План А: сказаться больной и отпустить его наслаждаться отпуском в одиночестве.

План Б: надеть кольцо на безымянный палец правой руки и с энтузиазмом сообщить, что я недавно вышла замуж.

План В: сказать, что мой главный интерес в Бельгии — музеи гобеленов.

Сидя в жестком кресле самолета «Королевских авиалиний», я листала купленный в аэропорту справочник «Лё Пти Фюте» с видом человека, который старается составить эргономичный маршрут, связавший бы Атомиум, Парк Европы, Музей Рене Магритта и Писающего мальчика. На самом деле мозг судорожно генерировал маневры на случай, если попутчик мне совсем не понравится. Да, гобелены — это хорошо, это должно стать сильным аргументом против моего общества…

Чем ближе подлетал самолет к пункту назначения, тем влажнее становились ладони. Когда капитан объявил о начинающейся посадке, я залпом выпила пластиковый стаканчик красного вина и вжалась в кресло в жалких попытках медитации. Тук-тук, тук-тук, тук-тук — колотилось в заложенных ушах.

«Привет, так вот ты какой!»

«Привет! Вино на борту было неплохим».

«Привет, ты любишь Магритта так же, как люблю его я?»

Фантазия никак не могла разродиться оригинальной приветственной фразой.

Едва я вышла в «рукав», соединяющий самолет с аэропортом, в сумке заиграл мобильный.

— Ты долетела? — спросил красивый мужской голос.

Только тут я поняла, что до сих пор мы даже ни разу не слышали друг друга.

— Да, уже иду к паспортному контролю.

— Отлично, я жду на выходе. Чем бы все это ни кончилось, голос заверните, пожалуйста, отдельно.

Кусая от нетерпения ногти, я прошла паспортный контроль. Переминаясь с ноги на ногу, дождалась чемодана. Шумно выдохнула и шагнула к автоматически открывающимся дверям. Обвела испуганным взглядом толпу встречающих. Кто-то справа махнул рукой. Я обернулась… Господи, как много времени потеряно на придумывание дипломатичных отказов! Все эти часы надо было потратить на разработку всевозможных завоевательных стратегий! В толпе встречающих стоял Мой Принц, и, по всей очевидности, он ждал именно меня. Я шагала к нему с глупой улыбкой и абсолютной, пугающей, восхитительной пустотой в голове.

* * *

«Неужели ни одного прыща?» — думала я, таращась на него все с той же приклеенной улыбкой, пока мы спускались в лифте на платформу, откуда стартовал экспресс-поезд к центру города. Он тоже явно что-то искал в моем лице. Но я, в отличие от него, не могла похвастаться ни такой непогрешимо матовой кожей, ни такими идеально лежащими волосами. Ни четко очерченным подбородком, ни кинематографическим профилем. Ни даже приятным румянцем на скулах. От сознания своих несовершенств я полыхала огнем от ушей до мизинцев на ногах.

Перебрасываясь короткими фразами на английском, мы сели в поезд и через невыносимых полчаса краснений, бледнений и заиканий прибыли на Северный вокзал, рядом с которым, судя по Гугл-Карты, располагалась наша гостиница. Француз нравился мне все больше, особенно после того, как предложил обменять свой маленький мужской нессесерчик на колесиках на мой двадцатикилограммовый баул, набитый одеждой и обувью на все случаи жизни. Мелочь, в общем-то, но для нас, неэмансипированных женщин, она многое значит. Надеюсь, Маартена эмансипация тоже не слишком испортила, но, в конце концов, все поддается коррекции. Он же не виноват, что родился в Европе.

Отель не обманул ожиданий только в одном: он действительно находился в пяти минутах ходьбы от вокзала. Я отдала Гийому паспорт и присела на диван, предоставив ему дирижировать ситуацией. Судя по его напряженной спине и часто повторяемому «Но-но-но», я вовремя самоустранилась: процесс регистрации проходил с осложнениями. За десять минут перепалки на французском между Гийомом и хозяином отеля мои предположения становились все мрачнее и мрачнее.

Мы будем ночевать на вокзале?

Банк аннулировал кредитку Гийома?

Русский загранпаспорт недействителен в Бельгии?

Гийом находится в международном розыске?

Я нахожусь в международном розыске?!

Гийом подошел ко мне, рассерженный и раскрасневшийся:

— Черте-что! Я даже не знаю, что делать… — «Ну точно, аннулировали кредитку и загранпаспорт недействителен», — пронеслось у меня в голове. — Они отдали наш номер час назад.

