дает всем лещей, часто играет роль самого главного на камеры. Он всей этой операцией с газом руководит. Лысый – профессор, угрюмый агрессор, до войны какой-то крупной лабораторией в Питере руководил. Он «Ленивца» и придумал…

Они уже спустились на первый этаж и рванули к дверям, но Витамин вдруг остановился.

– Ты чего? – оглянулся Рифмобол.

– Слушай, они сказали, что газ уже на один из городов распылили. На какой?

– Я не знаю.

– На какой?! – Витамин угрожающе двинулся на Рифмобола.

– Успокойся! Я не знаю. Я всего лишь стукачом был у клещей… как они думали. Мне никто подробности не сообщал.

Витамин шумно выдохнул.

– Бляха, Витамин, не время сейчас. Пошли быстрее.

Рифмобол повернулся и быстро зашагал к выходу. Витамин немного постоял, но затем поплелся за ним.

* * *

Громыхнуло так, что запищало в ушах, как бы он их ни пытался заткнуть. Мимо закутка в стене ТЦ, куда они спрятались с Рифмоболом, полетели земля и целый дождь черных осколков, оставшихся от контейнеров.

Рифмобол выглянул.

– Отлично, все взорвалось, по миру разнеслось, – довольный собой, сказал он.

– Оно не это… не заразно хоть? – засомневался Витамин.

– Если не активировать, не должно. Там какой-то хитрый меха…

Раздался хлопок, потом еще один и еще.

– Ай, блин… – стиснув зубы, прорычал Рифмобол.

Он упал на землю и спиной вперед отполз в закуток, прижался к стене. Ладонью держался за плечо, по пальцам текла кровь.

– Не успели…

Клещи палили по ним. Витамин прижался к стене у края закутка. Резко высунулся, сделал несколько выстрелов в ответ, спрятался назад.

– Брось. Тут без шансов.

– Нет! – пропыхтел Витамин. – Этим тварям не сдамся. Я им так просто жену и сына не отдам.

Рифмобол, морщась от боли, стянул рюкзак и в очередной раз стал в нем рыться. Витамин продолжал отчаянно отстреливаться.

– Эй, Витамин. Лезь туда.

Рифмобол показал на лестницу, перекладины которой уходили вверх, к самой крыше ТЦ.

– Попробуй через крышу уйти как-нибудь. Я их задержу.

Витамин посмотрел на Рифмобола, тот выкладывал из рюкзака гранаты.

– Да ты чего, Рифмобол? Тебе всего лишь плечо пробили.

– Да ни хрена, рука уже немеет. По лестнице не смогу подняться. Только балластом буду.

Витамин застыл в нерешительности, но взорвавшаяся совсем рядом граната оживила его.

– Давай, – подгонял Рифмобол, – нечего стоять, сиськи мять.

Витамин оглянулся на коридор, усыпанный черными осколками. Показалось, кто-то знакомый машет ему издалека, держит в руках маленький сверток, зовет к себе…

Прикусил губу, прогнал наваждение.

– Ладно. Я полез.

– Если выберешься, – Рифмобол запнулся, – сына в мою честь назови.

Витамин подошел к лестнице и, не оборачиваясь, спросил:

– Тебя хоть как зовут-то? Я уже и забыл.

– Сергей меня зовут. Сега… Мега… Драйв.

Витамин улыбнулся.

– Давай, Сергей Викторович! Не подведи!

И, не оглядываясь на растерянного Рифмобола, полез наверх. Слова «наху… …ди» потонули в грохоте выстрелов и криках боли. Стреляли рядом с ним, стреляли по нему. Одна пуля чуть-чуть разминулась с его головой, другая угодила в рюкзак, третья царапнула по ноге. Последняя таки достигла цели, ужалила в плечо…

Он свалился рядом с люком, с трудом отдышался. Ощупал руку, испачкался в крови. Как мог, перевязал рану бинтом из индивидуальной аптечки, забыв про все возможные осторожности.

Удивительно, как быстро здесь темнело… казалось, только наступило утро, все были живы, а ему снились Юлька и сын. И вот опять солнце пряталось за спинами бетонных стражей, ветер приносил противные кислые запахи, от которых чесалось в носу и слезились глаза…

Он моментально среагировал, когда в люке появилась голова в маске. Бросил обломок кирпича, затем выхватил пистолет и, когда голова появилась второй раз, выстрелил. Не промахнулся.

На секунду внизу все затихло, будто клещи затаились. Ничего, сейчас обмозгуют ситуацию и полезут снова. Прыгнуть, что ли, с крыши? Лучше разбиться о трубы, чем попасть в плен клещам. Говорят, они всю кровь выпускают из людей, а потом в опытах ее используют…

Послышался стрекот, едва различимый среди ветра. Витамин повертел головой, различил в небе несколько точек. Клещи?

Нет, свои. Родные вертушечки, издалека похожие на неповоротливых бегемотов с пропеллером. Витамин застонал, скорее от радости, чем от боли. Забыл про клещей, про «Ленивца», про мертвых товарищей.

Нащупал в рюкзаке сверток с телефоном, достал. Казалось, аппарат включался целую вечность. Еще одна вечность ушла, чтобы поймать сигнал.

Позвонить, рассказать, как он спас себя, ее, целый город, целый мир…

– Алло? – голос Юльки едва слышно из-за вертушек.

Первые высадившиеся уже открыли огонь по клещам.

– Я спас всех, – только и хватило сил на эти слова.

– У меня… воды… отошли, – сказала она, растягивая слова. – Скоро… рожу…

Нехорошее чувство кольнуло в груди.

– У вас все нормально? – прохрипел он в трубку.

– Да… только… быстро темне… и все такие медле… будт… не выспали…

Остальные слова потонули в шуме вертушек.

Он что-то кричал в трубку, пока не сорвал голос, пока к нему не подошел кто-то из севшей на крыше вертушки. Он продолжал повторять имя жены, имя неродившегося сына. Не сразу понял, что у него спрашивают.

– Салага, очнись! Воздух вызывает базу! Прием!

Он поднял глаза, увидел небритое лицо.

– Тут должен быть антидот, внутри этого ТЦ… где он?

Слова доносились как будто издалека, из другой реальности, страшного липкого сна.

– Они внутри, в черных ящиках должны… вы их хоть не разнесли?

Он пытался уловить смысл слов. Но быстро сдался, соскользнул в черноту, теплую, сухую. Здесь не было клещей, не было шумных вертушек. Здесь только Юлька была. И кто-то еще, маленький и теплый…

И темнело здесь не так быстро.

 

Владислав Выставной

Гражданская оборона

Этот рассказ я посвятил замечательному автору – Андрею Крузу. Он отправился в далекое странствие, оставив нам свои книги. Там, в этих книгах, оживают миры, прописанные с любовью и тщательностью настоящего мастера. Продвигаясь извилистым путем автора в жанре «боевой фантастики», невольно поглядываешь на заметные «в тумане войны» ориентиры. Андрей был и остается таким ориентиром – маяком, который стабильно светит начинающим и опытным авторам. А для читателя он бессмертный рейнджер, проводник за грань обыденности в неизведанные и потрясающие миры.

Пуля калибра 14.5 миллиметра стремительно вспарывала воздух. На сверхзвуке плотный и вязкий, как расплавленная смола, но увесистый кусок металла, не замечая сопротивления, несся по математически безупречной кривой. Исходной точкой траектории был граненый, с массивным дульным тормозом ствол крупнокалиберной снайперской винтовки типа Truvelo CMS. Конечной – то, что служит желанной целью маленького хищника с бронебойным сердечником. Плоть человека.

В вершине траектории пуля на доли градуса склонила к поверхности раскаленное черненое острие – и устремилась к жертве. Ледяной взгляд перед окуляром оптического прицела никогда не допускал ошибок. Ошибка закралась в сам замысел – стрелять с расстояния в полтора километра. Но было сухо, безветренно, да и цель казалась неподвижной, как мешок с компостом. Не говоря о том, что никакой угрозы самому стрелку не несла по определению. Однако скорость пули порядка тысячи метров в секунду подарила потенциальной жертве время. Аккурат полторы секунды.

Едва палец в черной перчатке потянул спусковой крючок, с целью что-то произошло. Она дернулась – и практически в момент выстрела исчезла из поля зрения. Можно было решить, что цель поражена – неопытный взгляд не сориентируется в короткое мгновение. Но стрелявший был профессионалом. Как и те, что рядом с ним наблюдали за выстрелом.

Ценность цели равнялась нулю. Но промах наотмашь бил по репутации охотника. Под молчаливыми взглядами спутников стрелявший медленно поднялся на ноги и оторвал от бетона упершуюся в него сошками двадцатикилограммовую винтовку.

Опустив на лицо задранную перед стрельбой противогазную маску, охотник направился в сторону руин, растворявшихся в бескрайней серой дымке. Его спутники двинулись следом, небрежно придерживая оружие.

У охотников нет обычая отпускать жертву. Подранков принято добивать.

* * *

Выстрела он не слышал – да это и невозможно, когда пуля быстрее скорости звука. Истошный визг рикошета раздался в момент, когда Грешник, неожиданно для самого себя, нагнулся за тем, что сверкнуло вдруг в пыли под ногами. Острая боль пронзила грудную клетку: отскочившая от стены пуля чиркнула по спине, следом осыпало колкими осколками бетона.

Не успев выпрямиться, он упал на колени. Захрипел, ловя ртом воздух, закашлялся. Сунул трясущуюся руку под куртку. Кровило. Хотя глубокой раны и не прощупывалось, но пуля, ударив плашмя, похоже, сломала ребро. И может, даже не одно – дыхание перехватило, каждый вздох теперь давался с мукой. Нужно было бы отлежаться, чтобы перевести дыхание и прийти в себя от шока. Но оставаться под прицелом неведомого стрелка было самоубийством. Уже отползая, Грешник вспомнил про то, сверкнувшее под ногами и самым невероятным образом спасшее ему жизнь. Торопливо пошарил в пыли.

Нашел. Рассмеялся сухо и беззвучно.

Фляжка. Небольшая, плоская, из серебристого металла. Поднял, потряс возле уха – и не поверил: в ней что-то булькнуло. Забыв об опасности, быстро свинтил крышку, понюхал.

– Черт возьми… – изумленно прошептали губы. И тут же умолкли, впившись в острую резьбу горлышка.

Коньяк. Самый настоящий. То, чего не могло быть в этих безлюдных руинах. И только после в голове тусклой лампочкой загорелось: «А вдруг отрава?» Но мозг быстро заволокло приятным туманом. Легкое опьянение снимает ненужные вопросы, вместе с тупой болью в ребрах. Главное – он все еще жив.

* * *

– Ты что, бессмертный?

Голос за спиной заставил его вздрогнуть.

