© Миклашевская Ольга, текст, 2016

© Бурлаков Игорь, рисунок на обложке, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

 

Пролог

Небо над островом Туманов в одно мгновение потемнело, и отчаянно закричали летающие над прибрежными волнами чайки. Взбунтовалось море, засвистел ветер, хлынул холодный резкий дождь. Где-то в отдалении сверкнула молния – и погасла.

Начинался шторм.

Сталкивались и разнимались беснующиеся у берега мутные волны, неся на своих спинах разбитую лодку, а затем и вовсе выкинули ее на мокрый песок. У суденышка был вдребезги разбит нос, отчего его постоянно кренило в сторону, пока оно не перевернулось, подняв в воздух столб пыли.

– Т-ш-ш, – прижал к губам палец дородный начальник королевской стражи, праздновавший в кабаке с подчиненными поимку в городе черного колдуна. Товарищи – полупьяные и ничего не соображающие – моментально притихли. – Вы это слышали? – хриплым голосом спросил начальник, обращаясь, главным образом, к единственному нарушителю тишины – икавшему низкорослому мужичонке с редкими усиками.

Бедняга тут же одобрительно закивал, и следом понеслись пьяные выкрики:

– Да!

– Точно!

– Слышали!

– Тысяча морей!

– Морской дьявол!

– Надо проверить!

Начальник королевской стражи бардака не терпел даже в пьяном виде. Он сердито стукнул по столу тяжелым кулаком, и поверхность испуганно задрожала. Остальные посетители заведения, включая нависшего над стойкой хозяина кабака, замерли в ожидании.

– Значит, так, – деловито начал начальник, – Чистобрюх и Быстрый Окунь, вы пойдете и посмотрите, что там случилось. – И рыгнул.

Выбранные жертвы разочарованно застонали: никому не хотелось в такую погоду высовывать нос из теплого кабака, а уж тем более идти к берегу, на котором сейчас хозяйствует шторм.

Долговязый Чистобрюх многозначительно пихнул приятеля локтем в бок, но тот сделал вид, что не заметил.

– Я схожу! – неожиданно вызвался мальчуган в драной одежке.

Начальник сначала хотел было спросить, кто пустил мальчишку в кабак, но передумал. Поковырялся куриным хрящом в ухе и елейно улыбнулся:

– Ну попробуй, малец.

В ту же самую секунду мальчишка сорвался с места и рванул наружу в чем был – без обуви, в одной рубахе и драных штанах. Дверь за ним с шумом захлопнулась, и в отдалении послышался громовой раскат.

Начальник королевской стражи присвистнул. Он был бы не прочь взять такого прыткого юнца к себе на службу, когда тот подрастет, конечно. Пусть родители у мальчишки, мягко сказать, не самые порядочные люди, негодяями не рождаются – их воспитывают. Хороший колдун научит его контролировать темную магию, текущую в его венах, и при должной подготовке малец станет одним из лучших солдатов островов.

Перед глазами мужчины пробежали кадры из радужного будущего: награды, титулы, повышение, перевод на Центральный остров в конце концов.

Паренек бежал что было сил – буквально летел; и бабочка-душа на его груди шумно хлопала крыльями. Прежде он думал, что наставник ошибся, когда взял его к себе на воспитание, но теперь Шеллак понимал, что это совсем не так. Он чувствовал – да, всем своим существом чувствовал, что на берегу кто-то живой, и ощущал невероятно сильную энергию, исходящую от человеческого тела.

А еще он чувствовал, что этот кто-то долго так не протянет.

У самой кромки воды он нашел перевернутую разбитую лодку. Смахнув упавшие на лицо волосы, Шеллак поддел кончиками пальцев пропитавшееся влагой судно и, стиснув зубы, приподнял его; затем, покрепче ухватившись за край, – перевернул. Дождь лил так, что застилал глаза, но шестое чувство Шеллака не обмануло.

На мокром песке без сознания лежал годовалый младенец, завернутый в грязную тряпицу.

Мальчик чувствовал, как с груди ребенка пытается сорваться бабочка с порванным крылом. Он не мог допустить, чтобы это произошло: слишком сильные волны энергии исходили от этого младенца.

Шеллак подхватил маленькое обмякшее тельце и плотно прижал к себе, чтобы хоть как-то согреть малыша. Он не стал возвращаться обратно в кабак, а направился в сторону города, с трудом пробираясь вверх по склону, то скользя, то утопая в размякшем песке. В промокшем кармане грустно стучал сребреник, на который он собирался поужинать.

Сначала мальчишка обогнул двухэтажные расписные здания – здесь жилища местных ремесленников и купцов, затем пересек пустующий рынок, с которого даже дождь не смог вымыть тяжелый рыбный запах, и, наконец, подошел к низким покосившимся лачугам, где ютились бедняки. Их убогие жилища располагались так, чтобы не мозолить глаза городским властям, выгляни они из окон главной ратуши.

У калитки соседнего дома стояла крупная женщина в возрасте. Это был первый раз, когда Шел встретился со старухой лицом к лицу: обычно она сидела затворницей у себя в доме. Она не обращала внимания на ливень и немигающим взглядом смотрела прямо перед собой – куда-то мимо Шеллака и его ноши, в пустоту и черноту бушующего моря.

Когда мальчик пробегал мимо нее, то почувствовал беспокойную тяжесть где-то в районе желудка. Эти последние шаги до порога дались ему сложнее всего. Он не оборачивался, но знал – Форель по-прежнему стоит где-то там, в вечерней мгле.

Что было сил, Шеллак замолотил свободной рукой по двери, ведущей в подвал. Секунды казались часами, пока дверь не открылась, и в проеме не показалась усталая морщинистая физиономия наставника. Глядя на его лицо, можно было подумать, что ему невообразимо скучно. Но Шеллак по своему опыту знал, что наставник только на вид такой безразличный. Это был самый талантливый некромант на всех островах, исключая, конечно, приближенных королевского двора. У тех были свои секреты мастерства, которые они скупо хранили, пока не уходили в мир иной. А умерев, забирали свое умение в могилу, что не мешало другим некромантам поднимать из склепов их хладные трупы и выпытывать профессиональные тайны.

Впрочем, наставник и при королевском дворе когда-то давно успел послужить, еще до ухода на пенсию. Некоторое время он, правда, продавал рыцарям нелегальные лицензии на совершение подвигов или, скажем, убийство дракона; но его на этом деле поймали и отпустили только потому, что сам король когда-то ему задолжал.

Старик молча распахнул дверь настежь и дал Шеллаку пройти в теплую комнату, где в углу потрескивала маленькая самодельная печка, державшаяся только на волшебстве. Дровосеки этой осенью заломили за щепу такую цену, что местные жители предпочитали согреваться по старинке.

Наставник аккуратно взял младенца из рук своего подопечного, положил дитя на кухонный стол и руками с длинными, аккуратными пальцами с глухим треском порвал тряпку, в которую был закутан ребенок. Это оказалась девочка, на груди у которой отчаянно трепыхалась огромная ярко-бирюзовая бабочка.

Никакого удивления или суеты – лишь немое восхищение в глазах умудренного жизнью старца.

– Ты знаешь, сын мой, что это такое? – спросил наставник у мальчика, указывая на гигантскую умирающую бабочку.

Шеллак не нашел, что ответить, и сделал несколько неуверенных шагов по направлению к столу.

– Прикоснись, – позволил старик, – давай же, Шеллак, не бойся.

Приложив к груди девочки смуглую ладонь, Шеллак почувствовал, как по венам заструилось что-то горячее. Мальчик до боли прикусил губу, чтобы заглушить жжение, которое раздирало его изнутри, когда он касался младенца. На какое-то мгновение парнишке показалось, что он вот-вот потеряет сознание, но, с усилием открыв глаза, он обнаружил, что ребенок начал дышать, а большая бирюзовая бабочка покорно улеглась на грудь.

И только огромный шрам на крыле бабочки все еще напоминал о том, что принесла острову Туманов буря в ту роковую ночь.

 

Глава 1

У Шрам всегда неприятности

Дышать было нечем. Соленая вода забивалась в легкие, жгла глотку. Я хваталась за пустоту, пытаясь всплыть на поверхность, но вцепившаяся в левую руку зубастая тварюга камнем тащила меня на дно.

Вот бездна! Какого дьявола она вообще за мной увязалась?! У меня, кроме кожи, костей да пары припрятанных в сапоге ножей, ничего и нет. Из ценного – только душа, но безмозглой морской твари она и задаром не нужна.

Кислород стремительно покидал легкие вместе с пузырьками воздуха. Бабочка на моей груди несколько раз отчаянно дернулась и затихла.

Спасибо, папочка, что выбрал мне такую легкую и быструю смерть.

Спросите, как я до такого докатилась? Нет, на самом деле, если бы я сама лично в это пекло не полезла, ничего бы и не произошло. Не сиделось мне, видите ли, на месте, захотелось поискать своего родного отца – капитана пиратского корабля, заслуженного убийцу и садиста, Ржавого Гвоздя. В прибрежных кабаках всегда можно найти информаторов на интересующую тему, вот я и пронюхала, что, где да как. Труда это особого не составило – в тот жуткий шторм, когда меня еще крохой выбросило на берег острова Туманов, разбился всего один-единственный корабль. Несколько кружек рома – и местный белый колдун проговорился мне, что, дескать, выбросил Ржавый Гвоздь своего отпрыска за корму, а затем и сам налетел на утес. Большая часть команды, конечно же, погибла; та же участь ждала бы и моего отца, не будь он капитаном пиратского корабля.

Я выждала, пока новый корабль Ржавого Гвоздя прибудет в порт, а затем незаметно пробралась в трюм судна, где меня потом и нашел пиратский кок.

Не то чтобы я так страстно мечтала повидаться с родителем, чье отсутствие заинтересованности в судьбе родной дочери, если честно, не вызывало особых вопросов, но любопытство, как говорится, погубило гнома. Против меня работало еще и то, что овцам и женщинам на корабль путь заказан. Пираты – народ суеверный. Мое присутствие на палубе испугало их даже больше, чем если бы за ними гнался фрегат королевской стражи.

Мы с отцом мило побеседовали и немного подрались на ножах – для разнообразия. Одного я не учла: их было много, а я – одна. Так что пришлось пройтись по доске.

В общем, встреча прошла как нельзя лучше.

Неожиданно впившееся мне в руку острозубое чудище несколько раз мотнуло головой, пытаясь оторвать кусочек мясца, а затем внезапно отпустило. Что-то отчаянно подсказывало, что в этом деле точно где-то зарыт краб. Морские дьяволы если уж вцепятся, то их никакими клещами не оттащишь.

Я быстро обернулась вокруг своей оси и, словно медуза, пружиной дернулась вверх, стремясь к спасительной поверхности. Тяжелые кожаные сапоги пришлось сбросить – они оказались непосильным грузом для ослабшего тела. Вместе с ними на глубину отправились и любимые метательные ножи. Шел убьет, но что поделать!

– Триста акул мне в глотку! – раздалось откуда-то сверху, а я тем временем с наслаждением вдыхала свежий воздух и выплевывала соленую воду. Что бы там в голову этому дьяволу ни пришло, моя смерть снова отсрочилась на неопределенное время.

Готова поспорить на что угодно – вся команда, во главе с капитаном, ставила, что я и трех минут не продержусь, – камнем пойду на дно. Вынуждена вас огорчить, товарищи пираты, я ужасно живучая.

У меня все еще кружилась голова и рябило в глазах, но, как только мимо проплыла безобидная миниатюрная акулка, я тут же вздернула ее за хвост и стала размахивать у себя над головой.

– Одну уже нашла! – крикнула я хрипло.

Ну чем не прирожденная пиратка, а?

Отец много потерял, когда отказался от такой потрясающей дочери! Мы могли бы вместе грабить проплывающие суда и жарить врагов на вертеле холодными зимними вечерами.

На палубе заулюлюкали, засвистели – в общем, поприветствовали меня как настоящего победителя, несмотря на то что сами же меня на дно морское и отправили.

И тут неподалеку я заметила черный блестящий плавник покрупнее того, что был у рыбешки, над которой я издевалась. Горб приближался с невероятной скоростью – шансов уплыть у меня не было ровным счетом никаких. Только теперь я поняла, чего так испугался морской дьявол, который был, по сравнению с теперешней проблемой, – сущим пустяком.

Заметили приближение акулы и пираты, приветствуя ее радостными возгласами. Отца своего я на палубе среди зрителей бесплатного представления не обнаружила, что уже грело душу. Хоть он не увидит, как я буду мучиться и истекать кровью.

Так что я спокойно держалась на плаву и ждала, пока голодное морское чудовище употребит меня в качестве раннего завтрака. На палубе затихли – совсем как в цирке дети замирают перед тем, как жонглер проглатывает горящую булаву.

Акула, похоже, никуда не торопилась: наматывала круги вокруг меня и, кажется, даже веселилась, заставляя жертву ждать внезапного нападения. Правда, через несколько минут скучно стало даже мне. Кто-то с корабля крикнул хищнице, чтобы пошевеливалась, а ей это, по всей видимости, не понравилось.

Она резко хлопнула по воде хвостом, подняв целую тучу брызг, и на мгновение скрылась под водой. Только тогда я смогла разглядеть животное получше. Это была не акула – это была косатка. Тоже не всегда адекватное создание; но, кто знает, может, мне повезло, и я наткнулась на сообразительного представителя со склонностью к гуманизму?! Говорят, в королевском зверинце Центрального острова живет ручной волосатый носорог – и если уж это безмозглое существо поддалось дрессировке, то почему бы рядом со мной не оказаться воспитанной косатке?

Я даже не удивилась, когда животное проплыло на расстоянии вытянутой руки, совершенно не собираясь нападать. Воспользовавшись моментом, я схватилась за плавник здоровой рукой. Что стало с той, что чуть было не оттяпал дьявол, я знать пока не хотела. Обильно вытекающая из раны кровь и так уже наверняка приманила сюда кучу голодных и зубастых хищников.

Так что, будь у меня сейчас вторая рука в рабочем состоянии, я бы на радостях помахала пиратам, а так им придется довольствоваться моей приветственной улыбкой, в реальности больше похожей на оскал. Все что угодно отдала бы, чтобы еще раз увидеть их вытянувшиеся от удивления рожи!

Понятия не имею, откуда косатка знала, в какую сторону нужно плыть; но земля, во всяком случае, на горизонте виднелась, и это успокоило. Я настолько обессилела, что, похоже, вырубилась на некоторое время, но это было скорее похоже на легкий послеобеденный сон. Не каждая акула рискнет тягаться силами с косаткой, так что волноваться было больше не о чем. До ближайшей неприятности, конечно.

Ну а пока у меня появилось свободное время, позвольте представиться. Шрам. Некромантка. Дочь капитана пиратского корабля и одной могущественной ведьмы с Центрального острова, имени которой мне так и не удалось узнать. По рассказам всезнающего белого мага (а когда выпьет, он расскажет и то, что сам до этого не знал), она была невероятно могущественная и еще более невероятно красивая, что неудивительно, – капитаны пиратских кораблей на других и не клюют.

О своем появлении в жилище некроманта и его ученика я знаю только то, что было мне тогда не больше года, а нашел и в дом притащил меня Шеллак. Странное, скажу вам, положение, ведь далеко не каждой девушке приходится расти в доме с двумя мужчинами, один из которых строптив, как неоседланный конь, а второй – целыми днями смотрит в стенку и бормочет себе под нос заклинания. Я слышала, что некромантия так вытягивает из человека силы, что не все в состоянии с этим справиться, и добрая половина некромантов годам к сорока гарантированно сходит с ума. Сколько лет было наставнику, я не знаю, но уж раза в два больше, чем обещанные сорок лет, так что удивляться тут нечему.

Готовить в доме никто не желал. Мы с наставником, конечно, не ели от пуза, но кое-как перебивались, а вот, где питался Шеллак, я не знаю. Нет, ничего плохого про него я сказать не могу – иногда он приносил в дом овощи, реже – куропатку или кролика; но вот характер у него, надо сказать, скверный и с годами становился все хуже и хуже. Неразговорчивый, как наставник, и держится высокомерно, будто живем мы не в лачуге на окраине острова Туманов, а в королевских хоромах.

Жить не-родственникам под одной крышей запрещено, так что для людей мы с Шеллаком – семейная пара, а наставник – его отец. Мы даже свадебный обряд какой-то на утесе провели для отвода глаз. Если что-то нужно было сделать для нашей безопасности, Шеллак делал все. Он ужасный зануда, когда дело касается ответственности.

В реальности личная жизнь моя не очень процветала. Меньше всего мне хотелось злить Шеллака слухами о том, что я якобы ему изменяю. Самого его я несколько раз видела выходящим из общественного дома, но ему об этом не говорила. Его дело, в конце концов, пусть проводит свободное время как хочет.

И вообще, мы с ним не очень-то ладим. С разницей в каких-то семь лет, он возомнил себя кем-то средним между моим старшим братом и тюремным надзирателем, хотя я тоже не вчера родилась.

В целом в городе нас уважают, но лачугу нашу стараются обходить, ибо некромантов все, если не боятся, то опасаются. А за свою репутацию я совершенно не волновалась: нельзя волноваться за то, чего нет.

Почему живем на окраине города? Некромантия – очень даже прибыльное дело, только вот до кладбища из центра тащиться не так близко, да и наставника бросать не хочется – он в последнее время вообще едва шевелится. Шеллак говорит, это нормально. Хочется ему верить.

И вот недавно я решила, наконец, отыскать своего отца. Но эту часть истории вы, кажется, уже знаете.

Очнулась я сидя на берегу в чем мать родила. Наполовину выползшая из воды невероятных размеров черно-белая косатка тыкалась мордой мне в руку.

– Спасибо, подруга, – улыбнулась я и похлопала косатку по морде. Та радостно взвизгнула и скользнула обратно в воду.

Еще некоторое время она маячила на горизонте, а затем совсем скрылась из виду. Вот уж действительно чудо из чудес: кому рассказать – точно не поверят.

Я осмотрела себя и недовольно поморщилась, хотя должна была бы скакать от счастья, что выбралась из этой переделки живой. Сапоги мои уплыли, нижняя рубашка порвана, а вся остальная одежда была стянута Ржавым Гвоздем и его командой для услады мужских глаз. Хорошо еще, что только глаз.

Самое обидное – серебряные ножи исчезли, все разом. За такое Шеллак меня по головке не погладит, да и в ближайшее время ничего подобного для самообороны и нападения мне достать не сможет, так что придется дома сидеть тише воды ниже травы, пока все не уляжется. Пираты же видели, что я выкарабкалась, и в покое меня не оставят. Для них главное шоу еще только начинается.

Рука ужасно болела, и я мечтала, чтобы она сама уже как-нибудь отвалилась. Соорудив из остатков рубашки что-то вроде повязки для покалеченной конечности, я встала, тяжело выдохнула и побрела в сторону города со скоростью морской улитки.

Голой на местных улочках лучше не появляться, но время было еще слишком раннее, а я – слишком усталой.

Домой я ввалилась, предварительно стукнувшись лбом о балку над входом и случайно пнув ногой неведомо откуда взявшийся у двери глиняный горшок. Шеллак, конечно же, не спал.

– Ну и где тебя бездна носит? – ровным голосом поинтересовался он, привставая из-за стола, за которым читал какую-то книгу в кожаном переплете.

Видок у меня был еще тот, но стесняться – последнее, на что сейчас хотелось тратить время. Во-первых, Шеллак видел меня неодетую раз сто, меняя в детстве пеленки и купая в корыте. А во-вторых, официально он вроде бы как мой муж, так что нет ничего удивительного в том, что его жена в таком виде щеголяет по дому. От романтических мыслей отвлекает только то, что я с ног до головы заляпана кровью, а в волосах скрипит и хрустит засохшая соль.

Длинными медного цвета волосами я загородила грудь – это единственное место, в которое я не хочу пускать посторонних, даже некроманта. Мне противно, что кто-то еще будет смотреть на огромный уродливый шрам на душе. Это как метка, свидетельствующая о том, что я никогда не смогу жить нормальной полноценной жизнью. У Шрам всегда неприятности – это статистика.

Шеллак к моим похождениям уже вроде бы привык. То есть он не пытает меня горячими тисками, не запирает в подвале. Словом, позволяет мне делать все, что заблагорассудится.

– У меня были кое-какие дела, – выдохнула я.

Ноги подкашивались так, что я готова была свалиться прямо в прихожей и заснуть на полу, но если я хочу выиграть это сражение, то нужно любой ценой остаться в строю.

Шеллак хмыкнул, но ничего не возразил. Я невольно прошлась взглядом по его недельной щетине, отмечая про себя, что ему так очень даже ничего. Отличные мысли для девушки, которая стоит на пороге голая и с покалеченной рукой.

– Ладно, давай иди сюда. – Он вытащил из печки жбан с кипящей водой и достал заранее приготовленные тряпки.

– Можно подумать, ты ждал, что я заявлюсь в таком виде, – сказала я, однако Шеллак и не думал улыбаться. – Ох, я догадалась. Ты такой целомудренный, что даже не смотришь в мою сторону.

Некромант по-прежнему молчал. Простыми лечебными заклинаниями он быстро заговорил воду и предоставил мне дальше действовать самой.

– Брось, Шел, – продолжала я, сама не зная, что на меня нашло, – мы с тобой не первый день вместе живем. – Я стала протирать тело мокрыми тряпками; кожу в тех местах, где ее касалась заговоренная вода, ужасно жгло. Мне было не привыкать, хотя приятного в этой процедуре мало. Раны, конечно, не затянутся в одно мгновение, но кое-какое облегчение магия все же приносит. Вот с рукой дело обстоит сложнее. Здесь мне без непосредственной помощи некроманта не обойтись.

Я смотрю на Шеллака и не могу объяснить причину своего беспокойства, хотя, казалось бы, в такой ситуации беспокоиться должен был именно он. Я не хочу сказать, что он мне не нравится, но он какой-то неживой, что ли. Будто мертвецы из него всю душу высосали.

Когда дети только появляются на свет, души у них нет. Они как белые полотна, на которых можно нарисовать все что угодно. А затем на груди возникает бабочка – у каждого она своя, своей формы и своего цвета. Моя же душа изуродована так, что ее ни одно зелье, ни одно заклятие не берет. На всех Пиратских островах нет ни одного колдуна или некроманта, который смог бы излечить рану на моей душе.

Я и не заметила, как теплые ладони Шеллака легко коснулись раненой руки; и все смотрела в эти черные блестящие глаза, пытаясь отыскать в них то, что прячется в его душе.

– Иди выспись, Шрам, – посоветовал он мне, покончив с работой.

– А ты?

– Я не хочу. – И снова вернулся за чтение книги.

Надев чистую рубашку, я легла в постель и натянула плед из верблюжьей шерсти по самые уши, пытаясь хоть как-то согреться. В горле все еще стоял вкус соленого моря, а в ушах звенела грязная пиратская ругань. Я представляла себе, как могла бы провести свое детство на корабле, полном пиратов, как брала бы торговые суда на абордаж, как руки мои от тяжелой работы стали бы жестче, чем наждачная бумага. Эта фантазия была слаще всех, что когда-либо посещали меня, пусть в такой жизни не было бы особой романтики или комфорта.

Заснуть не получалось. Я перевернулась на другой бок и стала наблюдать за Шеллаком, с равнодушным видом продолжившим читать свою книгу при тусклом свете свечи, делающем некромантское лицо тепло-желтым.

– Где наставник? – Я знала ответ заранее, но мне почему-то хотелось спросить.

– В погребе, – коротко ответил мужчина, не отрываясь от книги.

– А что ты читаешь? – продолжала приставать я.

– Книгу.

– Вижу, что книгу. А какую книгу?

– Шрам. – Он сделал небольшую паузу, как будто одно мое имя было для него сущим наказанием; поднял на меня глаза: – Я же не лезу в твою жизнь – давай и ты не будешь лезть в мою.

Он был прав, но только отчасти.

– Давай лучше начистоту, Шел, – произнесла я и приподнялась на локтях, чтобы посмотреть некроманту прямо в глаза. – У меня никогда не было другой семьи, кроме тебя и наставника. Во всяком случае, той семьи, которую я помнила бы и любила. Горожане избегают меня, потому что я некромантка. Они думают, я тут на них порчу насылаю через прах умерших родственников, а ты предлагаешь не лезть в твою жизнь. У меня нет больше никого, в чью жизнь я могла бы залезть. Хотя бы самую малость.

Такого откровения с моей стороны Шеллак явно не ожидал, да и я, признаться, тоже. Что-то внезапно накатило внутри, точно морской прибой.

– Прости, – только и сказал он. Как по мне, лучше бы накричал или стал спорить, а на его тихое «прости» нечем было ответить.

Я снова отвернулась к стене с таким чувством досады, что на душе стало тошно, и попыталась уснуть.

Мне снилась та самая косатка, которая спасла сегодня мою шкуру. Она кружилась у берега, а я смеялась и ныряла под огромное тело животного, проводя пальцами по скользкому брюху. Неожиданно косатка задрожала и стала постепенно уменьшаться, пока, наконец, не превратилась в кровожадную акулу.

Неизвестно откуда на берегу острова Туманов появилась, в полном составе, команда пиратов под предводительством Ржавого Гвоздя, который, хитро прищурив глаза, все ждал, пока акула растерзает меня живьем. Рядом с капитаном стоял Шеллак, и его черные немигающие глаза отстраненно наблюдали за мной. Было понятно – он не собирается вмешиваться.

И в тот момент, когда я глазами молила некроманта о помощи, акула начала действовать. Она вцепилась в мое туловище и со всей дури принялась трясти головой, пытаясь отхватить шмат покрупнее. Вода начала заполняться багровой кровью, лужицами расползающейся по направлению к берегу…

– Шрам! – раздался голос из пустоты, но зубастая тварь не собиралась сдаваться. – Шрам!

С трудом разлепив глаза, я увидела нависшего надо мной Шеллака. Его темные длинные волосы падали на мое лицо, и я ни на чем толком не могла сосредоточиться.

После секундного прояснения мозгов до меня, наконец, дошло, что некромант был не просто встревожен – взбешен. В его глазах, цвета самого черного оникса, горел дикий огонь.

– Чего тебе? – сонно пробормотала я, но Шеллак не переставал меня трясти.

– Тут к тебе начальник королевской стражи. Вставай скорее.

Если к тебе заявился наряд королевской стражи – дело дрянь. А уж если своим присутствием тебя решил почтить сам начальник, значит, речь идет, по крайней мере, о государственной измене.

– Где моя жилетка?! – тут же всполошилась я, вовремя вспомнив, что на мне была одна нижняя рубашка. Не встречать же таких важных гостей в неподобающем виде, в самом-то деле.

Перед начальником королевской стражи желательно всегда выглядеть страшной, растрепанной, но главное – одетой. Поговаривают… Ужасы всякие, в общем, поговаривают.

Шеллак торопливо сунул мне в руки жилет, юбку, придвинул ногой к кровати свои сапоги. Я разочарованно застонала, в очередной раз напомнив себе, что любимая обувь теперь почивает на дне морском.

Когда я была уже готова, некромант, без лишних слов, вложил мне в ладонь тонкий серебряный стилет с изящной ручкой, сплошь покрытой изумрудами.

У меня глаза на лоб полезли:

– Шел, откуда?

– Тише. Узнают, что у тебя оружие, глазом моргнуть не успеешь – закуют в кандалы.

– Да ты хоть можешь по-человечески объяснить, что тут вообще происходит?! – Если бы не необходимость говорить шепотом, я бы уже давно закатила скандал. Поднимает меня, понимаешь ли, ни свет ни заря, выпихивает из дома да еще и отдает свой любимый стилет, который стоит, наверное, дороже, чем моя жизнь.

– Не прячь в сапог, – остановил меня мужчина, прежде чем я успела, по привычке, засунуть оружие в голенище левого сапога, как делала это всегда.

Меня всегда это безумно бесило, но в девяноста девяти случаев из ста Шеллак обычно оказывался прав. Вскоре я уже перестала пытаться вычислить, откуда он такой проницательный, а просто молча следовала всем его советам.

Немного подумав, я спрятала стилет во внутренний карман жилета.

Начальник городской стражи ждал нас в саду, под цветущей грушей. Он был уже не такой проворный, как раньше. Былой лоск сменился жирным блеском на наметившейся лысине, а свисающее из-под камзола брюшко явно говорило о том, что в последние годы начальник не слишком-то много времени отдавал государственной службе. Правда, как и много лет назад, он глядел на людей исподлобья, презрительно сморщив нос. Перейди ему кто дорожку, назавтра же будет объявлен черным магом и приговорен к немедленному обезглавливанию.

– Рад встрече с вами, госпожа некромант, – галантно поклонился начальник королевской стражи, но я нутром чувствовала фальшь, исходящую от него. Показная вежливость была не чем иным, как прелюдией перед обвинением.

Да, много чего я сделала незаконного, но с королевской стражей дел не имела. Что же такое могло случиться, что ко мне в дом явился сам начальник королевской стражи? Ничего более подходящего, чем мое вчерашнее приключение, я с ходу припомнить не смогла.

Молчаливый Шеллак стоял за моей спиной, и мне оставалось только гадать, сверлит ли он начальника королевской стражи взглядом или же пытается испепелить на месте.

– Чем обязана, начальник? – сдержанно поинтересовалась я.

Когда-то давно, еще до моего рождения, главам городской королевской стражи присуждался титул капитана. Большинство разжиревших на своих безграничных привилегиях таких капитанов и стали организовывать первые пиратские группировки. С тех пор обращаться к начальнику «капитан» стало считаться чуть ли не оскорблением.

– Этим утром произошло одно очень занятное событие, – начал издалека начальник, сверкнув отбеленными до жемчужного блеска зубами, немного выступающими вперед, совсем как у лошади.

Я кивнула, давая ему понять, что первое предложение проглотила.

– Произошло убийство единственного наследника королевского двора острова Туманов, принца Пера Четвертого.

– Сочувствую всему королевскому двору. – Я с трудом выдавила из себя улыбку. Принца Пера никто никогда не любил – он сам любил больше всего на свете хорошее вино и охоту на оленей, так что остров не много потерял от его внезапной кончины.

– Подождите. – Начальник королевской стражи так и сиял от радости. – Я еще не сказал самого главного. Принц был удушен в собственной спальне маленькой шелковой подушечкой. Рядом с его кроватью нашли медный женский браслет, сплошь исписанный древними рунами. Все мы знаем, что ведьмы и магички такими браслетами не пользуются – они управляют лишь энергией, а заклинания подобного рода – это к вам, некромантам. А у нас в городе, – капитан хлопнул в ладоши, – какое счастье, всего-навсего одна некромантка-женщина. Вот вам и все изыски, госпожа Шрам.

Все в виде стареющего начальника так и кричало «ну не молодец ли я?!», будто ему было пять лет и за правильный ответ ему полагалась молочная тянучка.

Ответить было нечем. Браслеты с рунами перед вылазкой на пиратское судно я предусмотрительно оставила дома, потому что знала, что в рукопашной, если таковая случится, от них нет никакого толку. Стащить браслеты и подбросить их на место преступления мог кто угодно, пока Шеллака, например, не было дома. Получается, некромант куда-то отлучался уже после того, как я ушла из дома в полночь?

– Мне нужно перекинуться парой слов с мужем, – бросила я и потащила Шеллака за ворот рубашки обратно в дом.

– Я жду вас здесь, госпожа Шрам! – послышалось мне в ответ. – И не вздумайте бежать – мы вас и со дна морского достанем!

Раздраженно хлопнув дверью, я со скоростью молнии вытащила из-за пазухи стилет, толкнула некроманта к стене и приставила лезвие к горлу.

– Где ты сегодня шлялся на рассвете, гром и молния! – рявкнула я, уже не считая нужным сдерживаться.

На лице Шеллака не дрогнул ни один мускул. Ответа не последовало.

– Я спрашиваю тебя, вшивая ты мразь, как ты посмел уйти на рассвете из дома и не запереть дверь!

Он смотрел на меня прямо, не мигая и не отводя взгляда, и в какое-то мгновение выражение его лица напомнило отстраненную физиономию наставника, уже который месяц не выходившего из погреба.

– Сама эту кашу заварила, Шрам, сама и расхлебывай. – Вот и все, чего удалось от него добиться.

Как всегда – как всегда! – он был прав, хотя так не хотелось это признавать. Я не должна была покидать дом, не предупредив его об этом. Должна была сказать, что оставила заговоренные серьги и браслеты в углублении над печкой. Но я ничего этого не сделала, понадеявшись только на удачу.

Я убрала стилет от горла некроманта и, стиснув зубы, спрятала его за пазухой. Еще не хватало, чтобы начальник стражи пронюхал об оружии и забрал его себе. Тогда я точно Шеллаку по гроб жизни буду должна, а если не повезет, то и после гробовой доски. Плохо иметь в друзьях некроманта, скажу вам честно, – чего доброго, воскресит и потребует долг обратно.

– Мы с тобой еще поговорим, – пообещала я Шеллаку и, развернувшись на каблуках его тяжелых сапог, вышла обратно в сад. Злая, как морской черт. Наличие браслетов в тайнике можно было и не проверять – я и так прекрасно знала, что теперь их там нет.

Начальник королевской стражи все так же невозмутимо сидел на лавочке под грушевым деревом и делал вид, будто любуется пейзажем из памятников и надгробий.

– У вас тут очень мило, Шрам, – сказал он, не скрывая сарказма.

– Благодарю. Всегда ждем вас в гости, начальник.

Он неторопливо встал со скамейки, отряхнул пылинки со своего синего бархатного камзола и протянул мне раскрытую ладонь.

– Позволите ли проводить вас до королевской тюрьмы?

Оглянувшись в последний раз на стоящего у калитки Шеллака, я сделала глубокий вдох и приготовилась к новым неприятностям.

 

Глава 2

Шрам везет на принцев

Расползся как-то по городу слушок, будто Пер Четвертый надумал продавать остров Туманов вместе со всеми близлежащими архипелагами и населением. Король Центрального острова Клинок Добрая Воля уже давно зарился на западные земли: то войной на нас пойдет, то кого из членов королевской семьи выкрадет и требует потом за него полцарства. А тут добыча королю сама в руки плыла.

Общественность, конечно же, взбунтовалась. Поговаривали, Добрая Воля обещал нам такие таможенные пошлины установить, что торговля на острове Туманов быстро задохнется, а у Центрального острова тогда и вовсе не будет конкурентов.

Было это пару лет назад, и принц Пер вовремя одумался (хотя подозреваю, его попросту заставили одуматься более образованные приближенные), но с тех пор в народе пошла о нем худая молва. Бедняга рано начал править островом – отец его скончался от какой-то неизвестной магической болезни – и в королевских делах ни черта не смыслил; так что графы и князья своего повелителя всячески оправдывали, приписывая временное помешательство юному возрасту и принцессе с Драконьей Гряды, завязавшей с принцем весьма тесные дружеские отношения.

Дед принца – Пер Третий – был воинственным королем, но умер он как раз в тот день, когда дочь родила ему внука. Мальчик рос болезненный и ни ростом, ни умом не вышел. Его главным развлечением было чтение приключенческих романов, так что ничем таким особенным Пер Четвертый не отличился; и история его вряд ли запомнит – скорее уж прожует и выплюнет на страницу, где перечислены самые большие неудачники.

Один нюанс – я понятия не имела, кому тихий и домашний принц мог так не угодить. Да, несколько лет назад он чуть было не продал нас всех задарма, но об этом уже все забыли, а те, кто хотел отомстить, давно сидят в тюрьме. К ним я, кажется, вскоре и присоединюсь.

Спальня принца тщательно охранялась – это было известно каждому, потому что за много веков постоянных покушений на жизнь правителей еще ни одно из них не увенчалось успехом – зато шпили королевской тюрьмы потом увенчивались головами наивных глупцов. Надеюсь, не из-за этого рядом с тюрьмой всегда так жутко воняет.

– Позвольте спросить, начальник, – начала я задумчиво. – Вы не могли бы рассказать, как именно произошло преступление?

– Ах, как это трогательно с вашей стороны, – скрипучим голосом ответил начальник королевской стражи. Таким же тоном он рассказывал бы мне сказку на ночь и подливал в кружку с элем яд. – Конечно, если вас так интересуют подробности или вы подзабыли, то я вам напомню. В два часа ночи к принцу постучался его лечащий врач, потому что его высочество каждые три часа должен принимать специальные лекарства, назначение которых связано с его болезнью. Принц не открыл, и лекарь постучался снова. Когда он понял, что что-то случилось, то позвал охрану, и они выломали дверь. Тело его высочества лежало на полу – по-видимому, он пытался бороться со своим удушителем. Но, – он хмыкнул, – думаю, вам лучше знать.

Я вскинула брови:

– Зачем, по-вашему, я убила принца? Нет, начальник, не подумайте, мне правда интересно.

– Ничего личного, Шрам. – Начальник неожиданно грустно вздохнул и окинул меня теплым отеческим взглядом. – Я больше чем уверен, что вас подставили, но народу нужен виновник. Мы не можем допустить, чтобы упал авторитет королевской полиции в глазах островитян, – иначе на фоне выборов нового короля могут начаться массовые волнения. Ничего личного, девочка, – повторил он и элегантно отстранился, чтобы пропустить меня внутрь тюремного здания.

На самом деле, королевская тюрьма была не чем иным, как бывшей государственной сокровищницей, которую разграбили те же самые графы и герцоги. Что-то из добра отдавали рыцарям в качестве вознаграждения за спасение жизни какой-нибудь благородной особы, что-то ушло на уплату долгов. Опомниться королевский двор не успел, как сокровищница опустела, и вместо нее решили устроить королевскую тюрьму – благо комнаты подходили идеально: без окон, на тяжелых замках; а между камерами проходили узкие витиеватые коридоры, в которые не все стражники, надо сказать, пролезали.

Рядом со зданием находилась зловонная выгребная яма. Если бы у камер были окна, преступники сами наложили бы на себя руки, не дожидаясь официальной казни, – так мерзко оттуда воняло.

Мои шаги по крутой, уходящей вниз лестнице гулким железным эхом отдавались от стен. Здесь все было устроено так, чтобы жизнь потенциальному вору, убийце и насильнику медом не казалась. Прежде в королевской тюрьме я никогда не была, но все когда-нибудь бывает в первый раз.

Почему я не сопротивлялась? Можете поверить, это бесполезное занятие. Если уж сам начальник королевской стражи взял тебя на абордаж, никакие доводы и доказательства не помогут вернуть честь и былое достоинство. Будешь пререкаться – припомнят прошлые грешки, применят изощренные пытки, и тогда уж точно пожалеешь, что вообще рот открыл. Я не была святой и со стражами порядка сталкивалась далеко не в первый раз, так что не в моих интересах было накликивать себе новые беды.

Но никто не говорил, что я собиралась сидеть сложа руки и ждать у моря погоды.

– Мы приготовили для вас камеру со всеми удобствами. – Идущий позади меня начальник издал негромкий смешок. – Жаль, что не успеете насладиться ими в полной мере, потому что завтра на рассвете мы вынесем вам приговор, а затем повесим.

Иначе говоря, это будет один из тех показных процессов, где решение приняли еще до того, как придумали, кого назвать виновным. Про мою казнь он говорил с таким смаком, будто обсуждал вчерашнее меню на королевском балу. Просто пальчики оближешь.

Доставлять начальнику дополнительное удовольствие у меня в планы не входило, так что я благоразумно промолчала. Вообще, я редко поступаю благоразумно, но, когда дело касается моих врагов, душу продам, чтобы их позлить.

– Засим передаю вас в более надежные руки. – Он засмеялся, и в этот момент на моих запястьях защелкнулся титановый браслет.

– Новейшие разработки, – пояснил заковывающий меня стражник. – Никаких гирь – только качественно наложенное заклинание. Попробуете сбежать – мы сразу же об этом узнаем.

Я поджала губы и прищурила глаза. Стражник сглотнул. Некромантки, посмевшей убить самого наследного принца, он побаивался даже в таком состоянии. И правильно – пусть боится.

Начальника королевской стражи уже и след простыл – наверное, ускакал по более важным делам, чтобы, скажем, поспеть к завтраку.

Поначалу у меня была мысль попробовать вытащить из-за пазухи стилет и тихо-мирно стражника обезвредить. Он и пикнуть бы не успел, а с браслетом я уж как-нибудь разобралась бы. Некромантка все же.

Мои радужные планы разрушились как раз в тот самый момент, когда на лестничном пролете нас встретил подоспевший конвой. Взволнованные стражники пялились на меня во все глаза: конечно, не каждый день увидишь в королевской тюрьме обвиненную в убийстве самого властителя острова.

– Можно я ее потрогаю? – поинтересовался один из стражников – высокий, худощавый, с блестящими от возбуждения глазами.

Послышался шлепок – бедняга получил от более ответственных товарищей по рукам. Мне даже стало жаль наглеца. По крайней мере он не хотел меня засадить в камеру или немедленно обезглавить.

– Так это она принца нашего того?.. – выступил вперед другой стражник – пониже и покоренастей первого; но держался он так уверенно, что, скорее всего, был у них кем-то вроде неофициального предводителя.

– Она-она, – довольно кивнул мой сопровождающий, явно гордый тем, что именно ему выпала такая честь.

– И… каково это? – Очередной любопытный искренне уставился в мою сторону.

– Не знаю, – совершенно искренне ответила я.

– Как это – не знаешь? – не поняли обескураженные стражники.

– А вот так – не знаю. Я его не убивала.

– Обидно, – с чувством протянул тот, что хотел меня полапать. – А ты хоть настоящая некромантка, или это тоже неправда? Может, это, поможешь нам, раз ты тут оказалась?

– Не, ребят, – поспешила я заверить конвой, – проблемы ваши решать не буду. Я работаю по ночам, на кладбище и с мертвецами. Остальное – по части ведьм. К ним и обращайтесь. Вот если вы меня отпустите – это совсем другое дело.

– Прости, ты нам очень нравишься. – Мой сопровождающий вздохнул. – Но мы не можем. Тогда нам самим головы отрубят, а семьи сошлют на рудники.

– Понятно. – На обратное я, признаться, не очень рассчитывала, а кидаться с маленьким стилетом на кучку качков-стражников было бы просто глупо, несмотря на то что в данный момент выглядели они не слишком воинственно.

Заговоренных браслетов на мне не было, поэтому даже простенького заклинания у меня бы сейчас не получилось – силенок маловато; а кладбища со свежими мертвецами поблизости не наблюдалось. Я же не ведьма какая-нибудь, чтобы колдовать по-настоящему, вот и стражникам было прекрасно известно, что некроманты без своих мертвяков как без рук. Я чувствовала себя слизнем, которого вытащили из панциря.

Обещанные начальником удобства – пустая одиночная камера и ведро для нужды – меня не очень впечатлили. Через крохотное зарешеченное окошечко в двери меня пытались разглядеть любопытные стражники, толкаясь и пихаясь, будто я была диковинной зверушкой.

– Ну мы, это, пойдем, – наконец заявил долговязый стражник, который уже достаточно осмелел, чтобы обращаться ко мне без клацающих от страха зубов.

– Удачи! – Я приподняла руку и попыталась улыбнуться. Если я собираюсь отсюда выбираться, то заводить дружбу со своими тюремными надзирателями мне не стоит – потом жалко будет убивать. Но удержаться я не смогла и помахала рукой.

Ужин, по-видимому, был включен в те самые удобства, о которых говорил мне начальник стражи, и представлял собой прокисшую огуречную похлебку и черствый ломоть серого хлеба. Травить меня было не в интересах тюремщиков, так что я со спокойной душой повозила ложкой в похлебке и съела хлебный мякиш. На большее меня не хватило.

В камере на единственной койке (в одиночной, позволю себе заметить, камере) лежал неподвижный субъект – то ли мертвый, то ли спящий. Из-под тонкого серого покрывала, рассчитанного, скорее, на детскую кроватку, торчала волосатая голова и не менее волосатые ноги.

За дверью туда-сюда расхаживал один из стражников. Видимо, у них было специально запланировано так, чтобы я ни минуты не оставалась без присмотра.

Пока я без всякого успеха придумывала план побега, успевая кокетничать с проплывавшим мимо стражником, я осторожно пыталась рассмотреть прикрепленный к запястью браслет. Он мало отличался от тех, что я носила для сохранения в них мертвой энергии, но кое-что заставило меня засомневаться в том, работает ли эта штука вообще. А именно – полная белиберда, которая была нанесена на титановую поверхность браслета вместо рун. Рунами занимались только некроманты: может, именно поэтому разработчики этого волшебного приспособления от побегов решили попросту напугать тюремных заключенных, ни черта не разбиравшихся в древней магии.

Я попыталась разжать защелку, но ничего не вышло. Проще будет отпилить мне руку (жаль, что ранена у меня была другая) – так я хотя бы останусь в живых, а наращивание конечностей – это, кажется, самая распространенная услуга черных магов. За определенную плату, конечно же.

Я все еще не была уверена, как именно работал – или не работал – этот браслет, но сомнений не оставалось – просто так снять его у меня не получится.

– Эй, ты что там делаешь? – Маячивший за дверью стражник внезапно остановился.

– Подкоп, – не моргнув глазом, ответила я.

Стражник посчитал мой ответ шуткой и истерично заржал. Хочешь обмануть врага – просто скажи ему правду.

– А-а, – понимающе издал он и погрозил мне пальцем с черным обугленным ногтем.

Присмотревшись, я поняла, что и остальные пальцы у мужчины пострадали, а мизинца так и вовсе недоставало.

– Неудачная порча? – спросила я, кивнув на руки. Сделана черным магом, между прочим, раз пальцы чуть не сгорели. Ему еще повезло, что целиком не изжарился, как гусь на вертеле.

– Это еще не все, – грустно усмехнулся страж и закатал рубаху до локтей.

Ярко-лиловые, будто свежие, ожоги лениво расползались по всему предплечью. Я поморщилась. Нет, конечно, и не такую гадость видала, но парня жалко – мучиться долго будет.

– Кому насолил-то хоть?

– Я тогда еще зеленым был. – Стражник оперся о решетчатые прутья и на мгновение задумался. – Мальцом совсем. И десяти лет не было. Мой отец тогда работал башмачником, и у нас была своя лавка. Как-то зашел к нам один посетитель, а я колдунов ни разу в жизни не видел – только в сказках о них читал – вот и не признал. Представился Черным Рубцом, спросил, где живет какой-то «старина Том». Я сказал, ведать не ведаю, знать не знаю. Он тогда посмотрел на меня своими черными, как бездна, глазищами и повторил вопрос, как будто не слышал ответа. Я снова сказал, что никакого Тома не знаю. Старик совсем обезумел: назвал лгуном и ушел, хлопнув дверью. С тех пор живу вот с этим.

– Да-а, не завидую. А кто такой этот Том?

– Мне тоже потом интересно стало. Сама понимаешь. – Стражник насупился. – Правда, ничего узнать так и не удалось. Этот черный маг, наверное, просто свихнулся. Его, кстати, потом поймали и обезглавили, сам лично присутствовал, – с гордостью добавил мужчина.

Я так увлеклась рассказом стражника, что забыла и о браслете, и о плане побега, и о моей завтрашней казни. Я всегда была падка на страшные истории о далеком прошлом. Наставник частенько рассказывал мне о тех временах, когда на островах еще правили драконы, а Центральный остров был не чем иным, как просто бесхозным нагромождением скал.

На широком лице стражника отразилась кислая гримаса, а в глазах стояли непрошеные слезы. Вот уж не позавидуешь такому проклятию, да к тому же непонятно за что. Вдвойне обидно.

– Зато меня на рассвете судить будут, – подбадриваю я поникшего стражника. Терпеть не могу плачущих мужиков! – Кто знает, может, даже голову отрубят. Хотя, чего уж говорить, точно отрубят! Лучше б я всю жизнь палубу драила.

– Палач у нас парень классный, – неожиданно всполошился собеседник. – Профессионал – мучиться не будешь.

Нет, ну точно псих! Ожоги ему, что ли, весь мозг выели?! Это надо совсем до ручки со своим проклятием дойти, чтобы вот так о палачах отзываться.

– А у тебя кто-нибудь остался? – поинтересовался стражник минуту спустя.

– Муж у меня остался, – буркнула я, про себя вспоминая Шеллака всеми самыми крепкими пиратскими ругательствами.

– О, это серьезно! – присвистнул стражник. – А деток нету?

– У некромантов не бывает детей! – рявкнула я, решив перед смертью немножко позлорадствовать.

– Это как?

– Очень просто. Некроманты детей своих едят.

– Да ты что! – не поверил мужчина. – Прямо так и едят?

– Ага, – подтвердила я. – Живьем. Очень вкусно! Мы вообще только младенцами и питаемся! Уж они-то вкуснее вашей тюремной похлебки.

Струхнувший стражник отпрянул от решетки и расширенными от ужаса глазами посмотрел на меня, как на чумную. Пробормотал что-то вроде «все они сумасшедшие» и отошел, сделав вид, что очень занят дежурством.

А я этого и ждала. Быстро вскочила на ноги и стала пробираться вдоль шершавой каменной стены, тщательно прощупывая каждый сантиметр.

– Меня, кстати, Шрам зовут! Приятно было поболтать! – крикнула я в пустоту, чтобы окончательно отвадить стражника от моей камеры.

В тюрьме, где все белые маги острова трудились для того, чтобы исключить возможность побега заключенных через окна и двери, совсем забыли про самое уязвимое место – стены между камерами.

Внезапно я остановилась, ладонями почувствовав теплый участок стены. Я наклонилась, прижалась к поверхности ухом и услышала какое-то жужжание. В стенах таких старых зданий очень часто заводилась магическая плесень, разъедающая камень изнутри. Вручную такой участок стены не сломаешь, а вот применить некромагию очень даже можно.

Как бы сейчас пригодились мои браслеты и серьги! Но нет же, надо было кому-то, очень желающему мне добра, забрать в качестве доказательства моей вины именно эти любимые вещи! Отрежь они мне хоть ухо и положи его на место преступления, я бы не так разозлилась.

Задумчиво прикусив губу, я оглядела камеру в поисках места, откуда можно было бы почерпнуть энергию. Пустая камера «со всеми удобствами» недоуменно развела руками – дескать, прости, Шрам, у меня ничего нет. Сосед по несчастью выглядел все таким же неподвижным, однако со счетов его списывать пока не стоило.

Сердце отчаянно колотилось – стражник в любой момент мог вернуться чисто из любопытства, чтобы проверить, чем я тут занимаюсь. Он был уверен, что я даже не буду пытаться бежать, и это было мне на руку.

По-видимому, стены здесь все же догадались пропитать антимагическим составом – разрушительное заклятие не сработало, а вот от плесени все же помогло. Так в чем же здесь подвох?

– Все в порядке? – Ни с того ни с сего у двери снова появился мой знакомый проклятый стражник. Сердце моментально ускакало в пятки.

Интересно, он что-нибудь заподозрил, застав меня прижавшейся к каменной стене и затаившей дыхание? Надеюсь, это не выглядит уж очень подозрительно.

– Да-да, – поспешно пробормотала я, прислоняясь спиной к стене и делая вид, что отдыхаю. Рука неосознанно потянулась к спрятанному за жилетом стилету – что поделаешь, старая привычка спать с оружием вместо мягкой игрушки.

Стражник с сомнением прищурился, но все же ушел. Я выдохнула. Пронесло.

И тут в голову мне пришла странная идея. Мысль казалась по-настоящему бредовой, но я в сотый раз напомнила себе, что Шеллак никогда ничего не делает просто так. Аккуратно, двумя пальцами, не сводя пристального взгляда с решетчатого окошка в двери, вытащила из-за пазухи врученный мне некромантом нож. Стилет был явно очень-очень старым – сделан еще в те времена, когда ручное оружие ковали только из лунного серебра. Такой, дай Посейдон памяти, на черном рынке только у самого торговца смертью отыщешь, а так, пожалуй, он больше похож на личное королевское оружие. Таким вот стилетом запросто мог пользоваться какой-нибудь Клинок Добрая Воля или его предки.

Маленькую тонкую ручку с хитросплетенным узором украшал мутный изумруд. Присмотревшись, я заметила легкое шевеление внутри камня.

И как я могла быть такой тупой?!

Гром и молния! Догадалась бы я о планах Шеллака хотя бы пару часов назад, когда начальник еще тащил меня в королевскую тюрьму, не сидела бы сейчас в четырех стенах и не пугала бы бедного стражника своим странным чувством юмора.

Не помня себя от радости, я принялась нашептывать заклинания, прижав изумруд к губам. Энергии в камне было хоть отбавляй: остров захватить – да без проблем (а убить какого-то там Пера Четвертого?!) – и захватить, и превратить его жителей в зомби, и заставить пойти войной на Центральный остров. Вот будет сюрприз Клинку Добрая Воля!

Единственное – захватывать остров пока не было в моих планах. Мне хотя бы выбраться из тюрьмы и избежать обезглавливания – только и всего.

Тут и произошла неожиданная накладка к моему, без преувеличения, гениальному плану – зашевелился на своем ложе сокамерник, и я пожалела, что сердце у меня ушло не как у нормальных людей в пятки, а осталось судорожно биться где-то в районе желудка.

Огромная туша перевернулась, и ее обладатель разлепил сначала один глаз, потом, с неохотой, – второй. Заплывшее то ли от ожирения, то ли от вредности лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности. Если бы я не знала, что в тюрьмах ни пить, ни просто выпить не дают, то подумала бы, что у несчастного похмелье.

Недоумение длилось недолго – заключенный не растерялся и дернулся вперед в надежде ухватить меня за руки. Цель оказалась живой – и в последний момент отпрянула в сторону. Над левым виском громилы из свежей тонкой царапины, впопыхах и случайно нанесенной стилетом, выступили багровые капельки.

– А-р-р! – только и издало неведомое чудовище.

Отсалютовав уже бывшему сокамернику, я с легкостью перебралась через размягчившуюся от переизбытка магии стену в соседнюю камеру, а затем в соседнюю от соседней… Стены, как ни в чем не бывало, срастались обратно за моей спиной, едва я пересекала очередную комнату. Сейчас важно было действовать быстро – мой новый знакомый тюремщик в любой момент мог узнать о моем «внезапном» исчезновении.

Камере на десятой я выдохлась окончательно. Так и хотелось улечься прямо тут, на холодном каменном полу, подтянуть ноги к подбородку и вздремнуть на пару суток. Но я быстро отогнала от себя навязчивое желание – усталость была первым признаком энергетического истощения, а это означало, что, чем скорее я отсюда выберусь, тем лучше.

Мне бы сейчас на кладбище – там энергии бери не хочу. Только вот прежде я как-то не задумывалась, что она может мне понадобиться в промышленных количествах. Кто бы мог представить, что по надгробным плитам я буду скучать больше, чем по дому родному!

Согнувшись пополам от усталости, я подошла к первой двери, с обратной стороны которой задвижка не была заперта. Задержала дыхание. Толкнула. Она открылась.

Три тысячи чертей на румбу! Так везет только тогда, когда мне грозит срочная и безвременная кончина!

Выйдя в коридор, с невозмутимым лицом, прихрамывая, я побрела к выходу. Сразу стало как-то скучно – уж больно быстро выбралась. Неинтересно играть, да и не играю я, честное слово, в такие детские игры.

Неожиданно с верхних этажей раздался отчаянный вопль, да такой резкий, что уши заложило.

Так, а теперь уже интереснее!

Выскочив за неохраняемые ворота королевской тюрьмы, я припустила что было духу в сторону Мертвой лощины. С самого детства мечтала побывать на королевском кладбище, да все как-то случая не представлялось и вероятность быть схваченной и отправленной в обезьянник меня не прельщала – зато после королевской тюрьмы можно считать, что я уже прошла и огонь, и воду, и каменные стены, пропитанные антимагическим составом.

Уже сгущались сумерки, и я особо не волновалась, что за мной отправят погоню. Нет, отправить-то отправят, но в какую сторону пойти – не сразу догадаются. Вообще, какой идиот отправится искать некроманта на кладбище да еще и при полной луне? Вот именно – никакой.

Я поцеловала ручку спасительного кинжала и убрала его в голенище сапога – все же так было привычней – и по дороге к лощине все гадала, почему перед тем, как посадить за решетку, никто не проверил мои карманы? Ничего не хочу сказать: начни они меня обыскивать, я бы сейчас не гуляла на свежем воздухе. К чему такая беспечность? Неужели они надеялись, что какой-то там браслет с абракадаброй вместо рун сможет меня остановить? Я поднесла руку к лицу и снова попыталась рассмотреть украшение, но оно по-прежнему ничем себя не выдало, за исключением того, что не снималось.

Оказавшись на кладбище, я так обрадовалась, что даже стала напевать какую-то песенку, из которой помнила только кусок куплета, и, быстро его заканчивая, принималась петь сначала:

Пела я, надо признаться, не то чтобы очень. Утешало только то, что у мертвяков слух еще похуже моего – им вообще все равно, что я тут вою и чем занимаюсь. Находятся, правда, смельчаки, которые вылезают, чтобы пообщаться с живым человеком или же пообещать, что у него через неделю волосы на языке вырастут, – преимущественно отношение зависит от характера зомби и его прижизненных предпочтений.

– Нож поможет пистолету… – начала я было, но тут что-то меня насторожило, и я притихла, прислушиваясь.

Людей – по крайней мере, живых, – на кладбище не было, иначе бы я сразу это почувствовала; но кончики пальцев все же покалывало – верный признак постороннего присутствия. А еще с верхних веток цветущего багряника доносилось приглушенное шебуршание. Непорядок!

А я уж было хотела на могилку королевскую прилечь! Размечтался, одноглазый!

Виду, что заметила неладное, не подала и продолжила тянуть приевшийся мотив:

– Шпага сломит их упрямство…

Правда, петь настроения уже не было. Пересилив себя, я легла на мох у корней багряника и сделала вид, что собираюсь заснуть, в реальности же – ни на секунду ни теряя бдительности.

В этот самый момент мне в волосы впились чьи-то кинжалоподобные когти.

– А-а! – взвилась я. – Караул! Убивают! Насилуют!

– Не кр-ричи, дурр-ра, – неожиданно раздалось в ответ. – Это же кладбище. Здесь мер-ртвые. Р-разбудишь.

От удивления я не нашлась что ответить. Села и уставилась на своего насильника…

…коим оказался здоровенный цветастый попугай.

– Чего уставилась? – Пернатый склонил голову набок и выпучил на меня свои огромные блестящие глаза.

– Да так, ничего, померещилось… – ошарашенно проблеяла я, отползая назад.

Зомби на королевском кладбище – это я понимаю, – а вот охамевшие птицы в круг моего понимания не входят.

Но нахал наступал.

– Ты что, некр-романт? – спросил попугай деловым тоном.

В темноте было видно плохо, но мне удалось разглядеть его ярко-синие вздыбленные перья и желтую маску на мордочке.

Ничего не оставалось делать, кроме как кивнуть.

– Пор-расплодилось вас, некр-романтов, – посетовала птица, не переставая приближаться.

Я же уперлась спиной в ствол багряника и больше не имела путей к отступлению. Попугай не растерялся: быстрыми короткими шажками взобрался по сапогу и устроился у меня на коленке.

– Ты откуда здесь взялся? – Я, наконец, обрела способность говорить.

– Я здесь живу.

– На кладбище?

– На пр-рироде! – обиделся попугай.

– А что тогда набросился?

– Пр-ровер-рить, – щелкнул клювом пернатый.

– А у тебя еды случайно нет, раз ты здесь живешь? – поинтересовалась я, чувствуя, как в желудке начинает протестовать огуречная похлебка.

– Сейчас пр-ринесу, – откликнулась птица и, не успела я глазом моргнуть, взмыла в воздух.

Оставшись одна, я принялась прохаживаться между надгробий достопочтенных жителей острова – ровных и красивых, не то что на городском кладбище! – приглядывая жертву для магического ужина. Побег из тюрьмы начисто лишил меня сил.

И тут одно из надгробий со свежей травой привлекло мое внимание. Я наклонилась и, не веря собственным глазам, провела ладонью по гладко вытесанному граниту.

Непривычно короткая для королевской могилы надпись гласила: «Принц острова Туманов, Пер Четвертый». И дата.

Когда ж его успели похоронить?

– Ужин пр-рибыл! – раздалось откуда-то сверху, и в следующий момент что-то тяжелое свалилось мне на голову.

Я погрозила негоднику бананом и принялась снимать кожуру.

 

Глава 3

Шрам берет все, что плохо лежит

– И давно ты тут живешь? – спросила я у попугая, примостившегося на вершине одного из старых надгробий.

Если очень сильно напрячь зрение, можно было разглядеть имя несчастного правителя – король Слепой Охотник. Помнится, я что-то слышала о таком. Это не он, случайно, когда кто-то из прислуги наступил на его домашнюю крысу, снял со всех слуг кожу, а головы отварил и съел? Птица в раздумьях скривила клюв. И наконец выдала:

– Тр-риста лет.

– Гром и молния! Тебе что, и вправду триста лет? – Я чуть было не подавилась бананом.

– Нет. – Стеклянные глазки попугая издевательски заблестели. – Но это же так солидно звучит, ты не находишь?

Значит, он может знать, когда они хоронили принца, догадалась я. Сразу попугай не расколется – к таким важным и самодовольным птицам сначала надо втереться в доверие, а уж потом выспрашивать всякие там королевские тайны.

– Между прочим, ты так и не сказал, как тебя зовут, – обвинила я пернатого и принялась расправляться с айвой, не будучи вовсе фанаткой фруктов: но с такой голодухи съела бы, пожалуй, и инжир, который просто ненавижу. Мне бы мясца, вина, хлеба свежего… Большего для счастья и не надо.

– Убийца Чистое Сер-рдце! – Попугай в устрашающей манере вскинул крыльями и нахохлился.

– А не слишком ли большое имя для такой маленькой птички? – усмехнулась я, прикладывая все свои силы для того, чтобы не рассмеяться, – так нелепо выглядела птица в момент своего самолюбования.

– В самый раз, – без тени смущения отозвался Чистый. Ага, вот, кстати, неплохой вариант для его сокращенного имени. Не ломать же мне каждый раз челюсть, произнося его бесконечно смешное «Убийца Чистое Сердце»!

– А меня зовут Шрам, – добродушно улыбнулась я.

В этот же самый момент птица не удержалась на надгробии и свалилась за него, подняв целую тучу пыли вперемешку с перьями.

– Эй, ты чего? – Я тут же метнулась за могилу и обнаружила лежащего кверху лапами попугая. Увлажнившиеся глаза Чистого вот-вот готовы были выскочить из орбит.

– Ты же та самая Шр-рам! – неразборчиво выдал он и попытался привести себя в вертикальное положение. Лапы попугая были такими короткими, а сам он – таким разжиревшим, что задуманное ему удалось выполнить далеко не сразу.

Гадая, где птица, которая всю свою жизнь провела на кладбище, могла слышать мое имя, я сделала пару шагов назад, чтобы не смущать пернатого.

– А что не так с «той самой Шрам»? – Я вопросительно изогнула бровь.

Были бы сейчас у пернатого свободные руки, он бы ткнул когтями мне в грудь.

– «Что не так»?! – передразнил он меня, занимаясь срочной чисткой перьев. – Ты же дочь Р-ржавого Гвоздя – вот что не так!

– Ну это я вроде бы в курсе. А чем тебе капитан Ржавый Гвоздь не угодил?

– Он же гр-роза всех морей! – встрепенулся попугай. – Я уж, до того как здесь обосновался, успел, знаешь ли, поплавать на кор-раблях и много чего знаю.

Интересно, почему все сразу вспоминают моего нерадивого папашу? Лично я всегда восторгалась матерью. У Ржавого Гвоздя магического потенциала – ноль, а я бы не смогла стать некроманткой, не будь у меня один из родителей, по меньшей мере, белым колдуном или колдуньей, а еще лучше – черным. Что там было в роду у Шеллака, мне так и не удалось выяснить ни у него, ни у наставника. Было похоже на то, что они ничего не знали про прошлое Шела. Ну или пытались убедить меня, что не знают.

С упоминанием имени моего отца разговор между мной и Чистым клеиться перестал. Попугай зажался, притворившись, что сейчас его ничего, кроме чистки перьев, не интересует. Айва внезапно стала пресной и безвкусной. Я забросила фрукт в кусты и вернулась к объекту исследования – свежей могилке принца Пера.

– Ignis, – тихонько попросила я, и над надгробием зажегся маленький мерцающий огонек.

Теперь, при свете, я могла быть уверенной, что точно не ошиблась. Это действительно была могила принца, убитого, по словам начальника, прошлым утром.

Церемонии погребения особ королевской крови проходили всегда пышно, богато, при большом скоплении народу. Не припоминаю, чтобы членов монаршей семьи хоронили так быстро. Эта история нравилась мне все меньше и меньше. Во время правления принц вроде бы был такой тихий (мало кто вообще видел, как он выглядит), а воды вокруг его смерти намутили, словно он такой из себя разгеройский герой.

И тут мозг выдал мне весьма интересную идею, к осуществлению которой призывал немедленно.

– Ну уж нет, – возразила я сама себе вслух, – это мерзко.

Только что умершие люди после воскрешения обладают одной небольшой, но весьма неприятной особенностью: они некоторое время еще не знают о том, что мертвы. Любопытство некоторое время боролось со здравым смыслом, пока не победило, причем с огромным перевесом.

Я вгрызлась ногтями в свеженасыпанную землю над могилой и остервенело принялась копать.

– Хмм, – раздалось рядом ворчание попугая. – Может, тебе лучше сказать, где лежит лопата?

Предложение мне понравилось, и я согласно кивнула, устало сев рядом с надгробием и вытерев со лба набежавший пот тыльной стороной ладони. Думаю, если бы пернатый меня не остановил, я бы так и копала ногтями. Не каждую же ночь я провожу в Мертвой лощине, а раз выдалась такая возможность, то грех ей не воспользоваться. И не каждую ночь я сбегаю из королевской тюрьмы за обвинение в убийстве наследного принца, а затем коротаю времечко с психованным попугаем.

Все необходимые мне приспособления королевские могильщики держали, как оказалось, в незапертом склепе на другом конце королевского кладбища. Они, по-видимому, понадеялись, что простой люд до смерти боится ходить в Мертвую лощину и уж тем более не станет проверять, все ли склепы на кладбище заперты заклинанием.

Довольный попугай сидел на верхушке склепа для хозяйственных нужд и щелкал клювом от удовольствия. Нацепленный на шпиль облинявший лавровый венок говорил о том, что этим склепом не занимались уже, по крайней мере, пару веков.

– А что здесь было раньше? – спросила я у Чистого и стала стучать лопатами по мраморному полу, чтобы выяснить, какая из них менее тупая.

– Личный склеп гр-рафа Душегуба, – пояснил пернатый. – Он здесь хор-ронил своих любимых кошек.

– Фу, гадость какая, – прокомментировала я.

– Еще и некр-романткой зовется, – хохотнул попугай и полетел обратно в сторону надгробия.

В темноте его перья цвета спелой сливы отливали красивым здоровым блеском. Некоторое время я наблюдала за тем, как уверенно планировал Чистый между надгробий, а потом поплелась следом за ним, волоча по земле лопату с расщепленной ручкой. Послушный огонек поплыл впереди, освещая путь.

Часы на башне ратуши пробили полночь.

Полночь, полнолуние, и я собираюсь выкапывать только что убиенного наследного принца. Нет, ну что за идиллия!

Земля на месте захоронения принца легко поддавалась, и не прошло и часа, как я уже стояла в могиле по пояс, а Убийца Чистое Сердце сидел на надгробии и командовал:

– Копай лучше по кр-раям, чтобы гр-роб потом было легче вытаскивать! Да нет, глупая, не там! Там вообще могила кор-роля Пр-роныры! Тебе его воскр-решать не нужно – он был садистом и любил птиц!

– Почему тебе он не нравится, если говоришь, что любил птиц? – Дыхание сбилось, но я нашла в себе силы поёрничать.

– Он любил их жар-реными! – в ужасе воскликнул попугай, и я рассмеялась.

