О композиторе

Сергей Сергеевич Прокофьев, (1891–1953)

Выдающийся композитор, пианист и дирижер, Прокофьев стал одним из тех, кто составил славу русской музыки XX века. Прокофьев работал во всех жанрах и в каждом оставил образцы непревзойденного совершенства. В его творческом наследии — оперы, оратории и кантаты, балеты и симфонии, инструментальные концерты и миниатюры, вокальные сочинения и музыка к кинофильмам. Все его сочинения отличаются жизнеутверждением, динамизмом, ясностью стиля, непосредственностью выражения.

Несмотря на сложности жизненного и творческого пути, Прокофьев всегда оставался в своей музыке оптимистичным и мудрым. Художник дерзкий и своеобразный, не терпевший никаких штампов и установленных правил, часто эпатировавший слушателей, Прокофьев формировался в начале века, и его произведения, как правило, были новым словом в искусстве.

Его творчество резко распадается на два периода. Первый условно можно назвать свободным — когда он творил то, что хотел, не связанный никакими рамками. Именно тогда появляются самые смелые по замыслам, самые неожиданные по средствам музыкальной выразительности произведения, начиная с Первого фортепианного концерта. Второй период — когда он, вернувшись в Советский Союз после многих лет жизни за рубежом, столкнулся с его жестокими реалиями и был вынужден в чем-то им подчиниться.

На протяжении творческого пути композитор восемь раз обращался к жанру симфонии. Первое его произведение в этом жанре создавалось еще на консерваторской скамье и, хотя было исполнено публично, — премьера симфонии ми минор состоялась в 1909 году в Петербурге в исполнении придворного оркестра под управлением Г. Варлиха, — в список основных сочинений композитора оно не попало. Первой симфонией Прокофьева считается Классическая, получившая это название за явную классицистскую направленность — нарочитое использование выразительных средств, свойственных симфонизму XVIII века. Последующие симфонии сильно отличаются от нее. Подчас композитор использует в них музыку своих сценических произведений, и симфонии становятся театрально-действенными, броскими. Их музыка лишена программы, но всегда ее образы настолько рельефны, что кажутся однозначными. Их отличают динамизм, светлая лирика, гротеск, эпическая мудрость, объективность музыкального повествования.

Прокофьев родился 11 (23) апреля 1891 года в селе Сонцовка Бахмутского уезда Екатеринославской губернии (ныне Донецкая область), в семье управляющего имением, агронома по образованию. Его первыми музыкальными впечатлениями были как крестьянские напевы и наигрыши, так и музицирование матери — пианистки, отличавшейся хорошим вкусом и ставшей его первой музыкальной наставницей.

Уже в 5 лет он написал свою первую пьесу, а в 9, после поездки в Москву и посещения Большого театра, буквально «заболел» оперой. Сначала играл в театр с деревенскими ребятишками, разыгрывая сцены на собственные сюжеты, а затем, в июне 1900 года, сочинил оперу «Великан» на собственное либретто. В следующем году сочинялась вторая опера — «На пустынных островах», также на собственное либретто. Сначала мать занималась с сыном сама, но поняв, что способности ребенка незаурядны и требуют серьезного отношения, родители по рекомендации одного из самых авторитетных музыкантов того времени, С. И. Танеева, пригласили в Сонцовку его ученика, молодого композитора Р. М. Глиэра, который начиная с 1902 года в течение летних месяцев давал Сереже уроки сочинения. Зимой занятия не прерывались: ученик много работал и писал в Москву, учителю, подробные отчеты.

В 13 лет мальчика повезли в Петербургскую консерваторию. Экзаменационной комиссии он предъявил четыре оперы, симфонию, две сонаты и множество фортепианных пьес, что произвело на профессоров огромное впечатление. Он был принят и оказался в одном классе со студентами, старшему из которых исполнилось тридцать! Разумеется, мальчику надлежало продолжать и общее образование. В консерватории существовали общеобразовательные классы (она не являлась тогда высшим учебным заведением, как в последующие годы), но поставлены они были довольно плохо. Мать, поселившаяся в Петербурге вместе с сыном, организовала ему занятия на дому с последующей сдачей экзаменов. В 1909 году Прокофьев окончил композиторский факультет консерватории (у А. К. Лядова по композиции и Н. А. Римского-Корсакова по инструментовке)

Уже в эти ранние годы Прокофьев имеет репутацию музыкального хулигана: его музыка отличается дерзостью выразительных средств, «варваризмами». Так, Первый фортепианный концерт называли «футбольным» за четкую ритмику, ударные сухие звучания. Среди ранних сочинений — также симфония ми минор (1908–1909), шесть фортепианных сонат (1907–1909), ряд программных фортепианных пьес, опера «Маддалена» (1911), Второй концерт для фортепиано с оркестром (1913, переработан в 1923 г.). Но в основном пятилетие 1909–1914 годов юный музыкант посвящает напряженным занятиям фортепианным исполнительством и дирижированием.

