Дети дельфинов

Михеева Тамара Витальевна

Глава VI. В плену

 

 

1

Прошла неделя, потом другая. Максим сделал доклад о шуршунчиках, и все ему аплодировали. Хотя придирались, конечно, и вопросы задавали, особенно Силин. Но Максим уже знал, что ответить. Роська от радости за брата бросилась мне на шею и звонко поцеловала в щеку.

— Ой, извини! — тут же отпрянула она, испугавшись. Наверное, потому, что я стал красным как помидор.

А чего на меня бросаться, я-то вообще здесь при чем?!

Вечером, после заседания, папа спросил:

— За что ты так Силина не любишь?

— А чего он придирается?

— Он задает вопросы, Сергей.

— Он придирается! Даже Степанов ему сегодня замечание сделал.

— Я заметил, что ты и Степанова в последнее время не очень-то жалуешь. Что с тобой? Переходный возраст?

Я молчал. Не рассказывать же обо всех своих подозрениях и догадках! Они и так меня замучили! Мне, если честно, было совсем невесело от этой детективной истории, я не хотел играть в Шерлока Холмса и разоблачать каких-то там преступников. Но мне очень не хотелось, чтобы взрывались дельфины.

К Стеше я заходил каждый день. Чувствовала она себя плохо, и Георгий все безнадежнее качал головой. А Иван никак не возвращался с Большой земли.

Мы всё так же гуляли по острову, купались, играли с дельфинами в вольерах, сидели у Максима в ангаре, ходили ночью к дяде Фаддею, но уже нечасто: надо было готовиться к школе.

И вот как-то раз мы сидели решали алгебру, а Роська вдруг бросила ручку и сказала:

— Мальчики, надо проведать Лойко. У меня сердце не на месте.

Почему женщины всегда сердцем чувствуют всякие неприятности? Мама тоже чуть что: «сердцем чувствую», «сердце подсказывает»… Почему же Роськино сердце не подсказало ей, что не надо нам больше соваться к анулейцам? Я не знаю. Но как только она это сказала, мне смертельно захотелось бросить алгебру и снова забраться на горячее сиденье «Ласточки», подняться в небо, лететь над лесом, где все зеленое и голубое, только брошенное поселение анулейцев желтеет ровным кругом… И Лойко проведать захотелось. Неужели он до сих пор мажет себя гуталином?

— Хорошо, — спокойно сказал Максим. — Завтра утром можно. Ладно, Листик?

Все шло как по маслу. Мои родители на весь день уехали на Большую землю.

— Хочешь с нами? — спросила мама. — Варю проведаем.

— Н-нет, мам… Мы с Осташкиными договорились. Нас Роська будет учить нырять.

— Смотрите осторожнее там.

— Не волнуйся, Роса у нас мастер спорта. Варе привет.

«Ласточка» завелась так быстро, будто хотела нам показать, как она соскучилась и рада везти нас куда угодно. И даже солнце палило не так нещадно, как в прошлые дни. По небу шли пышные белоснежные облака. И посадка на каменной дороге в оставленном городе была мягкой.

— Умница, — ласково погладил «Ласточку» Максим.

Не успел он опустить руку, как я почувствовал, что в затылок мне упирается что-то острое и холодное. В этот же миг ойкнула Роська, а за спиной у Максима вырос огромный человек. Его длинные светлые волосы были собраны в высокий хвост, могучими руками он растянул лук, и наконечник стрелы ткнулся в затылок Максима. У меня запрыгало сердце, когда я понял, что Максим, глядя на меня, видит то же самое. Это были Хвосты, я сразу их узнал. Не зря же у меня была раздвижка на рассказ Лойко. Они у анулейцев вроде полиции и частной охраны. Я вспомнил, как Вождь в моей раздвижке говорил, что Хвосты убили Зое. Такие, пожалуй, разговаривать не станут!

Едва я подумал об этом, раздался пронзительный крик, и я почувствовал, как стрела, упирающаяся в мой затылок, дрогнула и опустилась. Кричал Лойко. Да, это он! Он выскочил из-за дома и в два прыжка оказался перед нами. Глаза его сердито сверкали.

— Не трогать! — гневно и повелительно крикнул он. — Это мои друзья!

От крика все буквы у него стали будто тверже, мягкость исчезла.

— Ну что ты, ведун Ньюлибон, какие они тебе друзья, — раздался тут же спокойный, насмешливый голос.

К нам приближался человек. Он шел против солнца, и лица его не было видно. Он был в просторной белой блузе, шортах до колен и широкополой соломенной шляпе. Этакий пижон с большеземельских пляжей. Он шел медленно и говорил медленно:

— Они не могут быть друзьями ведуна… Это заблудшие души того народа, что отнял у анулейцев море и выжег лес, где жил ваш народ. Свяжите их, — приказал он Хвостам, подойдя к нам вплотную и с усмешкой глядя мне в глаза.

Я почти не удивился: перед нами стоял Игорь Онтов.

 

2

Везли нас долго, а куда — неизвестно. Игорь велел Хвостам завязать нам глаза и сунул в рот каждому из нас по ложке какого-то приторного питья. Тут же навалилась вязкая дрема. Сквозь нее я еще успел услышать, как что-то лопочет Лойко и как Игорь спокойно отвечает ему, что тот, мол, ничего не понял, но не беда: на то Боги и отправили его, Посланника, на землю, чтобы просветлять умы. Он все объяснит. Не только Лойко, но и всему анулейскому народу. Вот только доберутся до Города. На этом я уснул. А очнулся от качки. Хвосты несли нас на высоких носилках с балдахинами, каждого персонально, как индийских царей. Слишком много чести для пленников! Может, Лойко убедил Игоря? Игорь!!!

Значит, я был прав: он не погиб! Я так разозлился на него, просто слов нет. Но потом подумал: а может, у него амнезия? Может, Игорь не помнит, кто он и откуда? А может, он, ну… в уме повредился? Заблудился в лесу, сошел с ума и впрямь возомнил себя Посланником Богов?