Собеседником пернатый оказался приятным. Прежде я и подумать не могла, что мне будет так просто общаться с кем-то вроде него. Что и говорить – я всегда считала попугаев тупыми и ограниченными созданиями, способными только повторять: «Две холеры – три чумы! Прочь все женщины с кормы!»

В отличие от Шеллака, Чистый тараторил всякую чушь без остановки, и я все время ловила себя на мысли, что мне это нравится. Время за болтовней пролетело незаметно, и было даже удивительно, когда лопата наткнулась на что-то твердое. Я постучала еще пару раз, чтобы удостовериться, что это действительно гроб.

– Нет, все-таки никакая ты не некр-романтка, – выдал вдруг попугай, наблюдая за тем, как я руками бережно смахиваю остатки земли с богато украшенной крышки гроба.

– Это почему? – удивилась я.

– Настоящий некр-романт воздел бы р-руки к небу, сказал бы «Гр-ром и молния!», и земля над гр-робом тут же р-разверзлась бы.

Я захохотала и, не в силах больше стоять, оперлась на ручку лопаты. От монотонной напряженной работы болел живот и предплечье правой руки, а от смеха я получила не только двойную порцию удовольствия, но и боли.

– Послушай, пернатый, – начала я поучительным тоном, – во-первых, я не ведьма и не колдунья, и для того, чтобы произнести заклинание, мне нужна мертвая энергия. А чтобы получить мертвую энергию, – я развела руками, – нужно откопать мертвеца. Мои браслеты сейчас находятся в качестве улик в руках королевской полиции, так что энергии во мне ноль без палочки. – Про припрятанный в жилете стилет я тактично умолчала: он мне еще пригодится в смертельно опасных ситуациях.

– Это хор-рошо, – нахохлился попугай. – Это значит, что ты безобидней полевки.

– Сейчас безобидней, – поправила я собеседника и подмигнула ему. – Кто знает, может, хоть в мертвом состоянии наш наследный принц послужит благому делу.

В попытках открыть гроб я сломала себе пару ногтей, но спустя несколько минут в замке что-то щелкнуло, и задвижка аккуратно отъехала в сторону.

– Ты хоть знаешь, когда его хоронили?

– Тр-ри дня назад, – ответила птица, довольная, что владеет информацией, которой, увы, не владею я.

– Как три дня?! – От удивления я чуть было не выпустила тяжеленную крышку гроба и не оставила себя без пальцев. – Его же совсем недавно убили!

– Ну этого я тебе сказать не могу. Хор-ронили тайком – я такое впер-рвые видел.

– И ты даже не попытался выяснить, почему не было официальной церемонии?!

– А мне это зачем? Мне что живой пр-ринц, что мер-ртвый – одно и то же.

– Посейдон знает что… – ругнулась я и, поднапрягшись, наконец откинула крышку гроба.

Принц лежал в своей усыпальнице с премилым выражением лица и опущенными вдоль тела руками. Длинные волнистые волосы цвета переспелого каштана, которым позавидовала бы любая придворная красавица, спускались ниже лопаток и красиво лежали на широкой груди.

– И это он-то хилый и болезненный? – Я присвистнула.

Да уж, что-что, а поверить в то, что этот атлет с накачанными телесами и смазливой мордашкой и есть тот самый «маленький и слабенький» Пер Четвертый, я не могла. Все королевские регалии были при нем; в последний путь принца отправили в рубашке из чистейшего шелка, который производят только на Летучем острове, чем тот остров, кстати сказать, и кормится.

Недолго думая, я разорвала на груди принца рубашку стоимостью в табун лошадей. Бабочки там, конечно же, не было; а кожа в этом месте была мягче, чем у младенца.

– Кр-расивый, – рискнувший подлететь ко мне пернатый уселся у изголовья могилы и, по привычке склонив голову набок, принялся рассматривать мужчину.

На вид покойник был чуть младше Шеллака, что тоже не соответствовало моей информации о наследном принце, которого при жизни я ни разу не видела. Не такой уж он юный и зеленый, как о нем поговаривали.

– Ага, – поддакнула я и сверкнула зубами, – только мертвый.

– И как ты будешь его воскр-решать? – осведомился Чистый.

Затем попугай нагнулся почти вплотную к лицу принца, да так, что маленький хвостатый зад чуть его не перевесил. Пошатнувшись, пернатый с трудом вернулся в исходное положение.

– Заберу его мертвую энергию себе. Мне от этого ничего не будет – она мне очень даже пригодится; а вот он очнется и будет относительно живым до тех пор, пока снова не умрет. Или если его кто-то не убьет, – добавила я.

– Живее всех живых? – засомневался попугай, прищурившись.

Я убрала упавшую на лицо принца прядь волос и взглянула на попугая. Ему, кажется, вопрос о вечной жизни показался очень даже интересным.

– У него не будет души. Это раз. – Я загнула первый палец. – А это значит, что он не будет испытывать никаких человеческих эмоций. Ни голода, ни страха, ни боли – ничего. Во-вторых, – я загнула второй палец, – ему все время будет казаться, что кто-то зовет его обратно, и это будет бесить так, что очень даже вероятно, что он сам вскоре наложит на себя руки. И в-третьих, чтобы его по-настоящему оживить, потребуется не один некромант, а как минимум десять. Сам понимаешь, на всех островах едва ли сыщется десяток некромантов, желающих мне помочь. Да, и, в-четвертых, я совсем не горю желанием возвращать этого принца к жизни.

От моей занудной лекции попугай заметно помрачнел.

– Скучные вы, некр-романты, – заключил он и упорхнул.

Я тем временем подогнала огонек поближе к мертвому бледному телу. За три дня принц не успел бы испортиться, даже если бы очень захотел.

Навряд ли моему новому другу в ближайшее время понадобится погребальная рубашка, так что я без зазрения совести легким движением разорвала ее по швам. Податливый драконий шелк бесшумно разошелся, словно это была не ткань, а тонкая паутина.

Мысленно я попросила Посейдона, чтобы, когда умру, меня похоронили в такой же рубашке.

Резкими и частыми движениями я принялась нащупывать на груди принца точки, в которых у обычного человека происходит сплетение души. Осторожно надавив на очередной участок тела, почувствовала как кожа начала теплеть.

Впервые в жизни, забирая у мертвеца смерть, я немного смутилась. Конечно, много чего творя, я повидала всякого, но обычно моими жертвам были иссушенные трупы или рассыпавшиеся скелеты. Еще никогда в моих руках не было столь прекрасного тела, которое так сильно походило на живое, что невозможно было представить, что это не так. Казалось, будто мужчина прилег на секундочку, чтобы вздремнуть, и вот-вот проснется.

Слова древнего заклинания, слетавшие с моих губ, наверное, по звучанию больше напоминали молитву. Напряженную, отчаянную, бешеную.

– Deat vivit… – прошептала я первые слова.

Постепенно кожа под подушечками моих пальцев стала настолько горячей, что захотелось отдернуть руки. Но ритуал необходимо было завершить, и я сдержала мимолетный порыв.

В полуобморочном состоянии я чертила угольком на груди принца корявые руны. Хорошо еще, что труп не совсем свежий, а то от обилия хлынувшей в кровь энергии я бы точно потеряла рассудок.

Произнося последние слова заклинания, я уже не чувствовала под ногами землю. Покачнулась – и, обессиленная, свалилась прямо на мертвого Пера Четвертого, который в это мгновение пошевелился и шумно втянул носом воздух. Я почувствовала, как ходуном заходили его легкие, потекла по венам кровь.

Наставник предупреждал меня, что от избытка мертвой энергии и самой можно умереть. Что ж, не такая уж мучительная кончина – только вот больно нелепая, после того, что я уже успела пережить за прошедшие двадцать четыре часа.

И сильные руки принялись энергично отталкивать меня. Сопротивляться сил не было – хотелось все оставить как есть.

Более-менее пришла в себя, когда уже занимался рассвет. Блеклые лучи солнца озарили сначала мои руки с черными из-за могильной земли ногтями, затем порванную до бедра юбку, а после – стоящего на краю ямы принца. Я поморщилась и задрала голову наверх, чтобы получше рассмотреть того, кого на этот раз оживила, чуть не лишившись при этом жизни.

Возвышающийся надо мной принц был невозмутим. Сложив руки под грудью, он с подозрением разглядывал валяющуюся в его могиле некромантку.

– Что уставился? – возмутилась я и принялась отряхиваться от налипшей грязи.

– Так, пытаюсь вспомнить, что я забыл на кладбище с такой очаровательной девушкой в чьей-то свежей могиле. – Мужчину совершенно не волновал тот факт, что он был абсолютно голый. Или, судя по веселому взгляду, можно было даже предположить, что это его забавляло.

– Вообще-то это твоя могила, – беспечно пояснила я.

– То есть ты хочешь сказать, что копала ее для меня? – хмыкнул принц.

– Я хочу сказать, что выкопала тебя оттуда.

Еще и этот пернатый поганец ретировался куда-то, оставив меня наедине с моей жертвой. Хотя это еще как посмотреть, кто чьей жертвой в данный момент является.

Я встала в полный рост, едва сдерживаясь, чтобы не закричать от боли. Ритуал, может, прошел и успешно, но отнюдь не безболезненно. Принц подал мне руку – на его манеры я не повелась и выбралась наверх сама.

– Вот, – я сунула воскресшему мантию, которой он был укрыт, – прикройся.

Поначалу на лице мужчины отразилось недоумение, но, поняв, что я имею в виду, он замотался в балахон. А затем спросил:

– Ты кто?

За последние сутки я уже слышала этот вопрос столько раз, что у меня на него скоро может появиться рвотный рефлекс.

– Шрам. Некромантка. Сбежала из тюрьмы, – смакуя каждое слово, перечислила я все свои заслуги. Лицо принца с каждым званием вытягивалось все сильнее и сильнее. – А ты – Пер Четвертый, наследный принц острова Туманов. И ты мертв.

– Это шутка? – нахмурился принц, потирая ладонью лоб и пытаясь вспомнить, что же произошло на самом деле.

– С этой дамочкой никаких шуток, пар-рниша!

Не пойми откуда на ветке багряника показалась синяя голова с желтой масочкой вокруг глаз. Мой пернатый знакомый так и светился от счастья – он сегодня был явно в ударе.

– А это кто? – Лицо наследного принца мялось, как готовая к работе глина. Он явно не совсем понимал, что происходит.

– Это мой подельник, – представила я попугая. – Убийца Чистое Сердце. Советую опасаться. Он, когда переборщит с джином, такой буйный! Думаешь, ему зря такое имя дали?

– Да! – подтвердил пернатый, с удовольствием включившись в игру. – Посейдон меня р-раз-р-рази!

И тут принц Пер наконец-то понял, что попал в компанию настоящих психов. Мужчина опасливо попятился назад.

– Осторожно! – вскрикнула я, но было уже поздно. – …Яма.

И принц удачно приземлился на самое дно могилы, из которой я только что вылезла.

– Не думаешь ли ты, что мы его чересчур напугали? – спросила я у попугая и приблизилась к краю могильной ямы.

Теперь мы поменялись местами: я стояла наверху, а принц беспомощным мешком с мукой валялся внизу. Будь он живым, точно сломал бы себе что-нибудь, а так лишь отделался легким испугом.

Мужчина стал медленно подниматься на четвереньки, а затем, оперевшись на локти, прижался лбом к крышке гроба.

– Эй, пр-ринц! – крикнул обосновавшийся у меня на плече попугай. – Ты как там, живой?

– Уйдите от меня, – глухо простонал мужчина.

– Нет, ну вы подумайте! – не унимался Чистый. – Шр-рам его воскр-ресила, а он, видите ли, ее пр-рогоняет!

– Пошли прочь, оба!!! – гаркнул принц так, что я аж на месте подпрыгнула, а попугай от испуга слетел с моего плеча.

– Ну не хочешь помощи – как хочешь, – и пернатый, что-то бормоча себе под клюв, скрылся в густых ветвях багряника.

Некоторое время я стояла над могильной ямой, не зная, что делать. С мужчинами-параноиками я еще как-то не сталкивалась, поэтому чувствовала себя неуютно. Сама я уже не припомню, когда наводила сырость в последний раз.

Отпускать принца во дворец было нельзя – он же вроде как мертвый. Если его найдут, полиции не составит труда с помощью какого-нибудь самого хиленького мага просканировать его ауру и добраться до меня, в какой бы дыре я ни пряталась. Да залезь хоть в берлогу к морскому дьяволу – и там откопают.

– Эй, ты. – Я нагнулась над ямой и дотянулась рукой до плеча принца.

Мускулистая спина мужчины вздрагивала от частых и судорожных рыданий.

– Ты мой кошмар, да? – простонал он. – Ты же уже пыталась убить меня – чего тебе еще надо?

Так, а с этого места поподробней, дражайший. Почему я тогда ничего не помню?

– Если я и пыталась убить тебя, то добилась в этом успеха. Ты мертв.

– Еще чего!

– Ну, раз ты такой умный, то докажи мне, что живой, – усмехнулась я, уперев руки в бока.

Дальнейший осмотр принцем своего тела только подтвердил мою правоту, и я вне себя от гордости наблюдала за этим удивительным действом.

– Ну что? Доволен?

– Так это ты меня воскресила? – Принц поднял на меня красные от слез глаза.

– Ага.

– А зачем убивала?

Вопрос поставил меня в тупик.

– Ну… Э-э… Вообще-то я тебя не убивала.

– Не ври. Я помню тебя в моей комнате, эту маленькую подушку… Сначала ты наложила на меня заклятие обездвижения, а затем удушила. Ведь так?

От доводов убиенного принца я совсем растерялась. Как же так получается: я чисто физически не могла присутствовать во время его смерти у его постели, не говоря уж о том, чтобы собственноручно его задушить.

Боюсь, что уже скоро сама начну сомневаться в своем душевном здоровье.

– Ну… В общем, ладно, – выдала я наконец, – это уже не так важно.

– Как это не важно? – прохрипел Пер. – Тебе хорошо – не ты сейчас мертвая.

И тут меня осенило:

– Подожди, а откуда ты помнишь, как именно произошло твое убийство?

– А разве это важно? – Принц пожал плечами. – Помню, и все тут. Такое, знаешь ли, не забывается.

Ему определенно кто-то промыл мозги и внушил, что это я была смертью, пришедшей по его душу. Отлично! Теперь и принц думает, что я его убила!

– Знаешь, Пер, как тебя там, у меня совсем нет времени выслушивать твое нытье. Вылезай из могилы. Еще належишься там… позже.

Шумно сглотнув, принц легко выпрыгнул обратно из могильной ямы. Я бы тоже была не прочь иметь такое накачанное тело – и в драках пригодится, и дома по хозяйству. Подозреваю, что и у Шеллака в запасе кое-что имеется, но гад предпочитает не распространяться и никогда при мне голым не показывается. Чего совсем не скажешь про бесстыжую Шрам. Ну, по крайней мере, это можно зачесть как отсутствие комплексов.

– Мне нужно во дворец, – заявил принц.

– Вот те на! Ты им скажешь, что это я тебя удушила, дашь им на меня наводку – и прощай моя буйная головушка? Ну уж нет, принц, ты пойдешь со мной.

– Куда?

– Не куда, а к кому. К мужу моему, – сказала я и намертво вцепилась Перу в руку.

– Нет, мне нужно вернуться во дворец, – настаивал тот, таща меня в противоположную сторону.

– Тебе туда нельзя.

– Это еще почему?

– Потому что ты мертвый.

Принц на мгновение замер, пытаясь обмозговать сказанную мной фразу. И дураку было понятно, что Пер Четвертый не был знаком даже с азами некромагии и не мог знать элементарных вещей.

Ворчливым тоном, точно принц был пятилетним оболтусом, я принялась объяснять:

– Если ты будешь находиться долгое время вдали от мертвой энергии, то рассыплешься в прах. А на данный момент у тебя есть только два ее источника: кладбище и я. Так что, если ваше высочество не желает коротать тут холодные вечера, то отправится со мной.

– В логово к некромантам? – скривился принц.

Обрадовавшись, я потрепала мужчину по колючим щекам:

– Вот именно.

Уже второй день подряд я следовала совершенно ужасной традиции возвращаться домой на рассвете и оба раза чуть якорь не отбросила. Рассчитывать на то, что мне так же повезет и в третий раз, было бы настоящим безумием, поэтому по безлюдным городским переулкам я пробегала, накинув на себя и своего спутника морок. Со стороны обычного горожанина мы выглядели как заблудившаяся пара коз. Нелучшее прикрытие, знаю, но это было первое, что пришло в голову.

Одноглазая знахарка Форель – наша соседка – неторопливо развешивала по веревкам только что постиранное белье и окинула двух семенящих мимо рогатых подозрительным взглядом. На какое-то мгновение мне даже показалось, будто она что-то знает, но старуха лишь резко моргнула своим единственным глазом и отправилась обратно в дом за новой порцией белья.

– Вы что, живете на самой окраине? – послышался у меня над ухом шепот Пера.

Вместо ответа я громко проблеяла, и принц с глупыми вопросами больше не приставал.

Морок я осмелилась снять, только когда заперла за собой калитку. Смущали занавешенные окна в доме, точно там никого не было; и куры, запертые в сарае. Такой пренебрежительности домашним хозяйством Шеллак себе еще ни разу не позволял.

Встав перед дверью, я решительно постучалась. В отличие от предыдущего раза, я была не голая, но такая же грязная.

Никто не открывал, но в доме чувствовалось человеческое присутствие. Я некромантка, в конце концов, и сразу пойму, если в помещении находится кто-то покрупнее кошки.

– Чего стучишься? – Стоявший сзади полуобнаженный принц, одетый в одну погребальную мантию, тронул меня за плечо. – Видишь, дома никого нет?

– Из медузы тебе котлет! – огрызнулась я, продолжая молотить кулаками в дверь.

Я молилась про себя, чтобы это был Шел, а не устроивший мне засаду начальник королевской стражи. И тут я не выдержала и как заорала:

– Шел, чтоб печень твою каракатицы сожрали! Ты откроешь мне или нет?!!

Испугался даже жмущийся за моей спиной принц: я слышала, как он негромко ахнул.

Дверь приоткрылась, и на пороге появился заспанный Шеллак.

– Ты что, – ужаснулась я, – дрых?!

Некромант ничего не сказал – только приоткрыл дверь пошире и впустил меня в дом. Позади послышалась какая-то возня: я обернулась, чтобы посмотреть, что происходит, и увидела стоявшего в дверном проходе Шеллака, не желающего пускать моего нового знакомого.

– Эй, пусти его! – зашипела я на мужчину, но тот и бровью не повел.

– И кого ты к нам приволокла, Шрам? – Шеллак даже не посмотрел в мою сторону.

– Это мой принц, – попыталась объяснить я. А какие еще аргументы могут быть, когда ты ни свет ни заря тащишь домой полуголого обалдевшего мужика?

– Ах, твой принц. Ну тогда это все объясняет. А где припаркован его белый конь, не подскажешь? В нашем курятнике?

– Нет, Шел, ты меня неправильно понял! Это принц. Пер Четвертый, понимаешь?

Некромант чуть воздухом не подавился:

– Шрам, ты что, белены объелась?! С какой стати ты его притащила? Он же тебя с потрохами сдаст!

А принц стоял на пороге дома, с интересом наблюдал за нашей семейной беседой и уже не надеялся, что его когда-нибудь впустят.

– Он считает, что это я его убила.

– И? – Шел явно не понимал, к чему я клоню.

– Я его не убивала. Начальник стражи сказал, что убийство произошло прошлым утром, а пернатый с кладбища сказал, что тело закопали три дня назад! – выпалила я на одном дыхании.

По сочувственному взгляду Шеллака я поняла, что он думает: девочка, да у тебя не все дома. Мужчина обреченно вздохнул и с неохотой пропустил принца в дом.

Я незаметно дала принцу «пять» и проводила в кухню.

– Тут у нас вчерашняя похлебка, – показала я, а затем, приоткрыв крышку котелка, понюхала и поморщилась. – Нет, вру, не вчерашняя. Тогда ладно. В бочонке под раковиной вино, хлеб на верхней полке.

Радости моей некромант явно не разделял. Он неслышно подошел ко мне сзади, мягко обхватил за запястье и шепнул на ухо:

– Ты не хочешь поговорить, Шрам?

– Сейчас вернусь, – пообещала я принцу и оставила его на кухне поедать наши отнюдь не королевские запасы.

В спальне не горела лампадка; а раз Шеллак не успел ее зажечь, то сон у него действительно был очень крепкий. Обычно некромант таких неосторожностей себе не позволяет.

– Как тебе удалось выбраться из тюрьмы? – спросил он, прищурившись.

– С помощью твоего стилета, – ухмыльнулась я. Потянулась за ножом, вынула его из тайника в голенище сапога и протянула мужчине: – Вот, возьми.

– Оставь себе. Он твой.

Шел слов на ветер не бросает, так что я воспользовалась его хорошим настроением и сунула оружие обратно. Чем морской дьявол не шутит?!

– И что ты планируешь делать с ним? – Некромант кивнул головой в сторону кухни, откуда доносилось довольное чавканье. Да, мертвецы голода не чувствуют, но, если уж видят еду, отказать себе в удовольствии не могут.

– Мне необходимо выяснить, кто его настоящий убийца.

– А затем?

– Сдать преступника в полицию, и пусть там разбираются, что с ним делать. А я буду официально невиновна, – выдала я Шелу свой гениальный план.

– Звучит заманчиво, – фыркнул мужчина, – только вот, Шрам, не скажешь ли, что у тебя делает вот это?

Он схватил меня за правую руку и резко дернул ее вверх. Хрустнули кости. На глазах выступили слезы боли.

Но меня волновало другое: я смотрела на руку, на нацепленный в королевской тюрьме браслет с рунами, значения которых я все никак не могла понять. Сжавшееся сердце тонкой корочкой льда покрыл леденящий кровь ужас.

– Не скажешь мне, откуда у тебя эта дрянь, Шрам?

 

Глава 4

Лучшие друзья Шрам

Я росла нелюдимым ребенком. С горожанами не разговаривала, на вопросы случайно забредших к нам путников не отвечала, росших по соседству детей сторонилась. Причина была одна: я чувствовала, что мир, в который поместили меня наставник и Шел, слишком отличался от того мира, в котором жили остальные люди. Мы были словно завернуты в кокон бабочки, тогда как ремесленники, купцы и придворные – простыми уродливыми гусеницами.

Играть меня никто не звал, на праздники тоже, и постепенно я стала кем-то вроде черной овцы в стаде. На меня показывали пальцем, а имени моего вслух никогда не произносили – боялись, что нашлю на их семьи проклятия. Не скажу, что к Шелу и наставнику отношение было другое, так что тут жаловаться не приходилось.

Может, именно поэтому я стала той, кем стала. Безжалостной, хладнокровной, равнодушной, и в этом походила на своего отца, потому что считала, что весь мир – это я. И кто бы ни стоял на моем пути, добивалась поставленной цели любыми средствами. Это было главным правилом Шрам.

Если судить по истории островов, все канувшие в Лету злодеи имели далеко не радужное детство. Все они были изгоями общества, предоставленными самим себе. Никто не заботился о них, не дарил им ласку и теплоту – зато они видели много жестокости и несправедливости и поняли, что из двух зол надо выбирать самое выгодное.

Известной злодейкой я навряд ли стану, но вот мелкой пакостницей – очень даже вероятно.

Сидя на столе и поджав колени к подбородку, я рассматривала крепкую широкую спину принца Пера и думала о том, что такие мужчины, как он, никогда не смотрят на таких женщин, как я. Женщин, которые имеют свое мнение.

Вполне вероятно, по этой же причине принц меня женщиной и не воспринимал, что, признаться, раздражало.

– Значит, вы, некроманты, тут живете? – прочавкал он ртом, полным пищи.

У меня от зависти аж желудок скрутило.

– Живем. – Я сухо кивнула, но мертвец даже не повернулся.

– И о чем ты с ним разговаривала? – не отставал принц.

– О хозяйстве.

– Да ну, Шрам, брось свои шуточки. Ты вернулась сама не своя. – Пер сделал несколько глотков вина, что мы держали в запасниках на черный день, и продолжил: – Досталось от муженька?

– Прекрати, – буркнула я. – Тебя это не касается. А будешь возникать – отправишься обратно в могилу.

Последняя угроза, по-видимому, возымела действие, и принц с расспросами больше не приставал. Вместо этого он вплотную занялся трапезой, а вот у меня уже пропал всякий аппетит. В горле стояло омерзительное чувство тошноты, которое, при взгляде на уминающего за обе щеки хлеб принца, только усиливалось.

Он был прав в одном: новость, которую сообщил мне Шел, оказалась далеко не из приятных.

На браслет я старалась даже не смотреть и уже просто мечтала о том, чтобы мне отрезали руку. Но это было невозможно, потому что на меня надели маяк. Как и сказал тот стражник в королевской тюрьме, они узнают о том, что я сбежала, в любом случае. И при желании просто активизируют уничтожающее заклинание, связанное с браслетом. Не успею я и глазом моргнуть, как обращусь в прах земной. Удивительно, на самом деле, что они этого еще не сделали.

Знакомо ли вам, каково это – шагающая по пятам смерть? Я видела ее, боролась с ней. Но и всегда ждала, зная, что вскоре она снова будет наступать мне на пятки. Теперь же оставалось лишь мучиться в неведении, понимая, что любой момент жизни может оказаться последним.

«И как эта штука снимается?» – спросила я у Шела, после того как он мне объяснил принцип действия браслета. Некромант покачал головой.

«В арсенале королевского двора есть всякая магия», – уклончиво ответил он, но я поняла: в создании смертоносного браслета они использовали необратимое заклинание.

Так что мы оба теперь знали: я обречена. Оставался вопрос, когда они решат отпустить мертвый вихрь, заточенный в неприметном, на первый взгляд, браслете. Это в моем стиле – сделать и не подумать, а потом разгребать свалившиеся летним снегом на голову проблемы.

Умирать не страшно – на островах страшно оставаться живой.

– Думаю, его высочеству будет интересно взглянуть на нашу баню. – В дверях появился спокойный, как морской дьявол, Шел.

– Ага, – поспешила согласиться я, – а то воняешь как будто в могиле не три дня, а три года провалялся. – И подмигнула некроманту. С этим прожорливым принцем нужно было что-то делать, иначе он такими темпами все наши запасы уничтожит.

Принц Пер так и замер, даже жевать перестал.

– Мне кажется, или ее, – он мотнул головой в мою сторону, – уже начала искать королевская полиция? Думаю, мои придворные не настолько тупы, чтобы, когда им донесут, что их принц гуляет около дома некромантов, не послать сюда вооруженных до зубов солдат.

– Его высочеству не о чем беспокоиться, – сказал Шел и сверкнул зубами. – Я наложил на дом особый морок. Его действие кратковременно, но, в любом случае, сейчас вы в безопасности.

Глаза принца испуганно забегали по сторонам. Прекрасно могу его понять: Шел может быть грубым и резким, а спустя мгновение – спокойным, как удав, и до приторности вежливым. Это меня тоже всегда пугало, если честно. Но я уже как-то привыкла, а вот принц – нет.

На самом деле Шел не накладывал на дом никакого заклятия – будет он тратить драгоценные силы, когда точно знает, что меня искать никто не собирается. Они держат меня на коротком поводке, приставили нож к горлу и теперь просто ждут, пока мне станет по-настоящему страшно. Ха, разбежались! Что-что, а сдаваться я не собираюсь.

Шел вывел принца из дома, а я осталась в помещении одна. Где-то в углу жалобно пищала мышь и искала, чем бы поживиться, да у меня самой, кроме гадких фруктов, которые притащил мне Чистый, во рту уже вторые сутки не было ни крошки.

Из голенища сапога я вытащила припрятанный стилет, повертела его в руках, играясь с лезвием и рассматривая причудливые отблески света на украшающем рукоятку изумрудном камне, положила на стол, но затем снова забрала. В конце концов, эта штука спасла мне жизнь, а оружие, которое выручило раз, запросто сделает это снова. И потом, если некромант посчитал нужным отдать стилет, это не значит, что я должна при первом же удобном случае его возвращать. Подождет.

Не знаю, что некромант с принцем так долго делали во дворе, но дома мне сидеть надоело, и я вышла через заднюю дверь, даже не потрудившись ее за собой запереть.

Почувствовав в животе грустное урчание, я решила не предаваться мыслям об обеде – схватила одиноко висевший на заборе некромантский плащ, закуталась в него поплотнее и потопала в сторону береговой кромки, где, как жемчужины в бусах, были разбросаны местные харчевни. Засунула руку в карман, проверила – пара монет у Шела в запасе всегда имелась. И он никогда не боялся оставлять на заборе свою накидку – попробовали бы воры что-нибудь стащить у некромантов – всю жизнь жалеть будут.

Занимался рассвет, и в харчевне «Пиратское раздолье» было практически пусто: за дальним столом играл сам с собой в кости мальчик-поваренок, да храпел одноногий мужчина, с ног до головы покрытый буйной черной растительностью, за которой даже лица было не разглядеть.

– Эй, Волчья Лапа! – громко крикнула я и застучала сапогами о порог, чтобы стряхнуть с них песок. – К тебе посетитель!

Хозяин заведения показался не сразу. Вразвалочку проковылял он из-за драной ширмы, зевая на ходу и потирая заспанное лицо. Сросшиеся седые брови примяты и разлохмачены – остальной шевелюру старика и вовсе не было. Жирный лоск лысины хозяина харчевни уже давно стал любимым предметом шуток постояльцев «Раздолья». Старик вроде не жаловался – лишь бы прибыль была стабильная.

– А, это ты, Шрам… – разочарованно протянул Волчья Лапа, еще больше ссутулившись.

Я швырнула на стойку монеты, и старик, не пересчитывая, сгреб их в общую кучу, а затем со скучающим видом поплелся наливать мне грог, кроме которого в харчевне пить было больше нечего. Воду держать, сами понимаете, в таком заведении просто-напросто непрестижно.

– Слышал, тебя загребла королевская стража, – со знающим видом заявил Волчья Лапа.

Отнекиваться смысла не было, так что я коротко кивнула и облокотилась на столешницу, со скучающим видом подперев рукой подбородок.

– Ага.

– Ну и как там?

Старик был ужас как охоч до сплетен. Наверное, на острове он больше всех прочих любил свою работу: она у него была страсть какая интересная.

– Сыро, мерзко. Жратва отвратительная, – поделилась я «прелестями» тюремной жизни.

– За что хоть задержали-то? – Волчья Лапа навалил мне целую тарелку не самого приятного вида тушеной капусты и щедро посыпал ее перцем.

– А ты разве не знаешь? Мне казалось, об этом со всех концов острова уже трубят. – Уж где-где, а в таком рассаднике сплетен, как «Пиратское раздолье», новость об убийстве наследного принца местной некроманткой быстро должна была стать самой обсуждаемой. Мне даже обидно стало: я тут из тюрем сбегаю, принцев воскрешаю, а меня в любимом заведении не встречают бутылкой бесплатного рома.

– Нет, личико твое как раз со всех пальм на нас глазеет, – криво ухмыльнулся старик и кивнул головой в сторону доски объявлений, откуда на меня действительно взирала моя уменьшенная копия со всеми приметами. – Правда, недавно совсем повесили, – пояснил Волчья Лапа, проследив за моим взглядом. – Только вот, за что тебя ищут, не написано. И вознаграждение какое-то уж больно несерьезное – королевская грамота. Кто с некроманткой за голую королевскую благодарность связываться будет? – хохотнул он, поставил перед моим носом тарелку, кружку и вручил гнутую ложку.

Я торопливо начала есть, не обращая внимания на то, что перца в блюде было на целую пиратскую команду.

Значит, про убийство Пера Четвертого никто еще пока ни слухом ни духом? Это мне определенно на руку – особенно если учесть, что принц сейчас моется в бане за моим домом.

– Ну я буду, – раздался скрипучий голос с другого конца помещения.

Я чуть было капустой не подавилась.

Повернулась.

На меня выпучились два отечных красных глаза, виднеющихся из-под густой спутанной челки. Широкий в плечах и всех остальных местах тела, этот мужчина явно брезговал расческой, умываниями, да и вообще гигиеной. Нестриженые грязные патлы доходили ему аж до бедер, где заканчивались унылыми сухими клочьями; а зубы, те вообще цвета морского песка, да половины уже и не было.

Ввалившись в харчевню, я сразу приметила волосатого, но подумала, что спит человек или пьян, а может, и то и другое вместе.

– А ты кто такой? – К дракам в харчевне я уже привыкла – сама не раз их провоцировала, так что показывать, что испугалась, не собиралась. Несчастная капуста как-то сразу же была забыта и отодвинута в сторону. Рот я утерла рукавом некромантского плаща и приготовилась слушать.

– Думаю, ты слышала когда-нибудь про клан Ос, крошка, – сверкнул гнилушками волосатый.

У меня сердце ушло в пятки. Конечно, у такой любительницы сказок и страшилок, как я, всегда была в запасе одна, самая страшная, жестокая и обязательно с плохим концом, – про пиратский клан Ос-самоубийц.

Жил-был капитан Пламенное Солнце, и была у него дочь – красавица (по пиратским меркам, безусловно) Тина-Ди. Вела та Тина-Ди весьма своевольный образ жизни: гуляла и кутила со всеми подряд, не брезгуя даже сводным братом, который и захотел заполучить девушку себе в вечное пользование. По закону жанра узнал обо всем Пламенное Солнце, вспылил и вышвырнул на первой же остановке… дочурку на необитаемый остров, а братец ее после случившегося сам зарезался. Впечатлилась вся команда неземной любовью двух одиноких сердец, да и наложила за компанию с влюбленным на себя руки. Остался Пламенное Солнце на корабле один, и с тех пор ходит легенда, что каждое полнолуние появляется на горизонте его корабль – ищет капитан свою дочь, проклиная Посейдона, но не может найти.

Сказки, на самом деле, сказками, а вот клан Ос-самоубийц существует на самом деле, и я искренне надеялась, что никогда с ними не повстречаюсь. Такие люди крайне опасны: свою жизнь они не ценят, а чужую – и в медяк не ставят.

– Слухами острова полнятся, – произнесла я с умным видом и для храбрости сделала глоток жгущего грога. Поморщилась. – Так что вам от меня надо?

– Все, что нас интересует, это то, каким образом ты оказалась в завещании капитана Грома. Если, конечно, ты – та самая Шрам.

Передо мной на столе вместо желанного завтрака оказался свиток, сплошь исписанный всякими закорючками. Я и простой текст с налоговой квитанции с трудом могла прочитать, а чьи-то неразборчивые каракули в жизни не осилю. Вот руны – совсем другое дело. Руны – моя стихия.

Я сделала вид, что пробежалась глазами по завещанию, при этом реально обнаружила там, к своему ужасу, собственное имя (уж это я знаю, как пишется) и трясущимися руками вернула пергамент волосатому.

– Так быстро прочитала? – прищурился он с подозрением.

Я пробурчала что-то неразборчивое.

– Э, да ты, чтоб тебя разорвало, читать не умеешь, да?

– Я читаю третьим глазом, – соврала я, – я же некромантка.

– Да-а? – Волосатый откровенно веселился. – И что же там написано?

– Что капитан… э-э-э… как его там?

– Гром, – услужливо подсказал мужчина.

– Да, точно. Так вот, воля капитана Грома такова, что я должна получить все его… хмм… сокровища, – выдала я самый логичный вариант. От сокровищ я и вправду бы не отказалась – чем Посейдон не шутит! Другой вопрос, что, чем больше у тебя золотых и серебряных, тем больше у тебя врагов и тем меньше людей, которым ты можешь доверять.

– А вот и не угадала, крошка. Он завещал тебе отыскать всю его корреспонденцию и сжечь ее.

– Письма? – Разочарования в голосе скрыть не удалось. – А почему именно я? Я с ним, с этим, как его…

– Капитаном Громом.

– Вот, точно. Я с вашим капитаном Громом даже не знакома, а вместо того, чтобы связываться с Осами-самоубийцами, лучше сама пойду и утоплюсь. А теперь, – я с показным равнодушием пододвинула к себе миску с капустой, – дайте мне уже поесть.

Такой наглости пират от меня, по-видимому, не ожидал. Так и стоял с открытым ртом, пока не догадался его захлопнуть.

– Ну же, дружище, будет тебе, – успокоила я волосатого. – Садись лучше, выпей грогу.

Пиратская челюсть затряслась, под скулами заходили желваки. А я сидела себе и с преспокойным видом уписывала за обе щеки омерзительнейшую капусту, делая вид, что очень увлечена процессом.

Но, прежде чем кинжал волосатого успел воткнуться мне в спину, я уже стояла напротив пирата и прижимала стилет к его кадыку. Такой прыткости я обязана не кому иному, как Шелу, натренировавшему меня практически до автоматизма. Частое нахождение в одной комнате редко не заканчивалось у нас знатной потасовкой, поэтому ухо я всегда держу востро.

– Я сказала, что завещание вашего покойного капитана исполнять отказываюсь, и точка. А если, мой милый друг, ты будешь мне угрожать, я, будь уверен, найду чем занять всю вашу банду. Чего-чего, а проклятий у меня на всех хватит.

Застывший неподалеку Волчья Лапа глаз не мог оторвать от разворачивающегося зрелища. Готова поклясться, что Ос-самоубийц, устроивших кавардак в его харчевне, на своем веку он еще не видел. Я, признаться, тоже. Думала, наш остров слишком маленький, чтобы привлекать таких знаменитых особ.

Кинжал волосатого моментально оказался у меня за поясом, а сам пират выкатился за порог к морскому дьяволу. Он еще вернется – это я знала почти наверняка – и, вероятней всего, не один.

– Ну ты даешь, Шрам. – От страха Волчья Лапа был еле живой. – Вот уж от кого не ожидал. Теперь понятно, почему тебя все ищут.

– Всем что-то нужно от меня, прямо отбоя нет, – пожаловалась я скучающим тоном, села обратно за стол и как ни в чем не бывало продолжила трапезу. – Пожрать спокойно не дадут. Налей-ка мне, Волчья Лапа, еще грогу.

– Так и спиться недолго, – предупредил хозяин харчевни, но я наплевательски махнула рукой. Денег у меня больше не было, но за то зрелище, которое я только что устроила в «Пиратском раздолье», он мне и не такое должен был предложить.

Получив свою порцию спиртного, я сделала приличный глоток и тут же заела его капустой.

Я всегда была одна, сама по себе. Никаких друзей – даже близких знакомых. Единственный, кому я могла довериться, это Шел. Остальные – всего лишь кучка живых потенциальных мертвецов, то бишь рабочего материала.

А так, джин и грог – вот кто лучшие друзья Шрам.

За завтраком время пролетело незаметно. Я встала и, не попрощавшись, покинула «Пиратское раздолье», не зная, удастся ли еще когда-нибудь заглянуть сюда. Когда я уходила, в дальнем углу все еще сидел мальчишка-поваренок и с пустым выражением лица кидал кости. Похоже, намечавшаяся драка нисколько его не заинтересовала, даже обидно.

Дома было тихо. Я заперла за собой дверь на засов (порой лучше любого заклинания работает) и на цыпочках прокралась в комнату. Краем глаза заметила принца, сидевшего на кухне и читавшего ту самую книжку, что накануне изучал Шел. Сам же некромант спал в своей кровати. Он, должно быть, очень сильно измотан, раз лег спать днем. Какое же заклинание он плел, что так энергетически отощал? Можно, конечно, над этим подумать, но лучше отбросить эти мысли – Шел спасает мне жизнь, Шел дает мне кров и оружие – и не мое это дело, знать, чем он за моей спиной занимается.

Я стянула с себя плащ и повесила его на крючок за дверью, затем кое-как обтерлась нагретой некромантом теплой водой, сменила рубашку и, немного подумав, отказалась от своей кровати и легла под теплым боком у Шеллака. Он промычал что-то невразумительное, мне показалось, даже протестующее, но тут же затих.

Он был такой теплый и родной. От него пахло шиповником и вином и еще чем-то горько-сладким. Длинные черные волосы разметались по подушке, а между бровями пролегала маленькая складочка – Шел не терял бдительности даже во сне. Его смуглая кожа так странно контрастировала с моей – белой, как бумага. И вообще, мы были слишком разными, непохожими. Во всем. Начиная с того, что у Шела всегда был план, а у меня всегда были неприятности.

Аккуратно я коснулась кончиками пальцев пробивающейся на щеках щетины, а после осмелела и провела тонкую линию вдоль шеи, груди…

– Ты сдурела?

На меня смотрели два черных некромантских глаза, пылающих праведным гневом. Я почувствовала себя вором, которого застукали прямо на месте преступления. Судорожно я стала пытаться придумать оправдание и не нашла ничего другого, как сказать:

– Холодно очень.

– И поэтому ты забралась ко мне в постель? – вскинул бровь Шел.

Только сейчас я заметила, что ребра мои щекотало что-то холодное и наверняка острое. Проверять не хотелось, а ведь я знала, что некромант безоружным спать не ложится, – вспорол бы кишки и имени не спросил.

Добиться более вразумительного ответа некроманту не удалось, и он встал с постели, а я еле слышно застонала. Надеюсь, он не слышал, насколько я была раздосадована.

Да, он бы встал, даже если бы лежал при смерти, лишь бы не находиться со мной так близко.

– Шел, вернись, – попросила я настойчиво. Без грелки-некроманта и впрямь было очень холодно.

– Что, отказывается выполнять супружеские обязанности? – В комнате появился разрумянившийся принц. И не скажешь, что мертвяк, которого я достала этой ночью из-под земли, и этот человек – одно и то же лицо.

Шеллак грозно зыркнул в сторону гостя, и тот сразу потупил взгляд.

– А вот и нет. – Я погрозила принцу кулаком, а затем со спокойной совестью откинулась на подушку. Та еще пахла Шелом, и это сбивало с мыслей.

Не помню, как погрузилась в сон, но, когда проснулась, заметила лежащего рядом некроманта. Закинув руки за голову, он пустым взглядом сверлил потолок.

– И зачем я с тобой связался? – хрипло спросил он; а мне даже гадать не хотелось, каким образом он понял, что я уже не сплю.

Вопрос остался без ответа, потому что мы оба знали: как только Шел перестанет мне помогать, я тут же пойду на дно. Я не привыкла без него жить, как он, возможно, без меня. В этом было что-то извращенно-неправильное и одновременно единственно верное. Словно мы были связаны одним огромным якорем и плыли под одними парусами.

– Я ходила в «Раздолье», – начала я издалека, – видела там свой портрет на доске. Надрала задницу одному пирату.

– Что за пират?

– Дело в том, что, оказывается, моя тушка нужна не только королевской полиции. Меня ищет клан Ос-самоубийц.

Я все ждала реакции Шела. Некоторое время он переваривал полученную информацию, а затем громко фыркнул.

– И почему я не удивляюсь, Шрам? – спросил он с горечью в голосе.

– Их капитан вписал меня в свое завещание.

– Капитан? И давно ты водишь дружбу с капитаном самой жестокой пиратской банды на всех островах?

– В том-то и дело, Шел, – сказала я, прикусив губу, – не знаю я никакого капитана. В гробу я его видала.

– Что в завещании? – продолжал допытываться мужчина.

– Что-то насчет корреспонденции. Я так толком и не поняла. Какие-то письма… Вроде их нужно найти и уничтожить.

– Почему именно ты?

– Спроси что-нибудь полегче, Шел.

– И что ты собираешься предпринимать?

Я прыснула.

– На меня нацепили дрянь, способную в любой момент сделать из меня кучку пепла, меня ищет весь остров Туманов, за мной гоняются Осы, у меня в кухне спит мертвый наследный принц, а ты спрашиваешь, что я собираюсь делать?

– Я просто спросил, Шрам. – Некромант перевернулся на бок и оказался ко мне лицом. – Понятия не имею, что я буду делать без тебя.

Мне было и приятно, и обидно. Шел не из тех, кто будет врать или верить в лучшее, он не надеется на случай. Он знает, что мне недолго осталось.

Где-то под ложечкой тоскливо защемило. Я крепко сжала губы, боясь перейти границу и сказать что-нибудь не то, и, не отрываясь, смотрела на человека, с которым провела всю свою жизнь.

– Расскажи, как ты нашел меня, – попросила я.

За окном накрапывал легкий дождик, и капли ритмично стучали в окно, просясь впустить их внутрь. Где-то во дворе заголосил петух.

Я слышала эту историю уже сотню тысяч раз, но каждый раз переживала все заново.

И Шел стал рассказывать. Про шторм, про наставника, про «Пиратское раздолье» и тогда еще молодого начальника королевской стражи.

– Ты вытащил меня с того света. – Я задумчиво теребила край пледа. – Поэтому во мне зародился потенциал к некромагии?

– И да, и нет. В твоем роду обязательно должен быть маг, причем не дальше второго колена.

– Не думаю, что это досталось мне от отца, – скривилась я.

– Ты не видела капитана Ржавого Гвоздя, – возразил некромант. – В рунах он большой спец, хотя магией пользоваться не умеет. Говорят, одна его подружка привила ему эту страсть к символам, и с тех пор капитан Ржавый Гвоздь любит не женщин, а ром и руны.

Некоторое время я колебалась, но затем тихо и четко произнесла:

– Я видела его.

– Что?

– Отца. Я видела его.

Еще никогда прежде мне так сильно не хотелось уткнуться Шеллаку в плечо и закрыться от всего внешнего мира. Хотелось не плакать, нет. Хотелось знать, что есть на всех островах хотя бы один человек, который меня понимает.

Но я сдержалась. У меня ведь нет друзей. Я рассчитываю только на себя.

Как и положено настоящим некромантам, с постели мы поднялись только поздно вечером, когда рогатый полумесяц уже висел на потемневшем небе и с любопытством поглядывал на то, что творилось внизу. А происходило там много чего интересного.

Началось все с того, что я почувствовала легкое жжение в запястье правой руки. Ни некроманту, ни принцу я об этом, конечно же, не сообщила, но чувствовала себя паршиво, ожидая чего-то еще более страшного.

К полуночи, когда мы спокойно сидели и занимались каждый своим делом: я изучала руны, Шел чистил дагу, с которой никогда не расставался, а принц считал пауков, вьющих свои паутины рядом с печкой, – неожиданно раздался стук в дверь.

Мы молча обменялись встревоженными взглядами, и Шел, перехватив дагу покрепче, подошел к двери. Еще никогда к нам не приходило столько гостей за такое короткое время.

– Кто? – спросил он громко.

– Свои, – раздался из-за двери низкий голос.

– Свои все дома сидят! – не удержался сидящий поодаль Пер и тут же прикусил язык.

– Открывайте. Мы за девкой пришли – не будете сопротивляться, вас, так уж и быть, оставим в живых.

Сперва гостя я не узнала, но затем вспомнила голос: думаю, что именно его я слышала перед тем, как прыгнуть за борт. Быстро же команда Ржавого Гвоздя до меня добралась – признаться, я даже не ожидала.

Сегодня у меня прямо день открытых дверей.

И тут произошло то, чего не ожидал никто: по ту сторону двери послышался протяжный всхлип, а затем что-то тяжелое мешком свалилось на землю. Звуки повторялись несколько раз, и мне не стоило труда догадаться, что там на самом деле происходило. Шелу, по всей видимости, тоже. А вот бедняга принц который раз за день испытывал настоящий шок.

Иногда полезно иметь столько врагов. Стоит чуть-чуть подождать – они сами друг друга переубивают. Задачка, правда, не из легких – что делать с победившими?

Мой волосатый знакомый, в отличие от пиратов из отцовской команды, вежливостью не отличался. Несколько раз он стукнул кулаком в дверь, да так, что та заходила ходуном, и принялся выжидать, пока мы ему откроем.

Заклинание на двери стояло слабенькое, так что надеяться было не на что. Чтобы по-настоящему обезопасить дом и превратить его в крепость в прямом смысле этого слова, приложенную магию нужно было бы постоянно подпитывать, а ни я, ни Шел в данный момент на такое не способны физически.

– Открой дверь, – выдохнула я, и некромант подчинился.

В дверях возник мой хороший знакомый – все такой же волосатый и немытый. Я даже по этому стойкому терпкому запаху соскучиться успела. За спиной пирата одно на другом лежали три бездыханных тела.

– Мне кажется, медузочка моя обжигающая, мы с тобой с утреца кое о чем не договорили, – обратился ко мне мужчина с добродушной улыбкой на лице.

Я сглотнула.

– Вот делать тебе было нечего, как ни свет ни заря по харчевням шляться, – раздалось приглушенное ворчание Шеллака у меня над ухом.

Да, виновата, признаю, но по-другому жить не умею.

Ожидания мои не оправдались – волосатый явился один, но зато при оружии и в полной боевой готовности. Еще раз сыграть на эффекте неожиданности у меня вряд ли получится.

– Так вот ты, – Оса указал на меня толстым пальцем, – пойдешь со мной. Остальные – сидят и не рыпаются.

– Я не могу. – Сидящий в дальнем углу принц неуютно поерзал на месте.

– Это почему? – удивился волосатый.

– Она некромантка, а я – мертвый.

– Я тоже, – прищурив глаза, добавил Шеллак.

Самое интересное, что он не уточнил: он тоже некромант или тоже мертвый. Выбор, по всей видимости, оставался за гостем.

Волосатый растерянно теребил ручку своей алебарды и явно не знал, что ему делать. На моем веку я еще не видела пирата, у которого была цель не убить кого-то, а целехоньким доставить на борт. А тут возникала целая дилемма: брать ли с собой моих «друзей» или покончить с ними на месте?

Ну а я что теряю, в самом-то деле? Смерть и так на носу – может прийти скорее, чем поля жать начнут, – а королевская полиция в логово к Осам, насколько я знаю, не лезет, так что почему бы и нет? В конце концов, вот откажусь и буду потом себе всю жизнь ногти от любопытства грызть. Хотя… Про всю жизнь это я, пожалуй, погорячилась.

– Так что? – спросил у меня волосатый. Всю ответственность решения спихнуть на жертву – как это по-пиратски, дьявол его побери!

– Берем всех, – подытожила я и уже в следующий момент собирала в объемную холщовую сумку свитки и одежду. Насколько я знаю, пираты в одном и том же могут проходить от рождения и до смерти, а вот меня такая перспектива не прельщала.

– И да… – осторожно начал пират, боясь, казалось, чьего-то гнева. – Его мы взять не можем. – Он указал на Шела, и тот довольно хмыкнул.

– Это еще почему?

– Двух капитанов на корабле не бывает.

 

Глава 5

Вечеринка в стиле Шрам

У берега, лениво качаясь на волнах, без присмотра стояла небольшая шлюпка, с которой кусками отваливалась серая краска. Единственное, что удерживало бедняжку от того, чтобы отправиться в свободное плавание, это трос, обмотанный вокруг колышка, наполовину зарытого в песок. Не очень-то надежно, если честно.

Я поначалу не поверила, что именно на этом волосатый приплыл на остров Туманов. Что-то такое убогое суденышко плохо вязалось у меня в голове с самыми ужасными и опасными Осами-самоубийцами.

Вспомнилось, как мне Шел когда-то сказал: «Авторитет, Шрам, очень сильная штука. Так пусть остальные думают, что в полнолуние ты пьешь кровь и танцуешь на могилах».

И ведь в реальности так оно и было! Мне нравилось, когда меня считали безжалостной некроманткой, к которой лучше не приближаться. Так, может, с Осами была та же история?

Краем глаза я посмотрела на стоящего неподалеку Шела – в своей любимой позе со сплетенными под грудью руками. Невольно в голову пришла мысль, что, когда некромант спал, он выглядел таким милым и беззащитным; а этот Шеллак, глядя в глаза, вырвет твою печень и не подумает сожалеть об этом. Мне казалось, что реальный Шел и тот, кем он хочет быть, – совершенно разные люди.

– Мы еще вернемся к этому разговору, – шепотом пообещала я мужу.

Оказывается, медальон, который носил Шеллак, когда-то принадлежал какому-то капитану, с которым они схватились на мечах. Со слов некроманта, побрякушку он себе забрал, титул капитана брать отказался, а медальон носил на всякий случай. Вдруг какие пираты на дороге попадутся – вот и задавит он их своим мнимым титулом.

Волосатый поначалу упрямился и отказывался брать Шеллака на борт, но, после того как я нагло сдернула с мужниной шеи медальон и наобум зарыла украшение на пляже (не достанется мне – не достанется никому), пират утвердительно гаркнул, лишь бы поскорее сдать нас команде.

– Так это и есть ваша знаменитая бригантина? – усмехнулся не знавший комплексов принц; на что волосатый, как бы случайно, хрустнул костяшками пальцев, и вопросов у Пера Четвертого больше не возникало.

– Что в котомке? – грубо спросил пират, переводя взгляд с моей холщовой сумки на небольшой кожаный портфель Шеллака.

– Свитки, одежда, зубная щетка, кусок мыла, – перечислила я. Надеюсь, слово «свитки» не слишком выделялось в моем списке? Некромантка и ее руны по отдельности – бесполезные предметы, не способные даже мертвеца в гробу перевернуть.

Шеллак же на заданный вопрос отвечать не собирался, но волосатый уже вроде как привык к неразговорчивости некроманта и не стал приставать. Мне пират помог забраться в шлюпку, не запутавшись в длинной юбке, а мужчинам предоставил возможность самостоятельно туда залезть.

Подле меня сел взволнованный принц и прижался своим холодным боком. Отпихивать его я не стала, орать тоже. Как-никак принц мертвый, и нервной системы, равно как и совести, у него теперь не наблюдается.

Шел косо на нас посмотрел, но ничего не сказал. Уж не держит ли он меня после стольких лет за свою собственность? Или ревнует, что хуже. Я даже как-то и не думала, что некромант настолько свыкся с мыслью, что я всю жизнь буду у него под боком. Мне и в голову не приходило, что, стоит мне хоть раз пойти против его воли, как мы навсегда станем злейшими врагами. Либо ты с Шеллаком, либо – против него. Промежуточного положения не бывает.

– Куда держит путь ваш корабль? – спросила я, расправляя юбку и незаметно проверяя, на месте ли мешочек с деньгами, стилет и руны первой необходимости. Чтобы наслать на недругов проклятие до седьмого колена, к примеру. Мало ли что за компашка поджидает меня на борту самого грозного судна семи морей.

– Пока что до Драконьей гряды через Живое море, а там капитан решит, – нехотя ответил волосатый и спустил весла на воду. Он уже было хотел начать грести, как в воздухе раздался отчаянный крик, от которого тут же заложило уши.

– Летучий дьявол! – Трусливый принц вскинул руки и прикрыл ими лицо. Ему, бедняге, впервой было находиться за пределами дворца без целого наряда охраны за спиной. – Спасайся кто может!

Выглядит таким мужественным, а ведет себя как пятилетний ребенок.

Близилась полночь, так что разглядеть существо, издававшее такие страшные звуки, было практически невозможно. И только я увидев в чернильном небе отсвет сапфировых крыльев, то поняла, кем был наш ночной гость.

Шел в это время уже стоял на корме шлюпки, прищуривался и прикидывал, как бы точнее нанести удар неведомой твари. Пока все остальные оценивали ситуацию, некромант действовал. Его совершенно не волновало, кто это был. Существо в его глазах являлось опасностью, и он считал нужным опасность эту устранить.

Сверкнула сталь, и воздух прорезал визг боли и отчаяния. Раненая птица камнем свалилась на дно лодки.

Со скоростью солнечного света я вскочила с жерди, на которой сидела, и столкнула Шеллака в воду. Некромант, в свою очередь, повлек меня за собой. Да, с координацией у меня всегда были проблемы.

Ледяное черное море пробирало до костей. Отхаркиваясь и отплевываясь, я кружилась вокруг своей оси, пытаясь понять, в каком направлении уплывала шлюпка. Не успела я сделать и нескольких глотков соленого воздуха, как почувствовала, что что-то тяжелое навалилось мне на плечи. Без единого звука я ушла под воду.

От неожиданности изо рта вырвался ворох пузырей, и самое неприятное чувство на свете – соленая вода в легких – в который раз убедило меня, что море – не моя стихия. Даже у дочери пирата, выходит, может быть такая аномальная нелюбовь к холодной воде.

– Где они, тысяча тупых каракатиц! – послышалось приглушенное водой бормотание Осы. – Не сиди скатом, трусливая портовая крыса! – А это, скорее всего, уже было обращение к принцу. – Давай, помоги мне найти их! И выкинь ты эту мертвую тварь за борт!

О том, что Чистый сейчас был мертв, я предпочитала не думать. Все, что сейчас занимало мои мысли, это то, что собственный муж топит меня в ледяной воде.

Сопротивляться бесполезно – хватка у Шела железная. Поэтому я прекратила дергаться, сделав вид, что потеряла сознание, а сама широко распахнула глаза. Вода вокруг меня была мутная и темная. Мы находились не так далеко от берега и своей возней подняли со дна кучу песка, который весьма некстати закрывал весь обзор.

Было бы глупо ожидать, что некромант отпустит меня, едва я перестану трепыхаться, поэтому его руки все еще сжимали мое тело. Будь мы немного в другой обстановке, я бы сочла это очень романтичным, но, когда тебя убивают, тут уж, простите, не до романтики.

Самое странное – больше всего я боялась не задохнуться, а потерять украшенный изумрудом обоюдоострый стилет. За такое оружие и жизнь не жалко отдать.

Собрав последние силы, рывком я выдернула нож из-за пазухи и резким движением направила клинок в спину некроманта. Это была моя последняя, пусть и не осуществившаяся, надежда. Я опомниться не успела, как мужчина выхватил оружие из моих рук и с размаху всадил мне его в спину, чуть пониже лопаток. Вода вокруг тут же окрасилась плотным бордовым цветом, и я не сразу поняла, что это кровь. И далеко не сразу – что моя.

Тело моментально обмякло, кислорода недоставало, рассудок из головы пыталась вытеснить темнота. Меня клонило в сон. Не хотелось предполагать, что в вечный.

Меня пытался убить человек, которому я доверяла больше всего на свете. Вот так-то, Шрам. Урок тебе на будущее. В смысле, я имею в виду, на загробное будущее.

Рассудок помутнел, и я уже не могла удержать в голове ни единой мысли. Напряжения в груди больше не было: бабочка даже не пыталась взлететь.

Мне всегда было интересно, каково это – когда душа и тело разделяются, расходятся и никогда больше не встречаются. Все свое сознательное существование я провела забирая у мертвых тел энергию, но всего лишь однажды своими глазами видела, как взмыла в воздух огромная серебряная бабочка: как она оторвалась от тела, расправила крылья, сделала кульбит и упорхнула далеко в небо.

Никогда прежде не видела ничего прекрасней.

Вспоминалось, как в мои семнадцать лет Шел впервые показал, как по-настоящему некромагия проникает в твою душу, овладевает разумом. Тогда я смогла по-настоящему повелевать жизнью и смертью. Правда, какая ирония, не своей.

С тех пор городское кладбище стало моим вторым домом, если так вообще можно сказать про место, сплошь усеянное могилами. Единственное, к чему я так и не привыкла, это трупный запах. Остальное в работе некроманта мне очень даже нравилось: гибкий график, неплохая оплата плюс соседи никогда не беспокоят по пустякам.

Я наконец-то нашла свое место в жизни, своего человека, с которым так и прожила бы до конца своих дней. Но Шел обманул мои ожидания. Да и желаний моих он никогда не разделял.

– Что будет, когда ты полюбишь какую-нибудь девушку? – негромко спросила я как-то у него, чувствуя, как заалели щеки.

– Не будет никакой девушки, Шрам, – усмехнулся тогда он. – Полюбить некроманту – значит добровольно подставиться под нож. Ты всегда отвечаешь только за себя – помни об этом. Только за себя. Не за меня, не за наставника. За себя.

И лишь сейчас я понимаю, что он хотел сказать мне тогда, много лет назад. Окружающий мир жесток, но мир некромагии, в котором жила я, был и вовсе беспощаден.

А я – дура! – боялась умереть от какого-то там браслета, напичканного мертвой магией! С другой стороны нужно было ждать опасности! Не подставляться. Не доверять. Никому.

Губы опухли, тело онемело. Сложно было сказать, кто я и где я, не говоря уже о таком сложном вопросе, мертва я уже или нет.

Внезапно легким толчком кто-то вдохнул в меня воздух и жизнь.

– Фок-грот-брамсель мне в глотку! – Ой, раз я слышу пиратский голос, ничего хорошего это не сулит. – Совсем уже? Решил девку утопить, да?! Она нам еще для дела нужна! Потом разборки будете устраивать!

Глаза открывать совсем не хотелось. Там – плохо. Там – больно. Там – Шел.

Спину ужасно щипало, а остальные части тела вообще отказывались повиноваться.

Чуть-чуть приоткрыв веки, я увидела перед собой самую ненавистную физиономию на свете. Некромант терпеливо вглядывался в мое лицо и все ждал, пока я подам признаки жизни. Что ж, фигу тебе, убийца несостоявшийся.

Мужчина залепил мне пощечину, что разозлило еще больше. Я поморщилась, перевернулась на бок и сплюнула соленую воду. Ради стакана пресной жидкости я бы сейчас хоть по доске прогулялась.

– Посейдон тебя побери, – прохаркала я, обращаясь к некроманту.

– Что это за выкрутасы, Шрам? Ты меня зачем в воду толкнула, а? – Голос Шеллака был, как всегда, спокоен, но сквозь напускное равнодушие слышалась сталь: некромант с моей стороны такой подлости тоже не ожидал. Что ж, раз так, то мы квиты.

– Пернатый…

– Какой еще пернатый?! – не понял мужчина.

В глазах снова начало темнеть, но я заметила, как мокрый с ног до головы Шеллак поднялся в полный рост и нырнул обратно под воду. Насколько я поняла, тушку птицы уже успели выкинуть за борт, пока я с некромантом устраивала брачные игры.

Легкие саднило, дышала я будто через фильтр, и каждый вздох давался с большим трудом. Самым трудным оказалось не дать себе отключиться. Но не прошло и минуты, как я с откровенным блаженством сдалась и окунулась в бездну.

Давным-давно, когда ни меня, ни Шеллака, ни даже наставника еще и в проекте не было, твари морские по дну не ползали, а чайки над водами не пищали, жил да был один светлый колдун. Ну как светлый: хорошего он, конечно же, ничего не делал, но и гадостей не совершал. Сидел себе в своей норе, глубоко под корнями одного древнего дуба, и заучивал руны чисто ради спортивного интереса. Жилище он свое не покидал, света белого не видел да так и ослеп и руны читать перестал. Ему, правда, и без того знаний всяких разных хватало – столько всего он успел выучить за свою долгую жизнь, оттого и поседел, когда ему было тридцать лет.

И вышло так, что не было тогда на всех островах колдуна ученее него.

Прознали о том остальные колдуны – и черные, и белые, – возмутилась такому феномену вся колдовская братия, решила отыскать неугодного и устранить во избежание различных последствий. Захвата власти, например. Об этом мечтали все остальные колдуны, а лишние конкуренты в таком деле им были ни к чему.

И вот однажды далеко не самая одаренная ведьма, подслушав о том колдуне в одном кабачке (где, в свою очередь, слух пускали те, кто подслушал эту новость в других питейных заведениях), тоже решила попытать счастья. Денег у нее не было, друзей и родственников – тоже. Терять ведьме было нечего, и пустилась она в путь-дороженьку, прихватив с собой дурман-траву, чтоб на постоялых дворах останавливаться, а хозяину не платить; и ножичек свой любимый, заговоренный.

Где жил тот всесильный колдун, никто не знал. Слухи и сплетни этот факт сто раз перевирали; так что, по одним версиям, спал он в болоте и ел мухоморы, а по другим – жил при дворе и все свои способности и умения направлял на то, чтобы соблазнять придворных дев. Те, надо сказать, соблазнялись с превеликой радостью, ибо колдун в любовных делах, говорили, был очень силен.

В общем, шла та ведьма, шла… Понятное дело, не скакала – денег на коня-то у нее не было. Питалась чем попало, трапезничала, там и засыпала, а наутро снова отправлялась в путь. Куда шла – не знала. Торопиться особо было некуда, поэтому шла она месяцами, а затем и годами, вовсе не считая дней… Волосы ее, черные как смоль, отросли до самых ступней, ногти стали длиной в два локтя, а разговаривать она совсем разучилась. От недостатка собеседников голос сам пропал.

И вот, когда ведьма уже забыла, зачем в путь пускалась, села она как-то вечером под одним сухим дубом, набрала в передник старых желудей и стала их жевать. Ни с того ни с сего корни дерева приподнялись, и покатилась ведьма по крутым подземным коридорам, пока не оказалась в просторной, но очень темной пещере.

Про колдуна всемогущего в ту пору все и забыли уже. Думали, помер уж давно от старости или от голода.

Так что, завидев два пустых, блестящих в темноте белка, ведьма не на шутку испугалась и со страху так колданула, как даже тот колдун не смог бы. Сделала она себя красавицей писаной, а колдуна – вновь молодым да крепким. Седина, правда, осталась, но она ему придавала даже какой-то пикантности, так что колдун не жаловался. Хоть он был и слепой, а перемены все же почувствовал. Стал себя ощупывать, конечностями для проверки крутить и убедился, что способна была пробравшаяся в его логово незнакомка на высшую магию – вернуть человеку жизнь.

Так повествует нам история о появлении на островах первых некромантов.

Жили тот колдун да ведьма затворниками еще Посейдон знает сколько лет, завели дюжину детей – только все, почему-то, оказались мальчиками. И, родив последнего, двенадцатого сына, испустила колдунья дух с улыбкой счастья на губах. В то же мгновение помер и колдун, ибо решил, что долг исполнил – всю свою мудрость сыновьям передал, а больше ему на островах делать было нечего. Придворные дамы уж давно завели себе нового ловеласа, а в болотах стали спать травницы, считая, что так они будут ближе к природе. Поэтому и мухоморы лопали без разбору.

Разбрелись сыновья ведьмы и колдуна по свету. Смастерил каждый себе по лодке и отправился куда глаза глядят. Так вышло, что пути их больше никогда не пересекались. Оказались молодые маги каждый на своем острове, основали там свои магические школы и стали самыми уважаемыми людьми в своих землях. И никто в силе с ними сравниться не мог, пока не появилась у старшего брата дочь. Стоит признать, что не был этот сын ни самым умным, ни самым красивым, ни самым талантливым. Зато был самым завистливым (еще бы – он был старшим, и приходилось ему всегда братьям во всем уступать) и черным душой. Была у того колдуна на груди черная, словно посыпанная золой, бабочка.

Поэтому все удивились, узнав, что дочурка его оказалась на редкость способной к магическим наукам. Вот только мало кто тогда знал, что родилась девочка мертвой.

И пошли от той девушки все самые могущественные некроманты, способные возвращать себя с того света. И у каждого ее потомка в знак преданности смерти пересекал одно крыло души длинный уродливый шрам.

Мне так внушили – это легенда. Сказка, если хотите. Маленькое утешение для неудачницы-некромантки, которую никто и не любит-то, кроме нее самой. Пусть ты не особенная, Шрам, но у тебя всегда в рукаве есть такая сказочка на тот случай, если ты будешь подыхать в какой-нибудь забытой Посейдоном канаве.

После того как услышала из уст наставника эту историю про колдуна и ведьму, я заболела легендами. Еще бы умела писать, всенепременно оформила все, что я где-то и когда-то слышала, в свиток длиной с ковры в королевской резиденции. Единственный мой более-менее пригодный для самолюбования талант – рассказывать всякие давно канувшие в лету байки собутыльникам в «Пиратском раздолье». Жаль, контингент слушателей не всегда располагал, но зато талант я в землю не зарыла, а лишь развивала его с каждой выпитой кружкой рома.

Ах да, к чему это я? Вот говорят, когда умираешь, вся жизнь перед глазами проносится, а у меня в такие моменты мысли всегда одни и те же: позоришь своих предков, Шрам, ох как позоришь!