Бессмертный. Так его еще никто не называл. Так именуют лишь тех охотников за «человеческим мусором», чья пуля едва не оборвала его жизнь. В размякшем сознании всплыло, как поплавок: это ирония. И то правда – надо ощущать себя сверхчеловеком, чтобы дегустировать неизвестную жидкость из найденной в радиоактивной пустоши фляги, да еще под снайперскими пулями. Но все это не имело значения по сравнению с тем, что он услышал.

Живой человеческий голос. Молодой, звонкий.

Грешник медленно опустил руку к бедру, положив руку на рукоять мачете в потрепанных ножнах – его единственного, но никогда еще не подводившего оружия. Недоверчиво обернулся.

Девчонка. Худенькая, в бесформенном балахоне защитного цвета с низко надвинутым капюшоном, из-под которого таращились, словно светились, широко раскрытые светлые глаза. В руках у нее мощный блочный лук с вложенной в тетиву стрелой и парочкой запасных стрел, прихваченных пальцами у рукояти для быстрой стрельбы. Судя по черным наплывам на наконечниках, стрелы смазаны какой-то ядовитой дрянью. Хорошее оружие – против одичавших собак и мародеров. Жаль, бессильное против настоящего врага – бесов. Впрочем, тетива не взведена, и стрела демонстративно смотрит в сторону.

– Брось, говорю! – кивнув на фляжку, повторила девчонка.

– А то что? – поинтересовался он и демонстративно снова хлебнул из фляжки. Маслянистая жидкость приятно щекотала глотку.

– Вдруг это ОНИ подкинули? – упавшим голосом произнесла девчонка.

– Значит, быстрее сдохну, – ухмыльнулся он. – Согласись, в нашем положении это не худший выход.

Шут его знает, зачем он это сказал. Может, из какой-то нелепой бравады – он и позабыл, как надо общаться с такими симпатичными особами. А особа действительно была недурна собой, только серый балахон мешал рассмотреть фигуру.

Это были его последние мысли перед тем, как перед глазами поплыли багровые пятна, и успела мелькнуть равнодушная мысль: неужто и впрямь отравили? Он даже успел мысленно усмехнуться: именно в этот момент подыхать хотелось меньше всего.

* * *

Сознание возвращалось медленно. Сначала он услышал голоса, но глаза открываться не спешили, словно веки слепило скотчем. Прислушался. Люди. Надо же. Не бесы – чудовища в человеческом обличье, от которых он скрывался последние месяцы в этих смертоносных руинах. Настоящие, живые люди.

Долгие месяцы блуждания в бетонном лабиринте почти убедили его в том, что он последний выживший в этом городе – из смертных, разумеется. Постепенно что-то сломалось в психике, и он жил, как животное, все существование которого лишь в поиске пищи, чистой воды и стремлении забиться в угол, чтобы переждать очередную страшную ночь. Наверно, сработал защитный механизм, не позволявший сойти с ума от ужаса происходящего.

Теперь же в свинцовой неподвижности возвращалась память, которую так и не удалось загнать под пыльные плинтусы сознания. Все эти телевизионные картинки и колонки новостей с поисковых страниц интернета, намертво переплетенные с окружающей реальностью.

Никто не помнит, с чего все началось. Угроза подкрадывалась коварно, как медленно нагревающаяся вода в кастрюле с беззаботно плавающей лягушкой. Человечество даже не заметило, в какой момент «сварилось», как та самая беззаботная лягушка.

Во всем многомиллиардном мире вдруг начали массово умирать люди. Люди стали внезапно стареть – и сгорали в течение месяца. Это явление назвали простым, безжалостным словом – Выключение. Ученые судорожно пытались нащупать природу происходящего, уже догадавшись, что произошла тотальная генная катастрофа. Причину обнаружили, когда было уже слишком поздно. Банально, но она таилась в генно-модифицированном продовольствии, захватившем глобальный рынок. Крохотные, безобидные вкрапления чужеродных генов до поры до времени не несли зла – как не несут зла до соединения отдельные части бинарного газа. Триггером смертоносного процесса стали мобильные телефоны. Несложная модуляция сигнала, беззвучно излучаемая привычным девайсом, – и триллионы микроскопических биологических антенн, вживленных в геном, пришли в резонанс. Курок у виска цивилизации был спущен.

Когда процесс стал необратимым, на сцену вышли те, кто стоял за кадром этого фильма ужасов.

Бесы. Так уцелевшие в суеверном ужасе окрестили Бессмертных.

Способ обрести практическое бессмертие искали испокон веков. Разумеется, никакого «эликсира жизни» открыть не удалось. Но в упорных изысканиях лаборатории глобальных корпораций нащупали наконец путь к продлению жизни на срок, многократно превышающий привычный человеческий век. На первом этапе «практическое бессмертие» стоило баснословных денег и было доступно лишь избранным. Однако со временем обещало охватить значительную часть человечества. Это могло бы показаться реализацией главной мечты человечества.

Но только не тем, кто оплачивал проект.

Логика «серых кардиналов» человечества была проста: продление жизни для миллиардов на задыхающейся от перенаселенности планете – это бомба, грозящая уничтожить все живое. С другой стороны, было ясно и другое: долго держать открытие в тайне не удастся. Утечки информации уже начались, и вскоре «эксклюзив для богатых» грозил стать массовым. Это означало обесценить драгоценный дар, сулящий власть и равняющий его обладателей с мифическими божествами.

Решение пришло быстро. Оно было холодным, взвешенным, предельно простым и страшным.

Убрать лишних.

Лишними были признаны девяносто девять процентов населения. Оставшиеся должны быть благодарны своим новым «богам» за дарованную жизнь и платить будут бесконечной преданностью и трудом. Иначе их постигнет та же участь.

Что было дальше, известно из кошмарных кадров теленовостей – пока новости все еще выходили и функционировали СМИ. Затем наступила агония.

Однако биологическое оружие неидеально. Не все потребляли ГМО, не все пользовались мобильниками, кто-то попросту обладает природным иммунитетом к генным ловушкам. Уцелевшие стали объединяться, искать таких же выживших. Бесы контролировали и эти процессы, «дергая за ниточки», чужими руками собирая «лишних» в крупных городах.

Несколько тактических атомных бомб поставили в этом деле точку.

Руины городов скрывали крохотные группки выживших. Но бесы привыкли все доводить до конца – другие бы и не смогли воплотить в жизнь столь грандиозный замысел. Радиоактивные каменные джунгли превратились в охотничьи угодья бесов. Ведь нет приятнее охоты, чем охота на человека. Особенно если тот не может отплатить той же монетой.

Как раз сегодня Грешнику выпала большая честь – попасть на прицел бесу. Бес редко промахивается, так что день можно считать счастливым.

– Это надо отметить, – прохрипел он, пытаясь нашарить рядом с собой фляжку. Ведь была фляжка. Или причудилось?

Наконец разлепил веки. Превозмогая боль в ребрах, сел на бетонном полу. Нащупал рану. Надо же – перебинтована. Видать, отключился он от боли и потери крови, а вовсе не от содержимого фляжки. Вспомнил: девчонка!

– Эй, крошка! – позвал Грешник.

Ответа не последовало.

– Это ты меня сюда притащила?

Огляделся. Полумрак обширного пустого помещения рассеивал трепещущий свет в дверном проеме. Кряхтя поднялся, двинулся в сторону проема. В нем показался огонек костра. Тоже какой-то зал, обширный. Больше всего похоже на нутро заброшенного торгового центра.

– Красавица, где ты?

Осекся. С той стороны двери на него таращился небритый мужик в грязном спортивном костюме, с заплывшими глазками на одутловатом лице. В руках у него был закопченный котелок с каким-то дымящимся варевом, издававшим подозрительный запах.

– Вот красавицей меня еще никто не называл, – сипло сообщил мужик и зашелся в хриплом кашле.

– А… Где девчонка? – рука сама потянулась к рукояти мачете – и не нашла оружия на месте.

– Это ищешь? – донесся из-за плеча знакомый голос.

Слева возникла тонкая рука, выглядывающая из серого рукава. Она сжимала ножны с длинным широким клинком внутри.

– Ты всегда подкрадываешься сзади? – буркнул он, скосившись к левому плечу и пытаясь забрать свое имущество. – Дай сюда!

Девчонка отдернула руку – пальцы поймали воздух.

– Только давай без глупостей, – прозвучал низкий, скрипучий голос.

Из полумрака сначала показался ствол. Точнее, пара стволов, в которых опытный глаз узнал легендарную «модель 21» от старой доброй фирмы Winchester. Даже уважение мелькнуло к тому, кто держал его на мушке. Впрочем, возникший вслед за стволом хозяин несколько смазал ожидания. Долговязый старик был с ног до головы покрыт копотью, словно только что вылез из каминной трубы. Что, впрочем, не могло скрыть его седину, подернутую черными разводами. При этом вытянутое лицо, усеянное вертикальными морщинами, не было лишено благородства.

– Рассказывай! – властно потребовал старик. – Кто ты и откуда здесь взялся?

– Верните нож. И фляжку, – вместо ответа произнес он. – Это мой трофей.

Девушка снова протянула ему мачете, которое на этот раз он спокойно забрал. А вот фляжку из рук девушки забрал старик со словами:

– Надо же, нашлась. А я уж думал – посеял.

– Хороший коньяк, – разочарованно глядя на ускользающий трофей, процедил Грешник.

– Что ты понимаешь в коньяке, бродяга, – усмехнулся старик, пряча флягу во внутренний карман длинного черного пальто пижонского покроя. – Так кто ты?

– Никто, – ответил Грешник. – Как и вы все. Случайно забрел в этот город и теперь не могу выбраться.

– Хех! – фыркнул мужик в спортивном костюме. Подул на горячее варево в котелке. – Не для того ловушка, чтоб из нее выпускали!

– Так кто ты такой? – повторил старик.

– Грешник. Так уж прозвали меня друзья. Они были большие шутники, но никогда не шутили напрасно. Жаль, никого из них уже нет в живых.

Реакцией на его слова стали странные смешки. В ответ на его молчаливый вопрос девчонка указала на старика:

– Он пастор.

– Понял? – хрюкнув от удовольствия, вмешался небритый. – Ты Грешник, а он Пастор. Он-то тебе грехи и отпустит – перед тем как шлепнуть!

– Смешно, – ровно сказал Грешник.

Перевел взгляд на небритого. Тот с охотой ткнул себя в грудь грязным пальцем:

– А я Йорик!

– Потому что скандинав?

– Потому что бедный, – почему-то обиделся небритый. – Шекспира не читал?

Но Грешник уже не слушал небритого. Он смотрел на девчонку.

– А ты, наверное, мать Тереза, – сказал он. – Раз тащила меня на себе под пулями.

– На монашку не тяну, – с вызовом отозвалась девчонка. – В следующий раз пристрелю, чтоб не мучился.

– Мать Тереза… – хохотнул небритый, зачерпывая кривой ложкой жижу в своем котелке. – Такое погоняло тебе пойдет, Лапа.

– Лапа? – Грешник удивленно приподнял бровь, разглядывая девушку. – О’кей, буду звать тебя Лапочкой.