Но нет, никакой амнезии у Игоря не было, и сумасшествия тоже. В этом мы вскоре убедились.

Нас несли по лесу, по зарослям. Тропы под ногами не было. И как только Хвостам удавалось пробираться не сбивая шаг, да еще неся нас на носилках?

Я отодвинул занавеску из мешковины и увидел, как занавеска первых носилок тоже дрогнула. Оттуда показалась голова Максима. Глаза у него были совершенно круглые. «Вот это приключение!» — читалось в его взгляде.

Наконец вышли на тропу. Уже через минуту показался низкий каменный заборчик, не выше меня: он отделял лес от поселения анулейцев. Сразу за заборчиком начиналась дорога, выложенная большими серыми плитами. По левую сторону от дороги врассыпную стояли дома.

В общем, этот город был точно такой же, как тот, который мы покинули, только без следов разрушений. Нас несли к костровищу, точно такому же, на котором мы оставили «Ласточку», а из домов выходили и выходили люди. Они специально оторвались от дел — у мужчин руки были в глине или саже, у женщин — в тесте или мыле. Они толпились у своих дверей, придерживая детей… В полном молчании. Даже жутко…

Я смотрел на них во все глаза. Живые анулейцы! Они были высокие, почти как Иван, светловолосые и смуглые. Мужчины — в закрывающих колени холщовых рубахах без рукавов. Мешок с дырками… Зато пояса красивые: из кожи, с замысловатым плетением, украшенные разноцветными камешками и металлическими монетками. Почти у всех были волосы до плеч и бороды. Женщины носили такие же рубахи, только без поясов, — с вышивкой на груди и у подола. Светлые длинные волосы они заплетали в косы. А сколько было детей! Я-то двенадцать лет воображал себя единственным ребенком на Лысом острове! Ребята были разные: и большие, и маленькие, все смотрели с любопытством и без злобы. Никакие они не людоеды.

Плавно опустились носилки, Хвосты встали полукругом. На площадку перед костровищем поднялся Игорь. Он крепко держал за плечо растерянного Лойко. Игорь поднял руки, призывая анулейцев к молчанию.

— Дети Дельфина! Слушайте меня, Посланника Дождя и Солнца! Не прошло и семи восходов, как исполнилось то, о чем я говорил вам. От Дождя и Солнца я узнал, что к нам приедут чужеземцы. Это не просто чужеземцы, это шпионы… м-м-м… лазутчики… ну, то есть они пришли, чтобы выведать тайны вашего народа, вашего мастерства. Да! Они передадут ваши тайны своему народу, который придет и уничтожит мирных анулейцев! Посмотрите же, как бесчеловечны, как вероломны ваши враги, кого послали они!..

Балдахины упали с наших носилок. Я вскочил, Максим тоже. Толпа ахнула.

— Да! — крикнул Игорь — Они прислали детей! Зная, что жизнь ребенка священна у анулейцев, они решили, что вы не обидите этих шпионов! То есть… этих лазутчиков… Дети Дельфина! Дождь и Солнце не оставили нас, они предупредили меня, и я взял лазутчиков в плен. Вам решать, что делать теперь. Идите по домам, обсудите в каждой семье, какой участи достойны те, что отняли энко вашего народа. Завтра мы соберемся здесь и решим, как поступить.

— Последнее слово всегда было и будет за Советом Отцов, Посланник Неба.

Это сказал шагнувший из толпы на дорогу высокий бородач. На его рубахе была вышита та же эмблема, что украшала вход в каждый дом: дельфиниха с дельфиненком в треугольнике. Это был Вождь, я узнал его. Голос у него был спокойный и твердый, несмотря на такую же мягкую шепелявость, как у Лойко. Игорь пожал плечами, лицо его скривилось, и он сказал:

— Боги не очень довольны, что важные дела решает не весь народ, а только избранные, Вождь.

— Эти избранные — Отцы семи семейств. На их плечах — бремя ответственности. Ты говоришь много непонятных слов, Посланник Неба, сам же остаешься глух к нашим словам.

— Я всего лишь выполняю волю Богов, — смиренно склонил голову Игорь и сильно сжал плечо Лойко, — не правда ли, ведун Ньюлибон?

— Да… — тихо и потерянно сказал Лойко.

Я и Максим посмотрели друг на друга, потом — на Роську.

Она мирно спала, свернувшись калачиком на носилках.

 

3

Нас поселили в шалаше за беседкой, где проходил Совет Отцов. Кипарисовые и сосновые ветки были сверху накрыты мешковиной, пол сделан из переплетенных веток — будто распластанная корзинка, вместо двери — прочная дерюга. Видно было, что сделан шалаш не наспех. Один из Хвостов принес охапку сена и три домотканых одеяла. Бросил под ноги и вышел, не сказав ни слова.

— Неплохо, — сказала Роська.

Она уже проснулась, выслушала наш рассказ про речь Игоря перед анулейцами, покачала головой и надолго задумалась. Потом сказала:

— Надо обязательно встретиться с Лойко и убедить его, что мы не враги, что этот его Посланник — враг. Боже мой, сын ИА! Как он может так поступать?

— С Игорем же ничего не ясно, — пробормотал я. — Может, он сам не помнит, кто он? Вдруг он и вправду заблудился в лесу, сошел с ума и возомнил себя Посланником Богов.

— Ага, — усмехнулся Максим, — а палатку зачем с собой притащил?

Палатка, ярко-красная, из легкого материала, на полусферических дугах, стояла недалеко от нашего шалаша. Над ней развевался флаг: на темно-синем фоне золотой круг солнца, а в нем улыбчивая морда дельфина.

— Да, и глаза у него абсолютно нормальные, — согласился я. — Очень спокойные глаза.

Лойко пришел после того, как все тот же немой Хвост принес нам целую тарелку дымящихся лепешек. От них исходил такой аромат, что голова кружилась. Ведь мы весь день ничего не ели. Обжигаясь, я взял одну. Лепешка пахла сливочным маслом и какими-то травами.

— Подожди, — сказал Максим. — А вдруг они отравленные?

Тут появился Лойко. Он услышал Максимовы слова и отчаянно замахал руками.

