Лето — прекрасное время для первых месяцев беременности. Можно наслаждаться радостями жизни, которые дарит короткая в наших широтах теплая пора: кататься на велосипеде, купаться в реке, загорать на газоне городского парка в легком сарафане. И главное, можно за считаные минуты удовлетворить самый вычурный гастрономический каприз — наесться до отвала хоть клубники, хоть сырой земли. Даже обидно, что мне ничего этакого не хотелось. Только спать, причем именно с полпятого до пяти вечера. В эти тридцать минут клавиатура казалась мне мягчайшей подушкой, и не было никаких сил сопротивляться соблазну: я продолжала во сне думать про дорогие отели на другом полушарии, где никогда не бывала и в ближайшие годы теперь уже вряд ли побываю.
Но перед тем как стать совсем матерью, мне оставалось еще кое-что сделать в профессии. А именно съездить в давно запланированную командировку на Сейшельские острова. Да-да, и туда тоже можно ездить по делам, за счет работодателя. Да еще с отцом будущего ребенка, у которого по счастливому стечению обстоятельств на Сейшелах живет школьный друг. Это путешествие обещало быть идеальным гибридом двух наших модусов-релаксанди: в программе были и роскошный островной отель, оторванный от реальности на многие километры океанической глади, и квартира в городе, откуда придется ездить на пляж общественным транспортом и самим ходить на рынок за продуктами.
* * *
Бижу, который в официальных бумагах (в том числе в приглашении, которое я должна показать пограничным офицерам) фигурирует под вычурным именем Фредерик, завидуют все его французские друзья. И не только потому, что он похож одновременно на Джеймса Дина и Джуда Лоу. После окончания института Бижу выбрал направлением дальнейшей научной деятельности фауну тропических морей. Теперь, когда он говорит «иду на работу», то подразумевает «отправляюсь на дайвинг в живописные места архипелага, а потом мы с друзьями-биологами развалимся на песочке, будем пить манговый сок и рассказывать друг другу об увиденных рыбах». С деньгами на исследования ему помогают Национальная партия Сейшел и французская дипмиссия. Бижу дружит с послом, живет в трехкомнатной холостяцкой квартире на Цветущей горе с видом на Ботанический сад и в свободное от каталогизации экзотических рыб время смотрит романтические комедии. Я изучала его трогательную фильмотеку, пока Гийом пытался добыть горячую воду. Мы приземлились в Виктории, столице Сейшельских островов, час назад, проделав путь длиной в девять и одиннадцать часов соответственно, и душ — предел наших мечтаний. Но прежде чем подставить спины под благословенные струи, мы устроили потоп в комнате хозяина, чуть не взорвали бойлер, помыли полы в коридоре и, голодные, раздраконили одинокую упаковку просроченных йогуртов в холодильнике. Трубы барахлили. Надо же, и на Сейшелах такое тоже случается.
* * *
Путешествовать с Гийомом — подарок для журналиста. Он всегда попадает в истории, из которых потом получаются отличные репортажи. Перепутать время вылета с номером гейта, поссориться с арабом ночью в арабском квартале, сесть на жвачку в дорогом ресторане или спровоцировать аварию на островке, где всего автопарка пятнадцать электрокаров, для него обычное дело. А для меня — драгоценная фактура для комедии положений. Редакция должна доплачивать ему за story-making, а меня обеспечивать страховкой для путешествий в горячие точки. В первый же день пребывания на Сейшелах Гийому пришла идея закопать ключи в песок под полотенцем — на случай, если сумку украдут, пока мы будем плавать; так мы, по крайней мере, сможем вернуться в квартиру. Разумно. Если бы он не забыл их выкопать, когда мы снялись с належенного места, чтобы переместиться в тень. Теперь он просеивал шесть квадратных метров пляжа под насмешливыми взглядами загорающих. С каждой минутой ситуация становилось все безвыходнее: у нас с собой всего несколько десятков рупий на мороженое, запасных ключей нет, Бижу вернется с «работы» только через три дня, а без хозяина нам квартиру, конечно, никто не откроет, как бы честно мы ни выглядели. Солнце уже касалось краем моря, и я прикидывала, как мы заночуем в каморке долговязого негра, охраняющего вход во французское посольство…
— Вот они! — Гийом победно выудил из сопки связку ключей.
