Проснувшись на следующее утро, Анни задумалась. Да-а, у нее совершенно не осталось друзей. Выдра, Большой Лягух, Заоблачный Брат и Королева Рыба — все они покинули эти края. Добрые звери были для Анни самыми близкими друзьями. Правда, она старается дружить с Майкки Лихонен и с другими девочками из их двора, но это очень трудно, потому что Анни все время приходится скрывать от них некоторые обстоятельства своей жизни. Не может же она, например, сказать им, что понимает язык зверей, или признаться, что когда она вырастет, то скорей всего займется колдовством. В самом хорошем смысле, конечно. На пасху Анни не посмела даже предложить, чтобы все они оделись в костюмы пасхальных ведьм, потому что боялась: вдруг, чего доброго, она улетит на метле за Казарменную гору. И раз у нее были такие тайны, то Анни все время казалось, Что она как будто предает Майкки и других своих подружек.
Во дворе Анни спросила, обращаясь к Майкки:
— Что бы такое придумать, а?
— Пошли к нам и поиграем в дом, — предложила Майкки.
Это была аккуратная и послушная девочка с толстыми желтыми косичками, однако без всякой фантазии. Она только смотрела на Анни удивленными глазами, когда та потянула ее за собой.
— Нет, пошли лучше на речку. Я покажу тебе что-то, — проговорила Анни с загадочным и лукавым видом.
— Да-а, но я не спросилась дома, — сказала Майкки.
— Ну и оставайся тогда тут, а я пойду и посмотрю одна, — беззаботно бросила Анни, сделав ударение на слове «посмотрю».
И стала спускаться по тропинке, которая вела вниз к реке. Анни знала наверняка, что Майкки обязательно последует за ней. У нее несомненно была способность влиять на Майкки. Впрочем, для Анни в этом не было ничего удивительного. Она-то хорошо знала, почему это происходит.
Все снова и снова возвращалась она в мыслях к тому, что рассказал ей Большой Лягух про Кристальное озеро. Белый песок, цветущие ирисы, прозрачная вода… Анни начала припоминать, а что же Большой Лягух говорил про дорогу к этому озеру? Сначала надо идти вверх по реке, потом свернуть налево, оттуда пройти по дороге и направо. Нельзя показываться и нельзя квакать — ну, это для лягушек. А для Анни это просто значит, что нельзя петь или громко разговаривать. А что, если Уолеви Тёрхеля именно сейчас отсутствует, занятый какими-нибудь своими темными делишками? Хотя это маловероятно: позднее лето подарило людям такую редкостную драгоценность — теплый солнечный день. Уолеви сейчас наверняка плавает себе на резиновом надувном матрасе. Но в тот самый момент Анни вдруг почувствовала, что именно это ей и хотелось увидеть.
Как ни в чем не бывало, без всяких особых намерений, Анни побрела вдоль реки, по направлению к верховью, а потом повернула влево. Майкки следовала за ней не очень уверенно, с опаской. С реки они свернули на узкую дорожку, которая тянулась среди полей. На обочинах дороги было еще полно цветов и всяких интересных растений. Анни внимательно изучила свой «Определитель растений» с цветными картинками и знала теперь сотни цветов и трав. «Незабудка луговая, медуница, синяк обыкновенный», — перечисляла она вполголоса. На обратном пути Анни решила нарвать маме букет из ромашек и луговых колокольчиков, потому что мама любила именно эти цветы. Вскоре они вступили в темный хвойный лес, и на каждом шагу Анни с трепетом ожидала увидеть озеро.
— Знаешь что, Анни. Давай лучше вернемся, — предложила Майкки.
— Нет, я дойду до конца, — заявила Анни. — И тебе придется идти вместе со мной, потому что одна ты все равно побоишься идти домой. — Последние слова Анни добавила уже с суровыми нотками в голосе.