— Нет, нет, нет! Никто не будет травить! Женщины пекли, они говорят: не могут дети нести зло. Надо кормить детей, даже если они чужие, чтобы не было смерти. Ешьте. — Лойко подвинул к нам чашку.

Я подумал-подумал и взял лепешку. Если бы Игорь захотел нас убить, он сделал бы это еще в Старом городе. Только все это чушь. Не может Игорь Онтов, сын ИА, быть убийцей. Ну, мошенником, может быть, но убивать… Да и за что?!

Лепешка была вкусная, что и говорить. Я, наверное, сразу штук десять съел.

— Просто объеденье! — вздохнула Роська.

Лойко рассмеялся и тоже взял лепешку. Вчетвером мы быстро с ними управились. Лойко вдруг стал серьезным и сказал торжественно, подняв руку:

— Те, кто ели из одной чаши, никогда не станут врагами. Это старый обычай моря. Я никогда не предам вас. Через три дня Совет Отцов соберется и будет решать, что делать. Я тоже теперь в Совете, потому что ведун. Я скажу им, что вы мои друзья.

Речь Лойко нас растрогала. Я крепко пожал ему руку, а Роська так вообще обняла его и поцеловала в щеку, как меня тогда в конференц-зале. Ну и правильно! Лойко сильно смутился и, наверное, покраснел, только сквозь гуталин не было видно.

— Ох, Лойко, — сказала Роська, вытирая губы, — как можно так жить? Красишь себя постоянно этой гадостью! Какой-то обманщик заморочил тебе мозги…

— Роса! — остановил ее Лойко и укоризненно покачал головой. — Я не знаю, что значит «заморочил мозги», но я чувствую: тебе не нравится Посланник Богов. Значит, тебе не нравится моя жизнь? Ведь он спас меня!

— Он тебя использует! И весь анулейский народ. Он хочет погубить вас! — вспылила Роська.

— Рося, подожди, — сказал Максим. Он задумчиво посмотрел на Лойко. Долго смотрел, Лойко даже заерзал.

— Лойко, — сказал он наконец, — а у тебя кожа не болит? Ну, не чешется, болячек нет?

Лойко быстро глянул на Максима и отвел глаза.

— Ты смотришь в глаза долго, как Вождь, — сказал он глухо. — Ты поэтому узнал, что я болен? Скоро болезнь совсем заберет меня. Я весь в болячках, красных и больших. Они рвут мою кожу. Я умру. И все зря.

Лойко уронил голову.

— Пусть, — услышали мы. — Зато мой народ вернется к морю. Раз болезнь не остановить…

— Ее можно остановить, — сказал Максим спокойно.

Я сразу понял, чего добивается Максим. Ведь кожа Лойко, постоянно покрытая гуталином, не дышит. Как тут болячкам не появиться! Он и чувствует себя, наверное, плохо. Я читал, что кожа обязательно должна дышать. Если Максим убедит его смыть краску, все откроется, Игоря разоблачат, и мы будем спасены.

— Да, — сказал я, и Максим посмотрел удивленно-обрадованно. А я торопился рассказать, что придумал. Главное — не спугнуть Лойко, не говорить про Игоря, а то он перестанет нам верить.

— Лойко, недалеко от города есть река, да?

— Не река, озеро. Откуда ты знаешь?

— Твой отец нам сказал, ведь мы из его племени. Это не простое озеро, в нем целебная вода. Ведун Киро знал об этом. Иди на это озеро. Искупайся там три раза. Так, чтобы вся чернота с тебя сошла. Потом найди на берегу старое дерево, сорви его лист и три все свои болячки…

— Тогда лучше траву-заживлятку, она все раны затягивает…

— Сначала лист старого дерева, а потом заживлятку свою… И делать так надо каждый день.

— Три дня, — вставил Максим.

— Да. Но есть два условия.

— Какие?

— Во-первых, эти три дня ты не должен носить одежду, чтобы болезнь покинула тебя без преград. А второе…

— Никто не должен знать, куда ты идешь, — сурово сказал Максим. — Ни Вождь, ни твой дедушка, ни Посланник.

— Посланник все равно узнает, ему скажут Боги.

— Не скажут, — уверил его Максим. — После этого, Лойко, после лечения…

— Обряда, — поправил я.

— Да, после обряда, Лойко, ты уже не должен красить себя той краской.

— Но я же не могу!

— Тогда ты умрешь, — сказала Роська и вдруг расплакалась. — Лойко, миленький, пожалуйста, сделай, как тебе говорят! Подумай о своей маме, о дедушке…

— Не плачь, Роса, не плачь, — беспомощно сказал Лойко. — Хорошо, я пойду. Я сделаю, как вы говорите. Потому что в ваших глазах я вижу, что вы любите меня, а у Посланника — нет, ничего не вижу… А вы правда знаете моего отца?

— Да, — не моргнув соврали мы хором.

— Он очень любит тебя, Лойко, — всхлипнула, успокаиваясь, Роська. — Он не хочет, чтобы ты умирал.

Лойко кивнул и поднялся.

— Хорошо. Я пойду, потому что Посланник соврал народу: это не Боги, это я сказал ему про вас. Я виноват, поэтому сделаю, как вы просили. Скажу, что пошел собирать целебные травы. Я попрошу деда, чтобы он навещал вас. И Олу попрошу, и Ботко.

Когда Лойко вышел, Максим спросил меня:

— Откуда ты знаешь, что рядом есть озеро?

— Я не знал про озеро, но ведь люди всегда селятся у воды — я по истории читал. Вот и подумал, что здесь тоже есть река или какой-нибудь другой водоем.

— Главное, что сработало!

Роська легла на пол и сказала:

— Дождь и Солнце, помогите нам.

В эту ночь было полнолуние. Я лежал на животе, уткнувшись подбородком в скрещенные ладони. Смотрел на лес и на город. От луны было светло. Странный серебряный свет. Я никогда такого не видел. На дорогу ложились длинные тени деревьев и густые — домов. Лунный свет делал лес и город похожими на другую планету, тихую и печальную. Что творится сейчас в Поселке? Папа с Лешей Смелым, наверное, прочесывают скалы и Холмы, Степанов на катере — море. А дядя Фаддей? Он наверняка сбегал уже к тому месту, где мы прячем «Ласточку», и не знает, что и думать теперь. А мама?