Пляж взорвался аплодисментами. Я знала, что Гийом не даст нам пропасть. Он просто любит щекотать окружающим нервы и еще не привык к мысли, что с беременными женщинами это проделывать опасно. От пережитого стресса мне остро захотелось есть, причем что-то такое, что совмещало бы в себе запах йода, сладость банана и при этом было бы хрустящим.
Гийом озадаченно почесал затылок — обычно проблемы создавал он. На наше счастье, в тени пляжных пальм раскинулся гастрономический рынок. За символические деньги там можно было полакомиться склизким манговым салатом, самусой с рыбой в карри, кокосовым суфле и кальмарами в кляре. Беззубый мулат, говорящий на всех языках мира, рубил мачете гигантские оранжевые кокосы. Перед этой картиной мы не могли устоять. Невкусное кокосовое молоко, может, и не стоит пятнадцати рупий, но зато вид с этим плодом в руке получается по-настоящему каталожный. Мы распили кокос на двоих и наконец, после многочисленных неудачных попыток совместного отдыха, почувствовали себя настоящими туристами — глупыми, беззаботными и слишком белыми.
* * *
Бижу вернулся после недели дайвинга в научных целях, и его душа отчаянно требовала отдыха. Дикого и безоглядного.
— Поныряем в Акульей лагуне? — с горящими глазами предлагал он.
— Да! — горячо соглашался Гийом.
— Погоняем на джипах по джунглям на Северном берегу? — продолжал Бижу подбрасывать поленья в печку.
— Да!! — Гийом подпрыгивал на стуле.
— А потом сделаем круг на дельтаплане!
— Да!!!
Тут они оба озадаченно посмотрели на мой живот. Он был едва заметен под сари, но уже умел призвать к порядку.
— Знаешь, барбекю на пляже — это тоже весело, — собрав остатки энтузиазма, сказал Бижу.
— Да, — замявшись, согласился Гийом. — Но это будет самое дикое барбекю в мире!
Дикое барбекю затянулось до утра. Оказалось, что Сейшельский архипелаг населен французами, изголодавшимися по жареной рыбе и общению. Машины приезжали и уезжали, градус алкоголя планомерно повышался, вскоре начались танцы на песке. Я смотрела на эту ведьмачью пляску из-под пальмы и думала, как это скучно — быть беременной. То есть во всем, что касается нормальной жизни, это состояние скучать не дает: тут тебе и частые визиты в консультацию, и курсы по активизации правого полушария, и развивающие игры с плодом… Но во всем, что касается праздника и расслабления, беременность делает из человека инвалида.
Раскрасневшийся Гийом, не успев стереть с лица довольную улыбку, плюхнулся рядом на песок.
— Тебе не скучно? — участливо спросил он. Я выразительно посмотрела на него:
— Что ты, мне до смерти весело! И я вовсе не мечтаю о том, чтобы добраться поскорей до дома, принять душ, почистить зубы, намазать живот кремом от растяжек, а ноги — охлаждающим гелем и лечь наконец спать.
— Это очень хорошо, что ты об этом не мечтаешь, потому что мы все выпили, и я даже не представляю, кто мог бы отвезти тебя домой, — серьезно рассудил Гийом. — Мы подумали заночевать прямо здесь, на пляже. Правда, классная идея?
