Свет субботних ламп лениво падал на асфальтовые дорожки, пересекавшие грязно-зеленое покрывало земли, из которого торчали криворукие, безлистные еще деревца. И только быстро текущие воды широкого канала оживляли угрюмый парк. Мутную гладь изрезали непоседливые волны: они кругами расходились, уносимые течением, ударялись о крутые бетонные берега и вновь сходились, порождая следующий веер волн.

Иван и Жанна стояли у бордюра и слушали, как плескалась шоколадная вода в канале.

На противоположном берегу располагалась местная теплоцентраль – по ее кирпичным стенам ползли вереницы труб, рисуя причудливый промышленный узор.

– Нет, Николай Александрович не такой, – говорила Жанна. – У нас с ним ничего этакого не было. На самом деле, он очень несчастный человек. Он меня никогда не обижал. Он смотрел на меня, он любовался мною, он боготворил меня, но ничего этакого у нас с ним не было. Никогда. Наверное, он любил меня…

– А ты? – спросил Иван.

– Я, – Жанна отчего-то посмотрела на свои руки, – я его не любила. Он был для меня…

Иван молча ждал окончания фразы.

– Он для меня всегда был министром, – продолжила Жанна. – С самой первой нашей встречи и до последнего дня он был министром торговли. Министром и только министром. А я была при нем…

И она заплакала. Иван прижал ее опустившуюся голову к себе на плечо и нежно погладил ее мягкие волосы.

– Все будет хорошо, – прошептал он. – Теперь у тебя есть я.

Вода в канале по-прежнему плескалась и по-прежнему рисовала концентрические круги. Черная гладь отражала потолок и на нем белыми полосками – лампы дневного света.

– Пойдем туда дальше, – предложил Иван. – Там красиво!

Жанна молча согласилась.

Они шли вдоль канала, держа друг друга за руку. Иван чувствовал, как ее холодные пальцы постепенно наливались теплом – и ему казалось, что именно он согревал их. Жанна держалась за его горячую ладонь и чувствовала, как пульсирует его кровь – как бьется его сердце.

С каждым шагом шипение воды усиливалось – впереди возник маленький водопад: огромная труба извергала из себя пенистую жидкость, падавшую в канал.

– Ну, и как тебе это? – спросил Иван.

– Красиво, – ответила Жанна.

– Давным давно, когда я был совсем маленький, меня сюда привел отец. Мы тогда вот точно также ходили по этим дорожкам, смотрели на воду, на трубы, на решетки. Я даже пытался отвернуть какой-то заржавевший вентиль – но ничего у меня не получилось. Да, тогда все было немного другим и производило особенные впечатления: парк казался огромным, канал – глубоким, а водопад – великим.

– Это все потому, что ты тогда был маленьким, – улыбнулась Жанна.

– Да, – согласился Иван, – я тогда был еще мальчишкой. И тогда еще был жив мой отец. Я тебе не говорил, что мой отец умер. Но вот говорю сейчас.

Жанна посмотрела на Ивана, и в ее глазах он увидел искорки печали.

– Нет, нет, не нужно никаких сочувствий и прочих театральных слов, какие обычно полагается говорить в таких случаях, – произнес парень. – Я уже давно привык к тому, что мой отец лежит в семь тысяч двести семьдесят четвертой ячейке крематория.

Но Жанна по-прежнему смотрела сквозь Ивана. И он продолжил:

– А вон там будка, в которой находится пульт с красной кнопкой!

Жанна повернулась к похожему на шкаф строению, одиноко торчавшему посреди асфальтовой площадки на изгибе набережной.

– Что за красная кнопка? – спросила она.

– Красная кнопка, которая включает какой-то насос или еще что-то в этом роде. Когда мои детские ручонки таки дотянулись и нажали ее, то где-то снизу разразилось натужное жужжание – что-то там включилось и заработало.

– И? – спросила Жанна.

– Ну, дальше прибежал мой отец и первым делом отжал красную кнопку, а вторым делом занялся, так сказать, моим воспитанием. В общем, я так и не узнал, что именно включалось этой самой кнопкой. Но жужжало оно громко!