— Ты не спишь? — услышал я шепот Максима.

Я покачал головой.

— Думаешь, нас уже ищут?

— Конечно.

— Может, они нас спасут…

Нет, не стоит даже надеяться на это. Ни у кого и в мыслях не будет искать нас в лесу. Если, конечно, дядя Фаддей не расскажет про «Ласточку».

— Бедный дядя Фаддей, — вздохнул Максим. — А твои родители, Листик? Они, наверное, с ума сходят?

Я кивнул. Что тут скажешь? Зачем вообще об этом говорить?

Максим придвинулся ко мне вплотную.

— Надо бежать отсюда, — сказал он мне прямо в ухо.

— Интересно как?

— Тише… Можем попробовать, если Лойко нам поможет. Тебе — в первую очередь.

Я оторопел: почему это мне?

— Ты что, не понимаешь? Ты один знаешь Игоря, ты один можешь его разоблачить. Ты для него главная опасность.

Да, это верно. Хотя кто мне поверит? Мне стало страшно. Если Совет решит, что мы враги, меня первым отправят к праотцам…

 

4

Уже третий день мы жили у анулейцев. Лойко не показывался. Ушел на озеро исцеляться. Мы ждали его и тысячу раз прокручивали сцену его появления перед племенем. Мы проделали в задней стене шалаша лазейку и иногда по одному выбирались из нашей тюрьмы — подглядеть, что делается в Поселке. Это было и страшно, и весело, будто играешь в прятки.

Нам разрешали гулять по всему городу, но убежать было невозможно. За нами следили, сменяя друг друга, трое Хвостов. Сначала было жутко от их молчаливого сопровождения, но сегодня я вдруг понял, что даже не замечаю их. Наверное, потому, что анулейцы относились к нам совсем не так враждебно, как хотел Игорь. Когда мы проходили мимо, женщины, не обращая внимания на Хвостов, совали нам в руки всякие вкусности: то душистые лепешки, то тягучие сладкие ириски в виде животных, то дикие яблоки, то маленькие пирожки с щавелем или черемухой. Женщины улыбались, но заговорить не пытались. Только бусами позвякивали. Бусы были из таких же приплюснутых крупных бусин, что нашла однажды Роська в заливе.

Ребята, те вообще делали всё, чтобы с нами подружиться. Сначала к нам пришел Ботко. Мы видели, как, скрестив руки на груди, к шалашу подошел рыжий мальчишка с носом-картофелиной и серьезными глазами. Он что-то показал Хвосту, и тот пропустил его, почтительно приподняв дверь-занавеску. Забравшись в шалаш, мальчишка преобразился: глаза стали веселыми, рот растянулся в щербатой улыбке.

— Меня ведун Ньюлибон прислал, — сказал он и показал большую ракушку. Это была раковина рапана — таких много у нас на берегу, — только очень большая. Откуда она здесь?

— Это древний знак ведуна, — объяснил Ботко, — он остался еще с тех времен, когда наш народ жил у моря. Она волшебная. Вот, приложи ее к уху! Если ты хороший человек и не желаешь никому зла, то услышишь шум далекого моря. Я слышу, — добавил он поспешно.

— Можно посмотреть? — попросила Роська. Она взяла в ладони раковину, погладила ее бугорки, потом улыбнулась и приложила ее к уху.

У меня даже в глазах защипало, так захотелось домой. Я вспомнил, как в один из первых дней Роська собирала такие же ракушки на берегу и как потом Вероника ее ругала. Весь дом, мол, захламила, ступить некуда.

— Откуда она у тебя? — спросил Максим.

— Ведун Ньюлибон дал. Он ушел в лес за травами и с Богами поговорить… про вас… — Ботко смутился, но тут же весело улыбнулся. — Попросил вас навещать. Он почему-то всегда так со мной разговаривает, будто давно меня знает.

— Ботко, — дернулся Максим, — а тебе не кажется, что ваш ведун на кого-то похож?

— Ну-у… — рассмеялся Ботко. — У нас таких черных нет. И чтобы без волос. А у вас?

— Похожие люди живут далеко отсюда. В Африке, — сказал Максим, — там всегда жарко.

— Здорово! — восхитился Ботко.

Потом мы отправились с ним гулять. Один из Хвостов шел следом. Но по пути какая-то женщина попросила его донести до дома тяжелую кадку с мелко порубленным щавелем, и он от нас отстал. Мы переглянулись. Нет, все равно не сбежишь, даже если Хвоста нет рядом. Они охраняют город по периметру, да и Лойко… его ведь теперь не бросишь.

Ботко показывал нам достопримечательности и все рассказывал: как разжигают священный костер на круглой площадке, которая называется «коло», как строят дома, как Вождь и ведун выбирают себе невест на празднике Солнца. Ботко важничал. Максим хихикнул:

— Совсем как Листик в день нашего приезда.

— Ну конечно! — возмутился я и покраснел.

— Конечно, конечно, — рассмеялась Роська. — Один в один!

— Да ну вас, — отмахнулся я и стал слушать Ботко. Он рассказывал, кто где живет и чем занимается. Потом Ботко повел нас к Человеку-со — так они называли каменный хребет, разрезающий в этом месте лес. Огромные серые глыбы, нагроможденные друг на друга, были какие-то сглаженные, без острых углов. Будто великаны тысячи лет назад долго шлифовали их своими ладонями. Я таких скал никогда не видел. Они были похожи — честное слово! — на морских коров, как в справочнике у папы. То и дело в глыбах встречались неглубокие пещеры и сквозные дыры. Дыры были удивительно правильной формы.

— Наверное, это какая-то мягкая порода и ветер с дождем выдолбили здесь такие «узоры», — предположил Максим.