Чпооок! Я почувствовала, как во мне просыпается фурия. Это страшное существо живет во мне и завладевает моим телом без предупреждения. Я сама ее боюсь. Вот она разминает затекшие перепончатые пальцы, проверяет заточенность когтей, встряхивает черные крылья, выгибает чешуйчатую спину, дает предупредительный залп огненного дыхания, который обжигает мне легкие… Моя настоящая сущность — добрая и воспитанная Даша, в страхе уступающая место фурии, — изо всех сил давала Гийому понять, что ему нужно бежать и прятаться в огнеупорное укрытие. Но ее тонкого голоска не было слышно.
— О да-а, классная идея, — прошипела я, точнее, фурия, завладевшая моим телом. — Гениальная! Кто ее придумал? Ты? Беременная женщина будет спать на холодном песке — прекра-с-сно!
Гийом стал отползать задом — он уже имел несчастье познакомиться с фурией. Мой голос между тем из яростного шепота перешел на ультразвуковые частоты:
— И душ я буду принимать в соленом море, наверно, да? Да?! И на завтрак есть кокосы, которые ты мне добудешь, ага!
— Спокойно, дорогая, — робко вставил Гийом. — Ну что же делать, если мы все выпили? Тут же серпантины и на большинстве дорог нет ни освещения, ни тротуаров, садиться за руль ночью просто опасно даже в трезвом состоянии.
Лучше бы ему этого не говорить. Потому что теперь фурия заподозрила злой умысел и подлый сговор. Задохнувшись от нахлынувшего гнева, она на минутку потеряла голос — самый громкий крик не мог бы выразить степень ее возмущения.
— То есть ты знал, что этим все кончится? Знал и не продумал, как быть со мной?!
— Ну, признаться, я не видел большой проблемы в том, чтобы поспать на свежем воздухе в такую чудесную ночь, — оправдывался он, еще надеясь на конструктивный диалог.
Но фурии эта форма общения незнакома.
— Не видел большой проблемы, значит? — сладко пропела она, готовясь нанести удар под дых. — Ты беременным давно, видать, не был, а? Ты забыл, как это — бегать пять раз за ночь в туалет! И как поясницу ломит под утро, забыл! Я тебе кто, приятель студенческой юности, чтоб на пляже ночевать??!!
Я вскочила на ноги так резво, как позволял пятимесячный живот, и, от души хлопнув Гийома по плечу, зашагала в сторону шоссе. Притихшие французы проводили меня глазами. То-то, знайте: русские — это страшно, а беременные русские — вообще уноси ноги!
Тротуары в столице Сейшельских островов действительно редкость. Как и придорожные фонари. Фурия угомонилась и свернулась черным клубком в левом подреберье до следующего раза. Я была очень зла на нее. Из-за ее выходок я шагала одна-одинешенька по проселочной дороге в кромешной темноте и в неизвестном направлении. Вряд ли спать на обочине будет удобнее, чем на пляже. Но фурия не оставила мне путей к отступлению: вернуться к костру, в круг дружелюбных, безобидных французов, после такого шоу было немыслимо. От жалости к себе я стала всхлипывать, а потом и плакать навзрыд. Конечно же Гийом не готов к роли отца. Ему хочется проводить ночи на пляже, а не над люлькой. Я порчу ему жизнь. Он портит жизнь мне. Вместе мы непременно испортим жизнь нашему ребенку. Больше, чем спать, мне сейчас хотелось только умереть.
Сзади как по заказу сверкнули фары. Я инстинктивно вжалась в заросли какого-то кактуса — все-таки будет глупо найти свою смерть на Сейшелах, да притом не в Акульей лагуне, а под колесами самого банального автомобиля с подвыпившим водителем.
Машина затормозила рядом. На пассажирском сиденье сидел Гийом, за рулем — Бижу.
— Он окунулся три раза с головой в холодное море, — сказал Гийом. — Так что он почти трезвый.
— Ага! — подтвердил Бижу и рекламно улыбнулся. — Доставлю нас домой с ветерком.
Я залезла в машину, сгорая от стыда.
— Простите, это все гормоны, — с трудом выдавила я.
Гийом потрепал меня по колену, а Бижу подмигнул в зеркальце заднего вида.