И вот Анни и Майкки бредут по лесу, под елями, обросшими бородатым лишайником. Потом девочки вошли в лиственную рощу, где росли липы и толстые дубы. Меж деревьями петляла тропинка, окаймленная папоротником. Воздух здесь был напоен такой пахучей свежестью, что Анни невольно вздохнула: «Ах!»
Мысленно девочка окрестила тропинку Вечной Зеленой Дорогой; сердце ее переполнилось неожиданным счастьем. Но в тот же миг она заметила, что впереди вдоль тропинки по обе стороны дорожки натыканы ужасные палки с табличками. Они так и вопили:
— Частные владения! Вход воспрещен! Осторожно: злые собаки! Здесь проход запрещен под угрозой личной ответственности! Траву не топтать! Берегитесь бульдога!
— Ну, потише, потише… Зачем так громко кричать?.. А то и оглохнуть можно, — сказала Анни и остановилась в нерешительности.
— Дальше нам лучше не ходить, Анни. Правда, правда, — жалобным голосом проговорила Майкки. — Мне совсем не хочется смотреть на то, что ты обещала мне показать.
— А что значит личная ответственность? — размышляла вслух Анни. — Это, наверно, означает, что будешь отвечать, если пройдешь здесь, через это место.
Что до собак, так их Анни нисколько не боится. Она ведь знает язык зверей и поэтому даже самой свирепой собаке сможет рассказать, куда и зачем они идут. Еще ни разу в жизни ни одно живое существо на нее не нападало. Слова «частные владения» ее тоже не очень-то смущали. Ведь она была дитя природы, порождение ее самых тайных сил, а значит, и вся природа была для нее как свой родной дом. Но вот эта ответственность? Личная ответственность…
Анни зашагала вперед. Она уже совсем не думала про Майкки, почти забыла о ее существовании. Сейчас ею овладела только жажда приключений. Так с ней бывало всегда: если Анни грозила какая нибудь опасность, то тем упрямее и настойчивее она шла вперед. Майкки хныкала и плелась позади. Почва становилась понемногу все более влажной, и вскоре под ногами стала проступать вода. Кругом виднелся высокий, стройный камыш, там и тут росли лилии и ирисы. И вдруг взору открылась чистая, прозрачная гладь воды.
Кристальное озеро. Сомнений быть не могло. Вода сверкала и поблескивала, она струилась и пела. Девочки остановились завороженные, вдыхая всей грудью свежий аромат. Воздух тоже был такой прохладный и чистый, будто в нем растворились кристаллы хрусталя. К самому озеру подступал чудесный старый сад. В нем росли пихты и дубы, вишневые и яблоневые деревья, лиственницы и серебристые ивы. Некоторым деревьям было, наверно, по сто лет — такими старыми они казались. А там, подальше к берегу, росли кусты — розы, сирень, смородина. Обилие цветов поражало. Девочки смотрели на всю эту красоту широко раскрытыми глазами. Подумать только, какая прелесть! И венцом всего этого, вернее, жемчужиной в этом венце было озеро. Прозрачное и прохладное, оно неодолимо притягивало и манило к себе двух маленьких уставших девочек.
— Ой, Анни, — вздохнула Майкки. — Спасибо тебе за то, что ты показала мне это. Такого чуда я никогда не позабуду. Но теперь мне надо идти… Я пойду… А то вдруг возьмет и придет эта самая… ответственность…
— Никуда ты не пойдешь, — заявила Анни. — Вот именно, не пойдешь. Ты останешься здесь, и это так же верно, как то, что меня зовут Эдельхайд.
— А разве тебя зовут не Анни? — спросила озадаченная Майкки.
— Ну как тебе сказать, — ответила Анни. — Здесь я Эдельхайд. Видишь ли, это озеро, — если тебе честно сказать, — волшебное. Мы с тобой сейчас в волшебном мире. И здесь я имею право ходить где угодно. У меня есть такая бумага, и там написано, что имя мое — Эдельхайд.
— Что ты говоришь?! А я и не знала! Покажи мне, пожалуйста, эту бумагу, — попросила практичная Майкки.