– Договорились, – мгновенно отозвалась девчонка, поднимая лук с вложенной в него стрелой. – А я буду звать тебя «тот хромой с простреленным коленом».

Обмен любезностями был прерван буквально свалившимся через рваную дыру в бетонном перекрытии телом. Так падают с вышки убитые часовые. Но этот мгновенно вскочил на ноги и оказался патлатым подростком лет четырнадцати. Байкерская кожанка на нем, на пару размеров больше нужного, была прожжена на животе, отчего создавалось впечатление, что куртку сняли с убитого.

– Ты чего шумишь, Шкет? – шагнув в его сторону, недовольно спросил Пастор.

– Бесы! – выпучив глаза, сдавленным голосом сообщил мальчишка. – Группа, штук пять насчитал. Сюда направляются.

– Говорил, зря ты его притащила, – кивнув в сторону Грешника, хмуро сказал Пастор. – Ясно же: раз по нему стреляли, то будут искать тело.

– Разве я могла его бросить – одного, без сознания? – как-то сникнув, спросила девчонка. – Как же милосердие, Пастор?

– А какое милосердие в аду? – бесцветно отозвался Пастор.

В наступившей паузе Грешник ощутил пробежавшие по спине ледяные мурашки. Тишину нарушил стук котелка, выпавшего из рук Йорика.

– Теперь нас всех прикончат, – обреченно произнес тот. – Я их знаю, они не отстанут, будут искать, сколько бы мы ни прятались. Времени у них – вечность.

В иссохшей, давно лишенной всяких эмоций душе Грешник ощутил что-то новое. Точнее, давно забытое, чему даже названия в памяти не осталось. То ли чувство вины, то ли сопереживание. В общем, какая-то блажь, вроде бы совершенно лишняя в предложенных обстоятельствах. Однако это «что-то» заставило лихорадочно работать давно невостребованный разум.

– Нас пятеро, – размеренно заговорил Грешник. – Это уже отряд. И у нас есть оружие…

– Стрела не возьмет беса, – мгновенно отозвалась Лапа.

– У нас есть ружье, – настойчиво продолжал Грешник.

– Ружье есть, – кивнул Пастор. – Патронов нет.

– То есть как… Вообще нет?

– Вообще. Разве что попугать да прикладом двинуть. Выкинуть только жалко – вещь хорошая.

– Тьфу ты… Хотя плевать. Не воевать же с бесами, в самом деле. Я о том, что надо попытаться выбраться из города.

– Гениальная идея. Без тебя бы не догадались, – устало сказала Лапа. – Только город в карантинном кольце. Бесы того и ждут, чтобы ты вышел на дистанцию выстрела.

– Все верно, – кивнул Грешник. – Но нас пятеро. И этих, охотников, тоже пятеро. Понимаете, к чему я клоню?

– К тому, что ты умеешь считать до пяти? – едко поинтересовался Шкет.

И тут же получил от Грешника увесистую затрещину. Парнишка зашипел и отполз к стене, сердито наблюдая за обидчиком.

– К тому, что у нас только один способ выйти из карантинной зоны – если нас примут за своих, – пояснил Грешник.

– За бесов? – недоуменно спросил Пастор.

– Но не за ангелов же, – пожал плечами Грешник. – Возвращающуюся группу из пятерых бесов по крайней мере не убьют из засады. А это уже шанс.

– Чушь, – неуверенно произнесла Лапа. – И как нам выдать себя за бесов?

– Справки себе написать, – нервно хихикнул Йорик.

Грешник продолжил с напором:

– Видели, в чем они приходят сюда? В черных костюмах химзащиты с масками. Все на одно лицо.

– Точно, – не удержался Йорик. – Эти гады очень ценят свою вечную жизнь. Это только мы здесь гнием заживо, глотая радиоактивную пыль.

– Если мы достанем такие же комбезы и маски – есть шанс, что нас примут за своих, – сказал Грешник. – И мы проскочим границу карантинной зоны. А там… Там видно будет.

– Допустим, – без особого энтузиазма сказал Пастор. Привычно переломил ружье, поглядел в пустые стволы на дрожащий огонь костра, вернул стволы на место. – Но этот разговор имел бы смысл, будь у нас эти самые химкостюмы. А так…

– В том-то и дело, – прищурившись, сказал Грешник. – Я знаю, где раздобыть такие же.

* * *

На склад гражданской обороны, расположенный в бомбоубежище под зданием технологического университета, он набрел случайно, в поисках укрытия и еды. Он бы и остался тогда в этом относительно безопасном месте, если бы не имел острого желания выбраться из города. Но вот судьба привела его обратно.

Склад был совершенно нетронут. И это поражало. Ведь единственное, для чего он создан, – как раз для такого случая. Но ядерный взрыв сровнял город с землей, и никто не успел здесь укрыться. Злая ирония судьбы: чем тщательнее готовишься к отражению беды, тем менее подготовленным ее встречаешь. Наверное, потому, что от настоящей беды спасения нет по определению. Так или иначе, но бесконечные ряды стеллажей под низкими бетонными сводами теперь полностью принадлежали пятерым пришельцам сверху. Здесь был даже свет: движение рубильника привело в действие скрытый где-то генератор.

– На этих полках – медикаменты, дезинфицирующие, перевязочные, индивидуальные аптечки, медицинские инструменты, приборы измерения ионизирующего излучения и персональные дозиметры, – двигаясь вдоль полок, тоном экскурсовода говорил Грешник. – Есть инструменты – слесарные, строительные, да какие угодно. Мачете я, кстати, тут себе сделал. Но сейчас рекомендую взять аптечки и бинты.

– А оружие? – перебил Пастор. – Здесь есть оружие?

– Нет, – Грешник покачал головой. – Это первое, о чем я подумал, оказавшись здесь впервые. Я все перерыл и нашел только пару учебных штурмовых винтовок с просверленными стволами.

– А там что? – указывая в сторону железной двери в бетонной стене, спросил Шкет.

– Запасы. Армейские сухпайки, консервы, вода.

– Где?! – встрепенулся Йорик и суетливо засеменил вперед. Уже из соседнего отсека, отделенного тяжелой, распахнутой сейчас герметичной дверью, донесся его торжествующий голос. – Вот это да! Да тут годами жить можно!

Вслед Йорику проворно устремился Шкет. Из глубины отсека послышались скрип, звуки падения, шуршание пластика, треск раздираемой упаковки. Можно было подумать, что там орудуют крысы.

– Может, останемся, а, Пастор?

На выглянувшем из узкого проема лице Шкета была мольба. При этом его челюсти, не переставая, жевали. Пастор проигнорировал предложение – он внимательно оглядывал полки. Лапа молча покачала головой.

– Жратва, медикаменты, фильтрованный воздух… – прохныкал показавшийся за спиной Шкета Йорик. – Никаких бродячих тварей, и спи, сколько хочешь, не опасаясь, что во сне тебя сожрут какие-нибудь твари…

– Теперь уже это невозможно, – веско сказал Пастор. – Бесы знают, что мы в этом районе, и рано или поздно отыщут нас. Не спасут даже бронированные двери.

– Поэтому давайте возьмем то, за чем пришли, и поскорее уберемся отсюда, – подытожил Грешник.

Подошел к железным шкафам у дальней стены. Жестом фокусника со скрежетом распахнул пару створок.

Лапа тихо ойкнула, Йорик выругался. Пастор впервые перекрестился, прошептав беззвучную молитву.

В шкафу стоял бес. Трудно было взять себя в руки и понять, что это всего лишь комплект химзащиты, напяленный на демонстрационный манекен. Когда такой образ ежедневно преследует тебя в кошмарах, хочешь не хочешь, а перекрестишься.

– Похож, – Лапа первой нарушила тишину. – Может, ты и прав, Грешник. Попробуем обмануть смерть.

Уже напяливая на себя тяжелый черный комбинезон из прорезиненной ткани, Грешник осознал: задуманное – полнейшая авантюра. Вряд ли достаточно выглядеть как твой враг. Врага надо понимать, знать, чем он дышит. Про бесов они не знали ничего. Кроме того, что у тех есть оружие и нечеловеческая жестокость.

Однако отступать поздно. Примеривая противогазную маску, Грешник старался прогнать дурные мысли.

– Куда привинчивается чертов шланг? – плаксиво спросил Йорик. Неумело напялил маску, глухо забубнил: – Мне дышать тяжело!

– Открой клапан, дурень! – посоветовал Пастор. – Вот здесь, на фильтре.

Быстрее всех облачилась Лапа. Как будто годами проходила подготовку в химических войсках. Мельком взглянув на нее, Грешник не удержался от мысли: этой девушке идет даже это уродливое облачение. Ладная фигура движется под черным материалом, вызывая совсем неуместные мысли…

* * *

…Которые оборвались внезапно – резким хлопком и болезненным ударом по барабанным перепонкам. По полу поползли, быстро рассеиваясь, облака едкого дыма.

– Маски! Быстро!!! – сдавленно крикнул Грешник. – В соседний отсек, бегом!

Быстрее всех в отсек с продовольственными запасами бросился Шкет. Пастор подался следом, затем Лапа. Все заволокло густым дымом, но Грешник успел отметить: куда-то пропал Йорик. Кричать в противогазе не было смысла, он просто метнулся назад – и чуть кубарем не полетел через лежащее на полу тело. Йорик корчился на бетоне и глухо кашлял в своей маске, шланг от которой так и остался болтаться неприкрученным к патрону фильтра. Подхватив Йорика под плечи, Грешник поволок его к спасительной двери. Спасибо Пастору – тот помог перетащить тело через высокий порог.

С лязгом закрылась тяжелая дверь. С усилием задвинули запорные рычаги. Замерли, переводя дух. Над головой выла вытяжная вентиляция, и Грешник решился стащить маску.

– Слезоточивый газ, – сообщил он. – Выкуривают нас, гады.

– Выходит, нашли нас, – упавшим голосом сказала Лапа. – Теперь дождутся, пока мы вылезем, – и пришлепнут.

– На все воля божья, – дребезжащим голосом произнес Пастор.

Шкет промолчал: он продолжал жевать что-то из пакета, зажатого в черной перчатке, подняв маску на лоб и не обращая внимания на кашляющего и отплевывающегося Йорика по соседству.

– Перед смертью не насытишься, – заметила Лапа.

– За себя говори, – отозвался Шкет. – Если и сдохну – то пожрав от пуза.

В этот момент Грешник с ужасом понял: он затащил четверых ни в чем не повинных людей в смертельный капкан. Пусть даже из самых благих побуждений – но поставил на кон их жизни. И проиграл.

Лихорадочно оглядел помещение. Свет все еще горел – бесы не догадались вырубить генератор. В противоположном конце бетонной коробки за стеллажами виднелась еще одна дверь.

– Запасной выход! – быстро сказал он, направляясь туда. – Может, они не знают про него. Оставайтесь здесь, я разведаю.