Сразу после окончания консерватории по композиции он поступил в класс фортепиано, который окончил в 1914 году у профессора А. Н. Есиповой, поразив комиссию виртуозной мощью и властной энергией, с которой исполнил свой Первый фортепианный концерт. Ему была присуждена первая премия имени Рубинштейна. Со временем Прокофьев стал одним из крупнейших пианистов-виртуозов с ярко выраженной самобытной манерой исполнения. Дирижированием он занимался в классе Н. Н. Черепнина. «У вас нет способности к дирижерству, — говорил ему педагог, — но так как я верю в вас как в композитора и знаю, что вам не раз придется исполнять свои сочинения, я буду учить вас дирижировать».

В 1914 году руководитель знаменитой балетной труппы С. П. Дягилев заказывает молодому композитору балет «Ала и Лоллий». В репертуаре труппы, покорившей Европу своим мастерством и новизной, были «Жар-птица», «Петрушка» и «Весна священная» Стравинского, балет на музыку оперы Римского-Корсакова «Золотой петушок», «Дафнис и Хлоя» Равеля. Дягилев считал, что балет Прокофьева, уже имеющего сложившуюся репутацию яркого новатора, станет достойным пополнением репертуара. Однако представленное композитором его не устроило — не удовлетворенный бездейственной, по его мнению, драматургией балета, Прокофьев насытил музыку резкими созвучиями, архаичной мелодикой, грубыми «языческими» ритмами. Музыка несостоявшегося балета вошла потом в «Скифскую сюиту» (1916).

В 1915 году композитор впервые отправился в заграничный вояж, в основном, чтобы повидаться с Дягилевым. Он выступил в качестве пианиста в Риме, встретился с представителями итальянского футуризма, но их идеи не привлекли Прокофьева. По возвращении ему предстояло идти на военную службу, что музыканта вовсе не привлекало, и чтобы получить отсрочку, он снова поступает в консерваторию, теперь в класс органа. Это позволило ему продолжить работу над сочинениями, тем более, что в следующем году Дягилев снова обращается к Прокофьеву с предложением сотрудничества. Новый балет — «Сказка про шута, семерых шутов перешутившего» (1915) была поставлена труппой Дягилева в 1921 году.

Еще до премьеры балета композитор создает фортепианный цикл «Сарказмы», в котором господствует стихия гротеска, озорства, злого скепсиса, две оперы — «Игрок» по Достоевскому (1915–1916, 2-я ред. 1927) и «Любовь к трем апельсинам» по К. Гоцци (1919), Классическую симфонию (1916–1917), Третий фортепианный (1917–1921) и Первый скрипичный (1916–1917) концерты. Во всех этих произведениях обнаруживается яркий, самобытный и дерзкий стиль — стиль музыки нового века, нового поколения. Не удивительно, что старые музыканты, как правило, относятся к творчеству Прокофьева резко критически. Однако в те же годы проявляются и иные черты музыки — в 1914 году, когда создавался несостоявшийся балет, композитор пишет большую вокальную пьесу «Гадкий утенок», во многом автобиографичную, в которой во весь рост проявилась его удивительная своеобразная лирика, умение омузыкалить русскую речь, создать свободный, живой и напевный речитатив. А в 1916 году Прокофьев пишет вокальный цикл на пять стихотворений Анны Ахматовой — подлинный лирический шедевр, покоряющий чистотой и силой чувства.

В 1918 году композитор выезжает за рубеж. Делает это он очень своеобразно: через всю страну, охваченную пожаром гражданской войны, поездом из Петрограда до Владивостока. В начале июня он добирается до Токио, где проводит два месяца в ожидании визы на въезд в США.

В Токио и Иокогаме с большим успехом дает концерты. Из Иокогамы через Гонолулу отправляется в Сан-Франциско, где оказывается без гроша в кармане. Со многими сложностями в начале сентября он, наконец, добирается до Нью-Йорка. Начинается его «завоевание Америки».