Мы забрались на самую высокую вершину хребта. Отсюда дома анулейцев казались просто огромными камнями, звеньями хребта, разбросанными по лесу. Теперь понятно, почему вертолет Центра ни разу не заметил это поселение. Я вспомнил, что и мы разглядели Старый город не сразу, только когда спустились ниже. Так что, если Степанов и отправит вертолет, он увидит лишь каменную гряду и огромные валуны, раскиданные по поляне рядом с ней. Все анулейцы наверняка попрячутся, услышав стрекот невиданной птицы.

 

5

Потом пришел Игорь. Он сделал знак сторожившему нас Хвосту, и тот удалился. Игорь присел на корточки перед нами и посмотрел веселыми и — честное слово! — ласковыми глазами. А потом сказал:

— Как же я ждал вас, ребята!

Вообще-то, еще когда он жил в Поселке, я замечал, что Игорь Онтов странный, а теперь, похоже, он окончательно сбрендил. Увидев наши лица, он заговорил насмешливо, но как будто искренне:

— Удивлены? Ну конечно! Меня же считают погибшим! — Он презрительно скривился. — Как там, кстати, мама с папой поживают? Все еще скорбят? Ну, ничего, придется им потерпеть. — Говоря это, он осматривал свои ногти, потом будто спохватился и уставился на нас. — Да, вы мне очень помогли, что появились здесь. Даже представить не мог, что судьба преподнесет мне такой подарок. Я имею в виду тебя, Максим. Да-да! Подумать только! Открыть шуршунов! Я восхищен! Ты еще сам не понимаешь, какое это великое открытие. Я слышал твои доклады — ерунда, конечно, детсадовский бред, но сами наблюдения! Шуршуны, вероятно, поддаются дрессировке быстрее и легче, чем дельфины! Но самое главное — они невидимы!

Мы с Роськой переглянулись.

— Хорошо, что Максим появился, а то пришлось бы мне начинать свой гениальный проект без вас. Только что это за название дурацкое у самолета? «Ласточка»! Розовые пузыри и слюни. Фу! И девчонку зря взяли. Хотя… Может, вы мне и пригодитесь, Ярослава Андреевна, посмотрим. Скоро Совет Отцов, но вы не бойтесь. Конечно, я вас спасу. У меня большие планы на вас! Прежде всего на тебя, Максим, конечно. Ну, еще Листик, по старой дружбе… Да и дельфинов ты лучше всех нас знаешь.

— Что вам надо?! — не выдержала Роська.

— Что, обиделась? — рассмеялся Игорь. — Не обижайся, я шучу. Я знаю, как ты плаваешь и ныряешь.

Представляю, какое это произведет впечатление на анулейцев, когда я выведу их к морю!

— Скажи, что тебе от нас нужно? — я специально назвал его на «ты», как раньше. Пусть не думает, что мы очень уж боимся.

— Деньги. Всего лишь деньги, мой дорогой, что же еще? Вот единственная сила, которая движет миром. Ну, вы же не дураки, фильмы смотрите, книжки читаете, сами должны понимать.

— Откуда у нас деньги?

— Тьфу ты! — разозлился Игорь. — Не у вас! Вы мне нужны как посредники!

Он распрямил спину, посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом, будто проверяя, стоит говорить или нет. Потом все-таки сказал:

— Я нашел уникальный источник энергии. Сам по себе он безобидный, но если поместить немного этого вещества в тело млекопитающего… Не важно, человек это, дельфин или шуршунчик… В общем, я разработал уникальный проект. В моих руках будет мощнейшее оружие, тем более теперь, с открытием шуршунов. Поэтому вы мне и нужны, хотя вообще-то я привык работать в одиночку. — Он странно хмыкнул, и мне стало по-настоящему страшно. Он не сумасшедший — вот что я вдруг четко понял. Он все это говорит всерьез.

— Подумайте сами, что ждало бы меня, если бы я остался в Центре, с мамочкой и папочкой? Тихая жизнь ученого, еле-еле сводишь концы с концами, гнешь спину на родную науку, а она тебя все больше по голове, да тяжелой палкой… Прозябаешь в безвестности, какой-нибудь гениальный доклад на очередном симпозиуме возносит тебя до небес, но только до следующего симпозиума. И так всю жизнь? Нет уж, увольте! Насмотрелся я на родителей! Отдали себя науке, а что она им дала? У меня все будет иначе!

— И как?

— Ага, заинтересовались! — сказал Игорь, будто уличил нас в чем-то. — Я долго работал. С первого дня на острове, изо дня в день я наблюдал, записывал, изучал. Я сблизился с вашей незабвенной тетушкой Вероникой, она даже влюбилась в меня…

— Неправда! — вспыхнула Роська.

— Правда, правда. Да бог с ней. Строит из себя невесть что… Я столько узнал о дельфинах! Мало того, я сумел проникнуть в Запретную зону. Да-да, ту самую, которую вы видели в Холмах и так испугались… правильно сделали, кстати, нечего вам там делать. Этот секретный объект разрабатывали еще до того, как остров отдали биологам. Удивительный объект! Его так же трудно найти, как кабинет Степанова. На свете много таких мест, куда не всем дано проникнуть… А вот у тебя, Листик, видимо, есть этот дар. И ты мне тоже пригодишься…

— А что там, в Запретной зоне? Откуда она?

— Откуда — не знаю. Знаю только, что о ней неизвестно даже Степанову. А мне известно. И я, в отличие от вас, не струсил, пробрался туда и нашел поразительное вещество! Вещество, которое обладает неимоверной, колоссальной мощью! Оно может быть источником любой энергии, а находясь в теле млекопитающего, дает страшную взрывную силу…

Я вскочил.

— Так… так это ты! Ты — Стешу! — Я даже задохнулся от ярости и вспомнил, как затягивался мутной пленкой темный Стешин глаз, каким неподвижным был взгляд Ивана Петушкова, когда он уходил в Холмы, и как я потом всю неделю ждал, что вот-вот раздастся взрыв.

А Игорь, он только самодовольно улыбался!