– Я с тобой! – мгновенно подорвалась Лапа.

Лук в ее руке странно сочетался с черным «скафандром» и вряд ли помог бы замаскироваться «под беса», как было задумано изначально. Но планы, как говорится, поменялись.

Полки с грохотом повалились на пол. Ржавую дверь пришлось буквально выдирать из стены, в которую она намертво вросла задубевшими резиновыми прокладками. Сдвинув наконец неожиданное препятствие, Грешник выглянул в темное затхлое пространство.

Здесь был небольшой бетонный закуток, от которого влево уходил низкий темный туннель. Был соблазн разведать его – вдруг есть шанс улизнуть в сторонке незамеченными? Но впереди явственно пробивался луч дневного света, освещая железные скобы лестницы, уводящей вверх по стене бетонного колодца.

Не раздумывая, он перелез через груду ссыпавшегося сверху мусора и полез по холодным скобам к маленькому круглому «люку в небеса». Путь наверх оказался неожиданно тяжел. В тяжелом, душном комбезе пот струился градом. Руки в перчатках неприятно скользили, и был реальный шанс тупо грохнуться с высоты на ту самую мусорную кучу. Под конец подъема единственным желанием было просто растянуться на плоской земле, до которой оставались еще бесконечные метры. Но вот уже срез люка, осталось лишь высунуть наружу голову и перевалиться через край наружу.

От неожиданности он едва не разжал пальцы.

В проеме люка появилась черная морда противогаза.

Немая сцена длилась секунду. Затем тот, наверху… протянул руку. Чтобы помочь вылезти тому, кто карабкался снизу.

Видать, изначальный замысел отчаянных беглецов был верен: враг обманулся, увидав в глубине люка свое «отражение». Бесы привыкли к беззащитности своих жертв и к исключительности своего положения. Так что тот, что лез снизу в черной маске с гофрированными шлангами, мог быть в представлении беса только его товарищем по оружию: кто-то же кидал гранату и наступал с противоположного входа.

Эта ошибка стоила бесу конца его бесконечной жизни. В опасной близости от уха Грешника просвистела стрела – и вгрызлась в толстое стекло маски, мгновенно пошедшей трещинами. В последнюю секунду Грешника осенило – и он дернул за все еще протянутую к нему руку, чтобы тело не упало снаружи. Бес юркнул в люк и мешком рухнул вниз.

– Отличный выстрел, – коротко бросил он Лапе. – А теперь жди и не высовывайся!

Не слушая, что снизу прокричала Лапа, с напускной легкостью Грешник выскочил на поверхность.

* * *

В окуляре оптического прицела произошло нечто странное. Спутник по рейду, отправившийся проверить запасной лаз в «мышеловку» старого бомбоубежища, неожиданно нырнул рыбкой в глубину люка. Тут же вылез обратно, развел руками и принялся деловито отряхиваться. Ловкач, ничего не скажешь. Но, видно, не обнаружил в люке ничего, достойного внимания. Вот он – поднял винтовку и направляется сюда. Странно, мог бы по связи сообщить, что к чему… Только связи почему-то нет.

Бес оторвался от прицела, наблюдая за приближением товарища, которого прикрывал из укрытия. Однако… Как-то неуверенно он идет. Словно забыл, откуда сам направился туда, к люку. Может, повредился при падении? Глупо для бессмертного – свернуть себе шею во время охоты на крыс. Впрочем, на то и охота, чтобы пощекотать себе нервы. Сознание бесконечности собственной жизни, как оказалось, со временем становится слишком пресным без некоторой разумной доли риска.

Охотник медленно поднялся и помахал приятелю рукой. Тот помахал в ответ, направился в его сторону. И тут мозг охотника пронзило понимание странной и дикой вещи: он не знал, кто сейчас приближается к нему в стандартном костюме химической защиты. Вроде бы черная ткань и маска намертво скрывают личность – но только не для острого взгляда стрелка. Походка, манера двигать руками, посадка головы… По этим признакам знающий с легкостью отличит бессмертного от крысы-однодневки.

– О, нет… – бес дернулся было к винтовке, стоящей на сошках, но усилием воли остановил себя.

А что, если он ошибся? Занервничал, дал слабину – да еще покажет это остальным? Хуже, если он, запаниковав, пальнет в приятеля. Проявление трусости охотники не прощают. Это не имело бы особого значения, будь он смертным, как эти крысы. Это у них «время лечит», забываются грешки и ошибки – им некогда помнить мелочи на фоне ускользающей жизни.

У бессмертных не так. Ошибку будут помнить всегда. И припоминать ее – вечность. Кто ж знал, что у бессмертия тоже есть минусы?

Охотник ждал, наблюдая, как приближается тот, в маске. И когда уже почти убедил себя в излишней нервозности, тот вскинул винтовку.

– Проклятье…

Бес бросился навзничь, спеша взять неизвестного на прицел. Но теперь мощь крупного калибра играла против него громоздкостью и массой. Конечно, бессмертный куда сильнее крысы, но тут речь о долях секунды.

Тот, неизвестный, выстрелил.

Промазал. С такого расстояния трудно промахнуться, но стрелявший явно не профи. И теперь за это поплатится.

Бес выстрелил. Мимо – отчего-то дрогнула рука. Попытался передернуть затвор – и с недоумением уставился на странный предмет, торчащий из приклада. Стрела?! Кто-то осмелился стрелять в бессмертного из этого примитивного оружия! Секунда – и что-то ощутимо ткнуло в грудь, перебив дыхание: еще стрела – на этот раз сломавшаяся о бронежилет.

Нервы охотника сдали. Бросив тяжелое оружие, он нырнул в развалины. Вслед ему понеслась еще одна пуля – ее остановила покосившаяся бетонная балка.

* * *

Маленькая группка переводила дыхание, расположившись в руинах. Осматривали трофеи, не забывая поглядывать по сторонам. Где-то, как разозленные гиены, кружили охотники.

– Теперь у нас две винтовки, – констатировал Грешник. – Крупный калибр и самозарядка.

– Хорошая вещь… – Лапа погладила черный оптический прицел. – Бельгийская, FN FNAR Light с облегченным стволом. И подствольный лазерный целеуказатель в тему.

– Возьмешь себе? – спросил Грешник.

– Лучшее оружие – то, с которым управляешься лучше, – усмехнулась Лапа. – Так что я останусь при луке и стрелах. Кстати, у того, которого я подстрелила, еще и пистолет был. Вот.

Лапа продемонстрировала непривычного вида пистолет. Грешнику приходилось видеть такой в «прошлой жизни», когда он успел нагрешить на свое нынешнее прозвище. Взял в руки, повертел, сказал:

– Редкая штука, русская. ПЛ-14. Если при нем и патроны с бронебойным сердечником – бесу и в «бронике» труба. Йорик, возьмешь?

– Лучше Шкету отдай, – возразила Лапа. – Йорику вообще оружие в руки давать нельзя.

– Чего это – нельзя? – нервно отозвался Йорик, глядя, как ловко управляется с пистолетом подросток. – Нас и без того слишком мало, каждый на счету.

– Йорик прав, – сказал Грешник. – Следующий ствол, который раздобудем, – твой. А что Пастор?

– Винтовку я возьму, – сказал Пастор, забирая черную бельгийскую «самозарядку». При этом закинул за спину бесполезный дробовик. – Вот эту, она полегче. Крупный калибр не для стариков.

– Двустволку-то оставь! – хмыкнул Шкет, передергивая затвор своего ПЛ. – С пистолетом он как-то сразу стал вести себя увереннее и даже вызывающе. – Толку от нее!

– Она мне дорога как память, – отозвался Пастор. – Давайте лучше решим, куда двигаться дальше.

Его голос заглушил рев пронесшегося над головой конвертоплана. Тяжелая машина типа Bell V-280 Valor заложила вираж и, сбавив скорость, привела пару огромных винтов в вертикальное положение, зависая по-вертолетному.

– Вот за нас все и решили, – быстро сказал Грешник, устраиваясь за бетонным блоком с крупнокалиберной винтовкой. – В этой «птичке» человек четырнадцать десанта. Охотнички, видать, подмогу вызвали.

– Нам конец… – тихонько завыл Йорик. – Нам не уйти от них.

– И что будем делать? – приблизившись к Грешнику, тревожно спросила Лапа.

Грешник не ответил. Стараясь отвлечься от прикосновения светлых локонов девушки, он припал к прицелу. Поймал в окуляр заходящий на посадку метрах в двухстах от них конвертоплан.

– Какая самонадеянность… – проговорил он, переводя прицельную шкалу на мотогондолу ближайшего двигателя.

Секунду подумал – и перевел точку прицеливания туда, где по его прикидке был поворотный шарнир винта. Машина опустилась уже на высоту не более пятнадцати метров, тянуть было нельзя.

– Бах! – произнес он, потянув спусковой крючок.

Пуля калибром 14.5 миллиметра – не лучшая смазка для шарнира высокой нагрузки. Конвертоплан дернулся, его повело в сторону, закрутило. Машина резко накренилась – и спиралью ушла вниз, в руины, попутно снеся левым винтом часть торчавшей в небо стены полуразрушенного дома.

Грохнуло. В небо потянулся язык черной гари.

– Так вам и надо, сволочи!!! – кровожадно заорал Шкет. Не удержавшись, дважды выстрелил в сторону катастрофы. – Так вам и надо!

– Патроны не трать! – рыкнула Лапа.

– Ну все, уходим! – оживился Йорик, пробираясь в сторону, противоположную от падения. – Чего вы стоите?!

– Можете уходить, – сказал Грешник. – Только не забывайте – вокруг еще четверо охотников. Теперь прикончить нас – для них дело принципа.

– А ты куда? – спросила Лапа.

– Туда, – он кивнул в сторону расползавшихся клубов дыма. – Должен ведь кто-то задержать эту бессмертную свору. Ну, что вы смотрите? Времени нет. Уходите.

* * *

Дойти до упавшего конвертоплана он не успел – впереди, в глубине улицы показалась фигуры в знакомом черном облачении. Не четверо и даже не пятеро – с десяток. Значит, все-таки уцелели при падении. Быстро взобравшись на груду бетона, оставшегося от рухнувшего здания, поставил винтовку на сошки.

Сел, даже не прячась, поглядел в небо. Рассмеялся. Отчего-то ощутил необычайную легкость и неуместную в данной ситуации радость. Наверное, так бывает, когда всей душой принимаешь неизбежность смерти. Не то чтобы он хотел умирать. Просто он устал прятаться и бояться. Сейчас бы закурить – да нечего. И очень хорошо: курить вредно.

Поглядел на упершуюся сошками в бетон винтовку. Был соблазн снять на дистанции хотя бы пару врагов, прежде чем те сориентируются и начнут действовать. Но здравый смысл взял верх. При всей ее мощи винтовка не дает шансов на успех против группы рейнджеров, вооруженных автоматическим оружием. Тем более врагов больше, чем оставшихся патронов.

