Лиза и Руслан
Это был большой остров, заросший дубами, тополями и шелковицей. С трех сторон его обмывала мелкая теплая река Каришка, а с четвертой — глубокий и студеный ерик Холодный. Детям никогда не разрешали в нем купаться. Слишком холодной и темной была там вода, и казалось, что он таит в себе много омутов и водоворотов. Высокие крутые берега обрамляли его, и нигде не было ни тропинки, ни спуска, чтобы спокойно зайти в воду. Там, где Холодный впадал в Каришку, была песчаная отмель, по которой можно было перебраться на остров.
— А велики? — спросил Руслан.
— Да что с ними будет? Тут неглубоко, — и Лиза первая зашла с велосипедом в воду.
— Может, лучше велосипеды тут оставить?
— Ага, ты что! Уведут, и не заметишь!
— Да ну, тут нет никого. А так вода попадет в звездочки, еще заржавеют.
— Ничего не попадет, тут мелко! А разбрасывать по берегу велики, знаешь ли…
Лиза резко замолчала, но спина ее красноречиво выражала все, что она не сказала.
— Вообще-то это мой велик! Был… — сказал этой спине Руслан и зашел с велосипедом в воду.
Не так уж мелко тут было. Выше колен. Но для велосипеда, конечно, не страшно. Просто Руслану вдруг расхотелось на этот остров. Ну, доехали, посмотрели, можно и домой. Тем более что погода и правда испортилась, вот-вот ливанет. Но Лиза уже почти перешла отмель. Слов про то, что велосипед его, она, видимо, не расслышала или сделала вид.
— Тут тутовника много, — сказала она. — Здесь раньше хотели тутового шелкопряда разводить, но что-то там не получилось. Хозяйство развалилось, а деревья остались. Может, еще ягоды не отошли.
— Что такое тутовник?
— Не знаешь? — Лиза вытаращила глаза. — Ну, ягоды такие… черные. Они везде тут растут. Пойдем, поищем!
Руслан пожал плечами и пошел за Лизой вглубь острова. Тропинка шла в горку, и по песку тащиться было тяжело. Велосипеды оставляли на песке четкие следы: рубчики, линии, ромбы. Лиза смотрела на них и думала: почему Руслан так странно сказал про велосипед? И почему он вообще такой странный? Как будто она силком заставила его ехать с ней на остров! Сам ведь согласился.
— Дождь, — сказал Руслан, стерев первую каплю со щеки.
И через минуту ливень обрушился на них с какой-то злой, упрямой силой. Он колотил так, что песок взрывался крохотными фонтанчиками.
— Бежим!
Они рванули под деревья, увязая ногами и колесами в моментально повлажневшем песке.
— Да-а… — протянул Руслан.
— Здорово, да? — восторженно сказала Лиза. Глаза ее сияли.
— Здорово?
— Ну, а чего? Здесь же ливни быстро проходят, а такая стихия… Я люблю ливни.
— Как мы добираться домой будем?
— Да пройдет он сейчас, и доберемся. Подумаешь!
— Всю дорогу размоет, — проворчал Руслан.
Он был уже не рад, что связался с этой Лизой.
— А я люблю приключения! — с вызовом сказала Лиза.
Футболка у нее промокла насквозь и прилипла к телу. Руслан старался не смотреть на нее. Она прислонила велосипед к дереву и подставила ладони дождю, будто здороваясь. Отсюда, с пригорка, была видна Каришка и другой берег с водонапорной башней, какие-то длинные серые здания — то ли склады, то ли бараки. Лиза никогда не спрашивала у деда, что на том берегу, хотя на острове они бывали каждое лето. Травяные шары перекати-поле плыли по реке. Наверное, дождь наполнил их водой, прибил к земле. А все-таки красиво они летели…
Стало холодно. И небо такое беспросветно-серое, будто нездешнее. И когда успели налететь все эти тучи? Ведь выезжали — была жара.
Над рекой сверкнуло.
— Раз, два, три, четыре, пять… — Руслана перебил громовой раскат, такой сильный, что Лиза присела и зажала уши. — Полтора километра до грозы.
— Откуда ты знаешь?
— Посчитал секунды между молнией и громом, умножил на триста, это расстояние в метрах. Физику, что ли, не учишь в школе?
— Учу, угу, — хмыкнула Лиза. — Но у меня к ней нет способностей. Я чистый гуманитарий.
Снова сверкнуло. Теперь они вместе считали, но каждый про себя. А сказали хором:
— Километр.
— С небольшим, — тихо добавил Руслан. — Значит, в нашу сторону идет. Может, обратно?
— В грозу? В воду лезть? Да еще и с железными великами? Ты вроде физику учишь в школе, — ехидно сказала она.
— Далеко еще.
Но сверкнуло снова, и стало ясно, что гроза совсем рядом, почти над ними. Набухшее тучами, потемневшее небо опустилось так низко, что казалось, только деревья не дают ему упасть, держат его на своих плечах. Оно крошилось молниями, грохотало громом, будто какие-то древние боги катали в небе каменные шары, двигали острова и небесные материки. Лиза с ужасом и восторгом смотрела, как вспыхивают в серой мгле серебряные ветви молний, как стена дождя отсекает их от дома.
— Слушай, — сказал Руслан, — надо, наверное, позвонить нашим, сказать, где мы, чтобы не теряли.
— А… ну да. Я телефон не взяла.
Сказать по правде, приезжая в деревню, Лиза свой телефон из рюкзака и не доставала — некогда было, да и незачем. Кто ей будет сюда звонить?
— Я позвоню.
Руслан набрал один номер, сбросил.
— Странно: говорят, что недоступен номер.
Набрал второй.
Лиза смотрела, как он хмурится, готовясь к разговору. Интересно, что он скажет?
— И она не отвечает. Что у них там?
— Грозой, наверное, выбило в поселке, тут такое постоянно.
— Тогда бы и здесь выбило.
— Может, здесь от другого поселка ловит или из-за реки.
Он снова набрал кого-то, потом еще. Наконец ему ответили.
— Алло! Мам! Это я! Я до Оли не могу дозвониться! Скажи им, что мы с Лизой… — он запнулся, посмотрел на Лизу, — с Лизой Сидоровой на острове! На острове, на который они… черт! — он опустил телефон. — Оборвалось. И сеть пропала, ни одного деления. Черт, черт, черт!
Руслан сел на мокрый песок, еще потыкался в телефон, потом аккуратно убрал его в карман шорт.
— Вообще-то моя фамилия Мицкан, — сказала Лиза.
— Очень приятно. А моя Григорьев.
Лиза помолчала. «Руслан Григорьев, — примерила она про себя. — Красиво. Так много „р“. Поэтому он и рычит все время».
— А Оля — это кто? — спросила Лиза.
— А? А, это бабушка моя.
— А почему Оля? Не родная, что ли?
— Сама ты не родная! Просто так… ну, принято у нас. Я и деда по имени зову, и маму с папой иногда.
Лиза смотрела на него во все глаза, даже про дождь забыла. Потом хмыкнула:
— Ничего себе… как на Западе. Сейчас это модно, да?
— Ничего не модно! — вспыхнул Руслан. — Просто… ну, так у нас. Мама своих родителей тоже по имени называет.
— А моя мама к своим — на «вы».
— Да ладно!
— Серьезно, — улыбнулась Лиза. — В корейских семьях так принято. У нас бабушка кореянка.
— Кореянка? Прямо вот из настоящей Кореи?
Лиза засмеялась.
— Да нет… ну, то есть когда-то давно — да. Но бабушка уже в Казахстане родилась, когда их депортировали из Приморского края. Она даже корейского языка не знает. Ну, отдельные слова только помнит. Ну и традиции некоторые. На «вы» вот…
— Ничего себе… как к чужим.
— Совсем нет! Нисколечко! У них очень хорошие отношения!
— А ты? Тоже на «вы» к своим?