— Как такое возможно? Ты же его оплатил! — воскликнула я, отгоняя от себя образы бомжей, ошивающихся у вокзала. — То есть мы будем спать на улице?

— Да, оплатил. Но ресепшионист подумал, что раз мы… ну, в общем, что мы… если мы парень и девушка, то… короче, он подумал, что его коллега ошибся, забронировав для нас номер с двумя одноместными кроватями. И отдал его пожилой паре.

В моем воображении бомжи сменились совсем другими образами.

— То есть комнаты у них все-таки есть? — осторожно уточнила я.

— Да, но только с двуспальными кроватями.

На его лице была написана такая искренняя досада, что мне стало не по себе. Казалось, стоит мне шевельнуться в направлении входной двери, как он вылетит туда, увлекая за собой оба наших чемодана. Но с другой стороны, раз он еще не на пути к вокзалу, значит, ждет решения от меня. А у меня за плечами в общей сложности семь с половиной часов пути, считая дорогу до Шереметьево и пересадку в Копенгагене. И мне совершенно не улыбалась перспектива провести остаток этого влажного мартовского вечера, чавкая по лужам в замшевых сапожках в неизвестном направлении. Ведь тогда еще не было айфонов с функцией ориентировки на местности.

— Ну что ж, придется брать то, что есть. Не на улице же ночевать, — сказала я, смотря на него глазами олененка Бэмби. Разве олененок Бэмби может навевать непристойные мысли? Только мысли об опеке и заботе.

Гийом согласно кивнул:

— Но я попрошу его, как только комната освободится, сразу же переселить нас.

— Конечно! — горячо поддержала я эту инициативу. Даже чересчур горячо.

В сопровождении хозяина мы поднялись по крутой лестнице на третий этаж, волоча за собой чемоданы — в штате отеля носильщик явно не числился. «Вот это настоящая жизнь, Дашенька. Хорошо, что тебе не надо к ней привыкать», — вела я мысленный диалог сама с собой, втягивая на очередную ступеньку относительно легкий Гийомов чемоданчик. В моей жизни журналиста-путешественника нас везли из аэропорта на микроавтобусе с кондиционером, по дороге заботливый отельный менеджер раздавал нам бутылки с минералкой, в лобби гостиницы нас, как правило, ждал поднос с бокалами шампанского, и, пока мы пили за знакомство, ресепшионист уже приносил ключи от наших комнат. Надо ли говорить, что чемодан сама я передвигала не дальше, чем от багажной ленты до двери такси.

Хозяин отпер дверь с номером 303 и шагнул внутрь.

Мы остались за порогом, потому что больше туда войти никто не мог.

— Там ванная. — Хозяин уперся локтем в стену слева. — Там окно, рядом шкаф. — Широкий жест направо. — А вот кровать. — Он дал дружеский шлепок подушке. — Чувствуйте себя как дома!

И бочком вышел. Мы переглянулись и втянули чемоданы в узкое пространство между кроватью и гипсокартонной стенкой. Перед нами было окно, а за ним — глухая серая стена какого-то индустриального здания. Хотя если уж совсем честно, перед нами была кровать, а уже за ней — окно. Но этот предмет интерьера мы молчаливо договорились не замечать.

* * *

Это было очень стеснительно. Мы изо всех сил старались не смотреть в сторону лежбища, но ввиду того, что оно занимало три четверти пространства комнаты, получалось у нас плохо. Я аккуратно раскладывала свои блузки на левой стороне кровати, боясь задеть ими невидимую демаркационную линию, которая делила спальное место на мою и его половины. Гийом долго ковырялся в своем чемоданчике, а потом спросил, может ли он первым принять душ после дороги.

Кровь прилила к моим щекам. Куда же мне деваться в этой десятиметровой клетушке, когда он выйдет из ванной с вафельным полотенцем вместо набедренной повязки?!

— Конечно иди. Я пока как раз закончу со шкафом, — подбодрила я его. И вся обратилась в слух.

Щелкнула щеколда на двери. Хлопнуло об стену полотенце. Тонко затрещал трикотажный пуловер, стягиваемый через плечи. Звякнула пряжка ремня на джинсах. Вжикнула расстегиваемая молния. Джинсы упали на кафельный пол. Наступила пауза, наполненная еле слышным шуршанием. Я знала, ЧТО он сейчас снимает. И не могла об этом не думать. Воображение увлекло меня так далеко, что звук воды, обрушившейся на эмаль душевого поддона, показался почти оплеухой. Я вынырнула из эротических фантазий и судорожно принялась расправлять платье на плечиках, как будто кто-то мог меня уличить в непристойности.