— Ну-у, она у меня где-то… здесь, — неопределенно ответила Анни, указав рукой на сердце. — Я хочу, чтобы мы остались здесь по меньшей мере на семь лет.
— Я так долго не могу, — встревожилась Майкки. — К вечеру я должна быть дома. Я обещала маме собрать в лесу немного хворосту.
— Я же тебе сказала, что никуда мы не пойдем, — повелительным гоном повторила Анни. Затем совершенно другим, вкрадчиво-нежным голосом спросила:
— Деточка, ты собираешь в лесу хворост, чтобы согреть свою бедную хижину? Ведь твоя мать — старушка-хворостушка? А сама ты — дочь дровосека? Не так ли?
Майкки безмолвно смотрела на Анни, широко раскрыв от изумления глаза; так и не получив ответа, Анни добавила:
— А вот я — дочь дровосека.
И это была чистая правда, ведь ее отец действительно валил где-то лес.
— Только моя мама не старушка-хворостушка, как твоя. Мол мама ткачиха, — продолжала Анни. — А до этого она была подрубщицей, швы подрубала. А еще до этого она работала продавщицей в баре Кайкконена.
— Да я ведь все это знаю, — сказала Майкки.
Анни отвернулась. За деревья ми виднелся игрушечный домик, и Анни тут же к нему направилась. Майкки не оставалось ничего другого, как пойти за ней.
Домик был красный, с белыми подоконниками и белой дверью. Он весь так блестел и сверкал, будто в нем еще ни разу не играли. Когда девочки зашли внутрь, у Майкки перехватило дыхание.
— Настоящие обои в цветочек и даже занавески, да еще кружевные, — вздыхала Майкки. — А сколько кукол! Настоящие дачные кроватки, и совсем настоящая плита, и посудка, и все! А вон тут еще кресла, и комод, и даже зеркало! Ой, Анни!
— Ты хотела сказать — Эдельхайд. Выбери себе столько кукол, сколько захочешь. Можешь поиграть с ними.
— Я не смею…
— Ну возьми тогда хотя бы одну, — продолжала Анни и махнула рукой в сторону кукол. — Возьми Лийзу Длинную Косу, или Кайсу Забаву, или Принцессу, кого захочешь. Мне все они уже до того наскучили, я ведь часто прихожу сюда поиграть с ними.
После долгих уговоров Майкки взяла в руки Лийзу Длинную Косу. Ей, правда, очень хотелось взять Принцессу, одетую в нарядное серебристое платье. Но взять ее Майкки не посмела — побоялась испортить. Майкки так заигралась, что никак не хотела уходить из домика. Анни же относилась ко всему с таким равнодушием, словно все это было для нее привычным и обыденным.
— Когда мы придем сюда в следующий раз, то устроим угощение, ну хотя бы сок с булочками, сказала Анни.
С этими словами она вышла из домика и направилась к берегу. Вот уже полчаса она мечтает об этой воде…
— Мы не будем кататься на лодке, мы пойдем купаться, — сказала она. — Смотри, Майкки, вода здесь такая ясная и такая чистая, что на ней можно качаться хоть сколько — все равно не утонешь. Здесь совсем не обязательно плавать на надувном матрасе, как некоторые…
— А разве здесь есть кто-нибудь еще? — озабоченно спросила Майкки. — Или сюда кто-то плывет на надувном матрасе?
— А вот увидим, — ответила Анни. — Иди за мной.
И они побежали к берегу, к полоске белого песка; на бегу Анни заметила дом, мелькнувший за деревьями. Дом этот был очень некрасивый. Анни любила только деревянные, крашенные краской дома, а такие низенькие странные постройки ей совсем не нравились. В них один только кирпич да сталь, цемент да бетон да еще невесть что. А окна такие огромные, что с улицы наверняка видно все, что делается в доме. И даже по цвету эта постройка была странной: Анни показалось, будто стены заляпаны ржавой штукатуркой, «Наверно, так теперь модно», — подумала Анни и бултыхнулась в воду.