Поначалу американская аудитория не проявляла к нему интереса: средний слушатель интересовался только тем, что было апробировано в Европе и имело громкий успех. Музыка была там одним из товаров, который нуждался в рекламе, как и все прочее. Постепенно «странный русский» начал привлекать внимание критики, но прошло целых два года, пока Прокофьев убедился, что в Америке ему делать нечего. Он отправился в Париж, где снова встретился с Дягилевым и начал с ним сотрудничать. Франция на несколько лет стала основным пристанищем музыканта. Несколько раз он выезжал в США с гастролями, исполняя в основном собственные произведения, бывал в Лондоне.

На осень 1921 года была назначена премьера его оперы «Любовь к трем апельсинам» в Чикагском театре. В октябре Прокофьев поехал туда, чтобы принять участие в подготовке спектакля. Премьера, состоявшаяся в декабре, встретила теплый прием публики. Но значительно более важным для композитора оказалось другое: он встретил свою любовь.

Молодая испанская певица Лина Льюбера провела детство в России — се мать была русской. Цикл романсов «Пять стихотворений Бальмонта», написанный в 1921 году, Прокофьев посвятил ей. Это было его объяснение в любви. В марте 1922 года он окончательно покинул Америку и поселился на юге Германии, близ старинного монастыря Этталь, в живописном местечке на склоне Баварских Альп. Поселился впервые с семьей — молодой женой, приехавшей с ним из Америки, и матерью, которой удалось вырваться из Советской России. Отца он потерял уже давно.

В 1923 году Прокофьев переезжает в Париж. Здесь он сближается с Онеггером, Мийо и Пуленком, общается с деятелями русского эмигрантского искусства. Во Франции в возрасте 69 лет скончалась мать композитора.

Зимой 1925–1926 годов Прокофьев снова побывал в США. На этот раз его принимали там как признанного маэстро. Весной 1926 года он проводит ряд концертов в Италии, гастролирует в Лондоне, Антверпене, Брюсселе, Барселоне, Берлине. Официально Прокофьев не эмигрировал: его многолетнее пребывание за границей считается гастролями, но продолжаются они вплоть до 1933 года. Для Дягилева пишет балеты «Стальной скок» (1925), «Блудный сын» (1928), «На Днепре» (1930). Появляется и множество сочинений более мелких жанров — инструментальных и вокальных. В 1928 году закончена Третья симфония, написанная в основном на материалах 1918–1919 годов.

В 1927, 1929 и 1932 годах Прокофьев приезжает с гастролями в СССР, где его всегда ожидает большой успех, по некоторым свидетельствам, — даже триумф. Проводя на родине немногие недели, композитор, естественно, не мог представить себе подлинных реалий жизни в стране под властью тоталитарного режима (впрочем, тогда, до середины 30-х годов, время, по крылатому выражению Анны Ахматовой, было еще «относительно вегетарианское», во всяком случае композитору разрешали свободно передвигаться, не запрещали возвращаться на Запад). Поэтому у него составилось совершенно превратное представление о Советском Союзе. Кстати, он был не одинок в этом: многие зарубежные деятели искусства и культуры, приезжая в те годы в СССР и видя лишь «фасад» — «будни великих строек», по словам популярной песни, энтузиазм масс, строящих новое справедливое общество, искренне восхищались всем, что им показывали, старательно отбирая, и потом воспевали социалистический строй.

Прокофьев тоже отдал дань этому воспеванию в балете «Стальной скок», посвященному быту Советской России. В соответствии с замыслом он стремился сочинять мелодии в национальном русском характере, однако основой музыки стало воспроизведение машинных шумов, множество звукоизобразительных эффектов, изобилие острых и грубых диссонансов, острых аккордов-пятен. Музыка не вызвала одобрения ни у традиционалистов, для которых была слишком эпатирующей, ни даже у таких музыкантов, как Стравинский, который высказал автору недовольство «грохотом паровых молотов».

В начале 1930 года состоялась еще одна концертная поездка в США. Прокофьев провел там 24 концерта с крупнейшими оркестрами страны. Он получил несколько заказов, в частности, к 50-летию Бостонского симфонического оркестра написал Четвертую симфонию, основанную на театральной музыке — темах из «Блудного сына».