И все бы ничего, да и вправду умирать как-то стыдно: ничего дельного за свою жизнь не сделала, замуж по-настоящему не вышла, готовить не научилась, детей не нарожала, а еще женщиной зовусь! С таким образом жизни, как у меня, есть только перспективка стать женой какого-нибудь трухлявого скелета, бывшего когда-то, дай Посейдон памяти, графом или князем. Надо было мне личной жизнью давно заняться, а то все Шел да Шел… Плевать на меня Шелу!

Тело колотило в лихорадке. Я поежилась и обхватила себя руками, сдерживая рвотные позывы. Ужасно болела голова, и впервые – не после попойки.

Я застонала, и тут меня с силой отшвырнуло к чему-то твердому и ужасно холодному, – а затем снова и снова… Меня катало, как перекати-поле по сухой безжизненной пустоши, а я боялась открыть глаза и обнаружить себя варящейся в котле у морского дьявола. Пираты вообще народ суеверный, а у меня это, наверное, от папочки.

Пахло солью, морем, гнильем и чаячьим пометом, а эти запахи, соединенные в одном месте, могли обозначать только одно: находилась я на корабле. Не просто в маленькой ободранной шлюпке, а на настоящем судне, нагоняющем страх на русалок, дельфинов и, надеюсь, на проходящие мимо пиратские фрегаты.

Сначала я попробовала пошевелить пальцами ног, затем вцепилась руками в провонявшие мышиной отравой простыни. Все это стало напоминать паранойю.

Где же я?

Только когда меня тряхнуло так сильно, что я приложилась головой, я решилась открыть глаза. Скажу так: лучше бы я этого не делала.

Про подобные каюты я была вдоволь наслышана. Иллюминатор с целехоньким стеклом, стоя перед которым капитаны обычно предпочитают наблюдать бурю, гром и прочую непогоду. Запасы выпивки – на случай необходимости. Сундуков пять с добром – это для обитающих здесь временно любовниц капитана. Во всяком случае, так на пиратском судне было заведено. Долго женщину рядом с собой держать нельзя – недаром главное правило любого моряка: поматросил – и бросил. Постоянная партнерша – это уже моветон какой-то.

В общем, говоря простым пиратским языком, это была каюта для особых гостей. Иногда, впрочем, под «особыми гостями» подразумевались и пленники, но эту мысль сейчас лучше не развивать, потому что мне уже хватило нескольких часов, проведенных в королевской тюрьме.

Качало корабль страшно. Громыхала привинченная стальными шурупами мебель, грохотали бутылки, опасно позвякивали всякие мелкие хрустальные побрякушки, свисающие с потолка. В такую непогоду, насколько я знала, пираты предпочитали запираться в общей каюте и прославлять Посейдона. Не знаю, где они набрались таких глупостей, что делать это надо непременно с выпивкой и пьяными драками, но традиция сохранилась и передалась, да что и говорить – жива до сих пор.

Чувствуя себя крайне разбитой, я собрала себя по частям и, качаясь, поднялась с твердой кушетки, кутаясь в колючий плешивый плед. В голове стоял совершенно невероятный гвалт, там же билась едва сохраняющая надлежащий вид посуда. Сейчас мне кажется, что пираты очень сильно промахнулись, когда решили капитанский сервиз на случай шторма гвоздями не прибивать.

За мутным смотровым стеклом мне с трудом удалось разглядеть бурлящую морскую пену, словно желе укрывающую сверху корж из грязно-бирюзовой воды. Та отчаянно билась в окно, периодически ударяясь об него с глухим отзвуком, словно тролль, решивший войти в харчевню, не пользуясь входной дверью. Зеленоголовые создания умом и сообразительностью не отличаются, а когда дело касается животных инстинктов – выпить! закусить! поговорить! – так вообще голову теряют.

Я покачнулась, но на ногах все же устояла. Понятия не имею, кто меня раздел, и надеюсь, что это хотя бы был Шел, а то, как представлю, что меня лапают волосатые пиратские руки, так снова думается, что прогрессирует морская болезнь.

Первым делом проверила стилет во внутреннем кармане притаившегося на спинке кушетки жилета. На месте. Сумка с рунами и прочей дребеденью – хоть и мокрая – тоже оказалась жива и даже в более-менее пригодном состоянии. Туда я заглядывать не стала: уж если стилет не тронули, то за непонятными закорючками на жухлой бумаге точно не полезут.

Шатаясь, я вылезла из каюты на крытую палубу и обомлела.

Если бы не совершенно невообразимый ливень, думаю, эта красавица с легкостью выиграла бы титул «Самая обаятельная и привлекательная пиратская шхуна». Бригантина была больше похожа на маленький поселок, нежели на корабль: всюду ютились надстроенные друг над другом входы, издалека кажущиеся крысиными норами. Кругом висела дохлая морская живность, кое-где сушилась пиратская униформа. Имидж имиджем, а мокрым вы ни одного пирата ходить не заставите.

Корабль качало так сильно, что я едва держалась на ногах, а сверху и снизу было все то же – вода. Она заливалась за шиворот, стекала по спине холодными струйками: и рубашка становилась такой липкой и холодной, что зубы стучали.

Я чувствовала себя абсолютно пустой – просто оболочкой для мертвой энергии. И сейчас, стоя на палубе самой громадной шхуны на свете, я понимала, что здесь я – никто.

В резиновых плащах прыгали, словно обезьянки, с мачты на мачту матросы, а на эзельгофте кто-то мелкий что было сил махал руками, подавая сигналы остальным.

Не то чтобы шторм такое уж страшное время для пиратов. Многие его очень даже любят и уважают, потому что считается, что таким образом Посейдон испытывает самых достойных. И если во время непогоды ничего не отвалилось и никто не утонул – это верный признак того, что морской владыка показал тебе задранный вверх большой палец.

Никто на меня внимания не обращал – думаю, им просто было не до этого. Мало ли гуляет по палубам красотки-бригантины некроманток во время бури?

Долго на палубе я бы не выстояла: слишком уж сильно корабль трясло и кидало то влево, то вправо, то влево… Порой даже было слышно, как скрежещет киль, временами задевающий подземные скалы. Находиться в такую погоду снаружи было просто опасно, поэтому я быстро отыскала глазами спуск в адмиральскую каюту и нырнула, зажмурившись от неожиданно яркого света.

Крышка люка с издевательским скрипом захлопнулась над моей головой, и бешеный рев ветра превратился в далекое и безобидное волчье поскуливание. Мир, который остался позади, был дьявольской пещерой по сравнению с этим теплым прокуренным помещением, наполненным гвалтом пьяной ругани и терпкими мужскими запахами.

Я здесь еще никого не знала, поэтому привлекать к себе внимание не торопилась.

Впрочем, недолго я топталась у входа.

– Эй, ты, крошка! – Сухопарый молодой паренек обращался ко мне, размахивая деревянной кружкой. В кудрявых светлых волосах запутались ошметки пиратской трапезы, а улыбку нельзя было назвать никак иначе как ухмылкой.

С видом «я каракатица и ничего не слышу» я посторонилась и отошла к массивному обшарпанному патефону, из которого лилась неторопливая островитянская мелодия. Под такую музыку даже помирать как-то неприлично.

– Что, нравится? Хочешь потанцевать? – Ни с того ни с сего рядом со мной возникла улыбающаяся конопатая физиономия. Кружка, которую пират сжимал в ладонях, была уже пуста. Успел наклюкаться, тут к гадалке не ходи.

– У тебя рыбьи кости в волосах, – надменно произнесла я, выискивая в толпе Шела, принца или, на худой конец, своего волосатого знакомого, имени которого я так и не узнала.

Белобрысый вздернул правую бровь, будто не понимал, о чем шла речь, и сделал по направлению ко мне еще несколько шагов. Обычно энергию я старалась экономить и пользовалась тем, что я женщина. То есть словами: «Помогите, насилуют!» Если это не помогало, в ход шли ножи, кулаки и крепкое словцо. В прибрежных кабаках и не такому можно научиться.

– Это же буря, детка, – пояснил мужчина с видом знатока. Он был уже прилично пьян, поэтому держался на ногах нетвердо, но, надо признать, достойно. – Вечеринка, понимаешь? А если ты не хочешь танцевать, то прямая тебе дорожка на дно морское!

Беспорядочным взглядом пират окидывал мое тело, особо долго разглядывая промокшую насквозь рубашку. Хорошо еще, что кожаный жилет прикрывал грудь, – иначе белобрысый долго не раздумывал бы.

Холеное молодое лицо выглядело донельзя довольным и уверенным, что меня особенно бесило.

– Я тебе не «детка», – огрызнулась я и стала судорожно оглядываться по сторонам. Остальным присутствующим до происходящего, похоже, не было никакого дела. – И только попробуй меня тронуть, пикнуть не успеешь – сам первый пойдешь на корм акулам.

Видок у меня, правда, в этот момент был не совсем воинственный, а, скорее, жалкий и затравленный. Помощи ждать было неоткуда.

– А ты у нас с огоньком, да? – Пират подмигнул. – Ничего, я люблю таких… хмм… дерзких.

– Ты кого-то тут нашел, Фрон?

Не успела я пропищать «мама», как рядом с моим потенциальным насильником появился еще один – более высокий, широкий в плечах, с рыжими густыми баками и еще более толстыми бровями.

Тот, кого пират назвал Фроном, довольно облизнулся.

– Отличная девочка, я тебе скажу, приятель. И почему я ее раньше не видел?

– Она приплыла сегодня с Диким Парусом и еще какими-то двумя недоростками, – прохрипел рыжий. Может, с таким ростом Пер и Шеллак и казались ему маломерками, а я вот так совсем не считала.

– Просто чудесно, – промурлыкал Фрон и приблизился ко мне вплотную.

Я могла почувствовать едкий запах перегара и видела, как в глазах блондина плескалась нескрываемая похоть. В этот момент я пожалела, что не была страшной одноглазой женщиной, как, например, Форель.

Руки пирата потянулись в мою сторону, но и тут я оказалась быстрее. Недолго думая, я покрепче стиснула кулак и заехала поганцу прямиком в челюсть. Послышался хруст, и неудачливый ухажер моментально отпрянул, инстинктивно прижав к месту удара ладонь. Искренне надеюсь, что ему было больно.

В этот же момент патефон внезапно замолк, и три дюжины полупьяных взоров обратилось в мою сторону. Кто-то присвистнул.

Не сразу я поняла, чем было вызвано такое пристальное внимание к моей персоне. Только вот едва я окинула взглядом взбешенного молодого пирата, как до меня дошло. Из-за расстегнутых верхних пуговиц рубашки показался поблескивающий в свете керосиновых ламп капитанский медальон.

 

Глава 6

Зачем Шрам нужны мозги

А действительно, зачем? Правильно: чтобы телу тяжести придавать, а то вдруг во время шторма ветром унесет.

Это надо ж было умудриться отказать новоявленному капитану Ос-самоубийц, да еще и таким способом, что у него теперь пол-лица в крови. Тут уж, действительно, нужно обладать особым складом ума и, конечно, везучестью.

С другой стороны, знай я заранее, кто передо мной, поступила бы иначе? По крайней мере руки так смело точно не распускала бы.

Губы пирата дрожали от стыда и ярости. Еще чуть-чуть – и изо рта пена пойдет.

– Спокойно! – рявкнул его широкоплечий дружок и встал между нами так, что опозоренный капитан теперь полностью скрылся из поля моего зрения.

Бугристая волосатая грудь рыжеусого тяжело вздымалась, а из свернутых в трубочку ушей вот-вот готов был повалить пар.

– Чего скуксилась, девица? – насмешливо спросил капитаний заступник.

Я потихоньку стала приходить в себя. Громко чихнула, выпрямилась и разгладила пятерней примятую в попытке приставания юбку.

– Обдумываю последствия, – вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать.

Действительно, что меня ждет? Доску я уже проходила – никакого обещанного мандража, я вам скажу по секрету, не ощутила. Под всеобщее улюлюканье пустила меня команда Ржавого Гвоздя ловить морской бриз и кормить акул.

На что еще способны пираты? Да пожалуйста: зажарить тебя живьем в огромной кастрюле (у кока всегда найдется такая на столь прожорливую команду), в которую поместится новорожденный дракон; приставить к стене и метать в тебя ножи на монеты (там все ясно: попал в глаз – получил золотой); привязать к бочке и пустить в открытое плавание, пока жадные до свежатины птицы тебя не заклюют насмерть. Последний вариант – самый мучительный и болезненный. А вы что хотели? Пираты, как водится, твари бессердечные.

Из всего многообразия издевательств на борту корабля я бы, не задумываясь, предпочла высадку на необитаемый остров вместе с пистолетом с единственной пулей в запале. В конце концов, я не слабохарактерная идиотка и предпочитаю быструю и легкую смерть. Желательно, вообще естественным путем, но это так – пустые девичьи грезы.

– И правильно! Обдумывай! – раздался обиженный голос белобрысого из-за спины дружка.

– Откуда ты вообще здесь взялась, осьминог на твою голову? – терпеливо продолжил допрос бугай.

– С острова Туманов, – честно призналась я, не рискуя вдаваться в подробности своего принудительного отплытия.

Рыжеусый нахмурился, и брови у него слились в одну сплошную рыжую поросль. Видно, умственная деятельность ему давалась еще тяжелее, чем мне.

– А зовут как?

– Шрам.

Вокруг никто не издал ни звука. Пираты стояли, как мраморные статуи самим себе, не в силах шелохнуться и спугнуть надвигающуюся развязку событий. Все, конечно, предпочли бы, чтобы это было что-нибудь особенно кровожадное и извращенное со мной в качестве подопытного кролика. Нежных чувств разбойничий народ питать не умел – так распорядились природа и жесткое пиратское воспитание.

– Что тут, Посейдон меня разрази, происходит?! – Через толпу пробирался мой старый волосатый знакомый, расталкивая и сминая все и вся на своем пути. За ним по расчищенной дорожке семенил сжавшийся под прищуренными взглядами принц.

– Она – вот что происходит! – доходчиво разъяснил рыжеусый и ткнул в меня толстым, как кольцо кровяной колбасы, пальцем.

Дикий Парус явно ничего не понял, остановился между мной и пиратами и победоносно фыркнул.

– Теперь я, кажется, понимаю, почему капитан упомянул о тебе в своем завещании. С такой хваткой тебе только к пиратам на корабль. – Он вытянул губы трубочкой и причмокнул. – Жаль только, баба ты. Бабе на корабле долго не продержаться.

Ага, умирают после сотых родов, добавила я про себя. Спасибо, наслышана. Сами понимаете: делать детей для пиратов дело нехитрое, а вот потом принимать на себя всю тяжесть последствий готов не каждый. У меня наверняка тоже где-нибудь на другом конце света есть братики или сестрички, хотя маловероятно, что они сейчас живы. Смертность среди пиратов по вполне объективным причинам высокая. И нечего удивляться, что выживает сильнейший, проворнейший и бесчувственнейший. Любая брешь в твоей защите – возможность врагу взять крепость целиком.

Мне еще повезло, что меня Шел и наставник всю жизнь опекали, а так бы точно покоились мои останки сейчас где-нибудь на городском кладбище и, дай Посейдон, в могиле.

– Значит, так. – Дикий Парус поравнялся с заступником молодого капитана и, несмотря на свой отнюдь не богатырский рост, глянул на собеседника сверху вниз. Здоровенный детина сразу показался мне маленькой испуганной мышкой.

– Девушку трогать нельзя, потому что она указана в завещании покойного капитана. Это раз. Два – когда она исполнит свое предназначение, тогда и сможете ее лапать сколько захотите. Думаю, – мужчина хмыкнул, – я даже к вам присоединюсь. Но! – Вверх взлетел указательный палец. – До той поры мне плевать, капитанский там за твоей спиной прячется сын или сучий. Хоть один волосок упадет с ее головы, вся команда забудет, как ее звать и куда мы держим курс. Я ясно выразился?

Говорил Дикий Парус тихим и вкрадчивым шепотом, но у меня отчего-то по спине поползли стройные ряды мурашек. Я стояла, не смея ни моргнуть, ни пошевелиться.

Волосатый, не говоря больше ни слова и даже не дожидаясь ответа, крепко схватил меня за локоть и потащил прочь из общей каюты. Веселья как не бывало.

– Почему ты не стал капитаном? – спросила я у своего избавителя много часов спустя, когда буря уже улеглась, и мы нежились на корме корабля под робко выглянувшим солнышком.

Скажите мне, что совсем недавно здесь хозяйствовал шторм, – в жизни не поверю. Но морская погода обманчива: сейчас волны тихие и прозрачные, а через пять минут уже все небо в тяжелых, обвислых, как старушечьи груди, тучах. Поэтому никогда не знаешь, вернешься ли из очередного плавания живым. Каждая удача воспринимается лишь как одобрение Посейдона, поэтому мертвых никто не жалеет. Мертвые – неудачники.

Легко и непринужденно, словно первый снег, перетекали в томный закат солнечные лучи. Прямо на глазах небесное светило становилось все мельче и тусклее, а вода – все темней и опасней.

Дикий Парус вытянул из нагрудного кармана потрепанную курительную трубку, примерился – и чиркнул кресалом по огниву. Вспыхнул неровный огонек.

– У нас, Ос, другие законы, детка. Наш клан – один из самых древних, и, может, это прозвучит смешно, но мы почти как короли. – Сквозь густую, кудрявую смолисто-черную бороду вылетело облачко дыма – и рассеялось. – Кто обычно командует кораблем? Правильно, самый сильный, самый хитрый – и далее по списку. Но Осы всегда отличались сильной командой. Сюда принимали только лучших, и то, я бы сказал, лучших из лучших. Мы не могли позволить себе, проснувшись однажды утром, обнаружить свое тело отдельно от головы. Поэтому пришлось установить кодекс.

– Кодекс? – переспросила я возбужденно. – Что, тот самый пиратский кодекс?

Косо глянув в мою сторону, пират широко улыбнулся. Трудно представить, как ему вообще удавалась какая-либо мимика под таким слоем шерсти. У угольного медведя покров, наверное, тоньше будет.

– Ах да, я уж успел забыть, что ты у нас за фрукт. – Дикий Парус подмигнул мне, а я, признаться, смутилась. Он выглядел прямо как дьявол-искуситель из любимых заботливыми матерями баек, чтоб охочих до приключений дочерей пугать. – В каждую бочку затычка.

Свободный ветер дул в лицо, и я оперлась на борт, пытаясь разглядеть, что там творится с закатом.

– Я думала, его не существует, – честно призналась я. – Заставить пиратов следовать правилам – все равно, что пьянчуге вместо джина подсунуть соленую морскую воду.

– Для остальных пиратов – не существует, – кивнул волосатый, – а для нас – вот уже четыре столетия.

– То есть получается, что капитаном может стать только прямой потомок первого капитана? – догадалась я.

– Капитана Пламенное Солнце.

– Значит, легенда не врет?

– Какая легенда? – не понял Дикий Парус.

– Ну та, про капитана Пламенное Солнце, его сына и его дочь, родившихся от разных женщин. Что они там полюбили друг друга и все такое…

– Любишь сказочки, крошка? – не выдержал мой собеседник и хохотнул.

Я притихла. Мало кому я позволяла издеваться над собой, коли дело касалось моей любви к байкам и небылицам. К чести моей черной некромантской души, несчастливый конец имело гораздо больше историй, нежели счастливый.

– А что в них такого плохого? – наконец выдала я.

– Плохо, когда сказки становятся былью, – просто ответил волосатый и затянулся трубкой.

Из адмиральской каюты послышалось громкое хрюканье, затем – ржание, а после стали доноситься отголоски пьяной драки. Никто из находившихся на палубе на звуки внимания не обращал. Стычки для пиратов дело привычное, а для Ос-самоубийц – тем более. Главное, как оказалось, следовать кодексу и драться честно. Как просветил меня Дикий Парус, между собой все проблемы необходимо решать без оружия – то есть без ножей, пушек и сабель. Но вот пользоваться кулаками, мебелью и другими пиратами не возбранялось.

– Ты мне лучше расскажи о себе, – попросил пират. – Рассказывай все, не таясь. Если что – мне твой дружок все равно как миленький под дулом пистолета все выдаст. Где родилась, с кем шашни крутила, в какие кабаки ходила.

Очень сбивчиво я поведала Дикому Парусу свою прозаичную историю, в общих чертах описав смутно помнившееся детство, плавно перешедшее в такую же бессмысленную юность. Правда, об имени и статусе своего папаши я умолчала – сделала вид, будто слыхом не слыхивала ни о каких родственничках. Бедная сирота.

– Либо ты что-то недоговариваешь, крошка, либо уже к магам и чародеям стоит обращаться. Они-то уж скажут, откуда наш капитан Гром тебя знал.

К магам и чародеям я не хотела, поэтому возразила:

– Может, они с наставником были знакомы, и он про меня рассказал капитану. Дескать, живет у меня девочка, славная-милая.

– Так уж прям и милая? – Перекосившееся лицо пирата внушало опасение за его психическое состояние. Наверное, он вспомнил про историю в «Пиратском раздолье» и мое чисто хамское поведение.

– Может, и не очень, – уклончиво ответила я, – но суть от этого не меняется.

– Так поговорим с этим твоим наставником, – предложил волосатый.

Я устало вздохнула:

– Не получится.

– Это еще почему? Неужели некромант откинул копыта?

Солнце дрязняще быстро ускользало за горизонт, напоследок сверкнув колкими тонкими лучами, а затем и вовсе скрылось, предоставив туману вести корабль дальше по морскому лабиринту. Ума не приложу, как со всеми этими компáсами и картами звездного неба пираты всегда понимали куда плыть. Лично для меня это была просто тайна за семью печатями.

– Хуже. – Я проинспектировала пальцами волосы и обнаружила в них несколько полудохлых рачков размером с ноготок. Брезгливо поморщившись, выбросила несчастных за борт. – Не хочет ни жить, ни умирать. Тело его еще живо и крепко, несмотря на возраст, но вот душу всю мертвецы выпили. Он как бездушная кукла. Не ест, не пьет – только сидит в своем подвале и бормочет всякую околесицу. Сам знаешь, черная магия официально под запретом, а быть белым колдуном в наше время – значит черпать энергию только из собственных источников. Хорошим быть не выгодно, вам ли, пиратам, не знать.

Оставлять наставника одного мне было жалко – кого как не его я считала своим настоящим отцом и учителем. Но сейчас у меня были проблемы поважнее состояния старца: скажем, браслет со странными рунами, припаянный к моему запястью.

Внезапно я вспомнила про обещание пирата отвести меня к колдунам и оживилась. Они-то уж помогут мне снять эту бяку. Если я до того времени доживу, конечно.

– Был бы наставник мертв, – бессердечно продолжила я, – я бы смогла его воскресить и допросить. А так, – я махнула рукой, описывая безвыходность положения, – от него проку ноль.

– Значит, за основную теорию пока берем эту, – подытожил волосатый, – твой наставник-некромант был знаком с нашим капитаном и рассказал ему про тебя.

– Вопрос в том, почему ваш капитан не доверил такое плевое дело ни одному из членов вашей команды. – Я пожала плечами и сколупнула с борта затвердевший птичий помет. – Неужели он не доверял даже собственному сыну?

– Сыну он, ясна медуза, не доверял. Какой остолоп не будет мечтать поскорее спровадить папашу на тот свет и самому стать капитаном? Правильно – никакой.

Громким хлопком в капитанской каюте обозначился конец драки. Тут уж не много вариантов: либо один из противников выиграл, либо оба хлопнулись в беспамятстве, либо оба схлопнули по кружке рома, что рано или поздно приведет их ко второму пункту.

– А как он помер-то? Неужто своей смертью? – скривилась я. Чтобы капитан пиратского корабля отдал ласты на добровольной основе – в это поверить было еще тяжелее, чем в то, что я могла каким-то невероятным образом затесаться в завещание покойного.

– Месяц назад подхватил непонятную хворь. У нас полкоманды переболело – полкоманды и вымерло.

– Слишком прозаичная смерть для капитана Ос-самоубийц.

– А что поделать? – хмыкнул волосатый, досыпая в трубку курительного порошка, подозрительно отливающего синевой.

Горожане на острове Туманов если и курили, то исключительно крапивный корень. Он дешевый: под каждым забором трава растет – кури не хочу. Но вот о таких дорогих и редких заправках я только в журналах читала, что с Центрального острова раз в три месяца присылали, чтобы мы, не дай Посейдон, не обескультурились часом в своей глухомани.

Тренькнула несмазанная дверь, ведущая на нижнюю палубу, и я обернулась. Проходящий мимо полуголый беззубый матрос с подпаленным усом заискивающе подмигнул мне и продолжил, как ни в чем не бывало, скрести пол сухой щеткой. Для такой ответственной миссии обычно назначали самого безответственного. Недаром во всех пиратских сказках самым обидным оскорблением были не крепкие ругательства, а именно брошенное с пылу «чтоб тебе всю жизнь палубу драить». Сглаза все пираты боятся поголовно, так что словами стараются не разбрасываться.

Никто из приоткрытой двери не выходил. И если бы я не узнала на собственном опыте, какие тяжеленные срубы тут называются дверьми, то подумала бы, что это просто шаловливый ветер.

На палубе появился некромант. Прищурившись, он окинул меня оценивающим взглядом, дескать, руки-ноги на месте – и ладно. Сам Шел успел переодеться и теперь ничем не отличался от любого из членов команды: длинный кожаный плащ и сапоги по самые икры поменялись на теплого молочного цвета рубашку простого покроя, удобные штаны и мягкие короткие сапоги. Волосы некромант затянул на затылке в крепкий узел, но браслетов и ожерелий – единственное, что выдавало в нем если не некроманта, то знакомого с магией человека, – не снял. К поясу крепился целый ряд разномастных ножей и даже один револьвер. Как пираты так быстро доверились чужаку, остается только гадать.

Хотя сейчас меня волновал совсем другой вопрос:

– Что с птицей?

Готова поклясться: накануне Чистый был абсолютно и безоговорочно мертв. Конечно, в некромагии нет такого понятия в отношении смерти, как «абсолютно и безоговорочно», но, возрождаясь, невозможно стать тем, кем ты был прежде. Вот, скажем, принц. Да, он движется, ест, разговаривает, но все это – иллюзия жизни, хитросплетенное магическое заклинание. Дунешь – и оно развалится.

Между тем Шел стоял не шелохнувшись и сложив руки в привычном жесте. Если бы я не знала его настолько хорошо, то сказала бы, что ему скучно, но на самом деле некромант просто ждал своего выхода на сцену. В стороне он не останется – знает, когда ему надо появиться, а когда – исчезнуть.

– Так что? – Я была готова к самому худшему.

Однако вместо некроманта ответил Дикий Парус:

– Боюсь, приключений твой пернатый дружок искать больше не захочет, после такого-то. Его, конечно, изрядно помяло, но вроде обратно до берега он долетел. У этой птички, похоже, сердец как у осьминога. Если помрет, то со страху.

Затем пират с хитрой ухмылкой посмотрел на Шела и сказал:

– Тут к твоей жене капитанский сын приставал – следить надо за своим добром лучше, а то такими темпами скоро недосчитаешься на правой руке нескольких пальцев.

Видимо, пока я была в отключке, Шел и Дикий Парус уже успели поболтать по душам. Я искренне надеялась, что за пределами острова необходимость делать вид, будто мы родственники или семейная пара, отпадала, но Шеллак, судя по всему, считал иначе.

– Спасибо, учту. – Он блеснул черными глазами и нарочито медленно кивнул. – А теперь мне бы хотелось поговорить со Шрам наедине.

Дикий Парус не проронил ни слова, повернулся лицом к темным морским водам и снова достал кресало, приготовившись выкурить еще одну трубку. Некромант счел это согласием и потащил меня на нижнюю палубу, а затем – в одну из кают.

– Задвинь занавески, – быстро приказал он, и я, спотыкаясь о разбитую во время шторма посуду, неуклюже стала пробираться к иллюминаторам. Шел же прижался ухом к двери, а после резко повернул в замке не пойми откуда взявшийся ключ. От нежелательных гостей запертая дверь не оградит, но, по крайней мере, о том, что они есть, – предупредит.

Это была та самая каюта, в которой я очнулась во время непогоды. Я села на один из сундуков с добром, при этом незаметно проверив, заперт ли он. Конечно, он оказался заперт, но проверить стоило, иначе я была бы не Шрам.

Шел присаживаться не торопился.

Глядя на его лицо, по которому никогда нельзя было сказать, о чем некромант думает, я внезапно вспомнила о том, что там, в воде, Шеллак воткнул нож мне в спину. Навряд ли мне это почудилось или приснилось – боль и кровь были вполне настоящими.

– Я зашил и залечил рану на спине, – словно прочитав мои мысли, бросил Шел. – Думаю, ты не будешь против еще одного шрама.

Да у меня их целая коллекция! Одним шрамом больше, одним меньше… Но ни одному из них до сих пор не удавалось затмить шрам, расколовший надвое мою душу. И Шел это прекрасно знал. Еще ни разу он не пробовал заговорить со мной на эту тему, но сильно сомневаюсь, что, если заговорит, то я смогу с ним это мирно обсудить. Не дождется.

А спина? Боли не было – значит, некромант не только зашил, но и заговорил рану, пока я была без сознания, так что меня этот вопрос больше не волновал.

– Зачем ты это сделал?

– Сделал что? – с равнодушным выражением лица переспросил мужчина.

– Зачем перехватил стилет? Думал, я тебя убью?

Только тогда, когда я произнесла эти слова вслух, поняла, как бессмысленно они звучат. За все эти годы я так привязалась к Шеллаку, что не смогла бы предать его, в какой ситуации бы ни оказалась. Наверное, окажись он королевским шпионом, и то не смогла бы.

– У меня были свои причины, – только ответил Шел, спокойно, ровно. Только что творилось в это время у него внутри? Неужели полный штиль?

– И ты, конечно же, не собираешься мне о них рассказывать?

По его взгляду я поняла: тема закрыта. То, что эти самые причины были, я не сомневалась, оставалось до них только докопаться самостоятельно.

– Ты выяснил, что пиратам от меня надо? – осведомилась я, решив даром времени не терять.

– Не больше твоего. – Некроманту не удалось скрыть раздражения. – Даже на оригинал завещания не дали взглянуть. Бездна! Порой мне кажется, Шрам, что ты позволяешь водить себя за нос всем своим собутыльникам!

Редко Шеллак позволял себе так срываться на мне, но если уж он это делал, а еще всуе упоминал бездну, то дело было совсем плохо. Да, пару лет назад я купилась на обещания одного псевдомага, зашедшего в «Пиратское раздолье» и выпившего со мной кружечку отменного эля. Мошенник заверил меня, будто есть у него такой амулет, который позволит мне энергию хранить долго, как в погребе вино, то есть, чем дольше держишь, тем мощнее потом выходит заклинание. За побрякушку поганец потребовал два десятка золотых – все сбережения, которые у меня были к тому времени, а получив деньги, смылся; я же осталась с премерзопакостнейшей чесоткой. Оказалось, в камешке прятался дух чесоточного клеща. Работал ли амулет по назначению на самом деле, я так и не узнала – с громкой руганью Шел отнес «гадость» на городскую свалку, не позволив испытать в деле. С некромантом я потом две недели не разговаривала.

Но история с магом была сто лет назад! Откуда ж мне знать, обманывают меня или нет.

– Начнем с того, Шел, что я тебя с собой насильно не тащила. Если тебе так не нравится мой гениальный план – можешь катиться обратно на остров! – Я тоже весьма быстро воспламеняюсь, поэтому разозлить меня можно на раз-два, если иметь в запасе парочку ударов ниже пояса, вроде тех, которые всегда припасает у себя Шеллак.

– Чтобы тут тебя изнасиловали, а потом швырнули труп за борт? Нет, спасибо, дорогая подруга, я не для того тебя столько раз спасал.

Если бы Шел был минотавром, то я бы подумала, что сейчас он пойдет на меня в атаку: ноздри некроманта расширялись и сужались, глаза метали молнии, а то, как часто и глубоко он дышал, вообще наводило на мысль о том, что так я его еще не доводила. И эта мысль самую малость грела мне душу.

Я, надо наконец признать, баба не промах.

– Я тебе не куриное яйцо. Не надо со мной носиться! Между прочим, я некромантка не меньше твоего – постоять за себя всегда смогу.

– Ты – дура! – просто и понятно констатировал Шел и отвернулся, переводя дыхание.

Стычки между нами не редкость. Когда наставник еще был в адекватном состоянии, ему постоянно приходилось нас разнимать, чтобы мы не оторвали друг другу головы или, по крайней мере, не разнесли дом ко дну морскому. Кажется, один раз от моей неконтролируемой вспышки ярости на воздух взлетел сарай вместе с находившимися там курицами и козлом. Ни козла, ни куриц с тех пор мы больше не видели.

Несколько минут мы гордо молчали, переваривая самостоятельно свое недовольство друг другом, а затем я вкрадчиво поинтересовалась:

– А принца куда дели? – Про мертвого спросила я не ради праздного любопытства – просто надо было как-то разрядить обстановку, вот Пер Четвертый и пришелся как нельзя кстати.

– Вместе с остальной командой дегустирует грог. – Шеллак повернулся ко мне лицом, сделав неумелую попытку усмехнуться. – Думаю, его высочество при дворе не шибко потчевали столь крепкими напитками, – боюсь, надо будет за ним присмотреть.

Я наплевательски махнула рукой:

– Он же мертвый, Шел. Что с ним будет? С мертвых все как с гуся вода.

– Не забывай, он может умереть уже окончательно без права на восстановление; а тебе, если не ошибаюсь, принц нужен хотя бы относительно живым в качестве вещественного доказательства твоей невиновности.

– В крайнем случае, у меня всегда есть запасной выход. – Я вздернула вверх руку с защелкнутым на запястье браслетом. – Смерть мне будет рада в любом случае.

– Нет, – мотнул головой Шеллак, – смерть как раз некромантов очень не любит, потому что мы забираем у бедняжки всю ее работу.

– Так что мы будем делать? – Я уже имела в виду не свое скорое свидание со смертью.

Мирный договор после ссор мы обычно не заключали – предпочитали сначала подуться некоторое время, а потом сделать вид, будто ничего и не было. На этот раз скорость примирения оказалась рекордной.

Некромант устало закрыл ладонями лицо, затем шлепнул себя по щекам и ответил:

– Спать, Шрам.

Как ни в чем не бывало, Шеллак стянул через шею рубашку, а затем принялся снимать с пояса ножи. Дома обычно эту процедуру он выполнял будучи с позором изгнанным за печку (даже не мной, а наставником, который считал, что нечего развращать молодую девицу). Здесь же некромант без стеснения устроил мне сеанс бесплатного стриптиза, совершенно не глядя в сторону зрительницы с отвисшей челюстью. Но волновал меня не голый мужской торс.

– Ты что, со мной в одной каюте спать собрался? – опешила я, покосившись на запертую дверь, где Шеллак любезно поставил парочку несложных заклятий.

– Если ты не поняла, то я повторю. Я не потерплю, если три дюжины пьяных пиратов захотят женского общества в твоем лице, Шрам. Даже не думай их дразнить. Такие как Осы, пока не получат свое, не отстанут, даже если это будет стоить им жизни. Если ты еще не поняла, это не обычные пираты вроде тех, что нанимает твой папаша.

– Собственник, – еле слышно проворчала я и принялась стаскивать сапоги. В отличие от Шела, раздеваться догола, чтобы дать некроманту лишний повод посмеяться над небольшой грудью, желания не было. И пусть я недавно провалялась без памяти Посейдон знает сколько времени, сейчас мной снова овладели приступы зевоты.

В качестве подушки мне служила теплая некромантская грудь. Мужчина вроде не противился, но особого восторга не выказывал, ограничиваясь возмущенным сопением. Со словами «терпи, Шеллак, капитаном будешь» я устроилась поудобнее и сладко заснула.

До первого стука в иллюминатор.

 

Глава 7

Куда мечты приводят Шрам

Сначала я подумала, это какая-то сумасшедшая птица бьется клювом в стекло, отказываясь воспринимать его как материальное препятствие, но затем протерла глаза и уставилась на большеглазого черноволосого парнишку по ту сторону иллюминатора.

«Чего тебе?» – спросила я одними губами, прекрасно понимая, что мальчишка меня не услышит: стекла в такие каюты ставили особо прочные, звуконепроницаемые, чтобы разговоры капитана и его приближенных нельзя было подслушать.

Парнишка не ответил, но стучаться перестал.

Я окинула взглядом безмятежно спящего Шеллака – некромант даже ухом не повел, хотя стук стоял такой, будто корабль брали на абордаж. Добавь сюда хоть пушечную пальбу, он все равно бы не проснулся.

Я не сильно сомневалась, когда нырнула в некромантские сапоги (которые, кстати говоря, были мне велики, но до своих было уж очень далеко идти) и быстро напялила юбку, не потрудившись даже затянуть ее поясом.

Заклинания на двери стояли слабенькие – рассчитаны на то, чтобы отпугнуть, а не защитить по-настоящему. Удивляюсь, как Шелу вообще удалось что-то из себя выжать.

Я быстро разорвала охранные связи, отодвинула тяжелую чугунную щеколду, которая поначалу совсем не хотела вылезать из теплого и уютного паза в стене, и вышла на пустую палубу.

Только-только начинало светать, и бледно-черничные отблески на прозрачном небе говорили о том, что всем порядочным некромантам, пиратам и прочей нечисти сейчас надо быть в своих кроватках и видеть десятый сон о добытых несметных сокровищах.

Приставучего мальчишку я нашла за дымоходной трубой, где тот прятался, зажимая в потных ладонях почерствевшую булку. Огромные наивные глаза смотрели на меня с нескрываемым восхищением.

Как такого юнца взяли себе Осы-самоубийцы? Неужели у одного из пиратов вдруг вспыхнули родительские чувства? Очень сомневаюсь. Такие бездушные убийцы, как Осы, скорее наймут на работу черного мага с риском для своих жалких шкур, чем будут подставлять себя, опекая неразумного мальчишку, которому еще, наверное, и четырнадцати нет.

– Чего хотел? – сонно повторила я. Мне не терпелось поскорее отделаться от мальчугана и вернуться досматривать свой сон про сокровища.

Мальчик снова не проронил ни звука – лишь причмокнул потрескавшимися губами и вытаращился на меня своими огромными глазищами.

«Немой, что ли?» – пронеслось у меня в голове, но я быстро отбросила эту мысль. Пираты такого сразу отправили бы подальше на дно, а не кормили бы черствым хлебом. И рядовым пиратам свежий редко достается – самая отборная еда уходит обычно капитану и его приближенным, а остальным, как водится, объедки, но зато с капитанского стола.

Постепенно мне становилось все неуютней и неуютней под столь пристальным и наглым взглядом. Так и хотелось рявкнуть, что я тебе, малец, не зверушка в королевском зоосаде, но язык сказать такое не поворачивался – слишком уж благоговейно смотрел на меня мальчик. Даже не на меня, а, я бы сказала, сквозь меня.

Я обернулась в поисках того, кто бы еще мог привлечь внимание мальчишки, но палуба была пуста, если не считать задремавших на своих постах пиратов и еще одного, видневшегося с подзорной трубой среди трепещущих парусов на эзельгофте.

– Ты там привидение увидел, или что? – не вытерпела я.

Спать хотелось до одури, и я уже начинала жалеть, что поддалась предательскому любопытству и встала с постели (на самом деле, эту жесткую кушетку трудно было назвать постелью в полном смысле этого слова, но жаловаться не приходилось).

Про привидение я упомянула шутки ради, но, когда кто-то тронул за плечо, меня чуть удар не хватил. Я уже приготовилась было выколоть обидчику глаз или, в крайнем случае, проклянуть его, как сзади раздался голос принца:

– Не спится?

Я повернулась, да так шустро, что от моей неуклюжести мы столкнулись с Пером лбами. Послышался опасный треск, будто череп надвое раскололся. Чей – понять не успела. Принц сочно выругался.

– Ты чего! Тут дети! – не удержалась я от праведного гнева, хотя сама не гнушалась резким словцом, когда возвращалась полупьяная из «Пиратского раздолья» и на мне с криками «Тетя-некромантка!» пыталась бусами повиснуть сельская малышня.

– Это ты про него, что ли? – потирая ушибленный лоб, хмыкнул принц.

– А кто он, по твоему, ваше-сочество? Пират-недоросток?

– Шрам, не надо, – мужчина поморщился. – Я уже давно не принц, мы оба об этом знаем. Не надо делать из меня врага всего человечества. Даже я уже смирился с тем, что умер, – пора бы и тебе признать очевидное.

Тон, с которым принц поучал меня жизни, не содержал в себе никакого видимого подвоха. Кажется, Пер реально устал от королевской суеты, черной икры на завтрак и лобстеров на обед. Мне бы его проблемы.

Я уставилась на принца, будто узрела его в первый раз. Взлохмаченные каштановые волосы торчали в разные стороны, взбудораженные легким морским бризом; по щекам пробивались аккуратно выбритые светлые баки; а в светлых чистых глазах даже в темноте можно было разглядеть теплый огонек. Я поймала себя на мысли, что Пер был полной противоположностью Шела, и, может, именно поэтому я подсознательно сторонилась принца, не хотела его впускать себе в душу.

А возможно, хотела, но не могла себе в этом признаться.

Триста лет назад, если мне память не изменяет, правил на острове Туманов король по имени Эл Красивый. Имя правителю дала заботливая мамаша, когда он еще ползал на четвереньках и питался размятой тыквенной кашицей, и тогда нельзя было точно сказать, насколько красивым вырастет король. Ожидания матери-королевы, к сожалению, не оправдались: мальчик рос зажатым, страшненьким, хромал на обе ноги (упал не с лошади, как любили врать придворные, а выпал из люльки) и терпеть не мог мяса ни в каком виде, а от одного вида крови падал в обморок. Отец Эла не сплоховал и подменил во всех документах имя сына, сделав его Элом Очаровательным. Вранья тот король не любил, а посему искренне верил в то, что его сын действительно обладал неким шармом, так сказать, изюминкой.

По правде говоря, лучше ребенку от этого не стало. Нянечки ласково кликали его очаровашкой, а мать так и вовсе души в нем не чаяла – не чаяла так, что вскорости померла, когда мальчику было только пятнадцать лет. А еще через три года отец Эла отправился на войну и, как водится за всеми слишком самонадеянными правителями, не вернулся.

Эл принимать корону отказывался категорически: сбегал в соседние леса, но там его быстро отлавливали, устраивал забастовки, протесты и голодовки. Нянечки обиделись на своего очаровашку и поувольнялись все разом, не потребовав даже зарплаты. Они говорили, дескать, смотреть не можем, как воспитанник наш страдает, – сердце кровью обливается. А воспитанник тем временем от излишней опеки оправился, вылечил хромоту у заезжего чернокнижника (неофициально, конечно, – юный король действовал инкогнито, но добрые люди все равно потом растрезвонили) и стал активно тренироваться, накачивать, так сказать, мускулатуру и зарабатывать себе имя бравого воина. Придворные дамы стали активно шушукаться: король вырос и оказался очень даже недурен собой, разве что улыбался редко.

Правил Эл Очаровательный долго – сорок три года, – что для особы королевской крови срок вполне приличный, а перед смертью велел занести его в летописи как Эл Ужасный.

В общем, если вы ищете здесь мораль, то она такова: весь королевский род состоит из психов, которые сами не знают, что им нужно. И Пер явно не был исключением из этого правила.

– У Шрам не бывает друзей, глупый, – хохотнула я, и мальчонка аж вздрогнул от моего дьявольского смеха.

– Живых, может, и нет, но вот мне ты можешь довериться.

– Тебе? Наследному принцу, который считает, что я его и задушила? Не держите меня за кретинку, ваше-сочество, и без вас наивных хватает.

– На него наложили заклятие немоты, – непонятно к чему вдруг ляпнул Пер.

Я не сразу поняла, о чем он говорит, но вовремя вспомнила про ждущего меня парнишку. Повернулась, окинула взглядом сжавшееся тельце и поняла: принц был прав.

– За что? – ахнула я.

– Корабельный кок сказал, мальчонку подобрали у Обезьяньего острова. Он сам пролез в трюм, затаился среди мешков с провизией и так продержался на корабле несколько дней. Затем его нашли и хотели было выбросить за борт, но сжалились и не только оставили в живых, но и устроили юнгой на корабле.

– Жалостливая история, – поддакнула я, похлопав мальца по щекам. Тот даже не шелохнулся.

Было в нем что-то такое, что мне нравилось. Огонь, что ли, внутренняя страсть, энергия. Живая энергия. Такой мало кто мог похвастаться – люди, в основном, больше похожи на ходячие трупы, ненадолго выскочившие из своих могил. У этого же паренька внутри крепкий стержень – такой не сломаешь одним движением руки.

– И как его зовут?

– Говорят, Штиль, – ответил принц. – С таким именем в море обычно не берут.

– Откуда ты все знаешь-то? Небось за пределы своего дворца ни разу не выходил.

– Не говори о том, о чем не знаешь, женщина, – немного грубовато ответил он. – Если тебя не заботит ничего, кроме себя любимой, то у меня есть бестолковый народ, которым нужно еще как-то править.

Продолжая осмотр мальчугана, я с невозмутимым видом покопалась у него в волосах, проверила, нет ли на затылке или за ушами меток смерти, а тот и не думал сопротивляться. Все смотрел на меня зачарованным взглядом, будто пытался сообщить мне что-то очень важное.

Я же смотрела на него, и мое сердце таяло. Так он был похож на Шеллака, когда тот был примерно такого же возраста. У меня с тех времен не много воспоминаний осталось, но в тех, что были, Шел был именно такой.

– У тебя был народ, принц. Не забывай. И он тебя, скажу по секрету, не очень-то любил. Никто вообще не знал, как ты выглядишь. Ходили слухи, что ты настолько хилый и болезненный, что островом управляют твои приближенные – корыстные и жадные до золотишка крысы, не гнушающиеся подкупать пиратов, дабы грабить собственные же амбары. Так что не пытайся повесить мне на уши лапшу на тему «каким я был хорошим правителем».

Принц, выслушав мою пламенную речь, устало вздохнул, поняв, видимо, что со мной спорить бесполезно.

– Не знаю, как тебе объяснить, но мне порой кажется, что это был не я.

– Что не ты? – удивилась я и тут же обратилась к Штилю, закончив осмотр: – Вымоешь уши.

Мальчишку как ветром сдуло.

– Да не я правил островом. Может, так оно и должно быть после смерти, что жизнь вспоминается неясно? Все как в тумане, таком липком и густом, что ничего не видно. Правда, я почему-то хорошо помню себя совсем маленьким, еще до бабочки.

Внезапно я вспомнила, как наставник кое-что рассказывал мне о королевской семье, когда я была маленькая.

– Твой дедушка ведь умер?

– Давно, – кивнул принц, – едва ли не в день, как я родился. Точно уже не скажу.

Это было похоже на то, что я знала. Только вот все эти совпадения… Совпадения ли?

– Чего он от тебя хотел-то? – спросил Пер, кивая в ту сторону, куда умчался Штиль, и присел на уступку перед котельным отделением.

Сейчас закопченная труба покорно молчала, ибо ветер был благоприятный, но, когда ее начинали топить, на палубу с подветренной стороны лучше было не выходить – сразу станешь вождем чернокожих.

– А дьявол его знает. – Я пожала плечами и устроилась рядом с принцем. Спать уже совсем расхотелось. – Мне показалось, он меня узнал, но, хоть убей, не помню, виделись ли мы с ним до этого.

Принц кивнул на мой браслет и осторожно попросил:

– Дай-ка сюда.

– Это еще зачем? – всполошилась я, заподозрив неладное.

Бесцеремонно схватив меня за запястье, Пер придвинул мою руку поближе и уставился на опоясывающие медную окружность руны. Откуда он узнал про происхождение у меня этого браслета, лучше и не спрашивать.

И когда мягкие губы принца зашевелились, я подумала, что обозналась, – это не Пер Четвертый, а наведший на себя морок черный маг сидит рядом со мной. Но я ясно чувствовала исходящую от мужчины мертвую энергию, а посему даже не сомневалась в отсутствии подмены.

– Ты что творишь, дурень?! – шикнула я на принца и попыталась выдернуть руку, но хватка мертвецов – мне ли не знать? – стальная. Пришлось подчиниться. К тому же мне было любопытно, что из этого выйдет.

Сначала я почувствовала едва заметное тепло и легкую пульсацию в венах, затем становилось все жарче и жарче, и спустя минуту мне уже казалось, будто меня тролли решили живьем зажарить на костре. Пот прошиб тело, а голова пошла кругом. Но я не только не сопротивлялась – трех слов связать не могла.

– Не… надо, – с трудом выдавила я, чувствуя, что вот-вот упаду в обморок. Второй за два дня – это определенно перебор.

Но принц и не думал останавливаться. Вены прожгло дьявольским огнем, грудь сдавило тисками, душу окутал тяжелый густой туман – дышать стало невозможно. Последней мыслью было, что Пер решил меня убить, и я в сердцах пожалела, что не прикончила его раньше, а доверилась какому-то неизвестному убийце, которого надо было бы еще найти.

И вдруг все прекратилось.

Вдыхая как первый раз в жизни, я шумно втянула воздух носом. Открыла глаза и обнаружила опасный браслет на раскрытой ладони Пера.

– Да, я тебя недооценила, – пролепетала я, едва снова обрела способность говорить.

Точнее, недооценила твоего предка. Это может звучать бесчувственно, но, возможно, для Пера смерть была наилучшим выходом из сложившейся ситуации.

Принять из рук подозрительного принца штуковину, в потенциале обещавшую оставить от меня рожки да ножки, я побоялась. Впрочем, тот был только рад и спрятал браслет в широкий карман парусиновых брюк.

– Ты всегда видишь только то, что хочешь видеть. Хочешь увидеть нежного принца, маменькиного сынка, обласканного веерами и женщинами, – ты его увидишь. Но посмотреть дальше своего носа – это ниже твоего достоинства, Шрам с острова Туманов.

Я на мгновение, признаться, опешила. До меня не сразу дошло, что я теперь свободна, и жизни моей (за редким, но гнусным исключением) сейчас ничто не угрожает. Поэтому нравоучения какого-то мертвого наследного принца, спасшего мне жизнь, – это такая ерунда по сравнению с тем, что ожидало бы меня, останься браслет на моем запястье.

– И где ты научился магии? – спросила я беспечно, хотя уже знала ответ на свой вопрос.

– Да меня и не нужно было учить. – Пер пожал плечами. – Я сколько себя по…

Но закончить принцу не дал резкий хлопок двери, весившей, по крайней мере, три меня. На палубе появился Шел, во всеоружии и босой.

Некромант уже не выглядел ни невыспавшимся, ни усталым, а скорее уж готовым крушить все, что встанет у него на пути. В предрассветном тумане Шеллак выглядел особенно зловеще.

Прищуренные кошачьи глаза выискивали в белой дымке виновницу всех его кошмаров – то есть меня. И если я мечтала от этого кошмара поскорее избавиться, то некромант с решением не торопился и продолжал меня упорно преследовать.

Хотя иногда я думаю, что без Шеллака была бы другой. Более того, меня бы, наверное, вообще не было, если бы он не спас меня во время непогоды.

Только сейчас до меня дошло, что сидим мы с принцем в очень компрометирующей позе – слишком близко и с чересчур серьезными минами. Я бы тоже много чего подумала, застав себя в таком положении.

А уж чего напридумывал себе Шел – одному Посейдону известно.

Мужчина глухо рыкнул и со слегка раздосадованным выражением лица воткнул приготовленный для схватки нож за пояс. Похоже, он ожидал увидеть меня в компании капитанского сынка, с кружками, полными пива, и моей ногой, закинутой для романтичности момента пирату на плечо. Но наследный принц – тоже неплохая добыча.

– Ты чего тут делаешь? – Понять, к кому – к принцу или ко мне – Шеллак обращается, было невозможно, так что мы синхронно ответили:

– А ты?

Устало вздохнув, некромант галантно протянул мне руку и помог подняться, чего никогда прежде не делал. Сначала мне в голову пришло, что я обозналась и это вовсе не Шел, но уж больно часто в последнее время мне мерещатся колдуны, сокрытые мороком.

И тем не менее Шеллак вел себя крайне подозрительно. Некромант ни словечком не обмолвился насчет взятых мною без спроса сапог, хотя в другой ситуации тут же спустил бы на меня всех собак. Что-то с ним было не то, но понять, что именно, не представлялось возможным.

– Капитан зовет нас к себе в каюту, – шепнул мне на ухо Шел, и я, едва заметно махнув принцу рукой, поплелась вслед за некромантом, в каждый шаг которого можно было вписать два моих.

Чего в эту ночь никому не спалось, я не знала, но была уверена в одном – у сына погибшего капитана были на то причины в моем лице.

Любители морских ужастиков поговаривают, будто для устрашения команды капитан каждое утро обязан выпить пинту осьминожьей крови (где они брали столько крови – тоже вопрос) и закусить хвостом электрического ската для профилактики. Подозреваю, хвосты были из лакрицы, а кровь не что иное, как подкрашенная свеклой водичка.

В капитанскую каюту Шеллак и не думал стучаться – толкнул массивный сруб, и дверь без скрипа поддалась. Молчанием отдавались и широкие ступеньки, по которым приходилось спускаться. Все здесь было просто, чисто и мертво. Ни единого звука, ни единого вздоха. Казалось, будто стены здесь были какими-то особенными: поглощали каждое сказанное тобой слово.

– Не нравится мне это, – пробормотала я себе под нос, пятой точкой, словно радаром, чувствуя неприятности. По открытой коже гульнул неприятный холодок.

Больше всего на свете я ненавижу быть не в курсе происходящего. С завязанными глазами ждать подвоха гораздо страшней, нежели идти на опасность с ритуальным кинжалом в руках. В этом есть своя прелесть – знать, от чего умрешь.

Шел же предпочитал другой вариант развития событий, при котором он был в курсе всего, а я – нет. Ему, возможно, было спокойней знать, что я не пойду искать ни ритуальный кинжал, ни опасность.

К моему искреннему удивлению, капитанская каюта оказалась очень аккуратной: ничего лишнего – только заправленная кровать (у меня такое чувство, что капитан сегодня еще не использовал свое ложе по назначению), длинный и узкий подвесной шкаф, растянутый во всю стену, а также столик с предметами первой необходимости – картой, компасом, подзорной трубой и парочкой запасных патронов. Никогда не знаешь, что именно из всего вышеперечисленного тебе пригодится. Особенно когда на корабле почетные гости: парочка некромантов и отдавший концы наследный принц.

Кроме белобрысого в каюте находился и наш старый волосатый знакомый. Я изогнула бровь в немом вопросе, а Шеллак пояснил:

– Дикий Парус служит шкипером на корабле.

– Да, – раздался рядом громоподобный голос волосатого, – правая рука капитана, детка. Пусть ил ему будет пухом!

Настоящий капитан, по-видимому, был совсем не против такого пренебрежительного отношения к собственной персоне. Если он хоть капельку похож на своего непутевого сынка, то наверняка до колик в животе боялся Дикого Паруса.

Окончательно протрезвевший, Фрон в качестве капитана Ос-самоубийц смотрелся очень даже неплохо, исключая, конечно, излишнюю щепетильность и женственность в манерах. Одежда – без единого пятнышка и складочки, что для любого пирата – непозволительная роскошь. На пальцах – ограненные алмазы, впаянные в толстые золотые кольца. А голову украшает серебряный обруч с топазом посередине.

В руках белобрысый держал свиток, который, судя по крепкой и витиеватой печатке, был не чем иным, как завещанием покойного капитана Грома. Я попыталась выглянуть из-за плеча Шела, но тот внезапно превратился в скалу, не давая мне ни пройти вперед, ни протиснуться, ни даже проползти. Последняя попытка была с позором приостановлена хмурым взглядом из-под черных ресниц. Больше пробиться вперед я не пыталась.

– Я очень рад, что вы согласились почтить меня своим присутствием, – ловко сплетая слова, начал Фрон. От того пьяного похотливого пирата, что накануне склонял меня к блуду и разврату, не осталось и следа. Теперь это был гордый, статный мужчина, облаченный в официальные одежды и придерживающийся пусть и пиратского, но этикета.

– Начнем с того, – встрял Дикий Парус, привыкший брать дело в свои руки, выхватив у капитана свиток (ни капитан, ни свиток не сопротивлялись), – что желание покойного капитана в отношении девушки – его последняя и единственная воля. – Свиток с быстротой молнии развернулся, по размерам оказавшись чуть ли не с мачтовую колонну. Дикий Парус пробежался глазами по содержимому завещания, бормоча что-то вроде «три пуда золота Серому Хвосту… шпагу Дохляку…» и выискивая нужное место. – Ага! Вот! – обрадовался волосатый. – Шрам с острова Туманов завещаю отыскать три свитка, полученных мной двадцать пять лет назад от короля Доброй Воли и его советника, и сжечь на месте. При отказе – сжечь саму Шрам.

Новость меня не удивила. Капитаны частенько сходили с ума и придумывали перед смертью всякую чушь типа «на пятый день моей смерти завещаю посадить на могиле синюю хризантему». Но откуда Гром знал мое имя?

Задумавшись, я не сразу заметила, что чья-то прозрачная рука невозмутимо покоится на моем плече.

 

Глава 8

Шрам и драконы

Торопиться выдавать свой испуг я не стала, а сделала вид, будто ничего и не произошло. Тем не менее рука все не исчезала, и я уже начинала думать, не наглоталась ли вместе с морской водой нескольких пинт паранойи.

Рука, надо сказать, выглядела просто омерзительно: жилистая, дряблая, с ширококостной ладонью, кожей, которая пальцам была явно велика и свисала холщовым мешком, и, конечно же, обгрызенными желтыми ногтями неприятного вида. Единственное, что выдавало в этой руке пиратскую, – огромные перстни, увенчанные разноцветными камнями невероятных размеров. Причем не все были драгоценными – среди них затесались и откровенные стекляшки, за которые в порту и сребреник не дадут.

Кто действует первым – обычно бывает виноватым, так что, если я сейчас обернусь и приставлю незнакомцу к горлу лезвие ножа, то, боюсь, мои действия могут превратно истолковать. Лучше стоять и наблюдать схватку со стороны – авось все разрешится само собой.

Как-то раз, когда была еще маленькой, я стащила на рынке у одной старухи бурдюк с козьим молоком. Нет, я отнюдь не была голодна (уж что-что, а голодной смертью Шел с наставником мне умереть бы не дали). Просто лежал бурдюк – на первый взгляд, совсем бесхозный – и с противоположной стороны, под лавочками, к нему целенаправленно лез незнакомый мальчишка примерно моего возраста. Видя, что он хочет сделать, я схватила бурдюк и бросилась наутек, надеясь отдать его хозяйке, как только смогу, – за вознаграждение, конечно. Но в толпе оказались неравнодушные – меня схватили за шиворот и поволокли к владелице той самой злосчастной лавки. Как сейчас помню, женщиной она была дородной, размером с комод, а на ее отсутствующей талии, как бублики на нитку, были нанизаны ажурные нижние юбки. Бородавчатое лицо довольно скривилось при виде юной воровки, которая активно кусалась и сопротивлялась. Мальчишка же стоял чуть поодаль и нахально лыбился.

– Кто твои родители? – резко прокаркала баба, уперев руки в пышные бока.

Я молчала, но, правда, потому, что сама не знала ответа на этот вопрос.

Выждав некоторое время, хозяйка лавки окинула властным взглядом собравшихся вокруг любопытных и спросила:

– Кто-нибудь знает, чья эта девочка?

Все дружно закачали головами, но по-настоящему растерянными выглядели только главные рыночные сплетницы, которые думали, что знают на острове Туманов все и про всех, а вот меня почему-то в глаза никогда не видели.

– Она не выглядит как бездомная, – блеснул эрудицией мясник, в спешке прибежавший поглазеть на происходящее с топором и свиной голенью, зажатой под мышкой.

Послышался дружный одобрительный галдеж, а умный мясник зарделся, потупился и отошел в сторону. Лицо его цветом больше напоминало притащенный с собой кусок мяса, с которого стройным дождичком падали капельки крови.

Ни толпе, ни хозяйке лавки не удалось добиться от меня ответа – все решили, что я немая и глухая, а еще, раз ворую и не каюсь, то вообще слабоумная. В итоге подоспевший на шум хозяин сырной лавки согласился поработать моим наказанием (несколько добротных шлепков по мягкому месту, быстро превратившееся в мятое место), а затем кто-то всучил мне краюху хлеба, все немного всплакнули – и меня отправили восвояси.

Уходя с рынка и жуя серый мякиш, я наткнулась на того самого мальчишку-вора, прячущего за пазухой сильно выпирающую головку дырявого сыра. Мы обменялись гневными взглядами, словно заправские грабители, один из которых оказался удачливее второго, и разошлись.

С тех пор я зареклась помогать людям, защищать слабых и преследовать негодяев. А когда просыпался внутри голос совести, я вспоминала тяжелую руку владельца сырной лавки, пышные юбки хозяйки и сочувствующий взгляд мясника. Добрые дела делать уже не хотелось.

Опомнившись от детских воспоминаний, я пропустила мимо ушей разглагольствования Фрона и Дикого Паруса о важности моей миссии. Сделав шаг в сторону, с неудовольствием отметила, что рука пирата-призрака переместилась вместе с моим плечом. Костяшки пальцев издевательски приподнялись, отстучали дразнящую мелодию и снова легли на место.

Любопытство все же сделало свое черное дело: я обернулась и чуть не поперхнулась от удивления. Передо мной стоял капитан Гром собственной персоной и невидящим взглядом смотрел прямо сквозь меня. Руку призрак с моего плеча убрать так и не соизволил, так что ее пришлось отрывать. Ощущения были не из приятных – рука оказалась холодной, склизкой и, что самое противное, – прозрачной. Меня больше устраивали, возможно, такие же хладные, но все же материальные конечности трупов. Из последних хоть можно слепить послушного инферна и науськать на своих злейших врагов, а призраки – они сами себе на уме. Что хотят, то и воротят.

Как я поняла, что это был именно капитан Гром? Во-первых, отец и сын были невероятно похожи: светловолосые, курносые, с широкими тонкогубыми ртами и спинами прямыми настолько, что казалось, они проглотили по шпаге. Во-вторых, распахнутая рубашка на единственной пуговице открывала моему взору напрочь лишенную растительности грудь, на которой покоился серебряный капитанский медальон, в последнее время попадавшийся мне подозрительно часто. Ну и в-третьих, капитан Гром – единственный капитан, который в последнее время соблаговолил отправиться на тот свет, но так до него и не добрался.

Несмотря на годы некромантской практики, с привидениями я пока что не сталкивалась, но все когда-нибудь да происходит в первый раз. Как объяснял мне наставник, с призраками, к сожалению, вести беседы о высоком бесполезно – все, на что они способны, это брать самую высокую ноту и выть, пока не полопаются в доме все стаканы. Поэтому, в целом, это были существа довольно-таки безобидные, но вот посуду было жалко, поэтому горожане не очень-то их жалуют.

Пузатый капитан Гром внезапно содрогнулся, и тело его пошло частой рябью. А глаза – черные, бездонные, как будто без зрачка! Так смотрит на окружающих наша полоумная соседка Форель.

Все, что я о ней знаю, это то, что когда-то она была замужем за белым колдуном. А оставшись в одиночестве, Форель три года каждое полнолуние ходила на кладбище и спала на надгробной плите младшей из двух своих дочерей, умершей еще при рождении.

Однажды Форель зашла к нам попросить соли, но Шеллак по ведомым только ему причинам не дал мне впустить соседку в дом и захлопнул дверь прямо перед ее носом. Сомневаюсь, что некромант боялся сошедшей с ума старухи, но разумного объяснения отсутствия гостеприимства не представил, зато с Форелью разговаривать впредь запретил. Складывалось впечатление, будто когда-то давно они очень сильно повздорили, и с тех пор каждый тайком точит на другого ножик.

– …сунется в Драконий Глаз, – донесся до меня обрывок разговора, и я почувствовала, как часто забилось сердце, точно конвейер, без передышки штампующий брякающие рыцарские доспехи. Вот уже без малого десять лет, как это производство поставили на поток в селе Рыцарском, вскоре превратившемся в маленький городок, сплошь кишащий желающими озолотиться и приобрести рыцарскую лицензию.

Я обернулась и поняла, что, кроме меня, покойного капитана Грома никто не замечает или, по крайней мере, делает вид, что не замечает. В спину пахнуло могильным холодом – прежде таким привычным и приятным, а теперь колючим и потусторонним.

– А что в Драконьем Глазе? – беззастенчиво спросила я, понапрасну тайком пытаясь сбросить с плеча холодную костлявую руку – прозрачную, но, зараза, дьявольски тяжелую и, похоже, намертво ко мне прилипшую.

– Дикий Парус говорит, что покойный капитан частенько заезжал к драконьему принцу, с которым они водили крепкую мужскую дружбу, и останавливался при дворе на несколько дней; в то время как команде позволялось отдохнуть в прибрежном районе, запастись водой и продовольствием, – терпеливо пояснил некромант.

Я поморщилась:

– И какая связь между капитанскими письмами и драконьим принцем?

– А самая что ни на есть прямая. – Белобрысый повернулся лицом к стене, дернул за торчащий из потолка шнур, и перед нами раскрылась огромная тканая карта всех двенадцати островов.

В городской библиотеке висела похожая, но не такая расписная и раза в три меньше. Будучи подростком, я любила туда бегать и разглядывать гигантские рифы, ушедшие под воду вулканы, замысловатые названия столиц и корабельных верфей. В библиотеке хранилось не так много свитков, составленных из древних рун, и я их быстро все перечитала; а вот островную грамоту так и не осилила, хотя наблюдавший за мной библиотекарь – отставной маг в серой видавшей виды астрономической мантии в звездочках – убеждал меня, будто это гораздо проще, нежели руны. Как видите, его старания не увенчались успехом.

Длинные холеные пальцы неспешно пробежались по поверхности карты и остановились на Драконьей Гряде – огромном извивающемся острове, в основном состоящем из скал и гор и похожем по своему строению на скелет огромного, свернувшегося клубочком дракона. Гряда являлась самым длинным островом среди всех и отделяла три заштатных островка – Туманов, Летучий и Скалы Затонувших Кораблей – от центральной части cеми морей, где находились прочие острова. С одной стороны, изолированное положение было островитянам на руку: чтобы пойти на них войной, необходимо сначала заручиться поддержкой драконов, а это было не так-то просто. Драконий принц очень разборчив в своих связях, поэтому с жадными до золота тупицами якшаться не станет. Мысленно я даже зауважала капитана Грома, раз ему удалось войти в доверие к мудрому дракону. Имена у сих ящеров длинные и замысловатые, а посему они позволяли приезжим называть себя просто. Например, Темное Дерево С Распустившимися Вишневыми Цветами или Гнездо Мудрости На Утесе Вечности и прочее в том же духе. С драконами прежде мне болтать не приходилось, но я особым желанием и не горела. Огромные клыки, когти, кожистые крылья, чешуя – острее, чем алмазы, – и невероятная любовь пудрить простым смертным мозги фразами с двойным дном и тройным смыслом.

– Видишь, – начал Фрон, пальцами отмеряя расстояние от Драконьей Гряды до Обезьяньего острова, лежащего между ней и Центральным островом, – Гряда расположена так, что любой корабль, желающий попасть в центральную часть семи морей, обязан преодолеть один из пяти переходов.

Я пригляделась – и действительно: словно жилы, по нарисованному дракону протекали широкие каналы, предназначенные, по всей видимости, для крупногабаритных судов и вырытые собственнолапно драконами.

– Любая корреспонденция, – продолжал белобрысый, – будь то голубиная почта или почтовый корабль с королевской лицензией, должна пройти проверку. Драконы мнят себя хозяевами всех островов, поэтому первыми хотят знать, планируется ли война или решил кто посягнуть на их земли. Драконий принц не только властитель Драконьей Гряды, но еще и Хранитель, что более важно для всех драконов. А это означает, что он является защитником Зеркала Судьбы.