Он вышел из ванной в халате и носках. Это было огромным облегчением. Я поспешила занять неостывший душевой поддон, чтобы дать ему время переодеться. И только тут заметила толчок. О ужас, что же делать целую неделю?! Ведь тонкие гипсокартонные стены способствуют рождению не только эротических фантазий, но и других, еще более натуралистичных образов.

Под горячим душем самые неразрешимые проблемы кажутся решаемыми. В конце концов, тысячи студентов, чтобы снять квартиру, ищут соквартирантов через социальные сети и специальные сайты. В лучшем случае они пару раз встречаются в кафе, прежде чем начать вести совместное хозяйство. Мы, правда, до сих пор не виделись ни разу… Но и делить жилплощадь нам не так уж долго — всего семь дней. А потом я увижусь с Маартеном, и начнется совсем другая жизнь…

Я закуталась в длинный, мешковатый халат и вышла из ванной. Гийом развешивал рубашки. Лихо перемахнув через его часть кровати, я уселась на своей в позе лотоса. Путь к чемодану был перекрыт, поэтому ничего не оставалось, как рассматривать его спину. Очень статную спину, ограниченную сверху широченными плечами, а снизу — узкими бедрами. Все как мы любим.

— Да, ты не могла бы сразу отдать мне половину того, что я заплатил за гостиницу? — попросил вдруг Гийом, не отрываясь от развешивания рубашек. — Двести двадцать евро.

Клямц! Пок-пок-пок-пок-пок! Внутри меня как будто лопнул пузырек с ядом, и его содержимое стало быстро растекаться по венам и артериям. Яд имел противолюбовное действие. Все достоинства Гийома — чувственный голос, широкие плечи, густые темные волосы, орлиный нос — стали скукоживаться на глазах. Он все так же стоял напротив, расправляя рубашку на плечиках, халат красиво обнимал его торс, я даже чувствовала сложносоставной запах его волос, кожи и геля для душа, но при этом он вдруг удалился от меня на непреодолимое расстояние. По десятибалльной шкале разочарований это тянуло на девять: как будто все приятные ожидания, что копились во мне эти несколько дней и достигли той критической массы, чтобы перерасти во влюбленность, вдруг обратились в пыль, а у меня даже не было сил поднять руку, чтобы удержать несколько пылинок.

— Ах да, конечно, я и сама собиралась, — пролепетала я и для убедительности стукнула себя по лбу. — Вот, держи!

И я протянула ему три зеленые сотенные купюры. Гийом озадаченно посмотрел на них:

— У тебя там еще много таких?! — Увидев напряженное выражение на моем лице, он строго добавил: — Иметь при себе наличность опасно, все пользуются карточками.

— Не волнуйся, у меня осталось совсем немного, — сострила я.

— Слушай, ну у меня, в любом случае, нет сдачи. Давай ты мне дашь двести, а на двадцать угостишь завтра меня ужином?

— О’кей.

Я никак не могла классифицировать происходящее. Он. Просит. Угостить. Его. Ужином. То есть в переводе с мужского на человеческий — я ему совсем не нравлюсь и никаких планов на совместное, пусть и короткое, будущее он не строит. Хотя, с другой стороны, говорят, что у европейцев все по-другому: женщины сами платят за себя и обижаются, если им подают пальто. В любом случае он приехал сюда с уговором о совместной аренде гостиничного номера, у него, как и у меня, могла быть установка на чисто коммерческие отношения, и денег он, скорее всего, взял соответственно. А может — и даже вероятнее всего, — я вовсе не в его вкусе и он не планирует перевести наши отношения в область гендерно-обременительных.

Я с болью в сердце отдавала ему двести евро. И дело тут было совсем не в деньгах. Просто эта сцена никак не могла бы появиться на первых страницах любовного романа.

* * *

Гийом, конечно, не понял причин резкой перемены моего настроения: остаток вечера я не могла выдавить из себя лишнего слова. «Да», «Нет», «Можно?», «Спасибо!» — на большее меня не хватало. Мой мозг был занят. Он всеми силами старался найти объяснение такому необычному поведению мужчины, которое не нанесло бы ущерба моей самооценке. Но оно никак не находилось. В моменты эмоциональных потрясений сильно хочется есть. Было уже поздно, и я порадовалась — насколько уместно было это слово в контексте моих переживаний — предусмотрительности Гийома, настоявшего на том, чтобы купить в привокзальном кафе два сэндвича. Сэндвичи представляли собой половинки багета, надрезанные и начиненные ломтями сыра, ветчины и листьями салата. Я пилила зубами жесткую хлебную корку и шумно втягивала ртом соус, забыв обо всех правилах соблазнения. Зачем они теперь? В конце концов, я не рубль, чтобы всем нравиться. Точнее, я рубль, но в Еврозоне. Нам всего-то надо провести вместе семь дней, даже уже шесть с половиной, а потом приедет Маартен — и все, бывшее до него, я просто забуду…

На периферии сознания возник голос Гийома:

— Я привез кое-что, чтобы отметить знакомство.