Последние сочинения, созданные за рубежом — Четвертый и Пятый фортепианные концерты, «Симфоническая песнь» для оркестра, две легкие сонатины для фортепиано и Первый виолончельный концерт. В ноябре — декабре 1932 года состоялась еще одна поездка в Москву, где он договорился с руководителями Союза композиторов и Министерства просвещения (тогда — Наркомпроса) об окончательном возвращении. Осенью 1933 года Прокофьев с семьей, в которой было теперь два сына, поселился в Москве, где ему предложили стать профессором-консультантом Московской консерватории — эту должность он занимал до 1937 года.

По-видимому, композитор, не представлявший, какова на самом деле жизнь в давно покинутой им стране, считал, что сможет продолжать жить так, как сам захочет — будет выезжать на гастроли за рубеж, писать то, что пожелает. Однако он жестоко ошибся. Первые пять лет гастроли еще продолжались. В 1935–1936 годах он побывал в длительной концертной поездке — посетил Испанию, Португалию, Марокко, Алжир, Тунис, в конце 1936 года совершил турне по странам Запада и США, в начале 1938 года снова побывал за границей, но затем выезд ему был запрещен.

Резко изменилась тематика творчества, отчасти — и музыкальный язык. Появляются такие сочинения, как музыка к кинофильму «Александр Невский», позднее переработанная в кантату, оперы «Семен Котко» о гражданской войне на Украине, «Повесть о настоящем человеке», оратория «На страже мира», кантата «К 20-летию Октября», «Здравица» и т. п. Конечно, наряду с этими уступками господствующей идеологии создаются и другие сочинения — балеты «Ромео и Джульетта», «Золушка», «Сказ о каменном цветке», увертюры, инструментальные концерты, фортепианные сонаты и пьесы.

В 1940 году Прокофьева привлекла комедия Шеридана «Дуэнья». Идею создания оперы на этот сюжет подала ему молодая поэтесса Мира Мендельсон, сделавшая перевод комедии. Либретто композитор писал сам, несколько стихотворных текстов, уже на готовую музыку, написала переводчица. Прошло несколько месяцев, и она стала второй женой Прокофьева. Судьба Лины Льюберы сложилась трагически: вскоре после развода она была арестована, как многие в те годы, по ложному обвинению в шпионаже. Прокофьев не делал никаких попыток облегчить ее положение. Этим пробовал заняться Шостакович: обращался во всесильные карательные органы с заявлениями, но ничего не добился.

После начала Великой Отечественной войны Прокофьев был эвакуирован на Северный Кавказ, в Нальчик. Когда эти места оказались под угрозой оккупации, переехал в Тбилиси, потом — в Алма-Ату. Лишь в октябре 1943 года, когда стало ясно, что столица больше не подвергается непосредственной опасности, композитор вернулся в Москву. Все это время он вместе с женой, которая стала либреттисткой всех его последующих сочинений, работал над оперой «Война и мир». Опера потребовала огромного труда, занявшего много лет. Параллельно создавались многие другие сочинения — музыка к фильмам, инструментальные пьесы, в частности, по фольклорным мотивам народов, которые принимали у себя Прокофьева как дорогого гостя, создавая ему все условия для полноценной работы.

Ни мировое признание, ни тематические уступки не спасли композитора от психологических репрессий. Как и Шостаковича, его причислили к столпам формализма и подвергли жестокой критике в 1948 году. Неизвестно, как реагировал композитор, избалованный всемирной славой, на жестокое шельмование. Он никогда нигде не высказывался по этому поводу, не ходил на собрания, похожие на средневековые судилища, не каялся в своих ошибках, как это требовалось по установившемуся тогда ритуалу. Он молчал. Однако все это не могло не отразиться на нем. Возможно, именно эти преследования подорвали здоровье Прокофьева. Он скончался, не дожив до шестидесяти двух лет, в Москве 5 марта 1953 года, в один день со Сталиным; это и определило полное умолчание скорбной даты — на фоне общей официальной скорби кончина одного из крупнейших композиторов XX века прошла практически незамеченной. Его хоронили лишь немногочисленные друзья, ни в одной газете не появилось ни строчки, посвященной его памяти.

 

Классическая симфония

Классическая симфония, ор. 25(1917)

Состав оркестра: 2 флейты, 2 гобоя, 2 кларнета, 2 фагота, 2 трубы, 2 валторны, литавры, струнные.