— Неа, папа не захотел. Он как ты: не могу так, будто чужие… Но на самом деле у корейцев просто очень развито почитание старших. Я работу по истории писала про это.
— У нас вроде тоже… уважают. Не только старших, всех. Не знаю, просто так сложилось.
— Рус…
— Что?
— А вдруг нам ночевать здесь придется?
Руслан посмотрел на Лизу: она обхватила себя руками, переминалась с ноги на ногу, пытаясь согреться, и ему стало не по себе. А если правда?
— Нет, ты что, скоро дождь кончится и вода спадет, вот увидишь. Слушай, ты вся вымокла…
— Ты тоже.
— Надо какое-то укрытие найти.
Они огляделись. Деревья потемнели от дождя. Мокрая листва и трава блестели даже в сером свете пасмурного дня.
— Рус, мы, когда в прошлом году здесь были, видели, тополь один ветром повалило, вырвало с корнем и там как пещера получилась. Это надо вглубь пройти, по тропинке.
— Давай, только велики пока здесь оставим.
Лиза кивнула. Легко так Рус чужими великами распоряжается! А кстати…
— Рус! А почему ты сказал, что этот велосипед вообще-то твой?
— Потому что мой.
Он стал пристраивать велосипед понадежнее, прислонил к дереву, покачал, зарывая колеса в песок. А потом сразу пошел вперед по тропинке, даже не оглянулся на Лизу, и спина у него была такая неподвижная. Ничего не выражающая спина. Лизе хотелось заглянуть ему в лицо, но не будешь же перебегать и смотреть, что там на лице написано.
— Оля… бабушка то есть, — хмыкнул он, и Лиза смешливо фыркнула, — его твоим отдала.
— Почему?!
— Ну… ей не нравится, что я на нем езжу.
— Почему?!
— Откуда я знаю!
И он ускорил шаг. Больше Лиза не спрашивала.
Упавший тополь они нашли не сразу. Долго блуждали по тропинкам, Руслан пытался шутить, называл Лизу Сусаниным, Лиза сначала смеялась, потом стала огрызаться.
— Тутовник! — вдруг крикнула она.
— Мы вроде тополь ищем, Сусанин!
— Я вот есть хочу, а ты нет?
Лиза бросила на Руслана презрительный взгляд и потянула за ветку. Ее сразу окатило водой, но зато и ягод было много.
— Ешь давай, — сказала она Руслану, — а то неизвестно, когда теперь…
— Нет уж спасибо, подожду до дома. И вообще-то это шелковица.
— Это тутовник.
— Это шелковица. Она у нас в саду растет.
— И у нас растет этот тутовник.
Они замолчали. Руслан тряхнул соседнюю ветку. Лиза взвизгнула.
— Обалдел?! Я и так до трусов мокрая!
— Спасибо за подробности.
Лиза покраснела. Ягоды не лезли в рот. Но все-таки она выдавила:
— Ты вроде был сытый.
Рус помолчал. Наверное, пережевывал. Конечно, он же интеллигентный мальчик, не будет разговаривать с набитым ртом! Лиза поспешно вытерла губы и попыталась замыть пятнышко от ягодного сока на футболке.
— Вдруг ты права и придется ночевать, — сказал он деловито. — Так что давай уже искать твой тополь.
Смешно, что тополь они нашли сразу же после этого ягодного ужина. Только отошли от шелковицы и увидели его. Песчаная почва острова была ненадежным якорем для такого огромного дерева. Хватило сильного ветра, чтобы вырвать его из земли, задрав корни к небу, как будто многорукое чудище вскинуло десятки своих ладоней с покореженными растопыренными пальцами. Пространство под ними было небольшим, уходило вниз и вглубь, под ствол.
— Яма, — вздохнул Руслан.
— Скорее, пещера.
— Ямопещера, — согласился Руслан.
Корни дерева нависали над ямой; внизу было сухо и, кажется, гораздо теплее, чем здесь, наверху. Они стояли рядом, почти касаясь плечами, над ямой, рыжей от песка и глины. Выглядела эта яма-пещера вполне сносно, но Руслан понимал, что, если дождь не утихнет, их убежище скоро затопит.
— Давай притащим сюда велики? — сказала Лиза. — А то мало ли…
Они опять вернулись на берег. Ливень не прекращался, и Лиза начала волноваться. Она ужасно замерзла. Хотелось залезть под теплое сухое одеяло и уснуть. Хорошо бы еще чаю выпить. Из бабушкиного самовара.
— Не бывает здесь таких дождей, Рус! — сказала Лиза.
— Что? — Руслан не услышал ее из-за шума дождя.
— Не бывает тут таких дождей! — прокричала Лиза. — Здесь же быстро все: раз — ливень! Два — солнце, все высохло, жара!
Руслан пожал плечами. Ну не было раньше таких дождей, теперь есть. И вообще, откуда Лизе знать, она же не местная, приезжает на каникулы, как и он, а ведет себя так, будто всю жизнь здесь живет.
Но ему нравилось, как она его называет — Рус.
Он достал телефон.
— Ого!
— Что?
— Время уже вечер. Девятый час. Вот почему еще так темно.
— Девятый? — ужаснулась Лиза. — Меня дома убьют. Просто расстреляют.
— Поверь, это не самая главная наша проблема, — уверил ее Руслан, и они засмеялись. — Слушай, ну а серьезно, — сказал Рус. — Что нам теперь делать? Надо же как-то возвращаться. Давай бросим велики и перейдем так. Ну, риск, конечно, есть, вода проводит электричество, все такое, но не ночевать же…
— Пока мы перейдем, пока пешком дойдем… Мы к утру будем дома, даже если не заплутаем в темноте. Может, лучше здесь заночевать? А то еще уйдем неизвестно куда. Я в темноте точно заблужусь, у меня пространственный кретинизм.
«А еще там кладбище», — мысленно добавила Лиза.
— А как же расстрел? — съехидничал Рус.
— Ну… — Лиза вздохнула. — Мы им позвоним.
— Связи нет!
— Восстановят. Обычно быстро всё делают.
Молния ударила прямо в реку, Лиза взвизгнула. Рус схватил ее за руку, досчитал до десяти, чтобы успокоить понесшееся вдруг вскачь сердце. Он уже был согласен ночевать. Мокро, холодно и страшно, но лезть под молниями в реку, да еще и топать потом всю ночь — нет уж, спасибо!
— Придется ночевать, — сказал Руслан. — Но там вроде ничего, сухо?
Лиза только устало кивнула. Ей было так холодно, что хотелось забыть про гордость и прижаться к Руслану.
«Да и без всякого холода хотелось бы», — поддела она саму себя.
Вечерело. Не верилось, что они все же заночуют здесь. Что вот уже сейчас они залезут в эту ямопещеру и останутся тут на ночь. Это было так дико, так странно, что будто бы и не было. В яме было совсем темно, а дождь все лил, гроза стояла прямо надо островом и никак не хотела ни спадать, ни уходить.
— Ничего, — сказал Руслан, устраиваясь поудобнее. Он сел прямо на песок, а спиной привалился к стене из земли и спутанных корней. Лиза села рядом. — Подождем, пока стихнет гроза. Перейдем обратно на большую землю. — Он хмыкнул, Лиза тоже.
Будто они робинзоны, а до большой земли плыть три месяца. Еще он подумал, что Оля с Вадимом с ума сойдут, когда он вовремя не придет домой ночевать.
Лиза же думала совсем о другом. Она смотрела в одну точку, на торчащий из земли обрывок тополиного корня, и думала, есть ли у Руслана девушка. Там, дома. Ведь наверняка же есть, не может не быть. Ну а почему не может? «Потому что все лучшие парни всегда заняты, — грустно констатировала она известный факт, который так часто повторяет Ритка. — А он как раз самый лучший». Это было ужасно грустно, и Лиза шмыгнула носом, почти всхлипнула.