* * *
Всё, больше я не играю в народ! Исчерпан лимит толерантности к автобусам без кондиционера, которыми мы добираемся на пляж, и безвкусным зеленым бананчикам, которыми кормимся на протяжении дня. Благо у нас в программе значился еще частный остров — сто процентов комфорта, вертолет для перемещений по архипелагу, собственная вилла и мишленовское питание три раза в день. Это, собственно, и есть цель моего рабочего визита. На нашей вилле нет замков, засовов и в большинстве случаев дверей. Даже туалет завешен символической портьерой из нанизанных на веревки ракушек. У ванной и спальни отсутствует еще и половина стен, чтобы удобнее было смотреть на море, плещущееся в двадцати шагах. И все же ощущение изолированности от остального мира настолько остро, что мы сбросили одежду и мгновенно забыли, зачем она вообще нужна. Будто нас кто-то расколдовал и все эти лягушачьи шкурки остались в страшном сне. От вторжения горничных надежно защищает лиана, переброшенная через перила. Мы валяемся голыми на песке, голыми завариваем чай, голыми кормим ящериц банановыми чипсами, играем в нарды — конечно, тоже голыми. Об одежде мы вспоминаем только тогда, когда приходит время обеда. Если бы туалеты подбирались в соответствии с классом ресторанной кухни, как это делается в мегаполисах, пришлось бы достать платье со стразами и единственный золотой браслет. Но здесь появиться в ресторане в парео и бермудах в порядке вещей. Мы разделываем тугих розоватых крабов, тонущих в кокосовом молоке, и смотрим на переливающееся от фосфоресцирующей живности море.
— Красота, правда? — вздохнула я с набитым ртом. — И это все — всего за каких-то четыре тысячи евро в день!
Гийом на пару секунд перестал жевать. Потом зажевал вновь. Прожевал все и, накрыв мою ладонь своею, сказал:
— Через три года я буду миллиардером, и мы все втроем приедем сюда на целых две недели. Обещаю!
Я в курсе его наполеоновских планов уже давно. Но с тех пор как Гийом узнал, что у нас будет ребенок, градус его амбиций заметно повысился. Главная неприятность в том, что мои амбиции пока что полностью удовлетворены. Я оставила главноредакторский пост в итальянской газете и целиком отдалась путешествиям для научно-познавательного журнала. Мне не нужно ждать три года, чтобы приехать пожить на частный остров в другом полушарии: из таких поездок состоит моя работа, за нее я получаю зарплату и командировочные. Я живу в Лучшем Городе Земли, в большой квартире напротив парка, рядом с мамой, готовой разделить заботы о ребенке. Днем я занимаюсь любимым делом в коллективе умных и приятных людей, вечером хожу по презентациям, премьерам и пресс-ужинам, где прекрасно кормят и развлекают изо всех сил, а в конце еще и дарят подарки. У меня парень — красавец француз, что вызывает зависть у всех, за редким исключением тех, кто имел дело с французами. Даже беременность я проживаю легко и достойно — без токсикоза и отекших щиколоток. Желать чего-то большего было бы нескромно.
Поэтому, когда Гийом заговаривал о совместном будущем, я смотрела в пол — в данном случае в тарелку с крабами. Теоретически не имею ничего против. На практике у этого варианта не было ни одного плюса. По крайней мере, ничего из того, что я бы считала плюсом, потому что заклинания типа «полноценная семья», «счастье ребенка» и «начать жизнь с чистого листа» на меня нисколечки не действовали.
* * *
— Ш-ш-ш. Ш-ш-ш-ш-шжжж. Шупшшшш! У меня получается?
Я отерла с лица капельки слюны.
— Очень даже. Надо только немного потренироваться с носителями языка.
За двадцать минут тренировок Гийом выучился шипеть, как настоящая рептилия. Правда, у гостиничного садовника, который показал нам черепаший шип, это получалось аккуратнее. Но Гийом старался изо всех сил — садовник сказал, у него хорошее произношение. Я начинала бояться, что до вечера он так и будет шипеть в ответ на попытки завязать осмысленный диалог. Его мозг в райских условиях размягчался столь стремительно, что я уже радовалась завтрашнему возвращению на Большую землю.