История создания

Классическую симфонию Прокофьев писал на протяжении 1916–1917 годов. Закончив оперу «Игрок», композитор обратился к крупному сочинению иного жанра, иной, совершенно неожиданной для него стилистики. Уже приучив слушательскую аудиторию и коллег-музыкантов к своему эпатирующему, «хулиганскому» стилю, он удивил всех, создав произведение классически ясное, по-моцартовски солнечное. Еще в 1946 году им был сочинен гавот, ставший впоследствии третьей частью симфонии, тогда же были сделаны кое-какие наброски первой и второй частей. Но основная часть работы была проделана летом 1917 года, когда Прокофьев поселился в дачном поселке под Петроградом. Гуляя по полям, он обдумывал тематический материал и композицию симфонии. Это был в его практике первый случай сочинения без инструмента. «До сих пор я обыкновенно писал у рояля, но заметил, что тематический материал, сочиненный без рояля, обычно бывает лучше по качеству. Перенесенный на рояль, он в первый момент кажется странным, но после нескольких проигрываний выясняется, что так и надо было сделать», — писал композитор. Появление названия он объяснял следующим образом: «Во-первых, так проще; во-вторых — из озорства, чтобы подразнить гусей, и в тайной надежде, что в конечном счете обыграю я, если с течением времени симфония так классической и окажется».

Классические увлечения давно были не чужды композитору. Еще будучи в дирижерском классе Черепнина в консерватории, он увлекался венскими классиками. Теперь же ему захотелось сочинить симфонию в духе Гайдна. «Мне казалось, что если бы Гайдн дожил до наших дней, он сохранил бы свою манеру письма и в то же время воспринял кое-что от нового». Так и было задумано композитором — скромная фактура и прозрачная оркестровка в стиле Гайдна и Моцарта должны были сочетаться в новом произведении с «налетом новых гармоний».

После дерзкой, эпатирующей музыки двух фортепианных концертов, взбудораживших публику и критику, и не менее дерзкой, варварской «Скифской сюиты», написанной на материале балета «Ала и Лоллий», который не устроил даже Дягилева, не отличавшегося пуризмом, симфония молодого композитора удивила всех — она была ясной, стройной, строгой, и вместе с тем жизнерадостной, проникнутой светом и оптимизмом. Состав оркестра Прокофьев выбрал самый скромный — двойной, без тромбонов и тубы, без так называемых видовых инструментов. Вместе с тем, музыка эта не так уж проста — возможно, это своего рода спектакль, из тех, что мы слышим в Четвертой Малера? Только, конечно, более легкомысленный и беззаботный.

К началу осени новая симфония была полностью написана и оркестрована. На авторской партитуре стоит дата окончания—10 сентября. Автор посвятил ее товарищу консерваторских лет, с которым был особенно близок в те годы, впоследствии крупнейшему музыковеду — единственному академику этой профессии — и плодовитому композитору Б. В. Асафьеву. Премьера симфонии состоялась незадолго до отъезда Прокофьева на несколько лет за границу, 21 апреля 1918 года в Петрограде под управлением автора.

Музыка

Симфония начинается громким аккордом всего оркестра, после которого взбегают вверх пассажи флейт, кларнетов и струнных — как будто взвивается занавес и начинается представление, возможно — кукольное… Главная тема сонатного аллегро — легкая, подвижная, в прозрачной оркестровке. Побочная носит комический характер благодаря сочетанию широких и легких скачков мелодии скрипок (авторская ремарка — с элегантностью!), с неуклюжим аккомпанементом фаготов и внезапно врывающимися валторнами. В разработке несколько сгущается фактура, озорная побочная на миг оборачивается грозной… но это не настоящее — все проносится в неудержимом вихре, как карнавальное шествие. И два заключительных такта, почти точно повторяющих начало, опускают занавес.

Ларгетто написано в ритме полонеза, но его характер скорее напоминает изящный старинный менуэт, которому, собственно, и место во второй части гайдновской симфонии. Мелодия украшена трелями — так и видятся кавалеры в напудренных париках, дамы в фижмах с мушками, жеманно приседающие в такт музыке. Средний раздел части более взволнован, музыкальное развитие приводит к яркой кульминации, но в репризе трехчастной формы возвращается движение чуть чопорного танца.

Третья часть имеет название — гавот. Это танец с размашистыми движениями, широкими мелодическими ходами, яркий и жизнерадостный. В среднем эпизоде на фоне гудящего аккомпанемента, имитирующего звуки волынки, звучит незатейливый плясовой мотив. (Много лет спустя композитор использовал эту музыку в балете «Ромео и Джульетта».)

Искрящийся, стремительный финал, как и первая часть, написанный в сонатной форме, возвращает к ее безостановочному кружению. Танцевальные по характеру темы, прозрачность оркестровки, ясность формы как бы подытоживают «классичность» симфонии, подтверждая ее название.