Вода дышала свежестью. Казалось, будто чьи-то нежные, тонкие руки поддерживают девочек. У самой поверхности резвились маленькие стайки мелких цветных рыбешек; тихо покачивались лилии; над озером летали стрекозы и ярко-желтые бабочки. «Как в раю, — думала Анни, плавая „по-собачьи“ недалеко от берега. — Я буду приходить сюда каждый день, — решила она. — Летом купаться, зимой кататься на коньках».
После купания девочки лежали на белом песке, который был привезен сюда откуда-то издалека. Они валялись на пляже и были счастливы. Если бы кто-нибудь подслушал их тихий разговор, то услышал бы примерно следующее:
— Давай будем приходить сюда каждый день и знаешь что — будем играть в домике по семь часов подряд, не меньше… Ага, если только мама отпустит… Да отпустит, конечно… И наварим варенья из шиповника… Как интересно нам будет!.. Очень интересно. И хорошо, что у меня есть та самая бумага, на которой написано, что я Эдельхайд… Давай будем с тобой вечно дружить, давай поклянемся…
Как?.. А вот так, соединим руки и скажем: «Дружба наша навсегда, ссор не будет никогда!»
Вволю отдохнув, девочки решили набрать в лесу хворосту. В хвойном лесу нашлось много и шишек, которые Майкки складывала в полиэтиленовый мешок. Потом девочки вернулись на песчаный пляж и сложили хворост в одну кучу, чтобы взять его по дороге домой. Они еще раз выкупались и, очень усталые, растянулись на песке и задремали.
Анни проснулась, когда до ее слуха донеслись всплески воды и какие-то фыркающие звуки. Может, это Выдра?.. Или водяная крыса? А может, Большой Лягух или Малый Ворнанен?.. На какой-то миг Анни показалось, что она находится на реке. Но вот девочка открыла глаза и села. И только тут она вспомнила: они с Майкки на Кристальном озере, на белом песчаном пляже.
Справа выплывал надувной резиновый матрас. А на матрасе кто-то лежал. Сначала показались мозолистые пятки и толстые растопыренные пальцы. От нечего делать Анни принялась их считать: кажется, все десять. Потом обозначились шишковатые колени, толстые ляжки и большой круглый живот. Анни в упор смотрела на лежащего. У него была довольно большая голова, торчавший кверху к нос и густые, кустистые брови. Человек лежал, распластавшись на матрасе, и громко сопел.
Анни не могла удержаться от смеха. Майкки тоже проснулась и села. От испуга она вскрикнула. Тогда плывший на матрасе проснулся, повернулся головой к берегу и посмотрел в сторону девочек. Взгляд его рассеянно скользнул по береговой линии, потом глаза вдруг широко распахнулись, и Уолеви Тёрхеля — а это был именно он — молниеносно сел на матрасе и зарычал.
Девочки вскочили. Уолеви Тёрхеля в этот миг плюхнулся с матраса в воду и — о ужас! — как высоко всколыхнулась в озере вода. Тёрхеля, но пояс в воде, побрел к берегу. И все время рычал, произнося нечто неопределенное:
— Како… чер… Дья… Са… та…
Он был похож на разъяренного льва. Или на тигра. На большого, толстого и разгневанного тигра.
«Неужели он и впрямь собирается на нас напасть?» — подумала Анни и, выставив вперед плечо, приняла оборонительную позу. Она вся так напружинилась, что напряглись даже косички, решительно торчавшие по сторонам. Анни было немного страшно, но она не собиралась спасаться бегством. «Будь что будет», — решила девочка. Тем более что она должна защищать Майкки, которая дрожала за ее спиной как осиновый лист. За какую-то долю секунды Анни взвесила свои силы и пришла к выводу, что хоть она и Эдельхайд, но справиться с таким противником ей, пожалуй, не удастся. Поэтому она выкрикнула пронзительным голосом:
— Эй, эй, эй, резиновый матрас! Лови матрас! Не подходи сюда, лучше вылови свой матрас!