Конечно, мы проспали закат. Факт, что на сон человек тратит треть жизни, перестает казаться таким уж шокирующим на пахнущем лавандой диване, под соломенным тентом, с морем в трех шагах. Мы бы проспали и ужин, но лангусты в лимонном соусе и засахаренный билимби на десерт — замечательное подъемное средство. Я как раз собиралась с помощью вилки и ножа узнать, что же такое билимби. Но у Гийома, который за то время, что я ходила в туалет, успел свести знакомство не только с билимби, но и с гуанабаной, черимойей и рамбутаном, глаза горели жаждой приключений.
— Да, поехали поищем черепах, — по-мальчишески встрепенулся он. — В конце концов, люди приезжают сюда со всей планеты затем, чтобы посмотреть на черепах, а не чтобы набить брюхо.
На острове между тем начался шторм. По обочинам песчаной дороги носились красные листья, и пальмы кричали, словно испуганные женщины. Электромобиль заносило порывами ветра, колеса то и дело натыкались на кокосы, похожие на откормленных уток. Вдруг свет фар выхватил нечто, неподвижно лежащее поперек дороги. Это нечто было размером с пол-электромобиля.
— А-а-а, господи, ты чуть не сбил черепаху! — воскликнула я.
— Похоже, ее кто-то сбил до меня, — отозвался Гийом. — Посмотри, как у нее вывернуты лапы.
— А-а-а… пойди посмотри, что с ней! — завопила я еще громче и поджала колени.
Гийом вылез из электромобиля и осторожно приблизился к черепахе. Она не двигалась. Чтобы проверить степень ее «живости», он легонько ткнул мыском по панцирю. Безрезультатно. Он нагнулся и вежливо постучал. Ноль реакции. Тогда, забыв пиетет и хорошее воспитание, он принялся ступней приподнимать костяную полусферу. Рептилия вдруг очнулась, вытянула длиннющую шею и что есть мочи зашипела. Гийом интуитивно зашипел в ответ. Черепаха с угрозой подалась вперед. Гийом отступил и наткнулся на бампер. У меня перед глазами пронеслись завтрашние сводки информагентств.
«Французский турист доставлен в больницу города Виктория с многочисленными укусами гигантской черепахи».
«Рептилия искусала двух туристов и разбила автомобиль».
«Черепахи-агрессоры терроризируют Северный остров Сейшельского архипелага».
«Правительство Сейшел принимает беспрецедентные меры по борьбе с черепашьим беспределом и просит туристов делать прививки от черепашьего бешенства».
«Экономика Сейшельских островов в кризисе из-за туристического карантина».
Гийом отскочил от машины на несколько метров и стал издавать ужасающие звуки — смесь приглушенного рыка и полоскания горла. Вены на его шее вздулись, а выдающийся нос стал очень похож на острый, крючковатый клюв его визави. Он был убедителен, но лучше было вмешаться, пока у него не кончились аргументы или словарный запах черепашьего языка. Рептилия страшно двигала морщинистой шеей, будто кобра, готовящаяся к прыжку. Я передвинулась на водительское место и дернула ключ зажигания. К сожалению, электромобили, на которых ездили по острову, трогаются бесшумно, и черепаха даже не повернулась в мою сторону. Клаксона на руле тоже не было — звуковые сигналы могли бы нарушить покой постояльцев. Я дала задний ход, отъехала на несколько метров и, зажмурившись, втопила газ…
Мне, конечно, известно, что гигантские черепахи — очень уважаемые животные на Сейшельских островах. Что их особый статус прописан в конституции, а за убийство этой рептилии можно схлопотать немалый срок. Объективно говоря, я шла на немалый риск ради спасения отца моего будущего ребенка. Вряд ли здешний суд примет во внимание, что это была допустимая самооборона. Это все равно что во Франции упирать на то, что вы разбили бюстик Марианны о голову грабителя. Есть вещи, которые выше личной безопасности, эти вещи — государственные символы. Об один из этих символов я как раз сейчас глухо стукнулась бампером.