 

Симфония № 5

Симфония № 5, ор. 100(1944)

Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, английский рожок, 2 кларнета, малый кларнет, бас-кларнет, 2 фагота, контрафагот, 3 трубы, 4 валторны, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, деревянный брусок, бубен, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, арфа, фортепиано, струнные.

История создания

Об этой своей симфонии Прокофьев сообщал: «Летом 1944 года я написал Пятую симфонию, работу над которой считаю очень важной как по вложенному в нее музыкальному материалу, так и потому, что вернулся к симфонической форме после шестнадцатилетнего перерыва. Пятая симфония как бы завершает целый большой период моих работ».

Пятая симфония занимает совершенно особое место в симфоническом творчестве композитора. Как мы помним, от написанной на студенческой скамье ми-минорной симфонии он отказался, а следующая, ставшая первой в списке его симфоний, была Классическая — сознательно стилизованная, которую, в сущности нельзя считать симфонией по смыслу: поскольку симфонический жанр родился для того, чтобы отражать жизненные коллизии, окружавшие художника, его взаимодействие с действительностью или отторжение от нее. Вторая симфония, созданная в 1924 году, была основана на одном контрастном сопоставлении — железной поступи первой части и светлой лирики финала. Третья и Четвертая симфонии использовали материал сценических произведений Прокофьева и для слушателей, знакомых с творчеством композитора, всегда оставались связанными с балетом «Блудный сын» и оперой «Огненный ангел». Таким образом, Пятая симфония — на самом деле первая из всех, являющаяся симфонией «в чистом виде», не вызывающей прямых образных ассоциаций, ни гайдновских, ни собственных прокофьевских — театральных.

Симфония создавалась одновременно с несколькими другими сочинениями: весной и летом 1944 года Прокофьев торопливо оркестровал балет «Золушка», партитуру которого с нетерпением ожидали в Большом театре; писал музыку к кинофильму «Иван Грозный» — это тоже был срочный заказ. Но в то же время исподволь накапливался материал для симфонии. Летние месяцы композитор провел в Доме творчества композиторов недалеко от города Иваново. Там, среди живописнейшей природы, после прогулок по лесу, в скромном домике на краю деревни, где Дом творчества снимал комнаты для композиторов, создавалось монументальное полотно. В начале сентября пресса сообщила о том, что Пятая симфония Прокофьева закончена в клавире. Партитура была завершена уже в Москве, в ноябре. Премьера симфонии состоялась 13 января 1945 года в Москве под управлением автора.

Музыка

По структуре Пятая симфония — традиционный четырехчастный цикл.

Первая часть, воплощающая героико-эпическое начало, начинается с изложения главной партии. Мелодия, исполненная простоты и благородства, разворачивается неторопливо. Она станет как бы лейтмотивом всей части, носителем героической идеи. Ее развитие усиливает драматические черты, нагнетает напряженность. Волны этого развития приводят к небольшим (их называют «местными») кульминациям, в которых отдельные мотивы темы превращаются в призывные сигналы. Широко развернутая побочная партия не противопоставляется главной, а скорее дополняет ее нотками искренней лирики. Заключительная часть экспозиции состоит из двух тем — решительной, волевой, вырастающей из ритмически активных ходов главной партии, и второй — игривой, острой, привносящей в музыку элемент психологической разрядки. В разработке неуклонно нагнетается драматизм, возникают эпизоды батального характера, усиливаются героические черты. Не только главная, но и побочная и даже заключительные темы приобретают действенный, активный характер и становятся как бы непосредственным образным продолжением главной. Лирика переплавляется в горниле героики и в преображенном виде вливается в образный строй музыки. В репризе слышна качественно новая ступень — лирическое начало оказывается полностью подчиненным героике, достигается высочайшая степень напряжения. Заключает часть поистине богатырская кода: плотная оркестровка, замедленный темп и обилие ударных придают музыке характер торжественной триумфальности.