И Анни указала вытянутой рукой на матрас, который уплывал все дальше от берега, подгоняемый волнами, поднятыми при падении его владельцем. Тёрхеля оглянулся и кинулся за матрасом. Хоть он и опять плюхнулся, но все-таки успел ухватиться за матрас рукой. Однако вместо того чтобы снова растянуться на нем и мирно продолжать дневной сон на своем озере, он повернулся лицом к берегу и явно приготовился к новой атаке. Анни стояла в воде, далеко от берега, и сердито махала рукой.
— Нет, нет, послушай, не ходи сюда! — выкрикивала она резким голосом. — Здесь нет никого! Ничего плохого здесь не случилось. Ты лучше плавай, плавай там!
Но Уолеви Тёрхеля не намерен был больше плавать. Он приближался к детям, широко переставляя по воде ноги, живот его при этом так и колыхался. Первой он схватил дрожавшую Майкки. И хоть она отбрыкивалась как могла, он зажал ее под мышкой, а потом бросил на песок животом вниз. Затем он схватил Анни за косичку и несколько раз сильно дернул. Анни от боли чуть не вскрикнула и стала вырываться. Как только Уолеви отпустил косичку, Анни упала навзничь. Но тут же перевернулась и изготовилась для прыжка. Зарычав как собака, она вцепилась в правую ногу Тёрхеля и укусила.
Непонятно, как такое могло произойти с Майкки, только она тоже начала рычать и гавкать по-собачьи, а потом вцепилась в левую ногу Уолеви Тёрхеля. Много лет спустя, став взрослой, она с мучительной отчетливостью пом мила все это: как лаяла, как рычала и как укусила…
Все трое повалились на песок. Уолеви оказался внизу, он лежал на животе и пыхтел. Девочки как стальные пружинки вскочили на ноги и, отбежав на несколько шагов, стали наблюдать, что же предпримет теперь Уолеви Тёрхеля. Взявшись за руки, они стояли и смотрели, обе в одинаковых красных цветастых трусиках; у одной за ушами торчали смешные косички с красными бантиками, у другой была толстая, светлая коса, которая сейчас наполовину расплелась. Девочкам даже в голову не пришло убежать. Им казалось, что они одержали справедливую победу в неравной борьбе.
— Я ведь предупреждала, чтобы ты не выходил на берег, — проговорила Анни запыхавшимся голосом. — Плавал бы там в воде, так был бы сейчас куда счастливей. Ведь здесь на берегу нет ничего. И никого нет.
Уолеви Тёрхеля все еще лежал на животе; казалось, что он изучает песок. Девочки даже подумали, что он о них просто забыл. Но вот Тёрхеля, пыхтя и сопя, поднялся на ноги и, весь красный от ярости, уставился на Анни:
— Ага, значит, тут никого нет! А вы что же, привидения, или как?
— Вот именно, — ответила Анни. — Мы самые настоящие привидения. Меня зовут Эдельхайд.
Уолеви Тёрхеля разразился сердитым хохотом:
— Хе-хе-хе-хе! Хох-хох-хо-о!
Вдоволь нахохотавшись, он перевел дух и обрушился на них с руганью:
— Я ведь сто раз говорил что сюда нельзя приходить чужим детям… Я ведь говорил что на этих берегах не потерплю чужих выродков… я ведь говорил что заплатил за все за это большие деньги и что сюда запрещен вход всяким соплякам и мокрохвосткам здесь нельзя пачкать берега и загрязнять воду… Я ведь говорил что сюда нельзя никого приводить! Никого и ничего!