И вдруг Руслан притянул ее к себе, обнял одной рукой и сказал:
— Надо греться теплом друг друга. Мы же оба по 36,6. Это довольно-таки высокая температура, надо просто ее сохранить. Ты знаешь, что туристы, если холодно, раздеваются полностью и спят в одном спальнике, чтобы было теплее?
— Предлагаешь раздеться полностью?
— Был бы у нас спальник — предложил бы. А так… придется сидеть вот так. Устраивайся поудобнее.
У Лизы было много братьев — родных, двоюродных, троюродных. А еще дядьки, которые твои ровесники, и племянники, которые старше тебя. Так часто бывает в больших семьях. Некоторых родственников-мальчишек она и видела-то раз в жизни или только слышала о них. У бабушки они все жили одной семьей, спали на полу в большой общей комнате, бесились на речке, валялись на песке вперемешку. Но братья — это братья. Даже если он двоюродный-троюродный и вообще седьмая вода на киселе. С совсем чужим мальчишкой Лиза сидела так близко впервые. Вот чтобы прямо обнявшись. Она вдыхала запах его кожи и волос. Она делала вид, что спит, но на самом деле разглядывала его руку, обнимавшую ее, от кончиков пальцев до запястья. Рука была очень красивой. Лизе казалось, что внутри у нее разгорается что-то, какой-то огонь, не похожий ни на гнев, ни на страх, ни на обиду, но не слабее, а сильнее их всех. Она не могла понять, что это, и старалась, как настоящий йог, ровно и медленно дышать, чтобы справиться с собой. Правда, тут же потянуло в сон. Даже глаза стали закрываться.
«А вдруг я храплю? — вдруг пришло ей в голову. — Усну сейчас и захраплю! Вот ужас-то! Нет, если бы я храпела, Машка или Янка давно бы мне сказали… И Савка — мы же дома спим на соседних кроватях, он бы уж точно мне мозг выел…» Лиза вздохнула. Как они там? Волнуются? Ну, наверное. Если вообще заметили, что ее нет. «Конечно, заметили! — возмутилась она про себя и с горечью добавила: — Если посуду мыть некому…»
— Все будет хорошо, — пробормотал Руслан. — Скоро дождь закончится, и мы переплывем на тот берег. А велосипеды потом заберем. Никто их тут не тронет, пока вода такая высокая.
Гроза стихла только ночью, но сильный дождь шел до самого утра.
Всю ночь они спали сидя, обнявшись, и сейчас обоим было неловко, будто случилось что-то такое, о чем нельзя говорить, но и делать вид, что все по-прежнему, было трудно.
«Мы просто сохраняли свои 36,6, это ничего не значит», — повторяла Лиза, но все равно было радостно и хотелось улыбаться.
Руслан тоже прятал улыбку. Он проснулся оттого, что Лиза вздохнула во сне, и, открыв глаза, долго всматривался в ее спокойное красивое лицо. Красивое? Он не знал, какие лица считаются красивыми, а какие нет, но смотреть на Лизу ему нравилось так, что он изо всех сил сдерживал себя, чтобы не пялиться на нее все время. А пока спит — можно. Рука затекла, и спина тоже, хотелось встать и сделать зарядку, какую-то правильную гимнастику, его Вадим научил. Но будить Лизу не хотелось. Руслан тихонько подул ей в глаза. Просто не удержался — такие у нее ресницы длинные, так красиво сомкнуты веки. Она опять вздохнула и проснулась. Целую минуту смотрела Руслану в глаза, потом чуть отодвинулась.
— Ты как? — спросил Руслан. Голос почему-то был хриплый.
— Выспалась. А ты?
Руслан только улыбнулся.
— Дождь еще идет. Но надо выбираться. Нас, наверное, уже с собаками ищут.
— И с вертолетами, — улыбнулась Лиза.
Руслан все еще держал ее в кольце своих рук. Было холодно. Просто холодно. А так — теплее. Но Лиза завозилась и встала.
— Я сейчас вернусь, — сказала она и ужасно покраснела.
Руслан хотел ее успокоить, сказать, что ему тоже, в общем-то, туда надо, но не решился. Дождался, когда она вылезет из ямопещеры и скроется в зарослях, вылез сам и пошел в другую сторону.
Как же противно, когда нельзя зубы почистить! Лиза набрала полные ладони дождя, окунула в них лицо, потом прополоскала рот. Ладно, будем считать, что умылась. Она вернулась к месту ночевки первой и прыгала на месте, чтобы согреться. Мелкий нудный дождь еще шел, но уже как-то лениво, устало.
— Холодно, — сказала она, когда Руслан вернулся.
— Плохие новости.
— То есть?
— Пойдем.
Они вышли на берег Каришки. То есть правильнее было бы сказать, что это Каришка пришла к ним. Потому что вода подошла к самым деревьям, затопив песчаный пляж, пригорок, полянки с костровищами.
— Что это? — испуганно вцепилась в руку Руслана Лиза. — Рус, откуда ее… столько?
— Мне кажется, прорвало плотину. Иначе вообще не знаю, как это объяснить. И связи все еще нет. Тоже, наверное, из-за этого.
— Нам здесь не перейти. И не переплыть даже.
— Да. Течение какое-то бешеное. Знаешь что? Давай попробуем через ерик переплыть.
Лиза покачала головой.
— Там очень опасно. Он ужасно холодный всегда, а теперь тем более. И там глубоко. Сразу у берега глубина два метра, не меньше.
— Ну и что? Ты же хорошо плаваешь? Я тоже! Он не очень широкий.
— Ты его не знаешь. Нам дедушка даже под присмотром не разрешает в нем купаться.
— Слушай, ну попробовать-то можно. Иначе как выбираться?
Лиза кивнула. А что еще им делать? И так дома убьют.
Они спрятали велосипеды в ямопещере, забросали их ветками.
— Не переживай, мы завтра же вернемся за ними, — сказал Руслан.
— Это последнее, о чем я переживаю. Правда.
Холодный ерик разлился до самой кромки своих высоких берегов, поднялся до деревьев, подтопил траву и невысокие кусты. Лиза поежилась, глядя на черную стылую воду. Тот берег казался теперь бесконечно далеким.
— Ты так поплывешь? — спросил Руслан, оглядев Лизу.
На ней была футболка и коротенькие джинсовые шорты.
— Конечно! А что?
— Да нет, просто я… да нет, все нормально! Забей.
Лиза пожала плечами. Она так и не поняла, что хотел сказать Руслан. Сам он зашел в воду, даже не снимая своих модных льняных шорт и футболки. Сделал два уверенных гребка и поплыл. Лиза бросилась следом. И почти сразу ногу свело судорогой. Она закричала, глотнула воды, отчаянно залупила по воде руками.
— Ты чего? — прокричал Руслан с середины ерика.
Но Лиза не могла ответить. Боль и страх скрутили ее, отключили все мысли, тянули на дно. Руслан повернул обратно.
— Плыви, ты чего?
— Сусудорога…
— Черт!
Схватив Лизу за ворот футболки, Руслан потащил ее на берег. Она пыталась грести руками, но ноги тянули ее вниз. Когда Рус вытащил ее из воды, она повалилась на землю, закашлялась — ворот футболки чуть не удушил ее, но каменная икра левой ноги болела еще сильнее.
— Где? Нога? Какая? А, понятно. Вот тут? Потерпи, пожалуйста.
Он говорил, а сам стягивал с себя мокрую футболку и вот уже начал массировать Лизину окаменевшую ногу, разминал уверенно и умело, будто только этим и занимался всю жизнь. Даже сквозь боль Лиза чувствовала, какие у Руса сильные горячие пальцы. Она подумала, что Машка с Янкой от зависти умрут, когда она им расскажет. Нога расслабилась, судорога отступила. Боль не проходила, и Лиза знала, что нога будет болеть не один день — мама, когда носила Дёму, все время хромала, потому что ее ночами мучили судороги. Руслан перестал массировать, внимательно посмотрел на Лизу.