– Что за Зеркало Судьбы? – заинтересовалась я, напрочь позабыв про приставучее привидение.

Еще несколько дней назад я и подумать не могла, что мне придется покинуть остров и отправиться в сторону Драконьей Гряды вместе с легендарными Осами-самоубийцами, на поверку оказавшимися вполне сносными ребятами, если их не злить, разумеется.

– Никто не знает, как оно выглядит, – принялся объяснять стоящий рядом некромант, у которого в руках не пойми откуда появился бокал с вишневой настойкой: такую же прихлебывали Фрон и волосатый шкипер, – но поговаривают, что с помощью Зеркала можно путешествовать в прошлое. Не изменять его с нашей стороны, правда, а лишь наблюдать за разворачивающимися событиями.

– Неудивительно, что драконье отродье такое мудреное, – Дикий Парус фыркнул сквозь спутанные кудрявые усы.

А я вот повода для веселья не находила (и даже не мертвый капитан за моей спиной тому причина). Если драконы действительно обладают этим самым Зеркалом, то они имеют в рукаве самый главный козырь – информацию. Ее можно продать, обменять, с ее помощью можно шантажировать, провоцировать. Драконы захотят – на островах не останется ни единой живой души, кроме них самих.

В молчаливом бою отобрав у Шеллака бокал с настойкой, я хлебнула вязкой горьковатой жидкости и про себя отметила превосходный вкус выдержанного напитка. Некроманту оставалось лишь обреченно хмуриться и делать вид, что он увлечен разглядыванием карты.

– То есть вы хотите сказать, – рассудила я, почувствовав прилив сил, – что я должна наведаться к драконьему принцу и, прежде чем он меня слопает и не подавится, попытаться упросить его воспользоваться Зеркалом в своих корыстных целях?

Воображение тут же нарисовало красочную картину: я с факелом в руке молочу кулаками по желудку ящера размером с деревенскую хату и слезно молю выплюнуть меня обратно.

– Примерно так. – Дикий Парус вальяжно плюхнулся на капитанскую кровать. Да, шкипер явно пользовался у капитана Грома особым доверием. – Только вот…

– Ты туда не пойдешь, Шрам, – сказал некромант, как отрезал. Я почувствовала, как призрак за моей спиной вздрогнул. Визжать привидение пока не торопилось – видно, любопытство все же страшная сила.

– Это еще почему?! – взвинтилась я, в гневе плеснув содержимым бокала на дорогущий ковер, расписанный на манер тех, что стелили в королевском дворце. Сама лично я там не была, но счастливчики описывали все в таких красках, аж завидно становилось, что я родилась не принцессой. Кстати, о птичках.

Лет пятнадцать назад все островные газеты несколько лун перетирали новость о том, что драконий принц удочерил осиротевшую герцогиню с Центрального острова. Ту самую, на которую принц Пер не раз покушался в дружеском смысле. Когда в ход пускается женская солидарность, то еще не все потеряно.

– Потому что я сказал «нет». И точка. – Шела было не переубедить.

Поджав губы, словно обиженный на весь свет ребенок, я скрестила руки на груди и с досадным фырканьем уселась рядом с Диким Парусом. Пират ободряюще похлопал меня по плечу:

– Мужа надо слушаться, детка. Он тебе плохого не посоветует.

Мужики, чтоб их осьминог в объятиях задушил!

– Никакой он мне не муж! – разозлилась я.

– А кто тогда? – сразу оживился Фрон, не терявший, по всей видимости, надежды на реванш за произошедшее накануне.

На меня воззрилось четыре пары ожидающих ответа глаз. Особенно раздражали желтые, принадлежавшие покойнику. В их сторону я и метнула мысленно парочку молний с пожеланием «чтоб ты в пепел превратился».

Словно выброшенная на берег рыба, я открывала-закрывала рот, но не могла подобрать верных слов. Глаза некроманта с любопытством светились: он даже, кажется, забыл про отобранную мной настойку.

Действительно, что я им скажу? Обряд был проведен официально: все физические и магические признаки налицо – их не скроешь. Чтобы требовать развода, нужна очень серьезная причина, в которую не вписывается даже измена. Отлично, я влипла по уши.

В сердцах я плюнула на всех четверых и равнодушно махнула рукой:

– А ну вас всех в бездну!

Один Шеллак прекрасно распознал по моему лицу намерение во что бы то ни стало сбежать с корабля и отправиться на ужин к дракону. Если повезет, то не в качестве главного блюда.

Лежа потом в кровати и ворочаясь с боку на бок, пытаясь поймать за хвост безвозвратно ушедший сон, я размышляла о том, насколько я была глупой, когда согласилась на эту авантюру с мнимой свадьбой. В итоге все вышло против меня: поклонников при виде обручального кольца как ветром сдувает, а особо настырных сдувает уже Шел, не давая мне никакого права голоса. Устрой я побег, некромант сразу предъявит королевской страже свиток, по которому мы значимся законными супругами, и тогда меня, если понадобится, будут искать на всех двенадцати островах и достанут, даже если я буду прятаться на дне морском. С этим на островах строго. Это на Центральном острове замужние женщины мнят себя равными своим мужьям: ходят в военные походы, одеваются по мужской моде (порой не различишь, кто в этой парочке залатанных в доспехи дама, а кто – нет), по пятницам ходят в городскую баню, а к плите не подходят даже ради развлечения, предоставляя слугам делать всю грязную работу. Единственное, что островитянки оставили себе в качестве обязанностей, – это вынашивание и рождение детей. Оно и понятно – давно бы повымерли все там без этого.

Шеллак лежал ко мне спиной и, скорее всего, разговаривать на болезненную тему особым желанием не горел. Но он не спал – это я знала точно.

В воздухе между нами густым низким облаком летало разочарование. Мое – в Шеллаке, некромантское – во мне. Он надеялся получить послушную напарницу, которая везде будет бегать за ним аки тень и вилять от радости хвостиком? Получите Шрам – гадкую настырную девицу – и распишитесь.

Призрак погибшего капитана остался плутать по своим бывшим владениям, а я его, впрочем, и не задерживала – с корабля он вряд ли куда-нибудь денется, а найти его всегда успею, если он мне, конечно, понадобится.

Я тронула Шела за плечо, но тот никак не отреагировал. Получив ожидаемый результат, пристроила свою подушку рядом с его и прижалась к некроманту покрепче. Как и предполагалось – ноль эмоций.

Прежде я никогда не пользовалась разозленным на меня Шеллаком в своих личных целях. Обычно мы взаимно обижались и некоторое время игнорировали существование друг друга, пока снова не подворачивалось какое-нибудь общее дельце: ну там, упыря утихомирить или чьего-то родственничка покойного разбудить, чтобы он поведал, где деньги лежат. Работенка не пыльная, и платят за нее прилично, ибо больше желающих копаться на кладбище не вижу. За всю свою профессиональную деятельность я уже успела скопить приличную сумму и даже открыть счет в островном банке.

От некроманта пахло чем-то родным и знакомым. Наверное, я боялась признаться в этом даже себе, что Шел был для меня гораздо важнее, чем можно было представить, – он был для меня всем. Правда, злило, что, в свою очередь, я для него величина незначительная – ручная зверушка, делающая то, что он скажет. Он это знал. Я это знала. Но вслух никогда не произносила. А Шеллак, зная о моих слабостях, использовал их в своих целях.

Мужчина не торопился отталкивать меня, спихивать на пол или упрекать в неподобающем поведении. Он просто лежал, а я, прижавшись к его спине, слушала, как размеренно, словно ход часов, стучит его сердце.

– Я все равно пойду. Ты же знаешь, – хрипло произнесла я. – Выхода другого нет, Шел. Если не Осы-самоубийцы, то королевская стража. Выбор невелик. Пока я здесь, меня не тронут, но, как только я ступлю на землю, за мной начнется охота.

Шеллак молчал, и я сочла это позволением говорить дальше:

– Если мне удастся воспользоваться Зеркалом, я смогу получить ответы и на свои вопросы, понимаешь? Узнаю, кто на самом деле убил принца или где искать письма капитана Грома. Мы вернемся к прежней жизни. Будем все так же проводить ночи на кладбище, а на ярмарках пугать местную ребятню.

«Знаешь, я уже скучаю по этой жизни», – добавила я про себя. Слова слабости вслух я не произношу – потом их смогут использовать против меня. Нет в моем арсенале слов «люблю», «жалею», «помню», «ценю». Никогда не знаешь, кто прячется под маской твоего верного друга, – может, завтра это будет твой самый верный враг.

– Я просто волнуюсь за тебя, – наконец сказал Шел, но его слова резали слух – они не были похожи на правду.

– Ты всегда учил меня думать только о себе, – упрекнула я некроманта, – а сам поступаешь по-другому. Так позволь мне поступать так, как я считаю нужным. Ты был со мной рядом всю жизнь, не опекать же меня, как неразумного ребенка, до скончания веков. Отпусти меня, Шел. Пожалуйста, отпусти.

Шеллак шепнул что-то отдаленно похожее на «никогда» и больше не вымолвил ни слова. Я начинала подозревать, что он действительно был не таким равнодушным, каким хотел казаться.

В эту ночь мне снилось, будто я стою над массивной бездыханной тушей, и с зажатого в кулаке ножа капает синяя драконья кровь. По гулким коридорам разносятся приближающиеся шаги идущей строем стражи, а у меня нет ни малейшего желания предаться позорному бегству. Я хочу, чтобы меня увидели и признали убийцей.

Внезапно лежащее на полу тело вздрагивает, и изумрудная чешуя осенними листьями летит на холодный мраморный пол. Передо мной в позе эмбриона лежит абсолютно голый наследный принц острова Туманов. Но все такой же мертвый. Еще мгновение – и он превращается в сухого старика с чернильно-черной бабочкой на груди.

Я ощетиниваюсь.

Кровь становится ярко-алой, предательски бурой. Крови становится слишком много, словно лезвие ножа – это вечный фонтанчик. Густая жидкость растекается по всей зале, заливая тело окоченевшего принца. Вскоре кровь уже мне по щиколотку, и я не могу шевелиться.

А затем – самое страшное. И вот в этот момент, когда кровь еще не до конца закрывает принца, я вдруг вижу, что это вовсе не принц.

Это я.

Я убила себя.

Проснувшись в холодном поту, я резко села на кровати и попыталась отдышаться. Задернутый шторкой иллюминатор пропускал лишь толику солнечного света, градом рассыпавшегося по спящему некромантскому лицу.

В дверь колотили. Похоже, давно.

Я толкнула Шеллака в бок – тот проворчал что-то маловразумительное и, не разлепляя век, сунул ноги в сапоги. Привычным движением прошелся пальцами по всей шнуровке и схватил висящую на спинке кровати рубаху.

Стучать продолжали – правда, уже не так настойчиво, а лишь для проформы. Я недовольно забурчала и была вынуждена тоже вылезти из кровати, но не настолько профессионально, как Шел, вслепую ища разбросанную по всей каюте одежду и обувь. Верхняя юбка так и вовсе пряталась за сундуками. Как я умудрилась ее туда засунуть, осталось тайной за семью морями.

За дверью оказался давешний мальчик, вынудивший меня подняться с постели посреди ночи. Ловко всучив некроманту корзинку, он припустил вверх по лестнице, а затем скрылся где-то на палубе.

В корзинке оказался завтрак, причем весьма аппетитный на вид. Пять вареных перепелиных яиц (опять дискриминация по половому признаку – и почему считается, что мужчины должны есть больше, чем женщины?), два ломтика козьего сыра (не самого свежего, но на корабле на другое надеяться и не приходилось), кусок пшеничного хлеба и два бурдюка – я принюхалась – с вином. Воду на корабль брали только на первое время, да и то в небольших количествах, ибо, в отличие от спиртных напитков, портилась она моментально.

Не дожидаясь Шеллака, я приступила к трапезе, жуя медленно и размеренно. Из головы никак не выходил приснившийся кошмар. Не знаю, что в нем было такого особенного: обычно плохие сны – это просто издержки некромантской профессии, но на этот раз в нем словно содержалось предупреждение.

– С добрым утром. – Шел выхватил у меня из рук хлеб и уселся напротив.

– Утро добрым не бывает, – привычно отчеканила я, механически пережевывая пищу и запивая ее весьма добротным вином.

– Кошмары снятся? – как бы невзначай поинтересовался некромант.

Я напустила на себя показное равнодушие и пожала плечами:

– Наверное, но я не слишком впечатлительная, ты же знаешь.

Признаваться, насколько в действительности задел меня простой сон, я не собиралась.

– Только впредь не надо так кричать. Я подумал, вся команда соберется под дверью, чтобы послушать, чем мы тут с тобой занимаемся.

Распознав в шеллаковских речах грязный намек, я хмыкнула и запустила в него хлебной коркой. Поганец не растерялся и тут же употребил корку по назначению.

– Так и впустил бы всех, – в сердцах проворчала я, но Шел шутки не оценил и моментально притих. Приканчивали завтрак мы уже в полнейшей тишине.

Палуба была полна народу. Казалось, сюда выбрался весь экипаж во главе с горе-капитаном, который, стоя на носу корабля, высматривал что-то в подзорную трубу. Рядом с ним стоял подбоченившийся шкипер, выкуривая очередную трубку.

Где-то между парусами носилась одинокая чайка, то и дело врезаясь в натянутую парусину или в кого-то из команды.

– Как ветер? – поинтересовался некромант, подходя к капитану с такой непринужденностью, будто они всю жизнь были друзьями.

Белобрысый Фрон оптимизма Шеллака явно не разделял. Он окинул нас мрачным взглядом и молча передал некроманту подзорную трубу.

Не дожидаясь, пока милость в виде трубы наконец-то дойдет до меня, я выхватила ее у Шела и навела в том направлении, что и пират.

– Вот бездна, – не удержалась я, поймав-таки цель.

– Абсолютно солидарен, – кивнул стоящий рядом некромант.

 

Глава 9

Почему Шрам делает все наоборот

Прямо по курсу, ныряя между низко повисшими облаками, на нас надвигалось что-то большое, темное и крылатое. Непонятно, как такие маленькие крылышки, каждое размером с мою руку, могли поднять в воздух столь здоровенное создание.

Пограничные драконы всегда вызывают панику на корабле: вдруг что раздавит или примнет своей неповоротливой тушей. Ходили слухи, один такой пограничник случайно передавил полкоманды, а потом не мог понять, куда все делись, – взял и улетел на следующий рейд. Оставшиеся в живых развернули корабль и на всех парусах помчались к костям собачьим подальше от Драконьей Гряды.

Наш пограничник оказался зрячим и к тому же огнедышащим.

Вообще, если верить историческим свиткам, пышут жаром только ящеры женского пола, зато самцы наделены ядовитыми шипами, украшающими драконов от загривка до кончика хвоста. Поэтому вам еще крупно повезло, реши тварюга просто вас слопать, – получить таким костяным набалдашником по голове и врагу не пожелаешь. Впрочем, слыли драконы очень мудрыми и расчетливыми созданиями, что не мешало им одновременно быть кровожадными, коварными и при этом ужасно неуклюжими. На гравюрах их изображали исключительно в качестве способа для неизвестных миру рыцарей быстро сделать себе карьеру и обзавестись славой на долгие века. Последний раз в честной схватке человек победил дракона лет эдак тридцать назад, когда меня еще и в планах не было. Звали того смельчака, кажется, Увядшая Хризантема, но составителям учебников по истории не хотелось пачкать священные страницы столь неблагородным именем, поэтому счастливчик вошел в оные как Риза Убийца Драконов. Рыцарь, может, и возражал бы против такого издевательства над своим родовым именем, да только никто спросить его не успел – на второй попытке удача от Хризантемы отвернулась, и довольный дракон-победитель стал достоянием уже своей истории как смельчак, одолевший того, кто одолел дракона.

Видела я этих скользких рептилий лишь на картинках, но реальное зрелище не шло ни в какое сравнение с тем, что обычно изображают в книгах в качестве иллюстраций. Самка дракона выгибалась в полете как кошка, деловито поджав под себя короткие передние лапы и гордо вздернув широкую морду с раздувающимися на ветру ноздрями. По мере снижения драконихи мне удалось насчитать, по крайней мере, семь различных оттенков, которые принимала ее чешуя под разными углами. В итоге я остановилась на нейтральном «древесном», решив, что драконьи премудрости мне ни к чему.

На палубу сбежалась вся команда без исключения – яблоку было негде упасть. И если раньше я считала, что народу под грот-мачтой толпилось прилично, то теперь поняла, что ошиблась. Сейчас пиратов стало действительно много. Поглазеть на чудо-дракошу вылез даже бледный кок, цвету лица которого могли бы позавидовать мертвецы со стажем.

Сумасшедшая чайка со страху перестала метаться и залезла в пустую бочку из-под квашеной капусты (и кто выкатил ее на палубу?) и лишь иногда высовывала из убежища клюв, чтобы оценить обстановку.

А посмотреть было на что.

Дракониха влетела на борт, едва не снеся содрогнувшийся бушприт и сидящую на нем деревянную русалку. Место на палубе чудесным образом освободилось, и пограничник устало встряхнула крыльями, а после откровенно зевнула. Из носа вырвались короткие клубы дыма. На палубе запахло паленым.

Ящериха устало оглядела собравшихся на корабле, как бы прикидывая, кого лучше съесть сейчас, а кого оставить на потом.

Неожиданно рядом со мной взорвался сноп пламени, и едва я успела отскочить, как послышались ошалевшие визги подожженных пиратов.

– Я никого не собираюсь есть! – басовито взревела драконша, и все тут же принялись переглядываться.

Думаю, пирату с обожженной драконьим пламенем кистью руки было уже все равно, будет ли кто-нибудь употреблять его в качестве завтрака. Ему и так было несладко. По-быстрому наколдовав компресс, я перемотала несчастному руку скорее из жалости к себе (а то еще будет до ночи голосить и жаловаться всем на свою нелегкую судьбу), чем к моряку. Тот уже явно собирался завыть любимую пиратскую песню «Отрубили мне руки-ноги ненавистные враги…» и запнулся на полуслове, удивившись и огорчившись подоспевшей помощи.

Пограничник тем временем быстрыми профессиональными движениями обследовала все укромные закоулки на палубе и даже сунула морду в капитанскую каюту, после чего, удовлетворенно хмыкнув, прищурилась:

– Кто провозит дурман-траву?

Половину команды моментально как ветром сдуло. Толкаясь и пихаясь, они пытались спуститься на нижнюю палубу, но какой-то особо крупный пират застрял в проходе, и остальным оставалось лишь отчаянно подталкивать собрата сзади.

Взбешенный не меньше ящерихи, молодой капитан вышел на середину палубы и как рявкнул:

– А ну всем вернуться, тысяча вонючих китов!!! Все этим вечером останетесь без выпивки!

Столпотворение у входа на нижнюю палубу в ту же секунду рассосалось, и недовольные пираты поплелись обратно. Те, кто в акции не участвовал, гордо поглядывали на неудачников, которые, в свою очередь, тайком показывали не слишком приличные, даже для пиратов, жесты.

Оказывается, капитан Фрон может не только лапать девушек и хлебать ром бочками. Молодой, а уже какой авторитет в рукаве припрятал! Вспомнив Ржавого Гвоздя и его команду, я внезапно поняла, почему Осы-самоубийцы считаются самыми опасными и грозными противниками. У них в основе – кодекс и дисциплина, а у остальных пиратов – «когда мы на мели, мы грабим проплывающие мимо корабли». Больше ничто, кроме отсутствия денег и выпивки, не заставит пирата поднять свой зад и пойти работать.

Одобрительно хмыкнула сидящая под мачтой пограничник и выжидающе сложила лапы на груди.

Виноватые пираты все как один потупили головы.

– Значит, так, – распорядился Фрон, – Шомпол и ты, Жиротряс, берете всю эту дрянь и вышвыриваете за борт.

– Но как?

– Капитан!.. – в унисон, словно дети малые, взвыли пираты, а обозначенные капитаном жертвы, так те вообще инеем покрылись.

– Я сказал выполнять! – гаркнул белобрысый, и на палубе воцарилась тишина.

Вот это я понимаю – твердая мужская рука!

Шомпол оказался низкорослым, едва доходящим мне до плеча пиратом с маленьким ртом бантиком и прищуренными раскосыми глазами. Единственное, что отличало его от остальной пиратской толпы, – расшитый на южный манер жилет: темно-бирюзовый фон и мелкие красные розы. Обычно столь разношерстные команды уживались плохо из-за недопонимания и разных традиций, но эти жили вполне мирно, хотя я заприметила среди пиратов несколько горцев и парочку северян, выделяющихся белыми как снег окладистыми бородами.

Полной противоположностью своего товарища оказался Жиротряс. Второй пират с легкостью мог поместить в себе Шомпола эдак три. Умный живой взгляд и правильные черты лица придавали ему неповторимый шарм большого добряка.

Три аккуратно завязанных и запечатанных мешочка обреченно упали за борт, некоторое время побыли на плаву, а затем с еле слышным «бульк-к» скрылись на дне. Судя по огорченным мордам пиратов, можно было подумать, что топят младенца.

Дракониха же даром времени не теряла и что-то с усердным видом строчила в толстый потрепанный блокнот. Затем выдернула один листок и протянула его капитану.

– У вас нарушение пожарной безопасности, – проинформировала она. – Во всех каютах необходимо держать противоогненные амулеты. На первый раз отпускаю. – Пограничник обвела команду пытливым взглядом. – Но потом пощады не ждите. А вас, Шеллак, жду к себе в гости. Вы знаете, где меня найти.

Все взгляды тут же устремились на некроманта, который с видом «а чего сразу я?» даже не удостоил дракониху ответом.

– Доброго плавания, – заключила ящериха, взмахнув тонкими крылышками. – В бухту попадете по левому берегу. Таможенную декларацию заполните по прибытии. – И улетела.

Как только коричневая точка исчезла за горизонтом, все дружно выдохнули и оживились.

Первым делом я повернулась лицом к невозмутимо прислонившемуся к борту некроманту.

– Ты ее знаешь? – Вопрос прозвучал так, будто я подозревала мужа в измене. Ревности, равно как и удивления, скрыть не удалось.

– Встречались пару раз, – пожал плечами Шел.

В душу черной змейкой закралось нехорошее подозрение. Сколько себя помню, Шеллак никогда не отлучался на срок больше недели, а за это время возможно только доплыть до Драконьей Гряды и отвесить поклон принцу драконов.

А не балуется ли Шел на досуге черной магией?

– Драконы что, умеют читать мысли? – Я нехотя перевела тему, чувствуя, что сотня оттопыренных любопытных ушей не даст нам нормально поговорить.

– Не все мысли, но некоторые.

– Это как?

– Очень просто, Шрам. В твоей голове за мгновение проносится целый рой мыслей, точно медовые пчелы, спешащие полакомиться весенними соцветиями. Есть громкие мысли, четкие, те, которые ты сама осознаешь, а есть те, которые проносятся так быстро, что не успеваешь их даже уловить.

– Получается, драконы читают только самые громкие мысли? – догадалась я.

– Опять же не все драконы, – возразил некромант. – Большинство так не умеют, но запомни: ни один дракон тебе в этом не признается, пока ты сама его не раскусишь. А эти твари часто говорят такими загадками, что понять ничего нельзя.

Вместе с капитаном Фроном одновременно возникли его рыжеволосый дружок, шкипер и принц. Последний со скучающим видом принялся разглядывать размытый солнцем горизонт.

– Отличная работа, капитан, – не поскупилась я на комплимент, и Шел недовольно вздернул бровь. От меня похвалы он никогда не получал и не получит. А вот не надо водить знакомства со всякими драконшами-пограничниками, тогда я, может, буду ему чуть больше доверять.

– Стараемся. – Фрон блеснул зубами. – Но это только самое начало пути, Шрам. Дальше – больше.

– Больше чего? Драконов?

– И драконов тоже, – кивнул белобрысый. – Лир, пойдем, кажись, у нас где-то там, в трюме, завалялись ржавые противоогненные амулеты, – обратился он к рыжему, – только ими уже пару веков никто не пользовался.

Встав между двумя мужчинами – мертвым и управляющим смертью, – я почувствовала некую иронию происходящего.

Волны за бортом спокойно перекатывались, сбиваясь в легкую морскую пену. Кое-где мелькали силуэты проплывающих мимо рыбных стаек и ярких колышущихся кораллов. Морской болезни у меня пока не наблюдалось, так что я беззаботно разглядывала воду и ее обитателей, но вскоре у меня все же закружилась голова, и пришлось покинуть палубу.

– Поесть бы, – пожаловалась я не то принцу, не то Шелу, не то самой себе.

– В общей каюте остатки вчерашнего пиршества, – сообщил некромант.

И откуда он все знает?

– Подожди, я с тобой. – Пер фамильярно подхватил меня под руку.

Я заметила, как Шеллак недовольно скривился. Идти трапезничать с рабочим материалом! Где это видано?!

Но мне было все равно. Я люблю все, что раздражает Шела, и обожаю водить дружбу с его врагами и неприятелями. Можно сказать, что это хобби у меня такое.

Краем глаза я проследила за шмыгнувшим в трюм мальчишкой – тем самым (его, кажется, Штилем зовут?), который с какого-то перепугу разбудил меня посреди ночи, но так ничего и не сказал. Я это ему еще припомню и при первой же возможности отомщу.

«Остатками пиршества» оказались просто объедки, крошки и грязная посуда. Кок не удосужился даже сгрести посуду в одну кучу, и из-за непогоды много глиняных мисок превратилось в глиняные осколки и обломки.

– М-да… – протянула я, оценивая масштабы разрушения.

Патефон все еще играл, по сотому разу напевая знакомый мотив «Почему я стал пиратом», временами напоминавший «Моя любовь ушла на дно». Года два назад в прибрежных кабаках эти песни были хитом номер один, пока их не сменила «Враги до гроба, а после гроба до бездны мы враги».

Я подняла иглу, и музыка прекратилась, в то время как пластинка вхолостую продолжала крутиться, мельтеша перед глазами поцарапанными боками.

– Хоть бы радио поставили, – заметил принц, вытаскивая пластинку и принявшись рассматривать раритет со всех сторон.

– Радио во время шторма не берет, – пояснила я и полезла под стол в поисках чего-нибудь целого и съедобного. – Да и как будет выглядеть юнга на площадке эзельгофта с антенной в руках? Да пиратов же на смех поднимут!

Послышался шорох, и я поняла, что Пер Четвертый, собственной персоной, полез за съестным с другого конца стола. Мы столкнулись лбами где-то на середине пути. Он – выругавшись прилично, я – не очень. По разочарованным лицам друг друга поняли, что пригодного в пищу ничего не нашлось. Желудок предательски заурчал.

В весьма интимной обстановке среди полнейшего беспорядка я уставилась на своего подопечного, пытаясь понять, почему больше не чувствую исходящей от него мертвой энергии. Сюрприз за сюрпризом. Откуда в нем столько жизни?

– Раздевайся, – скомандовала я.

– Я бы с радостью, – промурлыкал Казанова со стажем, – но что мы скажем твоему мужу?

Пер откровенно веселился, а вот мне было совершенно не до смеха.

– Я сказала, снимай рубашку, – повторила я серьезно, – только без фокусов.

– Есть, госпожа некромантка. – И кое-как изворачиваясь под низкой столешницей, принц принялся стягивать с себя сначала пояс, затем жилет, а после и рубашку.

Не то чтобы вид полуобнаженного мужчины на расстоянии вытянутой руки меня не прельстил – выглядел принц даже лучше, чем в последний раз, когда я видела его голым. Дело было совсем не в этом. Черная бабочка на его груди возбужденно дернулась, почувствовав рядом кровожадную некромантку. Только вот была душа совсем не такой, как я привыкла видеть ее у живых людей. Крылья порваны в нескольких местах; вся она казалась старой, как вечность.

– Твоя душа вернулась, – удивленно пробормотала я и, не удержавшись, провела пальцами по бархатным крылышкам. Кожа принца от моих прикосновений покрылась мурашками.

Похоже, сей факт поразил и самого принца, только вот почему-то никакой радости на его лице не отразилось. Не каждый же день, после того как ты умираешь, тебя хоронят, оживляют, оказывается, что ты вовсе и не умирал.

– Эмм… – только и смог выдавить из себя Пер.

Когда мы с принцем вылезли из-под стола, Шел уже ждал нас обоих в своей любимой позе со скрещенными на груди руками.

– Мы как раз собирались возвращаться, чтобы сказать, что съедобной еды здесь не осталось, – не моргнув глазом, доложила я.

Принц быстрым движением надел на себя рубашку и ловко застегнул верхние пуговицы у кружевного воротника. Еле заметно я толкнула мужчину в бок, как бы прося его мне подыграть.

– Ага, – поддакнул он, – только собирались.

– Я думаю, принцессе Лине будет интересно узнать, чем занимается ее мертвый жених. – Шеллак склонил голову набок, наслаждаясь зрелищем.

– Принцессе Лине? – оживилась я, на мгновение позабыв про крошки и кашу. – Ты сделал ей предложение?

Наследный принц заметно поник. Обиженно глянул на замершего, будто заледеневшего, некроманта.

– Не успел, – зло сплюнул он, обращаясь не ко мне, а к Шеллаку.

Следующие двое суток мы обходили прибрежные скалы, похожие на темные, растущие кверху ногами сосульки. Морские птицы с желтого болезненного цвета клювами кометами проносились над водной гладью и глухо кричали о надвигающемся лете. О том времени, когда русалки выйдут из спячки и озера покроются тиной. О том, когда в Драконьем Глазе – столице острова – зажгутся бумажные ярмарочные фонари, известные на все семь морей.

Низкорослый Шомпол спросонья наступил на тупой ржавый крюк и вспорол себе пятку. Пошло заражение. Три дня пират бился в лихорадке, кричал, стонал, а я как единственная женщина на корабле сидела у его постели и была во всем виновата. Потому что женщины всегда во всем виноваты. Потому что я должна была умереть, когда на меня в королевской тюрьме нацепили пропитанный черной магией браслет и приговорили к смертной казни.

Драконий принц уже наверняка в курсе того, что меня ищут. Может, он даже посодействует полиции острова Туманов и избавит их от тяжелой и неприятной работы по изничтожению некромантки.

Проходя на максимально разрешенной скорости, мы двигались медленнее, чем если бы пересекали пролив вплавь. На третий день из кормового погреба Лир, рыжебородый друг капитана Фрона, выкатил последнюю бочку с пресной водой, откупорил пробку и, понюхав содержимое, скривился.

– Эй, ты, ведьма! – позвал он меня.

Поначалу я не поняла, к кому пират обращался. Оглянулась по сторонам, перемигнулась с работающими на палубе матросами, но более подходящей кандидатуры на роль ведьмы так и не нашла.

– Я, что ли?

– Ты-ты.

– Но я не ведьма, – обиделась я за всех некромантов и чернокнижников, но к Лиру все-таки подошла.

Тяжелые узловатые руки пирата прощупывали бочку со всех сторон, пытаясь отыскать прореху, через которую бочка лишилась половины своего содержимого.

– Я видел, как ты колдовала.

Такому железному аргументу противопоставить мне было нечего, хотя ведьм я жутко не любила: им приходится питаться живыми мышами (мыши – единственный естественный источник магической силы), рано стареть, но зато долго жить. Недаром во всех байках всегда фигурируют только страшные, горбатые и злые ведьмы. Обычно, пока они молодые и красивые, ничего эпического сотворить еще не успевают.

– Вода протухла, чтоб мне питаться акульими потрохами, – пожаловался пират.

Последние летние деньки выдались на удивление жаркими и безветренными, что было для членов экипажа бедой в двойном объеме. Портилась вода, хотелось пить, и приходилось топить корабль углем, а от едкого смолистого дыма дышать и вовсе было нечем.

– А я чем могу помочь?

– Ну, это… Ты же ведьма.

– Мой удел общаться с зомби, вурдалаками и прочими милыми созданиями, – пропела я, елейно улыбаясь и наблюдая за тем, как постепенно вытягивается лицо Лира.

На самом деле я просто тянула время. Браслеты мои со всеми запасами энергии ждали меня в королевской тюрьме, а туда я возвращаться пока что не собиралась. На кладбище я не была уже с неделю, поэтому любое, даже самое незначительное преобразование энергии приходилось совершать за свой счет, что в данной ситуации являлось непозволительной роскошью. Поначалу я творила волшбу, не задумываясь о последствиях, но, едва начала понимать, что после каждого заклинания мне необходимо не меньше двенадцати часов крепкого сна, стала подходить к вопросу о трате энергии более рационально.

Если быть до конца откровенной, сейчас я навряд ли способна даже ложку от стола взглядом оторвать.

– Так ты не поможешь? – обреченно вздохнул пират.

– Увы.

По пути в каюту меня поймал Дикий Парус. Еще никогда прежде я не видела шкипера таким взволнованным и запыхавшимся.

– Умирает, – наконец более-менее связно выговорил волосатый.

– Кто умирает? – растерялась я.

– Шомпол.

Признаться, я давно ждала этого момента. Нет, не потому, что я такая кровожадная, а потому, что лишенная сил некромантка перестает жить полноценной жизнью, дышать полной грудью. Для меня удаление от чужих смертей, чужого горя равносильно тому, чтобы самой лечь в могилу и не шевелиться.

Раньше мне не приходилось сталкиваться с таким глобальным истощением энергии. Что уж и говорить: я даже предположить подобного не могла. И, тем не менее, случилось то, что случилось. А Шомпол находился на грани смерти, и это было как нельзя кстати.

В каюте, где разместили больного пирата, стоял острый запах спирта и вяленой рыбы. Последнюю держали в качестве компресса, а спиртом дезинфицировали не только страдальца, но для профилактики и всех остальных.

Пираты набились в комнатку так плотно, что мне пришлось основательно потолкаться, прежде чем я добралась до низкой койки без матраса, на которой и лежал бьющийся в лихорадке мужчина.

– Все вон! – скомандовала я, и пираты, опасливо переглядываясь, принялись просачиваться через дверь на выход.

Эти товарищи не то чтобы очень мне мешали, а просто мне требовалось уединение чисто для соблюдения профессиональной тайны: а то потом спасай некромантов-любителей от деяний рук своих. Меньше знаешь – крепче спишь. На мне это правило, правда, не работает.

Выглядел Шомпол, надо сказать, ужасно, но меня это не особо волновало. Руки начинало приятно покалывать в предвкушении действа, сердце бешено стучало, и в висках, словно вода о банку, билась кровь.

– Держу пари, ты и пары часов не протянешь, – причмокнула я, разглядывая обгрызенные ногти на руках и прекрасно понимая, что, хоть пират и в плохом состоянии, слышит прекрасно. – Дружки, между прочим, уже вещи твои поделили. За портянки аж драку устроили – у Дьюка теперь зуба переднего нет.

Это был нечестный метод – провоцировать умирающего на выплеск агрессии, но в данной ситуации – единственный. Иного выхода не оставалось.

Затекшие веки пирата дрогнули раз-другой, и на меня уставились два заплывших глазных белка, покрывшихся плотной слизистой пленкой. И без того желтая кожа пирата стала напоминать старые свитки из общественной библиотеки – только еще более тонкие и прозрачные.

– Чего ты, вообще, здесь забыл? – Я развела руками в стороны и уселась на краешек ложа умирающего. – Пресная вода кончилась. До берега еще, как минимум, сутки хода, а если ты умрешь здесь, тебя даже закапывать не придется. Швырнут за борт, как дурман-траву, и дело с концом. На священника тратиться не придется. Хотя какой на Драконьей Гряде священник?

Пока я болтала сама с собой о житейских пустяках и незаметно для пирата вытягивала из него вязкую, черную энергию, мужчина уже приподнялся на локтях и, мелко дрожа, хрипел мне в ответ что-то невнятное. Да, разозлила я его страшно.

Из его яркой, обильной на сочные выражения речи я уловила только «в бездну», «собственными руками» и «хук слева они получат, а не портянки».

Теплая жидкая энергия сплеталась с кровью, доходила во все концы тела, обволакивала внутренности и забивалась в самое сердце. Смерть всегда была частью меня, мы с ней были на короткой ноге. И когда-нибудь потом мы с ней обязательно встретимся, чтобы поговорить по душам, обсудить, как у кого дела, кто здравствует, а с кем мы очень скоро встретимся.

Да, я такая. Плохая, темная, хуже черных магов, если рассуждать здраво. У тех хотя бы есть выбор, возможность отказаться, забыть о своем прошлом. Я же без своего прошлого загибаюсь, перестаю жить – просто существую.

«Выбор есть всегда», – говорил мне Шел, когда я рассказала ему о своих чувствах. И это был единственный раз, когда он ошибался. У меня выбора нет. Равно как и у него. Смерть за нас уже давно все решила – и нам остается только подчиняться ее прихотям, бегать за ней, искать ее, молить о пощаде.

Будь я хорошей светлой колдуньей или, на худой конец, странствующей чернокнижницей, не было бы в моей душе столько злости и ярости, желания отомстить за то, что когда-то давно смерть навсегда приняла меня в ряды своих послушных солдат.

Я должна была возвратить Шомпола к жизни, но вместо этого я с каким-то извращенным удовольствием вытягивала из него эту жизнь, втайне радуясь чужому несчастью. В этом я отличаюсь от остальных. Мне все равно. Как по мне, пускай хоть все в бездну провалится!

Это неправильно, не по-человечески. Но ведь я давно уже и не человек вовсе. Я не способна на элементарные человеческие чувства: скорбь, сострадание, любовь. Моя любовь – это привязанность, привычка, необходимость. Моя скорбь – это забвение. Мое сострадание – это тишина.

Я способна ненавидеть. Ненавидеть люто и жестоко. Ненавидеть так сильно, что все мое существование сводится к этой черной, ядовитой ненависти. Я ненавидела своего отца и смерть за то, что они сделали меня такой. Свою мать я не могла ненавидеть в полной мере, но ее, скорее, и вовсе для меня не существовало.

У меня никогда не будет семьи, детей, никогда не будет того, ради чего можно бороться. Я сижу, прижавшись носом к эволюционному тупику. Да, я биологический урод. Гибрид Пустоты и Ненависти. Мои родители – бездна и могила.

И сейчас, издеваясь над умирающим и выкачивая из него последние силы, я завидовала ему. Потому что у него есть свобода выбора, а он ей не пользуется. Стоя на пороге смерти, он еще и стучится в ее дверь, кричит, чтобы ему открыли. Идиот! Умирает тот, кто не хочет жить.

Шомпол не выдержал напряжения – его стошнило прямо на серые бумажные простыни, и только тогда я заметила, что в комнату поставили тот самый старый патефон, небрежно напевающий о море и кораблях:

Скрипучий женский голос возвещал о том, что море – самая легкая и приятная смерть. Сразу вспоминалась кудрявая Кик – певица, которая пела по вечерам в «Пиратском раздолье». Она всегда носила длинные юбки в пол цвета крови с молоком, а сверху, напротив, прикрывала округлую вздымающуюся грудь лишь сложенным вдвое шейным платком. Кик вдовствовала, сколько я себя помню, и все время рассказывала о своем муже, который ушел на «Лилии» за чаем и табаком, но так и не вернулся. Это была обычная история – такую имела при себе каждая уважающая себя вдова; но Кик пела об этом так живо и проникновенно, что я начинала верить в то, что когда-то у нее был муж, что она его очень любила и будет любить даже после смерти.

На пороге я столкнулась с Шеллаком. Он смотрел на меня не с превосходством, а с какой-то жалостью.

– Почему ты оставила его в живых? – тихо спросил он.

Он знал, что я могла высосать из умирающего все до последней капли, и тогда у меня появились бы силы на то, чтобы опреснить воду.

– Выбор есть всегда, – коротко бросила я и попыталась пройти мимо некроманта, но он не дал осуществить задуманное.

– Эй. – Указательным пальцем он приподнял мое лицо за подбородок и внимательно посмотрел в глаза. – Я горжусь тобой, Шрам.

 

Глава 10

Что Шрам делает с соперницами

Спустя сутки валяния в кровати Шомпол, несмотря на мой яростный протест, уже бегал по палубе, поправлял крепления и помогал коку таскать мешки с провизией. Открыто пират на меня не злился, но тщательно делал вид, будто вовсе не замечает моего присутствия.

А мне все равно. Чем бы дитя ни тешилось, как говорится.

Самой большой проблемой по-прежнему оставались стремительно утекающие силы, которых становилось все меньше и меньше с каждой опресненной бочкой морской воды. Запасы разбавленного рома и те подходили к концу, а берег все так же казался тонкой далекой полосочкой на другом конце света.

У одной из величаво возвышающихся над водой скал мы чуть было не сели на мель. Если бы не четкое руководство Дикого Паруса, наше путешествие закончилось бы, так толком и не начавшись.

Пер приноровился работать вместе со всей командой и очень скоро стал там своим парнем. Скажи мне кто, что это наследный принц острова Туманов, ни за что бы не поверила.

Единственный, кому было так же плохо, как и мне, это Шел. Он чах просто на глазах, ибо, в отличие от меня, за прошедшую неделю ни разу не восполнил запас энергии. Если в ближайшие два дня мы не доберемся до Гряды, я планировала совершить плановое самоубийство с последующим воскрешением.

Конечно, некромант не говорил вслух, что едва держится на ногах, а ведь он тоже помогал опреснять воду. Сидел бы себе и не колдовал – не было бы никаких проблем, а так он пытался прикидываться сытой акулой на безрыбье. Ну и я тоже делала вид, что все идет своим чередом.

– Это издержки профессии, – грустно улыбнулся Шел, когда я слишком пристально на него посмотрела. Он знал, о чем я думаю. Он всегда все обо мне знает.

– Тебе нужно на берег, – возразила я.

Некромант откровенно фыркнул, будто я сморозила самую несусветную глупость, какая только может прийти женщине в голову.

– Кто бы говорил.

– Да, но не я выгляжу как зомби столетней давности.

Мы сидели на камбузе и помогали готовить ужин. Через перегородку, отделяющую нас от остальных членов команды, что работали на кухне, доносились приятные запахи и свист замечтавшегося кока. Впервые мы вместе занимались чем-то полезным: Шеллак чистил рыбу, а я ее потрошила. Чтобы мы делали что-то подобное дома? Да никогда.

Не знаю, что изменилось. За последнее время я слишком много узнала о человеке, которого, думала, знаю как облупленного. Мне казалось, Шеллак, которого я знаю, не водит дружбу с драконшами-пограничниками, не убивает капитанов, не тыкает мне ножом в спину, и уж тем более не говорит о том, что гордится мной.

Все это выглядело слишком странным.

– Откуда ты знаешь эту драконшу? – повторила я вопрос, заданный накануне.

– Однажды я оказал одну услугу ее брату-графу. – Информацию из Шела приходилось вытаскивать клещами.

– И?

– Не взял платы.

Я присвистнула. Щедрость и некромантия – понятия если не противоположные по значению, то уж явно мало пересекающиеся. Добавлю, что в одном ряду с ними стоят «безумие» и «Шел, у тебя поехала крыша».

– Да ну, – не поверила я.

– Шрам, Герда умеет читать мысли. Телепатов лучше иметь под боком в качестве друзей, а не врагов.

Полосатый разделанный окунь согласно дернул хвостом и затих. Вытянутая морда так и говорила: «Это все твоя ревность, Шрам. Слать ее надо к бездне, пока кто-нибудь из врагов на твоей слабости не сыграл».

С рыбиной я была согласна, но, тем не менее, это не помешало мне провести ножом по ее голому шершавому брюшку. В корыто скользнули темные внутренности.

– Неужели в твоей голове сидят такие страшные тайны, что ты так боишься разоблачения?

Шеллак не ответил, что, как обычно, означало – ему есть все-таки что скрывать, о чем я, как водится, всегда узнаю последней.

Теперь я более чем когда-либо хотела побывать в Драконьем Глазе, но отнюдь не из-за капитана Грома, который, кстати говоря, давно не появлялся в поле зрения. Я хотела знать, что скрывается в прошлом Шеллака, о чем он не рассказывает даже мне; хотя, если честно, я с ним тоже ведь не всегда откровенна.

– За что ты так невзлюбил Форель? – спросила я, поняв, что тему прошлого стоит отложить на неопределенное время.

В это мгновение некромант неосознанно напрягся, непослушная вертлявая рыбина мылом выскользнула из рук и, хлопнув в воздухе хвостом, плюхнулась на пол. Стучащий ножом кок на корабельной кухне притих, перестал даже свистеть, прислушиваясь к происходящему за тонкой перегородкой разговору.

Шеллак отвернулся, сделав вид, будто не расслышал моего вопроса, но Шрам так просто не сдается. Рывком я развернула мужчину к себе, оставив на его рубашке следы рыбьих внутренностей.

– Ты ответишь мне или я тебе больше не друг, Шел.

– Зачем тебе нужно это знать? – сухо произнес он с напускным безразличием, знакомым мне с детства. Но это всего лишь притворство.

– Потому что, пока я иду за тобой по лесной чаще, я хочу знать, какого дьявола ты меня туда завел.

– Хорошо, – примирительно кивнул Шеллак. – Только рубашку отпусти.

Тогда я заметила, что все еще держу его за воротник. Пристыженно опустив глаза, я разжала пальцы и села обратно на перевернутый ящик. Было уже не до рыбы, поэтому я и не заметила, когда будущий обед больно цапнул за палец.

– Так что у вас с Форелью? – Я выжидательно уставилась на некроманта. – Из-за чего вы не поладили?

– Ты, наверное, слышала, что Форель частенько кличут ведьмой, – нехотя начал Шел. – Так вот, это не пустые слухи. У нее действительно есть кое-какие способности. И не только потому, что муж ее был некромантом.

С одноглазой женщиной особой дружбы я не водила. Все время казалось, будто ее единственный глаз видит тебя насквозь, исследует внутренности, проверяет на вшивость. Она внушала суеверный, едва осознаваемый страх. И это притом, что на всех островах можно по пальцам одной руки сосчитать людей, которых я боюсь. Порой, когда Шел злится, и он входит в их число. Он редко выходит из себя, но если уж подобное случается – спасайся кто может, драпай, как крыса с тонущего корабля.

– Не знала, что ты ненавидишь ведьм, – скривилась я. Что еще я должна узнать о Шеллаке, прежде чем сойду с трапа на землю?

– Дело не в том, что она и правда ведьма, Шрам. – Некромант покачал головой. – Когда я принес тебя домой, она сразу пронюхала о том, что у нас в доме завелся младенец. Крутилась целыми днями у порога, пыталась даже однажды залезть в подвал… Но я не воспринимал старуху всерьез до тех пор, пока ей не удалось все-таки тебя выкрасть.

Я затаила дыхание. Уж этой истории мне наставник никогда не рассказывал, несмотря на мою уверенность в том, что кто-кто, а он-то уж скрывать от меня подобных вещей не станет.

– Она не соглашалась менять тебя ни на деньги, ни на что-либо еще, – слабым голосом продолжал Шеллак. К физической слабости, которая и так его изматывала, добавилась еще слабость другого рода. Он не хотел, чтобы я о ней узнала, но знал, что рано или поздно придется во всем признаться.

– Почему? Зачем ей младенец? – удивилась я.

Форель никогда не слыла похитительницей детей или любительницей «диетических» супчиков. Людоедов в поселениях всегда быстро вычисляют и выставляют за ворота, предоставляя нежити питаться чем Посейдон пошлет.

– Не знаю, – признался Шел и стряхнул упавшую на глаза темную прядь. – Но с тех пор она еще не раз пыталась забрать тебя, и даже пекла, якобы специально для тебя, пироги, оставляя их на подоконнике.

– Думаешь, она хотела меня отравить?

Ужас происходящего доходил до меня постепенно, словно разбушевавшийся прибой, медленно поглощающий мое бренное человеческое тело. Женщина, которая всю жизнь мечтала отправить меня на тот свет, столько лет жила рядом со мной, а я ни о чем и не подозревала.

Я не стала задавать Шеллаку вопрос, почему мы не переехали в другое место, потому что уже заранее знала ответ. Уйти – означало показать свой страх, признать поражение.

– Разрази меня гром… – Я прижала выпачканные в крови ладони к губам и прикрыла глаза. – Она же могла разболтать обо мне всему городу, и тогда меня сдали бы в интернат. Шел, она могла это сделать.

– Ее целью не было насолить мне. – Неожиданная серьезность в тоне некроманта заставила меня вновь открыть глаза. – Она не хотела убить тебя или покалечить. Ее целью было забрать тебя к себе. Но ей это не удалось.

Забрать к себе? Но зачем я понадобилась престарелой вдове?

Я помнила этот далекий день очень хорошо: на городском кладбище зацвели вишни, прилетели с юга маленькие юркие иволги и затянули свою звонкую песню. Наставник сидел у печи и грел бледные дряблые руки над хилым огоньком, едва не касаясь ладонями пламени. Меня завораживало то, как огненные блики падали на мертвенно-бледную кожу старика и растворялись в ней теплым мягким светом. Тогда наставник еще был в своем уме. Его острый живой взгляд таил в себе столько скрытой мудрости и знания, что для меня он сам был светом, на который я летела, как светлячок.

Я сидела на платяном сундуке и задумчиво водила по свитку пером, выводя первые приходящие на ум руны. В итоге получалось что-то вроде стихов, но бездарных – без ритма и рифмы. Мне было девятнадцать, и мне было решительно на все плевать.

Той весной я обстригла свои длинные медово-русые волосы, став еще больше похожей на мальчишку-сорванца. Особенно раздражали острые скулы и тоскливый, невыразительный взгляд. В зеркало я старалась не смотреться, чтобы не портить настроение себе и не улучшать его свежеприобретенным неприятелям.

Шеллак ворвался в дом вместе с быстрым свежим ветром. Он так сильно приложил дверь к стене, что мне показалось, она сейчас разлетится в щепки вместе со всем домом.

Наставник даже бровью не повел, когда его любимый ученик без лишних слов поволок меня в сторону выхода. Между нами завязалась безмолвная драка. Стиснув зубы, каждый из нас боролся за превосходство, и в итоге победили сила и опыт. То есть Шеллак.

– Какого дьявола ты творишь, Шел? – прошипела я сквозь зубы, едва мы оказались на улице. Сладко пахло цветочной пыльцой и весенней влажной землей.

Шеллак казался тогда таким юным и близким. Скорее другом и соратником, нежели вторым наставником. Он был всегда чистым, опрятным, светлым, аж дыхание перехватывало. Не знаю, когда его взгляд успел потемнеть, когда он перестал заигрывать с городскими девчонками и снимать котят с деревьев.

– Я сейчас попрошу тебя кое о чем, – произнес он приглушенным голосом, и я перестала дергаться. – Обещай, что выполнишь все как я скажу.

– Шел, я…

– Просто обещай.

Той весной он сам был весной. Пах как весна. Двигался как ветерок. Дыхание – будто морской бриз. Растрепавшиеся от долгого бега волосы, тяжелое, глубокое дыхание… Вспоминая такого Шела, я все больше не понимала, куда он исчез, что с ним стало. Почему он стал таким угрюмым и замкнутым, почему перестал воспринимать меня как друга. Почему вообще перестал меня воспринимать.

Но той весной я готова была сделать для него все что угодно.

– Хорошо, Шел, я… – Я вновь не успела договорить – некромант схватил меня за локоть и ринулся в сторону рыночной площади.

Короткие пряди волос хлестали по щекам, и я – такая неразумная и наивная – думала, что в этом беге заключается вся моя жизнь.

Мы пробегали мимо щедро украшенного дома господина Эдуарда – довольно богатого купца, занимавшегося перевозками специй. Как-то раз мне удалось успокоить дух его умершего кота Валета, который повадился по ночам скрестись в хозяйскую дверь.

Вообще-то в городе я лично знала немногих. Большинство жителей либо боялись меня, либо избегали встреч, либо вовсе не желали знать о моем существовании. Господин Эдуард оказался занятным исключением. По воскресеньям я частенько ходила к ним в дом на обед – жена господина Эдуарда готовит просто потрясающую индейку на углях!

Кажется, меня окликнул садовник, но я не могла остановиться даже для того, чтобы поздороваться.

– Куда мы?.. Шел? Шел!..

Мы не остановились и у противоположной границы города. На самом деле, границей она называлась чисто символически – сразу после крайних бедняцких домов взмывали в небо здоровенные сосны. С одной стороны – возвышался утес Утопленников, излюбленное место самоубийц; с другой – Северный лес, которому, говаривали, не было ни конца ни края.

Единственной живой душой, обитавшей так далеко от цивилизации, был священник Варул. Официально – отшельник, формально – добрый старикашка, очень любящий гостей и заблудившихся путников.

Как ни странно, Варул нас уже ждал.

Вот так я «вышла замуж», не успев толком это осознать. Над скалой Утопленников мы с Шеллаком обменялись простыми медными кольцами. Наверное, я согласилась на эту авантюру из-за испытанного шока – сейчас уже и не вспомнишь. Вместо ответа согласия я нервно тряхнула головой, собираясь с мыслями, и Шел с Варулом приняли это за «да».

С тех пор между нами ничего не изменилось, за исключением, правда, общественного статуса. Едва я стала некромантской супругой, то смогла открыто появляться на людях, не боясь, что меня запихнут в интернат, где, как утверждали прилетавшие с весенним ветерком слухи, кормят еще хуже, чем в королевской тюрьме.

Но мне и в голову не могло прийти, что Шел пошел на это, потому что действительно испугался за меня.

– Она начала угрожать, – словно прочитав мои мысли, произнес некромант и, как ни в чем не бывало, продолжил соскребать рыбью чешую.

– Тебе нужно было рассказать мне, – зло прошипела я вместо приготовленных слов благодарности, – а не решать все самому.

На мгновение он поднял на меня свои черные сверкающие глаза, но тут же вернулся к чистке ни в чем не повинных окуней. Несчастным доставалось по полной программе – на собственной чешуе они ощущали весь гнев взбешенного некроманта.

– Скажи мне, пожалуйста, Шрам. – Казалось, Шеллак едва сдерживался, чтобы не взорваться. – Всю жизнь ты выкидываешь такие фокусы, что остаешься живой только благодаря мне и наставнику. Ты лезешь на корабль, полный вооруженных до зубов пиратов, к своему папаше, не ставящему тебя в медяк. Ты связываешься с наследным принцем острова Туманов. Ты как-то замешана в деле покойного капитана Грома. Ты навлекла на себя гнев городской стражи. И ты постоянно выводишь меня из себя. А теперь подумай хорошенько и скажи, стала бы ты спрашивать у себя совета, будь ты на моем месте?

Я знала, о чем он говорит и что он, как всегда, абсолютно и безоговорочно прав, но что-то внутри меня отчаянно сопротивлялось и не хотело в это верить.

Я промолчала, и Шеллак счел это достаточным.

– Вот именно, – хмыкнул он уже гораздо спокойней. – Вот именно, Шрам.

Немного помявшись, я встала с ящика, на котором сидела, и задернула поплотнее тяжелую плюшевую штору, отделявшую каморку, в которой мы прятались, от основной кухни.

– Один вопрос, Шел. – Я опустила голос до шепота и стояла к некроманту спиной, зябко обхватив себя за плечи. – Почему ты это делаешь?

– Почему солнце каждый вечер садится обратно за горизонт? – равнодушно отозвался некромант. – Потому что его тянет в бездну.

Я не хотела признаваться, что поняла: он – солнце, я – бездна. Тяжелая, вязкая, мрачная. Бездна – хуже, чем смерть. Когда умираешь, уходишь на ту сторону тумана. Просто переходишь в иной мир, где круглый год цветут груши и наяды танцуют под раскидистыми ивовыми ветвями, обхватывая ствол длинными прозрачными ручонками и заливисто хохоча. Но почему никто не хочет умирать, раз по ту сторону тумана так хорошо? Дело в том, что цена слишком высока – душа.

Когда я поднялась на палубу, на форштевне, облокотившись на край бортика, стоял капитан Гром собственной персоной и что-то негромко насвистывал. Временами матросы, не замечая его, проходили сквозь капитанское тело, а его владельцу хоть бы хны.

Капитан молча вглядывался в горизонт и стремительно приближавшийся берег. Я с облегчением выдохнула: скоро моим мучениям придет конец.

– Хорошая погодка, – заметила я, пристроившись рядом с мертвым пиратом. – Ветерок попутный, паруса раздувает.

Гром зыркнул на меня из-под густых бровей, но его прозрачно-синее лицо оставалось по-прежнему хмурым и непроницаемым. Сальная рубаха, в которой капитана и хоронили, развевалась на ветру, обнажая мертвецки бледную грудь. Волосы были стянуты распушенной лентой цвета морской волны, на черных шароварах виднелись следы многочисленных капитанских трапез. Единственное, что на капитане Громе было новое, так это скрипящие сапоги из мягкой телячьей кожи. У пиратов есть такая старая традиция – хоронить своих капитанов в новых сапогах, чтобы по ту сторону тумана дорога была легче.

Впервые услышав хриплый низкий голос капитана, я вздрогнула от неожиданности.

– Якорь в кишки, ведьма, с таким ветром до берега и за тысячу лет не добраться. Да скорее я вплавь в желудке у кита доплыву, чем дождусь, пока эти лоботрясы возьмутся за весла.

Он говорил медленно, подергивая припухлой нижней губой и щелкая желтыми зубами.

Я обернулась, чтобы удостовериться, что никто, кроме меня, этой гневной тирады не слышал; но пираты вели себя как обычно и уже практически перестали замечать мое вездесущее присутствие, принимая за свою. Приставать ко мне никто не решался: навряд ли я отвечу согласием, раз уж посмела занести руку на капитанского сына. Плюс еще Шеллак выглядел совсем не белой милой овечкой. Его, кажется, побаивался даже Фрон и предпочитал лишний раз к нему не обращаться.

– Я не ведьма, – по привычке возразила я, – а некромантка. И вообще, матросы и так слишком устали, чтобы грести вручную. Воды почти не осталось.

К слову сказать, выздоровевший Шомпол до сих пор потреблял повышенную норму пресной воды в качестве самого больного, самого бедного и вообще умирающего.

– Ведьмы, некроманты – все из одной бездны. Таких как ты, девочка, я, когда был молод, душил голыми руками, чтобы нож не пачкать, а потом наматывал кишки им на синие лебединые шейки и завязывал морским узлом, чтобы, не дай Посейдон, не очухались. Вы ж твари живучие.

С капитаном я спорить не стала, потому что прекрасно знала, насколько это бесполезное занятие. Самое верное мнение всегда только у них, а если ты имеешь на сей счет какие-то другие предположения, то изволь пройтись по доске и избавить судно от своего обременительного существования.

Со стороны, наверное, казалось, будто я разговариваю сама с собой, но мое амплуа безумной колдуньи уже ничто не сможет изменить, поэтому я негромко засмеялась:

– А вы шутник, капитан.

– В год Липы я положил тридцать три ведьмы, даже не вытаскивая пистолета из-за пояса, поэтому осторожнее со словами, девочка.

Я сочла момент наиболее подходящим для моего самого главного вопроса:

– Почему вы упомянули меня в своем завещании? Что это за письма, которые я должна уничтожить? Что в них такого важного?

Осы-самоубийцы чтут закон превыше всего остального. Для них не выполнить завещание покойного капитана – это как для крестьянина предать родного отца. Так что я понимала: рано или поздно я все равно оказалась бы лицом к лицу с этим призраком.

– Я знал твою мать, – размеренно, будто что-то вспоминая, начал капитан Гром. – Она была самой сильной колдуньей, которую я когда-либо встречал. Дьяволица во плоти! Не знаю, что она нашла в старине Гвозде, а ведь даже умудрилась родить ему двоих детей, которым старый дурак совсем не обрадовался. Старшую дочь в возрасте двух лет отдал на попечение драконам, а тебя вот швырнул за борт. Акулья печень, Ларану он никогда не любил! Никогда. Он даже предположить не мог, что за сила таилась в ее черной душонке.

– Но при чем тут письма? – растерялась я.

– Она изменяла старине Гвоздю, и не с кем-нибудь, а с королем. Между ней и ее любовником завязалась тайная переписка, с помощью которой Ларана постепенно пересылала Клинку Добрая Воля чернокнижные знания, которые история считала давно утерянными.

Я прикусила нижнюю губу. Чернокнижные знания, о которых говорил капитан Гром, – не что иное, как заклинания, позволяющие уничтожить границу между реальностью и миром за туманом. Это поистине безграничная сила; и если руны попадут не к тому человеку – пиши пропало. Тысячи и сотни тысяч мертвецов поднимутся из своих могил, соберут по частям кости, соскребут обратно в черепа высушенные мозги, вставят глазные яблоки в заплесневелые глазницы и покорно будут следовать приказам своего господина, кем бы он ни был.

– Каким боком затесались тут Осы-самоубийцы? – Картина постепенно вырисовывалась, не хватало лишь некоторых деталей, но, морской дьявол их побери, – таких важных.

– Я был посредником между Лараной и королем, поэтому знаю так много. Драконий принц пришел в бешенство, когда узнал, кому я помогаю. Он не стал меня убивать лишь потому, что для исполнения обряда не хватало какого-то Черного амулета. Ларана пару раз упоминала о нем, но на вопросы отвечать отказывалась, проклятая ведьма! Она говорила, когда придет время, амулет сам появится в королевских руках. Король Клинок только и ждал подходящего момента, но твой папаша все сам решил за судьбу: сослал Ларану на остров Призраков, где, по слухам, она на его глазах ринулась со скалы и прихватила с собой на тот свет лучшего пирата из команды бедолаги Гвоздя.

Капитан в последний раз смачно выругался, замолк и начал постепенно растворяться в плотном душном воздухе. Я и не пыталась его остановить – понимала, что привидения, они такие – с ними бесполезно вести переговоры. Они делают только то, что хотят, и появляются тогда, когда хотят. И так за этот недолгий разговор я узнала слишком много. Дело даже не в том, что островам угрожала опасность: это меня не касалось. Я узнала имя своей матери. Ларана. Такое имя должна носить красивая и властная женщина. Часто я представляла ее себе, воображала, будто встречаю ее на берегу, на рыночной площади или в таверне. Встречаю и смотрю на нее без всякой радости, будто все это само собой разумеющееся.

У великих людей, говорят, великие судьбы. Я не верила, что моя мать, талантливая колдунья, так просто сдастся. Я бы не сдалась. Боролась, билась, кричала, но одержала верх.

К вечеру, когда мы уже подплывали к Драконьей Гряде, ливанул дождь, и Дикий Парус одолжил мне свой плащ. Затянувшись поясом и закатав рукава плаща, я осталась довольна результатом. Широкий капюшон позволял использовать эффект неожиданности и погулять по портовому городку инкогнито, изредка поглядывая на местных жителей.

На корабле остались капитан и часть команды (сейчас такие времена пошли – мало ли что случится, а на новую шхуну деньги с неба, в отличие от дождя, не падают) – остальные вприпрыжку, с гиканьем и улюлюканьем, ринулись к ближайшей харчевне, предвкушая полноценный обед и чистую питьевую воду.

Смеркаться еще только начинало, а для исполнения моего коварного плана, задуманного еще на борту, необходима была кромешная тьма и отсутствие увязавшегося за мной хвостиком некроманта.

Прибрежный городок Дарну населяли одни только люди, и лишь временами в переулках попадались драконы в форме. Все как один – малоподвижные, угрюмые, бдительные. Я, как вспомнила о том, что некоторые из них обладают способностью читать чужие мысли, так сразу стала думать о сытном ужине и мягкой постели, а не о своих хитроумных замыслах. Прознают драконы, с чем я к ним пожаловала и какой бесценной информацией обладаю, недолго мне останется куковать на свободе, хотя общество двух надзирателей едва ли можно назвать таковой.

Народец на Драконьей Гряде жил низенький, щупленький; женщины – все на одно лицо: чернявые, с густыми бровями, маленькими поджатыми губками, в замусоленных льняных фартуках. Люди понурые, подозрительные, чем-то сильно напоминают гномов и гремлинов одновременно. Когда на меня налетел какой-то мальчонка, то и не подумал извиниться, а одарил меня таким ненавидящим взглядом, будто спрашивал, что это я на дороге забыла.

– М-да… – протянула я уныло. – Не самое радужное местечко на островах.

Серости и промозглости городку добавлял сильный ливень, который, похоже, и не собирался в ближайшем будущем прекращать буянить. Я поежилась и поплотнее закуталась в плащ. Шедший рядом Шеллак, напротив, откинул капюшон, позволив дождевым каплям свободно стекать по лицу и волосам.

– Жизнь обязывает, – пояснил некромант и встряхнул гривой. – В гавань то и дело заплывают пираты да разбойники-одиночки, которые зачастую не чтят ни морали, ни островных законов. Вот местные и привыкли с недоверием относиться к приезжим – на порог даже за золотой не пустят.

В чем-то я даже понимала этих несчастных людей. У некромантов тоже жизнь не сахар – работают по принципу «доверяй, но проверяй», а врагов держат ближе, чем друзей.

Центральный дарнуский рынок имел вытянутую ромбовидную форму. По краям торговали овощами и фруктами, чуть поодаль – мясные, сырные и молочные ряды, а на задворках можно было приобрести сапоги, рубахи, веревки и прочую полезную в хозяйстве утварь. Кое-где попискивали едва вылупившиеся утята и сновали прожорливые уличные коты. В общем, несмотря на дождь, жизнь на рынке кипела вовсю – разве что пар не шел.

Купив пирожок с морковкой, я специально подольше задержалась у общественного колодца, присматриваясь и прислушиваясь к царящей вокруг шумихе.

– Герда, – раздался за моей спиной голос Шеллака, – рад снова тебя видеть.

Я чуть не подавилась.

Драконшу я лицезреть не могла, но вот слышать ее тяжелое размеренное дыхание – такое пропустить невозможно. Здоровенная ящериха своей неповоротливой тушей занимала едва ли не полрынка.

Еле слышно фыркнув, я утерла рот тыльной стороной ладони, облокотилась на край колодца и, вприкуску с пирожком, который, кстати говоря, оказался сыроват, принялась слушать, о чем пойдет разговор.

– В хорошее вы попали к нам время – дождей две недели не было. Людишки Посейдону в жертву уж семнадцать овец принесли, а все без толку, – послышался раскатистый гул драконши.

Самое странное, что на ее присутствие никто не обращал внимания: покупатели и купцы по-прежнему оживленно торговались, пытаясь не только не остаться в убытке, но и унести с собой пару лишних медячков.

– Может, переночуешь у меня? Как обычно, комната на втором этаже. Поможешь мне с кое-какими кладбищенскими вопросами, а уж я найду, чем помочь взамен.

Но не успел некромант дать ответ, как драконша взвыла от внезапной боли, и я, со спокойной душой дожевав пирожок, повалилась без памяти на ящики со свежим сыром.

 

Глава 11

Шрам не дает обещаний

Нет, я, конечно, знала, что это заклинание могло стать для меня последним, но уж больно велик был соблазн насолить чешуйчатой мадам. Поэтому я не слишком удивилась, когда бурлящий рынок постепенно стал превращаться в тягучее расплывающееся перед глазами марево. Ноги в одно мгновение вместо опоры стали помехой. И, немножко поплутав, я благополучно осела наземь.

Где-то далеко на задворках сознания слышался собачий лай и тянуло ароматным сыром из козьего молока, за ломоть которого я сейчас и душу демону не отказалась бы продать.

Про состояние энергетического опустошения от Шеллака и наставника я была наслышана, так что скучающе ожидала пробуждения, пересчитывая пролетающих в воображении над забором драных ворон. На трехсотой вороне кто-то вылил мне на голову кадку ледяной колодезной воды, и я закашлялась.

Дело в том, что, когда у некромантов кончается энергетический запас, они впадают в состояние чем-то сродни коме, то есть все слышат и чувствуют, но телом своим управлять не могут. Случаи такие редки – подобное случается, когда некромантов держат в плену, и они не имеют доступа к кладбищу. Они же не идиоты, чтобы добровольно лишать себя источника существования, а потому, чаще всего, и живут всю жизнь на одном месте около одного и того же кладбища. Отсюда и легенды про проклятие некромантов.