— Не правда ли, гениальное изобретение? Я нажимаю на кнопочку, и ваша раскрасавица Стеша (она ведь сейчас как раз в Красном бассейне?) взлетает на воздух, да так, что вместе с ней взлетает и половина Поселка.

Я с кулаками бросился на Игоря. Он перехватил меня за пояс и откинул далеко на солому. Острый сук расцарапал мне коленку, закапала кровь. Лицо Игоря сразу стало холодным и жестоким.

— Не надо бросаться на меня, Листик. Вы ведь в моей власти сейчас. Даже дурак Лойко вас не спасет. Что ты переживаешь? Я не собираюсь взрывать Поселок, у меня там все-таки мама с папой живут.

— Тебе и не удастся! — выкрикнул я. — Мы с Иваном нашли твою бомбу и увезли ее в Холмы.

— Да? — Игорь задумался. — Ты меня расстроил. Эксперимент сорвался. Ну, да ладно. Придумаю что-нибудь. Дельфинов много.

Игорь направился к выходу.

— Подождите! — сказал Максим, и я вдруг испугался, что он встанет и уйдет с Игорем изобретать страшные бомбы.

Игорь обернулся.

— Мне просто хочется понять, как вы узнали про анулейцев и зачем вы их обманываете.

— Ну что ты, Максим, разве я их обманываю? Я веду их к морю. Это давняя мечта дикого народа. Я их, можно сказать, спасаю. Они нужны мне. Как бесплатная рабочая сила, к тому же весьма искусная. И армия, хотя вояки они плохие, все, кроме Хвостов. Но самое главное, как оболочка для бомб. Надо же на ком-то проводить эксперименты, пока я не добрался до дельфинов. Про них в целом мире не знает никто, кроме меня, вас и… еще одного человека, который сам не уверен, что знает о них.

— Но как узнали вы?

Игорь хмыкнул:

— Маленький мальчик, забравшись в секретный кабинет, будет играть на контрабасе. А взрослый мужчина найдет тетрадь, из которой узнает много полезного.

Игорь развернулся и пошел к выходу. Уже на пороге он сказал:

— Я надеюсь на сотрудничество, поэтому рассказываю все так откровенно. Только поэтому! Если сотрудничества не будет, мне ни к чему оставлять вас живыми и невредимыми, вы же понимаете. Листик… Извини, что сделал тебе больно, я не специально. — Он словно хотел, чтобы я поверил, что он еще человек, что испытывает нормальные чувства. После всего, что он только что нам тут сказал! — Попроси Хвоста, он даст тебе лист заживлятки. Приложишь — и все пройдет.

Он ушел. Мы молчали. Ненависть во мне была такая, что я даже головой потряс, чтобы хоть немножко начать думать. Я вспомнил, что родители Осташкиных погибли от бомбы в супермаркете. Террористический акт. Я посмотрел на Максима. Он должен ненавидеть бомбы в сто раз больше, чем я. Но Максим выглядел спокойным. Он смотрел вслед Игорю, а потом сказал серьезно, будто клятву давал:

— Не надо отчаиваться. Мы будем бороться. Он изучал, и мы изучим. Он наблюдал, и мы будем наблюдать. Мы все равно победим, потому что мы правы, а не он.

Роська шмыгнула носом и сказала:

— Я только не понимаю, мальчики: откуда, ну откуда он может знать про все? Про то, что мы приехали, про шуршунчиков, про «Ласточку»? Как он мог слышать Максимов доклад?

 

6

— Роська — голова! Я даже не подумал об этом!

— Ну… — сказал Максим, — вот он какой… изобретательный. Придумал что-нибудь.

— Может, отсюда до Поселка есть тайный ход? — с надеждой предположил я.

— Вот бы найти! — размечталась Роська. — Прийти в Поселок, все рассказать…

— Нет, это не может быть подземный ход. Тут что-то другое. Думайте, думайте, — сказал Максим, и мне вдруг показалось, что он гораздо старше нас с Роськой, что он уже почти совсем взрослый и чем-то похож на Ивана Петушкова и немножко на Степанова.

— Очень даже может, — заспорил я, так мне понравилась идея с ходом. — Помните, Лойко рассказывал, что он на костре провалился куда-то? Может, как раз в такой вот ход?

— Да, но…

— Такое ощущение, — перебила брата Роська, — что он сразу в нескольких местах, будто знает и что мы делаем, и что в Центре творится, и что на Маяке… Будто в каждом доме у него по шпиону…

И тут меня осенило! Я порылся в кармане и вытащил игрушечный красный самолетик с золотыми крыльями, тот самый, который подарил мне Игорь, перед тем как уйти в лес.

— И много таких игрушек в Поселке? — спросил Максим, после того как мы разобрали самолетик и нашли там крохотный микрофончик.

— Почти у каждого, — подавленно ответил я.

Два года я ношу с собой этот самолет, два года Игорь прослушивает меня и всех в Поселке! Он слышит, как я разговариваю с Гаврюшей, когда мне скучно, как я пою песни, когда моюсь в душе — я люблю петь, но у меня ни слуха ни голоса. Он слышал, как я недавно сказал дельфинихе Жанне, что буду рад, если она родит крепкого симпатичного дельфиненка, и что Роська красивая. Он слышал, как я рассказывал Осташкиным про Холмы, и стихотворение, которое я недавно сам сочинил (первый раз получилось) тоже слышал, потому что я от радости скакал по Хребту Дракона и вопил его на все море. Он слышал, что я боюсь прыгать с Хребта Дракона, хотя даже Роська прыгает. Он про всех все знает.

Он ведь слышит, как папа ругается с Вероникой, как Вероника отчитывает Лешу Смелого, а тот признается ей в любви.

Слышит, как Мераб Романович спорит со Степановым о дельфинах. Как плачет по нему тетя Света. Как дядя Фаддей, гладя дочку Ксюшу по голове, говорит: «Девочка моя ненаглядная». И историю Осташкиных он тоже знает, ведь Роська рассказывала ее мне…

Он знает все наши тайны, все наши игры, все дела.