— Ты как?
— Ну, не считая того, что ты чуть меня не удушил, нормально.
— Я тебе вообще-то жизнь спас! Могла бы спасибо…
— О да, спасибо! — буркнула Лиза, не в силах справиться с каким-то глухим раздражением. — Учитывая, что ты меня сам в это втянул…
— Я втянул? А по чьей милости мы тут оказались? Чья была идея с островом?
— Я просто предложила! Мог бы отказаться!
— Да нормальный человек вообще бы такое не предложил!
— Значит, я ненормальная!
Руслан не мог понять, что с ней случилось. Как с цепи сорвалась! Лиза гладила икру, в глазах блестели слезы. Руслан сел рядом.
— Слушай, — сказа он, накручивая мокрую футболку на кулак. — Давай ты сейчас отдохнешь, успокоишься, полежишь, а потом еще раз попробуем.
— Не полезу я в твою воду!!! Я чуть не погибла!
— Лучше тут сидеть?
— Лучше!!!
Руслан в бешенстве хлестнул себя футболкой по ноге, вскочил и пошел вглубь острова. Лиза уткнулась лбом в колени, заревела в голос. Нога болела просто нестерпимо. И шея. Но не это главное. Главное — ушедший неизвестно куда Рус. Почему она такая дура? Ведь он и правда ее спас!
Руслан уходил вглубь острова все дальше и дальше. От обиды и злости в голове не помещалось ни одной мысли, только какие-то несвязные обрывки. Что теперь делать? Ждать, когда пройдет ее нога? Надо бросить ее здесь, раз такая дура! Но тут же Рус вспомнил, сколько тропинок, дорожек там, на той стороне и что он совершенно не помнит, как они ехали, даже примерно! Даже в какую сторону! Конечно, можно переплыть одному и идти хоть куда-нибудь, все равно он куда-нибудь выйдет. Ну а дальше что? Стучать в дома и просить помощи? Рус представил себя в этой роли, и его передернуло. Нет уж! Лучше сидеть здесь с этой психованной Лизой!
Руслан остановился. Куда он идет? Они на острове! Почему-то вспомнилась любимая фраза Вадима: «От себя не убежишь». Рус сорвался и побежал. Он бежал изо всех сил, бежал так, что ноги, начиная скользить по размытой дождем тропинке, все равно сохраняли равновесие и мчали его вперед, подальше от обиды, от злости на Лизу. Он выскочил на берег Каришки с другой стороны острова и закричал:
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Лиза устала плакать, всхлипнула, успокаиваясь, и в каком-то отупении уставилась на воду Холодного. «Хотела быть островом? — думала она. — Вот тебе, пожалуйста, целый остров в подарок. Только без маяка, лаванды, без лисиц в сосновой роще… Получай!» — Она вспомнила, как Рус стеганул себя мокрой футболкой, и со всей силы ударила себя по ноге — один раз, два, три; она стала царапать ногу, которая так ее подвела, будто хотела, чтобы та болела еще сильнее. Потом обняла себя за колени, всхлипнула. Погладила икру. Очень больно.
«Теперь мы два острова. И океан между нами», — подумала она и поднялась. Она очень замерзла. Мокрая одежда прилипла к телу. Лиза огляделась, будто Рус мог подглядывать за ней, и сняла футболку. Хорошенько выжала ее, встряхнула, потом, ежась, надела. «Все бессмысленно. Дождь ведь. Был бы у нас костер», — с тоской подумала она и вспомнила, как в детстве они с девчонками любили придумывать анкеты, и там были всякие дурацкие вопросы, и один из них — обязательно! — «Хотел бы ты оказаться на необитаемом острове?»
— Ага, мечтаю.
Где теперь искать Руса? И главное — как? В смысле, что говорить, когда найдет? Какая она дура! Что на нее нашло? Несла какую-то чушь, еще и наорала, а ведь он правда ее спас! И вообще хотел как лучше. Лиза погладила больную ногу. Вот тут касались его пальцы… Дура, дура! Лиза сделала шаг, охнула, ухватилась за дерево, подышала.
— Хочешь ли ты оказаться на необитаемом острове? — зло пробормотала она, делая осторожный медленный шаг. — Среди дождя, без взрослых, без еды и одежды, без огня? О да, конечно, хочу, прямо вот жуть как! Мечтаю!
Было смешно и глупо, что в тех анкетах на этот вопрос всегда нужно было отвечать: «Конечно, хочу!» Она медленно похромала к их убежищу в корнях упавшего тополя. Очень хотелось пить.
Рус первый раз в жизни испытывал чувство голода. Он даже не сразу понял, что это за противное чувство, и, только когда вспомнил, что последний раз ел почти сутки назад, если не считать горсть шелковицы, сообразил: «Так я есть хочу! Ничего себе… Надо ягод опять поесть, что ли». Но у шелковицы он увидел Лизу. Она, странно скособочившись, тянулась за веткой. Он тут же сообразил почему: больной ногой она не могла подняться на носочки, а здоровой тянулась изо всех сил. Но роста ей все равно не хватало. «Тутовник! Как же!» Рус свернул с тропинки в мокрые заросли. Тут не одна шелковица, найдет еще. Он снова вышел на берег Каришки. Дождь то утихал, то снова усиливался.
«Надо помириться, — подумал Рус. — Испугалась, перенервничала, сорвалась. Как мама. Устанет на работе, придет вся психованная, наорет на нас… Потом видно, что самой стыдно, но ни за что не извинится. Она же мама!» Так он думал и вместе с тем понимал, что нет, не сможет он. Ну, подойдет к Лизе — и что скажет? Давай мириться? Мол, психанул, замерз, устал, есть хочу, а как искать другую шелковицу, не знаю? Бред!
Руслан развернулся и пошел обратно к Лизе. Нагнул ветку, вздрогнул от брызг. На Лизу не смотрел. На нижних ветках совсем ничего не осталось, и он полез наверх. Ему было бы легче, если бы Лиза первая начала разговор. Сказала бы что-нибудь, неважно что, пусть какую-нибудь ерунду, вроде «Осторожнее, скользко» или «Нарви мне тоже». Но она промолчала. Она даже не смотрела, будто его вообще тут нет! Он видел с верхних веток ее макушку. Вспомнил, как перед заплывом она порывистым ловким движением собрала волосы в узел, стянула резинкой. Он тогда еще подумал, какие у нее классные волосы, все в тугих колечках, будто пружинки. Она сама была похожа на пружинку — тоненькая, резкая в движениях, с улыбчивым ртом… Руслан вздохнул. Почему красивые девчонки всегда такие вредные?
Ягоды не утоляли голод — только дразнили и вообще были раскисшие, противные. Он спустился и пошел на берег, не глядя на Лизу. Вдруг кто-то проплывет мимо по реке. Ведь не могут же их не искать! Он достал телефон, но сети не было.
«Сеть», — подумал Рус, пытаясь поймать важную мысль, мелькнувшую в голове. Сеть, сеть, сеть! Точно! Есть же река, должна быть и рыба! Он сдернул с себя футболку.
Когда же это было? Вадим уже начал брать его с собой на рыбалку, но своей удочки у Руслана еще не было. И в тот день у Вадима посреди рыбалки сломалась вдруг удочка. Зацепилась за корягу, кажется, Рус уже не помнил. И было жалко хорошего дня, и Вадим смастерил из какой-то тряпки сачок. И они поймали им несколько окуньков и карася. Мелочь, конечно, но сейчас какая разница? Любой мелочи будешь рад.
Рус нашел четыре палки, оторвал от футболки четыре полоски ткани. Это было не так-то просто: футболка была новая и мокрая, провозился он долго. Связал палки крестом, продырявил в большом куске футболки дырочки и привязал его к палкам. Поднял, чтобы проверить: провисает ли ткань? Провисала как надо.
— Рус!