Мне же ощутить опустошение на собственной шкуре было в новинку, и я просто ждала, пока отыщется тот самый смелый рыцарь на белом мерине, который спасет меня от этой бездны. Но Шеллак все медлил, будто нарочно издевался.

– Что она со мной сделала? – прошамкала неподалеку драконша, едва двигая челюстями.

Я невольно загордилась собственными успехами – не каждый день выпадает шанс обездвижить дракона и не быть за это тут же съеденным.

– Парализовала, – уныло отозвался Шел и продолжил водить по моему лицу мокрой тряпицей.

Правда, на тот момент сил на заклинание у меня осталось с гулькин нос, поэтому пришлось обойтись локальной заморозкой, и я ограничилась блокировкой шеи. Выбрала я это место по одной простой причине: судя по учебникам, найденным мною в бескрайних просторах библиотеки, именно там у самок драконов находятся так называемые огненные железы, без которых они становятся до того уязвимыми, что не отразят даже атаку годовалого младенца. Еще пару дней дракониха не сможет никого поджарить, это точно, а к этому времени я собиралась уже убраться из этого серого портового городишки.

Раздосадованная собственной никчемностью, Герда возбужденно пыхтела и сновала из угла в угол, не зная что и предпринять. Сквозь прикрытые веки мне удалось разглядеть потолочные балки и широкие окна со стеклом из горного хрусталя, который добывали только на Драконьей Гряде. Видимо, пока я была совсем без сознания, меня перенесли в помещение, а если быть точнее – в драконью обитель. М-да, не так я себе представляла эту самую обитель. Мне виделась просторная пещера, темная, как зимняя ночь. Обязательно обвешанная липкой паутиной с шестнадцатиглазыми тварями, опасно зыркающими со своих насиженных мест. Я воображала затхлый запах и хозяйственно перелетающих от одного уступа к другому летучих мышей. Но в реальности все оказалось с точностью до наоборот: чистая светлая зала, тюлевые шторы и хрустальные фигурки феечек и единорожков на камине и приятно пахнет свежей выпечкой.

– У-у, рыжая девка! – взвыла моя жертва и что есть силы долбанула кулаком по стене, которая тут же послушно затряслась от страха.

Я же только хихикнула про себя.

Поганец-некромант зажег рядом с моим носом едкие благовония, прекрасно зная, что, даже будь я мертвецом, это меня живо на ноги поднимет. Ядовитый запах ударил в легкие, я пару раз чихнула и едва сдержалась от того, чтобы действительно ожить. Но это было не так-то просто – мне по-прежнему нужна была мертвая энергия, и Шеллак это прекрасно понимал.

– Где тут у вас кладбище? – спросил он у драконши.

Ящериха тут же всполошилась:

– Закапывать паршивку будешь? Правильно. Вот той весной прилетела сестра принца поглядеть на весенний фестиваль. Так женщина она упитанная, можно сказать – жирная корова. В итоге случайно передавила толпу из двенадцати мужиков. Хоронили в одном склепе…

– Так где, Герда?

Дракониха, кажется, уже успела позабыть, о чем спрашивал ее некромант, и тупо хлопала чешуйчатыми веками.

– Кладбище у вас где? – терпеливо повторил Шел и подхватил меня на руки.

В голове пронеслась предательская мысль, что раз некромант повадился таскать меня на руках, то прокрученная афера тем более стоила того.

– Сразу за домом ювелира, – равнодушно махнула лапой Герда, будто ей куда больше нравилось обсуждать толстую принцессу, – там овражек вниз идет, так он неглубокий – после него тропинка протоптанная, по ней через березняк.

Ногой распахнув дверь, Шеллак со мной на руках оказался на улице. Я болталась прямо-таки угрем бесхребетным, что отнюдь не добавляло моменту романтичности. Это какой-то злой рок: едва я строю планы по соблазнению собственного мужа, как обязательно предстаю перед ним в самом невыгодном свете – то грязная, то бесчувственная. Меня он при таком раскладе точно не захочет – к гадалке не ходи, если он, конечно, не извращенец.

На свежем воздухе задышалось как-то сразу легче. Вокруг все расцветало и рассветало. Похоже, что всю ночку я провела в драконьей берлоге.

При свете дня Дарну уже не казался таким зловещим и угрюмым, а его обитатели – гремлинами, вылезшими из своих берлог, дабы сделать какую-нибудь гадость, а лучше – две. Аккуратные черноволосые девки, схватившись за полы платьев, с азартом перескакивали через лужи и хохотали пуще малышни. Люди постарше искоса поглядывали на баловниц, но нет-нет да и прыскали украдкой в рукав. Всюду слышался частый размеренный стук топоров по завалившимся накануне деревьям. Дождичек, надо сказать, выдался в этот раз нехилый.

– Эй, гость заостровной! – крикнул щупленький мужичок с плешивой бородкой. – Что с девушкой делаешь?

– Это жена моя – на кладбище несу, – без тени иронии отозвался Шеллак, не сбавляя шага.

Дедок, как уронил челюсть на мостовую, так поднять ее обратно и не смог.

– Ишь ты! Шалун! – крикнул он, когда мы уже скрылись за городскими воротами.

Стражники пропустили нас без особых хлопот: некромант поведал им слезливую историю о том, что это наша первая брачная ночь, а супруга еще спит, и он хочет показать ей рассвет на Драконьей Гряде. На самом деле, скорми он этим недоумкам байку о том, что я – спящая царевна, они бы и ее проглотили. Когда стоишь на посту, вся придворная жизнь проходит мимо.

Мы вышли за ограду, но не прошло и нескольких минут, как я почувствовала это.

Оно забиралось под кожу, разъедало сердце. Мое тело выгнулось дугой, и по позвоночнику прошелся разряд необъяснимой боли.

– Тише, тише… – доносился откуда-то издалека голос Шела, но больше ни единого слова уловить я уже не смогла. Мысли в голове сплетались в один тугой узел, словно крысиные хвосты, и не пропускали посторонних звуков. Последний стон сорвался с моих губ, и я провалилась в бездну.

Летела куда-то долго, и плотный воздух сминал тело, будто оно было из мягкой и податливой глины. На время полета дышать стало невозможно – оставалось набрать в легкие побольше кислорода и попытаться пережить все это. Просто пережить.

Паника тугим комом забаррикадировала глотку, не давая отчаянному крику улететь в пустоту. Вокруг мелькали плотные тяжелые облака, вот-вот готовые извергнуть из себя мутную грязную воду. Шеллак из моей реальности бесследно исчез.

Когда голые ступни коснулись земли, легче не стало. Душа болела и надрывалась, бабочка испуганно копошилась и билась крыльями о мокрую от пота рубашку.

– Тише, – одними губами приговаривала я, прижав колени к груди и вспоминая последние слова Шела. – Все хорошо. Не бойся.

В том-то все и дело, что душа именно боится. Трусливое беззащитное создание – Посейдон дает нам ее, чтобы мы на короткий срок почувствовали себя живыми, а затем отдали ее другому, более достойному. И так год за годом, век за веком, жизнь за жизнью. Нас никогда не станет больше, чем душ, но душ так или иначе всегда больше, чем нас. Они парят высоко над землей, высматривая себе нового хозяина. Они придирчивы и капризны. Кого-то они могут и не выбрать, и тогда на свет появляется мертвый младенец.

Лекари уже много столетий пытаются приручить душу, но, запертая в душную стеклянную банку, она тут же исчезает, превращаясь сначала в маленькую полупрозрачную гусеницу, а затем, будучи отпущенной, уползает под землю.

А на этот раз страх моей души настолько силен, что полностью передается мне. Внутри остаются… паника, боязнь катастрофы, бесчисленные фобии, дрожь и множество воспоминаний из жизни, которая, пожалуй, уже прошла.

На этой пустой выжженной земле я одна.

«Где я?» – спрашиваю у пустоты, но в ответ лишь долгое протяжное эхо, от которого волосы на руках дыбом встают.

«Где ты?..» – наконец доносится издалека, и от этого волна паники только нарастает.

Не осталось ни единой рукописи, которая подробно бы описывала эту сторону туманов. Во-первых, обладавшие тайным знанием некроманты уже давно ушли с этой земли; а во-вторых, здесь каждый видит то, что предначертано именно ему. Поэтому я нисколько не удивилась, когда из-за горизонта, постепенно увеличиваясь, ко мне медленно стала приближаться черноволосая девушка в простом льняном платье. Несуществующий ветер раздувал ее шелковые, похожие на волны бушующего моря косы, прижимая тонкую ткань к четко очерченным изгибам.

Резкие черты лица выдавали бунтарку. Тонкие полупрозрачные веки, мертвенно-бледная кожа, а еще – руки! Эти руки принадлежали не той молодой женщине, что стояла передо мной, а скорее, старухе – сморщенной и трясущейся. Испещренные сжавшимися бугорками кожи, ярко-рыжими пигментными пятнами… Эти руки выглядели слабыми и болезненными, но только до тех пор, пока женщина не воздела их к небу. Белая колдунья.

– Услышь меня, о Посейдон! – прокричала она, и сгустившиеся над ней тучи в тот же миг разродились дождем.

А я все сидела на сырой мертвой земле и глаз не могла отвести от черноволосой незнакомки. Не то чтобы она была красавицей, но так притягательно было ее лицо с вызовом в сдвинутых черных как смоль бровях и отливающих фиолетовым зрачках, с молнией, поселившейся у нее в глазах!

Впервые я видела такую молодую и вместе с тем могущественную ведьму.

И она смотрела на меня как на забившегося в угол крысенка, жалобно попискивающего и зовущего мать.

– Вот ты какая, – пробормотала она скорее себе, нежели мне. – Юная некромантка. Маленькая неудачница. – Она склонила голову набок и присела на корточки совсем по-мужски, пялясь на меня во все глаза, будто на невиданное чудо.

Видок у меня, наверное, был еще тот. Из треснувшей губы по капельке вытекала кровь, на вкус совершенно омерзительная. Дыхание сбилось, и я купалась в склизком поту, думая, что вот-вот утону.

«Шел, где же ты?» – пронеслось в голове, но на некроманта рассчитывать в данных обстоятельствах не приходилось. Да к тому же он был вольная птица: куда хочу – туда летаю.

– Он тебе не поможет, – хмыкнула черноволосая женщина и попыталась дотронуться своей старческой рукой до моей щеки, но я тут же инстинктивно отпрянула. – На эту сторону могут переходить только те, кто смерти обязан своей жалкой душонкой. Остальным вход заказан.

– Кто ты?

– Неужели ты не узнаешь меня? – Женщина невинно похлопала глазками. – Ах да, конечно, я же забыла: с таким-то магическим потенциалом не принято вспоминать о гниющих на заштатных островах родственниках.

Я сглотнула:

– Ты Ларана?

Поначалу женщина смотрела на меня как на идиотку, а затем не выдержала и принялась гоготать. Казалось, она обезумела окончательно и бесповоротно. Ее длинные волосы, наверняка похожие на те, что носила когда-то горгона Медуза, зловеще трепыхались на ветру, который я все никак не могла уловить. По мне, так на этой стороне туманов полный штиль.

– Старая рыбина не смогла бы подобраться сюда и на полшага, – обиделась девушка, перестав смеяться. – Она была глупой и безответственной: крутила шашни со всеми, кто, как она считала, был ее достоин. Ларана не из тех, кто будет беспокоиться о судьбе собственных детей, Шрам. – На ее лице всего на мгновение появилось выражение невыносимой тоски и грусти. Глазницы помутнели.

– Но если ты не Ларана, то кто?

– Я та, которая пришла, чтобы помочь тебе предотвратить надвигающуюся катастрофу. Ты же знаешь, что будет, если письма обнаружит не тот человек. Нельзя этого допустить, иначе острова навсегда прекратят свое существование.

– Мне все равно, – слабым голосом отрезала я. – То, что происходит на островах, не мое дело.

Сверкнув глазами, девушка села напротив меня, скрестила ноги и задрала для удобства юбку. Если бы она не пыталась выглядеть такой акулой, то, возможно, мы нашли бы с ней общий язык. Хотя, определенно, не в этой жизни.

– В тебе говорят старые обиды, девочка. Этот мир отталкивает тебя, толкает в бездну, но ты каждый раз встаешь, делаешь вид, что ничего не произошло, и продолжаешь идти своим путем. Нельзя притворяться, будто все хорошо. Это как фруктовая мушка, которая откладывает свои яйца под яблочную кожуру. Сомнения, страх, боль – это мухи под твоей кожурой, Шрам. И ты должна их излечить, иначе единственное, ради чего ты вскоре будешь существовать, – это месть взрастившему тебя миру, не сумевшему дать тебе достаточно любви и тепла. Сожги внутри себя эти комплексы и страхи – пепел развей по ветру, перестань глядеть на папашу как на образец для подражания. Капитан Ржавый Гвоздь – позор из твоего несуществующего прошлого. Просто забудь его и живи дальше.

– Да кто ты такая, чтобы учить меня жизни?! – осмелела я, но все равно чувствовала себя тощей, взрывоопасной Шрам-подростком, с которой спорить когда-то было не просто бесполезно, а себе дороже. И до сих пор, руководствуясь тем, что истина всегда одна, а правда у каждого своя, я держу свою правду за истину и горжусь этим.

– Я бы сделала все сама, – девушка развела руками, кожа на которых болталась мешком, как на мертвеце, – но не могу покинуть место, в котором сейчас нахожусь. Зато могу наставлять тебя. Поверь мне, девочка, будь у меня шанс, уж я бы им непременно воспользовалась!

Собеседница смотрела на меня с пренебрежением и нескрываемым раздражением. Мы с ней в чем-то были похожи, что бы она там ни говорила насчет того, что она не Ларана. Иначе откуда б она прознала про Ржавого Гвоздя и письма?

В любом случае, она знала слишком много, и это могло означать только две вещи: либо она хочет бросить меня за борт, либо – организовать временное перемирие, потому что в друзья к малознакомым ведьмам (а женщина была именно ведьмой) я не нанималась.

Я сделала вдох, пару лишних выдохов и заговорила:

– Хорошо. Я буду помогать тебе, но прежде ты должна ответить на несколько вопросов. Солжешь – я об этом узнаю. Вопрос первый. Как я оказалась по эту сторону туманов?

– Я вызвала тебя, – нехотя призналась женщина и поежилась – ветер донимал ее одну.

– Почему Шеллак не может сюда попасть?

– Ты «Касилья Морта» – последняя из отмеченных смертью. Вся причина в шраме на твоей душе, который свидетельствует о том, что ты перенесла двойное перерождение.

Перед последним вопросом я прикусила губу, из которой все еще слабо сочилась соленая кровь, и задержала дыхание.

– Кто ты такая?

– Мое имя Шторм.

– И все?

– И все, – словно передразнивая меня, кивнула ведьма.

Странно. Разглядывая ее, мне казалось, будто я смотрюсь в кривое зеркало и вижу свое искаженное отражение. Чувство точно душу наизнанку вывернули и показали, какая я на самом деле. Черная.

Недаром говорят, глаза – зеркало души. Мои глаза плоские, цвета смолотой в порошок корицы, а глаза ведьмы – холодно-голубые, живые, с искрой и с молнией. Она как будто сама…

…шторм.

И наши имена так необычно перекликались, звенели, как громовой раскат, отзвучавший посреди ясного безоблачного неба.

Девушка выжидательно сверлила меня глазами, пока я собиралась с мыслями.

– Что мне нужно сделать?

– Ты отправишься к драконьему принцу и попросишь у него разрешения воспользоваться Зеркалами Судьбы.

– А если он не позволит? – засомневалась я. – С чего ему доверять малознакомой некромантке?

– Поручись моим именем. Скажи, ты от Шторм с Обезьяньего острова. Как только попадешь в зеркальный коридор, отправляйся на двадцать пять лет назад, в день летнего солнцеворота. Зеркала сами выведут тебя в нужное место.

– Но что там такое произошло?

– Мне нужно знать, успел ли тогда Клинок Добрая Воля прочитать, а главное, переписать отрывок из древних знаний. То письмо, отправленное ему Лараной через капитана Грома, было перехвачено, но, скорее всего, пособниками же Доброй Воли для отвода глаз. Куда делся отрывок на самом деле – вот что нам необходимо узнать. От этого зависит судьба островов, Шрам, а значит, и твоя судьба в частности.

– И что делать, если он успел прочесть отрывок?

Шторм задумчиво накручивала на длинный тонкий палец вьющийся, как лиана, локон черных волос.

– Тогда мы будем готовы к тому, что, делая вид, будто ищет тот самый отрывок, верховный король на самом деле будет работать совершенно в другом направлении.

– В каком?

– Он будет искать черный амулет, – женщина злорадно хмыкнула. – Но очень сомневаюсь, что ему удастся найти его без помощи Хранителя, которого, в свою очередь, найти еще трудней.

– Кто такой Хранитель? – Пока Шторм была настроена отвечать на мои вопросы, я готова была засыпать ее оными по самые уши. Вряд ли мне когда-нибудь еще представиться такая возможность.

– Я не могу поделиться с тобой этой информацией, – произнесла ведьма с сожалением, – потому что иначе за тобой начнется охота. Думаю, ты понимаешь, сколько стоят головы тех, кто обладает хоть какими-то сведениями насчет ритуала. Скажу одно: когда придет время, он сам даст о себе знать, если, конечно, доживет до того дня. Но на сегодня хватит, Шрам. Думаю, тебе пора возвращаться, ибо Шеллак тебя уже заждался. – Шторм снова ехидно хмыкнула – видимо, вкладываемый в слова двойной смысл был понятен лишь ей. – Пообещай мне одно. Ты не отречешься от своего предназначения. Просто обещай.

– Я никому не даю обещаний… – промямлила я, но слова так и не достигли собеседницы. «А тем более тем, кого вижу впервые», – закончило за меня мое сознание.

Ноги снова начали отекать, а по телу расползался дурманящий туман. Теперь я понимала, почему эту сторону называли затуманной. Пытаешься сосредоточиться, но перед глазами моментально расплывается. В последний раз я встретилась взглядом с черноволосой ведьмой, и та, по-моему, даже подмигнула, хотя, скорее всего, это были лишь капризы отвыкшего от реальности воображения.

На островах таких называют юродками – это девушки-бесприданницы, ушедшие гулять по миру и пытающиеся этот самый мир убедить, будто пришли они в него со своим высшим предназначением. Многие врут, дескать, виделись, и не раз с самим Посейдоном и женой его Мариной – владычицей морского дна. Но, самое главное, твердят, будто и на той стороне были, за туманами. Поэтому, когда умирающий начинает рассказывать, что видел, каково там, сразу вспоминают о юродках, что в простонародье приравнивается к «брехушке».

Так что сомневаюсь, что кто-нибудь – даже Шел – поверит про мое путешествие на выжженную землю. Может, сделает вид, дескать «да-да, Шрам», покивает, но все равно останется при своем.

Открыв глаза, я обнаружила, что лежу в самом сердце наипросторнейшего кладбища, которое я когда-либо видела. Огромные каменные изваяния драконов возвышались над землей гранитными скалами, а застывшее пляшущее пламя выглядело так натурально, что даже мороз пробежал по коже. И всюду были драконы: на надгробных плитах, на входах в фамильные склепы. Извилистые юркие дракончики обвивали спинки кладбищенских скамеек, перетекая в морскую пену и во взмывающих к небу стальных чаек. Неподалеку раскинулся целый отряд кустарников, подстриженных в форме драконьих голов; а цветы на надгробиях лежали одни и те же – ядовито-синие пламенные колокольчики, в драконьей мифологии – символ счастливой души, которая хранится у ящеров в самом сердце, а не как у остальных – в виде бабочек. Я слышала одну байку про ведуна с Северной окраины, так тот получил в подарок от некоего дракона его душу, после чего прожил пять столетий в отшельничестве, а затем сам превратился в дракона и улетел куда-то в горы, до сих пор о нем ни слуху ни духу. Возможно, это всего лишь сказки, но драконьи души и сердца действительно гораздо сильнее человеческих, и дело тут даже не в возрасте. В отличие от наших душ, их души несут в себе информацию, накопленную столетиями и даже тысячелетиями, то есть обладают памятью предков – «Рекордато», – а посему кажутся ужасно мудрыми и древними. Пятилетка-дракон задаст мне такого жару в прямом и переносном смысле, что лучше не связываться даже с молодыми. Хотя я, кажется, совсем недавно позволила себе кое-какую пакость…

– Эй, Шел, что с тобой? – Я по привычке приподнялась на локтях, чтобы взглянуть некроманту в лицо.

Тот не отвечал и не шевелился. Просто сидел, обхватив руками спинку скамьи, и смотрел прямиком на покрытую плесенью и птичьим пометом драконью статую. Не самую правдоподобную, надо было признать.

Но я-то знала: чем спокойней пытался казаться Шеллак, тем хуже у него обстояли дела. То есть ничего хорошего это бездействие не сулило.

Первой мыслью, когда я пришла в себя, было рассказать все некроманту, поделиться с ним опасениями, спросить совета. Ведь так повелось у нас еще много лет назад: Шел всегда прав, с Шелом лучше быть откровенной. Но, глядя на его отсутствующе выражение лица, я мигом позабыла о своем первоначальном намерении.

Руки-ноги не слушались, но я кое-как собрала себя по частям и, потянувшись к некроманту, легонько потрясла его за плечи.

– Что такое? – почти умоляла я. – Не молчи, прошу тебя. Скажи хоть что-нибудь. Шел…

– Убери руки!!! – Полный злости и ненависти крик резанул по ушам, и я невольно отпрянула.

Что же могло сокрушить стойкого Шеллака? Что могло вызвать в нем целую бурю, вот-вот готовую вырваться и снести все на своем пути? Я чувствовала: если буду досаждать, могу получить так, что потом месяц с предсмертными стонами на клопастом матраце валяться буду.

На драконьем кладбище стало невероятно тихо. Не трещали мелкие пташки, и не стрекотали прыткие могильные кузнечики, кусавшиеся похлеще зубастых жуков-богомольцев. И тишина казалась настолько зловещей, что любое произнесенное слово обещало вызвать новую вспышку гнева.

Впервые я совершенно не знала, что предпринять, боясь порвать тот хрупкий мостик доверия, который установился между мной и Шеллаком за долгие годы общения. Нельзя сказать, что мы были закадычными друзьями – мы даже не доверяли друг другу, все время ожидая подвоха; но между нами существовала крепкая связь, в этом можно было не сомневаться. Я чувствовала Шеллака, а Шеллак чувствовал меня. И неважно, сколько девок в городе он перещупал, сколько пиратских капитанов порубил в капусту и что думает по поводу моего скверного характера. Он единственный принимал меня такой, какая я есть, не требуя ничего взамен, не спрашивая сверх меры. Наверное, за это я его и… Нет, не любила. Шрам не умеет любить. Не способна.

Только сейчас я заметила, что руки у некроманта дрожат, будто на дворе не начало осени, а середина лютня.

– Посейдон помилуй… – вырвалось у меня помимо воли. Никогда прежде я не отличалась особой религиозностью, а в молельню и вовсе никогда не заглядывала.

Мне было уже совершенно плевать, что сделает со мной Шел. Я подтянулась ну руках, как щенок, у которого отнялись задние ноги, кое-как устроилась рядом с мужчиной и приобняла его за плечи. Внутри Шеллака всего колотило.

– Расскажи мне, – попросила я шепотом. – Я все пойму, Шел.

– Я думал… Гром и молния! Я думал, ты умерла! Совсем, понимаешь?! – вырвалось у некроманта, мне оставалось лишь сильнее прижаться к его твердой костлявой спине.

Признаться, я немало удивилась, услышав от него такие слова. Максимум, на что рассчитывала с его стороны в случае своей непредвиденной смерти, так это на венок из васильков и на землянку в непроходимой чаще, чтобы тело конкурентам не досталось. Но чтобы так… На Шеллака, которого я знала, это было ни капельки не похоже.

Грубо говоря – я и вправду умерла, но, судя по тому, что вернулась, – ненадолго. И если уж на то пошло, мне это было не впервой, хотя все равно страшно и неприятно.

– Ш-ш… Я здесь, Шел. Успокойся. Все хорошо.

Лицом я зарылась в его иссиня-черные волосы и носом уткнулась в некромантскую макушку. От Шеллака исходили щекочущие язык волны энергии. Видимо, пока я была в отключке, он уже успел полностью восстановиться и часть энергии влить в меня.

Но из состояния некроманта, которое можно описать только как крайне неадекватное, можно понять одно – я очень долго не желала возвращаться в себя.

В эти моменты Шеллак казался мне ребенком, который думал, что навсегда потерял мать. Я и предположить не могла, что мое временное отсутствие вызовет у некроманта столь бурную реакцию.

– Мне нужно в Драконий Глаз, – не повышая голоса, сообщила я, но Шел только сильнее напрягся.

– Через мой труп, – коротко ответил он.

Я знала, что прежняя Шрам не дает обещаний, знала, но тем не менее, в кои-то веки в моей жизни появился какой-то смысл и, как бы глупо это ни звучало, – предназначение. Поэтому ничто в данной ситуации не могло меня остановить, разве что метеоритный дождь начнется. Но предсказатели погоды насчет последнего пока молчали, так что планы мои не нарушит уже ничто и никто.

Действительно, что мешает мне стать лучше, чем отец? Кончить жизнь достойней, чем мать? Назовите мне хотя бы одну причину, исключая мои предрассудки. Никогда не поздно стать хорошей и попасть в историю. Может, у меня появится ворох новых платьев, нормальный собственный дом на Центральном острове вместо покосившейся лачужки на городском отшибе, где я провела всю свою сознательную жизнь.

Перспективы, пусть даже эфемерные и нереальные, придавали уверенности в собственных силах.

– Со мной ничего не случится, – заверила я некроманта. – Мне и нужно всего-то попросить аудиенции у драконьего принца – и мигом назад. «Мечта» все равно не выйдет в море раньше начала березня – корабельные запасы слишком уж истощали.

– Я сказал «нет», – произнес Шел чуть жестче, чем первый раз.

– Ты прекрасно знаешь, Шеллак, что, даже если ты мне запретишь, я все равно найду способ добраться до столицы. Я наслышана про местные дирижабли и с детства мечтала на них покататься, так что уже завтра я буду гулять по улочкам Драконьего Глаза.

– Я не могу понять тебя, Шрам. То ты рвешься искать преступника, задушившего наследного принца, то уже через неделю пляшешь под дудочку мертвого капитана. Куда делась ты, Шрам?

Вопрос застал меня врасплох. Неужели я и вправду так сильно изменилась за последние дни, что готова пожертвовать чем угодно, чтобы дойти до победного конца, где, кстати, мне ни медячка не перепадет? С каких это пор я заделалась героиней?

– Там… – я замялась, – …в общем, там, где я была, я встретила одну… одного человека, которому дала обещание помочь.

– И кто же этот человек, Шрам?

Крошечные безобидные дикие дракончики, питающиеся нектаром пламенных колокольчиков, кружили неподалеку на своих будто невесомых стрекозиных крылышках и высматривали себе бутон повкусней.

– Моя сестра.

 

Глава 12

Шрам на высоте

Когда мне было одиннадцать, я полгода отсидела на церковной скамье в качестве ученицы. Не скажу, что кто-то заставлял меня идти учиться, – просто хотя бы на некоторое время я хотела убедиться в том, что ничего в этой жизни не потеряю.

Тощая, как древесная щепа, монашка Гвоздика учила таких же долговязых девочек, как я, печь хлеб и вышивать оленят на мужниных рубашках. Как ни странно, самая горелая буханка всегда выходила именно у меня, равно как и самые кривые оленята, больше похожие на жуков-навозников. В скором времени я вдрызг разругалась с монахом Улием, преподававшим чтение, способностей к которому у меня не наблюдалось никогда. Я обозвала старого болвана «крабом с клешнями из одного места» и, громко хлопнув дверью, выскочила за порог церкви, поклявшись в приходскую школу больше не возвращаться. Провожал меня вслед задорный смех одноклассников, а на следующий день почтальон притащил и торжественно вручил наставнику пять сырых булочек, буквально прилипших к плетеной корзинке, и кружевную салфетку, которая больше напоминала спутавшийся клубок распушившихся на концах льняных нитей. Шел тогда только хмыкнул, дескать, предупреждал я тебя, Шрам, каждый сверчок должен знать свой шесток, но вслух так ничего и не сказал, что было гораздо хуже, чем если бы он забросал меня отборнейшими пиратскими ругательствами.

На душе было гадко, грудь горела стыдом. Было жаль не своих неуспехов в школе, не того, что ударила в грязь лицом. Было жалко себя. Противно было само осознание того, что я для этой жизни не годна. Я как костлявая лысая овца в стаде – ни шкуры нет, ни мяса.

Вся проблема в том, что, если ты родился таким – с черствой засохшей коркой на сердце и шрамом поперек души – трудно в себе что-то изменить, сломать, переделать. Трудно сказать «буду жить как все, выйду замуж, нарожаю детей». Среди некромантов детей заводить не принято, ибо не с кем – доверять можно только себе. Родственники не родственники – все равно чужие. Мать родила – и спасибо, а дальше по жизни – сам. Прогрызу себе дорогу, когтями выскребу, локтями расчищу место под солнцем.

Так странно иметь кого-то рядом, кто, кажется, любит тебя… Одна эта мысль переворачивает привычный мир с ног на голову – это как поставить дном кверху откупоренную бутыль с отборнейшим красным вином. Ясен кит, сосуд вскоре окажется пустым, и тогда его вновь нужно будет чем-то наполнить… Или не наполнить. Все зависит от обстоятельств. Иногда можно и пустышкой до конца своих дней слоняться по прибрежным забегаловкам и щупать за выпуклые места местных красоток. Уродок в таких местах нет, потому что после второй рюмки даже хозяин харчевни покажется медоголосой очаровашкой.

Да, я почти наверняка знала, что где-то на островах бродят, возможно, мои родные братья и сестры, мать… Но раньше они были ненастоящими, существовали только в моей голове и оживали лишь в моменты осенних праздников виноделия.

А Шторм оказалась такой близкой и, главное, реальной. Я могла протянуть руку и дотронуться до ее старых сморщенных рук. Хотелось прижаться головой к ее глубокой ложбинке между грудей и так застыть, возможно навечно – на-все-гда.

– Пирог, спрашиваю, резать? – донесся до меня полный раздражения голос драконши. Она все еще злилась на меня за заморозку, но извиняться я не собиралась ни при каких обстоятельствах. Чувствовать себя виноватой – это не про Шрам.

Мы сидели за огромным столом, ножки которого заканчивались едва ли не там, где начиналась моя шея, иначе громадная ящерица за ним и не уместилась бы. На чистенькой голубой скатерти в желтую ромашку громоздилось просто-таки невероятное количество пищи гигантских же размеров. Порция, что исчезала в драконьей пасти за считаные секунды, могла бы обеспечивать пять голодающих семей несколько дней кряду.

– А с чем? – деловито поинтересовалась я, подражая тону завзятых скупердяев.

– С печенью девственницы, – огрызнулась драконша и вновь фыркнула, когда я подставила для такого знатного кушанья вылизанную тарелку из-под холодца.

– Всегда мечтала попробовать, – пояснила я, облизывая ложку.

На деле Герда оказалась не такой уж омерзительной и высокомерной, какой показалась при первой встрече. Это, наверное, такое профессиональное выражение лица всех пограничников во время дежурства. Ящерица травила различные байки из своих рабочих будней, а я сидела, раскрыв рот, и впитывала в себя каждое слово рассказчицы.

– …спрятались в бочке втроем, – продолжала дракониха, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, – поверх сала контрабандного да еще петрушки сверху сыпанули. Вот умора-то была! Ты, это, Шеллак, вино пей. Свое, островное. Заграничных не признаем.

– Кровь младенцев? – Некромант брезгливо рассматривал густую бурую жижу, перетекающую по стакану, как желе.

– Она самая, – кивнула Герда и подмигнула мне.

Окажись драконша человеком, думаю, мы с ней очень бы даже поладили. Или, на худой коней, научись я пыхать жаром, стали бы мы с ней не разлей вода.

Утерев рот краем безукоризненно чистой скатерти, я похлопала себя по распухшему животу и вразвалочку вышла из-за стола. Да, баранина… ой, простите, юные девы у драконши выходят на славу.

После обильной трапезы мы с Шелом попрощались с хозяйкой-пограничницей и направились в сторону стоянки драконьего такси, по пути заглянув на центральный рынок, где, казалось, толкотня и шумиха господствовали круглые сутки. Привезли тележки свежей зелени, кое-где купцы даже давали потенциальным покупателям попробовать кусочек сыра нового особого сорта совершенно бесплатно. Халяву, как, впрочем, и все, я любила страшно, поэтому прельстилась свежим белым ломтем, пожалев, что оставила во время пиршества так мало места в желудке.

– Смотри не лопни, – серьезно предупредил Шел. Но я только махнула рукой.

Ожирение мне не грозило, по крайней мере, в течение еще сотни таких пирушек, а до тех пор я об этом беспокоиться не собиралась. Главное правило настоящего пирата: бери пока дают, а то ведь потом могут и не дать.

Сразу за продовольственными рядами начинались ряды вещевые, что было заметно даже по атмосфере, витавшей в воздухе. Здесь все шло размеренно: торговля спокойней, купцы расторопней. А с купцами еще можно было по-свойски поболтать о жизни, между делом торгуясь за плешивый ковер с Летучего острова.

У входа в занавешенный грязным тряпьем шалаш я остановилась и, потянув Шела за локоть, недолго думая, просочилась вовнутрь, где нас ждал щупленький полугном серьезного вида с густыми сросшимися бровями. Драная на пузе рубаха придавала продавцу торговой солидности, равно как и опасно поблескивающие на пальцах серебряные кольца с рубиновыми вставками.

Купец отнесся к появлению новых посетителей с недоверием и сразу начал допрашивать:

– Заезжие?

А расспрашивал он нас потому, что со своих спрос меньше – их потом найти запросто можно, с острова же мало кто решается сбегать в поисках лучшей доли, а уж покровителей надежней драконов и не сыскать.

Я деловито кивнула и как бы между делом потеребила висящий на поясе кошель с гулко звенящими монетами, таскать которые, честно признаться, было не в радость, а, скорее, в тягость. За деньгами в таком крупном городе глаз да глаз – местные воришки только на таких как я и наживаются, да так, что, один раз поработав, весь год потом отдыхают.

– Мне нужен чехол с ремнем вот для… – я ловко выудила из-за пазухи стилет и протянула купцу, – …этого.

– Так-так-так, – зацокал языком полугном, вертя оружие в руках, разглядывая под разными углами и – я поморщилась – даже пробуя на зуб. – Второе столетие от создания островов, – наконец заключил он.

Услышав вердикт, я чуть было не потеряла самообладание, но, к счастью, сдержалась. Ну и вещичку ты мне подкинул, Шел! Я могу ее продать и жить безбедно до конца дней своих во дворце, ничем не уступающем тому, в котором обитал Пер Четвертый, если вообще не Клинок Добрая Воля.

Шеллак между тем как ни в чем не бывало стоял рядом со мной и, засунув руки в карманы кожаных штанов, со скучающим видом рассматривал висевшие на стенах шатра арбалеты и кинжалы.

– Подходящий чехол найти будет непросто, – продолжал купец с видом знатока, – но у меня, скорее всего, есть кое-что именно к вашему случаю.

Он торопливо вручил мне оружие обратно и засуетился, одну за другой разворачивая пестрые тряпки, в которых, как новорожденные младенцы, нежились сабли и широкие одноручные мечи с опасно поблескивающими лезвиями. Оружейник – профессия, вообще-то, довольно-таки опасная. Конкуренты всегда тут как тут, плюс разбойничьи банды всегда начеку; и в целом, говорят, им даже спать приходится с открытыми глазами, а уж о том, чтобы заводить семью, вообще и речи быть не может. С другой стороны, прибыль у таких торговцев колоссальная – пусть вас не вводят в заблуждение ветхие цветастые шатры и бедняцкие лохмотья на самом купце. Во-первых, постоянные клиенты. Короли там всякие, герцоги, начинающие рыцари – вся эта конъюнктура давным-давно определена, хоть и ограниченна, и с голоду опытному оружейнику умереть не даст. Вдобавок – профессиональная тайна: если клиент мало заплатил или вовсе не заплатил, поганец, то можно выгодно продать оную врагам, неприятелям и недругам клиента. Так что на хлеб с маслицем да на квас уж непременно хватит, еще на петушок на палочке останется.

– О! – внезапно воскликнул полугном и рванул на себя край свернутого трубой ножного коврика. Оттуда незаметно выскользнули тяжелые кожаные ножны с изящным кармашком для тонкого, точно игла, лезвия.

В целом ножны оказались довольно-таки простыми и без лишних украшательств, хотя разбойники уже давно смекнули, что, чем проще ножны, тем дороже начинка, но все же простой чехол привлекал гораздо меньше внимания, чем он же, украшенный изумрудами.

Одно плохо: видно было, что чехол потрепанный, пользованный и успевший поменять не одного владельца.

– Тринадцать золотых! – радостно возвестил торговец, пока я примеряла ремень к купленной по пути широкой черной юбке, совсем как у настоящих ведьм, – и на ветру зловеще шебуршит, и всякие извращенцы, пока до цели доберутся, в складках запутаются.

– Сколько-сколько?! – переспросила я, не веря своим ушам. Да за такие деньги я себе домик на отшибе с хлевом и мебелью куплю! А тут – на тебе! Видавшие виды ножны за целое состояние мне втюхать пытается.

– Седьмое столетие от создания. – Хитро улыбаясь, купец развел руками, и я задумчиво прикусила губу.

С одной стороны, не куплю – так и придется всю дорогу таскать стилет за пазухой, потеряю еще чего доброго. Плюс гадкий торгаш разболтает обо мне за пару золотых местным головорезам – так я вообще до места назначения ни за что не доберусь целой и невредимой, что еще более плачевно. С другой стороны, куплю – останусь с одним шишом в кошельке: придется бегать хвостиком за Шеллаком, дабы ненароком с голоду не подохнуть. В общем, вопрос пусть не на миллион, но на полтора десятка золотых это точно. Я уже даже начинала потихоньку жалеть о том, что вообще сунулась в шатер.

Некромант ободряюще похлопал меня по плечу.

– Мы, пожалуй, пойдем, дорогая, – приторно защебетал он, но я не сразу поняла смысл его игры, поэтому поначалу заупрямилась. Лишь поймав его многозначительный взгляд, расслабилась и без лишних колебаний вручила горе-купцу обратно его товар. Тот, надо отдать должное Шеллаку, так растерялся, что глазищи, казалось, вот-вот из орбит выскочат.

– Десять. – Губа торгаша нервно задрожала: и с чего бы это ему любезничать с заграничными клиентами?

– Три, – четко поставленным голосом возразил Шел и даже не потрудился повернуться к собеседнику лицом.

Я переводила недоуменный взгляд с некроманта на полугнома и обратно с полугнома на некроманта, удивляясь, как всего за несколько секунд последнему удалось сбить цену даже не вдвое, а более чем вчетверо. На городском рынке, бывало, за медячки волосы с торговки рвать приходилось или, там, проклятия насылать, чтобы больше неповадно было с некроманткой спорить. Знала бы, какое сокровище по сбиванию цен со мной в одном доме живет, пылинки б с него сдувала.

– П-пять, – заикаясь, несмело поправил купец, но было уже видно, что он отдаст товар и за золотой.

– Два. – Шеллак повернулся к продавцу лицом и лихо сверкнул глазами.

– Почему это два?! – обиделся полугном, чуть не плача.

– Сам знаешь, почему, проходимец блохастый. Снял ты этот чехол с убитого герцога два дня назад – от ножен мертвечинкой так и прет.

Я присмотрелась – и действительно: от вещицы, словно от завонявшейся курицы, тянулся в разные стороны липкий черный дымок с красными прожилками. Обычному глазу такое, конечно, незаметно, но как это я, с моим-то опытом, все проморгала – ума не приложу. Такие ножны, которые все еще к хозяину тянутся, носить не-владельцу смертельно опасно, если ты, совершенно случайно, не профессиональный некромант. У нас есть кое-какие приемчики по рассеиванию мертвого тумана, но все это энергозатратно, поэтому сразу понятно, почему полугном так занервничал.

Купец сузил глаза, раздумывая, как ему поступить: отдать такую вещь по дешевке означало профукать огромную сумму денег, не отдать – разнести о себе дурную славу, которую, уж поверьте, я непременно разнесу, да еще и приукрашу. Связываться с некромантами в нашем мире не всегда выгодно – так повелось еще с древних времен.

– Ладно. – Горе-торгаш равнодушно махнул рукой. – Забирайте за два.

Я с радостью отсыпала в протянутую ладонь два золотых, состоящих в общей сложности из двух десятков серебрушек и полутора десятков медячков. Кошель ощутимо похудел, но ценности своей почти не утратил – мелочь вся испарилась в кармане у оружейника. Вдобавок ко всему пришлось «одолжить» у бедняжки специальный коврик, предназначенный как раз для такого энергетически не очищенного оружия.

– А я, пожалуй, возьму вот это. – Ладонь Шеллака разжалась, и на свет явился простой охотничий нож с необычно широким лезвием и рукояткой, обмотанной черной кожей – я присмотрелась – оборотня. Свою любимую дагу некромант почему-то оставил дома – неужто ноша так тянет?

– Да-а, – уныло протянул купец, – знаете вы толк в покупках, Посейдон бы вас побрал.

Шел задушевной речи торговца как будто и не слышал.

– Семь серебряных, – сам предложил он цену.

– А забирайте хоть за шесть, – шмыгнул носом торгаш, – только идите отсюда на край света и не возвращайтесь.

Я снова развязала кошель, отмерила еще шесть серебрушек и закатала ножны с ремнем для стилета обратно в ножной коврик. Несчастный оружейник смерил его грустным взглядом – за ковер-то ему никто не собирался платить; но перечить не стал, боясь, что мы все равно разболтаем конкурентам, чем промышляет наш маленький друг.

Из шатра я выбралась донельзя довольная: с улыбкой, как у кота, наткнувшегося на бесхозную бочку со свежей сметанкой. Некромант же, даже если и радовался удачным приобретениям, то виду не подавал.

До стоянки верховых драконов мы добирались молча. Ножны до совершения ритуала по изгнанию мертвой магии носить на себе было чревато, поэтому и приходилось тащить покупку завернутую в коврик.

Чем верховые драконы отличаются от обычных? Дабы не ударяться в долгие и нудные разъяснения о физиологии, скажу так: первые – тупые, вторые – нет. Ясен скат, умный ящер не пойдет работать ломовой лошадью, тем более за еду. Настоящим драконам подавай золотишко, на крайний случай можно натурой или королевскими ассигнациями. Но чтобы за жратву пахать – так это только к тем, у кого мозгов меньше, чем у курицы. Слава Посейдону, хватает хотя бы на то, чтобы запомнить маршрут.

Если вдаваться в подробности, то верховые драконы отличаются еще и по размерам – они гораздо мельче, но зато клыки у них не так иступились, как у более умных собратьев. Конечно, ведь среди драконов пару сотен лет назад пошла мода на всякие фрукты-овощи-зелень, вот они и отвыкли от сырого мясца. Хорошо, что я не застала их хищнических времен: надо сказать, что так просто в таком случае от Герды я бы точно не отделалась.

– Куда летим? – Невысокий улыбчивый паренек с курчавыми волосами, в простецкой рубахе и в заляпанных чем-то инородным штанах, подбоченившись, щурился, глядя на подоспевших клиентов в виде меня и Шеллака.

Последний, между прочим, до сих пор был не в восторге от моего плана, заключавшегося в следующем: прийти, увидеть, победить. Загадывать подробности я не любила, да и незачем было это делать, ибо потом обязательно все пойдет наперекосяк – проверено сотни раз на собственной шкуре.

– Драконий Глаз, – слегка с вызовом сообщила я. Мне паренек понравился сразу: с таким нескучно и пиво пить, и коровам хвосты крутить. Словом, свой парень.

Драконщик – а именно так называли человека, заведующего верховыми драконами, – сделал вид, будто мой ответ его озадачил, подпер подбородок рукой и призадумался.

– На дирижабль уже не попадете – улетел аккурат вчера вечером, господа. Кареглазый, значит, приболел… У Толстолобого сыпь под правым глазом – жуть какая штука заразная! Генуя в рейде… Лаплана родит на днях… Так что, звиняйте, люди добрые, не на ком сейчас в Драконий Глаз лететь!

Я облизнула губы и присмотрелась – да парень просто издевается! Ухмылка – от уха до уха – врет и не краснеет.

– Найдешь дракона за пять минут, дадим пять серебряных, – посулила я, зная, что в таких вопросах главный предмет вожделения драконщиков – звенящие монеты, на большее они и не претендуют.

– А если за десять минут? – смекнул юнец.

Я фыркнула:

– Десять медячков.

Словно реактивная медуза ужалила мальчишку в мягкое место, он вихрем промчался куда-то за драконьи стойла. Питомцы радостно засвистели и запыхтели, приветствуя хозяина. Прирученный дракон для владельца безобидней домашнего кошака. Может, и цапнет, но только не нарочно, а от нехватки серого вещества.

Вскоре из загона драконщик вывел рычащего и упирающегося лазурного дракона – самого редкого после ледяного (тех приручить еще никому не удалось) и черного (а на этих только особи королевских кровей да всякие зажиточные графы и князья разъезжают). Теперь понятно, почему малец пытался развести нас на деньги, – дракона жалко, вдруг с ним что случится, а по официальному уставу плата за любого дракона одна и та же.

Шеллаку дракон тоже понравился – он аж улыбнулся слегка, чего мне от него добиться не удавалось никогда. Эх, мужики… Что с них взять? На уме только девки фигуристые да драконы верховые – никакой романтики.

– Только смотрите, – погрозил пальцем юноша, – что с драконом случится, заплатите двойную цену! Он у нас один такой, правда, Верли? – и похлопал брыкающееся животное по морде.

Пока Верли седлали (Шеллак помогал, а я стояла, лузгала семечки с сорванного по пути подсолнечника и иногда давала ценные указания, которые не нравились не только обоим мужчинам, но и зверюге), прошло еще около получаса. Своенравная животина никак не хотела прикусывать уздечку, а попросту прокусывала ее так, что приходилось бежать за новой. В конце концов дракон все-таки предстал перед нами в полном обмундировании и рьяно скреб когтистой лапой твердую землю.

– Хороший мальчик, – ласково защебетала я, пытаясь впихнуть животному в пасть шмат сырой индейки, но проклятая зверюга категорически отказывалась от лакомства, хотя чуть не откусила мне палец.

Стоявший позади меня драконщик истерически прыснул в рукав.

– Я бы тоже обиделся на ее месте, – пояснил он, когда я перевела на него выжидательный взор.

– Ее?! – Я уставилась на лазурное существо размером с упитанного буйвола.

Действительно она. И глазками хлопает, и зубки скалит, и маникюр на лапах имеется весьма неплохой, если сравнивать с моим. Одно плохо: самки верховых драконов гораздо опасней своих сородичей противоположного пола. Оно и понятно – драконихам приходится и яйца защищать, и вылупившихся дракончиков жизни учить. Поэтому они и крупнее, и опаснее драконов-самцов.

На спину Верли драконщик кое-как – где с мольбами, а где с угрозами и ругательствами – присобачил два грубых седла из невыделанной кожи, и, как только последний ремешок втиснулся в свою пряжку, дракониха застыла, словно по волшебству.

– Что это с ней? – спросила я у драконщика, в то время как тот кормил паршивку сахаром прямо с ладоней.

– Зачарованная упряжь.

Транспортное средство по-кошачьи замурлыкало.

– Для жены такую же не продашь? – поинтересовался Шел, за что получил от меня болезненный удар в бок.

Парнишка захихикал, а мы с Верли обменялись понимающими взглядами.

Я отсчитала драконщику обещанные пять серебряных и еще надбавила сверху пару медячков в качестве чаевых. На том мы и распрощались. Я поклялась своей рыжей шевелюрой, что верну дракониху в целости и сохранности, не буду науськивать ее на драку с другим драконом и вообще отдам ее на попечение королевскому постоялому двору, где о Верли позаботятся. Как я потом себе говорила, вспоминая о данной клятве, волосы не зубы – отрастут.

Как можно удобней устроившись в седле, притом что в нем даже чисто теоретически невозможно было удобно устроиться, я поддала каблуками по чешуйчатым драконьим бокам, и животное, грозно рыкнув и сделав короткую разбежку, оторвалось от земли.

– Ух ты! – вырвалось у меня, когда мы уже поднялись на приличную высоту. Внизу мелькнула одинокая фигурка драконщика, машущего рукой и, как мне показалось, кричащего что-то нам вслед. – Что-что? Я не слышу! – проорала я как можно громче, но ответа так и не добилась: наученная с детства единственному маршруту, Верли и не собиралась притормаживать, не говоря уже о том, чтобы вернуться обратно. Даже если внезапно начнется метеоритный дождь, это ничегошеньки не изменит.

Пытаясь хоть как-то развлечься, я комментировала сидящему спереди Шеллаку все, что видела, изображая из себя экскурсовода:

– А теперь мы парим над горным озером, прямо под нами у берега пасется стадо снежных львов, которые смотрят на нас как на пролетающий мимо ужин. Слева по курсу виднеется княжество Снежного дракона. Ходит легенда, что кости у владеющего этими землями князя до того промерзли, что каждый, кого дракон касается, превращается в ледяную статую. Кстати, Шел, может, заглянем к нему на огонек?

– В следующий раз, – ответил некромант, и я сочла это обещанием завернуть в ледяное княжество на обратном пути.

Чем ближе мы оказывались к северной оконечности острова, где и располагалась столица, тем холодней и холодней становилось на высоте. Под длинную юбку забирался холодный ветер, щекотал ляжки, пробирался под блузку, блуждал по телу, как ненасытный любовник. Я же, впрочем, чувствовала себя мороженой камбалой, но никак не участницей прелюдии. Стуча зубами, я подгоняла и подгоняла драконшу, хотя та и сама прекрасно знала, что ей делать.

Самое обидное, Шеллак даже не дрожал. Ему что на воде, что на суше, что под облаками – все одно. Иногда я думаю, что он и не человек вовсе.

Когда от холода хочется завыть как собака, я обычно именно так и поступаю:

Залихватская песенка про удалого пирата всегда была моей «застольной», но мороз порой мозги покрепче алкоголя компостирует. К моему искреннему удивлению, Шел подхватил:

Мы в унисон засмеялись, и стало казаться, будто и вправду стало немножко теплее.

Пока мы нестройно пели, вдали показались шпили столичных башен. У меня аж дыхание от счастья перехватило. Стройные ряды мраморных колонн по периметру окружали город, на каждой восседал невероятных размеров дракон-стражник в полном обмундировании, свирепо пышущий в небо едким черным дымом. По сравнению с этими титанами Герда казалась мне домашней козочкой.

Под натянутым, словно простыня, небом туда-сюда неторопливо сновали драконы, лениво размахивая крыльями, как опахалами. Стройный ряд шикарных дворцов, сложенных из мраморных плит благородного костяного цвета, внушал если не трепет, то восхищение. По мере снижения все четче вырисовывались широкие просторные улицы, ухоженные тротуары; у главных ворот показался дракон-шарманщик в шапочке-колпаке размером с меня, играющий протяжную лирическую мелодию. Поседевшие усы музыканта завивались в серые жесткие пружинки, которые нервно вздрагивали каждый раз, когда он открывал пасть, чтобы провыть еще несколько слов. Песня была настолько грустная, что от нее внутренности затягивались в узлы, и мне вдруг безумно захотелось прислониться к чешуйчатому серому боку и просидеть так полжизни.

Завидев старших собратьев, Верли испуганно всхрапнула и попятилась назад, но я была наездницей не промах – поддала драконихе пятками, и та послушно преодолела городские ворота. В отличие от Дарну, в Драконьем Глазе практически не было людей – это был настоящий драконий город, их собственное царство, в котором они – полновластные правители. Здесь все было приспособлено для крупных ящеров: и проходы, и арки, и улицы. Складывалось впечатление, будто меня и Шела уменьшил в десяток раз какой-то колдун-шутник.

Неспешно прохаживающийся по зеленой аллее дракон с солидными шершавыми рогами на голове бросил на нас равнодушный взгляд и тут же продолжил прогулку. Да, здесь нас никто встречать не собирался вопреки моим наивным ожиданиям. Ну подумаешь, некроманты верхом на лазурном драконе! Да у нас таких пруд пруди!

И тут, словно в насмешку над моими мыслями, из тени величественного храма Эстели – почитаемой драконьей богини – выступил вооруженный до зубов отряд. Я до отказа натянула вожжи.

Ну, здрасте-приехали…

 

Глава 13

Шрам и Зеркала

– Именем его величества приказано арестовать: Шрам с острова Туманов и некроманта Шеллака Аспийского с того же острова!

Пергамент со щелчком смотался обратно в свиток прямо перед моим носом – я едва увернулась, иначе вышеозначенный предмет непременно заехал бы мне по носу. Передо мной возвышался командир драконьей стражи: с широченными лапами, блестящей на солнце чешуей и горящими синим пламенем глазами. Это вам не начальник королевской охраны, с которым, как со старым дядюшкой, приходится раз в год встречаться, чтобы разузнать, как у того дела. Нет, стоящий передо мной дракон внушал страх и уважение. При желании он с легкостью мог раздавить меня, словно пробегавшего мимо жучка. Даже Верли подо мной задергалась и занервничала.

– Тише, девочка, тише. – Я похлопала по скользкому боку драконихи, но это мало помогло.

– На каком основании вы хотите нас задержать?

Шел спрыгнул на землю, выпрямился и рывком вздернул воротник своего плаща. В этом маленьком по сравнению с драконом мужчине скрывалось столько силы и власти, что я уже начала сомневаться, перед кем мне стоит трепетать больше. В итоге я решила не трепетать ни перед кем, и это меня вполне устраивало.

– Решения Рыва Семнадцатого обсуждению не подлежат. Вы прибыли на земли Драконьей Гряды, понимая, что придется поступать согласно ее законам и обычаям. Если вы отказываетесь подчиняться, то немедленно должны покинуть город.

Грубым шуршащим голосом командир изложил свои требования. Шел хотел было что-то ответить, но я, соскочив на мостовую, выложенную гладкими булыжниками правильной формы, перегородила ему дорогу. Взглядом остановила его, прежде чем он сделал то, что заставило бы меня сожалеть о том, что взяла его с собой.

– Не надо, Шел, пожалуйста. Это не твой бой, пойми ты уже наконец. Если ты хочешь уйти – уходи сейчас. Но учти, что наши с тобой пути могут больше и не пересечься.

Он смотрел на меня, как на ручную крысу, зараженную бешенством. Я всегда сидела у него в рукаве, пряталась за подолом плаща. Я всегда была рядом с Шелом, а теперь я захотела уйти, и он не был к этому готов. Рано или поздно наступает такой момент, когда птенцы вырастают и уже готовы вылететь из гнезда.

Я замерла в ожидании ответа. Замер и копошащийся в волосах ветер; казалось, на мгновение прекратили дышать даже чешуйчатые рептилии.

Но некромант сказал лишь:

– Я с тобой. – И мне было этого достаточно.

Драконы не стали обращаться с нами как с государственными преступниками: не свели руки за спиной и не приставили по бокам стражу. Это, скорее, напоминало приглашение в гости – официальное и излишне напыщенное. Только вот «бал» устраивала уж больно важная персона – сам драконий король, или принц, как его называли, ибо повелитель Гряды был еще не женат. Это тебе не соседская одноглазая бабка Форель со своими рисовыми пирогами, а политик мирового уровня.

Складывалось ощущение, будто на нас глядит вся улица, будто за каждым углом прячется иноземный шпион или, того хуже, знакомый пират из папочкиной команды. Не хотелось бы мне в ближайшее время повстречаться с кем-либо из его банды. Разве что на том свете.

Мы шли по широкой, как русло непокорной буйной реки, мостовой: спереди – королевский отряд, позади – гордо вышагивающая Верли, возомнившая себя ни с того ни с сего полноправной участницей процессии, но никак не пленной. Хотя что с драконихи взять – ей лишь бы сено свежее да вода чистая, а там уж и с врагами как-нибудь разберемся.

Вымазанные аквамариновой краской черепицы заигрывающе блестели на солнце; скатывались по водосточным трубам размером с меня световые блики и перескакивали на ботинки. В такую погоду самое то капусту начинать сажать, а не по островам шляться. В конце весны и клиентура погуще становится: кого на лесопилке бревном задавило, кто в море утонул, кто грога употребил и пошел с медведем диким обниматься… Дел, в общем, невпроворот, а тут капитан Гром пожаловал со своими письмами да еще мертвый принц почему-то прицепился.

Сдались мне эти мужики! Раньше без них прекрасно обходилась и еще сто лет одна проживу. Может, в ведьмы подамся. А что? Никогда не поздно. Там, как говорится, только желание иметь нужно – остальное приложится.

Во дворец нас пустили без лишней суеты, но, к моему величайшему огорчению, не через парадные ворота. Всегда мечтала войти в королевский замок через парадные ворота, а тут такое досадное недоразумение.

– Знаешь, куда нас ведут? – шепнула я Шелу, думая, что дракон-начальник меня не слышит, но не тут-то было: коварный едва заметно, совсем как кот, дернул маленькими ушками и слегка замедлил шаг. Остальные драконы поступили точно так же.

– Пока не на плаху, – мрачно пошутил некромант.

Я сглотнула. В такой пустой, навевающей ужас обстановке в голову могут прийти и мысли похуже, особенно если дело касается плахи, от которой я сбежала всего-то неделю назад и которая меня все еще ждала с распростертыми объятиями на родном острове Туманов.

Чем плохо быть лилипутом в стране великанов? Сразу ощущаешь свою никчемность и бесполезность. Я по своему размеру могу сойти разве что за драконью ушную серу и никак не потяну в качестве серьезной угрозы или достойного противника. О таком даже мечтать не приходится.

Едва ворота за нами захлопнулись, я обернулась и обнаружила, что Верли уже увели. Остается надеяться, что о драконихе позаботятся, а не пустят совершенно случайно на колбасу. Мне в таком случае сулят непредвиденные и весьма неприятные расходы, которых, конечно же, лучше избегать.

– Мы о ней позаботимся, – точно прочитав мои мысли, пообещал командир, но как-то не очень верилось.

Друзьям доверяй целиком, врагам – наполовину, а незнакомцам – ни на треть. Особенно тем из них, что мелят что-то про «позаботимся», «защитим» и «спасем». Таких вообще следует помещать в черный список доверия.

– Если с животным что случится… – Я будто бы рефлекторно дернула рукой с зажатым в ней стилетом. Лезвие угрожающе сверкнуло, и, пусть для такой махины, как командир стражи, мое оружие сойдет за иголку, я увидела, что в глазах хвостатого существа промелькнул страх.

– В отличие от ваших двуногих сородичей, – справедливо заметил командир, – драконы ничего не предпринимают без суда и следствия, тем более над одним из своих собратьев.

«Тем более над редким лазурным драконом», – добавила я про себя устало и сладко зевнула.

Откровенно говоря, спать хотелось до невозможности. Полет меня настолько утомил, что я готова была свернуться калачиком прямо здесь, на холодном каменном полу в коридоре королевского замка. А вот Шел, в отличие от меня, выглядел как огурчик, хотя, по идее, все должно было быть наоборот: это вроде бы у меня тут суперважная миссия по спасению островов от надвигающегося конца света.

– Входите! – рявкнули из-за приоткрытой высокой позолоченной двери, ведущей, наверное, в самую крупную залу во всем дворце.

По спине пробежал предательский холодок: я узнала в голосе кричавшего властные королевские нотки. Определить особу с голубой кровью так же легко, как отличить южанина от северянина по одному только акценту. Есть в каждом из них что-то свое, неуловимое – то, что будет с ними всегда, где бы и кем бы они ни оказались. Пер вот даже после смерти ни капельки не изменился. Кажется, сейчас земля разверзнется, и на поверхности появится роскошный трон с алой бархатной подстилкой и писарем, прячущимся по традиции под левым подлокотником.

Но каково же было мое удивление, когда, войдя в комнату, я увидела – метр в обхвате, три – в высоту – абсолютно человекообразного монарха – с человеческими ушами, носом и глазами, в смешном полосатом халатике с бантиком на маленьком пивном животике и с холодной гордой улыбкой на губах.

Король сидел на расшитых золотом подушках и лениво пережевывал виноградинку, флегматично и хладнокровно поглядывая на следующую претендентку быть съеденной.

– Вы?.. – Я запнулась. Дверь за мной захлопнулась, отрезав от Шела и отряда стражи. Насчет расставания с последним, кстати говоря, я ничуть не жалела. – Драконий принц?

– Рыв Корейгалт Дурнейв Колиб Жернив Семнадцатый, – без запинки отчеканил сидящий на подушках мужчина и заглотил следующую виноградинку.

– Я вас себе немножко по-другому представляла, – призналась я, скептически сложив руки под грудью.

Про драконьего принца всегда ходило много слухов. В глазах простолюдинок он представлялся кем-то вроде мудрого, но безмерно привлекательного существа, ни в какое сравнение не шедшего с уже начавшим стариться Клинком Добрая Воля. Драконы-то, в отличие от людей, живут долго, можно сказать вечно, и зачастую по одному внешнему виду сразу и не скажешь, сколько ящеру лет или столетий. Драконий принц являлся на желтых свитках бульварных газет эдаким ловеласом, основателем пяти благотворительных фондов и вообще душечкой. Но драконом же, а вовсе не человеком.

Скажи мне кто пару минут назад там, перед дверьми королевского замка, что меня ожидает пухленький мужичок на расписных подушках, я бы печенью своей поклялась, что все это чушь и провокация. Пришлось бы мне тогда уминать свою бедную печень за обе щеки.

– Мне нужно воспользоваться Зеркалами, – без лишних прелюдий заявила я.

Драконий принц чуть не подавился.

– А тебе палец в рот не клади, да, девочка?

– Я уже давно не девочка, господин. И отлично кусаюсь, раз уж вы надумали совать мне в рот чьи-то пальцы. – Сама не знаю, чего это я так расхрабрилась, но шестое чувство, прежде никогда не подводившее, подсказывало, что в данной ситуации поступать следует именно так.

Мужчина вальяжно потянулся, смахнул с колен какие-то невидимые крошки, встал с подушек и, запахнув поплотнее полы длинного халата, отвернулся. Один-единственный хлопок – и передо мной уже возвышался самый что ни на есть настоящий принц Драконьей Гряды. Такой, какой надо: здоровенный, зловещий, с желтыми, как новорожденные цыплята, глазами и кожистыми раздувающимися ноздрями.

Вот это я понимаю – дракон!

– Что же это ты, Шрам, скучная такая, – зевнуло чудовище с нескрываемой обидой в голосе. – Я перед ней добрым молодцем-красавцем обернулся, а она… – Дракон отчаянно махнул лапой.

– Меня такие «молодцы» не привлекают.

– А какие же? – Принц замер и как бы призадумался, хотя я прекрасно понимала, что на самом деле в настоящий момент дракон активно копается в моей голове. – Ба! Точно!

Еще хлопок – и на месте ящера оказался Шеллак собственной персоной. Только вот какой-то дезориентированный: взгляд бегает, руки не знает куда деть, нос дергается… В общем, копия вышла не то чтобы очень, но вполне себе имеющая право на существование.

– Немедленно прекратите! Как не стыдно! А еще принцем зоветесь! – рассердилась я на дракона, точно тот был малым неразумным дитем.

«Шеллак» раздосадованно фыркнул и вновь обернулся драконом. Признаться честно – в человеческом облике он не внушал такого внутреннего трепета. Как-никак, размер иногда все-таки имеет значение.

Передвигался принц Рыв угловато, будто на костылях, но одновременно так быстро, что слышен был только хруст перетирающейся чешуи, которая, поговаривали, может алмаз в крошку изрезать. Проверять я, конечно же, не собиралась, к тому же алмаз, как назло, с собой не прихватила. Обычно у меня их полные карманы – только не подавись.

– Я знаю, зачем ты явилась ко мне… – начал было дракон, но я не удержалась и хмыкнула. – Ладно-ладно. – Рыв выставил вперед короткие передние лапы, показывая, что сдается. – Пафос здесь неуместен, абсолютно согласен. Так вот, я ждал тебя, Шрам с острова Туманов, с тех самых пор, как твою сестру заточили на Обезьяньем острове. Девица была пробивная, еще похлеще тебя. Она поклялась не только отомстить, но и уничтожить меня к Посейдону. И, надо сказать, не меня одного. – На этом месте повелитель философски нахмурился и восполнил паузу виноградом, который теперь глотал не ягодками, а гроздьями. – Хочешь? – спросил он, поймав мой просящий взгляд.

Я была девушка не робкого десятка, не стеснительная и, ко всему прочему, такая голодная, что съела бы даже… дракона.

– Бери-бери, у меня много. – Ящер аккуратно, кончиками когтей, пододвинул ко мне блюдо; не теряя даром времени, я тут же последовала примеру принца. Слаще винограда, надо заметить, я в жизни еще не пробовала.

Да, не так я себе представляла встречу с драконьим принцем. По крайней мере панибратского поедания винограда в моем воображении уж точно не было.

– Так что с моей сестрой? – напомнила я с набитым под завязку ртом.

– Очевидцы утверждают, она разделывала жертвенного барашка во время полнолуния зачарованным ножом, но мне кажется, – дракон специально выделил слово «кажется», чтобы я поняла, что уж кто-кто, а он-то в курсе, что произошло на самом деле, – что причина была вовсе не в этом. Хотя и в барашке тоже, – поспешно заверил рассказчик, дабы я не думала, что кража баранов на Драконьей Гряде остается безнаказанной. – Все было из-за каких-то ее интрижек то ли с графом, то ли с князем, то ли вообще с бастардом королевским. Не суть важно. И, в общем, что-то у них там с этим благородным господином не заладилось – тот ее и выдал властям.

– Вот мерзавец, – не удержалась я от выражения женской солидарности.

– Думаю, Шторм сама его спровоцировала, – наморщился Рыв, но тут же махнул лапой. – Сейчас это уже никакого значения не имеет, но учти – помогать я буду тебе, а не этой ведьме-проходимке. Хотя, думаю, ты и сама прекрасно знаешь, что доверять в нашем мире не следует никому. Обманут, обкрадут, лишат чести, достоинства и денег, а потом еще с утеса столкнут. Или яду сыпанут ненароком. Так что таких нечистых на руку, как ты и твой дражайший муженек, необходимо еще на ранних этапах изолировать от общества. На всякий случай. – И чудовище игриво подмигнуло левым глазом.

Тон драконьего принца мне категорически не нравился. Складывалось ощущение, будто он пытается меня о чем-то предупредить. Я была наслышана о том, что драконы любят говорить загадками, но мозг просто кипит от негодования и понимания того, что я ни черта не понимаю. Почему нельзя говорить по-человечески? Ах да, драконы вроде и не люди.

– Вы посадите меня в тюрьму? – Я приподняла брови в ожидании ответа.

Рыв немного поерзал на месте, осторожно взбил подушки и уселся поудобнее.

– Как тебе сказать помягче, Шрам, – лениво протянул драконий принц, – на Гряде нет ни единой тюрьмы. Все, что были, сровняли с землей, еще когда я сам был в яйце.

– О… – только и смогла выдавить я. Выходит, преступность на острове действительно невелика. Конечно, когда на кону жизнь, мало найдется желающих позариться на чужое добро. Жестокий, но вполне мудрый закон. С таким законом шарлатанством особо не попромышляешь.

– Вот именно, – подтвердил мои мысли дракон. – Знаешь, почему мы казним, а не сажаем в тюрьмы, Шрам?

– И почему же? – с нескрываемым скептицизмом поинтересовалась я.