Во второй части, скерцо, совмещены черты токкатности и танцевального движения. Его музыкальные темы пластичны и вместе с тем отмечены графической остротой контуров. На фоне остро пульсирующего остинатного движения звучит лаконичная гротескная тема. Она перебрасывается от инструмента к инструменту, охватывая огромный диапазон и окрашиваясь в различные темброво-тональные цвета. К концу начального раздела скерцо она словно растворяется в ритмически по-прежнему четком, но постепенно затухающем движении струнных. Средний раздел части пронизан энергией упругого танцевального ритма. Полетное движение вальса временами переходит в веселый пляс. Заключительный раздел трехчастной формы — резкий контраст. В нем господствуют жесткие сухие аккорды, мрачный тембр медных инструментов. Темп замедлен, словно заторможен, и все это вместе создает тревожную, порою даже зловещую атмосферу. Однако постепенно эти настроения преодолеваются, основная тема становится сначала насмешливой, затем назойливой, еще через несколько тактов — лукавой и, наконец, искрометной. Заканчивается скерцо темпераментной пляской, в которой, однако, слышны отзвуки зловещей бури.

Третья часть — адажио — сочетает лирику, мягкую, нежную, трепетную, с патетикой, драматизмом, суровой сдержанностью. Манера изложения музыкального материала, балладно-повествовательная, объединяет разнородные образы, придавая им некую сюжетную направленность. Музыка полна благородства, простоты, мужественной силы. Отчетливо проступают черты сосредоточенного раздумья, углубленной созерцательности.

Финал перекликается с начальными страницами симфонии. Его настроение — юношески восторженное, лучезарное. В ритме веселой пляски звучит у солирующего кларнета живая, по-прокофьевски угловатая тема. Она то исчезает, то снова «выплывает на поверхность», цементируя форму. А в промежутках появляются другие образы — и лирические, и полные мужественного благородства, и лукаво-грациозные. Завершается симфония потоком празднично-ликующих звучаний.

 

Симфония № 7

Симфония № 7, до-диез минор, ор. 131 (1952)

Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, английский рожок, 2 кларнета, бас-кларнет, 2 фагота, 3 трубы, 4 валторны, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, деревянный брусок, бубен, малый барабан, тарелки, большой барабан, колокольчики, ксилофон, арфа, рояль, струнные.

История создания

Седьмая симфония — последнее симфоническое сочинение Прокофьева. Она, вместе с Симфонией-концертом для виолончели, Концертино для виолончели с оркестром и Сонатой для виолончели соло, вдохновленными исключительно талантливым исполнителем Л. Ростроповичем, сблизившимся с композитором в последние годы его жизни, завершает творческий путь Прокофьева. Время, когда она создавалась, было чрезвычайно тяжелым. В 1948 году вышло постановление ЦК ВКП(б) «Об опере „Великая дружба“ Мурадели», в котором все лучшее в современной отечественной музыке подвергалось шельмованию. Основной удар, несмотря на название постановления, был направлен не на малоталантливую оперу, автор которой не угодил Сталину изображением жизни народов Кавказа, а на крупнейших композиторов страны — Шостаковича и Прокофьева. После его опубликования развернулась настоящая вакханалия «проработок», собраний с выступлениями против формализма, призванных подавить саму возможность мысли о какой-то свободе творчества, о малейшем намеке на свободомыслие. Прокофьев не отвечал на нападки. Он давно уже понял, что надо смириться с действительностью. Недаром в последние годы он, практически, не писал ничего по-настоящему серьезного. «Праздничная поэма» к торжественно отмечавшемуся 30-летию Октября, той же дате посвященная кантата «Расцветай, могучий край», сюита «Зимний костер» на стихи детского поэта Маршака, оратория «На страже мира», праздничная поэма «Встреча Волги с Доном», посвященная построенному заключенными ГУЛАГа Волго-Донскому каналу — такие сочинения, недостойные его дара, появлялись в последние годы. Редким исключением стала Симфония-концерт для виолончели с оркестром.

Несмотря на такую лояльность, а может быть, именно из-за того, что композитор был лишен возможности творить свободно, здоровье его было серьезно подорвано. Но музыку писать он не переставал — это было для него единственным смыслом, да и единственной возможностью заработка.

Седьмая симфония задумывалась первоначально как произведение для детей. В конце 1951 года Прокофьев сообщил в печати о том, что собирается написать несложную симфонию для радиовещания, рассчитанную на детскую аудиторию. Замысел постепенно приобретал реальные черты, и в начале весны уже был закончен клавир. Весна и начало лета были посвящены оркестровке, а 2 июля в одном из писем композитор сообщал, что заканчивает симфонию.

В процессе работы концепция сочинения изменилась, расширилась. Вместо симфонии для детей родилась музыка, в которой лишь в какой-то мере оказался отраженным мир юности.