Оставив винтовку, тихо спустился вниз. В руке мачете – оружие безумца, отбросившего страх смерти. Если у него и есть шанс – то он только в быстроте и внезапности.

Сделав широкий круг, зашел группе в спину.

Они были слишком беспечны, эти бесы, вышедшие на зачистку территории от «лишних». Это давно, еще до Выключения, в рейнджеры попадал отборный человеческий материал. Парадоксально, но умение достигать предела своих возможностей, не бояться рисковать – все это как-то связано с пониманием собственной смертности. На подвиг шли те, кто понимал: второй попытки не будет.

У бесов не так. Слишком ценят они себя, свою вечность. Даже самые подготовленные из них никогда не пойдут на неоправданный риск. В этом есть резон: они великолепно экипированы, отлично стреляют, и их всегда больше, чем потенциальных жертв. Им наверняка сообщили: у «лишних» появилось оружие. И теперь они просматривают местность с помощью беспилотного дрона – вон он завис над пустым убежищем, из которого ненавязчиво торчит ствол крупнокалиберной винтовки.

И именно поэтому они меньше всего ждут нападения одного-единственного безумца с мачете в руках.

В броне рейнджера почти нет уязвимых мест. Кроме тыльной стороны ног, не прикрытой щитками, и щели между шлемом и бронежилетом. А потому придуманная на ходу тактика Грешника была проста: короткий, перерубающий сухожилия удар по ногам и следом удар в шею.

Так он снял зазевавшегося часового, не справившегося с задачей прикрытия тыла. Его слабый вскрик заглушило бульканье хлещущей из шеи крови. На пыльный асфальт упала штурмовая винтовка. Это был еще один шанс завладеть автоматическим оружием.

Но от вида крови, казалось бы, бессмертного врага у Грешника сорвало башню. Бессмертные тоже могут умирать – а значит, просто обязаны последовать за миллиардами уничтоженных ими людей. И это звериное чувство мести оказалось вдруг сильнее инстинкта самосохранения. Словно в мозгу сгорели последние предохранители разума.

У него не было шансов – если включить холодную логику беса. Но он был смертным – и шел умирать. Убрав часового, он ворвался в самый центр строя и бросился на ближайшего, увешанного оружием и амуницией, затянутого в броню врага. Этого он успел прикончить тем же приемом, еще одного лишь срубил с ног, следующего же достать не успел – бесы шарахнулись в стороны и залегли, ожидая стрельбы со стороны нападавшего. Ответные пули пришлись по броне их же собственного раненого товарища, оравшего благим матом. Грешник прикрылся все еще живым бесом, выглядывая из-за его плеча и прикидывая, как поступить дальше. Стрельба врагов захлебнулась: жизнь беса слишком ценна – даже для других бесов.

– Пусти! – хрипел раненый. – Все равно сдохнешь!

– Я бессмертный! – вырвалось у Грешника. Он тут же расхохотался своему нелепому заявлению. – Да, я бессмертный!

Враги, между тем, поняли: оружие этого психа – всего лишь клинок, опасный одной лишь внезапностью да в ближнем бою. Но теперь бояться нечего. Рейнджеры выбрались из укрытия и стали приближаться, окружая Грешника, с намерением добить его в упор. А может, хотели поближе разглядеть диковинного зверька из радиоактивной пустоши. За спинами рейнджеров стояли охотники: в своей бесовской иерархии они были куда выше и предоставляли зачистку простым исполнителям.

Наверное, у Грешника действительно поехала крыша. Он отбросил свое последнее прикрытие – раненого – и медленно поднялся, держа окровавленный мачете в отведенной руке. Он продолжал улыбаться, вдруг ощутив, как это сладко – улыбаться в лицо самой смерти.

Враги неторопливо подошли на несколько шагов, когда он издал звериный вопль – и бросился в последнюю атаку. Он размахивал мачете, уже не понимая: неужто его руки обрели силу бога, а клинок – остроту молнии? Бесы падали один за другим, словно по волшебству, хотя им вроде бы ничего не стоило растерзать беззащитного смертного на части.

Грешник не видел, как с трех сторон по рейнджерам били Пастор, Шкет и даже Йохан, подобравший автомат у зарубленного Грешником беса. Враги так и не поняли, откуда пришла смерть, – все произошло слишком быстро.

Последнего снял Шкет – и тот повалился лицом вперед, придавив своим телом Грешника.

Бой стих. Но Пастор продолжал напряженно озираться:

– Где-то остался еще один. Я видел его – но он исчез из поля зрения…

– И Лапа пропала! – проговорил Йорик.

– Да бросьте, это победа! – совершенно по-детски радовался Шкет. – Понимаете? Мы сделали их! Мы, люди, сделали бесов!

* * *

Последний охотник тихо взбирался на холм из бетонного мусора, где заметил характерный блик оптического прицела. Там он увидел ее – свою винтовку, оставленную сначала им самим, а затем крысой, посмевшей прикоснуться к благородному металлу.

Привычно приник к оружию, открыл затвор, хмыкнул: этот недоносок оставил в магазине патроны! Тем хуже для него и его безмозглых приятелей. Заняв позицию, бес стал наблюдать, как этот мешок с костями выбирается из-под убитого рейнджера.

Охотник зло рассмеялся, взял человечка на прицел. Выстрелил – нарочно рядом, чтобы гаденыш увидел брызги бетона и успел ощутить страх неизбежного. Но тот отчего-то не стал бросаться наземь, бежать и скулить от страха. Более того, он выпрямился, огляделся и закричал:

– Давай же! Стреляй! Я плевать хотел на твои пули! Это не ты, это я бессмертный!

Лицо охотника дернулось. Ненависть – плохой помощник в охоте. Но этот крысеныш должен поплатиться за все содеянное. Припав к прицелу, стрелок с яростью сдернул с головы противогаз – запотело стекло. Палец коснулся спускового крючка.

– Сдохни! – прошептал бес.

Грянул выстрел – и пуля снова ушла «в молоко». Но на этот раз охотник остался равнодушен к промаху: из его затылка торчала оперенная стрела. За спиной беса тихо появилась черная фигура девушки с луком в руках.

Даже у богоподобных бывают неудачные дни.

Услышав свист пули над головой, Грешник расхохотался. Выпрямился в полный рост, раскинув руки, стряхивая кровь. Прокричал:

– Мне плевать на твои пули! Слышишь? Я не боюсь смерти! Потому что ты – всего лишь бес, а бессмертный я! Я бессмертный!

 

Андрей Уланов

Дезертир

Если бы я мог смотреть на часы, было бы проще. А может, и нет – наверняка минутная стрелка ползла бы со скоростью обкурившейся черепашки, провоцируя желание расколотить чертову тикалку о камень. Когда считаешь сам, это хотя бы отвлекает. Один, два, три… 598, 599 – и глоток. Зеленый чай теплый, почти горячий, под этим солнцем нагревается все, даже сквозь ткань и слой набросанного сверху песка. Впрочем, фляга – это ерунда. Главное, чтобы не разогрелись патроны. Кто знает, при какой температуре захочет бабахнуть в «беретте» гильза 22-го, с ее тонкой скорлупкой? Уж точно не я. А если это случится, те, двое, услышат. Нас разделяют всего три дюжины ярдов и полуобвалившаяся стена.

Очень хочется пить.

А ведь еще два дня назад я думал, что жарче не бывает.

Тогда я лежал под «Золотым Ястребом» и ждал, что на меня вот-вот начнет стекать краска с капота. От двигателя, знаменитой пакардовской «восьмерки», шла волна жара, словно машина только что прошла «24 часа Ле-Мана». Пот заливал глаза, а пытаться вытереть – это с гарантией заполучить под веко фунт мелкого песка, почти пыли, которую ветер приносит из пустыни, забивая в любую щель.

Кое-кто маленький и узкоглазый мог бы сказать, что это просто классический случай марксистско-ленинско-маоистской диалектики, или чего там у них вместо библейских заповедей. Типа мир поделен на владельцев роскошных машин, вроде этого «студера», и тех, кто вынужден лежать под ним в полуденный каирский зной. В чем-то он был бы и прав.

С другой стороны, никто не требовал от меня лежать под машиной в самый зной. Старина Нойман хоть и ворчлив, как десять старых тетушек, но таскать механиков после солнечного удара он любит примерно так же, как платить налоги. За вторым боксом есть пристройка, два на три ярда, как раз чтобы плюхнуться на диван из разбитого «империала», вытянуть копыта и, закрыв глаза, слушать, как гудит под потолком содранный с того же крайслеровского трупика кондиционер. Собственно, эти два предмета и составляли главную ценность в уцелевшей части машины – после вылета на встречку под армейский грузовик и полета с переворотом. В полицейском заключении написали, что водитель был пьян в тот вечер. А я думаю, парня сгубили тормоза. Что ни говори, диски Кросли хороши на хороших дорогах, если же хочешь гонять по местным проселкам, старый добрый барабан по-прежнему в седле. Особенно с гидроусилителем, вот как на этом «Ястребе».

Звук появился внезапно и очень быстро – за считаные секунды от полуденной тишины до разрывающего воздух рева. Только чудом я не расшиб голову о картер. Тело-то помнило… мозг уже начал забывать, но где-то в глубине была жива память, что несет стремительно нарастающий рев. И лишь когда мотор, прочихавшись напоследок, замолк, пришло понимание, что этот звук и рядом не лежал с настоящим, всесокрушающим грохотом, когда звено «фантомов» вываливается из низких туч и заходит на цель.

Интересно, кого это черти принесли?

Впрочем, вылезать из-под машины я не стал. Интерес – это здорово, но за него Нойман платить не станет. После спрошу ребят… или не спрошу… потому что мне хватает заботы с «птичкой».

Главной проблемой «Золотого Ястреба» был его владелец. Которого я никогда не видел, но мог уверенно и с чистой совестью назвать мудаком, с большой буквы «М». Да, у этой машины в движке почти три сотни кубических дюймов, и она рвет с места почти как палубник с катапульты, но это не делает ее гоночным болидом. Мистер М этого явно не понимал и вообще разве что на пирамиду не пытался с разгона заехать. По пляжу зато вдоволь погонял – в передних крыльях скопилось до фига характерного, с вкраплением ракушек, песка, да и потеки ржавчины было видно без фонарика.

По-хорошему машину стоило загнать в бокс, выдернуть мотор и спокойно, не торопясь, покопаться в потрохах больного. Но там очередь как у борделя в день увольнительных, а владелец был готов доплатить за срочность.

А потом я услышал шаги.

Армейские красно-коричневые ботинки, ровно такие же, как у мастер-сержанта Уитмена в учебке. Парни еще шутили, что сержант не снимал их с момента получения в Корее. И если припрет, можно будет кинуть их в гуков на манер газовой гранаты – радиус поражения не менее трехсот ярдов.

– Мистер Флай?