– Потому что проходимцами, ворами, шарлатанами и тунеядцами не становятся. Ими рождаются. Ты когда-нибудь встречала пирата в качестве примерного семьянина? Или уличного фокусника, который бросает часть выручки к ногам нищих и юродивых? Или, скажем, – дракон задумчиво перебрасывал виноградинку из лапы в лапу, словно в раздумьях – съесть или не съесть, – девушку, обычную такую девушку, к примеру… некромантку. И вот эта девушка ни с того ни с сего решает найти убийцу принца, о котором прежде она читала только в бульварных газетах и слышала лишь от сплетниц на рынке. К тому же, едва встречает свою новоявленную сестрицу, конченую злодейку, будто сошедшую со страниц островных легенд, соглашается выполнять все ее указания.

– Но… – хотела было вставить я, но ящер не дал мне закончить:

– Что, скажи мне, Шрам, может двигать этой девушкой? Всего два слова. Ты ведь знаешь ответ.

Дракон не спрашивал, не интересовался. Он мог предсказать каждое мое слово, прочитать каждую мысль. Он просто хотел, чтобы я произнесла вслух то, что так давно росло в моей искалеченной душе.

– Страх, – слетело с моих губ, и я даже не отдавала себе отчета в том, что собираюсь первому встречному рассказать все свои тайны, скрытые где-то глубоко под бледной кожей. – И любовь.

– Но не одно ли это и то же? – продолжал рассуждать дракон, поигрывая виноградинкой. – Или это страх любви? Или любовь к страху? А может, все это вместе, а, Шрам с острова Туманов?

Я отступила на шаг назад, и мой голос дрогнул:

– Вы не моя совесть, принц Рыв. Позвольте мне самой разобраться со своей жизнью.

Теперь я уже не была уверена, нужны ли мне на самом деле эти Зеркала, спасение сестры, Пера и островов. Я жила в своей раковине долгие годы, не желая показываться на свет. Да, я моллюск, но ведь Посейдон должен любить всех своих детей вне зависимости от вида, не правда ли?

– Да ладно тебе, Шрам. – Ящер снова обернулся коренастым мужичком с задорно торчащими черными усиками. – В Драконьем Глазе по когтям одной лапы можно сосчитать число тех, кто может забраться тебе под кожу. Большинство уже и не такое на своем тысячелетии повидали. Поведать страшно даже по секрету. Твоя судьба – всего лишь ниточка на полотне, что соткала Эстели. Думаешь, кому-то есть до тебя дело, некромантка? Если да, то я спешу тебя разочаровать: ты сама по себе. Всем на тебя плевать.

– И вам?

Человеческое обличье повелителя Драконьей Гряды гнусно хихикнуло, и я увидела, что, даже будучи человеком, Рыв все равно оставался тысячелетним драконом. Глаза его по-прежнему сверкали чем-то желтым и желчным.

– А мне особенно.

Он был странный. Совсем как те парни из королевской охраны, которые сначала притворяются добрыми и понимающими, а если это не помогает расколоть преступника, то мгновенно становятся садистами-профессионалами.

– Так это значит, что вы дадите мне воспользоваться Зеркалом? – решительно спросила я, скрестив за спиной пальцы.

Кажется, я наконец поняла, как нужно обращаться с этими крылатыми тваря… ой, прошу прощения, существами. Если заранее взять каждое высказывание дракона не за истину, а за заведомую ложь, то все вставало на свои места.

– А ты гораздо смелее своей матери, – ощетинился в улыбке Рыв, и подброшенная в воздух многострадальная виноградинка упала ему прямо в рот. – Хотя, в отличие от тебя, Ларана умела хитрить, а не перлась напролом, как баран. Но… Признаться, такой прием от маленькой беззащитной девушки с одним родовым кинжалом за пазухой вызывает уважение. Что ж, я дам тебе возможность воспользоваться Зеркалом, но учти, я предупредил тебя о том, что прошлое иногда меняет наше будущее далеко не в лучшую сторону. Не зная прошлого, можно забыть о нем, но, узнав, не позабудешь уже никогда. Выбор за тобой, маленькая некромантка.

Навряд ли я была маленькой в глазах Рыва-человека. Он по-прежнему изучал меня своим ядовитым драконьим взглядом, который выдерживать было еще трудней, нежели смотреть на прямые солнечные лучи.

– Мне некуда отступать, – произнесла я отчетливо. – На острове Туманов за мою голову уже назначили награду, поэтому едва ли у меня есть возможность вернуться домой. Если только жить надоест. Мне нечего терять, ваше высочество, и вы знаете это.

Рыв надул пухлые губки, а затем широко улыбнулся. Две большие розовые щеки повелителя напоминали плывущие по небу облачка. Да, может, лет пятьсот назад такие мужчины привлекали дам, но определенно не сейчас.

– Вот и славненько. – Он потер ладони, плюнул на них, снова потер и только затем выудил прямиком из воздуха медную шкатулочку без всяких излишних украшений и даже без замочной скважины. Сомневаюсь, что внутри коробочки лежит что-то ценное, – разве что драконий принц никогда с ней не расстается – тогда действительно никакого замка не нужно.

Я поморщилась.

– Это что, и есть Зеркало?!

– Конечно, нет, глупенькая, – ответил Рыв Семнадцатый со свойственной ему надменностью. Властитель Драконьей Гряды приоткрыл легкую крышечку и поманил меня пальцем: – Не бойся, запусти руку. Она тебя не укусит.

Она?!

Предстоящее с каждой секундой пугало меня все больше и больше. Вот чем плохо иметь дело с драконами: мало того что они знают каждый твой шаг наперед, так еще и наслаждаются тем, что могут вертеть тобой, как ярмарочной марионеткой.

На негнущихся ногах я подошла к принцу, облизнула губы и, прикрыв глаза, запустила руку в шкатулку. Что-то холодное и скользкое мгновенно обвило большой палец и поползло вверх по руке. Удержавшись от желания закричать, я дернулась, но руку не убрала. В шкатулке было что-то живое и, скорее всего, змееподобное…

Королевская черно-желтая змея толщиной с мизинец тем временем карабкалась все выше и выше, пока не доползла до локтя, и уже там обосновалась. К рептилиям я особого отвращения никогда не испытывала – порой для снятия порчи нужно было наловить мешок гадюк, а затем сварить их в собственном соку. Вонища в доме стоит, конечно, знатная, но результат оправдывает временные неудобства.

Королевская змея, насколько я знаю, славится лишь одним – укус ее смертелен. Причем не просто смертелен, как, скажем, укус камышевки или жировика, но сопровождается адскими муками. Поистине полезная змейка, если хочешь избавиться от врага с изяществом и изощренностью.

Моя новая знакомая пока нападать на меня не собиралась, но это вовсе не означает, что я пришлась ей по душе.

– Моя дорогая Зера покажет тебе все, что нужно, – заверил повелитель Драконьей Гряды и ловко отдернул шкатулочку. Та в одно мгновение спряталась в широком рукаве принца.

Зера… Зера… Неужто эта маленькая полосатая Зера и есть то самое Зеркало, о котором все говорят? Никто из тех, кого я знаю, не видел Зеркало Судьбы, так почему бы ему не оказаться, скажем, ядовитой королевской змейкой? Правда, с одной оговорочкой – змейкой волшебной.

Неожиданно рептилия вновь зашевелилась и заскользила вдоль предплечья, затем переползла на шею… Я стояла, затаив дыхание и боясь пошевелиться, а Зера все ползла и ползла, пока я не ощутила ее тоненький колышущийся язычок у своего правого уха.

Мне чудилось, будто змея нашептывает мне что-то, но очень-очень тихо, почти неслышно. Постепенно шепот нарастал, становился звонче, и в глазах все меркло помимо моей воли. В темноте зацепиться было не за что, и я снова упала во тьму, совсем как тогда, когда я оказалась наедине со Шторм. Разница была лишь в том, что на этот раз, едва я открыла глаза, то увидела много людей. Я бы даже сказала, слишком много. И при этом кругом царила пустота: под ногами не было земли, над головой не было неба. Я была словно вне пространства и вне времени.

«Это зеркальный коридор», – догадалась я. Поднялась на ноги, похлопала себя на всякий случай по щекам, чтобы проверить, не сон ли это, и не успела сделать и нескольких шагов, как почувствовала, что что-то юркое скользнуло меж складок юбки.

Змея – как я могла забыть.

В коридоре вопреки моим ожиданиям не было ни дверей, ни стен, ни троп. Только бесконечный рой голосов, доносящийся со всех сторон.

– Мне нужно на двадцать пять лет назад, – обратилась я к змее, – в день летнего солнцеворота.

Рептилия настороженно приподняла головку, попробовала язычком воздух и с ошеломляющей скоростью бросилась вперед. Я еле поспевала за Зерой, хотя и понятия не имела, куда змея меня ведет.

И вдруг все кончилось. Лопнуло, если можно сказать. Коридор порвался, как мыльный пузырь – один из тех, что летает над прачками, когда те устраивают стирку на берегу ручья, – и меня выбросило в реальность.

Юркая змейка тут же поползла в кусты, оставив меня наедине с новым опасным миром.

Стоял самый разгар лета, и в честь праздника солнцеворота горожане на месте центрального рынка соорудили ярмарочные шатры и воздвигли из прохудившихся бочек балаганные сценки через каждые пятьдесят локтей. Я никогда прежде не была на Центральном острове, но слово «столица» просто витало в воздухе. Здесь все было другое: люди, запахи, звуки. Ничто не было похоже на то, к чему я привыкла с детства, если в данной ситуации сравнение вообще являлось допустимым приемом.

Не было слышно грязной ругани, и не видно бродяжек, которые обычно любят слоняться по ярмаркам, выпрашивая подаяние.

Но тут в толпе людей я увидела человека, как две капли воды похожего на меня.

 

Глава 14

Шрам идет по следу, а кто-то идет за Шрам

Правда, было одно маленькое отличие его от меня – незнакомец оказался статным мужчиной как минимум на локоть выше, но в остальном мы были похожи как две капли воды: те же острые черты лица, те же рыжие взлохмаченные волосы, длинные тонкие пальцы и вечное выражение презрения в глазах. Только взглянув на этого человека, я сразу подумала, что мы с ним, по крайней мере, очень близкие родственники.

Чудак в костюме, состоявшем из сшитых друг с другом пестрых заплаток, прошествовал мимо меня с изящным серебряным блюдом на сложенных лотосом пальцах, и я, не успев опомниться, получила удар в бок.

– Ауч! – Я с досадой потирала еще не зажившую до конца после истории со Ржавым Гвоздем руку. – Смотреть надо, куда прешь, лососев сын!

За такое заявление с приличной столичной ярмарки меня бы тут же вышвырнули вон, но я, к счастью, была невидима и неслышима для окружающих, а посему могла выражаться как душе угодно.

Рыжеволосый мужчина в плаще смородинового цвета тем временем приглушенным голосом отдавал какие-то приказы двум стоящим неподалеку стражникам. Несмотря на жару, они обязаны были носить тяжелые закрытые доспехи, воздух в которые категорически отказывался поступать, так что несчастным приходилось вариться в собственном соку.

Веселье текло вовсю. С самодельной стойки зазывал в свою лавку птичник, ловко жонглируя перепелиными яйцами. Еще поодаль фокусник развлекал облепившую его ребятню разными штуками (в основном, реквизит был незамысловатый, потому что в конце «представления» все палочки и веревочки переходили в безвременное владение к малышне, которая потом еще весь год будет хвастаться приобретенными трофеями). Особенный праздник в такие дни случался для островных модниц, которые как угорелые носились между лавками заезжих купцов в поисках какого-то особенного шелка, ситца или кружева. К таким походам готовились с особой тщательностью: угольком подводили веки, пудрили носики перламутровым порошком и надевали самые лучшие свои платья. Непосредственно к процессу выбора избранников дамы подходили и то менее серьезно.

Задевший мою руку и гордость шут гороховый вприпрыжку доскакал до привлекшего мое внимание мужчины, склонился почти до земли так, что острые лопатки стали казаться инородными наростами на теле, и, разогнувшись, предложил знатному господину кубок с серебряного подноса. Духота стояла невозможная, так что тот отказываться не стал и жадно принялся пить то, что, скорее всего, было вином.

Мощная широкая шея пульсировала при каждом глотке. Мужчина, наконец, оторвался от чаши и, утерев рукавом поалевшие губы, вернул кубок на поднос. Шут откланялся и поспешил убраться восвояси.

Странно, вроде бы такая знатная персона, а с чужих рук пьет как нищий, которому в жаркий летний день предложили плошку с питьевой водой. Я, безусловно, порядком наслышана про то, что голубокровых с младых лет пичкают ядами исключительно для профилактики, но большая доза положит на лопатки даже тех, кто приучен к отравам с пеленок. Я слышала про специальные выявители ядов – это какие-то порошки, окрашивающие жидкость в синий цвет при наличии в ней отравляющих веществ. Тем, кто владеет магией, проще: колданул – и готово. Но чтобы вот так запросто?

Видимо, двадцать пять лет назад люди жили совсем по-другому и не ждали каждую минуту, что найдется желающий пырнуть их ножом в спину.

– Повелитель! – заорал вернувшийся без подноса шут. – Повелитель! У меня к вам срочное дело государственной важности! Оцените цены на просо! Это же просто грабеж, Посейдон меня разбери на черносливины!

Перед носом у мужчины сам собой развернулся длиннющий свиток, и названный повелителем, нахмурив брови, принялся изучать его содержимое.

Специального приглашения мне было и не нужно – я тут же подскочила к привлекшим мое внимание персонам и за компанию принялась изучать «цены на просо». В свитке, конечно же, не было ни цен, ни проса, ни даже какого-либо намека на торговлю. Чистейшими рунами черное магическое заклинание – вернее, его отрывок – поведало нам о том, как вложить в мертвеца временное зависимое сознание. Я никогда не считала себя борцом за добро или за свет – скорее уж, за выгоду, – но подобная практика находилась за пределами моих моральных устоев. Наделать армию зомбяков? Проблема даже не в том, гуманно это или нет. Подобного вопроса передо мной никогда не стояло, ибо на кой черт мне понадобилась бы армия послушной нежити?

И все равно это было неправильно.

Не успела я пробежать содержимое свитка глазами до конца, как тот свернулся обратно и перекочевал в рукав к придворному плуту. Шутник снова раскланялся и вытянулся в струнку в ожидании дальнейших указаний.

– Сделать мне копию, – коротко велел Клинок Добрая Воля (а это, как я поняла, был именно он).

– Слушаюсь, мессир. – И пройдоха в цветастом костюме, беспардонно отпихнув меня с дороги, дал деру по направлению к съестным рядам.

Некоторое время я разрывалась между тем, чтобы остаться рядом с королем, и тем, чтобы отправиться следом за шутом, но рассудила, что явилась сюда, чтобы проследить судьбу заклинания, а его величество и наша подозрительная схожесть уж как-нибудь подождут. Шут петлял между шатрами, палатками и лавками, точно удирающий заяц, по пути снося все, что можно и кого только можно. Я едва поспевала за обладателем священного свитка.

Затем так же внезапно, как сорвался с места, шут встал как вкопанный, по-собачьи принюхиваясь к воздуху. Еще немного поразмыслив, он сквозняком ворвался в местную харчевню и свистнул так, что аж уши заложило.

– А ну, портовые крысы, воры и убийцы! Подвинтес-сь – шут его величества пожаловал! Шуту его величества нужны пергамент, перо и пиво, чтобы запить все это безобразие!

С виду совершенно безумный посетитель заведения моментально получил требуемое, а после пристроился за столик к какому-то толстяку. Криво усмехнувшись, погрозил ему пером, с которого в тарелку к соседу на жирную, сочную жареную свинину тут же упало несколько чернильных капель.

– Нуте-с, господин, не серчайте! Много ли в нашем царстве шутов? Юродивых – тех на пять фрегатов, если класть их в трюмы, как бревна, а шутов – вот именно что дракон наплакал! Прошу заметить при этом, что у драконов вовсе отсутствуют слезные железы. Поэтому давайте рассуждать здраво – возможности пообщаться с шутом его величества еще раз может и не представиться! – Паренек потряс перед лицом громилы свитком, пояснив с умным видом: – Цены на просо! Зерно ценится уже больше, чем моя глупость! Как мы могли до такого дожить, вот скажите мне, господин?

«Господин», больше напоминавший бездушного наемника-убийцу, шмыгнул носом, но от ответа удержался. Или, возможно, он был и вовсе немой. Среди преступного контингента такие встречаются довольно-таки часто, потому что это очень удобно заказчикам. Поймают такого наемника, а он никому, даже под пытками, ничего не скажет.

С интересом прислушиваясь к развивающейся беседе бедняги шута с самим собой, я осторожно подсела за столик на свободное место и подперла подбородок рукой в ожидании продолжения банкета.

– Так-с, что тут у нас? – забормотал шут себе под нос, грызя заостренный кончик пера. Затем слизнул с зубов чернила и вывел первое предложение: – Про-со по-до-ро-жа-ло. Или «па»? Милсдарь, – снова обратился он к сидящему напротив, – как правильно пишется: «подорожало» или «падорожало»?

Блещущий интеллектом громила нервно задвигал ноздрями, а после вонзился зубами в отбивную. Мне показалось, будто наемник ест представляя шута на месте злосчастной свининки. Я поспешно отогнала всплывшую перед глазами картинку: наколотый на вертел придворный шут грызет кончик пера и консультируется с поедающим его насчет орфографии.

– С грамматикой у нас, в шутовской школе, всегда было худо, – пояснил шут, и наемник уставился на него как на прокаженного. Даже жевать перестал. – Да-да, – продолжал паренек с прекислым выражением лица, – так уж получилось, что, когда моим однокашникам выдавали мозги, я в списке стоял последним, так как звали меня то ли Шнырь, то ли Шнур, и мне, того, не хватило, понимаешь? В общем, не повезло, – посетовал он на свою судьбу.

Тем не менее что-то подсказывало мне, что плут дураком вовсе не был. Он нарочно отправился делать копию в самое людное место и подсел к самому зловещему на вид головорезу. Как говорится, из двух зол он выбрал то, на которое при случае можно все свалить. Тут тебе и охрана, и собеседник в одном лице.

И есть у меня такое подозрение, что в «шутовской школе» паренька обучали, скорее, премудростям, нежели глупостям.

Шут в это время продолжал выводить руны, от усердия высунув набок язык:

– На шесть ме-дя-ков. Или нет, не так. На шы-с-ть ми-дя-ков.

Звякнул дверной колокольчик, и в харчевню ввалились (иначе и не скажешь – если трое полутроллей ростом в две меня, пихаясь, зашли в едальное и питейное заведение, то они именно что ввалились) новые посетители. Владелец заведения – седой, с волосами до пола, заплетенными в косички, – тут же засуетился и принялся наливать постояльцам какой-то темной густой жидкости. Видимо, они тут были постоянными клиентами.

Недолго думая, вся компания дружно направилась в сторону нашего столика. Ох, не к добру это. Ох, не к добру.

Несмотря на то что присутствие мое в харчевне было формальным, я почувствовала, как встают дыбом волосы на затылке. По части нюха на неприятности у некромантов самые большие способности, уж мне-то можете поверить на слово.

– Эй, ты, цветастый. – Ближайший из наемников навис над придворным шутом и что-то мягко прошелестел парнишке на ухо, двумя пальцами – указательным и средним – преодолевая расстояние до лебединой шейки жертвы.

Шут побледнел и цветом стал с наждачную бумагу. Паренек отчаянно замахал руками:

– Вы обознались, господин! Я всего лишь шут. Глупый королевский слуга. Таких на свете как зерен в пятистах мешках! Что я? Тьфу – вот что я. Малюсенький червячок без ручек, без ножек – с одним лишь склизким противным туловищем.

Но гостя так просто было не провести.

– Выкладывай все бумаги на стол, – жестким тоном приказал он.

Сверху на недоеденную свинину посыпались доверенности, чеки, бюллетени, разгаданные и не разгаданные кроссворды, фантики от жженых петушков… А в довершение всего на сомнительно пошатывающуюся пирамиду из листков, бумажек и обрывков лег именной пропуск в королевский дворец с черно-белой фотографией владельца на обложке.

– Это ч-что?! – одновременно взревели два дружка полутролля.

– Бумаги, – без тени смущения ответил шут, будто разъяснял детям малым, что пальцы в огонь совать нельзя – можно ненароком без них остаться.

– Какие, печень твоя акулья, бумаги?! – Тот, что был главнее и свирепей, дернул вздумавшего хамить парнишу за кружевной воротник. – Сейчас я тебя так прищучу, малявка, что скат будет завидовать черной завистью твоей плоскости!

– Господин… – задыхаясь, прошелестел шут. Видно было, что он совсем не притворяется, впрочем, как и душивший его громила. – Помилуйте глупого шутника…

Все посетители харчевни между тем следили за потасовкой, делая ставки, будут ли к концу вечера трупы и если будут, то сколько. Стоял звон падающих в чужие карманы монет, люди чокались на удачу. Но удача почему-то позорно сбежала куда-то в подворотню, чтобы никому не достаться. А казус вышел по той простой причине, что, обследовав шута на предмет древнего заклинания, полутролли ничего не обнаружили, кроме припрятанных за пазухой коллекционных карточек «Принцессы островов». С одной стороны карточки украшали точеные девичьи профили, а на обратной помещалась подробная информация, что та или иная принцесса предпочитает из книг, еды и, что самое главное, какие именно странствующие рыцари ее привлекают. В приходской школе для мальчиков коллекционирование подобных мелочей входит в обязательную негласную программу «как стать настоящим героем». Деревенские простаки только и мечтают, что расстаться навсегда с мотыгой и пуститься в долгие странствия на поиски принцессы, которая, обыкновенно, не удостаивает их должным вниманием.

В общем, в замешательстве была даже я – та, что видела оригинальный текст лично, собственными, так сказать, глазами. Шут в моем присутствии прошествовал до харчевни, никуда по пути не сворачивал и ни с кем не разговаривал. Ума не приложу, куда свиток мог деться. Уж не испарился ли?

Но от шута не исходило никаких магических волн, а посему можно было сделать вывод, что колдовать он не умел. Если бы в нем пряталась хотя бы капелька потенциала, им бы несло за сотню локтей, а так – обычный бесталанный парнишка, выслужившийся до королевского шута.

Судя по обескураженным лицам наемников, они тоже ожидали от обыска совсем иных результатов. Благодарная публика замерла в предвкушении кульминации, изредка щелкая орешками и булькая пивом.

– Признавайся, подлюга, куда девал некромантскую собственность?

Приподнятый за грудки плут предпочитал гордо отмалчиваться, как бы говоря полутроллям: «Ну что, господа, скушали?!»

На груди у главаря наемников блестел маленький в виде бронзовой звездочки значок служащего королевской армии. Неосторожность полутролля только подтвердила высказанное Шторм предположение, что кража должна была быть осуществлена людьми Доброй Воли. Если отпрысков зеленых великанш-людоедок вообще можно таковыми назвать.

Во всем безупречном плане короля, правда, оказалась одна-единственная загвоздка: кражи-то не было.

Был свиток, был отрывок из заклинания, был король Клинок Добрая Воля, был его верный слуга, припрятавший у себя древнюю реликвию, были наемники, действовавшие исключительно в интересах его величества. Но кто-то украл свиток в промежуточном действии, и этот кто-то явно был неподалеку.

Пока тролли осуществляли весьма долгий и напряженный умственный процесс, шут победно скорчил рожу и сложил руки под грудью. Наемники были в смятении. Для них это могло означать конец карьере убийц и негодяев – это все равно как прийти убивать кого-нибудь и обнаружить свою жертву мертвой. Так и потенциальный клиент уже оказался обчищен до них. Да, вот уж незадача.

Посетители харчевни начали недовольно посвистывать, требуя зрелищ и закусывая требования хлебом.

После продолжительной неловкой паузы шута все же опустили на пол, пихнули ему меж зубов карточки с принцессами и молча удалились из заведения. Все произошло так быстро, что никто и пикнуть не успел, а новый знакомец плута аккуратно смахнул весь бумажный мусор с блюда и как ни в чем не бывало продолжил трапезу.

Остальные посетители заведения разочарованно вздохнули и принялись возвращать друг другу поставленные на кон деньги.

Постепенно харчевня возвращалась к прежней жизни: возобновлялся пьяный гомон, застучали плошки по днищам деревянных тарелок, защелкали зубами крысаки в ожидании подачек. Даже шут, отряхнув костюмчик, снова присел за столик и уныло подпер лицо руками.

– Какая скучная придворная жизнь! – посетовал он соседу. – Убийцы и воры и те обходят меня стороной! Раз в сто лет заявится какой-нибудь головорез, но не драться на мечах, а просит подсказать ему, сколько нужно серебряных, чтобы купить у скорняка шапку, дабы зимой не замерзнуть.

Затем, хлебнув пива, плут откинулся на спинку стула и моментально захрапел. Я потыкала в парнишку пальцем, но тот словно умер. Свиток, над которым малый совсем недавно так измывался, теперь покрылся свежими пивными пятнами и был совсем никуда не годен. Думаю, король не очень-то расстроится.

В полнейшем смятении я покинула харчевню и отправилась на поиски его величества, который как раз инспектировал крупнейшую на ярмарке оружейную лавку. Дверь за мной захлопнулась с таким грохотом, будто на остров только что плюхнулся метеорит, но никто не обратил на шум внимания: хлопнула-то я дверью в далеком будущем, когда уже никакой лавки и никакой двери здесь и в помине не будет.

– И хорошо ли у вас идут продажи? – осведомился Добрая Воля.

Хозяином лавки, к моему искреннему удивлению, оказался наш старый знакомый полугном, которого мы с Шелом на досуге отлично «ограбили», но только резко помолодевший. Купец суетился, словно готовящаяся к зиме полевая мышь, все время облизывая губы и глупо скалясь. На месте грозно заточенных клыков, по его мнению, должна была располагаться радушная улыбка.

– Когда как, вашество, – пожимал плечами торговец, явно лукавя. – В последнее время зачастили ко мне служанки да поварихи за кухонными ножами, кои, надобно признаться, вашество, я поставляю с Летучего острова ну просто отменные. Солдаты, бывает, заглядывают – потешатся с револьверами да купят какую-нибудь безделицу. Впрочем, доход кой-какой есть – на пиво с кашей хватает.

Да, подумалось мне, не очень раньше дело обстояло с вооружением. Если оружие есть у одних только кухарок и королевских солдат, с кем же они тогда сражаются? Видимо, расцвет пиратства пришелся точнехонько на мой несчастный век. Не очень-то я расстраиваюсь по этому поводу, ибо работы для некромантов, перестань люди драться, вообще бы не осталось.

– А скажи-ка мне, добрый человек. – Король осторожно вытащил из-за пояса до боли знакомый предмет и положил его перед полугномом. – Во сколько ты оценишь вот эту вещицу?

Глаза торговца от удивления полезли на лоб. Коротышка зашептал:

– Будучи с вашеством до конца откровенным, скажу, что вещичка фамильная, древняя. Более того – волшебная. За такую и войну нехитро начать, и острова под воду спустить. Упаси меня Посейдон связываться с подобным…

Купец испуганно отодвинул от себя стилет, и Добрая Воля без всяческих возражений забрал его обратно. Если судить по выражению лица короля, ничего нового для себя он так и не узнал.

– Скажи, – схватился он за подбородок, – а не может ли эта вещица служить ну, скажем, амулетом?

– Очень даже может, – немного подумав, кивнул полугном. – Только в таком случае тут, вашество, есть одна неприятность: если это такой сильный амулет, то насколько же ценен должен быть объект его защиты? Не в обиду вашеству, но тут уж не сам ли черт замешан? Не мне, дураку, давать советы, но на вашем месте я бы отправил сей предмет подальше от жадных рук человеческих на дно морское.

Страшные сомнения длинными скользкими червями стали заползать мне в голову. Обознаться я не могла – это был точно тот же купец, у которого я приобретала чехол для стилета. Он не мог не узнать ножа – это тоже исключено. Остается лишь одно объяснение – он сделал вид, будто видел оружие впервые. Или кто-то приказал ему сделать вид.

– Если когда-нибудь к тебе явится кто-то, кто покажет тебе этот стилет, отправь мне голубя. – И король, не попрощавшись, покинул оружейную лавку.

Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Казалось, Добрая Воля прогуливается среди съестных и тканевых рядов как простой гражданин, без всякой охраны. Время от времени он примерялся к тому или иному товару, один раз даже прихватил наливное красное яблочко, оставив при этом хозяйке лавки золотую монету.

Но, как и шут, король только делал вид, что гуляет без всякой цели. Он чего-то напряженно выжидал. Или, что было вполне вероятней, кого-то.

Сдвинутые в раздумьях густые рыжие брови, первые морщины по краям глаз, бледные искусанные губы, ровные блестящие зубы и странная привычка короля хрустеть костяшками пальцев (совершенно неожиданно я застигла себя за тем же занятием). Интересно, и давно я так делаю?

Мы были до боли похожи. Многое можно было выдумать, но некоторые вещи просто невозможно отвергнуть: эта манера двигаться, говорить с пренебрежением, смотреть с презрением. Мне всегда казалось, что это жизнь заставила меня отрастить себе хвост на манер электрического ската и убивать им окружающих. Выходит, не совсем жизнь.

Я внезапно вспомнила капитана Ржавого Гвоздя. Единственное, что нас с ним объединяло, это любовь к рунам. Ни его черных волос, ни плавных закругленных черт лица – ничего подобного у меня не было, по подумалось, что в таком случае я больше похожа на мать. Но это, скорее всего, было совсем не так.

Ржавый Гвоздь попытался выбросить меня за борт, чего он не собирался делать с моей старшей сестрой. Значит, должна была быть серьезная причина, из-за которой я заслуживала скорой смерти в столь раннем возрасте.

Я была не его дочерью. Моим отцом был Клинок Добрая Воля.

Ведь капитан Гром говорил мне о том, что Ларана изменяла Гвоздю с Клинком Добрая Воля, но я пропустила, как оказалось, существенную половину сказанного мимо ушей. Я не придала этому факту особого значения, наивно считая, что роль Доброй Воли во всей этой истории не так уж и велика. Как же я ошибалась!

Только представьте: некромантка Шрам с заштатного островка, за которой гоняется вся полиция города, вдруг оказывается дочерью самого могущественного из всех королей островов. И эта правда – если это действительно правда – уйдет в могилу вместе со мной.

Словно из-под земли вырос внезапно повеселевший шут, хотя я причины для подобной радости не находила. Посмеяться над неудачей врагов? С радостью. Поехидничать над несчастьем приятелей? С превеликим удовольствием! Но водить хороводы вокруг собственного провала? Даже глупцам такое не каждый день в голову приходит.

– Повелитель! – отрапортовал придворный. – К радости всего нашего двора, вынужден сообщить, что цены на зерно снижены, и больше крестьянам страдать не придется!

В руках у короля тотчас оказался свиток, гласивший:

«Просо падаражало на шысть медяков, посему именем его величества мы, шут его величества, приказываем снизить цену на просо на шысть же медяков, чтобы жизнь заевшимся баронам медом не козалась. Число. Дата. Печать».

– Думаю, последняя фраза тут лишняя, – усмехнулся Добрая Воля.

– Вы так считаете, повелитель? – Шут прищурил сначала один глаз, потом второй, измеряя высоченного короля.

– Абсолютно точно, – подтвердил тот и вернул злополучный свиток плуту. – А теперь, когда вопрос с ценами улажен, думаю, нам стоит возвратиться во дворец. Если поторопимся, поспеем как раз к ужину. Ольха обещала куропатку в брусничном соусе. Как ты находишь такое предложение?

– Крайне положительно, повелитель, – облизнулся парнишка. – С детства я привык к одной свинине на вертелах да крольчатине в собственном соку, так что, думаю, стоит разнообразить свой рацион брусничным соусом.

Никто из ярмарочных гостей не заметил, как веселье покинули король и его верный шут, свернув по направлению к конюшне у постоялого двора и выведя из стойл своих лошадей. Никто по-прежнему их не сопровождал и не охранял. Никто все так же не знал о том, что Шрам – одна бестолковая девица из будущего – ходит за ними по пятам, прислушивается к разговорам, наматывает на ус, смотрит на своего тогда еще будущего, но сейчас уже прошлого отца. В том-то и был весь казус: он всегда был и всегда будет моим отцом – это неизменно, но сейчас, в настоящий момент, – он мне никто. Совсем как те никто, кто ничего не знает о короле Клинке Добрая Воля и его плуте, покинувших ярмарку в самом разгаре.

Бежать за семенящими легкой рысцой лошадьми оказалось на удивление легко. Время все шло, солнце клонилось к закату, но ничего так и не происходило. Зарождались сомнения по поводу того, сколько именно времени я должна была провести в прошлом. С Рывом мы ничего подобного не обговаривали.

Но вечно выручающее изо всех передряг чутье не могло и на этот раз обмануть. Чему-то еще я должна стать свидетельницей. Возможно, узнать, кто этот таинственный незнакомец, успевший прихватить с собой текст с заклинанием. Вероятно, понять, почему Добрая Воля так интересовался стилетом, который теперь принадлежал мне. Может быть, выяснить причину, по которой шут нисколько не расстроился из-за кражи.

Не много времени мне понадобилось, чтобы выяснить, в чем же действительно заключалась тайна, бывшая главной целью моего путешествия на далекие двадцать пять лет назад по ленте времени.

Они остановились в молодом березняке. Как по команде, спрыгнули на землю и, встав напротив друг друга, грустно улыбнулись. Плут стянул с головы шутовской колпак, и пышная грива иссиня-черных волос рассыпалась по плечам, как оказалось, совсем еще юной девушки.

Король прижал девчушку к груди, губами прижавшись к ее лбу, и так они стояли минут пять или десять или целую вечность.

Внезапно мою шею обвила Зера, как бы говоря, что пора возвращаться. Но, перед тем как исчезнуть, мне показалось, Ларана мне подмигнула.

 

Глава 15

Не разочаровывай Шрам

Вот тебе на! Королевская любовница, по совместительству являющаяся моей матерью и могущественной колдуньей-наемницей в одном лице, прячется под шутовским колпаком да еще и за мужским лицом! Вот уж морок на пять с плюсом. И что самое главное – никаких побочных эффектов вроде зеленоватого цвета лица, просачивающегося волшебства или нетрансформировавшихся женских грудей я не обнаружила. Зато открыла для себя кое-что поважней утерянного отрывка из древнего заклинания – своих настоящих родителей.

Пусть они были нематериальны, пусть были такими молодыми и красивыми аж четверть века назад. Но все же. Они были. И это главное.

Я лежала, с головой зарывшись в многочисленные подушки Рыва, и по-девчоночьи шмыгала носом. Чуткий дракон и не пытался меня утихомирить – лежал рядышком кверху брюхом и поигрывал тряпичным платком на кончике когтя. Будь я в другом настроении, непременно съязвила бы что-нибудь по поводу ящера, больше похожего на броненосца, который боится щекотки.

Меньше всего на свете мне сейчас хотелось покидать королевскую обитель и вновь встречаться с Шелом, который обычно слабостей не прощает. Помню, я как-то в полнолуние не пришла на ритуал, разрешив себе понежиться в кровати из-за головной боли, которая на самом деле таковой не была. Как некромант тогда посмотрел на меня – никогда не забуду. Холодный, полный ненависти и презрения взгляд. С тех пор подобных вольностей я себе больше не разрешала. Но не потому, что боялась Шела. Вовсе нет. Дело в характере, который, если не закалять, становится мягким и рыхлым, а у меня в планах не было становиться бесхребетной рыбешкой в сметанном соусе.

Я застонала. После путешествия во времени голова трещала так, будто изнутри об черепную коробку билась целая армия бешеных дятлов. Перед глазами все плыло, и подозреваю, что я такой пьяной не бываю даже тогда, когда пьяна по-настоящему.

Донельзя довольная Зера таращилась на меня своими бусинками-глазками из-за драконьего хребта. Хозяин зверушки против подобного вторжения не возражал, и та радовалась, как ребенок, которого впервые посадили покататься на пони.

– Что выпучилась? – пролепетала я змее, но та то ли не слышала, то ли вообще была без ушей. – Конечно, тебе все равно. У тебя все просто. У тебя, по крайней мере, нет родственников, о которых ты сама не можешь сказать, родственники они тебе или нет. И они не крадут друг у друга клочки бумаги и не мечтают завоевать мир…

Вслух я с пестрой змейкой разговаривать совершенно не смущалась – Рыв так или иначе прочел бы мои мысли, так зачем зря таиться? К тому же после такого стресса мне было остро необходимо кому-нибудь выговориться.

– Отращу себе жабры – и уползу на дно морское, – пригрозила я, но Зера по-прежнему смотрела на меня непонимающими стеклянными бусинками.

– Все не так уж плохо, Шрам, – поспешил заверить меня драконий принц. – Копию со свитка твои родители сделать не успели, и это значит, что у вас еще есть фора во времени.

– У вас? – Я изогнула бровь. – А драконов эта проблема разве не касается?

Рыв издевательски фыркнул, и кожаные ноздри смешно заходили в разные стороны.

– Драконы будут вмешиваться в человеческие дела лишь тогда, и только тогда, когда существованию островной империи будет угрожать непосредственная опасность. – Голос дракона был жесток и сух, каким становился всегда, когда каждое слово приобретало многослойный смысл, и трудно понять, говорят ли с тобой о конце света или о конце лета. – А до тех пор мы лишь сторонние зрители на этом представлении. Ничего личного, уж извини. Но мы давно завязали с приключениями, в отличие от людей, которым, кажется, так нравится гораздо больше.

– Уж лучше систематически попадать в неприятности, нежели штопать носки и мыть полы, – возразила я.

– У нас с вами разные приоритеты. Вы живете меньше, а потому хотите все попробовать, так сказать, на собственной чешуе. Вы не утихомиритесь, пока собственноручно не порежете себе палец. Боль – вот что вам интересно.

Я прекрасно понимала, на какую удочку попалась: Рыв своими речами пытался всего лишь меня отвлечь, и я делала вид, что поддалась, хотя на самом деле посторонние разговоры действительно помогли успокоиться и расслабиться.

– Совсем нет. Мы все время движемся туда, где боли нет. Пытаемся от нее избавиться, забыться.

Дракон подбросил платок в воздух, дунул на него, и тот взвился под самый расписной потолок, украшенный гипсовыми дракончиками и драконихами, которые отличались от первых тем, что пыхтели, как работающие паровые установки.

– Ты ошибаешься, Шрам. Люди не движутся от или к боли – они просто движутся. Порой сами не знают, куда и в какую сторону. Порой сами не знают, что для них боль, а что – наслаждение. Порой боль для них и является наслаждением.

– То есть вы хотите сказать, – я нахохлилась, – что я сама не знаю, чего хочу?

Рыв Семнадцатый закачал громадной головой:

– Я этого совсем не говорил. Но ты так подумала.

Мой рот, уже приготовившийся парировать, захлопнулся, и я осталась сидеть на шелковых королевских подушках абсолютно поверженная. А ведь он действительно прав. Я сама знаю ответы на все свои вопросы, только боюсь себе в этом признаться. Правда – она порой такая ослепляющая, что начинаешь щуриться и за едкими лучами совсем не видишь солнца. Правда была в том, что я себя потеряла.

У меня не было цели, не было планов. Как верно заметил драконий принц, боль для меня сродни удовольствию. Это такая своеобразная компенсация за уползающую в бездну жизнь.

Кулаками я протерла глаза, точно надеялась, что так видно будет гораздо лучше. Да, сейчас тебе, Шрам, – филе форели на серебряном блюде.

– И что же мне делать? – без всякой надежды на ответ спросила я у всезнающего дракона. Он только притворялся легкомысленным и посредственным, или, что вернее, я его таким воспринимала.

– Далеко не каждый за целую жизнь находит в своем существовании цель, – оскалился в радушной улыбке принц. – Но для кого-то смысл жизни в том, чтобы все время находиться в поисках этой самой цели. Не бойся того, что тебе кажется, будто на островах тебе не место. Ты не ошибка, Шрам, не недоразумение. Ты такая же важная часть этого мира, как и мы все. И только тогда, когда ты поймешь это, жить тебе станет легче. А пока – не желаешь ли со мной отобедать?

– Благодарю, но меня ждут друзья. Думаю, мы остановимся на постоялом дворе. В Драконьем Глазе ведь есть постоялые дворы, правда?

– Мы позаботимся о твоей верховой драконихе, – снисходительно кивнул повелитель драконов. – Думаю, завтра на рассвете тебе стоит двинуться в обратный путь, пока на корабле снова не произошло ничего сверхъестественного.

Мы пожали друг другу руки (простите, лапы – простите, совсем запуталась), я неуклюже откланялась и поспешила покинуть роскошную залу. В реальном времени прошло не больше часа, но мне казалось, будто я не видела некроманта уже, по крайней мере, целую вечность.

Сначала я хотела кинуться Шелу на шею, но потом вспомнила, что я вроде бы еще и нежности телячьи терпеть не могу.

Один из драконов-стражников залихватски крутил в воздухе моим ковриком и очень расстроился, когда я бесцеремонно отобрала у него игрушку. Проверила – ножны были пока еще живы, но нельзя сказать, что очень уж здоровы, – мертвечиной от них смердело по-прежнему.

– Как все прошло? – спокойно поинтересовался некромант, хотя я знала его как облупленного: он воспринимал мою откровенность как должное и даже не сомневался, что я выложу ему всю подноготную. Самоуверенность, которой стоит только посочувствовать.

– У меня есть три новости: одна хорошая, одна плохая и одна тебя не касается. Но я буду отвечать на твои вопросы только тогда, когда поем, помоюсь и наконец сменю белье. Где тут у вас ближайший постоялый двор? – обратилась я уже к стражникам.

Те с минуту пошушукались и направили нас на центральную площадь, где возвышался величественный храм, расписанный золотыми красками. Тут же, вокруг него, располагались самые необходимые заведения: парикмахерская, кинозал, парочка весьма недурных ресторанов, тканевая лавка, билетная касса и, что мне было особенно важно, постоялый двор.

– Мест нет, – пробурчал старый сварливый дракон с серой поблекшей чешуей и серебряными усами в ответ на вопрос, где у вас тут можно разместиться.

Я сделала лицо помягче и смело шагнула в сторону администраторской стойки, откуда и взирал на нас старый владелец постоялого двора. Он деловито поправил круглые очки, подкрутил когтем пышные седые усы, делая вид, будто мы поняли его с первого раза и уже ушли.

– Нам не нужно много места. Достаточно скамейки, где можно поспать, и кадки с водой, где можно помыться.

Седоусый дракон сначала взглянул на меня из-под густых светлых бровей с недоверием, затем машинально обмакнул перо в чернильницу и черканул пару строк в книге постояльцев.

– Комната тридцать девять. С вас пять серебряных за ночь. Деньги прошу вперед, – коротко отчеканил владелец постоялого двора.

Я послушно отсыпала положенную сумму, прибавив сверху пару медячков за радушный прием. Да, когда попадаются такие злыдни, я иногда кажусь себе слишком доброй и щедрой. Все познается в сравнении.

Дракон когтем сгреб тяжелые монеты – я с тоской провожала их в последний путь.

Пока достопочтенный ящер связывался по телефону с кухней насчет нашего скорейшего обеда, я огляделась и, к своему глубочайшему удивлению, обнаружила, что весь интерьер составлен из разнообразных морских тварей. Странно, ведь обычно драконы являются настоящими фанатиками культа Эстели и всего, что с ним связано. Но здесь все было по-другому. Многочисленные мелкие тумбы подпирались ножками в виде непослушных осьминожьих щупалец. С потолка свисала люстра-медуза, а вдоль стен звенели на сквозняке торшеры, чем-то похожие на вареных каракатиц с обвислыми ножками-бахромой. Уютно пахло легкой утренней пылью, а по махровому ковру беспорядочно сновали морские коньки.

– А почему не драконы? – спросила я у владельца двора.

– Прошу прощения? – Ящер на мгновение оторвался от своих бумаг.

– Ну, насколько я успела заметить, вы, драконы, любите обставлять помещения, используя исключительно национальные мотивы. А тут у вас – морские гады, корабли в бутылках… Вы любите море?

Дракон насмешливо фыркнул сквозь густые усы.

– Когда-то это местечко принадлежало одному человеческому купцу, но едва ли вы сейчас найдете где-нибудь упоминание о нем. Все забывается, юная госпожа. Все забывается.

Еще некоторое время мы постояли в ожидании улаживания всех формальностей, и Шел неожиданно тронул меня за плечо:

– Пойдем, Шрам. Завтра на рассвете мы уже должны отбыть из Драконьего Глаза. Не к чему медлить.

Мы поднялись в предназначенную для нас комнату. Потертые медные цифры «три» и «девять» едва можно было различить на выцветшей двери, которая когда-то была обильно и неровно выкрашена светло-зеленой краской. Внутри номер оказался обставлен в точно таком же стиле, как и вестибюль: линялые тяжелые шторы цвета морской волны, шкаф, тумба на ногах-осьминогах и одна-единственная кровать – довольно узкая, надо признать.

Я сорвала с кровати покрывало, и в воздух тут же поднялось густое облако застарелой пыли.

– Шел, окно открой, – закашлялась я, разгоняя пыльные тучи.

Да, видно, не так уж много здесь бывает постояльцев. Пока поднимались по широкой длинной лестнице с мелкими ступеньками, мы не встретили ни одной живой души. Складывалось впечатление, будто мы здесь вообще были единственными гостями.

В отличие от душного, все время шевелящегося Дарну, здесь было все настолько тихо, размеренно и спокойно, что становилось как-то не по себе. В Драконьем Глазе особенно четко чувствуешь ту временную грань, что разделяет драконов и людей: по сравнению с ними мы – ничто. И если их срок – циферблат часов, то наш – пятиминутный отрезок. Если их стрелка – часовая, то наша – всего лишь секундная. Именно поэтому мы все время спешим, торопимся, боясь куда-то опоздать. На собственные похороны, как я подозреваю.

– Триста морских каракатиц! – не удержалась я, когда какая-то крохотная, но зубастая тварь куснула меня за палец. – Антисанитария – мама не горюй.

Кое-как усыпив бдительность блох и клещей остатками магической силы, я со спокойной совестью плюхнулась на середину кровати. А вот Шел от окна отходить не торопился. Он стоял вполоборота – так, что с улицы его было не видно, – и за чем-то сосредоточенно наблюдал. Тяжелая густая тень падала на его лицо, и в темноте блестели только черные влажные глаза.

– Как твоя миссия? – безразлично спросил он.

Готова поклясться, ему было абсолютно все равно – удалось мне узнать судьбу свитка или нет. Его это не касалось, а посему – не беспокоило.

– Все отлично. Клинок Добрая Воля в молодости был просто душечкой.

Шел кинул в мою сторону полный недоверия взгляд.

– Что с заклинанием?

– Его украли, – коротко отмахнулась я и перевернулась на бок.

– И ты не знаешь, кто? – Брови некроманта взлетели вверх.

– Не имею ни малейшего понятия.

Я звучно и протяжно зевнула, тем самым давая Шеллаку понять, что на этом разговор окончен, да и вообще не его это ума дело.

В дверь внезапно постучали. Низкорослый тощий мальчонка-дракончик с выпирающими скулами и выпученными, как у рыбы, глазищами торопливо поставил поднос с дымящимся ужином на тумбу и, не сказав ни слова, юркнул за дверь.

Повторного приглашения мне не требовалось – я с воодушевлением кинулась к угощению и начала прихлебывать большой деревянной ложкой. Шел по-прежнему не отходил от окна и к пище никакого интереса не проявлял.

– Что ты там нашел? – поинтересовалась я с полным ртом.

– Ничего, – последовал ответ.

Шторы моментально загородили окно, и комната погрузилась в темноту.

– Ты что, ежей наглотался?! – возмутилась я, на ощупь ища ложкой тарелку. – Немедленно верни свет в мою горницу, Шел!

Но ни проклятия, ни угрозы, ни исконно пиратская брань не пробивали стойкого некроманта. Не выдержав, я вскочила с кровати и ринулась к окну, чтобы посмотреть, чего так сильно мог испугаться Шеллак. В моем представлении это может быть только вооруженная до зубов миллиардная армия его величества. Остальное как-то мало вязалось у меня со словами «Шел» и «боится». Вспоминать последний инцидент, когда некромант один-единственный раз позволил себе сорваться, я не хотела, предпочитая думать, что это было досадное недоразумение. Моя смерть не может вызвать у него столько чувств. Наверное, это было… что-то другое.

Завязалась молчаливая драка. Я била, признаться, куда попало. Один раз это точно было некромантское плечо и единожды же – нос. Но о последнем я не могу сказать с полной уверенностью.

Прикушенные в пылу драки губы оросились солоноватой кровью, а затем – чужими губами. И это было настолько неожиданно, что я не смогла сопротивляться. Не помню, как я оказалась на кровати – помню только, что мужчина, о котором я всегда мечтала, к которому много лет грязно приставала и которого безрезультатно соблазняла, наконец стал явью.

Но самое странное – я уже не чувствовала такой острой необходимости в нем. Ее попросту не было. Из моего персонального героя Шеллак в одночасье превратился в одного из тех мальчишек, с кем я лобызалась обычно за сараем. Тогда это было несерьезно, в шутку, но поверить, что происходящее сейчас – взаправду, – было просто невозможно.

И тут меня словно молнией прошибло.

– Сволочь, – сорвалось с моих губ, едва мне удалось оттолкнуть от себя некроманта.

И даже в темноте, в этой кромешной непроглядной темноте я видела, как опасно сверкали его глаза, слышала – каким неровным было дыхание.

Он пошел на это, чтобы отвлечь меня от того, что происходит на улице. Знал, что это сработает. И, как всегда, не ошибся. Это был как раз тот случай, когда, по его мнению, цель с лихвой оправдывает средства.

– Сволочь, – повторила я, сплюнув кровь на серые простыни.

Слов больше не требовалось – мы прекрасно понимали друг друга и без них.

Отдышавшись, Шел подошел к окну и раздвинул шторы. В глаза ворвался блеклый солнечный свет. Конечно же, то, что так привлекло его внимание, уже без труда испарилось, и некромант мне никогда в жизни не скажет правду. Раз уж происходящее за окном заставило его пойти на такие большие жертвы, как крушение целомудренности, то дело было очень и очень серьезным. Что именно – мне, судя по всему, – не узнать уже никогда.

Есть больше не хотелось, сон, и тот как рукой сняло. А на душе скреблись омерзительные серые крысы, которые медленно копошились в моих внутренностях, виляя жирными голыми хвостами и поедая то, что осталось от моего сердца.

Я села на край кровати и отчаянно впилась ногтями в жесткие льняные простыни.

Но прийти в себя мне так и не удалось – один сюрприз следовал за другим. Это был прямо какой-то день откровений.

– Ты меня удивляешь, Шрам, – насмешливо хмыкнул некромант.

– Это еще почему? – окрысилась я.

– Разве не этого ты всегда хотела? Мечтала об этом? Добивалась этого? Когда ты получаешь все, чего хотела, это уже перестает быть мечтой – это становится реальностью. А реальность не для тебя, я ведь прав?

– Пошел в бездну.

Бабочка на груди рьяно хлестала крыльями. Ей было больно. Она хотела улететь и больше никогда не возвращаться в это слабое тело, которое принесло ее хрупким крыльям столько страданий.

Но Шел продолжал:

– Тебе нужно было мужское плечо. Но не плечо всех тех парнишек, с которыми ты искала утешения. Тебе нужен был настоящий мужчина, и ты искала его во мне. Я слишком хорошо знаю тебя, Шрам, и могу прочитать, как открытую книгу.

– Едва ли ты можешь заглянуть между строк, – огрызнулась я предательски дрогнувшим голосом.

– Поверь мне, могу. Очень даже могу. Знаешь, когда я нашел тебя в ту грозовую ночь, я подумал, что, раз мне удалось вернуть тебя с того света, то между нами может образоваться связь, в какой-то мере даже зависимость. Но это бывает только в авантюрных романах, Шрам. Вся наша с тобой связь – это наши различия. Ты ищешь во мне то, чего нет в тебе самой.

– А ты? – Я безнадежно хлюпнула носом.

– Я уже давно ничего не ищу, Шрам.

От обиды я заскрипела зубами. Фальшивый поцелуй до сих пор всполохами врывался в память, скользил в сторону воспоминаний, тяжелыми оковами обвивал сердце. Шел, как всегда, был прав. Как всегда, бездна его побери!

Чем ближе мы становились друг другу, тем больше оказывалось разделяющее нас расстояние. Если после нашей мифической свадьбы у меня еще и оставались какие-то сомнения, то этот поцелуй возвел между нами бетонную стену. Мы больше никогда не станем теми, кем были прежде. Не станем Шеллаком и Шрам – неугомонной парочкой некромантов, что живут с наставником на отшибе и не знают других забот, кроме как забирать у мертвецов их никчемные души.

Самое страшное – это не спрыгнуть с утеса в волны морские. Самое страшное – это когда ты висишь над пропастью на одной тоненькой ниточке, и ниточка эта вдруг внезапно обрывается. Шел – моя ниточка. И, похоже, я только что сорвалась в пропасть.

Ночь я провела беспокойно. Почти не спала. Все время ворочалась и натыкалась на безмятежно сопящего некроманта. Ощутив холод его бледной кожи, я тут же перекатывалась на противоположный конец кровати, которая была такая узкая, что конец у нее был там же, где и начало.

Снились кошмары. Много и блоками. Мне снился Шел вперемешку с принцем Пером, Рывом Семнадцатым, Ржавым Гвоздем, Клинком Добрая Воля, моей матерью и Шторм. И все их лица объединяло одно – бесконечная злость на меня – ту, которой нет до них дела. Ту, что живет лишь собственными страхами и фантазиями. Ту, чья смерть принесет им только облегчение.

Уже глубоко за полночь я не выдержала и поднялась с постели. Лунный свет мягко освещал силуэт прикорнувшего у изголовья кровати попугая, спрятавшего голову под крыло. Осторожно, на цыпочках, я пробралась в комнатушку, которая, по идее, должна была выполнять роль ванной, но была настолько мала, что ее едва ли можно было счесть даже каморкой для швабр.

Сбитый кафель местами обнимала мягкая плесень. В кадке плескалась приготовленная вода. Я принюхалась. Пожалуй, вода была единственным, о чем позаботились к нашему приходу, исключая ужин.

Я торопливо сорвала с себя одежду, и вместе с ворохом тряпья на пол упало что-то шуршащее. Но мне было сейчас не до этого. В уже остывшей воде я постепенно расслабилась, нащупала на полочке мыло и принялась за мытье. Грязи за время путешествия оказалось на моей коже видимо-невидимо. Хватило бы, чтобы накормить целое полчище грязевых слизняков, которых обычно откармливают на себе нищие, а потом сами же и съедают. Белковая пища как-никак.

Кожа буквально горела от тщательной терки, и где-то через час я уже могла с гордостью признать, что наконец чувствую себя чистой.

Я ждала и одновременно боялась появления Шторм. Мне нечем было ей похвастаться. Она была больше похожа на мать – теперь мне даже странно, как это я не разглядела Ларану во взбалмошном королевском шуте. Но больше всего мне хотелось спросить ее об отце.

Шторм не появлялась, и мне уже стало казаться, будто она нарочно меня игнорирует, заставляя томиться в ожидании.

«Любопытство тебя погубит, деточка», – любил говаривать наставник, когда был еще в своем уме.

Я, будучи не в силах долго ждать, могу выкинуть такое, что потом, вспоминая, буду прятать алеющие уши за волосами.

Как следует отжав волосы, я потянулась было за полотенцем, но затем передумала и босиком пошлепала к вороху валявшегося на полу белья. Ничего из этого надевать уже не хотелось. Едва я представила, что к телу прикасается вся эта грязная потная одежда, как тут же появилось жгучее желание не одеваться вообще. Особой брезгливостью я никогда не отличалась, но и ничто человеческое – даже, скажу откровенно, женское – мне не чуждо.

Ногой я задвинула зловонную кучу (ладно, не такая уж она была и зловонная, но после душистой кадки хотелось лишь накрахмаленных панталон) в угол комнатушки, так же незаметно, как и ушла, вернулась в комнату и без зазрения совести свистнула некромантский плащ. Для Шела невелика потеря, а мне нужно же было в чем-то отправиться на охоту за новыми тряпками.

Заодно я прихватила любимую фляжку некроманта, сделала из нее несколько глотков и поморщилась: вода как вода, только вот уж больно много в ней магии. Принюхалась – волны, как от яда. Ладно. Что не убивает, то делает нас сильнее.

Я влезла в сапоги и торопливо покинула номер. Дверь за мной захлопнулась с еле слышным щелчком. Про себя я поблагодарила владельца двора за то, что он не забывал смазывать петли. Возможно, я даже оставлю ему за это пару медячков перед отъездом.

Вышеупомянутый добрым словом седоусый дракон тем временем сидел за своей конторкой и продолжал что-то с умным видом выводить в хозяйственной книге. Можно было подумать, что он так и родился в этом своем кресле: толстый облезлый хвост обвивает ножку стола, очки почти что соскальзывают с носа, а брови сдвинуты так, что кажется, будто это одна большая бровь. На меня ящер внимания никакого не обратил, хотя то, что я спустилась нагишом в мужском плаще должно, по крайней мере, настораживать. Видимо, дракон на своем веку и не такое видал.

– Где у вас можно достать одежду? – поинтересовалась я.

В ответ владелец постоялого двора буркнул что-то про свою жену на задней кухне, и я ту же последовала в указанном направлении.

Кухонька оказалась довольно маленькой – по драконьим меркам – и была полностью окутана густым дымом и вкусно пахнущим, шкварчащим на сковороде маслом. Если драконы и спали, то определенно делали это не ночью, в отличие от нормальных людей.

Жена управляющего ничуть не смутилась моего появления – ловко перевернула оладушек и принялась насвистывать какую-то песенку. От внезапно ворвавшегося ветерка огонь на плитке вдруг погас, но драконша не растерялась и дыхнула под сковородку. Пламя вновь взвилось вверх, облизывая сковороду со всех сторон.

– Моя племянница из Дарну иногда гостит у нас, – произнесла она звонким голосом вместо приветствия. Изумрудная, отливающая синим чешуя забавно звенела при каждом движении владелицы, которые, на первый взгляд, казались крайне неуклюжими. – И у меня всегда хранится на всякий случай пара платьев для ее служанки. Очень милая девочка! Чуть-чуть пониже тебя будет, но, думаю, одежка в самый раз.

Я даже не стала спрашивать, откуда драконша знает о моей насущной проблеме. До последнего я предпочитала не знать, доступны ей мои мысли или нет. Хотя тут даже морскому ежу было понятно.

Вздохнув, я расправила юбку, дернула за кружевной воротник и с отвращением посмотрела на себя в высокое пыльное зеркало – сплошь в разводах и паутине. Результат удручал: в этом платье я больше была похожа на самую обыкновенную девушку, нежели на безрассудную авантюристку Шрам.

– Ну как, нравится? – Пахнущая мукой и корицей драконша свесила длинную шею из-за моего плеча.

– Даже не знаю… – замялась я.

Немного подумав, я заплела волосы, обыкновенно торчавшие в разные стороны в творческом беспорядке, в тугую косу. Так я еще больше стала походить на деревенскую простушку. Только ступки в руках не хватало и оравы ребятишек, цепляющихся за подол. Как представлю, аж в дрожь бросает.

Я поблагодарила госпожу дракониху, неуклюже откланялась (мне приходилось пользоваться этим жестом уважения уже второй раз за день – больше, чем за всю мою жизнь) и поспешила обратно в комнату, чтобы оказаться там раньше, чем Шел заметит мое исчезновение.

Но я опоздала. Некромант уже сидел на кровати, полностью одетый, и что-то с любопытством читал. На сей раз это была не книга.

Когда мы встретились глазами, Шеллак и не подумал улыбнуться. Он был похож на черную изворотливую змею. Ядовитую, хладнокровную и бессердечную. Он и не пытался притворяться кем-то другим, хотя, возможно, это единственное, за что я его уважаю.

– Я нашел это в твоем белье, – сообщил мне некромант и протянул свиток.

Я почувствовала, как волосы на затылке встают дыбом. Мне и без лишнего доказательства прекрасно было известно, что это за документ.

И, похоже, теперь я знаю, кто на самом деле украл древние руны.

 

Глава 16

Шрам снова в деле

– Это… Шел, это не то, о чем ты подумал, – промямлила я, пятясь к стене.

Некромант тем временем наступал. Он был абсолютно спокоен: руки в карманах брюк, взгляд сосредоточен: его внутреннее состояние выдавала лишь временами подрагивающая губа.

– А о чем я подумал? – Вопрос был задан с нескрываемым сарказмом.

Причина моего неловкого положения – обрывок из чернокнижного заклинания – осиротело валялся на полу в ожидании, когда же на него наконец обратят внимание.

– Я не знаю, как он ко мне попал. – Я продолжала оправдываться, но все менее и менее убедительно. Проще было бы заверить Шеллака, что это я на самом деле убила Пера Четвертого с грязной и низкой целью обогащения. – Вероятно, шут… моя мать, да, моя мать могла подсунуть мне его, когда мы с ней столкнулись на ярмарочной площади. Но я подумала, что прикосновение могу ощущать только я, раз я из будущего…

Говорила я все быстрее и бессвязнее, пока Шел меня не перебил:

– Она была могущественной магичкой, Шрам, и ты просчиталась. А вот она – нет. – Это прозвучало не как обвинение – как приговор.

Я сразу смолкла. Часы, висевшие над кроватью, тикали как-то слишком громко, медленно и раздражающе.

– Вероятно, – продолжал некромант, – мать знала о твоем появлении заранее. Король ведь не расспрашивал ее о том, куда подевался свиток, а это тебе не какая-нибудь безделушка. Свиток был слишком важен для королевского двора – он как мертвая туша кита, которого выбросило на сушу. Лежит – вонь на всю округу, уберешь – люди спросят, куда делся запах.

Накануне, несмотря на нашу с Шеллаком очередную размолвку, я все-таки рассказала ему в подробностях о том, что произошло в день летнего солнцеворота двадцать пять лет назад. Он все внимательно выслушал, не вставив при этом ни единого комментария, словно опять потерял всяческий интерес к этой истории. Но это, конечно же, было совсем не так.

Нахмурив брови, я некоторое время стояла в раздумье по поводу теории Шела и сначала решила, что она маловероятна, но потом вспомнила, что Шеллак всегда прав, и снова засомневалась.

– Нам нужно сжечь отрывок, – с нескрываемой неуверенностью в голосе предложила я.

– Не нам, а тебе, Шрам. Тебе.

В моей походной сумке без труда отыскался коробок спичек. Вспыхнул несмелый огонек, опаливший краешек свитка. Затем маленькие язычки пламени, как по сухому лесу, охваченному пожаром, поползли вдоль символов, знаков и инструкций, большинство из которых были не понятны даже мне.

Все до смешного просто, подумалось мне. Всего три письма Лараны, переданных Доброму Клинку через капитана Грома. Три раза мне стоит поднести спичку к рукописи и ровно три раза проследить за тем, чтобы пепел был отправлен в ближайшую бездну или, по меньшей мере, развеян по ветру.

Я покосилась на возвышающегося надо мной некроманта. Шеллак выглядел заинтригованным: стоял прищурившись и даже еле заметно улыбаясь одними уголками губ. Это меня и насторожило. И вскоре я узнала, почему.

Едва пламя без остатка съело древние письмена, как передо мной на полу, словно феникс, возродившийся из пепла, вновь лежал целехонький экземпляр одной трети могущественнейшего заклинания, которое когда-либо создавали человеческие руки. Я, не удержавшись, ахнула.

Колдун, составлявший руны, был явно не дурак. В отличие от меня.

– Лопни моя селезенка! – не удержалась я от досады.

Далее под чутким руководством Шеллака рукопись подвергалась: съедению со мной в роли поедателя (Шел наотрез отказался, заявив, что он на особой безрунной диете); насилию со мной в роли беспощадного разрывателя свитка на клочки (Шел только посмеялся); утоплению, заклинанию исчезновения, заклинанию смерти, заклинанию уничтожения… Но каждый раз расплывшиеся чернила с сопением и ворчанием ползли на свои места, клочки бумаги воссоединялись в одну картинку, а меня при попытке съедения, как это ни странно, стошнило. Некромант заявил, что не будет оплачивать второй завтрак.

– Выходит, мне нужно собрать вместе все три отрывка, чтобы их уничтожить? – догадалась я после всех невыносимых мучений (а могла бы и раньше, на самом деле).

В горле до сих пор стоял привкус чернил, которые, насколько я знаю, столетия назад делали вовсе не из ягод, как сейчас, а пускали в ход понятно какие осьминожьи внутренности. От одной этой мысли меня чуть не вырвало повторно.

– Душа моя, ты только что побила рекорд пустоголовости среди всех островных девиц, – лаконично заметил Шел.

– Лучше бы подсказал, где найти остальные два свитка, что помогут наконец-то выпутаться из этой истории. Не забывай, мне еще нужно отыскать настоящего убийцу принца острова Туманов. Хотя и от первой цели, и от второй напрямую зависит цельность моей шкурки. Вот ты что предпочел бы: быть сожженным заживо или обезглавленным на центральной площади города?

Шел философски махнул рукой…

– Я бы предпочел остаться в живых и подальше от тебя.

– Вот и я тоже, – с грустью согласилась я, пряча древний свиток в лиф платья, который, к счастью, оказался достаточно просторен для невинных шалостей вроде хранения там стилета и мешочка с оставшимися немногочисленными деньгами.

Дело двигалось, но легче от этого не становилось никому. Мне прибавилось новых забот, Шелу, следовательно, тоже, ибо его главная забота – это я, если не ошибаюсь. Шторм едва ли обрадуется новости о том, что меня провели мои же родители. Боюсь, что злость капитана Грома, вызванная данным известием, поможет ему исполнить угрозы, произнесенные на палубе, и он снесет мне голову.

И все же я сама не успела заметить, как снова стала двигаться вперед, будто сердце мое в одночасье превратилось в слаженно работающий часовой механизм, заставляющий вновь и вновь идти к своей цели. Эй, ребята, Шрам снова в деле.

Мы покинули безымянный постоялый двор (зачем же двору название, коли он единственный в городе?), расплатившись с седовласым драконом и набавив еще сребреник за то, что я случайно сшибла вазу в вестибюле. А так, как ни странно, особых неприятностей и не было. Что могло означать только одно – все самое интересное ждало нас впереди.

Обыкновенно пустые улицы Драконьего Глаза теперь и вовсе напоминали аллеи между могилами: в такой ливень, видимо, и дракон пса из дома не выгонит.

Накинув на голову капюшон, я под навесами торговых лотков пробиралась в сторону королевских конюшен. Шелу же, как всегда, было все равно, дождь кругом или война. И он, как это за ним водится, был великолепен, если не сказать больше. Невозможно великолепен. И от этого становилось все омерзительнее. Так и хотелось руками вцепиться в его крепкую смуглую шейку и последовать примеру капитана Грома. Нетрудно было догадаться, что за двойное убийство в таком случае мне полагается скидка в виде пожизненной ссылки в бездну.

Странно, но конюшня оказалась, мало того что неохраняемая, так еще без всяких замков. Несмело толкнув массивную дверь из цельной древесины, я оказалась в самой прекрасной конюшне на свете. Едва ли даже конюшни Доброй Воли сравнятся с этими в высоте потолков. А что до узоров – уже прекрасно знакомых мне маленьких и крупных золотисто-красных дракончиков – тут аналогов на всех островах не сыскать.

Чтобы дотянуться до потолка, мне, наверное, нужно было бы встать на плечи полусотне Шеллаков и еще подставить табурет для верности. А если мерить ширину лошадиных покоев в попугаях, то тысяча штук тут бы точно поместилась.

– Зачем драконам столько коней? – спросила я шепотом, но голос предательским эхом разлетелся в разные концы конюшни. Белоснежный конь с черными как ночь глазами отчаянно заржал. Деловито фыркнула и попыталась цапнуть меня за плечо маститая кобыла, стойло которой находилось прямо возле того места, где я стояла. Я еле успела отскочить в сторону. Живой ты меня не получишь, паршивка!