Я тряхнула головой, чтобы отогнать от себя все мысли, и повернулась к нему. Казалось, мы давно не виделись, хотя все это время он был рядом, в той же десятиметровой комнате. Он стоял с бутылкой вина в одной руке и двумя хрустальными бокалами — в другой.

— Бокалы? — вытаращилась я.

— Я рассчитывал, что такую реакцию вызовет «Шато Верно» тысяча девятьсот девяносто восьмого года, но если тебе больше нравятся бокалы…

— Откуда ты их взял? Привез с собой?!

— Ну да, было понятно, что в двухзвездочной гостинице экономят на хрустале.

— Ты провез хрустальные бокалы через пол-Европы, чтобы выпить за знакомство? — не унималась я.

— Что в этом такого?.. Нельзя же пить вино из пластиковых стаканчиков.

— Ничего такого. Просто это… мило… — Я впервые за вечер улыбнулась. — И неожиданно. И романтично.

Гийом опустил голову, пряча застенчивую улыбку, и принялся ввинчивать штопор в горлышко «Шато Верно».

— Штопор я тоже привез, — на всякий случай добавил он. Вдруг эти русские балдеют от привозных штопоров, кто их знает?

После пары торопливо опустошенных бокалов объяснение странностям в его поведении нашлось само собой: конечно, он не рассчитывал встретить такую неземную красавицу, как я, и не подумал взять с собой деньги на ухаживания. Нельзя винить его за то, что в жизни я краше, чем на фото. Это называется «ха-риз-ма».

Воодушевленная домыслами, я снова привела в действие весь арсенал флирта. Практика показывала, что даже бедный студент, когда он влюблен, найдет возможность пригласить даму сердца в ресторан. Добиться, чтобы он заплатил за меня в кафе, — вот что станет мета-целью завтрашнего дня. Нет, я не меркантильна, в кошельке была достаточная сумма на пропитание, но теперь это дело принципа. Возможно, он не рассчитывал на большие траты, но уж на повседневную мелочь, вроде пива и мороженого, у него должно хватить. Эта мысль прорастала в моем сознании, пока физическое тело с ажиотажем рассуждало об астрологии — оказалось, мы с ним одного знака, Рыбы. Гийом полулежал на своей половине кровати и не без интереса слушал. Хотя никто не может с уверенностью сказать, что тогда происходило в его сознании.

Вскоре после полуночи мы почистили зубы и легли спать — каждый строго на своей половине.

— У меня, например, никогда не ладилось со Стрельцами, — проговорила я, глядя в потолок.

— У меня один из лучших друзей — Стрелец, — ответил он. — Но он, правду сказать, со странностями.

— Какими, например?

— Ну, все говорят, он не от мира сего. Витает в высших сферах.

— Правда? — Я повернулась на бок. — А я всегда считала, что они, наоборот, слишком повернуты на материальной стороне жизни — мечтают о высокой зарплате, вынашивают всякие бизнес-проекты.

— Вынашивать-то он вынашивает! — усмехнулся Гийом. — Может, я тоже в глубине души Стрелец?

— У тебя есть бизнес-проекты или ты мечтаешь о высокой зарплате?

— Я не мечтаю о зарплате. Зарплата — для бедняков, которые работают на дядю. Но у меня есть проекты, — ответил он загадочно и посмотрел мне в глаза.

— Вообще-то они везунчики, эти Стрельцы. В казино все время выигрывают. Жизнь им часто подбрасывает счастливый билет. У нас, Рыб… с этим… сложне…

Я не договорила, потому что Гийом, медленно приближавшийся ко мне во время последней фразы, вдруг оказался совсем рядом и… поцеловал меня. Без шуток, это было очень неожиданно. Несколько секунд я боялась пошевелить губами в ответ, соображая, чем мне это грозит. Но, в конце концов, это решало многие проблемы. Можно больше не мучиться мыслью, нравлюсь я ему или нет, и не делить микроскопическую комнату на две части. Об остальных преимуществах надо будет подумать после поцелуя, тем более что он такой приятный…