Обычно в таких случаях принято заявлять – если бы я знал, что будет дальше, остался бы лежать под машиной, ну и все такое. Думаю, это полная фигня. Лично я все равно бы вылез.

– Я – Анна.

На вид ей было лет двадцать с хвостом. Рыжим, как у белок в Центральном парке, схваченным потрепанной резинкой. Очень яркий цвет, даже сквозь толстый слой пыли. Собственно, пыль на ней была везде, кроме окрестностей глаз – ровно настолько, чтобы веснушки разглядеть. Остальное – в смысле шорты, рубашка, мотогляделки, сумка, перекинутая через нее куртка, ну и все прочее, местами очень аппетитно круглившееся, дорога равномерно покрасила желто-серым. Хотя нет – кисти рук были чистыми. Относительно, разумеется, – без слоя пыли, а просто красными от загара, в темных потеках чего-то смазочного, ну прям как у меня самого.

По ее «бобберу» я поначалу просто мазнул взглядом – дернулся, уловив знакомые очертания, вгляделся внимательней. Ну да, чтоб его… именно его я и видел бесконечность назад каждый раз, когда оглядывался на пилотскую кабину. Триумф Тандерберд, «моя маленькая птичка», как называл его Чокнутый Эд, в миру лейтенант Эдмингтон, позывной «Дикарь один». Эд реально время от времени начинал болтать с фоткой своего мотоцикла… ну и летал он на «хьюи» примерно как гонял по хайвеям. То есть совершенно безбашенно. Верхушек пальм я боялся больше гуков.

– Анна, а дальше?

– Дальше не надо, – улыбка у нее была хорошая, чистая. – О мою голландскую фамилию ты язык о зубы сломаешь, прежде чем выговаривать научишься.

Должно быть, фраза «ты, рыжая, не похожа на голландку» крупными буквами пропечаталась у меня на физиономии.

– Голландка по отцу. А вообще не бывал ты у нас в Бреде…

Тут мне крыть было нечем, в Бреде, да и вообще в Европе, я действительно не бывал.

– Так что у тебя за проблема?

– Сломалась машина.

Как-то быстро она это сказала. Или… или просто что-то царапнуло ухо. Легонько, на самой грани слышимости, словно кто-то далеко провел железом по стеклу.

– К вам же с этим обычно приезжают.

– Обычно, – я махнул тряпкой в сторону инвалидной выставки у ворот, – к нам их привозят.

– Не наш случай, – Анна даже не стала оглядываться. – Там, где мы застряли, тягач не пройдет.

– А «триумф», значит, пройдет?

– Он везде пройдет, – и по тому, как она это сказала, было ясно, что действительно пройдет. И не раз проходил.

– Поедешь? Нойман сказал, ты не против перехватить лишние пару баксов…

– Пара баксов лишними не бывает…

На случайно упавшую с неба миллионершу Анна как-то не тянула. Да и на подружку богача тоже. Хотя, если ее отмыть… Тут я понял, что слишком уж нахально пялюсь на… нагрудные карманы и это сильно мешает подсчетам.

– Что именно у вас там полетело?

– Откуда мне знать.

Тут опять она переиграла немного: такой ответ – хлоп-хлоп глазками и пожатие плечиками сошло бы для школьной чирлидингши, которая тяжелее своей метелки в жизни не поднимала.

– Ехали-ехали, потом встали.

– Далеко?

– Пара часов… – это, в общем, ничего не значило, на ее «боббере» за пару часов можно домчать хоть до Порт-Саида. – Ну что, едешь? Или другого кого искать?

– Десятку за выезд, за ремонт отдельно! – ценник я, конечно, задрал выше пирамид, но Анна даже не попыталась его сбить. Версия про подружку миллионера разом подскочила на десяток строк и почти выбилась в топ. Если она и дальше так будет «дохлыми президентами» сорить…

Я даже не стал переодеваться, просто сходил в бокс за курткой. Заодно перекинулся парой слов с Нойманом и сцапал из-под верстака защитные очки – все равно сегодня пилить ничего не планировали. Стекла, конечно, были изрядно поцарапаны, ну да рулить все равно не мне.

Анна уже сидела на мотоцикле.

– Держи шлем.

Шлем – это было не совсем правильное слово. Каска – тяжелая, стальная, смутно знакомого вида, только вот с ходу не вспоминается, где и когда я видел такие же. С одной стороны, под отверстиями для болтов размашистые следы напильника. Кто-то затирал эмблему, причем яростно, с остервенением…

Впрочем, на голове эта штука устроилась вполне удобно, даже с ремнем особо возиться не пришлось. А вот при попытке пристроиться позади Анны я едва не зашипел – черная кожа сидушки успела нагреться так, что хоть яичницу жарь…

– Хватайся за талию. – С выполнением этой команды я замешкался. – Талия – это на дюйм выше бедер. – Анна взялась за руль и, не оборачиваясь, все тем же ровно-командным тоном предупредила: – Полезешь лапать сиськи, сломаю нос.

* * *

«Остин-чемпион» являл собой классический пример того самого лучшего, которое враг хорошего. Сами же лайми шутили, что «чамп» стоит вдвое больше «Ленд-Ровера» и ровно настолько же хуже. В итоге машину ценой в тыщу с чем-то там фунтов территориальная армия распродавала за полтораста. И то желающих их выложить не особо находилось. Вообще армейское имущество – товар специфический, можно и влететь на ведро с гайками, у которого кузов только на слое краски держится. Но если знать, с кем правильно перемигнуться, то ровно за те же деньги получишь машинку в состоянии «муха садилась, но ее быстро прогнали».

Этот загнанный в ложбину и заботливо прикрытый маскировочной сеткой «чамп» был как раз из таких. И его проблемы имели внешнюю причину. Калибра триста три, судя по застрявшей в левом крыле пуле. Стреляли справа сверху, под небольшим углом, очередь легла неровной строчкой. Правая фара, верх радиатора, два рикошета от мотора из старого доброго британского чугуния, перебитый кабель и дыра в маслопроводе. В общем, ничего такого, что не поправить рулоном «утколенты». Что больше ничего под капотом не задето, это милостью аллаха, не иначе, два дюйма в сторону – и весь карбюратор в хлам. Еще одна пуля пробила запасной двадцатигаллонный бак в кузове, но и тут повезло – ничего не взорвалось, не загорелось и, похоже, не особо-то и вытекло.

А вот кому не повезло, так это сидевшему рядом с водителем. В спинке чернели две дыры, на сиденье характерные пятна – смыть кровь не так уж просто, особенно если та успела подсохнуть. В Наме ребята приловчились использовать кока-колу, но все равно после работы медэваком запах оставался…

Тут крови было много. За жизнь «того парня» я бы не поставил и дайма – разве что его подвезли прямо к госпиталю, а там реанимация, переливание, прочие чудеса. Но, как говор, that’s none of my business anyway. Мое дело – починить это дырявое корыто, получить свою двадцатку и свалить подальше.

– Нож найдется? – спросил я старика.

На самом деле звали его Грегори Мак-как-его-там-хренов-шотландец. То ли Маккуин, то ли Маклауд. И лет ему могло быть от пятидесяти до полутораста, с напрочь седой бородой и выдубленной солнцем и ветром кожей.

– А то, – наклонившись, Грег задрал штанину, открыв пристегнутые к голени ножны. – Держи, малыш.

– Майк.

Ножик у дедули был еще тот – с длинным узким лезвием и металлической рукоятью с кольцевой нарезкой. Работать не очень, а вот между ребер ткнуть – самое то.

– Да я на память не жалуюсь, малыш. Колено вот к дождю ноет, а с памятью пока все норм.

И с упрямством тоже.

– Не повезло вам, как погляжу…

– Ну это смотря как глядеть, – Грег провел пальцем по длинной царапине рядом с литыми буквами UNF. – «Льюис» – машина старая, но лупит кучно. Попадись нам настоящий пулеметчик, а не хренов поливальщик, все бы там остались. Видел я, как это бывает…

Я буркнул что-то невнятное, делая вид, что зачищаю концы порванного кабеля.

Это действительно просто, если есть навык. Вертолет идет по кругу, машина в центре, а если ошибся с упреждением, каждая пятая пуля – трассер, надо просто чуть поправить струю. Если «свинья» не проявит свой капризный норов, то цель за считаные секунды накрывает свинцовый ливень, автомобиль превращается в дуршлаг на рваных ошметках покрышек. Иногда загорается, иногда нет. И те, кто в нем, иногда успевают выскочить, но чаще нет.

– О, а вот и Мишель, – радостно произнес Грег, – он хотел с тобой поговорить. А я пойду, погуляю. Нож потом отдашь, – быстро добавил он, – когда работу доделаешь.

Пожалуй, из всей этой странной компании Мишель больше всех подходил на должность миллионера. Точнее, на эдакого наследника кучи миллионов, в белом тропическом костюме, пробковом шлеме и очочках с золотой оправой. В общем, на ботаника чистейшей воды, в жизни не бравшего в руки ничего страшнее сачка для бабочек. Ну или альбома для рисования Винзор-энд-Ньютон.

Сам по себе образ был неплох. Только вот он категорически не вязался ни с лихой байкершей Анной, ни с Грегом – этого вообще списали на берег с пиратского фрегата за вредность души! – ни с пулевыми дырами. Даже когда таких вот субчиков похищает банда киднепперов, они палят исключительно в воздух, из боязни попортить ценный товар.

– Сколько времени потребует ремонт?

– Минут сорок, может, и час.

На самом деле меньше, но я предпочитаю брать с запасом. Если клиент получает желаемое раньше обещанного, он радуется, если работа затягивается – злится. Лучше ведь дать человеку лишний повод порадоваться, верно?

– Вы американец?

– Бывший.

Возможно, я взял тон чуть резче, чем стоило. Но расспросы о прошлой жизни меня дергают. Мишель же явно вознамерился прогуляться в ту сторону.

– А как попали в Большой Каир?

– Искал место, где не принято спрашивать, как сюда попал.

– Тоже вариант, – кивнул Мишель. – И как, получилось?

– Вполне, – я закончил сращивать жилы и взялся за ленту. Рулон был слишком широкий, но и нарезать из «утколенты» полоски у меня плохо получалось. Обычно в итоге ко мне прилипало больше, чем оказывалось на детали. Черт… подлезть, что ли, снизу?

– Нойман прошлым работников не интересуется и платит неплохо. Как раз то, что надо.

Мишель замолчал, но уходить не стал. Хотя бы не глядел через плечо… в мастерской у Ноймана висел прейскурант, как раз для таких умников. Стоять позади мастера – 5 фунтов час, дать совет мастеру – 2 фунта, лезть помогать – 7. Впрочем, я и так собирался постричь этих ребят как хорошего мериноса. Молчание, может, и не всегда золото, но денег стоит. Например, молчание о калибре дырок в радиаторе.

– Есть у нас одна работа…

Я не видел Мишеля, но, судя по голосу, стоял он как раз у пробитого пулями сиденья.

– Разовая. С хорошей оплатой. Интересует?