Максим и Роська молчали. Потом Максим сгреб в ладонь детальки от самолета и вышел из шалаша. Наверное, закопал где-нибудь недалеко. А когда вернулся, сказал:

— Надо пробраться к нему в палатку, вырубить эту систему. Или… Может, есть обратная связь с Поселком?

Но я помотал головой: зачем ему обратная связь? Неужели кто-то в Поселке будет ему помогать? Или все-таки Степанов? Но если он с Игорем заодно, то помогать нам не станет.

— Все просто, — сказала Роська, — кто-то его отвлечет, а кто-то заберется к нему в палатку и посмотрит, что там.

— Интересно, кто сможет его отвлечь, — усмехнулся Максим, — уж не ты ли?

— Я, — невозмутимо сказала Роська, и глаза ее недобро сверкнули. — Устрою ему проверочку, пусть расскажет нам истории из жизни Богов. А вы с Листиком все разузнайте. Только осторожно.

— Это ты будь осторожна, — сказал я.

— Нет, это пусть Игорь будет осторожен, — улыбнулся Максим.

Когда через десять минут мы выглянули из шалаша, то увидели Игоря, сидящего рядом с Роськой на камне у коло, а вокруг них — плотное кольцо анулейских ребят. Игорь что-то увлеченно рассказывал.

Мы с Максимом осторожно, чтобы Хвост, стороживший нас, не услышал, выбрались через лазейку, проделанную в стене шалаша. Гуськом перебежали полянку. У-уф! Кажется, никто не заметил. Опять я подумал, что мы играем. В какой-нибудь суперквест, только не на компьютере, а по-настоящему. Я быстро застегнул замок-молнию на палатке. Внутри было светло, тесно, уютно. Сколоченный из досок топчан, коврик на полу, высокий кругляш сосны вместо стола, а на нем…

— Ух, ты! — выдохнул Максим.

Там среди коробочек, микросхем, проводов и разных инструментов стоял новенький ноутбук. Тоненький, серебристый, такой красивый, что у меня даже дыхание перехватило. Я таких никогда не видел. Мечта! Он мерцал экраном, будто приглашал поиграть. Рядом с ним стояла странная конструкция. Похожая на колесо, в которое сажают белок, только вместо белки в колесе крутилось несколько синих шаров разных размеров. Они светились изнутри, освещая палатку.

— Как они крутятся? — Максим посмотрел на вход в палатку и осторожно достал один крупный шар. — За счет чего?

Шар был как будто из стекла, а внутри — ярко-синяя светящаяся жидкость. Тяжелый. У Максима сразу напряглись руки. Я испугался, что он выронит шар и Игорь услышит. Страшно подумать, что он с нами тогда сделает.

— Может, у них внутри мощная энергия, которая их двигает? — предположил Максим и тут же сообразил: — Помнишь, он говорил про вещество, которое нашел в Холмах? Что оно обладает такой неимоверной силой, что может и взрывать, и освещать…

— …и быть аккумулятором, — подхватил я. — Значит, это шары дают питание компьютеру.

Мы положили шар на место и посмотрели на экран. Я сразу узнал картинку.

— Это Поселок, — уверенно сказал я, план Поселка я видел много раз. — Смотри, вот Центр, это Маяк, четвертый вольер…

Максим поводил мышкой по экрану, чуть-чуть задержался на своем доме, на моем… Я шикнул, что нам нельзя тут засиживаться. Максим кликнул на квадратик Центра. Квадратик приблизился: схематично нарисованный сад, площадка перед главным входом, антенны и дорожки, ведущие к вольерам. Максим приблизил крылечко главного входа. Загорелись две зеленые точки, и тут же из невидимого динамика послышалось:

— …Завтра обещали прислать.

— А к Фаддею заходил?

— Заходил… Очень плох. То есть могло быть еще хуже, но состояние пока стабильно плохое. Он, конечно, в уме и в памяти, но ни поговорить, ни спросить невозможно. Парализовало полностью… Знаешь, мне показалось, будто он что-то знает, особенно когда я сказал, что еще не нашли.

— Говорят, он на Зеленом холме был?

— Да. Петушков видел, как он бежал из леса, что-то кричал, руками размахивал. Петушков уж подумал, что он их нашел. А Фаддей Матвеевич вдруг упал, будто споткнулся. Когда Иван подбежал, он только ртом воздух ловил. Сказать уже ничего не мог.

— Да, сердце у него всегда было…

— Кто это? — глухо спросил меня Максим.

— Силин и Георгий Чолария, — ответил я, узнав голоса.

Силин и дядя Жора там, в далеком Поселке, молча стояли рядом. Наверное, курили. Потом дядя Жора сказал:

— Говорят, Фаддей Матвеевич очень привязан был к Максиму. Любил, как родного внука.

Максим дернулся к выходу, но я схватил его за руку:

— Надо же что-то сделать со всем этим, Максим. Чтобы Игорь больше не подслушивал.

Максим подошел к столу и с размаху сбросил ноутбук на пол, а я еще и прыгнул на него. Экран вспыхнул и погас, что-то треснуло, запищало — и все стихло. Только синие шарики в клетке засветились и закрутились сильнее. Видимо, компьютер отнимал у них много энергии. Все, теперь Игорь нас точно убьет. Задушит голыми руками, начинит бомбами или сожжет на костре. Мне еще никогда не было так страшно.

— Ненавижу его, — процедил Максим.

— Пойдем, — я схватил его за руку. Не вечно же Роська будет Игоря отвлекать.

Но тут послышался гул голосов, и Игорь рядом — совсем рядом! — с палаткой сказал радушно:

— Подходите, ребята, спрашивайте, Боги любят любопытных.

Мы с Максимом чуть не подскочили! Сейчас он зайдет, увидит, что мы сделали! Где Роська? Почему она его не отвлекает? Или думает, что мы уже вернулись в шалаш? Игорь начал расстегивать молнию на палатке. У меня скрутило живот, а рука Максима стала липкой от пота.

— Посланник Богов! — услышали мы отчаянный Роськин голос. — Ну, а Лойко?

Рука Игоря замерла.

— Лойко?