Он не обернулся.
— Что ты делаешь?
Рус молчал. Вот зачем она пришла? Ела бы свою шелковицу! Сейчас у него ничего не получится, и будет совсем паршиво. Лиза подошла ближе, встала у него за спиной.
— Рус…
— Что?
— Прости, пожалуйста, я не хотела кричать. Но я правда не могу плыть, у меня очень болит нога.
Рус молчал. Лиза опять готова была расплакаться. Необъятная, как сама Волга, простиралась перед ними Каришка. То ли склады, то ли бараки на том берегу стояли в воде почти наполовину. Дождь закончился, и небо посветлело, но было по-прежнему зябко.
— Я попробую поймать рыбу, — сказал Рус. — Надо только накопать червяков.
— Я накопаю! — с готовностью отозвалась Лиза.
— Ты?! — Рус чуть свой сачок не уронил.
Чтобы девчонка согласилась копать червяков? Да еще сама вызвалась? Он никогда таких не встречал.
— Разве девочкам не положено бояться червяков? — ехидно заметил он.
— Я же ненормальная, ты сам сказал, — улыбнулась Лиза.
Все стало почти как раньше. А может, даже чуточку лучше. В мокром лопухе Лиза принесла целый клубок самых разных червей, и, стоя в непривычно ледяной воде Каришки, Рус целый час пытался устроить пир глупым рыбам. Которых не было. Лиза пыталась его утешить:
— Наверное, надо вечером попробовать. Или рано утром. А может, они не любят дождь?
— Нет, скорее, их всех смыло.
Рус выбрался на берег. От голода его уже подташнивало. И было просто нереально холодно. А главное, футболку уже не вернуть. Лиза вдруг подошла сзади и обняла его.
— Буду сохранять твои 36,6.
— Мне кажется, у меня сейчас всего 10, — пробормотал Рус растерянно. Никогда в жизни его никто так не обнимал, даже мама. По крайней мере, он этого не помнил.
Резкий порыв ветра взрыхлил воду Каришки, тронул шары перекати-поля, прибившиеся к берегу, всколыхнул деревья. И тут же резкий солнечный луч прорезал тучи, скользнул по песку, по реке, удлиняясь, расширяясь. Еще секунда — и хлынуло через прореху в тучах солнце. Весь остров тут же вспыхнул сотнями огней. Светилась, искрилась, переливалась каждая капелька, каждый блестящий от воды лист, каждая вымытая травинка. Ветер погнал тучи за горизонт, как послушное стадо овец. От земли шел пар. Где-то в глубине острова запела одинокая птичка, тоненько, радостно; ей ответила другая, потом еще одна и еще. И скоро весь остров гремел птичьим щебетом.
— Надо же, какой оркестр, — усмехнулся Рус.
— Радуются солнцу.
Они сидели на берегу, смотрели на Каришку.
— Надо что-то делать, — сказал Рус.
— Я не доплыву.
— Может, я поплыву, а ты мне объяснишь, как дойти до деревни? И я позову на помощь. У Вадима есть лодка.
Лиза на него даже не посмотрела. Спина и шея у нее как-то сразу затвердели. Но она сказала спокойно, даже равнодушно:
— Конечно. Не сидеть же тут вечно.
Они помолчали.
— Как ты думаешь, сколько времени? — спросила Лиза.
Рус достал телефон.
— Половина первого. Батарейка садится…
— Связи нет?
— Нет.
Лиза вздохнула.
— Там все просто. Переплывешь, поднимешься на холм, спустишься с него. Потом вдоль картофельного поля, оно большое, я не знаю, сколько там топать. Потом будет сверток… там главное — не пропустить его, а то я не знаю, куда можно уйти. В общем, как поле закончится, надо сразу же повернуть налево, там еще такое дерево… ну, разлапистое. И по этой тропинке еще через лес ехать примерно… то есть идти… я не знаю сколько, Рус. Наверное, час. Потом будет кладбище, а за ним уже близко. А лес закончится — пойдут дачи. Ну, тут попросишь кого-нибудь, чтобы тебя до деревни подбросили.
Она говорила совершенно безучастным голосом. Равнодушным. Русу даже не по себе стало. Ей все равно, как он доберется? И что она тут одна останется? Вряд ли он успеет до темноты вернуться за ней! Конечно, он сразу же! Но все равно: до темноты — вряд ли.
— Ты не боишься? Ну, тут…
— Какая разница? Другого ведь выхода нет.
Она встала, сказала небрежно:
— Пойду вытащу велики из ямы. Надо же где-то спать.
И пошла, прихрамывая, ни разу не оглянувшись. И тут Рус понял. Она не верит! Не верит, что он вернется до ночи, что он успеет! Она думает, что он уплывет, и все! А ей придется тут ночевать! Одной!
— Лиз!
Она остановилась. Но не обернулась. Опустила голову.
— Ли, ну ты чего? Я же быстро, и сразу назад. — Он подошел, взял ее за руку.
— Конечно…
— Еще далеко до ночи, мы успеем, тебе не придется здесь ночевать и…
Рус замолчал. Какой-то странный звук послышался ему.
— Слышишь?
— Да.
Звук был такой, что мороз по коже. Будто ребенок плачет из последних сил, ни на что не надеясь. Они пошли на звук вместе, не расцепляя рук.
— Это кто-то живой так пищит, — шепотом сказала Лиза.
Они продрались сквозь кусты и увидели, что за иву на берегу зацепилось деревце — его, наверное, принесло рекой, — а на деревце сидит котенок.
Котенок был маленький, тощий, белый с серыми, дымчатыми пятнами. И какой-то чересчур глазастый. Из-за худобы глаза казались просто огромными — два зеленых прожектора.
— Ничего себе! — выдохнула Лиза. — Как ты сюда попал, кроха?
Рус подтянул деревце к берегу, снял с него котенка.
— Эй, не царапайся, зверь!
Он протянул котенка Лизе, потер царапину. Лиза подняла котенка за шкирку, под живот заглянула.
— Девочка.
— Как ты поняла? — удивился Руслан.
— Ну, как-как, — засмеялась она, потом смутилась. — Как обычно это понимают.
Руслан покраснел. Действительно, что за дурацкий вопрос!
— У кошек ведь ничего не видно…
— Все прекрасно видно. У тебя просто кошек не было.
— Не было.
Рус погладил котенка между ушей. Тот крупно дрожал и то и дело раскрывал маленький рот, почти беззвучно мяукал.
— Он, наверное, голодный, — сказала Лиза.
— Я тоже.
Они замолчали. Котенок пометался на руках у Лизы, перебрался к Русу, улегся в изгибе его руки. Он отогрелся и скоро даже замурлыкал. Рус гладил его и с удивлением понимал, что ему нравится, что вот этот маленький, беззащитный звереныш выбрал его, улегся тут, урчит, как трактор. Он улыбнулся, а Лиза сказала вдруг:
— Наверное, ты очень любишь своего братика, да?
— Братика? Какого? — удивился Рус. — У меня нет братьев.
— Ну, тот, который на речке тогда…
— А, Артем! Ну, вообще-то он не родной брат, двоюродный. И вообще-то я его терпеть не могу.
— Да ладно!
— Да. Он такой… понимаешь… Он все время всё на публику делает и ждет, что его похвалят, оценят, скажут, какой он распрекрасный, талантливый и необыкновенный!
Лиза смотрела на Руслана растерянно, и Рус поспешил добавить:
— Всегда требует, чтобы его хвалили, даже за всякую ерунду; а если ему что-то надо… о, тут он мозг вынесет, лишь бы это получить!
— Знаешь, — задумчиво сказала она и потрепала котенка за ушами. — Может, он просто пытается так обратить на себя внимание?
— Чье? Мое?
— Ну, твое, бабушкино, дедушкино, вообще взрослых.
— Да Оля и так с ним все время!
— Ну, может, он по родителям скучает… мало ли. Может, он хочет с тобой подружиться?