– Смотря что надо сделать…

– Спасти мир.

– Всего-то делов… – развеселился я. – Ну поздравляю, вы обратились по адресу. На самом деле я Томас Калмаку, спасаю миры по вторникам, четвергам и пятницам. Но учтите, в пятницу сокращенный день, работаю только до трех.

– Если это штука, – нарочито ровным тоном произнес Мишель, – то ее суть от меня ускользает.

– Ди-Си Комикс…

– А-а, понятно. Этот пласт вашей культуры прошел мимо меня.

– Ты много потерял, – совершенно искренне сказал я. Нет, конечно, в мире куча людей, которые никогда не пили колы, не ели гамбургер и не читали комиксы. И некоторые продолжают вопить про свою древнюю культуру, даже когда «Бэ пятьдесят вторые» вгоняют их обратно в каменный век.

– Возможно.

Последняя полоска наконец легла на место. Я осторожно подергал кабель – все в порядке, скорчено намертво. Гениальная все-таки вещь армейская «утколента». В одном из полевых лагерей парни скрутили с ее помощью целый дом из бамбука и снарядных ящиков. Еще была байка про коптер, которому примотали отбитый кусок лопасти, но это я уже сам не видел, а поверить в такое сложно…

– Ну а если серьезно, ребята, то спасать мир я не полезу под пули за все деньги мира. За ремонт, конечно, платят поменьше, но сломанные тачки в тебя не стреляют.

– Есть один человек, – Мишель говорил, стоя вполоборота ко мне, словно не со мной болтал, а читал лекцию кому-то еще, в паре метров от машины, – который очень мечтает вышвырнуть иностранцев из Египта.

– Как житель бывшей колонии могу лишь пожелать удачи в его начинаниях! – фыркнул я. – Лайми давно уже пора забыть свои мечты о былом имперском величии.

– Ты не понял. Не просто колониальную администрацию. Вообще всех иностранцев, всех неверных.

– Тогда он просто чокнутый.

Что-то такое я слышал краем уха. Организаций, борющихся за независимость от лайми, у арабов сейчас больше, чем блох на дворняге. Разумеется, какая-то часть из них настолько радикальна, что пугают даже своих. Зато молодежи нравится. Когда в голове и кармане пусто, а кровь бурлит, хочется простых ответов и ясных целей. Убить всех неверных, забрать их дома, машины, женщин… ну или хотя бы попасть к гуриям как воин джихада.

Что без европейцев тут все просто рухнет в одночасье, для их понимания уж чересчур сложная идея.

– Может, и чокнутый, – согласился Мишель. – Но при этом умный, везучий… чертовски везучий сукин сын. И мы знаем, что завтра вечером он должен забрать на берегу важный груз.

– Что за груз такой?

– С которым он сможет пригрозить уничтожением Долины Царей и Луксора. Или даже не пригрозить… Если он чокнутый сильнее, чем думают. Понимаешь, что это значит?

Ну… как бы да. Мир, конечно, после такого не рухнет напрочь, но перекройка пойдет глобальная…

– Все равно не складывается. Допустим, вы узнали про такую сделку. Ну так слейте инфу кому надо. Джеймсу, мать его, Бонду, интерполу, ЦРУ. Пусть сюда скачет вся королевская конница и плывет весь шестой флот.

– Не все так просто, – возразил Мишель. – Мы не знаем, где груз, не знаем, как осуществляется связь. Если информация просочится… а Вахиду слишком часто везет, кто-то явно сделал на него крупную ставку… они просто изменят время и место передачи товара. И все.

– И поэтому вы будете спасать мир втроем. Девчонка, старик и…

– …и хиляк-очкарик, – договорил за меня Мишель. – Согласен, расклад не из лучших. Поэтому нам не помешал бы четвертый.

* * *

– Красивый закат.

В этот раз я не услышал, как она подошла. Оказывается, даже в армейских ботах можно ходить достаточно тихо.

– Красивый? – я запнулся. Черт, ну да, наверное, для кого-то он был и красивым – для того же Мишеля или еще какого художника с Монмартра и прочих богемных гнездилищ. Того, кто в этом буйстве красных и багровых оттенков видит просто краски.

Да что он знает про цвета!

Напалмовая бомба – это, по сути, просто бочка из тонкого алюминия, которой придали аэродинамически правильную форму, а на торцах воткнули пару воспламенителей. Замок сначала отсоединяет переднее ушко, а затем заднее для того, чтобы бомбу отвело потоком от самолета. При этом они сразу начинают кувыркаться. Так и задумано – чтобы огнесмесь разлетелась как можно дальше. Когда звено «тандерчифов» облегчается в один заход – а они обычно иначе не кидают, никто из «свистков» не любит долго болтаться у земли, – это целое море огня.

Однажды это море вспыхнуло слишком близко – и я в нем сгорел.

– Может, и красивый. Если не знать… не думать, что там, за закатом.

– Почему ты отказался?

– Это Мишель тебя послал?

– Что?! – возмущения в голосе Анны хватило бы на нас троих. – Я сама пошлю кого угодно, Майк. И Мишель никогда бы…

– Извини.

– Но мне и в самом деле хотелось, чтобы ты с нами поехал.

Кажется, она чуть покраснела при этих словах. Или это просто закатные лучи так подсветили.

– Только не говори, что тебе понравилось, как я хватаюсь за талию, – буркнул я, и Анна в ответ звонко рассмеялась.

– Нормально ты хватаешься. «С дол-жной де-ли-кат-ностью», – по слогам выговорила она, явно повторяя чьи-то слова. И пахнешь приятно.

– Пахну?! – Вот здесь она реально сумела меня удивить, уж чего-чего, а пахнуть я должен примерно как бочонок «игола».

– Настоящий мужик и не должен вонять, как цветочная клумба. Мой отец работал с тракторами. Приходил поздно вечером, весь пропахший газойлем… мама ругалась, а мне нравилось.

– Я думал, твой отец был моряком…

– Не все голландцы – моряки… но ты почти угадал. До встречи с мамой он был матросом, мотористом. А дальше… – Анна села прямо на песок, обняв колени. – История, как в бульварном романе. Моряк встретил девушку, влюбился, дезертировал с корабля… его искали, война еще не закончилась, поэтому они уехали туда, где не найдут, в землю обетованную.

– Красивая сказка…

– Да. Только… – голос девушки дрогнул, – финал подкачал. Они жили долго и счастливо… делили радость и горе… а однажды его трактор сожгли вместе с ним. После этого я и записалась в… в общем, стала такой.

– Анна… мне очень жаль, – выдавил я. – Уверен, твой отец был хорошим человеком.

– Майк, ты нам нужен.

– Ты не понимаешь, – вздохнув, я сел на песок рядом, чертыхнувшись про себя, когда ладонь укололо какой-то пустынной травой, жесткой и острой, как щетина оружейного ершика.

– Я тоже дезертир, Анна. Но… твой отец рисковал ради любви, а я просто трус. Я бежал от войны, потому что для меня она стала слишком страшной.

Там… за закатом, где горят джунгли… страх всегда рядом, разъедает душу, словно кислота. Кто-то глушит его выпивкой, кто-то героином. Помню, мы высаживали взвод, который перед погрузкой закинулся весь, а лейтенант, перехватив мой взгляд, устало произнес: «Если бы это помогло моим ребятам слезть с тяжелых наркотиков, я бы скупил всю марихуану и гашиш в дельте Меконга».

– Ты можешь придумать причину, по которой, сбежав с одной войны, я мог бы пойти на другую? Чужую для меня? Нет? Вот и я не могу…

* * *

– Ну и, – не выдержал я спустя пару минут солнцепека, – какой будет план?

– Терпение, малыш, – старик, прикрывшись ладонью, разглядывал берег. – Терпение – и господь сам отдаст их в наши руки. Поверь мне.

Он уже начинал меня слегка подбешивать. Будь у меня во рту побольше слюны, непременно бы харкнул ему на ботинок. Терпение, н-на… если бы я хотел чего-то там терпеть, записался бы в хренову морскую пехоту, в снайпера. Вот кто неделю может жить по шею в болоте и гадить прямо в штаны, лишь бы завалить одного-единственного на весь их долбаный уезд гука.

А мы – служба срочной доставки душ в ад и рай. Оптовые поставки.

– Грузовики оставят за полмили, – изрек наконец чертов скот. – Ближе к воде не попрут, побоятся завязнуть. Один автоматчик останется у машин. Пара постов у камней. И пулеметный расчет на крышу вон той халупы.

– Это тебе родовые привидения доложили?

Чихнув, я попытался мысленно представить этот полуостров сверху – так было проще. Насчет грузовиков Грег, скорее всего, был прав. Конечно, грузовики бывают разные. На армейском «харвесторе» с полным приводом я бы рискнул сюда заехать. Но арабы с техникой обычно не дружны. Для них в каждой арбе, что ездит без ишака, сидят по три шайтана, каждый со своим норовом.

– Не-а, – оскалился шотландец. – Просто я знаю, как они думают. Верней, я знаю, как думали те, кто их учил. Смекаешь?

– А если они плохо учились?

– Тогда они засадят одну машину в песок по самую кабину, – тут же отозвался Грег, – затем утопят в море вторую, пытаясь выдернуть первую. Или сожгут сцепление. После чего передерутся, выясняя, кто, во имя Аллаха, тут самый виноватый. Но ты не волнуйся, малыш. Это важный груз, сюда пришлют отличников.

– Я и не волнуюсь.

– А я и не сомневаюсь, малыш. Пошли…

У кромки прибоя Мишель и Анна старательно изображали художника и натурщицу. Точнее, это выглядело так издалека. Когда мы подошли, я понял, что не прав. Мишель и впрямь рисовал. Уверенными, четкими движениями, так что казалось, он просто стирает с листа белый налет, а из-под него проступает рисунок, с каждым взмахом все более четкий. Анна же… она просто стояла, закрыв глаза, подставив лицо солнцу и ветру. А уж эта парочка доделала остальное, распушив рыжую гриву и заставив ее сверкать медным и золотым.

Она была здесь и одновременно не здесь… этот грязный пляж, с перьями чаек, парой дохлых рыбешек и высохшими водорослями не подходил, он был неправильный. Такая девчонка должна быть сейчас где-то на Мауи, где белый песок и синий океан. Или на острове Ваадху, где по ночам волны светятся мириадами огней, словно звезды тоже захотели искупаться.

С другой стороны, а что я о них знаю? Не больше, чем они про меня.

Нам оставалось метров десять, когда Мишель оглянулся. Словно переключатель щелкнул – мечтательно-задумчивый студент пропал, а тот, кто снял очки и аккуратно сложил их в футляр… такого я легко могу представить – хоть с офицерскими погонами, хоть в черной рубашке с «чиком» на груди. Взгляд человека, который готов умереть сам и отправить умирать других.

– Бумагу дать?

– Обойдемся по старинке, – где и когда Грег раздобыл палку, я не успел заметить. – С бумагой много возни, да и жалко. Песок удобнее.