— Да, знаете, тут жил мальчик, Лойко, его отправили к Богам, когда был мор… Встречали вы его там, в Небесном Доме?

— А-а-а… — облегченно протянул Игорь. — Лойко, внук Хоты… Конечно, конечно, встречал. Ведь это вместо него Боги послали нам Ньюлибона…

Сквозь гул голосов послышался звонкий голос Ботко:

— Как ему там живется, Посланник Богов?

— Ну как может житься в Доме Богов? Прекрасно.

— Ты говорил, он был кедоном…

— Боги милостивы к тем, кто раскаивается, — усмехнулся Игорь.

Снова гул голосов. Долго они будут стоять у палатки? Не выбраться нам, ни за что не выбраться…

— Посланник Богов!

— Что, Ярослава? — Кажется, Игорю надоела эта болтовня. Или он что-то заподозрил? Услышал наше дыхание?

— Тогда, — сказала Роська, — может, сходим к Хоте? Он так страдает! Он очень любил своего внука и очень скучает по нему. Вы скажете, что видели Лойко в Небесном Доме, что у него все хорошо, и Хота утешится.

— Хм… я схожу, Ярослава, я схожу потом. Сам.

— Игорь-Посланник, — твердо сказала Роська, — пойдемте сейчас. Нам тоже интересно послушать. Все знали и любили Лойко. Правда, Ботко? Правда, Ола?

Игорь вздохнул.

— Ладно. Будь по-вашему. Мой долг — утешать скорбящих.

Они пошумели еще и ушли. Я посмотрел на Максима. Пока я трясся от страха, он разглядывал толстую тетрадь на столе.

— Маленький мальчик играет на контрабасе, — пробормотал он, — а мужчина… глупый мужчина оставляет на виду тетрадь, в которой много полезного.

И Максим сунул тетрадь за пояс. Прикрыл футболкой. Потом мы выбрались из Игоревой палатки. У дома Хоты толпились ребята со всего города. Мы незаметно присоединились к ним, будто всегда были здесь. Пока Игорь расписывал жизнь Лойко (Хота смотрел на него суровыми глазами и молчал), Роська прокралась к нам.

— Ну что? — спросила она шепотом.

Мы молчали.

— Ну что?

— Рось, — твердо сказал Максим, — когда мы вернемся, напомни мне, что я хотел утопить в море мотор от «Ласточки».

 

7

В тот же день, в сумерках, мы сидели на камне у мастерских, ели землянику, смотрели, как пастухи с рысями гонят из леса коз. Рядом, с копьем наперевес, застыл Хвост, поэтому сидели мы молча. Не обсуждать же при нем наши дела! Он немой, но не глухой.

— Ой, мальчики, вон Игорь идет… — сказала Роська испуганно, — он в бешенстве. Может, удерем?

— Вот еще! — хором сказали мы с Максимом.

Игорь и правда был в бешенстве. Глаза его, казалось, вот-вот выскочат из орбит, рот скривился. Он сдернул Роську за руку с камня и прошипел:

— Паршивка! Думаешь, провела меня? Никому этого не удавалось безнаказанно! Значит, тебе интересно, как живут Боги? Скоро ты к ним отправишься!

— Не смей ее трогать! — соскочил я с парапета и встал рядом с Роськой.

— Убью! — процедил Максим.

— А вы! — взвизгнул Игорь. — Бездари и тупицы! Да вы хоть представляете, что наделали?! Вы представляете, сколько стоит эта техника?! И чего мне стоило доставить ее сюда?!

— А ты знаешь, чего стоило дяде Фаддею наше исчезновение? — закричал Максим. — Может, жизни!

— Плевать я хотел на вашего дядю Фаддея! — заорал на него Игорь и так сжал Роськину руку, что она вскрикнула.

Может быть, мы бы даже подрались. А что? Втроем мы бы его точно завалили. Но тут подошел Дот, один из Семи Отцов. Он мягко высвободил Роськину руку (на ней заалели отпечатки Игоревых пальцев) и сказал с укоризной:

— В нашем городе нельзя обижать детей, тем более причинять им боль. Разве Солнце и Дождь не предупредили тебя об этом, Посланник Богов?

Что-то такое было в голосе Дота, что мне показалось, будто он не верит во всю эту чушь с Посланником. А Игорь сразу успокоился, только в глазах поблескивало еле сдерживаемое бешенство.

— Конечно, Дот, — сказал он, — просто некоторых детей иногда приходится воспитывать…

— Не кулаками! — возмутился Дот. — Дети мудрее нас, они понимают и слова.

Сказал и пошел своей дорогой. Игорь посмотрел ему вслед, потом усмехнулся и сказал:

— Что ж… Я сделал вам честное и выгодное предложение. Но вы, видно, так глупы, что никакого сотрудничества не получится. Пусть ваша глупость будет видна всем. Или вы возомнили, что я не найду и не приручу шуршунов? Да и дельфины есть не только в вашем Центре. Тетрадку! — крикнул он резко.

— Какую тетрадку? — изумилась Роська.

— Ярослава Андреевна, не стройте из себя дурочку: вам это не идет, а меня выводит из себя. Так и до греха недалеко. Верните тетрадку, и я… постараюсь, чтобы ваше отправление к праотцам затянулось.

— Да какую тетрадку?! Листик, ты что-нибудь понимаешь?

— Не-а, — глядя в небо, отозвался я. — А ты, Максим?

— Первый раз слышу!

Игорь взревел как бешеный. Он бы кинулся на нас, точно. Но тут как раз вернулся Дот, с ним был Онго. Они очень удивились, увидев, как Посланник Богов, нервно подпрыгивая, бежит к шалашу пленников, выбрасывает оттуда одеяла и сено…

Но мы не стали на это смотреть. Рассмеялись и побежали к каменной гряде. Там под одной плитой было углубление, не видное со стороны. Настоящий тайник! Там мы и спрятали тетрадь еще утром. И сейчас были очень довольны собой. Радуясь, что Дот отправил нашего стража Хвоста усмирять Посланника Богов, мы уселись на вершине, открыли тетрадь и начали читать.