Бегая взад и вперед по песчаному берегу, он продолжал изрыгать ругательства:
— Проклятье… Приходят сюда всякие вонючки, скоро вся волость прибежит, все только и мечтают захватить мое озеро… Чер-р-т… Того и гляди, весь сельский приход тут соберется…
Уолеви Тёрхеля так кричал, что пот струился с него градом. Он был страшен в своем гневе. Но удивительное дело: девочки его уже нисколько не боялись, не трусила даже Майкки. Они смотрели на него со спокойным любопытством и удивлением. Анни даже надоела его брань, и она несколько раз нетерпеливо выкрикнула:
— Да перестань же. Смотреть на тебя противно. Возьми свой матрас и плыви себе дальше. Ничего плохого мы тебе не сделали, и это так же верно, как и то, что имя мое Эдельхайд.
Но в этот момент Уолеви Тёрхеля заметил приготовленные девочками сучья и шишки. Он с яростью стал швырять их под ближайшее дерево.
— Растаскиваете чужое добро! — кричал он. — Кто вам позволил собирать дрова в моем лесу?! Готовы обобрать человека до последней ниточки! Камня на камне не оставят, ни травинки ни хворостинки!
Когда он перекидал весь хворост и все до единой шишки, то сразу как-то сник, схватился руками за голову и закричал тонким, плаксивым голосом:
— Жена! Жена! Помоги мне… На помощь, здесь воры…
На крик со стороны сада появилась худенькая женщина. Она бежала легкой трусцой. Голова ее была плотно повязана платком, а на руках были варежки. Она остановилась рядом с девочками и, тяжело дыша, смотрела на мужа, который рвал на себе волосы: потом он побежал к воде и плюхнулся на резиновый матрас. Он греб руками и жалобно выкрикивал:
— Все можете уносить! Все! И золу из печки тоже уносите!
— Что здесь происходит? — спросила госпожа Тёрхеля, с недоумением глядя на девочек. — Я там пчелами занималась. Стоит только отвернуться, как тут же явятся непрошеные гости и начнут воровать. Какие невоспитанные дети! Никакого понятия о приличном поведении. Должно же у человека быть хоть какое-то понятие. И кто только вас воспитывает?
— Смотря кого, — ответила Анни. — Меня, например, королева Элизабет и император Фредерик.
— Да ну? Ха-ха-ха! — презрительно рассмеялась госпожа Тёрхеля. — Уходите отсюда прочь!
Анни порядком надоело слушать ее брань.
— Уважаемая госпожа, ваше поведение ниже всякой критики. За свое поведение вы получаете четверку, и то с натяжкой, — с достоинством произнесла Анни. — Будьте добры, прочитайте книгу Мими Миндербиндер «Как себя вести образованной женщине». Издано в 1904 году.
Госпожа Тёрхеля буквально поперхнулась от изумления. Она даже не нашлась что ответить этой дерзкой девчонке. А Анни и Майкки тем временем одевались не спеша, как взрослые дамы. Пора домой.
Они шли по лесу с величайшей осторожностью, стараясь ступать так, чтобы даже веточка не хрустнула у них под ногами. Вдруг, чего доброго, Уолеви придет в голову мысль отправиться за ними в погоню. Или госпожа выпустит своих пчел?
— А что, если Тёрхеля выстрелит нам в спину? — прошептала вдруг Анни, словно рассуждая про себя.
При этих словах девочек словно ветром подхватило. Они бежали мимо косматых елей, продирались через колючий можжевельник, перепрыгивали через кочки и пни… Даже выбравшись на дорогу, они продолжали бежать во весь дух, поднимая легкую пыль. Анни совсем позабыла про букет цветов, который собиралась нарвать для матери, и остановилась только возле самой реки. Они уселись на бережок отдохнуть, взмыленные и запыхавшиеся.
— И почему ты… почему обманула… будто у тебя… была… была… эта самая… бумага… что тебе разрешено… там ходить… — с трудом переводя дух говорила Майкки. — А этот дядька… он что… и есть… ответственность?
— Фи! — сказала Анни. Она снова начинала обретать свое привычное равновесие. — Это был злой тигр… который забрался… в рай.