Симфония отличается выдержанностью стиля, стройностью формы. Она напоена поэзией, ее лирика отличается широчайшим охватом нюансов от напряженно-страстной до хрупко-нежной, от мужественной до романтически-порывистой. Музыка жизнелюбива, светла, отличается юношеской свежестью. В ней нет ни острых драматических коллизий, ни резких столкновений. Это — песнь о любви к жизни, к прекрасному. Лишь в самом конце ее разлита светлая печаль — как прощание композитора с жизнью, которая не всегда была для него жестокой и которая, несмотря на всю трагичность советской действительности, все же оставалась прекрасной.

Премьера Седьмой симфонии состоялась незадолго до смерти композитора, 11 октября 1952 года в Москве под управлением С. Самосуда.

Музыка

Первая часть написана в сонатной форме, но это не аллегро, как привычно для симфонических циклов, а модерато — более спокойно и медленно. Тема главной партии, широкая, распевная в нежном звучании скрипок производит впечатление выразительной и проникновенной элегии. Ее интонации близки русской народной песне. Побочная партия тоже лирична, но это — лирика другого плана: романтически-приподнятая, гимническая. Она отличается широкими смелыми интервальными ходами, строгим ритмом, подчеркивающим твердость поступи. Особую полнокровность придает ей оркестровка — звучание в октаву фаготов, валторн, альтов и виолончелей, а далее, с переходом мелодии в более высокий регистр — струнных и высоких деревянных духовых инструментов. Заключительная партия привносит еще один образ — причудливо-сказочный, завораживающий, расцвеченный арфой, треугольником, колокольчиками. В музыке нет конфликта, поэтому разработка сравнительно невелика и основана не на столкновении тем, а их еще большем раскрытии, выявлении их возможностей. Так, например, в побочной теме подчеркиваются романтические черты, заключительная приобретает сумрачную, несколько тревожную окраску. Но реприза возвращает прежние настроения, а миниатюрная кода — еще одно напоминание о пленительном грустно-задумчивом облике главной партии.

Вторая часть, вальс, отличается концертным блеском и яркостью красок. Продолжающий традицию симфонических вальсов Чайковского и Глазунова, он напоминает и о прокофьевских вальсах из «Золушки», из «Войны и мира». В основе второй части две темы. Первая, интонируемая струнными, — своего рода «приглашение к танцу». Она носит вступительный характер и отличается ясностью мелодического рисунка, простотой гармонических средств. Вторая тема сначала тоже звучит у струнных, но затем переходит к гобою, кларнету, флейте, образуя как бы несколько вариаций. Ее отличают тонкость и изящество мелодического рисунка, пластика обаятельного в своей женственности танца, то лукавого, то застенчивого. Завершает вальс стремительная праздничная кода.

Третья часть — анданте — задумчивое, полное строгого просветленного чувства. На всем его протяжении безраздельно царит широкая, элегически-возвышенная мелодия. Основная тема части проводится четыре раза и является, по существу, темой с тремя вариациями, в которых она утверждается с исчерпывающей полнотой. Средний раздел анданте напоминает непритязательную детскую песенку-марш. Он не нарушает безмятежно спокойного течения музыки, хотя интонации песенки чем-то напоминают хрупкую «сказочную» тему первой части. Реприза трехчастной формы возвращает первоначальные образы части в сокращенном виде — теперь звучат только две вариации. (Таким образом, форма анданте достаточно оригинальна — сложная трехчастная, в которой крайние разделы — тема с вариациями.)

Живой, остроумный, блещущий весельем финал полон блестящей скерцозности, сверкающего остроумия. Его начало — трель струнных, комические скачки в мелодии и стремительный разбег — создают напряженную атмосферу ожидания. И вот появляется основная тема — зажигательная, огненная. У струнных с глиссандо арф она сверкает, искрится и устремляется вперед в поистине головокружительном движении. Внезапно действие переключается: вступает ритмически упругая, задорная мелодия, напоминающая пионерский марш. Поначалу имеющая характер сольного высказывания, она сменяется «припевом», в котором отчетливы интонации советских массовых песен. Возвращается основная тема финала, а с ней — искрящееся веселье и блеск. Постепенно она перерастает в уже знакомую мелодию — побочную тему первой части, которая звучит здесь как величественный апофеоз. А вслед за ней, завершая симфонию, заключительная партия первой части, рассыпаясь своеобразными красками арф, фортепиано, ксилофона и колокольчиков, постепенно истаивает, оставляя ощущение еле уловимой печали.