Жанна подошла и осмотрела будку со всех сторон.

– Тут все закрыто! – сказала она.

– Конечно! Красная кнопка явно не предназначена для того, чтобы всякие прохожие ее нажимали.

Иван приблизился к двери, на которой висел большой амбарный замок.

– Вот какую штуку повесили! – сказал он. Взял в руку замок и неожиданно обнаружил, что тот был не заперт, а просто повешен на петли для видимости.

– Забавно! – проговорил парень и отворил неказистую дверь.

Жанна тоже любопытствующим взглядом прошлась по внутренностям будки: красная кнопка притягательно сияла на фоне мрачных стен, по которым извивались толстые кабели и уползали куда-то под железобетонный пол.

– А давай нажмем ее? – вдруг предложила Жанна.

Иван смущенно проговорил:

– Думаю, что не стоит этого делать.

– А мне интересно! Вряд ли мы что-нибудь испортим, если нажмем на кнопку. Включим и сразу выключим! Никто ничего и не узнает даже.

Иван с опаской посмотрел на Жанну. Девушка выглядела решительной, ее щеки алели жизненной силой – и это воодушевило парня. Он зашел в будку – и вскоре где-то снизу взвыл электромотор и затем начал мерно и приглушенно жужжать, как непоседливая муха, застрявшая в целлофановом пакете.

Иван повернулся к Жанне – она улыбалась. Но вдруг ее всю до краев наполнил дикий восторг.

– Смотри! – воскликнула она. – Что там происходит!

Иван быстро вышел из будки. Жанна стояла у берега и смотрела на воду: посреди канала забил настоящий фонтан. Небольшая, но настойчивая струя вырывалась из торчащей трубы и россыпью капель падала на взволнованную гладь, разливая на ней уносимое вправо пятно маслянистых разводов.

– Какая красота! – сказала Жанна.

– Ага, – согласился Иван, также с удовольствием наблюдая за фонтанчиком. – Но, пожалуй, лучше выключить насос.

Жанна, не сводя глаз, смотрела на фонтан до самого последнего мига его существования – когда подземный насос заглох, струя тут же потеряла былой напор и, выплеснув последние капли маслянистой жидкости, заключительными кругами разошлась по всему каналу, оставив на память о себе лишь побежалое пятно, медленно уплывавшее по течению.

– Ну, пойдем? – вернулся Иван.

– Нет!

– Почему?

– Подойди!

Он приблизился – и она поцеловала его. Иван ощутил сладкий вкус ее губ, и ему захотелось еще, но Жанна отстранилась, улыбаясь и словно намекая, что торопиться не следует.

Они шли по дорожке парка и тихо беседовали. Они говорили друг другу разные слова – и тут же забывали их, потому что все самое важное уже давно было сказано.

Подойдя к многоэтажному дому, они увидели помойные баки, огороженные зеленым заборчиком, а чуть дальше – у трансформатора – суетились подростки. Но внезапно один из них громко крикнул:

– Шухер!

И вся компания бросилась наутек. Их было шестеро: все мальчики и все в вызывающе ярких одеждах. Пестрая орава пронеслась мимо Ивана и Жанны, подобно резкому порыву ветра.

– Вот ведь гады! – хрипло воскликнул появившийся дворник. – Задницы им надрать хорошенько надо!

– А что они натворили? – спросил Иван.

– Посмотрите сами!

Иван подошел к трансформатору и увидел, что стена в этом месте была изрисована красками, такими же яркими и сочными, как были одежды у тех ребят.

– Это граффити, да? – спросила Жанна.

– Граффитчики, – ответил Иван.

– Хулиганы! – громко прохрипел дворник.

– Ну зачем же так? – сказала Жанна, повернувшись к нему.

– А как еще? – отозвался мужчина. – Они тут стены во всей округе портят, видите ли, а закрашивать ихнее безобразие кто должен? Вот то-то и оно, что замазывать вынужден я! И мне это уже надоело, между прочим!