Не знаю, где и чему шотландец учился, но вот занятия по крокам местности он явно прогулял. Фигурка часового у него получилась больше обоих грузовиков, а пулемет вообще посчитали бы восьмидюймовой гаубицей.

– Один часовой у машин?

– Может, и два, – шотландец почесал бороду, – но не больше. Груз тяжелый. К тому же основные сторожа будут на флангах и скрытно. А тот, кто у машин и на виду, его задача следить, чтобы зеркала и запаски не уперли. Ты ж местных в деле видел – на миг отвернешься, гусеницы с танка разуют.

– До деревни пять миль, не меньше, – заметил я. – В смысле, до той дюжины развалюх местных козопасов. А до Фуки все пятнадцать.

– Верно, – кивнул Грег. – Поэтому и говорю: один-два, не больше.

– Но мы не можем быть уверены, где они поставят машины, – возразил Мишель.

– И снова в точку, – сделав шаг назад, шотландец изобразил еще одну помесь муравья с бананом, вооруженного длинной палкой. – Поэтому ими должна будет заняться Хан… кхе, Анна, со своим «шведом».

– Я их сделаю. – Анна сказала это спокойно, таким тоном девушки обычно говорят: «После обеда зайду в магазин за новой шляпкой».

– Солнце может уже сесть, – предупредил Грег. – Ну и дистанция…

– Я их сделаю, – повторила рыжая. – Двух, трех, пятерых. Считай, этот вопрос закрыт.

– Ну-у-ок. Тогда мы с Мишелем займемся теми, что слева, а Майк, – кончик палки уперся мне в живот, – разберется с пулеметом.

Это был последний миг, пока я еще мог послать их всех к черту в зад. Повернуться, уйти… по Роммель-штрассе сейчас много ездят и ночью, поймать попутку до Александрии или сразу до Каира особых проблем не будет. И уже завтра снова копаться в машинах у Ноймана, забыв про эту троицу с их дурацкими тайнами. Не для того я сбежал с одной войны, чтобы вляпаться в другую!

– Справа все тоже может оказаться непросто, – Мишель, присев на корточки, нарисовал сбоку от домика с гаубицей еще несколько фигурок. – Что тогда?

– Главное, это пулемет! – уверенно заявил Грег. – Тот, кто сядет за ним, будет королем на этом гребаном клочке суши. Пусть даже все остальные облажаются…

– Поэтому я и думаю… – начал Мишель.

– С пулеметом все будет тип-топ! – перебил я его. – Просто дайте мне ствол потише.

* * *

Кажется, на какой-то момент я все-таки отключился. А может, и нет. Просто в какой-то момент горячий пресс, вдавливавший меня в землю, пропал. Медленно, по миллиметру, я передвинул руку, приподнял край накидки. Свет больно резанул по глазам, но, когда проморгался, стало понятно, что я не ошибся. Солнце уже почти село.

И те двое, в доме, загомонили, переговариваясь – один недовольно-визгливо, явно чем-то возмущаясь, а второй отвечал коротко и веско. Пару раз лязгнул металл, что-то тяжелое с треском ухнуло вниз и зазвенело, рассыпаясь. Уронили ящик с патронами? Похоже на то… ну и придурки.

Похоже, в рассказах про слепых, что «видят» ушами, есть доля правды. Или, может, я просто слегка двинулся башкой от теплового удара – но картинка по звукам выходила совершенно четкая, словно сижу перед экраном. Вот они установили треногу… взгромоздили на нее тело пулемета… закрепили… вставили ленту в приемник. Потом визгливый – пацан? вряд ли ему больше 17! – спустился вниз и принялся собирать рассыпанные патроны в сумку, недовольно боромоча под нос. Он возился долго, минут сорок – пока второй араб не скомандовал что-то, и ворчучело, тут же бросив мешок, торопливо полез наверх. Издалека донеслось татканье… судя по звуку – моторная шлюпка или аналогичная мелочь. Все верно, приличной посудине здесь прямо к берегу не подойти. На несколько минут все затихло, потом юнец вдруг выкрикнул что-то радостно-злобное… наверняка «смерть неверным псам!» или чего-то в таком духе. И получил по затылку – правильно, нефиг расслабляться, пока работа не закончена. Ей-ей, парни, настоящее веселье только начинается…

«Только начинается»… я повторил эту фразу раз… не знаю сколько. Как мантру. Ом намах Шивая, как бормотал монах у входа в бар Тьена, напротив заправки Шелл. Я вдруг вспомнил его необычайно четко и остальное тоже – улицу с рекламными щитами, полицейского на полосатой тумбе, пару облезлых пальм в зеленых кадках, стоянку велорикш…

Сухо треснул выстрел, за ним еще один, и потом сразу же загрохотала длинная, на весь магазин, очередь «стэна», и в ответ почти сразу коротко залаял ручник. Звонко хлопнула граната, за ней еще две.

Как и предупреждал Грег, отбросить накидку не получилось – песка накидали на совесть, да и мышцы после долгой неподвижности были как чужие. Кое-как я выполз наружу, встал, пошатываясь… дошел до хибары и встал на край окна. Держась левой, аккуратно навел «беретту» на затылок того араба, что сидел за пулеметом. Выдохнул и дожал спуск. На фоне начавшейся перестрелки хлопок «двадцать второго» был почти не слышен. Однако все же второй пулеметчик успел развернуться. Как я и думал, ему было лет 17, не больше, на бледном лице тонкая полоска усов была едва заметна. Он глядел на меня и судорожно пытался вытянуть револьвер из кобуры на боку, не соображая, что та застегнута. Первая пуля в грудь заставила его выпрямиться… после второй он прекратил дергать револьвер и заслонил руками лицо, отворачиваясь. На шестом выстреле пистолет поймал «печную трубу», но это уже было неважно – все так же закрываясь, парень шагнул назад и свалился с крыши.

Второго пришлось тащить и сбрасывать самому. Затем я развернул пулемет – это был старый британский «виккерс», – переставил прицел на четыре сотни, навелся на всполохи ручника и нажал гашетку. «Виккерс» завибрировал, торопливо глотая ленту, сыпанул под ноги гильзами. Но по сравнению с пальбой из подвешенной на ремне «свиньи» – как небо и земля, тут бы и трехлетний ребенок справился. Ручник заткнулся почти сразу, но я на всякий случай «перекрестил» его позицию – вверх-вниз и вправо-влево, а остальное доделает рассеивание.

Те арабы, что катили бочки, после начала стрельбы просто замерли вокруг них, даже не пытаясь найти укрытие. Впрочем, они бы его и не нашли – кроме самих бочек, на берегу укрытий не было, а бежать им было некуда – впереди стрельба, позади море. Тут разве что на манер страуса сунуть голову в песок и надеяться, что твой зад не посчитают достойной целью. Лично я бы на такое не закладывался.

Впрочем, когда стрельба затихла, трое попытались двинуться в мою сторону. Пришлось окончательно разъяснить им новую диспозицию – короткой, на 5–7 патронов, очередью. Сильно левее бочек – но все равно вопль в ответ раздался такой, словно из-под земли вылезли шайтаны и принялись грызть верблюжатников за все, что ниже пояса. А уж как они бежали…

Что же такого в этих чертовых бочонках?

* * *

– Мы не знаем.

– Ответ не верный! – Я медленно взвел большим пальцем курок у «кольта» – и стоящий на коленях человек стал белее своей чалмы. Бывает… с теми, у кого перед глазами маячит дуло.45.

– Клянусь Аллахом! Только Вахид знал точно…

А Вахид Абу-как-его-там уже ничего никому не скажет. Потому что, когда я пошел к скрючившимся вокруг этих чертовых бочек, он выхватил из-под халата пистолет… а больше уже ничего не успел сделать. И теперь лежит с дырой калибра 6,5 мымы в голове, а его «коммандер» с накладками из слоновой кости заимел нового владельца.

– Клянусь, я не знаю…

– Заткнись! И вали к остальным.

Глядя, как он бежит – по-заячьи, вприпрыжку, оглядываясь и явно не веря своему счастью, – мне вдруг дико захотелось выстрелить. Не в спину бегущему, а в одну из бочек. Белых и обляпанных со всех сторон надписями «Achtung!», «Gefahr!», «Auf äußerste Vorsicht achten!» и черно-красными руническими значками.

Подозреваю, результат был бы тот же самый – но для всех.

Вместо этого я обошел грузовик и сел рядом с Грегом. Удивительно, но старик еще дышал. В лунном свете было видно, как в уголке рта вздувались и лопались темные пузырьки.

– М-майк…

– Молчи, не трать силы! – быстро сказал я.

– В правом…

Правый нагрудный уже изрядно пропитался кровью, одна из пуль вошла совсем рядом. Все как там, в Наме… и шприц-тюбик был из армейского набора, руки все сделали сами, без участия головы, как много-много раз прежде. Голове оставалось только пригнуться, как будто лопасти «хьюи» снова рубили воздух над макушкой.

Да… окажись здесь «хьюи», может, у Грега и был бы шанс.

– Так-то лучше. Еще бы сигарету… не куришь, Майк?

– Бросил.

– Вот и я бросил! – Грег закашлялся. – До шестидесятого дымил, что твой паровоз, а потом док сказал: «Если не прекратишь, заработаешь рак легких!» Ну я и послушался… во дурак, а!

– Ну чего ж сразу «дурак». Сейчас закинем тебя в госпиталь…

– Ага, на ковре-самолете! – фыркнул шотландец. – Майк… я начинал у майора Багнольда, в пустынном патруле. И с тех пор… с куревом получилось, а вот пустыня никак не отпускала… старая желтая сука… сколько хороших ребят в ней лежит. Вот и мой черед пришел… знаешь, как говорят: «Мы не умираем, мы уходим на перегруппировку!»

– Слушай…

– Я покойник, Майк. Час туда, час обратно… это уже детали. У тебя остались патроны в мелкашке? – неожиданно спросил он.

– Два.

– Сойдет. Оставишь его… – Грег снова закашлялся, выталкивая кровавый сгусток. – Моше – все? Я видел, как он упал…

– Угу.

Думаю, он даже не успел понять, что его убило. Гранатный осколок вошел над бровью, со стороны выглядело почти как пустяковая ссадина.

– Жаль. Талантливый был парень. Единственный сын одного из парижских… Значит, остались только вы вдвоем… – шотландец замолк, и в какой-то момент я подумал, что уже все закончилось, – позаботься о ней, ладно? И давай… валите отсюда поскорее…

«Беретта» лежала в заднем кармане. Достав ее, я на ощупь проверил – да, патрон был дослан – и осторожно вложил в холодеющую руку.

Наверное, надо было еще сказать что-то, напоследок – но подходящих слов не находилось. Просто… у него теперь были пистолет и два патрона. Ну а у меня два грузовика, девушка, война, которая вдруг стала моей…

…и весь мир под колесами.