Некромант втянул носом воздух.

– Те, у кого все есть, имеют очень ограниченный выбор развлечений. Телевизор, королевские балы, рулетка и лошади. Выбор невелик. Так что между выпусками новостей, обменом фишками и любезностями ящеры предпочитают обсуждать, чей конь быстрее, чей конь чернее и чей конь прожорливее.

– Ну тут же их не меньше сотни! – возразила я чуть жарче, чем хотелось бы.

– Значит, больше тем для обсуждения.

Наша Верли, казалось, была на седьмом небе. Завидев нас, животное засуетилось, запыхтело и принялось поспешно дожевывать остатки роскошного завтрака. Сено так и вываливалось из неуклюже щелкающей пасти.

– Привет, девочка! – засюсюкала я, но тут же получила новое предупреждение в виде острых зубов.

Вот досада, даже живность меня не любит! А что до людей, так тут и на уважение рассчитывать не приходится.

Как-то давным-давно я забрела на пирушку гильдии охотников. Домишко их ордена располагался около питейного заведения, так что неудивительно, что добычи с охоты они приносили в разы меньше, чем кухарка, которая выбежала на задний двор, дабы свернуть шею петуху. Шел тогда впервые послал меня к местной знахарке, а где она живет, я знала только на словах, поэтому промахнулась дверью. Домов эдак на десяток всего.

В прокуренном помещении воздух был похуже, чем на рудниках, где, к слову сказать, курение запрещено. Порядком подвыпившие мужчины уже не интересовались ни разложенными на газетном столике картами, ни вконец остывшей индейкой, ни единственной дамой – также напившейся вдрызг и что-то сосредоточенно вышивающей. Пяльцы в ее дрожащих руках вели себя как жаба, которую схватили деревенские ребятишки на озере, – то есть отчаянно «квакали» и норовили выпрыгнуть из хозяйских рук.

Председатель ордена – Никола – был единственным, с кем я была знакома лично. Мы столкнулись с ним как-то на рынке, но толком и не поговорили, поэтому можно считать, что знакомцев среди этих милых господ у меня не было.

Откровенно говоря, в те годы я как раз обстригла волосы, и если смотреть на меня глазами, затуманенными грогом, то выгляжу я совсем как мельница. Сойду и за своего.

– Эй, малый, давай сюда! – махнул рукой один из охотников, угрожающе вертя над головой заряженное ружье.

Я хотела было дать деру, но чужие крепкие руки сделать мне это не позволили – усадили за стол и налили пива. Пена опасно поползла за пределы стакана и с шипением ринулась прочь.

– Выпей с нами за новый охотничий сезон! – Рядом со мной оказался рыжий мужчина с припухшей губой, абсолютно безволосой грудью и двумя передними золотыми зубами. Словом, истинный охотник его величества.

Пиво оказалось хорошее, крепкое, правильно настоянное. Но вот гостеприимство хозяев пугало до чертиков.

Внезапно златозубый рывком развернул меня к себе, схватил толстыми короткими пальцами за щеки и как-то подозрительно посмотрел.

– Эй, парни, да это ж девка! – сообразил наконец он.

«Девка» не растерялась: остатки пива плеснула в лицо нахалу и ринулась вон из злосчастного дома. Вслед послышались крики, ругань очухавшихся пьянчуг и даже один выстрел, успешно пробивший хлипкую соломенную крышу.

Целую неделю после того случая сторонилась я охотничьего домика, за версту обходила и начальника королевской полиции, которому охотники наверняка первым делом побежали жаловаться. В городе обитает не так уж много дам со стрижкой «под мальчика», врывающихся в чужие дома и употребляющих чужое пиво.

Но ни от членов гильдии, ни от стражи, ни даже от главных рыночных сплетниц ничего не было слышно. Я уж подумала, дело нечисто. Но на следующей неделе рыжий золотозубый заявился прямо к нам домой.

Ввалившись в переднюю, он с вызовом постучал сапогами об порог. Держи мы дома свинью и спи с ней в одной постели, сомневаюсь, что пахло бы у нас хуже.

Шеллака в то время дома не было, но вот наставник уже год как никуда не выходил. Старец на мгновение прекратил рассортировывать зверобой, подбоченился и пошел встречать гостя.

Я же сидела за печкой молчком, стараясь не дышать, и ощущала себя зайцем, загнанным охотничьей собакой. Что, по существу, и было на самом деле.

Разговор гостя с наставником из такой выжидательной позиции слышно было превосходно.

– Я пришел к девице, что живет у вас в доме, – доложил золотозубый, не здороваясь.

Наставник не растерялся:

– Она как раз только что ушла к Осиным утесам. Заходите денька через два.

– Э, папаша, не дурите меня! – насупился гость. – Я охотник и чувствую жертву.

Козой безвыменной меня уже называли. Креветкой вареной тоже. И шв… короче, другими разными словами. Но все это было не обидно, потому что, хоть и насылали тридцать три несчастья, считали меня человеком. А тут сразу – «жертва». Уж не отрубить ли мне голову и повесить ее на стенку в качестве трофея собрался этот ненормальный?

– Я хочу на ней жениться! – раздалось вдруг по ту сторону печки, и я аж вздрогнула.

– Спешу вас разочаровать: госпожа уже замужем за очень уважаемым человеком.

Гость загоготал, захлебываясь и повизгивая, как настоящий свин.

– Не смешите меня, папаня! С каких это пор некроманты уважаемые люди? Мы-то с вами прекрасно понимаем, что детей у них не бывает, а девке, понимаете, простор в таких делах нужен, сечете? – Охотник очень даже достоверно хрюкнул и добавил: – А я, к тому же, состою на королевской службе и получаю сорок золотых в год. Это вам не хухры-мухры!

За словом горе-жених в карман явно не лез.

– Тогда вам стоит поговорить с ее мужем по этому вопросу, – смирился наставник.

Бедняга чуть не надрывался от смеха, когда оказался у меня за печкой.

А потом пришел Шел. Не знаю, о чем они с рыжим говорили (если вообще говорили, а то я слыхала, что у охотников на службе всякая дипломатия пресекается), но меня, к моему искреннему неудовольствию, погнали на задний двор к курам и перепелам. Петух сочувственно квокнул и срочно поспешил обратно к своему гарему.

Мое второе замужество, как без труда можно догадаться, не состоялось, зато уже на следующий день появилось то, чего я с таким нетерпением ждала, – слухи.

Кто-то говорил, что это я выбила Смерчу два передних зуба. Кто-то добавлял к этому, что выбила я их после того, как посадила ему фингал под каждый глаз. Кто-то спорил, что фингалы были «до». А кто-то вообще утверждал, что помимо фингалов были еще и другие увечья, о которых избиенный предпочитает не распространяться, а вот лекари – напротив.

После этого случая я узнала о себе много нового. Что каждое новолуние хожу в охотничий домик и пью с членами гильдии ром, а потом – как мне поведала по секрету одна торговка – занимаюсь с ними всяческими непристойностями. Люди говорили, я Смерча приворожила, вот он и ходит ко мне каждое полнолуние, стучится в окно и молит подарить ему мою любовь.

При том обстоятельстве, что дамой я считалась уже замужней (в девятнадцать-то лет), поползли по городу нехорошие слушки о том, что вскоре та же участь, что выпала на долю Смерча, постигнет и всех благоразумных женатых господ острова Туманов.

Поначалу все происходящее меня даже веселило, но потом со мной перестали здороваться в бакалейной лавке, затем – в мясной, еще позже – в молочной. Шушуканье за спиной даже очень льстило, но вот то, что на ужин мы оставались теперь без молока, было уже не смешно.

Вот так Шрам с острова Туманов стала «Шрам, которую все ненавидят». Не было ни одной женщины в городе и окрестностях, что не мечтала бы утопить меня собственными руками, а затем закрыть в чугунном гробу, чтобы, не дай Посейдон, не выбралась.

Хорошее людское мнение зарабатывается годами – плохое же создается за несколько дней и навсегда.

В каморке, где хранились все принадлежности для лошадей, Шеллак нашел и седло Верли – вычищенное и починенное в тех местах, где чья-то троллья нога повредила стремена. Напоследок мы с некромантом разделили на двоих (простите, на троих – куда же без драконихи?) картофельную лепешку и запили завтрак родниковой водой. Но только мы уселись в седло и собрались трогаться с места, как дверь конюшни приоткрылась и на пороге показалась миниатюрная девушка в дорогом плаще из плюща благородного изумрудного цвета. Девчушка явно запыхалась и, тяжело дыша, переводила дух в ожидании, что мы спросим у нее о цели визита.

Некромант, не выражая ровным счетом никакого удивления, спрыгнул на землю. У меня возникло нехорошее подозрение, что о появлении блондинки Шел был прекрасно осведомлен, только вот не счел нужным посвятить в это меня.

– Принцесса Лина к вашим услугам, – присела незнакомка в поспешном реверансе, и мокрые светлые волосы взвились в воздух.

Вот только еще этой особы королевской крови не хватало в нашем багаже! Постойте, а это не та ли самая Лина, на которой Пер Четвертый собирался жениться? Если это так, то ей тем более нечего ввязываться в наши дела. Я, конечно, знала, что обитает она где-то в районе Драконьей Гряды и в родственниках у нее полно влиятельных драконов, но это не значит, что мы будем подрабатывать голубиной почтой между девицей и ее мертвым возлюбленным.

– Шеллак с острова Туманов. Мы с вами, принцесса, кажется, уже встречались в прошлом году на празднике виноделия.

– Да, конечно, я вас прекрасно помню, – до неприличия мило улыбнулась Лина. Может, она была и хороша, но врать не умела – я поняла, эта встреча у них с Шеллаком была в подробностях обговорена. – А ваша спутница?

Я сделала вид, что ворвавшаяся в конюшни вместе с проливным дождем принцесса не крупнее блохи и обращать на нее внимание не стоит.

– Это Шрам, – представил меня некромант без разрешения.

Я еще больше надулась от недовольства.

– Очень приятно с вами наконец увидеться. – Несносная принцесса снова растянулась в поклоне.

– Со своей стороны не могу признать того же, – огрызнулась я. – Шел, полетели, чего ждем?

Верли согласно завыла и захлопала широкими жилистыми крыльями.

На некоторое время в конюшнях установилась почти полная тишина – лишь изредка похрапывал какой-то из коней или щелкала зубами Верли. Мне было прекрасно известно, что такая неловкая заминка может появиться только в одном случае – если мне сейчас собираются сообщить то, что мне совсем не понравится.

– Ну? – поднажала я, понимая, что, чем раньше я приму ситуацию, тем быстрее мы отсюда улетим.

– Принцесса Лина полетит с нами, – ответил Шеллак, и я закатила глаза.

– Кто угодно, но только не она! – Я вперила указательный палец в выросшую будто из-под земли гостью, подразумевая под этим, что знать ее не хочу, даже если она принцесса Центрального острова и по совместительству дочь короля Клинка Добрая Воля. Ах да, это же я. Вот уж с наследием подфартило, так подфартило.

– Извини, Шрам, но это не обсуждается, – развел руками некромант, и я снова поняла, что битва проиграна. Но это совсем не означает, что проиграна целая война, – вот чего Шел не учел.

Я елейно улыбнулась.

– Ладно, так тому и быть, но после Дарну мы с вашим высочеством разделяемся и топаем в разные стороны. Идет?

– Идет, – в унисон соврали принцесса и Шеллак.

И каждый из нас наивно думал, что провел другого. Что ж, думайте как вам угодно, а Шрам все равно сделает по-своему.

– И что ваше высочество забыло в столь не подходящей ей компании? – попыталась я перекричать порывы ветра, когда мы летели уже высоко над Драконьим Глазом.

Погода вообще не радовала: противные дождевые капли скользили за воротник платья, забирались в самые труднодоступные места. Хоть бы свиток намок, размечталась я под конец, прекрасно понимая, что, даже если наступит конец света, триумфальной гибели свитка мне не видать, как своих ушей.

– У меня есть кое-какая информация, которая вас заинтересует! – крикнула вместо ответа принцесса.

Половина слов, конечно же, пропадала, и до меня высказывание долетело уже в изрядно покромсанном виде, но некромантское чутье почует выгодное предложение за версту.

Сидела принцесса Лина прямо передо мной, к счастью отделяя меня от Шеллака, который, не будь на моем пути естественной преграды, тут же схлопотал бы по заслугам. Руки чесались так, будто по ним ползут маленькие морские крабики и грозно клацают клешнями.

– Насчет заклинания? – Скрывать единственно интересующую меня вещь не было никакого смысла.

Девушка не ответила, и я сочла это подтверждением.

От нее как-то странно пахло: терпко, сладко. На мгновение мне подумалось, что секрет подобных красавиц не в их прямом носике или голубизне больших глаз, усеянных ресницами, как непаханый огород сорняками, а в их запахе. Это своеобразное натуральное приворотное зелье.

Я сама не заметила, как начала принюхиваться все тщательнее. Сидящая передо мной принцесса съежилась, но виду, что ей что-то не нравится, не подала. Я слыхала главное правило принцессы – это, когда тебе дают пощечину, нужно подставить другую щеку. Эх, не стать мне никогда королевой. Что все же не может не радовать, ибо балов я давать не умею, танцевать, впрочем, тоже; читаю – с горем пополам, если приказываю, то капитанским басом. Никакой стати, никакой грации, никаких украшающих настоящую даму достоинств. Даже любви к роскошным нарядам не наблюдается – лишь бы одежка попроще да амулетов побольше, а там уж как-нибудь разберемся.

Если говорить по существу, мне стоило бы горевать, что я не обладаю теми прелестями, которыми женщины обыкновенно ужасно гордятся. Ни кожи ни рожи – так сказали бы на центральном рынке на острове Туманов про девиц вроде меня. И все же, не могу не признать, быть особенной – чертовски интересно. Ради этого стоило раскрошить свою душу на куски.

Драконий принц, наверное, все же был прав: я не знаю, куда иду, но для меня главное – не останавливаться. В этом вся моя сущность, вся жизнь, пусть смысла в ней особого нет.

Мы вновь пролетали над заснеженными горами, покрытыми сверху льдом, словно горка творога, щедро политая вишневым вареньем. Я по привычке сунула руку за пазуху, чтобы проверить, на месте ли письмо капитану, хотя и так знала, что ничего с ним не случится. Это слишком опасная магия, которой будет тяжело управлять, неважно, какие у кого амбиции по захвату островов.

Дул ветер, свистел в ушах, рылся в подсознании и тайных желаниях, показывая то, о чем сам порой думать боишься. Резвые дождевые капли встречали резкое сопротивление в виде драконьих крыльев – Верли, казалось, любая погода была нипочем.

– Смотрите! Вон дворец Снежного дракона! – запищала вдруг юная принцесса, усиленно тыча изящным пальчиком куда-то на запад.

Поначалу я не хотела поддаваться на провокации какой-то сопливой девчонки, которая к тому же была еще и красивей, и манерней меня во сто крат, что тут же сделало ее моим непримиримым врагом. Но неожиданно краем глаза я заметила в той стороне, куда указывала Лина, яркие грозовые всполохи, а затем громыхнули два взрыва – один за другим.

Непоколебимая Верли дернулась от неожиданности и, как мне почудилось, потеряла равновесие и камнем полетела вниз.

– Шел! Мы, кажется, падаем!!! – заорала я что было мочи.

– Спасибо, я не заметил! – вырвалось в ответ вперемешку с парочкой грязных слов.

Дракониху перевернуло в воздухе, и мы все выпали из просторного седла, в котором держались только благодаря природному чутью и трем парам стремян.

Пока падала, я успела порадоваться, что принцессе Лине так и не удалось воплотить свой злодейский план в жизнь и использовать меня в своих грязных целях. Ладно, может, такая девчонка, как она, и не умеет строить злодейские планы, но все равно, так или иначе, ничего хорошего от нее ждать не приходилось – уж кому и знать, как не мне.

В ушах стоял визг принцессы, рев Верли и мой собственный крик ужаса, возможно где-то даже пропадающий в крике Шеллака. Мы собирались упасть в Ледяной лес, а это было очень нехорошо, потому что лес этот слыл злачным местечком похлеще «Пиратского раздолья».

Вместо этого я с трудом нащупала в правом ухе сережку и дернула изо всех сил. Похоже, я только что разодрала себе ухо.

Всего в какие-то считаные секунды содержащаяся в сережке магия вырвалась на свободу и окутала всех нас вязким густым туманом. На мгновение я даже подумала, что плюхнулась не на собственноручно сотканное облако, а прямиком на булыжную мостовую.

Тяжело дыша, я огляделась вокруг. Лина и Шел были на месте, хотя и в потрепанном виде, но все же. Однако до счастливого завершения было еще далеко, потому что дракониха, за которую я ручалась погонщику головой, кажется, только что успешно канула в бездну.

 

Глава 17

Шрам получает то, чего хочет и чего не хочет совсем

Отчаянно пробирался через густые кроны деревьев холодный мерзкий дождь. Земля превратилась в одно сплошное месиво и при каждом неловком движении издавала протяжное «хлюп-п» или «чпок-к». Еще немного – и мне придется не только учиться правильно принимать грязевые ванны, но и как-то умудряться не потонуть в них.

– Где Верли?! – вырвался у меня из груди свист-выдох, но спутники ничего не ответили. Шеллак только головой покачал.

Морской дьявол знает, что вообще произошло. При такой непогоде все можно было бы спихнуть на ливень и грозу, но чувствовала моя пятая точка: дело было нечисто. Взрывы прогремели уж больно правдоподобно, будто какая шахта взорвалась, иначе мы бы на лесное дно камнями не полетели.

Глаза заслезились от холода, и я, обхватив руками продрогшее тело, попыталась согреться. Да, тут вам не курорт с кокосовыми коктейлями и массажным шалашом. Ледяной хребет всегда отличался своей прохладой в летние месяцы и чертовским холодом в зимние, когда лесные проплешины меж горными склонами покрывались льдом. Говорят, осенью все живые существа переползают, перелетают и перепрыгивают отсюда на равнины.

Не в силах больше держать ковер с ножнами, я положила оный на землю, и ковер тут же развернулся, явив моему взору совершенно пригодный в быту чехол для кинжала без всяческих следов мертвой энергии. То ли падение так повлияло на потусторонние волны, что они дали деру в неизвестном направлении, то ли для окончательного излечения было отведено определенное время, срок которого уже истек. В любом случае, горечь от потери животного затмевала счастливое исцеление, и мне было уже все равно: есть у меня ножны или нет. Сто лет ножи в сапогах носила и еще столько же проношу.

Тем временем некромант и принцесса поднялись с земли и отряхнулись. Я щелкнула пальцами – туман рассеялся, оставив нас в гордом одиночестве на поляне, усеянной мертвой жухлой листвой. Неподалеку фыркал енот, не обращая на незваных гостей ровным счетом никакого внимания.

– Ну и где она может быть? – спросила я, скорее, у пустоты, нежели у конкретного адресата. Едва ли Шел или Лина скажут мне, что делать. Лучше уж я найду край света, чем эта пустоголовая девица будет учить меня жить. Пока королевская стража официально не снесла мне голову, я все еще нахожусь при собственных мозгах.

Принцесса с сочувственным взглядом протянула мне расшитый белоснежный платок, но я жестом дала понять, что не нуждаюсь в ее услугах. Лина настойчиво повторила попытку, и тут меня прорвало:

– Не хочу марать свое грязное лицо о ваш белоснежный платок, – зло бросила я и отвернулась.

Не хватало еще чувствовать себя обязанной какой-то там принцессе, да еще бывшей ею не по праву родства, а по прихоти драконьего принца. Вот уж старый хрен разозлится, когда узнает, с кем якшается и в чем замешана его подопечная, замечу, на добровольной основе.

Обстановка становилась все мрачнее. Никто не знал, в какой стороне предположительно могла оказаться Верли, а гадать не хотелось никому. Кстати, о гадании…

Жить еноту оставалось совсем недолго: лезвие стилета с легким хрустом повернулось между позвонками, и, издав протяжный писк и харкая кровью, животное упало прямо мне в руки.

Стоявшая позади меня девушка едва сдержала возмущенный вздох, но от комментариев удержалась. И правильно. Пускай приучается бояться Шрам с острова Туманов. А то позволишь один раз таким помыкать тобой, так сразу покупай якорь и приковывай к ноге. А я пока что рыба свободного плавания и более мелких сородичей съедаю, а не признаю победителями.

– Invenio, – шепнула я, предварительно разрезав зверьку брюхо и вдоволь налюбовавшись его внутренностями.

Только не на север, взмолилась я про себя. Только бы не на север…

Кишки мгновенно закрутились и стали похожи на клубок запутавшихся друг в друге змей. В последний раз дернул енот задними лапами и окончательно затих. Некоторое время живой клубок еще копошился, извивался, как только мог, однако вскоре остановился севернее тельца бывшего владельца.

Я присвистнула. Конечно, куда же еще.

– Нам с вами предстоит идти в сторону Снежного замка, – с горечью признала я, недоумевая, как порывистый западный ветер мог вообще отнести тяжеленную тушу драконихи на север.

– Если владелец этих земель засечет нас на его территории… – принялась поучать меня принцесса, но я закончила фразу за нее:

– …то ты можешь идти к гадам морским. А я, – я многозначительно посмотрела на Шеллака, – пойду за Верли. Я за нее шевелюрой отвечаю, а она мне еще в гробу пригодится от холода зимними вечерами согреваться.

Некромант, к моему неудовольствию, вступился за блондинку:

– Не надо, Шрам. Лина просто хочет предупредить нас о том, что нужно быть бдительнее, если не хотим нажить себе врагов и неприятности.

– Неужели? – хмыкнула я. – Кто это у нас говорит? Ах да. Это же Шел – осьминожья задница, которая лучше, чем свои восемь щупалец, знает, что я люблю наживать себе неприятности, и особенно врагов. Так что не зазнавайся, Шел. Я тебя с собой не звала, если ты не забыл.

И я встала с земли, отшвырнула вспоротый труп енота к стволу ближайшего дерева и пошла прямиком на север. Путь предстоял неближний, но как только я оказалась достаточно далеко от поляны, на которую мы удачно «приземлились», так сразу же остановилась и принялась ломать хрупкие, промокшие насквозь ветки ближайших кустарников. Колючки больно прошлись по ладоням, но мне нужно было куда-то высвободить закипавшую внутри злость.

Они не пошли за мной. Остались там. Или, что лучше, ушли куда-нибудь на юг – туда, где есть какой-нибудь постоялый двор или почтовое отделение. Да, точно, почтовое отделение должно быть даже в таком захолустье.

Кем Шеллак, позвольте спросить, себя возомнил? Кто он вообще такой, чтобы учить меня? Много ли он сделал для меня, чтобы я могла так безоговорочно доверять ему? И я еще не простила ему, как он попытался убить меня тогда, на пиратской лодке. Однако память у меня, к его счастью, рыбья, так что долго на такие мелочи я злиться не умею.

Спиной я прижалась к широкому шершавому стволу раскидистого дуба, чувствуя, как противно липнет к телу одежда. Платье было уничтожено окончательно и бесповоротно – заплаток на него нужно столько, сколько хватит на то, чтобы сшить еще одно, но краше.

Утешением мне служили лишь притихший попугай да то, что все наконец закончилось. Не будет больше помыкавшего мной Шеллака, мозолящей глаза принцессы. Не вернусь я больше на «Мечту», не увижу призрака капитана Грома, Фрона и Дикого Паруса. Невелика потеря.

Но что-то соленое упорно текло по щекам, попадало в рот вместе с каплями дождя. Хотелось бы мне думать, это море. Соленое синее море. С кораблями, прибоями, бухтами, скатами, ракушками, водорослями, сундуками с сокровищами и необитаемыми островами. Я сама как один большой необитаемый остров, который убивает всякую жизнь, едва той стоит на нем зародиться.

Вытерев бывшие в крови руки о безвозвратно потерянную юбку, я дрожащими ладонями провела по холодной земле. Та была сырая, твердая, но все же я находила в ней некоторое успокоение, которое не могли дать живые существа. Внезапно поняла, как я скучаю по нашему старому домику на острове Туманов. Там был дом, и там была моя семья.

Обернувшись, я кинула через плечо, в пустую темноту:

– Мы все от чего-то бежим, – прошептала я, почему-то вспомнив о том, что совсем недавно пытался сказать мне Рыв Семнадцатый.

И тут дождь прекратился, и мерзопакостное ощущение сырости вновь прошлось по телу, подогревая мечты о мягкой кровати и нашем маленьком домике, оставшемся на острове Туманов. После всего, что случилось, едва ли я когда-нибудь вернусь туда и увижу наставника.

Хлюпнув носом, я прикрепила ножны к поясу, затем вытерла лезвие стилета о редкую траву и положила оружие на его законное место. Только вот радости от этого я никакой не испытывала.

Я прошагала еще добрых несколько часов в абсолютной тишине. По-видимому, тот енот на поляне оказался случайным гостем: лес казался вымершим, как в самых страшных сказках. Не пели птицы, не шебуршали ужи, даже клещи – и те не пытались напасть.

По коже прошелся неприятный холодок, смешанный с ветром.

В верном ли направлении я иду? Я уже ни в чем не была уверена, однако признаваться в этом не хотела даже себе. И так ситуация была не сахар, а тут я в одиночестве бродила по пустому лесу, продрогнув до костей.

Впереди во всем своем величии показался замок Снежного дракона. Ходят байки, что это именно он первый завел привычку съедать по утрам девственниц и сажать нерадивых слуг на кол. Неудивительно, что уже через пару сотен лет все поселения в округе исчезли добровольно или принудительно, а гордец-дракон остался в своем замке совсем один и, по слухам, благополучно рехнулся.

Вспоминать в сумерках о кровожадном Снежном драконе оказалось все равно, что про одержимого зомби, перед тем как начать раскапывать могилу. Бывает, скупые богачи еще в молодости нанимают специально обученную ведьму, чтобы та наложила на них заклятие одержимости, которое после их смерти никому не позволит залезть к ним в склеп. Штука, конечно, действенная, однако некромантам вроде меня приходится несладко: столкнешься с таким вот мертвяком, дай Посейдон, обратно в могилу загонишь и можешь считать, что тебе повезло, если все кости после подобной встречи останутся целы.

Больше всего на свете мне хотелось развернуться и отправиться на поиски Шела, но ноги, как деревянные, перестали слушаться единственную хозяйку и медленно, но верно несли меня вперед. Где-то там была Верли, а без нее до Дарну пешком нам не добраться. «Мечта» должна отбыть уже завтра на рассвете, и нас никто не будет дожидаться. А я не горю желанием застрять на Драконьей Гряде навсегда. Я еще слишком молода.

Мне бы очень хотелось знать, как мы смогли потерять среди бела дня тушу весом в добрых полсотни меня, причем редкого лазурного цвета с переливающейся всеми цветами радуги чешуей.

Тяжело вздохнув, я перешагнула через поваленную засохшую ольху и наступила прямиком в муравейник. Благо такой же безжизненный, как и всё вокруг. А то про местных оранжевых муравьев я слышала только все самое хорошее.

Нужно было найти Верли до темноты, иначе… О том, что будет после, думать не хотелось.

Думать о том, куда направились Лина и Шеллак, совершенно не хотелось, но назойливые мысли, заменяя отсутствующую мошкару, так и лезли в голову. Причем версии были от самых реальных до совершенно фантастических вроде той, что некромант специально зачаровал внутренности енота, чтобы я пошла в неверном направлении, или вообще подбросил зверька лично. Других вариантов, как в безжизненном лесу добровольно оказалась живая душа, у меня не было, а если и были, то признаваться в этом я не собиралась даже сама себе. Я некромантка, в конце концов. А некромагия – это руны и заклинания – четко выверенная наука.

Идти сквозь лесную чащу становилось все труднее: на земле места живого не было, чтобы ступить и не провалиться в тухлую жижу, призванную имитировать лужу. Дождичек, однако, славный прошел, если учесть, что после такого быстрее вплавь до Центрального острова добраться, нежели разгребать руками гнилую листву вперемешку с отборнейшей грязью.

Когда окончательно стемнело и густая чернильная тьма утешающе обняла безжизненный лес, я поняла, что дальше идти бесполезно.

– Кажись, заблудилась… – прошептала я.

Делать было нечего: оставаться на ночлег в буквальном смысле слова на болоте меня почему-то не прельщало, а вот поспать в четырех стенах хотя бы и в замке кровожадного любителя девственниц – очень даже. Если что, можно прикрыться своим замужеством и заверить старого хрыча, что замужние девственницы перевелись еще в те времена, когда люди размножались волшебством.

По моим расчетам у меня оставалось в запасе не больше дня, если я все еще хочу успеть на корабль. А, учитывая обстоятельства, срок казался просто-таки смехотворным. Поэтому я ускорила шаг.

Знаменитую Северную звезду найти оказалось совсем несложно, хотя я никогда и не увлекалась астрономией, но многие древние руны постоянно упоминают о ней как о могущественном спутнике всех путешественников. Та звезда, что светит ярче всех, – говорится в этих источниках, – и приведет тебя к мерзлотным морям да стене ледяной, на коей острова держатся и мир стоит.

На ватных ногах я доковыляла до долгожданной опушки леса и, только увидев смуглое ночное небо, облегченно выдохнула, но не притормозила, а, наоборот, как скаковая кобыла, помчалась вприпрыжку к видневшемуся вдалеке огромному рву, отделявшему меня от Снежного замка. Дворец, шпили которого виднеются еще с самых границ Драконьего Глаза, и вправду выглядел устрашающе в самом положительном смысле этого слова. Башни напоминали здоровенные белоснежные сталагмиты, выросшие прямиком из-под земли и украшенные шапками из свежевыпавшего снега. Сияли в потемках серебряные флигели, светились обвивающие здание лианы, освещенные луной. Казалось, я попала как раз в одну из тех добрых сказок, где герой пробирается через непроходимый лес, дабы вкусить алые губы спящей красавицы, что перепила в свое время снотворного.

– Вот бы и мне жить в таком, – пробормотала я, изумленно таращась на витой из стальных прутьев мост, перила которого были вырезаны в виде виноградных лоз.

На мгновение мне в голову закралась мысль, что, если бы не судьба, я бы сейчас жила в хоромах еще краше этих. Интересно, знает ли Добрая Воля вообще, что у него есть внебрачная дочь? Теперь мне становится понятней, почему, будучи мужчиной уже в самом расцвете сил (плавно переходящем в закат), он до сих пор не женился. Все придворные сплетники острова Туманов только и делают, что гадают, кого изберут новым правителем, когда Клинок Добрая Воля отдаст концы. Законных наследников у него до сего момента не наблюдалось – ни женского, ни мужского пола, – а остров на попечение шайки проходимцев никому оставлять не хочется.

Одни прочат престол Забару Чернозубу – крайне неприятному на лицо человеку, что, собственно, и отразилось на его прозвище. Говорят, Чернозуб еще в далеком детстве дал обет питаться лишь ягодами, медом да грибами, после чего совсем засел в лесу, а выходил, только чтобы налог в государственную казну заплатить за пользование лесными угодьями. Но шли годы – и прежде глубоко верующий сын одного малоизвестного попа вернулся в город и увлекся политикой. Со временем он приблизился ко двору, а позже стал весьма значимым лицом на острове, хоть лицо как таковое имел отвратительное. Слышала я, первая жена его с горя удавилась, а перед смертью записку оставила, дескать, лучше черту детей нарожаю, чем этому отродью волчьему.

Есть еще претендент – Тырквиний Пирийский. Преимущества оного кандидата заключаются лишь в его происхождении, генеалогическом древе, весьма богатом, и значительном положении родителей, кои и выдвинули беднягу на общественное поприще сначала адвокатом, а потом и королевским сановником. Как Тырквиний родительской воле ни сопротивлялся, заняться своей любимой поэзией так и не смог, ибо хорош только тот поэт, у которого звенит в кармане золотой. Говорили, ум у него неплохой – три числа в уме может перемножить, но на том таланты несчастного Тырквиния и заканчивались. В целом, правителем он мог бы стать неплохим, если бы не страсть к чтению, сложению виршей и садовым цветам. Монарх с такой тонкой душой едва ли продержится у власти и несколько лет.

Графиня Сан-Узская в списке возможных кандидатов на роль величества была единственной дамой, хотя при деньгах, уме и манерах, но такая незаметная и серая, что про нее заштатные газетенки писали меньше всего, а вскоре и совсем перестали, так как не было у графини за всю ее жизнь ни интрижек с чужими мужьями, ни тайной страсти к комнатным собачонкам – вообще ничего, о чем можно было бы написать в бульварной прессе. О ней говорили только, что она образованна, знает пятнадцать южных наречий и свободно отличает десертную ложку от суповой. И народ, как ни странно, быстро перестал принимать кандидатуру графини Сан-Узской всерьез, потому что она была идеальна, а с идеалом одна тоска зеленая.

Был еще мировой судья Коллород – очень уважаемый человек, но ростом уж больно смахивающий на гнома. Также пару или тройку раз я слышала про некоего внучатого племянника Клинка Добрая Воля по линии его сводной сестры, умершей еще в юности от воспаления легких, но слухи ходили, что племянник этот уже правит одним из островов и ужасно рад своей доле.

Из всех претендентов на императорский титул один был уродлив, один занят, один слишком низок и одна была женщиной. Оставался лишь Тырквиний Пирийский, которому, по всей видимости, после смерти Клинка Добрая Воля трон и отойдет, если, конечно, «совершенно случайно» не появится вдруг в поле зрения новый кандидат в лице вашей покорной слуги. Если быть честной, даром он мне сдался, этот титул, – тут дело, скорее, в охотничьем азарте.

И все же трон в обеденном зале, который я точно не займу никогда, стоял, как назло, именно в том замке, что был единственным вероятно жилым местом на всю округу. Не думаю, что в последние пятьсот лет Снежного графа вообще посещали гости, но ведь никогда не поздно начать.

Обхватив двумя руками массивное кольцо, я пару раз дернула его на себя, и раздался звон похлеще колокольного, от чего у меня в голове пронеслась мысль, что это было последнее, что я слышу в своей жизни. Может, драконы и похожи чем-то на хорошее вино, которое с годами становится только лучше, но мой дракон явно был не из разряда тех, кто обладал отменным слухом.

Некоторое время ничего не происходило. В горле бешено колотилось сердце, слышалось мое учащенное дыхание – больше ничего. Либо в замке никого не было, либо его владелец находился в инвалидной коляске и сейчас как раз пробирался по ступенькам своего величественного дворца, чтобы посмотреть, кто пришел.

Я развернулась и уже собралась было уходить восвояси, как вдруг раздался щелчок – и дверь сама собой отворилась.

Если Ледяной граф умеет пользоваться хотя бы бытовыми заклинаниями, то этот господин мне уже нравится, пусть даже он сожрал население всех окрестных деревень.

Заглянув вовнутрь, я поняла, что беззаботной жизни мне здесь не предвидится.

– Что ж, видно, в этом замке всем гостям приходится заниматься самообслуживанием, – заключила я и осторожно перешагнула порог. На меня не свалилось сто пудов муки, не загремели костьми скелеты-охранники, не разразило потолок молнией – словом, не было ничего, что свидетельствовало бы о том, что замком владеет маньяк-убийца, заманивающий девиц под благовидным предлогом.

Внутри дворец оказался еще прекраснее и гораздо мрачнее, чем снаружи: махровый слой пыли покрывал многочисленных фасонов фортепьяно, арфы и скрипки; кругом стояли высохшие когда-то давным-давно букеты роз в расписных вазах. Судя по всему, владелец являлся натурой тонкой, но уверенности в том, что он будет счастлив встретиться со мной, пока не было.

И, между прочим, мне уже стоит начать привыкать, что средние потолки в местах, где я бываю, высотой не десять, а все сто десять локтей, и это явление вполне обыденное.

В разные стороны расходились три парадные лестницы, обитые бархатным алым ковром, потускневшим, но все равно презентабельного вида. И на каждой из лестниц ютилось по дюжине зажженных восковых свечей, что говорило об однозначной обитаемости жилища.

Признаться честно, когда на центральной лестнице появилась чья-то сутулая тень, струхнула даже я. Мне еще не было видно лица встречающего меня господина, но ростом он был сопоставим с высотой потолков в зале; а пальцы, которыми он постукивал по перилам, своей длиной превосходили длинную кофейную ложку с изогнутой ручкой.

С появлением хозяина стало еще холоднее, несмотря на то что сквозняков нигде не наблюдалось.

– Доброго вечера, – прохрипела я, сделав неудачную попытку присесть в реверансе. Ну и пусть – я и так никогда не научусь верно его делать.

Незнакомец промолчал. Он стоял, заняв выжидательную позицию, и, казалось, рассматривал меня во всех подробностях, в то время как я его видеть не могла и мне приходилось довольствоваться лишь тенью. Хотела бы я знать, на кого напоролась.

Может, хозяин ждал с моей стороны еще каких-то действий, кроме приветственных слов, в то время как я ждала того же от него. В любом случае, пауза явно затянулась, и из просто неуместной вначале она становилась неприличной.

И вот, спустя целую вечность, за время которой я уже успела околеть от страха, не слишком-то гостеприимный хозяин начал спускаться мне навстречу. Я сразу узнала в нем перевоплотившегося дракона: Двигался он медленно, ломаными короткими шагами. Пусть он оказался не таким приятным, как Рыв в своем человеческом обличье, но, похоже, был действительно очень стар и, надеюсь, по-настоящему мудр, иначе я уже могла самостоятельно начинать склеивать ласты.

По мере того как свечи выхватывали отдельные части лица незнакомца, я все более четко могла его разглядеть: нос с горбинкой, абсолютно седые (или, я бы даже сказала, выбеленные) волосы, собранные в конский хвост, тонкие бледные губы, как у мертвеца, и такие же неживые выцветшие глаза. Если бы взгляд мужчины не был направлен прямо на меня, я бы подумала, что он и вовсе слеп.

Ну что ж. Мечтала о новых неприятностях и приключениях, Шрам? Получите и распишитесь. Только чтобы потом без жалоб.

Когда владелец замка остановился напротив меня, я была уже не в силах вымолвить ни слова.

– Добро пожаловать в Снежный замок. – Хозяин медленно склонил голову, практически касаясь подбородком груди, и отвел руку в сторону, приглашая меня последовать за ним.

 

Глава 18

После Шрам только в море

Самым странным и необычным в замке мне показались не богатая обстановка или надменность хозяина, а ни на мгновение не умолкающее магическое радио. Загробный голос ведущего доносился в буквальном смысле из каждой мышиной норки – даже в уборной, которую я имела удовольствие почтить своим присутствием, стояли свои колонки.

Неординарный способ отгородиться от окружающего мира и одновременно быть в курсе всех происходящих на островах событий. В последний раз новостными сводками я баловала себя пару месяцев назад, когда в долгие зимние вечера нужно было выдумать оправдание своему безделью. Не знаю, успею ли я в этом году заняться запасами на зиму, потому что, с учетом всех выпавших на мою долю опасностей и неприятностей, я бы не делала таких далеко идущих планов. Отказаться от задуманного и повернуть домой меня сейчас могло заставить только что-то совсем из ряда вон выходящее. Надвигающаяся революция, не меньше.

Время от времени я вспоминала о наставнике и мысленно надеялась, что Форель будет навещать старика хотя бы изредка. Отчего-то не верилось, что она была такой уж черствой и зловредной старухой. Если бы она по-настоящему хотела сделать мне какую-нибудь пакость, то не сидела бы столько лет сложив морщинистые ручонки. Она не из таких – она баба пробивная, не то что я. Расклеилась совсем, по собственному мужу сохну, как удав по новому паркету. И было бы из-за чего терзаться – Шел не из тех мужчин, что ценят стоящую подле него женщину. Нет, красоту ее, прелести там, округлости – еще может быть, не спорю. Но, чтобы видеть в женщине человека, а не просто подсобный инструмент, мало просто казаться мужчиной. Нужно еще им быть.

Некромант относился к категории людей, с которыми тяжело находиться рядом, но к которым тянет, когда остаешься в одиночестве. Наверное, я была извращенкой с мазохистскими наклонностями, раз позволяла себе так изводиться в его отсутствие. Ему самому, наверное, до дна морского, страдает Шрам без него или нет. Конечно, у него же теперь есть Лина – царская особа, несостоявшаяся Пе́рова невеста. Девку, в принципе, мне было жалко: такая пара не состоялась. И ей страдания почти что вдовьи, и принцу загробные мучения. Если, конечно, он туда вернется еще – я имею в виду, в свой гроб.

Вблизи владелец Снежного замка выглядел немного необычно. Поднимаясь вслед за ним по широкой парадной лестнице, я долго размышляла над тем, чем же именно так сильно привлекло мое внимание его лицо. Еще и радио мешало: трындело постоянно что-то над самым ухом, не давая нормально сосредоточиться.

И тут я поняла. Все дело было в коже дракона, которая, по сути, кожей-то и не была. Все его тело было покрыто мелкими белоснежными чешуйками, но так ладно сросшимися, что «кольчуга» выглядела заметной только тогда, когда ее владелец выражал какую-то эмоцию. К настоящему моменту он выразил только безразличие, безразличие и еще раз безразличие. Обширный список чувств тысячелетнего дракона, я польщена.

– Надолго в наши края, госпожа? – спросил ящер, не оборачиваясь.

Я, может, девка малообразованная, но воспитание в свое время получила, поэтому в грязь, по идее, ударить лицом не должна. Грязнее было уже некуда.

– Мы с драконихой слегка разминулись, но я вам даю честное морское, что, как только найду Верли, то тут же покину ваши земли.

Дракон едва заметно фыркнул в белоснежные усы, думая, что я не замечу. Ничего, я и не к такому пренебрежительному отношению привыкла. Только вот потом чур не плакать, когда я с ножом за спиной подбираться буду. Тут уж ничего конкретного пообещать не могу.

Мы наконец преодолели поистине бесконечную лестницу, вошли в залу, сплошь уставленную мягкой мебелью с подушками из красного бархата, затем пересекли ее и направились в следующую… Дверь за дверью преодолевали мы шикарные, но определенно нежилые комнаты. И если во дворце Рыва у меня было ощущение, будто там живут знатные богачи, то здесь вообще казалось, что никто никогда и не жил. Да, привезли просто-таки невероятное количество разнообразной мебели, торшеров и канделябров, но все это находилось под покровом тусклого света, совсем как в музее. Вроде бы красиво, но трогать нежелательно. Неужели Снежный дракон был таким уж скупердяем?

Фисташковая комната, лимонная, слоновая кость… Каждая зала была выдержана в строго определенном стиле. Я внезапно почувствовала себя очередной женой Синей Бороды, которой тот строго-настрого наказывал не совать свой любопытный нос в запертый подвал. Здесь ситуация была похожа, только вот таких «подвалов» здесь, наверное, было не меньше тысячи.

– Откуда прибыли? – продолжал свою неторопливую беседу хозяин замка, рассекая очередные роскошно обставленные апартаменты.

Я уже стала опасаться, что мы ходим по кругу, преодолевая одни и те же комнатушки, хотя, сказать по правде, ни одной похожей комнаты я здесь еще не увидела. Где-то потолок был расписан под небо, по которому туда-сюда сновали нервозные чайки. Тумбы были похожи на птичьи гнезда, а узорчатый книжный стеллаж – на уступчатую скалу, нависшую над морем-ковром.

Прежде чем ответить, я вспомнила слова Шела. Он говорил мне когда-то: «Врагам ничего не говори, недругам – недоговаривай, незнакомцам – ври, друзьям – улыбайся».

– Меня зовут Шалот. Шалот с Летучего острова, – повинилась я, пожалев, что так непрезентабельно выгляжу.

Любой дурак из таверны, увидев меня, скажет, что в таком наряде и с такой перекошенной физиономией я больше похожа на бандитку с большой дороги, нежели на заблудшую овцу. Но мой гостеприимный хозяин тоже был не промах – он же не думал, что я полезу драться к, возможно, старейшему и легендарнейшему из всех известных мне драконов. Пусть воображает себе что хочет: я ничего против не имею.

– А я про вас читала, – ни с того ни с сего ляпнула я.

– Да? – Человек-ящер тут же встрепенулся. Даже чуть замедлил шаг, чтобы идти вровень со мной. Такой чести я и не ожидала – только вот класть чужую добродетель уже некуда, не обессудьте, господин Снежный дракон. – И что же читали, Шалот?

Так, судя по тону, хвостатый меня раскусил. Ну и ладно – никогда не умела правдиво врать. Если уж нет у человека таланта к живописи, так нечего цепляться к криво нарисованной голове, больше похожей на другую не менее выдающуюся часть тела.

– О том, какой вы могущественный… дракон. – Щелчок зубами. – И о том, какой вы мудрый, конечно же…

Ну вот. Сама сдурила – сама и выкручивайся.

– А про диету? – заискивающе оскалился белобрысый.

– К-какую диету? Ах, эту диету?

Час от часу не легче. Сейчас он еще спросит меня, сколько во мне живого весу и не страдаю ли я какими заболеваниями. Знал бы дракон, какой деликатес самолично заявился к нему в хоромы!

Не успела я и охнуть, как перед глазами, словно молния, пронеслась яркая вспышка света. От неожиданности я зажмурилась, но тут же пожалела об этом: тяжелое драконье дыхание повисло в воздухе удушающим туманом. Похоже, теперь я начинаю понимать, почему во всех комнатах дворца такие высоченные потолки.

Пересилив себя и открыв глаза, я лицом к хвосту столкнулась с самым громадным драконом из всех, что встречались мне за всю жизнь. Огромный, с глазами, в которых отражались искорки огня, он возвышался надо мной, упираясь длинной, как у жирафа, шеей в самый потолок. Чешуя его и вправду выглядела как ледяные сосульки, смерзшиеся в один большой айсберг. Острые, словно свежезаточенные ножи, шипы угрожающе покачивались на гибком позвоночнике, очень похожем на змеиный.

Сердце забилось со скоростью улепетывающего от лисы зайца. С моей стороны наивно было предполагать, что все драконы такие уж безобидные, а я, в случае чего, уж как-нибудь выкручусь. Сейчас мне не хватало Шеллака, у которого на все случаи жизни имелся план, любовью к которым, в свою очередь, я не отличалась.

Тело у Снежного дракона было будто бы (или вправду?) абсолютно прозрачным, а внутри размеренно отбивало ритм черное сердце. Я могла видеть, как пульсируют на шее чернильного цвета вены, перекачивающие по организму такую же черную кровь. Зрелище, надо сказать, не для слабонервных.

Слава Посейдону, это не про меня.

А ящер все не шевелился – лишь изредка подрагивали его прозрачные, как речная вода, крылья, сплошь пересеченные выпуклыми жилами. Ждал ли он от меня какой-нибудь глупости или выражения восхищения его устрашающим видом – знало сейчас только море. Поэтому действовать приходилось наугад, так как терять определенно было уже нечего.

– Вы собираетесь меня съесть? – собрав всю волю в кулак, спросила я напрямую.

Харканью, вырвавшемуся из драконьей пасти, возможно, нужно было казаться саркастическим смехом, но мне этого определенно не понять.

– Съесть? – Раскатистый гул был мне ответом. – За кого ты меня держишь, дурочка? Определенно, ты очень много читала обо мне. Я бы даже сказал, слишком много.

Затем последовал очередной взрыв смеха, а мне, как причине насмешек, было совсем не до шуток.

– Тогда зачем вы меня пугаете? – нахмурилась я, когда поняла, что совсем запуталась.

– Пугаю? – снова переспросил дракон. – Я думал, Шрам с острова Туманов ничто не может напугать. – Чудовище наклонилось ко мне поближе, так что мне в полной мере удалось насладиться его горячим дыханием. Когда черные безжизненные глаза ледяного дракона смотрят на тебя вот с такой вот иронией, тут уж не до храбрых мыслей, что бы там ящер ни говорил. – Я много читал про эту госпожу, твою покойную матушку, – добавил он, словно по секрету, явно издеваясь.

Я вспыхнула.

– Так вы…

– Да, крошка, мысли я читать пока что не разучился. А даже если бы и так, то врушка из тебя никакая – все на лбу написано.

Никогда прежде никому не удавалось всего за каких-то несколько секунд не только поставить меня на место, но и заставить сожалеть о том, что в детстве витаминов мало пила. Мне бы чуть подрасти – я бы показала этому зазнайке!

– Я, как и ты, – продолжал дракон, неспешно рисуя здоровенным крюком-когтем по воздуху, – очень люблю всякие истории. К сожалению, не так уж много гостей ко мне захаживает, а, не дай мне пресвятая богиня слукавить, за веков десять ни одна живая душа порога замка не переступала…

Дракон разошелся не на шутку. Наверное, одиночество здорово двинуло ему мозги. Бедняга змей: некому было его выслушать, не с кем было поболтать, поделиться новостями, обсудить свежую сплетню… Я бы не выдержала, а посему с этим типом надо вести себя поосторожней.

Главное – кивать, сумасшедшие это любят.

– Что ты все время трясешь головой, как южный болванчик! – закатил глаза ящер. – Не забывай, крошка, я знаю все, что происходит у тебя в голове! Я знал это еще тогда, когда ты пролетала над моими землями прошлым утром. Мой радар, – хозяин Снежного замка деловито постучал острым когтем себя по виску, – работает невзирая на расстояние. Я знаю: дома тебя ищут. А сама ты хочешь отыскать существо, прикончившее ни в чем не повинного принца. Желаешь узнать, что сталось с твоей семьей. Боишься сойти с тропы, по которой шагала всю жизнь. Я все знаю, Шрам с острова Туманов, и хочу тебе сказать, если ты еще так где-нибудь напортачишь, то в конце выйдет отличная история.

Ничто так не успокаивает, как ночная прогулка по кладбищу. Нет, я не шучу. Никаких предрассудков или боязни очумевших зомби. Чего только не хранит в себе эта планета мертвых, чего только не прячет! И страхи в том числе.

Люди думают, умирая, они избавляются от всего, что нажили, будучи живыми. От проблем, фобий, забот, ненависти, долгов… Мало кто знает, что, пусть душе за чертой и вправду ничего из этого не нужно, тело, оболочка, уносит все с собой в могилу тяжким грузом, будто якорь к лодыжке приковали. Но еще меньше тех, кто действительно верит в то, что за черту мы уносим не только наши неприятности и беды, но и нашу любовь. Порой последняя так сильна, что просто не дает нам умереть.

Жив только тот, кто душой врос в небо, а ногами ступает по земле. Такому человеку не страшны ни болезни, ни голод, ни даже сама смерть. Такие на встречу со смертью отправляются как на свидание со старым знакомым.

А еще бытует на островах мнение, что некроманты – прислужники смерти.

Легенда о дочерях Смерти, «Касилья Морта», идет нога в ногу с историей уже много тысячелетий. С тех самых пор, как люди стали смертными. Считалось, что некий граф Гнилая Душа за слиток золота размером с новорожденного младенца продал одной заезжей старухе своего единственного наследника. Мальчишку граф не любил и не слишком-то расстроился, когда остался в своем великолепном дворце совершенно один в обществе только двух служанок, кузнеца и недалеких дочерей. Полученное в результате обмена золото Гнилая Душа отдал ювелиру и взамен заказал у него диадему, кольцо и кулон для каждой из трех своих дочурок.

На следующий день была готова первая диадема. Украшенная изумрудным камнем и мелкой россыпью алмазов, она была совершенна. Примерила старшая дочь отцовский подарок да так и ходила в нем, не снимая. Под утро служанка обнаружила госпожу в ее постели обезглавленной.

Погоревал граф, поплакал из-за кончины любимой дочери, ведь еще совсем недавно было у него четверо детей, а теперь осталось лишь двое. Похоронил он старшую дочь в мраморном гробу под вязом в саду, украсил всю лужайку любимыми девушкой нарциссами.

Но сердце у Гнилой Души было бесчувственным. После трех дней траура пошел он к ювелиру за подарком для средней дочери. То оказался тончайшей работы перстень с украшением в виде янтарного волка. Животное было сделано с такой точностью, что казалось, вот-вот спрыгнет и оскалит свои желтые зубы.

Обрадовалась средняя дочь такому подарку, места от радости себе не находила. Надела перстень на пальчик – тот сел как влитой – и ходила с ним, будто родилась с перстнем на своей прелестной ручке.

Той ночью нашли юную графиню мертвой с отсохшими руками, словно те принадлежали дряхлой старухе.

Снова пустил слезу Гнилая Душа, заказал для средней дочери бронзовый гроб. Посадил у могилы куст сирени и пошел к ювелиру за последним своим заказом.

Кулон выполнен был мастерски: черная бабочка из оникса так и норовила упорхнуть далеко в небо. Тончайшая цепочка из миллиарда крохотных звеньев ложилась на девичью шейку, будто шелковый платок.

Не по своей воле приняла отцовское подношение младшая дочь. Свежи в ее памяти были еще погибшие сестры и утерянный брат. Воспротивилась она воле графа, убежала под покровом ночи из замка, а под утро встретила на тропе старуху. Не знала младшая дочь, что то была та самая старуха, что выменяла ее брата на холодный металл. От голода девушка едва держалась на ногах и попросила воды и краюху хлеба.

– А что ты мне дашь взамен? – Старая женщина потерла руки, зная, что за ценный груз несет с собой девушка.

Выменяла путница у девицы ониксовый медальон, а взамен дала ей плошку воды да рисовую лепешку.

Так Смерть приняла под свое крыло первого человека на островах, добровольно отдавшего ей свою жизнь. Но жалко ей стало девушку, вернула она ей кулон со словами: «Носи его на груди своей, словно это сердце твое и словно от этого зависит жизнь твоя и мысли твои». Пригласила Смерть девушку к себе погостить, а та и согласилась, ведь идти ей все равно было некуда.

За чертой жизни встретилась она с сестрами и братом, который теперь был помощником самой Смерти. Рассказал сестре брат, как легко ему тут живется, как весело да как сестрам тут нравится. Погостила младшая дочь за чертой недельку и захотела остаться навсегда. Но Смерть сказала: «Подарок мой – либо смерть, либо жизнь. Останешься здесь – лишишься души и мыслей, уйдешь – не скоро сможешь воротиться».

Пришлось вернуться младшей дочери в отцовский замок, однако сам граф к тому времени уже умер – высохло в нем все живое. А вместе с ним покинули этот мир, ушли за черту и две его служанки, и кузнец.

С тех пор живут в этом мире лишь те, кого избрала бабочка жизни, мир же других – по ту сторону черты.

Многие исследователи полагают, что именно эта младшая дочь была бабкой той самой колдуньи, от которой пошли все некроманты, ибо связаны они со Смертью жизнью своей.

Никто не знает, правда это или море в грозу какому сказителю нашептало, но я знаю одно: живут только те, кто может умереть, остальные – существуют. Но что делать мне, побывавшей однажды по ту сторону черты? Что, если я могу снова и снова туда возвращаться? Кто я? Живу ли?

На этот вопрос я не знаю ответа.

Кладбище при Снежном замке находилось за крохотной деревянной церквушкой во внутреннем дворе. Устрашающее зрелище для слабонервных постояльцев, если они вдруг решат ночью полюбоваться живописным пейзажем. Правда, постояльцев тут до меня почти не было, а если кто и забредет, так такой же идиот, как я, которому наличие кладбища только на руку.

Я присматривалась к заросшим сорной травой надгробиям, пыталась разглядеть имена и даты. За что люблю драконов – они до сих пор пользуются рунами, всячески презирая новые веяния вроде письменности. Одно изображение может сказать в тысячу раз больше, нежели символ. Одна руна может рассказать целую жизнь. В ней тысячи смыслов и миллионы подтекстов. Нужно обладать хорошей логикой и воображением, чтобы как следует освоиться в рунном чтении, а о том, чтобы писать, вообще речи быть не может. Чтобы освоить руны на таком высоком уровне, потребуется лет триста, не меньше.

В основном здесь были похоронены лакеи, повара, прачки и конюхи, когда-либо прислуживавшие в замке. Человеческая жизнь коротка, поэтому, как бы забавно это ни звучало, меньше всего на настоящем драконьем кладбище именно драконов. Здесь я насчитала их порядка семи, да и то это было приличное количество. Говорят, на самом большом кладбище на Драконьей Гряде где-то на севере острова покоится целых пятьдесят драконов. Но знатные драконы, вроде моего нового знакомого, предпочитают иметь фамильные кладбища и склепы.

Выпросить у Грота (а именно так ледяной дракон просил себя величать, так как заверил он меня, его полное имя мне не по зубам) лопату и не признаться, зачем она мне, оказалось невозможным, всякая ложь в пределах этих стен была просто бесполезна. Лопату мне вручили, но строго-настрого наказали прах благородных предков не тревожить. Я не дурочка – понимаю, что магии в костях древних существ мне хватит на то, чтобы захватить острова и пару месяцев безраздельно властвовать, пока не спохватятся драконы.

– Ну что? – поинтересовалась я у обитателя приглянувшейся могилы.

Неброское надгробие, ангелочек с отколотым крылом и ни единого цветка, пусть даже засохшего. Посему выходит, родственников у погибшего юноши, беспокоящихся о его здравии на том свете, уже нет, так что я могу не переживать.

Энергии во мне почти не осталось. Сил и так едва хватало, чтобы инструмент в руках держать, – все до капли ушло на магический туман, который мне в срочном порядке пришлось наколдовать прямо во время падения, и на кишки несчастного енота. Удивительно, как на ногах стою.

– Не помешаю? – раздался голос из скрытых в тени грушевых деревьев.

С перепугу я выронила лопату, и, как этого стоило ожидать, себе на ногу. С нечеловеческим криком, вызванным неожиданным ударом чугунной лопатой, я стала прыгать между надгробиями, про себя обещая нарушителю спокойствия оторвать голову, кем бы он ни был.

Всего на мгновение мне почудилось, будто я слышу голос Шеллака, но это было всего лишь принятие желаемого за действительное. Ничего личного, Шрам.

Но тот, кто скрывался меж спутанных ветвей, удивил меня своим появлением ничуть не меньше.

– Три тысячи чертей! Пер, ты, что ли?

В ответ последовало молчание, и я уж было подумала, что голос мне и вправду почудился. После такого тяжелого дня, странного знакомства и практически полного энергетического истощения от ошалевшего разума ожидать можно было уже всего что угодно.

А затем ночной гость чуть выступил из тени, позволив луне освещать левую половину своего лица. Медуза меня подери, это был и вправду он.

– Что ты здесь делаешь?! – вырвалось у меня тоном немного более радушным, чем хотелось бы. В конце концов, меня только что бросил Шеллак – после такого компании любого зомби будешь рад, как приезду родной бабушки.

– Хотел спросить тебя о том же, – нахмурил брови принц. – Ты хотя бы знаешь, Шрам, что через десять часов корабль выйдет из порта? Тебя ждать никто не будет. Фрон рвет и мечет. Шрам, что стряслось?

Я отбросила в сторону вредную лопату, оседлала ближайшее надгробие за неимением скамеек и подперла подбородок рукой. Пока я выполняла все эти манипуляции, Пер терпеливо ждал, не задавая больше вопросов.

И тогда я начала говорить:

– А ничего не случилось, ваше высочество. Мне всего лишь удалось разыскать первый из трех отрывков из древнего заклинания и узнать, кто же мои настоящие родители. А еще я только что, кажется, навсегда рассталась со своим единственным другом, который, между прочим, с вашей несостоявшейся невестой сейчас улепетывает в неизвестном направлении. Но это все ерунда, мелочи…

Голос с трудом удавалось удерживать ровным. Еще никогда мне не было так больно и обидно, так гадко и горько внутри. Было ощущение, что на дне меня плавают чаинки, и каждая чаинка – выбор, который я когда-то не сделала. Не пошла на плаху, не сказала Шелу, как он мне дорог, не встретилась с матерью, не обняла сестру. И все эти «не» сейчас составляют всю меня. Я вся из них слеплена, скроена, сшита. Это моя сущность. Я не Шрам – я не-Шрам. Так мне даже больше нравится. Быть не-собой в этом мире гораздо полезней, чем постоянно делать не тот выбор.

Я ожидала, Пер как-то отреагирует на мои слова – выскажет свои соображения или хотя бы издевательски фыркнет, ну или поинтересуется, где я видела его принцессу. Я бы, по крайней мере, на его месте так и сделала. Но я не на его месте, и, возможно, это к лучшему.

Но наперекор моим ожиданиям он подошел ко мне и по-дружески похлопал по плечу:

– Думаю, твои неприятности, Шрам, не сравнятся с теми, в которых оказался я.

– Ты сделал что-то противозаконное? – Я хлюпнула носом.

– Я умер, Шрам. Умер, – тихо повторил принц, как будто в этом слове был какой-то тайный смысл, как будто это было хуже, чем совершение преступления.

– Но ведь твоя душа восстановилась, – возразила я, чувствуя себя маленькой капризной девчонкой.

– Это еще ничего не значит. – Пер присел на соседнее надгробие. – Жизни, которой я жил, теперь больше нет. Нет дворца, королевских обязанностей, нет торжественных приемов, всяких бумаг и прошений, которые нужно подписать. Нет послов и чая в обществе герцогов королевства каждую субботу. Я больше не выезжаю на своем Карате на охоту, не конспектирую доостровную философию в библиотеке. Все, что я делал, осталось где-то далеко, а единственное место, которое я могу назвать своим домом, – это гроб, из которого ты меня достала. Но я тебе за это не благодарен, Шрам. Знаешь, лучше бы я остался там.

– Нет ничего хуже смерти, – прошептала я, стараясь не смотреть на собеседника. Получалось так, словно я разговариваю сама с собой. – За чертой ничего нет. Там мы все одинаковые. Просто оболочки, идентичные, как горошины в одном стручке. Там некого любить, ненавидеть, не за что бороться.

– А здесь есть за что? – хмыкнул мой собеседник.

Я не ответила.

– Я отправился за тобой, – внезапно признался принц после минутной тишины, – после того как вы с Шеллаком улетели из Дарну. Я полетел на рейсовом драконе, но, конечно же, прибыл позже вас. Из-за того, что я все время отставал на один шаг, я никак не мог вас нагнать. Подожди, – остановил меня Пер, когда я захотела ответить. – Да, мне нужно было сказать тебе кое-что важное, но теперь, я вижу, все разрешилось само собой. Я зря пытался вас догнать.

– Зачем ты пытался нас догнать? Что-то случилось? С кем-то из членов команды?

– Нет, с ними все в порядке. Дело все в твоем некроманте.

– В моем некроманте? – как канарейка, тупо повторяла я.

Ночь была на редкость холодной для этого времени года, но Пер все равно скинул с себя морскую парку, какую обычно носят паромщики, привыкшие основную часть своей работы выполнять в шторм.

Я ждала. Причем ждала чего-то ужасного. Некромантское чутье, помните? Оно никогда не обманывает.

– Я пытался докричаться до тебя, когда вы взлетели в воздух на том лазурном драконе…

– Верли, – подсказала я.

– Хорошо. Верли так Верли. Ты не оглянулась, Шрам. Не услышала. Я отправился следом за вами в Драконий Глаз, но там владелец постоялого двора отказался впустить меня. Он сказал, что один человек заплатил ему, чтобы он не пускал к тебе посторонних. Один человек, – снова повторил принц, грустно вздохнув. – Этот самый человек знал, что я в городе, но ни словом тебе об этом не обмолвился. Затем он уговорил принцессу Лину лететь с ним в Дарну, убедив ее в том, что я убит. Я опять отставал от вас ровно на шаг. Сюда я добрался на повозке, да и то купцы подвезли меня только до того места, где кончалась дорога. Дальше я шел пешком. Я следовал по следам твоей магии. Они все больше напоминали кровь, оставленную на просеке раненым животным, и, чем ближе я подбирался, тем четче становились следы.

Пер так хорошо владеет магией? Первое, что приходило в голову, – он обучался колдовству при дворе, но королевским наследникам подобными «глупостями» заниматься обычно не дозволяется. С каждой минутой я все больше и больше убеждалась в том, что наследный принц нес в себе не дар, а родовое проклятие. Его душа и казалась такой изношенной и старой, потому что на самом деле она такой не казалась, а была.

Его дед умер в тот день, когда он родился. Готова поспорить, и дед его деда. В день, когда на свет через поколение появляется наследник мужского пола, старый король добровольно прощается с жизнью и становится собственным внуком.

Это древняя магия, очень древняя. Опасная, сложная, со множеством побочных эффектов и последствий. Но хуже всего в этом случае, что каждый раз, чтобы переместиться в душу новорожденного, нужно избавлять его от его собственной души. Иначе говоря, убивать.

Пер был не просто из королевского рода. Он был из рода королей, который был мертв, по крайней мере, уже не одну сотню лет. Поэтому он и не умер до конца, поэтому душа его так быстро восстановилась.

– Да, ты права, – словно прочитав мои мысли, кивнул Пер. – Я не тот, за кого себя выдаю. Но, в отличие от твоего муженька, никогда не подставлю тебя под нож.

Луна резко стала сужаться, из круглой головки сыра превращаясь в жалкий огрызок, изглоданный мышами. Мы остались в кромешной темноте.

 

Глава 19

Белое на черном и черное на Шрам

В то утро выпал первый снег.

Как объяснил мне Грот, Снежная долина потому так и называется, что зима здесь начинается гораздо раньше, чем на остальной части острова. Во-первых, все дело в Ледяном хребте – огромной цепи гор, словно гигантский позвоночник, пересекающей остров с севера на юг. А кто был в горах, тот знает, что вечная мерзлота – вполне нормальное их состояние, так что в выпавшем снеге не было ничего удивительного. К тому же из-за гор теплый восточный ветер никогда в долину у подножия не доходил, что, конечно же, отняло у этого места еще пару очков как у курорта. Кругом болота, сырость, непроходимый лес – не самая приятная для времяпрепровождения местность даже для разбойников, а чего уж говорить о простых и непростых смертных.

Если я когда-нибудь выйду замуж по-настоящему, непременно устрою здесь свой медовый месяц. Население – дракон, одна штука. Постройки – замок, одна штука. Места для уединения – предостаточно. Если бы у меня была возможность остаться здесь еще хотя бы на несколько месяцев, то я воспользовалась бы ею не раздумывая. Не знаю, будет ли против Грот, – скорее, совсем наоборот, ведь ему одному так скучно в огромном дворце с семьюстами комнатами, комнатушками и комнатищами.

Я тяжело вздохнула и раздвинула тяжелые пыльные занавески, чтобы полюбоваться парящими за окном снежинками – легкими, будто птица размером со взрослого дракона пронеслась над замком и вдруг осталась без перьев.

Дома я никогда не обращала внимания на такую мелочь, как первый снег. В моем сознании происходила смена не времени года, а путей, какими теперь предпочитали гибнуть люди: поедут на санях в лес за дровами да и встретятся с медведем, поскользнутся у бани или в прорубь провалятся. Все крутилось вокруг моей работы, потому что я – некромантка. Потому что это правильно. Потому что так и должно быть.

Но сейчас хоронить было некого. Все, кто когда-либо мог здесь умереть, давно это сделали и в помощи моей больше не нуждались. Правда, есть у меня тут на примете один принц, но и тот уже мертвый.

Поэтому мне оставалось лишь любоваться наступающей зимой.

Грота не очень-то заботило, что будет в его владениях делать незваная гостья, а когда он узнал, что я не одна, так вообще махнул лапой и позволил самим разбираться. «Только в сокровищницу ни ногой, – предупредил ящер, – а не то съем и не подавлюсь». Угрозе я отчего-то поверила, хотя прекрасно понимала, что дракон слишком дорожит моим неожиданным обществом, чтобы вот так вот съедать. Насчет Пера не уверена – понятия не имею, гнушаются ли драконы мертвечины или они не такие уж и привереды, как о них сказывают. И вообще, готова поспорить на любой из так любимых мной передних зубов, что про сокровищницу Грот упомянул нарочно, чтобы подогреть любопытство. Придется мне его разочаровать – в святая святых я не полезу, ну если только взгляну одним глазком – и все.