Дворник подошел вплотную к стене и пальцами потрогал намалеванное, смачно плюнул в сторону и недовольно пробурчал:

– Засохло уже. Что же это у них за краска такая? Не иначе как импортная! Вот заразы!

Повернувшись и плюнув в сторону еще раз, дворник побрел по дорожке вслед за граффитчиками. Но на пол пути остановился, махнул рукой и медленно пошел обратно.

– Знаешь, – произнесла Жанна, разглядывая стену, – а в этом что-то есть!

На стене был намалеван ярко-синий, почти голубой фон, а на нем красовался большой желтый круг с радиальными оранжевыми крапинками. Снизу большие красные буквы – ровные и аккуратные – выстроились в последовательность, которую явно не успели завершить: "Свет навер". После "р" краснело лишь маленькое пятно, ни о чем не намекавшее.

– Вот ведь гады! – кашлянул дворник, проходя мимо.

Жанна отвернулась. Ей было неприятно смотреть на этого человека, но еще неприятнее было слушать его слова. И в то же время она жалела старого дядечку. Да и творчество ветреных подростков у нее вызывало смешанные чувства: вроде бы и красиво, но совершенно не к месту.

– С тобой все в порядке? – спросил Иван.

– Да, да. Все нормально, – ответила Жанна.

Вокруг стало подозрительно тихо: дворник уже ушел, подростки убежали и того раньше, урчащий канал остался далеко позади. Безлюдный парк пугал своею пустотой. Искривленные деревца и грязно-зеленая трава, оставшаяся с прошлого года, делали пейзаж не совсем унылым и безликим. Кирпичная теплоцентраль на том берегу замыкала горизонт.

– Ой, господи, что же это делается! – застонал вновь появившийся на дорожке дворник. Старик глядел куда-то вверх на ряд однообразных окон и балконов соседнего дома.

– Смотри! – встрепенулась Жанна.

Иван поднял голову. Из окна предпоследнего этажа валил дым. Это был серый, клубящийся дым, хлопьями вырывавшийся наружу из недр квартиры.

– Пожар! – раздались крики из казавшегося пустым парка.

– Еще этого не хватало! – крякнул дворник и побежал к подъезду. Его грузное тело в темно-синем комбинезоне двигалось хоть и проворно, но тяжело и как-то неуклюже.

Тем временем в злополучном окне показались алые языки пламени и тут же принялись с аппетитом пожирать оконную раму. Дым погустел, почернел и уже вовсю полз по потолку, закрывая лампы дневного света, – и от этого произошла удивительная иллюзия начавшегося раньше времени вечера.

– Господи, – взмолилась Жанна.

– Да, беда у людей случилась, – тихо произнес Иван.

Дыма становилось все больше и больше. Потолочные лампы меркли одна за другой. Клубящаяся чернота уже скрыла из вида чердак и последний этаж. Иван впервые в жизни увидел настоящий пожар, и это зрелище его испугало, но не тем животным страхом, от которого передергивает все внутренности, а другим – гадливым и неприятным – когда осознаешь всю беспомощность положения и ничего не можешь сделать.

Вдалеке послышался гул сирены, и от этого Ивану стало спокойнее. Дым захватил уже столь обширную территорию на потолке, что окончательно закрыл все местные лампы и сотворил поздний, глубокий вечер. Окрестные деревья, асфальтовые дорожки и унылая трава – все погрузилось в сумрачную полутень.

И вдруг сверху, из недр ужасного черного дыма, посыпались капли воды. Они с угнетающим всхлипыванием ударялись об асфальт, оставляя темные пятна раздавленной влаги. Иван не сразу сообразил, что сработала противопожарная система. Жанна дернулась первой, увлекая за собой Ивана. Они бежали к козырьку ближайшего подъезда. Под ногами уже блестели лужицы, вода намочила волосы и неприятно стекала по лицу. Наконец они достигли спасительного навеса. И пусть кодовый замок охранял вход в квартиры, но сухого пространства под козырьком было достаточно. Ребята прислонились к стене. И он, и она тяжело и глубоко дышали. А вокруг неудержимо падали капли и яростно барабанили по асфальту. И вода ручейками текла под уклон к парку и далее к каналу.