Рус фыркнул. Ему вообще про это было неинтересно разговаривать. Он погладил котенка, такого маленького, не больше его ладони.
— Куда вот его теперь… — вздохнула Лиза.
— Если ты не против, я заберу себе.
— Меня с ним домой не пустят, — усмехнулась Лиза. — У бабушки три кошки, а у нас дома огромный котяра Савелий. А еще попугай Амиго, какаду, знаешь, такой белый. Он знает пятнадцать слов и умеет петь «Пусть всегда будет солнце». Еще его научили говорить: «Лизавета, делай уроки!», и он достает меня этим уже семь лет.
Рус улыбнулся, представив, как Лиза психует на попугая. Котенок вдруг чихнул, совсем по-человечески. Они рассмеялись, и Руслану стало хорошо-хорошо. Он как-то сразу это для себя решил, раз уж котенок его выбрал. И представил, какое лицо будет у Оли. А главное — у родителей. Ну и пусть! Все равно он его заберет! Имеет ведь он право завести себе хотя бы домашнее животное?
— Надо его как-то назвать… Как обычно кошек называют?
— Ну… Мурка, Муська, Юшка…
— Пусть будет Юшка, — определился Рус.
Рус попробовал еще раз половить рыбу. Он стоял по колено в мутной холодной воде, неподвижно, напряженно всматриваясь в воду, и думал, что даже если он поймает рыбку, то повезет только Юшке. Сырую рыбу он вряд ли сможет съесть. «Это смотря сколько не есть», — мрачно сказал он себе. Был какой-то способ разведения костра от батарейки сотового телефона — он видел в интернете, но забыл, что надо делать.
Лиза сидела на берегу, смотрела на голую спину Руса и думала не о рыбе, не о Юшке и даже не о костре. Она думала о том, что Рус сильно замерз и что даже спина у него красивая. Она встала и пошла исследовать остров. Он показался ей мокрой взъерошенной птицей, нахохлившейся и сердитой. Зато она нашла три старых костровища, гору консервных банок и пластиковых бутылок, раскисшую от дождя коробку из-под бананов и рубашку.
Рубашка была мужская, большого размера и такая грязная, что трудно было понять, какого же она цвета.
— Потерял кто-то… — пробормотал Рус.
— Ру-ус…
— Ни за что.
— Ты уже синего цвета!
— Да ее неизвестно кто носил! И сколько она тут еще пролежала — вопрос!
— Я ее постираю.
— О, у тебя есть мыло? Или, может, даже стиральная машинка? С сушкой?
— Нет. Но все равно это лучше, чем ходить голым в такой холод!
— Уже совсем тепло! Солнце выглянуло…
— И скоро сядет! Потому что скоро вечер! А потом ночь!
Лиза взяла рубашку и зашла в воду по щиколотку.
— Уже тепло! — крикнул ей вслед Рус, но Лиза не отреагировала.
Она растянула рубашку на дне, стала тереть ее камнем, песком, потом долго полоскала. Конечно, чище она не стала. Но, может, уже не такая противная. Только сколько она теперь сохнуть будет? Хорошо, что хоть солнце! Она повесила рубашку на дерево на самом солнцепеке. Остров с каждой минутой становился всё суше, все гостеприимнее. Вот бы еще вода вернулась в свои берега.
Лиза ушла на другую сторону острова. Душ у них тут, конечно, круглосуточный, а вот белье она уже два дня не меняла. Противно. Она долго вглядывалась в просветы между деревьев и кустов, прежде чем раздеться. Потом прополоскала трусы в Каришке, выжала и повесила на ближайший куст. Обняла себя за плечи. Солнце уже шпарило вовсю, а она все не могла согреться. И нога болела. Лиза распустила волосы, тряхнула головой. Отогнала мысль, что вот она стоит тут, совсем голая, ничем не прикрытая, кроме этих своих волос. И что Руслан от нечего делать вполне может пойти за ней. И увидеть ее сейчас. От этой мысли было и страшно, и весело. Лиза вздохнула, зачерпнула воды. Вдруг у нее закружилась голова, потемнело в глазах, плавно повело в сторону. Она ухватилась за ветки куста, отдышалась. Это от голода. Точно, от него. Лиза торопливо надела мокрые еще трусы, натянула шорты и футболку. Надо возвращаться к Руслану, пока она тут в обморок не грохнулась. А еще надо попить.
Пить хотелось уже давно; она даже думала попить из Каришки, но в ее воде было столько песка, что Лиза не решилась. Она увидела лужицу в развилке молодого тополя и аккуратно, стараясь не взбаламутить, зачерпнула воды. Вода пахла деревом и дождем. «Если мы не выберемся в ближайшие сутки, остров окончательно просохнет и придется пить из Каришки», — подумала Лиза, и ее передернуло. Жажда пугала ее гораздо больше, чем голод.
Она пошла напрямик через поляну в зарослях тутовника и вдруг наткнулась на грибы. Лиза глазам своим не поверила. Шампиньоны? Вот тут, на острове? Сорвала один, понюхала. Точно шампиньоны. У себя дома Лиза любила ходить за грибами, но в их сосновых лесах росли совсем другие грибы: грузди, рыжики, опята. Местных грибов она не знала. Но и шампиньоны не спутала бы ни с чем. Она набрала полные ладони и пошла на берег.
— Рус! Смотри, что я нашла!
— Хмг…
— Не хмыкай, это же шампиньоны!
— Да ладно!
— Да! И их можно есть! Прямо так, сырыми!
— Ну-ну. Все грибы можно есть, просто некоторые — один раз.
— Да нет же! Вот понюхай! Ну нюхай же! Дедушка говорит, что съедобные грибы пахнут грибами, а несъедобные — мокрой грязной собакой.
Руслан наклонился к ее ладоням, шумно втянул грибной дух. У Лизы перехватило дух и отчего-то защекотало в горле.
— И правда, пахнет грибами. Я умру прямо тут.
Лиза засмеялась:
— Не умрешь! Пойдем. Их там целая поляна.
— Где?! Веди, я умираю от голода!
Рус схватил свой самодельный сачок для ловли рыбы, и они отправились за грибами. Их и правда было много: на одной полянке они набрали целый сачок с горкой.
— Прекрасно, но вот сырыми… — с сомнением покрутил гриб Руслан и откусил кусочек.
— Да ладно тебе, можно подумать, у нас тут шведский стол предусмотрен! Я серьезно говорю: шампиньоны съедобны даже сырые.
— А ты уверена, что это шампиньоны?
— Абсолютно. Одно время моя мама увлекалась сыроедением, и шампиньоны попали на наш стол именно потому, что их можно есть сырыми! Я их с тех пор терпеть не могу!
Они посмеялись.
— У нас даже соли нет, — вздохнул Руслан.
— В общем, как хочешь, — рассердилась Лиза, забирая у него надкушенный гриб. — Не хочешь — ходи голодный, мне больше достанется!
— Э, нет-нет, это мой!
Лиза вздохнула. Шампиньоны — это прекрасно, но они и впрямь невкусные. Можно уговаривать Руслана, чтобы он их поел, но сама она не уверена, что сможет запихнуть в себя это без маминого давления. А есть хотелось так, что хорошо бы прямо сейчас стать крутым йогом и уйти в глубокую медитацию, чтобы не чувствовать ни холода, ни голода, ни жажды. Но в тоже время накатывала какая-то тошнота, когда она представляла, что надо откусить от этого гриба. Был бы костер…
— Надо их помыть и на солнце подсушить, да? Вон как шпарит… — сказала она.
— Вяленые шампиньоны? Ну давай. Половину. А остальное я слопаю прямо сейчас. Но помою, помою!
Лиза засмеялась. Когда солнце, легко смеяться даже на голодный желудок.