Ящер сказал, я могу выбрать себе любую комнату по своему усмотрению, и я остановилась на просторной спальне (домика три моих будет, не меньше) со стенами, обитыми красным, словно кровь, бархатом. Поистине королевское ложе можно было вообще использовать как отдельную комнату – тут и ширма была соответствующая, чтобы уединиться в приятном обществе.

Единственное, что выдавало в спальне следы времени, – это толстенный слой махровой пыли, облепившей все плоские и выпуклые поверхности. Прежде чем лечь спать, пришлось знатно потрудиться, чтобы сделать из этой комнаты помещение хотя бы отдаленно напоминающее жилое. Дома я обыкновенно пренебрегала уборкой – все это оставалось либо на совести Шела, либо на совести крыс, которых, как и меня, не особо заботила чистота. Но здесь пришлось наступить на горло принципам и на один вечер превратиться в порядочную домохозяйку, ибо ситуация оказалась критической. Я порвала на тряпки салфетку тонкой гномьей работы, пропажи которой хозяин наверняка не заметит, и принялась за работу: в течение нескольких часов вытирала, вылизывала и разбирала. В итоге нашла две брошюры политической антимонархической радиопередачи, которую запретили, когда я еще в люльку помещалась; пробку от сливовой настойки; неполный набор карточек-вкладышей от засахаренных лесных орешков, которые так любят тайком от родителей коллекционировать деревенские мальчишки. Почему тайком? Я бы тоже особо не распространялась о том, что по ночам любуюсь на прелестниц-наяд, массовиц-затейниц и кудесниц во всех любовных делах. Не очень благоразумно было подсовывать такую мерзость в детские сладости.

Избавившись от мусора, я взялась за расчистку платяного сундука, к моему счастью наполненному дамским тряпьем, оставленным здесь, видимо, когда-то давно одной из служанок. Фасоны нарядов были до того старомодны, что сомневаюсь, что так одеваются сейчас даже самые древние засаленные торговки с общественных рынков.

В последнее время мне странно везло на чужую одежду, и я уже до того расслабилась, что после проверки пятого платья на проклятия и заговоры перестала заниматься ерундой. Выбрав себе мятного цвета платье с вставным белым лифом, расшитым золотыми нитями, я успокоилась, положила обновку на подоконник проветриваться после долгого заточения в сундуке и с чистой совестью завалилась спать.

Проснулась я с заметно полегчавшей головой, откуда будто сбежали все тревожные мысли и волнения. Разговор с Пером Четвертым, вопреки ожиданиям, подействовал на меня весьма положительно. Я бы даже сказала, терапевтически и расслабляюще.

Я слышала нечто подобное от соседских девок. Нет, я с ними, конечно же, не разговаривала никогда, но подслушивать по островным законам пока еще не запрещено, а значит – сие действо остается на совести подслушивающего. Знаете, они так часто плакались друг другу на лавке у колодца по всяким пустякам, что вскоре я заметила одну странную вещь: время – инфекция, которую нужно пережить, если хочешь выздороветь, а правда – те лекарства, которые нужно принимать, если нет аллергии. Девушки обыкновенно делились своими сердечными тайнами, муками и разочарованиями. Но проходило время, они узнавали, что отвергшие их мужчины – редкостные сволочи, после чего подхватывали новую заразу, не вырабатывая никакого иммунитета.

Я не считала себя похожей на одну из тех пустоголовых дурочек, а посему ошибок своих не намерена была повторять. Время и меня излечит, да так, что любая болезнь будет меня за семь морей оплывать.

О чем мы говорили с Пером? Принц рассказал мне многое. Часть из этого, вероятно, я предпочла бы никогда не узнавать. Правда – антибиотик, это действительно так, но вместе с вредными микроорганизмами она убивает и полезные. Уничтожает все, до чего может дотянуться.

– Шеллак – шпион королевского двора? – не поверила я словам принца. Хорошо еще, темнота была хоть глаз выколи, а то бы Перу сразу стало понятно, что новость просто-таки выбила меня из колеи.

Мужчина кивнул. Даже в темноте я смогла это увидеть, пусть и предпочитала думать, что все это мне только кажется.

– Нет-нет. – Я отчаянно, почти истерично замотала головой. – Ты что-то путаешь.

– Я ничего не путаю, Шрам. Я своими глазами видел, как он отправлял голубя королю Доброй Воле. Тогда я сделал вид, будто ничего не заметил, но спустя еще несколько дней голубь принес ответ. Вы с Шеллаком были в своей каюте, поэтому я перехватил письмо и позволил себе его прочесть.

– Нет, ну не наглость ли! – возмутилась я. – Никто не учил вас, высочество, не читать чужих писем? Ладно, сама не без греха. Проехали. Так что там было?

Тогда я втайне надеялась, что произошла какая-то ошибка, что Пер все перепутал. Существовала еще вероятность, что он пытается меня провести, но уж слишком серьезно звучал его голос, и уж больно большое расстояние он преодолел ради того, чтобы сообщить мне эту новость.

Пер передал мне в темноте перевязанный свиток с расколотой печатью. Это подделка, тешила я себя мыслью. Не помогало. Вспомнила лицо Шеллака, когда он в последний раз посмотрел на меня. Я ему тогда сказала, что не звала его с собой. Я его вообще никуда не звала, если уж на то пошло; но он почему-то все время был рядом со мной, даже тогда, когда ему это доставляло откровенное неудовольствие и раздражение. Прежде я никогда не задумывалась о подобной мелочи. Шеллак был со мной везде, куда бы я ни отправилась, на какую бы авантюру ни решилась. Внезапно мне вспомнились слова, которые он все время повторял как бы в шутку, как мне тогда казалось: «Врагов держи ближе, чем друзей, Шрам. Они не подведут».

Но неужели все это было правдой и я попалась на крючок к самому королю, который, оказывается, был прекрасно осведомлен о моем существовании? В цепочке что-то не сходилось, не клеилось. Как Шеллак был связан с Доброй Волей? Что им нужно от меня? Связано ли это как-то с письмами Лараны, переданными через покойного капитана? Оставалось слишком много вопросов, чтобы здраво судить о мотивах чужих действий.

– Я прочту это утром, – пообещала я. – О чем там говорится?

– Ничего такого, что можно было бы воспринять неоднозначно, – мрачно вздохнул Пер. – Сначала король благодарит Шеллака за предыдущий доклад, затем ни с того ни с сего начинает писать про цены на просо, а после спрашивает о сохранности какого-то амулета урожая. В конце он просит привезти в столицу некий ценный груз, который имеется у Шеллака, в ближайшее, насколько возможно, время.

Я сделала вид, что не поняла ни единого слова, несмотря на то что, услышав про цены на просо, почувствовала, как по позвоночнику ползет целая армия мурашек. Глубоко вдохнув, я успокоилась и убедила себя, что ничего криминального в письме не было.

– И с чего ты взял, что это касается меня?

У меня словно камень с души в бездну свалился. Ничего такого, что бы относилось непосредственно к Шрам. Мне все равно, что он делает в свободное время, – хоть трупы крыс мумифицирует. То, что он был знаком с Доброй Волей, и не просто знаком, а знаком, судя по характеру письма, довольно близко, совершенно не удивляет. То, что некромант выкинул в Дарну да и вообще в течение нескольких дней плавания, уже говорит о том, что ждать от него можно всего что угодно.

– А ты прочти, – посоветовал Пер. – Думаю, поймешь, что имеет в виду твой ненаглядный муженек.

Меня аж передернуло от того яда, который принц умудрился вложить в два последних слова.

– Он не мой муж.

– Что?

– Он. Не. Мой. Муж. Какое из этих слов тебе не понятно, Пер?

– Но кольцо и татуировка на затылке… – опешил принц. Мне не нужен был дневной свет, чтобы понять, насколько он был обескуражен. – Я думал, вы совершили обряд…

Чего не отнять у этого умника, так это смекалки. Признаюсь, раньше принцев его уровня я считала недалекими и существующими в обществе только за счет своих привилегий и положения. Теперь же понимаю, что недооценивала принца, причем очень сильно.

А вот с татуировкой я прогадала. Самое неприятное из всего обряда. И если кольцо можно снять и выбросить, закопать в землю, в конце концов, то с выгравированной на коже руной так сделать уже нельзя. Если честно, я не раз предпринимала попытки избавиться от метки, но все бесполезно – ее не брала даже магия, что уж говорить о мыле и извести.

Такие женщины, как я, считались порчеными. Согласно каким-то старым дурацким предрассудкам, мы принадлежим своим мужьям, пусть те таковыми на деле и не являются. О том, в какую кабалу загремела в девятнадцать лет, я не очень-то задумывалась, но, когда узнала, чуть не поседела от «радости».

– Мы это сделали нарочно, – попыталась разъяснить я. Не знаю, зачем рассказываю все это мертвому принцу – раньше меня что-то не тянуло на подобные откровения. – Точнее, Шел сделал. Мы жили под одной крышей, и, ты знаешь, в обществе это считалось неприличным, если мы не являемся родственниками. Скажи Шел, что я его сестра, повалили бы желающие предложить свои сердца и конечности. К тому же у нас соседка старомодных взглядов. Мне пришлось, – добавила я осипшим голосом, не ожидая, что придется оправдываться перед жертвой собственных магических экспериментов. Посейдон знает, что произошло с душой Пера, но, раз она вернулась, это было неспроста.

– Ты хоть понимаешь, Шрам, в какую клетку себя загнала? Если Шеллак и вправду имеет что-то против тебя, ты уже никогда не сможешь от него сбежать. Любой суд скажет, что по закону ты должна слушаться супруга.

– Никакой он мне не супруг! – закипела я. – У нас с ним даже ничего не было и не будет! У супругов дети обычно бывают, а мне такое счастье уже не светит. Поглоти его дно морское, некроманта этого чертова…

Дыхание сбилось, сердце учащенно застучало. Понятия не имею, почему я так разнервничалась, – никогда в жизни ничего подобного себе не позволяла. А тут по такому пустяку, с которым пора было смириться уже много лет назад…

– Я думал, тебя не волнует семейная жизнь, – признался вдруг принц.

Я погрустнела еще больше. Разве не этого я добивалась? Чтобы меня считали равнодушной, лживой, расчетливой? Разве не убеждала себя, что не нужна мне никакая любовь до гробовой доски? Последних мне, правда, хватало с головой, не учитывая бессчетного количества надгробий, могил, склепов и саркофагов.

– Может, и не волнует. – Неуверенность в моем голосе не заметил бы только глухой. Пер, к несчастью, таковым не являлся.

Однако все самые громопоражающие новости, как оказалось, были еще впереди. Принц сделал глубокий вдох и сказал:

– Я думаю, Шеллак причастен к моей смерти. Почти уверен в этом.

Слова прозвучали как гром среди ясного неба. Я онемела окончательно. И от холода, и от неожиданности. Заявление Пера воспринималось какой-то небылицей, сказкой. Может, он брал меня на «слабо»? Или пытался пошутить?

– Ага, – поддакнула я, – а я принцесса Центрального острова. – Не так уж далека я была от правды, но собеседнику знать об этом было совсем не обязательно.

– Мой отец, он не отличался толерантными взглядами, – неохотно, но совершенно серьезно начал Пер, – и черная магия очень быстро попала на острове Туманов под запрет. Пойманного на незаконном колдовстве казнили без суда и следствия. А нынешний начальник стражи всегда был хорошим приятелем моего отца. Они действительно разделяли одни и те же взгляды и оба ненавидели темных колдунов. Хотя, подозреваю, отец их ненавидел из-за деда. Он всегда понимал, что с ним что-то не так, что тот подколдовывает время от времени…

– … совсем как ты, – закончила я за принца.

Тот кивнул:

– Да, совсем как я. А родители Шеллака оба были черными колдунами, причем не самыми слабыми. Сама знаешь, черные предпочитают друг с другом дел не иметь, тем более любовных. А тут – такой союз и такое потомство. Я думаю не ошибусь, если предположу, что сил в твоем муженьке больше, чем в любом другом ныне живущем колдуне. Что уж говорить о том, что, если бы у него самого был сын…

Шеллак в свое время что-то говорил о своих родителях. Немного и урывками. Я помнила только то, что он рано осиротел, остальное было как в тумане. Память отчаянно сопротивлялась и отказывалась повиноваться, предательски подсовывая воспоминания о последней знатной попойке в «Пиратском раздолье». После нее я зареклась пить в обществе заезжих пиратов.

– В общем, его отца, колдуна по имени Черный Рубец, поймали, – продолжил принц. – Причем выслеживал его лично начальник королевской стражи. Следом сдалась и мать. Думаю, это еще одна причина, по которой колдуны обычно предпочитают смешанные браки с обычными людьми. Если поймают, так хоть не весь род вырежут подчистую. Я самой казни не видел, потому что сам еще не родился. Но, говорят, пол-острова собралось посмотреть на это знатное зрелище.

– Так ты думаешь, он решил отомстить? Но почему тебе, а не начальнику королевской стражи?

– А он и отомстил ему, причем способом, гораздо более жестоким, чем смерть. Он позволил ему поймать преступницу – очень опасную преступницу. А затем позволил той сбежать, дав ей заранее какое-то мощное магическое оружие.

– Стилет. – Я вытащила из-за пазухи уже полюбившийся клинок. Покрутила его в руках и принялась изучать крупный камень, в котором плескалась бездонная энергия. На корабле я им не пользовалась только потому, что пираты тоже не дураки и понимают, что просто так у рядовой некромантки энергия не появится. Они бы мигом отобрали стилет и глазом бы не моргнули. Все-таки пираты, а не феи-крестные.

Печальная история судьбы Шеллака наводила на мрачные мысли. Только недавно я вспоминала байку про графа Гнилая Душа и то, как он продал своего собственного сына, так что звучала история особенно зловеще.

– Так как наследников у меня нет, едва народ выберет нового короля, как начальнику останется либо пуститься в бега, либо добровольно идти на плаху. Крушение надежд иногда ранит больнее физической расправы, тебе ли не знать. Бедняге Коросу, хоть и виновному в смерти родителей Шеллака, но всего лишь рядовой пешке, уже пришлось начать выплачивать долг, который он взял три десятка лет назад, пусть он этого пока еще не понял. Твой побег равнялся его погибели, и тут уже ничего не попишешь.

Так странно звучит. «Пришлось». Совсем как мне «пришлось» выйти замуж. Всем нам что-то приходится делать, как будто мы кому-то что-то должны. Но задолжали мы только смерти свои души, а больше никому ничем в реальности мы не обязаны. Только не сразу это понимание приходит. Ко мне вот пришло слишком поздно.

И тут меня осенило:

– А если ты говоришь, что Шел еще и шпион Доброй Воли…

Лишение острова законного наследника и сведение личных счетов в одном флаконе – ну чем не выгодная сделка! С другой стороны, после того, что я видела в Зеркале Судьбы, Добрая Воля уже не представлялся мне тираном и деспотом. Но ведь змееныши никогда не думают о матери-змее, что она – вселенское зло. Вполне возможно, я тоже попалась на эту удочку, увлеченная мыслями о своем родстве со знаменитым королем.

После этого мы с Пером еще немного поболтали, а затем, когда уже светало, разбрелись по замку – каждый в своем направлении. Каждый – под тяжестью невеселых мыслей.

И вот, уже поздним утром, я стояла у широкого окна, составленного из крупных квадратов, закрепленных в рамах и сцепленных друг с другом, подобно пазлу. Парящий за окном снег напоминал кружащийся в сувенирном шаре пенопласт, но только крупнее и гораздо красивее.

Мятное платье оказалось как раз впору, и я его сразу очень полюбила, несмотря на то что прежде стеснялась носить рюши и оборки. На кладбище воланы на рукавах только мешать будут – ухватится за них какой-нибудь полоумный зомби, пиши пропало. Сейчас, правда, подобная перспектива мне не грозила. Я лишь тешила себя мыслью, что пока взяла отпуск. Желательно, безвременный, а там посмотрим.

– А! Вот ты где, маленькая пиратка! – В дверной проем просунулась чешуйчатая голова. Грот был на самом деле крайне рад моему появлению, хотя не признался бы в открытую ни за какие коврижки. – Уже приоделась? Нарядец, однако! – причмокнул он пухлыми губами. – Вот в моей молодости такой вульгарщины дамы себе не позволяли.

– Ходили в холщовых мешках? – хихикнула я, крутясь перед высоким треснувшим зеркалом-ширмой.

Грот обиделся и помрачнел.

– Нет, ну почему же. Просто вырезы на лифах меньше были, разрезы сбоку тоже, рукавчики подлиньше. Зато какой простор для воображения! И леди были нормальных размеров, а не то что сейчас. Кожа да кости. Тьфу!

Пощупав воздух раздвоенным кончиком языка, ящер чихнул и исчез из дверного проема, напоследок крикнув что-то про «завтрак», «сама» и «на кухне». Ну что ж, мне не привыкать. Позапрошлым летом вообще с голодухи десятой части города как не бывало. Тут еще жара, неурожай – в общем, хуже только у черта в котле, да и то вопрос.

Повинуясь необъяснимому порыву, как только дракон скрылся из поля зрения, я вывалила на неубранную кровать все имевшиеся у меня свитки с бытовыми наговорами. Благодаря несложному водоотталкивающему заклинанию выглядели они более чем читабельно.

Я принялась водить пальцем по символам. Раньше этим заклинанием я особо не баловалась, ибо повода не представлялось. Теперь же мне отчего-то стало тревожно. Не то чтобы я опасалась, что в кладовых кто-то будет прятать отравленное зерно, но проверить не помешало бы.

– Virus, – прошептала я, найдя нужную руну.

Запястье правой руки моментально обвила чернильная змейка. Пусть она была плоской, но выглядела совсем как настоящая. Так и хотелось сбросить гадость на пол.

Кухню я отыскала не сразу, нарочно выбирая такие пути, чтобы обойти как можно больше комнат. Обставлены те были знатно, а в одной даже висел на стене, в качестве трофея, чей-то зад – не то единорожий, не то кентавра, не то еще какой невиданной зверушки. Убранство тот, кто занимался обстановкой, выбирал только самое роскошное – тут уж было на что поглазеть. И самое главное – всюду горели свечи, будто в замке был специальный паж, все время бегающий и зажигающий те, что потухли, хотя мне было прекрасно известно, что никакого пажа и в помине нет. Принюхалась – магия. Конечно, на что еще тратить энергию дракону-затворнику, кроме как на освещение?

По сравнению с обшарпанной мебелью с постоялого двора в Драконьем Глазе здесь все выглядело завораживающе прекрасно и… мертво. Готова побиться об заклад – ни единая душа не сидела на этом бархатном пуфе с вязовыми ножками и не мяла своей тушей эту лежанку, заваленную подушками с кисточками-бахромой. Открывающиеся зрелища больше напоминали блуждание по рынку в канун праздника без единого гроша в кармане – понюхать-прицениться можно, а вот купить ничего не можешь. Домой, правда, потом приходишь заочно сытый.

Кстати, домой я, кажется, теперь никогда уже не вернусь.

А тут еще принц, который, выходит, вовсе не принц, а его прапрапращур. Шеллак, который, вероятно, совсем не Шеллак. Если он лгал мне все эти годы, то что ему стоит не упоминать свое настоящее имя? Раз плюнуть.

По винтовой деревянной лестнице, угрожающе скрипящей при каждом неосторожном шаге, я спустилась в подвальные помещения. На мое счастье, кухни (именно что не кухня, а кухни) располагались как раз в этой части замка. Неуклюжий дракон едва ли будет варить себе пшенку по утрам – ему по душе, скорее, шмат вяленого мяса из погреба, поэтому в нос сразу ударил терпкий сладковатый запах пыли.

Я прошлась вдоль рядов с деревянными шкафчиками, провела ладонью по пыльным столешницам и чихнула. Да, впредь уборкой буду заниматься регулярно, иначе точно превращу свое жилище в склеп, а то, когда помру, и хоронить никто не будет. Надеюсь, что это в любом случае произойдет не скоро – лет хотя бы сто пятьдесят мне, как некромантке, прожить еще надо.

В коридоре раздались шаги.

– В дальнем шкафу сухари, – просветил меня Пер. – Третья полка слева – инжирное варенье. Вода в роднике за замком – вниз, к реке, если, конечно, не хочешь отведать местного вина. Оно в графине за корзинами с вяленой рыбой.

– Спасибо. – Я хлопнула в ладоши, и пыль брызнула в разные стороны мучным дождем.

– И еще, если хочешь успеть на корабль, нужно выдвигаться уже сейчас, – напомнил принц.

Я одарила его снисходительной улыбкой, как если бы передо мной стоял несмышленый мальчишка. Кальмар его знает, почему он пытается мне помочь. Тут может быть только два объяснения: либо у него есть скрытые мотивы, либо он сумасшедший. Выбор невелик.

– Я не пойду, – сказала я, роясь в указанном месте в поисках сухарей, зажав под мышкой закупоренный графин.

– Почему? Шрам, ты же хотела…

– Я хотела быть умнее всех, Пер. Обмануть обманщика, переплюнуть верблюда, обскакать единорога, переесть обжору, поменять солнце с луной местами. Вот что я хотела, ваше высочество. И что из этого мне удалось? Ничего. Я никуда не пойду. Пусть думают, я разбилась над Грядой. Погонщику все равно задолжала целое состояние за потерянную дракониху, команда Ос-самоубийц мечтает меня изнасиловать, а затем сжечь, словно ведьму какую зеленую. Ты думаешь, я хочу к ним возвращаться? Размечтались.

Пер заметно погрустнел. И тут я вспомнила про его возможные мотивы, исключающие корыстную помощь в мой адрес.

– Слушай. – Я окончательно забыла про сухари, отряхнула крошки с колен и внимательно посмотрела на принца. – Ты ведь не просто так за мной пошел? Тебе что-то нужно? Только скажи – я в долгу не останусь.

В пиратском мире так не принято: на нож отвечают двумя ножами, на саблю – тремя ножами, на помощь – четырьмя. Так уж было заведено много лет назад, и не мне менять эти законы. Правда, лет триста назад один капитан придумал и записал для своей команды некий кодекс – свод правил, которым должны следовать все члены экипажа, чтобы остаться в команде. Помимо вполне логично вписывающихся в действительность «не пьянствовать, не дебоширить, не тащить женщин на корабль», по слухам, там были и такие пункты, за нарушение которых карали еще хлеще, чем за те же преступления на суше. Имперские законы по сравнению с этими выглядели детским лепетом. К примеру, за воровство в пятки вставляли ржавые штыри и сажали провинившегося грести веслами. И если бедолага замедлил темп или позволяет себе неподобающие выходки, уполномоченный капитана (обычно это шкипер) дергал за веревку, продетую через эти штыри. Как по мне, лучше сразу на доску.

Успех в случае следования кодексу гарантирован. У каждого в команде свое место, никто не претендует на чужие должности, не хватает кусок больше остальных.

До сих пор я свято верила в то, что кодекс – миф. Познакомившись с Осами-самоубийцами, убедилась в обратном.

– Ты права, – признался мужчина. – Я хотел, чтобы ты помогла мне встретиться с Линой.

Мне остается только гадать, что мужчины находят в таких женщинах, как Лина. Да, хорошенькое личико, манеры, невинный взгляд, приличное приданое… Но, в конце концов, разве еще что-то нужно? Жаль, я не могу похвастаться ни первым, ни вторым, ни последним. Насчет невинности моего взгляда вам скажут пираньи, которых я хватала голыми руками, плавая в море, когда мне было девять.

Я невольно хмыкнула:

– А ты парень не промах, но ты ошибся адресом. Ближайшая сваха в Дарге! Скатертью дорожка.

– Но ты сама сказала, что у меня утеряна душа!

– Она восстановилась, три тысячи акул!

И пусть она не принадлежала принцу лично, все же это было лучше, чем ничего. Правда, об этом я говорить вслух уже не стала.

– Откуда я могу знать, что она не исчезнет спустя три дня?!

Мы сами не заметили, как начали кричать друг на друга. Я на самом деле не могла гарантировать принцу, что он не превратится в зомби через несколько часов, но уже не хотела тащить на себе этот груз.

– Мне надоело, – тихо произнесла я, но эхо разнесло каждое мое слово, сделав его громче самого отчаянного крика. Это прозвучало так неожиданно даже для меня! – Надоело. Мне надоело, – повторила я. – Надоело. Я больше не хочу с тобой возиться. Ты пришел предупредить меня, но ты опоздал – я знала обо всем и раньше.

Пер прищурился, сделавшись похожим на маленького, но опасного рыжего лиса.

– Врешь, – произнес он одними губами.

– Может, и вру, но сейчас ты уже ничего не докажешь. Я не собираюсь покидать Снежный замок, по крайней мере сегодня, не собираюсь помогать тебе с твоей принцессой и уж тем более не хочу встречаться с Шеллаком. Да, я такая, Пер. Черная внутри – ничего хорошего не осталось.

Как ни в чем не бывало я вернулась к поискам завтрака, не чувствуя ни капли сожаления. Посейдон забыл наделить меня совестью и какой бы то ни было добродетелью при рождении, что поделать.

Откупорив вино, я осторожно поднесла графин к носу, принюхалась. Что-то холодное и извилистое скользнуло с правого запястья прямиком в сосуд.

Так я и думала. Отравлено.

Спасибо принцу Рыву за «тонкий» намек.

И тут за моей спиной раздался хлопок. Запахло перевоплощением, а затем послышался хриплый, истеричный смех. Знакомый. Явно женский.

Я повернулась и от неожиданности уронила графин прямо себе на ноги. Передо мной на том самом месте, где всего секунду назад был принц, стояла Шторм собственной персоной.

Вот уж кого не ожидала, так не ожидала…

– Ну здравствуй, сестрица.

 

Глава 20

Шрам показывает коготки

– Гро-от! – завопила я со всей дури, да так, что сама чуть не оглохла.

Нагло лыбящейся напротив ведьме было хоть бы хны.

А я уже и забыла о своем путешествии за черту. Шли дни, и я начинала верить, что произошедшее – всего лишь страшный сон.

Шторм и не изменилась с тех пор: те же спутанные у́гольные космы, прищуренный взгляд, морщинистые руки. Пухлые алые губы делали женщину особенно похожей на вампира.

– Можешь даже не пытаться, – посоветовала Шторм, когда я снова набрала в легкие воздуха для нового крика. – Никакого Грота не существует.

– Как не существует? Но дракон…

– Не было дракона. Я его выдумала, – усмехнулась сестра, – чтобы завлечь тебя сюда.

В это самое мгновение по подземелью пронесся бешеный ветер, сметая все на своем пути. В глаза полетела пыль, грязь. Пришлось зажмуриться.

Когда я открыла глаза, все свечи, кроме одной, потухли, и кухня окунулась в мягкий полумрак. В темноте лицо Шторм казалось еще более довольным и прекрасным, но, если судить по старинным легендам, обычно самые хорошенькие девушки и уничтожали целые королевства, не стесняясь резать горло друзьям и собственным детям, что уж и говорить о сестре, которую видела-то всего один раз.

– Где Пер? – спросила я дрожащим голосом, опасаясь, что уже знаю правду. – Что ты с ним сделала?!

– Мы с уважаемым принцем заключили кое-какую сделку. – Шторм неласково улыбнулась. – Маяк, в котором заточено мое бренное тело, все время должен держать в своем чреве заложника. Не выйдет один, пока не войдет другой. И Пер сейчас, так сказать, согласился подежурить до моего возвращения.

– Маяк? Что за маяк?

Будучи в весьма неприятном положении, я все-таки умудрилась разговорить женщину, и та охотно повелась на мои уловки, возможно, потому, что сама этого хотела:

– Проклятый маяк у Обезьяньего острова. Меня поместили туда благодаря стараниям одного нашего общего знакомого, который, – послышался опасный щелчок ногтями, – в самый неподходящий момент бросил бедную Шторм на съедение волкам. Ну ничего. – Сестрица выглядела вроде тех нищенок, что обычно путаются под ногами на площадях, – такая же сумасшедшая и невменяемая. Боюсь, упадет ей сейчас на голову валун, она и не заметит. – Еще не все потеряно, Шрам. Ты – мой счастливый билет, и с твоей помощью я смогу выслужиться перед королем Обезьяньего острова. Я наконец-то стану свободна! И Штиль – я наконец-то его увижу! Тебе не понять мук матери, у которой отняли собственное дитя, выношенное под сердцем и вскормленное любовью. Ты и курицу-то вырастить не сможешь, сестричка. Молоко еще на губах не обсохло, а она уже отправилась искать приключений. Тысяча морей! Тебя было проще заманить в Снежный замок, чем мышь поймать на ломоть жирного сыра!

Мне вдруг стало обидно за собственную непредусмотрительность, но вслух я сказала лишь:

– Не хочу разочаровывать, но ничем не смогу помочь, Шторм. Раз я такая глупая, как ты говоришь, то тем более тебе от меня никакого проку нет.

Ведьма истерично хмыкнула, как будто я была одним из тех наивных карапузов, которые с уверенностью уверяли взрослых, что их принесла чайка или нашли под пальмой.

Сестра уже не пыталась обмануть меня и расположить к себе, как раньше. Она не скрывала, что хочет меня как-то использовать, но что я могла сделать для нее – я, непутевая некромантка, застрявшая совсем одна, без дракона, посреди острова, причем в самой незаселенной его части?

– Снова ошибаешься, Шрам. Помнишь, когда мы с тобой заговорили насчет ритуала, я упомянула черный амулет? – Дождавшись моего кивка, женщина продолжила: – Так вот, я неспроста связалась именно с тобой и только тебе доверила поиски писем, хотя могла связаться с людьми более надежными. Дело в том, что ты обладаешь одной вещью, очень нужной мне вещью, очень ценной и редкой вещью.

Я скривилась, едва сдерживаясь от нервного смеха.

– Думаешь, у меня есть черный амулет?

– Да, – кивнула ведьма. В ее голубых глазах не было и намека на шутку. – Не просто есть. По моим подсчетам, ты и есть черный амулет.

Повисла тяжелая тишина. Я практически слышала, как в воздухе носились и сталкивались хаотично бегающие мысли – мои и сестры. И только тяжелое дыхание говорило о том, что обе мы все это время молчали.

«Этого не может быть!» – кричали безмолвно мои губы, но ответом был лишь надменный взгляд глаз цвета ночного океана.

«Если бы не могло, не было бы», – летело мне в ответ.

«Я не могу быть амулетом! Я жива! И смертна!»

– Ты правда так думаешь? – Это были первые слова, сказанные вслух. – Ты умирала не единожды, сестричка. Карты многое умеют говорить, если правильно задавать вопрос, и я уверена, что умирала ты не один раз. Вполне вероятно, ты этого даже не заметила, списав, как обычно, все на прозаическую везучесть, но мы-то с тобой знаем, что, если ты чего-то не видишь, это не значит, что его на самом деле нет.

Я хотела было огрызнуться, но неожиданно вспомнила.

Конец весны. Я пробралась на «Ласточку» Ржавого Гвоздя в трюм, где пробыла около пяти часов в ожидании, пока экипаж загрузит на борт продовольствие. Я знала, что остановка была недолгой, поэтому не переживала, что придется проторчать в погребе до заката. По моим планам «знакомство» с отцом должно было состояться где-то за пару тысяч локтей от берега, а затем я должна была совершить триумфальный побег с судна, благо плавать я умею хорошо, а силы подпитывала магия.

Помню только, что что-то пошло не так, и откуда ни возьмись появился морской дьявол. Он цапнул меня за руку и потащил на дно. Я тонула. Думала, что умерла.

Значит, выходит, не так уж и ошибалась. Обычный человек не выдержал бы пятнадцати минут под водой без единого глотка свежего воздуха.

– Я права, не так ли? – с гордостью поинтересовалась Шторм.

Мне сразу захотелось приложить ее чем-нибудь потяжелее, но вряд ли она оценит керамический кувшин из-под сухарей – он ее только царапнет, не причинив никакого серьезного вреда. Краем глаза я наметила на всякий пожарный тяжелую чугунную сковороду, уже облюбованную крупными подземельными пауками тарагу, из прочных сетей которых обычно плетут изнеженным придворным дамам белье. Весьма недурное, кстати. Одна беда – в таких корсетах и панталонах по кладбищу не пошатаешься и в новолуние травы не соберешь. А уж о том, чтобы в таком облачении отправляться на зайца или лису, вообще речи быть не может.

– Может быть, – неоднозначно ответила я, все прикидывая, как бы мне незаметно подобраться к вожделенной сковороде.

Магией накануне я запаслась вдоволь, но я не была идиоткой и знала, что самая слабая ведьма на всех островах положит меня на лопатки не пошевелив и мизинцем правой ноги. Все-таки некромантия это вам не боевая магия, а так, детский лепет.

– Кстати, – вдруг мне в голову пришла мысль, – это не ты случайно подбила Верли?

– Верли? – Шторм вздернула брови.

– Верховую дракониху. Очень редкого лазурного вида, между прочим.

– Ах, дракониху. Ну я. А теперь-то что? Не думаю, что тебе вновь понадобится транспорт, сестричка. Уж я-то все устрою.

А я все думала, кто нас мог подбить на такой высоте! Надо было лететь рейсовым дирижаблем – те хоть и не такие быстрые и маневренные, зато более надежные.

– А Пер? То, что он мне сказал про Шеллака, правда? – обреченно задала я свой последний вопрос. Перед муками хоть узнаю, кто меня за нос все это время водил.

– Взяв себе на время его тело, я смогла воспользоваться и его памятью. Глупый мальчишка! Настоящий мужчина не полезет в самое пекло, а подождет, пока пожар уляжется. Никто не просил его бежать за тобой, помахивая хвостиком. Вот глупец и поплатился. Но, в отличие от тебя, Шрам, принц был честен в своих намерениях, а ты решила подставить его. Это очень даже в нашем духе – у нас равнодушие течет в крови вместе с магией. Видел бы тебя сейчас папочка, загордился бы и на радостях сделал бы тебя своей преемницей. Бороздила бы семь морей, не знала печали.

В то, что Ржавый Гвоздь не совсем мой отец, я сестру посвящать не стала – меньше знает, крепче спит.

Итак, что мы имеем? Я была наедине с сумасшедшей особо опасной ведьмой, которой каким-то чудесным образом удалось вырваться из заточения. Верли, скорее всего, была мертва или накрыта заклятием невидимости, что для меня, в сущности, одно и то же. Шеллак шлялся вместе с непутевой манерной принцессой где-то в акульем заднем проходе, а мне предоставил разбираться с «любимой» родственницей самой. Возможно, он даже знал, что меня тут ожидает. Не удивлюсь, если он все это и подстроил. Я теперь уже ничему не удивлюсь.

– Весьма сожалею, – я склонила голову в притворном раскаянии и бочком двинулась вдоль стеночки, как каракатица, приближаясь к намеченному оружию (был еще вариант воспользоваться стилетом, однако о наличии у меня оружия сестра знала и только ждала, чтобы я им воспользовалась). Нужно было действовать осторожно и с умом, а впрочем…

На слове «впрочем» в ничего не подозревающую ведьмочку полетела кухонная утварь, но Шторм благополучно уклонилась от чугунных ложек-убийц – те задели ее совсем чуть-чуть – мне повезло, если осталась царапина. Я не растерялась и стала действовать проверенным женским методом по устранению противниц, когда они выше тебя в магическом уровне раз в пятьсот, – вцепилась сестре в волосы. Грива у Шторм добротная – было где разгуляться.

В ответ ведьма вцепилась в мои волосы: мы упали и покатились по холодному сырому полу. Прощай, фисташковое платье с рюшами. Вот ведь знала, что в оборках драться неудобно, однако ж все равно схватила самый непригодный для этой цели наряд!

От боли на глаза навернулись слезы, но схватка проходила в полнейшей тишине – ни я, ни Шторм даже не пикнули. Стиснув зубы, я извернулась так, чтобы оказаться у ведьмы за спиной. Девушка не сплоховала – пихнула меня локтем в живот, от чего я только больше разозлилась.

Минуточку, один вопрос. Почему она меня магией не уложит-то? Нет, меня, конечно, все устраивает, но все же. Значит, было еще что-то, о чем Шторм не собиралась мне говорить: что у нее заблокирована боевая магия, например.

После долгой и изнурительной борьбы в половых, в прямом смысле этого слова, условиях я до того выдохлась, что не заметила, как Шторм сунула руку мне под жилет, который был надет прямо на платье и неплохо, надо сказать, с ним сочетался. Я слишком поздно сообразила – стилет.

– Не смей, ты, пиранья беззубая! – взвизгнула я, но дело было сделано – нож оказался в руках у ведьмы.

Затем произошло сразу несколько странных вещей одновременно.

Шторм замерла, как будто ее контузило, и стала неотрывно смотреть на меня своими рыбьими глазищами. Под ее взглядом я не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Вряд ли магическое воздействие – скорее всего, просто шок.

После этого женщина издала такой дикий вопль, что от страха застыла в жилах кровь. Звук был такой, будто Шторм резали по живому. Это был крик матери, у которой умирает дитя. Крик раненной в лесу медведицы, которую живьем съедает стая волков. Это был нечеловеческий крик, но и сама Шторм была далеко не человеком.

Ей удалось сесть на колени. Было такое чувство, словно каждое движение дается ей просто-таки титаническими усилиями.

А после – она выронила стилет на пол и разжала абсолютно обугленную ладонь – такую, как если бы ее с полчаса подержали в печке.

– Ты… – прошипела она, все еще глядя мне в глаза.

И вдруг она начала меняться: лицо вытягивалось, превращаясь в драконью морду, тело растянуло, будто ниточку лапши, а из позвоночника вылез уже знакомый мне шипастый хвост. В теле бывшего хозяина замка ведьма долго не продержалась и, толком не превратившись до конца, снова принялась менять ипостась. На сей раз она была Пером, затем – хозяином постоялого двора и наконец – Шеллаком.

У меня внутри все похолодело.

Дальше были другие лица, другие тела, но они были мне незнакомы. И наконец Шторм вновь вернулась в свою прежнюю оболочку. Время замерло.

Я, как завороженная, смотрела в эти морские омуты и не могла понять, что чувствую по отношению к этой девушке. Это была определенно не жалость – нет. Шрам не способна на сочувствие. Но это было сострадание. У Шторм отняли сына. Наверное, это очень больно.

У меня больше некого было отнимать. Шеллак ушел сам – ничего не поделаешь. Жизнь-то продолжается.

Я вынула из-за пазухи единственный отрывок из заклинания, поднялась и швырнула его под ноги сестрице.

– На, – произнесла я дрогнувшим голосом, – тебе он нужнее.

Со стороны это, скорее всего, выглядело как подачка нищенке – настолько несчастной в этот момент выглядела Шторм. Но она не обращала внимания на свиток, а продолжала смотреть на меня, как будто увидела что-то новое, особенное, причудливое или, наоборот, уродливое. Я ощущала себя цветком, который не знал, распустился он уже или нет, а оттого чувствовал себя неуютно.

Я окинула взглядом моего неожиданного спасителя – стилет. От бедолаги шел дым, будто его плавили, но никаких повреждений я на лезвии не обнаружила. От оружия разило магией, что, конечно же, не было сюрпризом. Притрагиваться к стилету я не рискнула – мало ли тоже прожарит.

– Он любит тебя, – затараторила ведьма, – любит, любит, любит… Иначе не стал бы защищать. Я-то думала, старая каракатица…

После этого пошла какая-то бессвязная чепуха, из которой я поняла только общий смысл, – у ведьмы был нервный срыв, и она с энтузиазмом занималась самобичеванием. Мне ничего не оставалось делать, как присесть рядом с ней на корточки. О том, чтобы утешать Шторм, и речи не шло – взрослая она уже, сама справится.

И я решилась спросить:

– Он – это кто?

Ответа не последовало, но вариантов у меня было не много. Было только одно живое существо на всех островах, к которому могли относиться данные слова и который к ним относиться совершенно не мог. Чертов Шеллак.

Неожиданно Шторм повалилась на пол, распласталась на нем, как сом на дне морском, и принялась судорожно рыдать. Что в таких случаях делать, я не знала. Опыта в этом плане у меня не было никакого, поэтому я тупо пялилась на бьющуюся в истерике сестру, толком ничего не делая.

События разворачивались настолько стремительно, что я не успевала свыкнуться с мыслью о том, что это накануне вовсе не Перу Четвертому я изливала душу на кладбище. В том, что меня предала собственная сестра, ничего поразительного как раз не было. Чего-то вроде этого я и ожидала, руководствуясь теми же аргументами, которые приводила мне сама Шторм. Во-первых, я к этому делу ни одной клешней не относилась; во-вторых – нет ничего страннее объявившейся из ниоткуда сестры, желающей наладить семейные отношения. В такие сказки я не верила даже в детстве, а сейчас и подавно.

Картинка постепенно вырисовывалась все более четкая, но лучше от этого нисколечко не становилось. Уж слишком подозрительны были совпадения… Но об этом мне стоит поговорить с некромантом, а не с бьющейся в истерике дамочкой.

Устало выдохнув, я полезла по шкафам в поисках тряпки и нашла очередную кружевную салфетку. За водой пришлось бегать к роднику. Я набрала целый кувшин журчащей, прозрачной, как слеза младенца, водицы и вернулась обратно в замок. Погода, к моему удивлению, успела разгуляться, и лежащий кое-где снежок смотрелся просто неуместно, как будто кто-то ненароком забыл его убрать.

Шторм так и оставалась в подвале – ее состояние было статично ужасным.

– Дай мне, – попросила я, пытаясь вытянуть обожженную руку, но сопротивление ведьма оказывала каменное. – Ну же, Шторм, не упрямься. Что ты как маленькая, в самом деле.

Все оказалось даже хуже, чем я предполагала, – с рукой можно было попрощаться. Запекшаяся на ладони свежая кровь вперемешку с красно-черными ожоговыми пятнами выглядела более чем неаппетитно. Я попробовала заговорить рану – бесполезно – плоть восстанавливаться не желала. Обернув руку мокрой тряпицей, я оставила Шторм валяться на полу, а сама стала изучать неожиданного виновника моего спасения. А если бы это меня так шибануло, а? Говорил мне в детстве наставник: не бери в руки ничего чужого и ничего магического. Ну и что, что стилет мне Шеллак подсунул? Ах, омар твою налево, это же Шеллак…

Я растолкала уже начавшую успокаиваться ведьму:

– Где дракониха?

Судорожные всхлипы были мне ответом.

– Где Верли? – терпеливо повторила я.

Шторм неопределенно махнула здоровой рукой, а затем снова принялась убаюкивать поврежденную конечность, и я поняла, что искать следует где-то в окрестностях замка. Ждать, пока ведьма окончательно оклемается, я не собиралась – еще, чего доброго, сама превращусь в жареную котлету. А стилет я все-таки подобрала, но не голыми руками, а знаменитыми узорными салфетками, за популяцию которых в Снежном замке я уже начинала волноваться. Отрывок из заклинания я тоже на всякий случай прихватила – вдруг пригодится. Не хочет брать, так уж и быть, заберу себе.

Из всех благородных некромантов я оказалась самой неблагородной и поспешила сделать ноги из этого прекрасного по содержанию, но страшного по атмосфере замка. Захватила сумку и ринулась прочь из проклятого местечка.

– Верли-и! – закричала я, выйдя из главных ворот, оставляя за собой прошлое и сестру, которой официально у меня больше не было. Шрам сама по себе. Шрам у себя одна.

Дракониха не отзывалась, что было, впрочем, немудрено, поэтому я начала спускаться вдоль голого холма, затем поднялась на другой, спустилась, снова поднялась… и все время кричала:

– Верли-и! Девочка, хорошая, иди сюда!

И вдруг, после пересечения очередного холма, я оказалась у покрытого тонкой мерцающей пленкой невероятных размеров озера. Если бы не знала, что нахожусь в самом сердце Драконьей Гряды, то решила бы, что это озеро, плавно переходящее в открытое море, ибо противоположного берега с этой стороны было не различить. Над зеркально блестящей поверхностью воды проносились какие-то неведомые насекомые вперемешку с бабочками-мутантами. Бирюзовая бабочка на моей груди радостно затрепетала крылышками, учуяв сородичей.

Вот-те на… Столько бесхозных душ разом я не видела прежде никогда – и это зрелище завораживало. Они метались по воздуху, выделывали кульбиты и приветственно махали друг другу усиками. Я сразу почувствовала нежность сродни материнской.

Протянув вперед раскрытую ладонь, я спустя мгновение почувствовала, как на нее безбоязненно села белокрылая красавица с махровым черным брюшком и большими блестящими глазами.

Моего плеча коснулась чья-то рука.

Я так и замерла, боясь сделать вдох, спугнуть чудесное существо, сидящее на моей ладони, и одновременно боясь повернуться. У меня было не так много вариантов, кто мог стоять за моей спиной. В местности с населением ноль знакомых выбирать не приходится.

– Гром и молния! Шеллак, что ты здесь забыл, Посейдон тебя побери?!

Бабочка дернула усиками и мгновенно упорхнула восвояси.

– Пришел за тобой, конечно же.

– Отправляйся к креветке в раковину и прихвати с собой свою принцессу.

Я чувствовала рядом с собой до боли знакомое тепло его тела. Мне хотелось прижаться к нему, вдохнуть запах его кожи, но я не могла себе этого позволить. Слабость не мое второе имя.

– Вы с моей сестрой были любовниками? – спросила я после непродолжительной паузы.

– И это все, что тебя волнует? – грубовато рыкнул некромант. – Тебя пытались убить, тобой пользовались, а тебя беспокоит только то, спал ли я с твоей сестрой или нет?

В этот момент самым жгучим желанием, прожигающим душу и сердце, было повернуться к Шеллаку лицом и заглянуть ему в глаза. Я люблю повторять, глаза – зеркало души, потому что глаза, в отличие от людей, никогда не лгут.

Догадаться о том, что Шторм и Шел прежде были знакомы (и не просто знакомы, как оказывается), было совсем нетрудно. Во-первых, глупышка ведьма ясно дала мне понять, что таинственный предатель – наш общий знакомец, а во-вторых, не много на островах найдется таких бездушных сволочей, сдающих своих возлюбленных с потрохами.

– Если считать это ответом «да» на мой вопрос, то тогда ты должен знать, что твой сын служит юнгой у Ос-самоубийц.

– Штиль не мой сын, – возразил некромант. Да, он оказался осведомлен гораздо лучше, чем я. Есть на свете хоть что-нибудь, о чем бы он был не в курсе?

– Хорошо. – Я сделала вид, что согласилась, но про себя поставила галочку все сто раз перепроверить. – Ты знал, что я – черный амулет, – выдвинула я новое обвинение. Если не разберусь во всем сейчас, то до истины докопаться уже никогда не смогу.

– Знал, – согласился Шеллак.

– Тогда ты… Хранитель?

Мужчина понизил голос до теплого шепота, ветерком прошелестевшего над моим ухом:

– У всего есть уши, Шрам. Не стоит кричать об этом на всю округу.

– Но мы же одни, – с сомнением произнесла я, будучи совсем неуверенной в собственных словах.

– Я бы не был столь самонадеян.

Так вот в чем все дело! Я была обязанностью Шеллака, его камнем, который ему всю жизнь приходилось тащить на своей смуглой шее. Не слишком-то приятное занятие – с этим стоило согласиться. И даже сейчас он ни на секунду не забывал о том, кто он. Каждое слово было насквозь пропитано теплом, домом, родной землянкой, в которой я порой часами сидела с наставником…

Словно прочитав мои мысли, Шеллак заметил:

– Все, что ты чувствовала ко мне, Шрам, это не любовь. Черный амулет не способен на столь глубокие чувства. Это была привязанность. Не только потому, что мы жили под одной крышей, но и потому, что тебя тянет ко мне магически, как притягивает разнополярные магниты, как притягиваются к разврату невинные девицы и как луну каждую ночь притягивает к ночному небу.

Мне вдруг стало нестерпимо стыдно и обидно за то, что он читал меня как раскрытую книгу. Не было на всем белом свете ни единого места, где я могла бы укрыться от него. Если только сама госпожа Смерть за меня не заступится – в земной жизни мне остается быть в чужой собственности. Как забавно вышло: самая свободная некромантка на островах зависит от совершенно равнодушного к ней человека.

Но был еще один вопрос, который волновал меня не менее, чем все остальные:

– Зачем нужен черный амулет, Шел? – задала я свой вопрос еле слышно, но зеркальная озерная гладь пошла мелкой рябью, будто я кричала во всю силу легких.

– Он является завершающим элементом ритуала. Tolus Ramus – раненая душа, отмеченная смертью.

Я сглотнула.

– Жертвоприношение?

– Именно. Теперь ты понимаешь, почему ты должна все время держаться рядом со мной? Это тебе не игрушки, Шрам. Тут за тобой охотится не просто банда пиратов или островная полиция – тобой желают овладеть самые могущественные правители, некроманты и колдуны. И они пойдут на все, чтобы тебя заполучить.

– Подожди, Шел. Ты же все время говорил мне, что нашел меня на берегу острова Туманов. Разве все было не так?

Я почувствовала, как некромант непринужденно пожал плечами:

– Может, и не так, Шрам. Теперь-то какая разница?

Правда в последнее время меня сильно пугала, поэтому я была даже благодарна Шеллаку за то, что он не стал сразу все вываливать на меня. Эта история не так уж и важна – она может подождать и до следующего раза. Стоп. Следующего раза?

– Шел, – осторожно начала я, – я бы хотела, чтобы мы больше никогда не встречались.

– Каким местом ты слушала, Шрам? О чем я тебе только что говорил?

– Я понимаю. Но именно так я хочу и собираюсь поступить. Впервые я решилась тебе перечить. Несладко, да, Шел?

Сделав глубокий вдох, я решила все же повернуться к некроманту лицом. Он был так близко: темная мягкая кожа, приятно пахнущая лесным орехом, растрепавшиеся волосы немногим короче моих, длинный прямой нос и эти черные непроглядные глаза. Он был так близок, но одновременно так далек. И чем ближе я была к нему физически, тем дальше от него оказывалась духовно. Ты так и не смог меня приручить, Шел.

– Не мели чепуху. – Некромант сердито посмотрел мне в глаза, но я не почувствовала никакой угрозы. Скорее успокоение, точно ко мне вернулось что-то катастрофически важное.

Я несмело подняла руку и тыльной стороной ладони провела по его колючей щеке, подбородку, открывающейся в треугольном вырезе рубашки груди… Было такое чувство, будто я видела его впервые, будто мы только что встретились, но встреча эта была давно предопределена. Шел не сопротивлялся, но я знала, что равнодушие показное – внутри него все кипит, переворачивается и сжимается морскими узлами. Впрочем, как и у меня.

– Ты подбросил мои браслеты королевской страже?

Конечно, это был он. Теперь все сходится. Предательство для Шеллака не было чем-то новым, а являлось сродни привычке. Для него предать – это как съесть куриное яйцо на завтрак.

Некромант и не собирался возражать.

У меня было одно нехорошее подозрение, и, чтобы его проверить, я готова была пойти на радикальные меры.

Поднявшись на носочки, я обхватила Шеллака за шею и прижалась щекой к его щеке, принявшись ласкать его, как это делают домашние ленивые кошки.

Некроманта мой поступок явно застал врасплох. Он вздрогнул от неожиданности, но так и остался стоять столбом, не предпринимая в ответ никаких действий. И я, к его большому разочарованию, знала почему.

С самой первой секунды, как я учуяла его присутствие у берега, вместе с некромантской аурой в воздухе витало еще что-то постороннее. Нет, волны исходили вовсе не от принцессы Лины, оставшейся дожидаться Шеллака на лесной опушке, а от только что активизированного артефакта. Игрушки такой мощности не по карману да и не по силам слабенькому колдуну или магу-недоучке – чтобы зарядить артефакт, требовалось гораздо больше, чем энергия одного человека.

Может, у меня и был невероятный талант влипать в неприятности и наживать себе врагов, однако в мозгах Посейдон мне, к счастью, не отказал. В свете последних событий – в этом я была убеждена.

И если Шеллак действительно столь силен, как я предполагаю, то дело мое труба и действовать надо быстро.

Коленки отчаянно задрожали, и приходилось прикладывать просто-таки титанические усилия, чтобы оставаться на ногах. Если некромант меня раскусит, можно сразу готовить деревянный гробик попроще и место для захоронения поскромнее – ничего другого мне не остается.

– Ты знаешь что, Шеллак? – спросила я, специально произнеся его имя так, чтобы оно звучало как звон раскалывающегося ореха. – Я люблю тебя.

Врать не умею, но, кто сказал, что я вру? Порой правда – самое мощное оружие, против которого нет управы. Я действительно люблю его, пусть не готова была прежде в этом признаться даже себе. Вряд ли в жизни я буду еще любить кого-нибудь так же сильно.

– Прекращай свои дурацкие штучки, – не на шутку разозлился мужчина, но в голосе его чувствовалась неуверенность. Моя догадка все больше оправдывалась, все прояснялось и становилось на свои места.

– Это не шуточки, Шел. Может, мы никогда больше не увидимся, и ты должен знать о том, что я к тебе чувствую.

– Ты не способна на чувства, бездна тебя побери! – совсем распалился он. От его грозного крика порхавшие над водной гладью бабочки испуганно ринулись в разные стороны. – Ты – порождение магии, Шрам. Ты даже не человек.

Я только хмыкнула, словно хмельная. Внутри медленно разрасталась эйфория торжества.

– Ты меня тоже любишь, – заявила я безапелляционно, и осознание того, что я это наконец сказала, грело душу.

– С чего ты взяла, Шрам? Тебе по голове чем-то тяжелым проехались или ты ударилась, когда нас подбили?

– Не пытайся меня провести. Если бы тебе было плевать на меня… ты бы не пытался сейчас меня убить!

Энергия заряженного артефакта на мгновение подскочила почти до предела, отзываясь в голове резкой болью-вспышкой, а затем снова принялась монотонно пульсировать.

– Это не из-за тебя, – как ни в чем не бывало произнес некромант. – Так будет лучше для всех.

– Ах, для всех?! С каких это пор тебя заботит судьба большинства, Шел?

Шеллак прикрыл глаза, отгораживаясь от меня завесой из темноты и пустоты. Наши лица были так близко, что носы едва не соприкасались. Хотелось сократить расстояние, убрать преграды, слиться с этим человеком и стать с ним единым целым, но было нельзя. Этот самый человек вдруг собрался меня убивать. Грустно, как ни крути.

– С тех самых пор, как судьба островов стала висеть на волоске. Пойми, не будет амулета – не будет и ритуала, а значит, все вернется на круги своя. Никаких тиранов и усобиц, никаких погонь за письмами, никаких проблем. Цель оправдывает средства, Шрам. Ты знаешь, насколько иногда важно чем-то пожертвовать, чтобы получить что-то большее взамен. Глупо сейчас пытаться тебя спасти. Ты бегаешь от меня, как вспугнутый заяц, шляешься черт знает где и все время сводишь меня с ума. Все время, постоянно. Я устал, Шрам. Знаешь, я просто устал.

Я не стала ничего отвечать – чмокнула мужчину в нос, затем прошлась губами по щекам, поцеловала его глаза… Хочу запомнить все о тебе, Шел. Быть может, там, за чертой, мне будет чем жить, потому что то, что у меня есть сейчас, – это не жизнь.

Когда я поцеловала его в губы, он сначала не отвечал, но затем поддался, и его руки мягко проскользнули и обняли меня за талию. Где-то глубоко внутри гремели фанфары, звонили в колокола, били в набат, стучали ложками… Где-то глубоко моя темная и расчетливая сторона хладнокровно злорадствовала и уже готовилась праздновать победу.

Увлекшись, Шеллак выронил артефакт, а я только этого и ждала.

– Я не могу умереть, Шел.

Разорвав поцелуй, я подхватила упавший на землю предмет – это оказался самый обычный, на первый взгляд, резной карманный ножичек – и запустила его в самое сердце озера. Артефакт отчаянно взвизгнул и затих где-то на пути к бесконечному дну.

Некромант побагровел от злости. Беды было не миновать. Мало того что я его так подло обманула, так еще и дорогущую редкостную вещицу запульнула на дно горного озера.

– Ты! – Он схватил меня за руку, однако я не торопилась сопротивляться.

– Лучше для всех. Так ты говорил, да, Шел? – И я сплюнула на землю, показывая тем самым, что снились мне в аду его жаркие поцелуи. – Катись в бездну со своими идеально выверенными планами и полезными советами! Оставь меня уже наконец в покое! Дай мне пожить! Дай не только вдохнуть, но и выдохнуть. Читай по губам. Ты лжец и ублюдок, и я видеть тебя больше не хочу, даже на той стороне.

Еще никогда бурлящий в венах гнев не был настолько неконтролируем. Я вот-вот была готова дать волю эмоциям, что прежде происходило только под строгим контролем разума, и только многолетняя выдержка позволяла держать себя в руках. Удивительное диво и неслыханное дело – вывести Шрам из себя по-настоящему.

Но Шеллак заслужил эту пощечину. И еще одну.

Ш-шлеп!

– Если ты думаешь, что можешь помыкать мной, как домашней зверушкой, ошибаешься, Шеллак… – На его имени я запнулась, ибо только тогда поняла, какой была до этого дурой.

Он ничего не говорил, не оправдывался, не кричал на меня – словом, ничего. И это смущало меня больше всего. Как должны себя вести убийцы, которым потенциальная жертва, по-свински визжа, надавала пощечин? Уж точно не молчать.

Я попыталась прошмыгнуть мимо некроманта, но затея не увенчалась успехом – позади, на пятьдесят локтей ниже, сладко чмокала в предвкушении утопленницы вода, а впереди стоял застывший камнем мой муж.

Воспользовавшись тем, что Шеллак не оказывал никакого сопротивления, я извернулась и оказалась за его спиной. Некромант повернулся и сделал по направлению ко мне несколько уверенных шагов.

Ситуация была бы безнадежна, если бы Шрам в очередной раз не выручила ее небывалая везучесть. Шелу водную гладь видно не было, а вот передо мной открывалась совершенно немыслимая картина: то место, куда я зашвырнула артефакт, пошло сначала крупной дрожью, а затем постепенно стало превращаться в самый что ни на есть настоящий водоворот, куда не засасывало, вопреки расхожему мнению, а наоборот, откуда что-то яростно выбиралось.

Сначала мне в голову пришла мысль, что это Нери – морской дракон, абсолютно безмозглый и вечно голодный. Однако меня ждал сюрприз куда более приятный.

Вы когда-нибудь видели, как из яиц вылупляются дракончики? Хорошо, я тоже нет, но в наше время никого не удивишь диафильмом или книгой с красочными иллюстрациями, когда кажется, будто животное сейчас соскочит со страниц и решит тобой полакомиться. Так вот, то, что происходило в образовавшейся в водоеме воронке точь-в-точь напоминало процесс вылупления дракончика из яйца.

Сначала на поверхности показалась чья-то синяя морда, затем шея, после – покрытые какой-то неприятной слизью крылья. И только после того, как на поверхности оказался извилистый лазурный хвост, я не смогла сдержать крика радости – невероятно, но передо мной, как нельзя кстати, появилась Верли!

Шеллак повернулся, чтобы выяснить причину моей бурной реакции, но было уже поздно. Изо всех сил разбежавшись, я сиганула прямо в воду, но до поверхности не долетела, ибо меня поймала реактивная, как дирижабль с полным баком топлива, дракониха.

Без седла на ней было сидеть, мягко говоря, неудобно: я то и дело норовила соскользнуть и хваталась за безупречно гладкие голубые чешуйки. Ну и плевать! Главное – я наконец-то свободна!

– Верли, ты как раз вовремя. – Я похлопала ящерицу по твердому боку, и животное одобрительно заурчало.

Мы поднимались все выше и выше, к облакам. Шеллак же оставался внизу, такой же неподвижный и ошарашенный. Он думал, что все просчитал, но в итоге – просчитался. Сердце предательски защемило, когда из мужчины с черными глазами, полными тоски, он превратился в крохотную точку – почти ничто. И в этот момент он как никогда существовал для меня.

Вдоль восточной стены Снежного замка бежала вслед за нами другая фигурка, но быстро выдохлась и отстала. Принцесса Лина, догадалась я. Надо будет сказать ей, что Пер ждет ее, хотя, скорее всего, это только окончательно разобьет ее хрупкое сердечко и она скончается от горя. Рыв меня за ненарочное убиение принцессы точно по головке не погладит.

Куда мы летим, я не имела ни малейшего понятия, но у Верли, похоже, был план, и я ей полностью доверяла.

И мы летели над Драконьим Хребтом, будто крошечная мерцающая точка на ночном небе. Наверное, с земли нас можно было принять за звезды.

Пролетая над Даргой, я не почувствовала даже самого безобидного укола воспоминаний. Не вспоминала о том, каким впервые передо мной предстал Шел на драконьем кладбище. Не представляла нахально-задиристую морду пограничницы Герды. Не ухмылялась при мысли о полугноме-оружейнике. Ничто уже не вызывало прежних чувств, как будто все было не в этой жизни.

Кончился остров, и внизу остались лишь безупречно-синее море да снующие туда-сюда корабли и кораблики. Отсюда казалось, что я запросто могу раздавить их одной ногой.

Вполне может быть, мы находились в полете уже несколько дней. Насколько «несколько», я точно сказать не могла, потому что с недавних пор перестала ориентироваться во времени. Оставались пустота и равнодушие. Ко всему и навсегда.

Один из проплывающих внизу кораблей мне показался смутно знакомым, хотя точно утверждать, что это была отплывшая из порта команда капитана Фрона, я не могла. В любом случае, мне доставило удовольствие повоображать немножко, что это именно она. Не получат пираты ни моего обжаренного тела, ни каких-то там писем. Ничего не получат.

Прошел еще день. Или два. Есть не хотелось – пить, впрочем, тоже. Верховая дракониха махала крыльями на износ, однако мы до сих пор не сделали ни единой остановки. К отсутствию седла я как-то незаметно привыкла – тем не менее была уверена, что, стоит мне слезть со спины драконихи, как все тело отзовется тягучей ноющей болью.

Я засыпала и просыпалась невпопад, не задумываясь над тем, проспала я пять часов или пять минут. В подобном состоянии я готова была провести вечность – никаких забот, никаких мертвых капитанов и принцев, никаких черных, белых или серо-буро-малиновых амулетов. Только я, Верли, небо и дующий в лицо обжигающе холодный ветер.

В одну из ночей я заметила, что мы стали лететь ниже, а затем дракониха совершила такой маневр, что я чуть было не свалилась с высоты птичьего полета прямо в… Я глянула вниз и поняла, что мы снова оказались над сушей. Только вот что это за место? Неужели?

Когтистые лапы тараном врезались в рыхлую податливую почву, и я подумала, что как раз сейчас время сделать сальто через левое плечо. Слезла с драконьей спины, огляделась. Кругом мрак.

Погодите – нет. Вон там вдалеке горят огни – значит, поселение недалеко. А там, где есть живые существа (если они не кровопийцы и не гремлины – эти так вообще любят над своими жертвами всячески измываться), там есть и вода, и еда, и, вполне вероятно, кровать. А то после сна в сидячем положении я разогнуться не могу.

Я обернулась в поисках Верли – та уже смачно причмокивала, поедая сочные листики с невысоких молодых деревьев. Немного успокоившись, я пошла на свет.

Каждый шаг давался с трудом и стоил сотни шагов меня прежней. Ноги налились свинцом – вдруг возникло сильное желание лечь на землю и вот так и умереть.

В крайнем доме почему-то не горели огни. Калитка была распахнута, одичавшие куры с вытаращенными глазами носились по двору от ошалевших петухов и уличных котов.

Смутно знакомые окна без всяких занавесок всколыхнули что-то в душе. Подмоченное недавно прошедшим дождем вывешенное на веревке белье сиротливо белыми флагами приветствовало нерадивую хозяйку.

И, почувствовав сырой запах родной земли, я поняла, что плачу.

Немного постояв у калитки, я все же решилась зайти в дом, нашла на ощупь огниво и практически истлевшую свечу, зажгла фитилек и, поставив подсвечник на подоконник, уселась за стол перед окном, подперев подбородок рукой.

Не могу точно сказать, сколько еще ночей мне было суждено провести вот так у окна, равнодушно высматривая в небе знакомые созвездия. Хотелось мне того или нет – Посейдон решил проверить, насколько я прочна и непробиваема. И теперь остается лишь удар за ударом отражать нападение. Но это все завтра, а сейчас я не собираюсь думать ни о чем, кроме неба, звезд и феерично вспыхивающих в небе огоньков, – это проплывали по небу неторопливые важные дирижабли. Может быть, завтра я отправлю Дикому Парусу голубя, а затем пойду и отдам честь и голову начальнику королевской стражи, а может, и нет. Один черт морской знает, что будет со мной через час, месяц, год. И это, признаться откровенно, служило моим единственным утешением, заставляющим смотреть на реальность как на забавные приключения, что помогают скоротать нам пару вечеров, дабы не помереть со скуки.

И сейчас моим желанием было побыстрее примоститься на любой горизонтальной поверхности и проспать до полудня. Вздохнув, я прикрыла ставни, оставив только крохотную щелочку, через которую в спальню пробивалась звездная дорожка.

Луна убывала.

 

Благодарности

Я люблю эту историю. Не поймите меня неправильно: не слепой любовью писателя, который обожает каждую написанную им букву. Я люблю ее, потому что прекрасно помню, какой счастливой была, когда над ней работала.

Это было то, ради чего я каждый день вставала в три часа утра (или, как говорили друзья, ночи) и с трудом заставляла себя лечь спать вечером. Даже лежа в кровати, я всегда мечтала о Шрам, Шторм, драконах и пиратах. Представляла себе их приключения, живо рисовала в воображении острова и пиратские шхуны.

С кораблями, правда, пришлось знатно потрудиться. Я распечатала себе несколько десятков статей об устройстве морского судна, а также скупила в районном книжном магазине все детские энциклопедии на тему пиратов. Но, если вы профессиональный моряк и нашли в книжке множество неточностей, я заранее прошу прощения. Это исключительно моя ошибка, а вовсе не авторов энциклопедий.

Путешествие было увлекательным, и я очень хочу повторить его во второй части дилогии, хотя сама обычно предпочитаю писать и читать романы, помещающиеся в одну книгу. Но с миром Шрам пока просто не хочется расставаться.

Надеюсь, вы полюбите героев так же, как полюбила их я. И если вам пока не нравится Шеллак, поверьте на слово, он хороший парень! Просто дайте ему шанс!

Несмотря на то что писательское ремесло преимущественно одиночное, есть несколько людей, которых мне очень хочется тут упомянуть.

Итак, спасибо:

Александру Прокоповичу, строгому, но справедливому. А также всей команде «Астрель-СПб» за то, что отвечали на мои вопросы даже в одиннадцать вечера выходного дня. Я готова вас расцеловать в обе щеки за каждый вопрос «а что будет дальше?».

Игорю Бурлакову, иллюстратору моей мечты. Ваша обложка к «Это все зелье!» заставила меня плакать. Надеюсь, мы будем работать вместе даже тогда, когда я начну писать практические руководства для любителей-садоводов. И больше, больше драконов на обложках!

Татьяне Титовой из редакции Mainstream за то, что делает невозможное! Не пугайся, но твой телефон я могу набрать с закрытыми глазами.

Сергею Тишкову, в очередной раз, но точно не в последний.

Моей семье – вы самые чуткие и понимающие. Мама, проверь, в этой книге должно быть больше трехсот страниц!

Маше Богатых-Массо. Ты самая лучшая группа поддержки! В этом мире так мало по-настоящему добрых людей, что всех персонажей мне хочется списывать именно с тебя.

Наташе Кутыревой, потому что авторы – самые чувствительные натуры в мире, а ты знаешь, как найти ко мне подход.

Всем тем, кто пишет отзывы на мои книги, выкладывает фотографии и делится новостями в Твиттере! Вы бесценны, и вы это знаете.

Коллегам-блогерам за то, что поддержали мой дебют. Ульяна Петрухина, ты все еще ответственна за все происходящее!

Все вместе вы исполнили мечту шестилетней девочки, которая точно знала, кем она хочет стать. И если это не чудо, то что?