Иван с жадностью смотрел по сторонам, кислый привкус железа проступил на его губах. Жанна выглядела рассеянной: ее мокрые волосы слиплись в неопрятные локоны, лицо побледнело и сделалось хмурым. Льющаяся сверху вода – чистая и свежая – вызывала совсем другие эмоции, чем те, что были при виде недавнего грязного фонтана.

По дороге проехала пожарная машина, рассекая толстыми шинами слой воды и отбрасывая ее в стороны рваными струями.

– Странно все это, – произнесла Жанна, – сначала дым, потом вода. Я никогда не видела столько воды. Она льется с потолка, и это так необычно.

– Тебе нравится?

– Красиво, конечно, но пожар… это ведь горе у кого-то случилось. И еще: холодно стало. И мокро.

Иван придвинулся поближе к ней. Ее дыхание показалось ему болезненным.

– Ты не простудилась, случаем?

– Нет, – ответила она, – только промокла чуть-чуть. И еще мне кажется, что здесь немного сквозит.

Иван высунул руку под падающие капли.

– Да, дует немного, – проговорил он. – Наверное, включили вентиляцию, чтобы утянуть дым.

Черная пелена под потолком уже была не такая плотная. Лампы пробивались сквозь нее – и постепенно светлело, словно наступало утро.

– А воду-то уже отключили, – сказала Жанна.

Но хрусталики жидкости еще продолжали падать с козырька подъезда. Иван высунулся наружу и взглянул в сторону пожара: три черных окна траурно смотрели на парк, копоть разрисовала стены и потолочную плиту. Внизу стояла красная машина, рядом с ней суетились пожарники. Большая капля неожиданно упала на Иванов лоб и потекла по щеке – парень зажмурился. А когда открыл глаза, окружающий мир показался ему небывало свежим и чистым. Зелень парка словно расцвела изумрудным ковром. И что-то радостное проснулось у него внутри.

– Идем! – резво сказал парень, ступая на асфальт.

– Там мокро! – сказала Жанна.

– Зато чисто. Ты же не простудилась?

В этот миг дверь подъезда открылась, и оттуда высунулась старушка.

– Добрый день, – сказал ей Иван. Но она ничего не ответила, а подслеповатым глазом прошлась по окрестным лужам.

– Красиво и чисто на улице стало, вы не находите? – Иван вновь обратился к старушке.

– Тихий ужас! – прошипела она и захлопнула дверь.

– Ну, пойдем, пойдем! – Иван позвал Жанну. Девушка нехотя двинулась вслед за ним. Сначала она аккуратно перешагивала через каждую лужицу, но потом, когда чистый воздух одарил ее свежестью, она сама побежала по дорожкам парка впереди Ивана. Но больше всех радовались пролившейся влаге травинки: они дружно выпрямились, распушились и сокрыли собой и черную землю, и всю ту грязь, что скопилась на ней за зиму. Пахло чем-то необычным и пряным. Привыкшие к пыльному воздуху, ребята с жадностью вдыхали запах проснувшегося парка.

Но вскоре к злополучному дому подъехали многочисленные машины полиции и коммунальных служб, зазвучали зычно голоса, парк наводнился людьми в резиновых комбинезонах с надписью "ГорВодоКанал". Эти люди сновали по дорожкам, тащили длинные шланги, матерились на лужи – и всем своим видом показывали недовольство. И один из них, наткнувшись на Ивана и Жанну, пробурчал:

– Вы мешаете проводить очистные мероприятия. Покиньте, пожалуйста, территорию!

Парень и девушка молча зашагали прочь. Дошли до конца зоны полива и остановились: здесь пролегала черта, за которой начиналась старая сухая земля с поникшей травой, а на дорожке серел пыльный асфальт.

Иван произнес:

– Думаю, что я долго буду помнить все это.

– И я тоже, – прошептала Жанна.

И они вновь зашагали вперед, унося с собой только лучшие впечателния о сегодняшнем дне.