Они нашли на самом солнцепеке два больших плоских камня. Камни совсем высохли, прогрелись. На одном разложили помытые грибы, на другом растянулись сами. Руслан уже умял штук десять шампиньонов, Лиза тоже съела парочку. Было невкусно. А Юше понравилось! Она с аппетитом слопала гриб и теперь улеглась под боком у Руслана, завела свой внутренний мотор.
— Вот тарахтелка, — фыркнула Лиза.
— Как она, голодная, может мурчать от удовольствия? Не понимаю! — сказал Рус. — Мне кажется, я умру скоро с голоду! Грибы, конечно, штука хорошая, но вот пельмешек бы сейчас, а?
— А я бы солянку…
— Или омлет. Из домашних яиц и на сливочном масле, со стручковой фасолью и сладким перцем… м-м-м-м…
— Или кукси! Да, кукси бы сейчас лучше всего…
— Что это?
— Это суп такой корейский. Там лапша, мясо, морковка, свежие огурчики и помидорки сверху, еще омлетные блинчики, их надо соломкой порезать…
— Какой-то кишмиш.
— Нет, — засмеялась Лиза. — Это звучит так, а на самом деле очень вкусно. Тебе надо попробовать.
Повисла тишина. Оба будто представили, что будет потом, когда они вернутся и снова станут просто соседями.
— Придешь к нам в гости? — спросила Лиза. — Не обязательно на кукси, бабушка все вкусно готовит.
— Приду.
Рус лежал на животе, уткнувшись подбородком в сомкнутые ладони. Отсюда, с этой точки, было видно только воду, будто это не река, а море.
— Похоже на море, — сказал он.
— А я никогда на море не была.
— Да ладно!
— Правда.
— Вообще никогда?
Руслан перевернулся на бок, посмотрел на Лизу. Она сделала вид, что не замечает этого взгляда сверху, смотрела на кроны деревьев.
— Да! А еще я пью чай без сахара, сплю без подушки и чищу зубы холодной водой!
— Э-э-э-э-э-э… Ты вообще с нашей планеты?
И Лиза не выдержала, фыркнула.
— Да просто мы все время сюда ездим. Каждый год. Я бы хотела на море, но как-то все… не знаю, даже не думали об этом. В деревню, и всё.
Руслан опять лег на живот. Вот это да. Человек дожил до четырнадцати лет и ни разу не видел моря. Одуреть. Каждое лето — в одну и ту же деревню. С ума сойти. Он бы рехнулся. Быстро прикинул в уме: он был на пяти морях. Он может их коллекционировать. Черное, Средиземное (чаще всего, четыре раза, в разных странах), Эгейское, Красное, Мертвое…
— Неужели даже не хочется?
Он никак не мог этого понять. Ведь мир — он такой огромный! Необъятный! Столько мест, людей, обычаев разных, языков, блюд, столько улиц! Ведь в разных городах даже камни, из которых строят дома, — разные.
А они из года в год ездят в одну и ту же деревню!
— Ну, нас ведь много… знаешь, сколько денег на пятерых надо, чтобы на море отдохнуть?
Руслан промолчал. Ну да, он никогда не задумывался об этом. Они по два раза в год ездят отдыхать, всю Европу объехали и не только. Деньги заработать всегда можно. Так ему кажется. И правда, зачем тогда рожать много детей, если не можешь обеспечить им достойную жизнь? Руслан поморщился, понял, что это не его мысль, что так говорит кто-то… кажется, Алина.
— Но на самом деле, знаешь, я думаю, что мама просто очень сильно скучает, — сказала Лиза. — Ну, по всем своим, по родителям, по братьям-сестрам, по всем. Я тоже скучаю. Я вроде и хочу поехать в другое место, а как представлю, что пропущу все, что здесь произойдет за лето… Нет, мне, пожалуйста, в деревню! — Лиза засмеялась, перевернулась на живот, уткнулась подбородком в сцепленные ладони.
— Слушай… ну, а вот правда… что у вас тут происходит? Каждый день из года в год? Чем вы занимаетесь?
Что-то такое было в его голосе, что Лиза посмотрела на него, прямо в глаза. Она вдруг почувствовала, что он спрашивает о чем-то очень важном для себя. Она растерялась. И правда: что происходит? Вроде бы и ничего. Просто жизнь. Если рассказывать — ужасно скучно будет. Но Лиза все-таки попробовала.
— Ну… мы с утра помогаем бабушке. В огороде или на кухне.
— Трудотерапия, ага.
— Ну да, наверное. Иногда ужасно достает. Но иногда даже весело. Бабушка всегда работу найдет, а уж дед! Это вообще! Но иногда удается сбежать, особенно когда дядя Гриша приезжает. Он знаешь какой, с ним со смеху помрешь! Реально, он такие шутки шутит, что у нас у всех челюсти от смеха болят… Но они не здесь живут, приезжают ненадолго, на недели две, ну, может, три…
Лиза говорила, говорила: про своего дядю Гришу, про целую армию малышей, которых надо кормить, укладывать на сончас и водить на речку, про то, как справляли день рождения Марьяшки и какой сад у дяди Володи. Про то, как каждый год они с девчонками организуют тематические вечеринки: в том году была гавайская, а в этом будет итальянская.
— Будем печь пиццу и все такое… Я бы тебя пригласила, но это только для девочек. Причем для всех: от бабушки Наты до Марьяшки! И все в костюмах должны быть и участвовать в конкурсах!
Руслан уже не слушал, только смотрел на нее: смотрел, как разгораются ее глаза, как прыгают кудряшки, маленькие пружинки, как летают длинные руки, загорелые, с тонкими пальцами. Руслан вдруг подумал, что здорово было бы ехать вот так, вокруг света, и смотреть, как болтает всякую ерунду Лиза. Словам ее он не очень верил. Ничего такого не происходило у них в деревне, чтобы променять все страны мира на ежегодную поездку сюда. Но смотреть на нее было здорово.
Внезапно Лиза замолчала, будто оборвала себя на полуслове. Помолчала, потом спросила, не глядя на Руслана:
— Чего ты боишься? Ну, чтобы вот больше всего?
— Не знаю… ничего.
— Прямо ничего? А я… знаешь, я больше всего на свете боюсь вот этой минуты, даже секунды вот этой, когда раз — и все, и нет человека. Вот только что был — и нету.
Она говорила так торопливо, что Рус сразу понял: она спросила только для того, чтобы выговориться самой. Что это давнее и сокровенное, такое, чем не со всяким поделишься. И он спросил:
— Как на реке тогда?
— Как на реке, да. Или иногда авария. Папа на машине ездит на работу, и я каждый раз боюсь. Или еще когда Дёма был маленький, я прямо до ужаса боялась, что вот я с ним гуляю, а он упадет и головой об камень. И насмерть. И как я маме скажу? И как вообще я буду жить? И что вот он, живой и теплый, маленький, потешный такой, и — бац, один миг, секундочка, и его нет. И никак, совсем никак, понимаешь, не исправить ничего. Ужасно, да? А ты? Не думал о таком никогда?
Руслан зажмурился. Один миг, секундочка. Так и было — один миг. Он понял за миг до этого мига, что́ сейчас случится. Но ничего уже было не сделать, не остановить, не дотянуться до руля — только смотреть вытаращенными от ужаса глазами, как скутер кренится и несется прямо в столб.
— У меня был друг… ну, как «друг»? Одноклассник. Не для кругосветки, но он очень хороший, и мы… ну, может, и дружили. Наверное. Часто домой вместе ходили. Разговаривали. С ним было… легко, вот. И он очень скутер хотел, прямо вот мечтал. А на них же с четырнадцати лет только можно, а нам тогда по двенадцать было. И вот однажды ему дали покататься. И он меня позвал. Пойдем, мол, до дома довезу. Мы полгорода проехали — круто, конечно, ветер, никаких пробок, такая свобода и скорость. А потом какой-то придурок на джипе выехал на желтый… и Седой… он не успел. Ну, то есть наоборот, успел — свернул на обочину. Только с управлением не справился — и в столб.