Черепаха опешила. Она медленно повернула голову и долгим запоминающим взглядом посмотрела мне в глаза. Этот взгляд сообщал: ее месть будет жестокой. Как хорошо, что послезавтра я уже буду в Москве: туда она доберется не скоро, даже если ярость сообщит ее ногам невиданное ускорение, а если и доберется, то недолго проживет в московском климате. Удивляюсь, как люди-то в нем выживают.
— Прыгай! — крикнула я Гийому, опешившему не меньше черепахи.
Он вскочил на пассажирское сиденье.
— Зачем ты вмешалась? Мы уже почти договорились! — запричитал он, отдышавшись. — Она сказала, объезд вон там.
Гийом умеет найти общий язык со всеми. Языковой барьер для него — вспомогательный фактор, и наши отношения тому пример. Мне вообще кажется, что для создания пар таким вспыльчивым людям, как мы с ним, вредно говорить на одном языке. На невнятный иностранный говор можно списать большинство ссор и недопониманий. На чужом языке не разберешь ни жалящего сарказма, ни крепких ругательств, а значит, и не обидишься на них. Пока лезешь в словарь за переводом его оскорбительной тирады, успеваешь остыть. Да и собственные грозные речи становятся короче и невыразительнее по закону речевой экономии. В общем, говорить на разных языках — действенное средство, чтобы пережить первые годы притирки.
* * *
Утром следующего дня я брезгливо осматривала свои серые джинсы с безопасного расстояния: как могла я добровольно заставлять мою кожу соприкасаться с этим гадким, грубым материалом?! Жалко свернувшиеся в уголке, они казались мне бомбой замедленного действия, которая взорвется в семнадцать ноль-ноль, когда вертолет приземлится на другом конце острова, чтобы увезти нас в аэропорт Виктории. Тогда мне придется натянуть эту наждачную ткань на понежневшие, подрумянившиеся бедра, и… и мне было больно об этом думать. По дороге к вертолетной площадке мы пинали на прощание кокосы и шипели по-черепашьи. Как заметил Фредерик Бегбедер, на то, чтобы из пещерного человека сделать цивилизованного, потребовались миллионы лет, а обратный процесс в подходящих условиях занимает считаные дни.
Отпуск на Сейшелах вошел в нашу семейную историю еще и тем, что зародившаяся во мне жизнь, кроме призрачных перспектив на будущее обеспеченной островитянки, обрела имя собственное — Букашка. Она щекоталась всеми четырьмя конечностями, когда я входила в воду, и засыпала, когда я устраивалась загорать на солнышке, — что-то среднее между гусеницей и божьей коровкой. Она была абсолютной явностью и в то же время — абсолютным абсурдом. Я часто забывала, что во мне кто-то живет. Я вообще была не прочь забыть о своем «особом положении», но оно напоминало о себе каждый раз, когда я надевала купальник: потяжелевшая грудь беспардонно вываливалась из чашек. Крошечный паразитик постепенно обживал мой организм, и только мозг оставался неуязвим до поры до времени. Хотя с последним утверждением Гийом вряд ли согласился бы.
На Сейшелах мы оба вдруг поняли, что придется принести в жертву с рождением Букашки: отпуски на другом конце света, беспечную жизнь на чемоданах, возможность уехать куда-то, не зная, где будешь ночевать, нерегулярное питание, вечеринки у друзей, сидение в барах до рассвета, длинные разговоры ни о чем… и наше маленькое «мы», которое только начинало зарождаться и уже было вынуждено уступить место «МЫ» большому. Мы разлетелись в разные концы Европы с тем, чтобы встретиться через полтора месяца в Париже.