Лиза ахнула. Не смогла сдержаться. Закрыла рот обеими руками.
— Ну да. Седой… он сразу же умер, на месте. А я только ногу сломал и два ребра. Ну, и сотрясение мозга.
Лиза молчала. Смотрела на него и молчала. А потом вдруг поцеловала в щеку. И прошептала:
— Прости. Я не знала, что у тебя было такое.
Руслан лежал не шелохнувшись. Такое было у него, да. За два года он уже как-то привык. А вот этот поцелуй… такого с ним не было никогда.
И он сказал:
— Лиза.
— Что?
— Я бы не уплыл все равно.
— Что?
— Я бы не уплыл. Я хотел сначала поплыть, дойти, позвать на помощь, вернуться за тобой. Но я бы не уплыл. Я бы тебя не бросил тут.
Лиза ткнулась лбом ему в плечо. Она не хотела говорить, что каждую минуту ждала и боялась, что вот-вот он скажет: «Ладно, пора все-таки плыть. Не бойся, я скоро». Ей казалось, что она умрет сразу, на месте, как только он уплывет. У нее бы просто сердце разорвалось от тоски, обиды и страха! Но он не уплыл. И не уплывет. Ни завтра, ни потом. Они наловят рыбы, раздобудут огонь, они будут жить здесь вдвоем (ой, втроем, теперь еще и Юша!), пока их не найдут. Может быть, даже пропустят школу. Она лежала, слушая дыхание Руса, и думала, что иногда стихийные бедствия — к счастью.
Остров тихо вечерел. Удлинял тени, будто кисточкой рисовал. Завел пластинку «Трели сверчков», зажег в небе яркие звезды и огромную половинчатую луну. На ночь они решили остаться на берегу, между двух камней. Камни за день нагрелись, и казалось, что между ними теплее, чем в тополиной яме, влажной от мокрых велосипедов и веток. Рус расстелил высохшую рубашку на земле.
— Ты замерзнешь ночью, — сказала Лиза.
— Ты меня обнимешь, и не замерзну.
Лиза покраснела и отвела глаза. Когда они легли, он крепко обнял ее, и Лиза подумала, что не заснет ни за что, но уже через минуту накатила тяжелая дремота, а потом сон.
Рус не спал всю ночь. Слева, вытянувшись во весь рост, спала Лиза. Во сне она хмурила брови, будто с кем-то спорила. С другого бока, свернувшись калачиком, мурчала Юшка. Рус вспомнил, как она умяла вяленый гриб, и улыбнулся. Смешная… Он подумал, что родители запросто могут не пустить кошку домой. Найдут причины. Он погладил Юшку между ушей. Пустят. Если он вернется живым — пустят. Почему же их не ищут? Неужели мама не услышала про остров? Не поняла? Не передала Вадиму? Хорошо бы здесь пожить недельку вот так, с Лизой, но только чтобы еда была. И без дождя.
Руслан смотрел на деревья. Они уходили в звездное небо, вдруг ставшее бесконечно высоким, шелестели где-то там, в вышине. Этот шелест, и рокот близкой реки, и дыхание Лизы, и мурчание Юшки, и его собственное дыхание — все сливалось в чувство наполненности, которое он никогда в жизни еще не испытывал. Он лежал и думал, как все удивительно переплелось. Надо было, чтобы Лизины бабушка и дед перебрались когда-то в эту деревню из Казахстана, а его — приехали сюда же из Риги, и чтобы они, каждый год приезжая сюда, встретились только сейчас. Может быть, если бы они с раннего детства знали друг друга, играли в одной песочнице, он бы не чувствовал всего того, что чувствует сейчас? Может быть, всё, что происходит в мире, происходит только для того, чтобы двое встретились? Рушатся плотины, горы превращаются в песок, исчезают государства, вырастают леса, гаснут звезды, рождаются дети, снимаются с мест материки, мигрируют народы, идут дожди, реки меняют русла… Всё-всё-всё только для того, чтобы им с Лизой лежать сейчас под огромными звездами, обнявшись, согревая друг друга.
Рус осторожно поцеловал Лизу в макушку. Она вздохнула во сне. Конечно, они живут в разных городах. Они будут видеться раз в год, летом. Но теперь маме не придется уговаривать его ехать в деревню. Они будут ездить с Ли на великах, водить малышню на реку, навещать свой остров. Может быть, опять случится наводнение. Только теперь он положит в велосипедную сумку спички, леску и крючки, нож… И однажды он решится поцеловать ее по-настоящему. Рус смотрел на звезды, и вспоминал все книжки про приключения и необитаемые острова, и, уже засыпая, понял, что надо делать.
— Ли… Лиз, вставай. Слышишь? Ли…
Лиза с трудом разлепила глаза. Она как-то резко ослабела. С трудом села, обняла себя за плечи.
— Замерзла?
— Есть хочу.
— А вот надо было есть шампиньоны!
— Я ела!
— Два несчастных грибочка не в счет!
— Они противные…
— Ладно, это уже неважно. Как твоя нога?
— Терпимо.
— Лиз, я знаю, как нам быть. Надо построить плот и переплыть на нем на ту сторону!
Рус еле сдерживался, чтобы не заорать, не запрыгать, не пройтись колесом от восторга. Как он раньше не догадался? Плот — это здорово! И Лизе не надо будет лезть в воду! И Юша, теперь ведь у него — Юша! Он посадит ее перед собой, она будет впередсмотрящим.
— Плот? Ну-ну… ты умеешь строить плот?
— Да чего там уметь! Свяжем два-три бревна и поплывем.
— Круто. Чем свяжем?
— Ну… найдем чем. У тебя есть другой вариант?
Лиза видела, что еще секунда — и Рус сорвется. Может, даже наорет на нее. Но ведь веревок и правда нет! И вообще по земле надежнее! Но она не стала спорить. Поругаться с единственным человеком на необитаемом острове? Нет уж, спасибо!
— Я просто боюсь реки. Ну, боюсь утонуть.
Взгляд у Руса менялся мгновенно. Только что был взбешенным, а стал ласковым.
— Ли… ну чего ты? Здесь же недалеко, и ты умеешь плавать…
— Ага, а вода ледяная! И вообще!
— Слушай… ну мы не можем сидеть тут вечно, есть одни грибы и шелковицу, ты же понимаешь?
Лиза шмыгнула носом, кивнула. Рус вдруг взял ее за обе руки, заглянул в глаза:
— Все будет хорошо. Правда. Даже если наш плот развалится, нам же всего-то и надо, что переплыть ерик…
— Рус… пожалуйста, давай поплывем по Каришке.
— В смысле?
— Ну, деревня же ниже по течению. Если мы сядем на плот и поплывем, нас течением вынесет как раз к деревне. И не придется идти по размытым дорогам. И Каришка мельче все-таки.
Они посмотрели на быструю, бурную сейчас Каришку.
— Даже не верится, что три дня назад мы шли тут вброд, — вздохнула Лиза, ткнулась лбом в плечо Руса. — Что же там случилось?
— Наверное, прорвало плотину, — опять сказал Рус. Уже который раз за эти три дня. — Больше ни на что не похоже.
Он обнял ее одной рукой. Почувствовал, как сильно стучит ее сердце в груди. Так сильно, что он не сразу услышал Лизу.
— Рус… Рус, можно разорвать на веревки ту рубашку, да? А бревна?
— Найдем. То, на котором Юшка приплыла, — раз, еще парочку я видел… Все получится, Ли! А если не найдем, просто сядем верхом на бревна и поплывем! Как Юшка! Точно! Ли, как же мы сразу не подумали, это же самое простое!
— Мы можем плыть на одном бревне. А Юшу посадим посередине.
— Одно бревно нас двоих не выдержит. Но мы будем держаться. Мы будем все время рядом. И поплывем вдоль берега, где неглубоко. И к обеду будем дома.