(29/XI 1874—8/VI 1875) (Письма в Русское географическое общество)

29 ноября 1874 г. Сингапур. Цель моего путешествия на полуостров Малакку заключалась в желании убедиться, находится ли на полуострове папуасообразное племя или по крайней мере следы смешения такого с теперешним населением. Читая, что известно о жителях полуострова, можно прийти к совершенно противоположным взглядам и найти в прочитанном доказательства и подкрепление того или другого мнения.

Из этого противоречия и взвешивая беспристрастно факты, является убеждение, что вопрос о населении Малайского полуострова еще не решен, несмотря на то, что некоторые авторы, как Кравфурт, Логан, говорят о некоторых племенах положительно как о неграх.

Между прочим, племя семанг, судя по описаниям, более всех отличается от малайцев, что побудило Вайтца считать его за особенную расу. Мнение — хотя очень осторожное и не позволяющее возражать, но во всяком случае неудовлетворительное. Про тех же семанг говорит Ньюбольд, что они внешностью почти не отличаются от якун, сказав ранее, что оран-бенуа (или якуны) не отличаются от малайцев.

Это сходство между племенами расширяет очень поле исследований; но вместе с большею трудностью является большее этнографическое значение этих исследований. Антропологические наблюдения, а также собирание словарей сохранившихся наречий, вероятно, приведут к более удовлетворительным результатам, чем те, которыми мы довольствовались до сих пор.

Разрешение этого вопроса находится в программе моих исследований, и, не имея возможности (по случаю нездоровья) отправиться в этом году в Новую Гвинею, я решил взять на себя задачу разъяснить сколько-нибудь вопрос о населении полуострова, причем, сообразуя мои планы со временем, я имею в виду разрешить вопрос этот с одной и, по моему мнению, важнейшей стороны — преимущественно антропологической, так как для ознакомления с обычаями, языком и т. п. требуются года или по крайней мере месяцы, а не дни, которые я хочу посвятить на отыскание и на наблюдение с чисто зоологической точки зрения этой интересной разновидности человеческой породы, которую называют здесь оран-якун, оран-утан и т. п.

6 декабря 1874 г. Иохор-Бару, резиденция махарадьи Иохорского. Неудобства разного рода — малость и темнота комнат, сквозной ветер, скверный стол, а особенно постоянный шум и человеческий говор — сделали мне пребывание в большой многолюдной казарме, которую называют Hоtel de l’Europe в Сингапуре и в которой останавливается на несколько дней, иногда на несколько часов пестрая и говорливая толпа европейцев на пути в Японию, Китай, Филиппинские острова, в Нидерландские колонии, в Австралию или возвращаясь из всех этих стран в Европу, положительно невозможным.

Я перебрался в Иохор, чтобы приготовиться к моей экскурсии вовнутрь и ознакомиться немного со страною и людьми. Махарадья Иохорский принял меня в высшей степени радушно, и я отдыхаю в его комфортабельно, хотя просто устроенном доме после шума и толкотни европейской толпы в постоялых дворах Батавии и Сингапура.

Махарадья Иохорский человек положительно замечательный, соединяющий с соблюдением старых обычаев и желанием пользы своей стране понимание и верную оценку европейских идей и нововведений. Он уже раз был в Европе (в Англии), но в следующем году думает еще раз отправиться туда и посетить все большие города. Махарадья, узнав о моем намерении познакомиться с жителями его страны, обещал мне свою помощь. Главная трудность оказывается в продовольствии людей, которых я должен взять с собою для переноски вещей. Хотя я привык обходиться minimum’oм необходимого, но все же при узкости и часто даже неимении тропинок (вследствие чего люди могут нести только сравнительно очень небольшую ношу) мне надо будет человек 6 или 7. Припасы для людей, состоящие главным образом из риса (которого нельзя найти у лесных жителей), составляют такую тяжесть, что нельзя взять запаса на все время предполагаемой экскурсии (около 20 дней).

Взять для переноски вещей не малайцев, а оран-утан, которые более привычны к странствию по лесам и которых небольшой табор скитается в своих пирогах по ближайшим рекам (Сунги-Малаю и Сунги-Скоде), махарадья мне положительно не советует, так как его самый строгий приказ и обещания хорошей награды с моей стороны не оградят меня от возможного приключения: что в одну прекрасную ночь или даже прекрасный день люди эти (оран-утан), если им что не понравится или просто не захочется идти далее, без дальнейших объяснений, втихомолку, оставя свои ноши, скроются, будучи совершенно привычны к жизни в лесу и не признавая почти никакого контроля какой-либо власти.

Не желая подвергнуться такому приключению, я думаю отправиться без особенного плана касательно пути, не задавая себе задачу дойти до такого-то или другого места, а соображаясь с обстоятельствами, перебираться из одной местности в другую, имея постоянно в виду цель моей экскурсии: видеть как можно больше жителей лесов и гор, которых называют здесь (в Иохоре) разными именами: оран-утан (люди леса), оран-букит (люди холмов), оран-лиар (дикие люди), оран-райет, оран-якун и другими еще именами.

3 февраля 1875 г. Иохор-Бару. Вчера вернулся в Иохор-Бару. Моя экскурсия заняла вместо 20 дней, как предполагал, почти 50. Результаты интересны, хотя доказывают необходимость дальнейших исследований, которые я предприму, как только отдохну несколько и освобожусь немного от лихорадки.

Экскурсия оказалась труднее, чем ожидал. Я предпринял ее, не ожидая конца дождливого времени, так что во многих местах пришлось проходить по залитому лесу и вода была иногда выше пояса. Чтобы пересечь Иохор от запада (устье реки Муар) к востоку (устью реки Индау), мне потребовалось 30 дней, несмотря на то, что значительную часть пути я мог сделать в пироге и мои переходы пешком были нередко по 10 и 11 часов в день, но частый лес, в котором приходилось подчас прорубать тропинку, болота, частые ручьи и речки, через которые приходилось строить на скорую руку мосты (состоящие, разумеется, из одного или нескольких поваленных деревьев) или связывать паромы, строить бараки для ночлегов, так как лес почти не населен, замедлял очень путешествие. Из Индау я опять сухим путем вернулся в Иохор-Бару — еще 20 дней.

Я достиг своей цели и, встретившись во многих местах с оран-райет и оран-утан, имел возможность познакомиться с этим интересным племенем, которому не суждено вести еще долго свою бродячую и примитивную жизнь. При их малочисленности, при подвигающейся колонизации малайского племени и китайцев, при положительном нежелании оран-утан изменить образ жизни или они совершенно исчезнут, или почти бесследно (в этнологическом отношении) сольются с малайцами.

Главный и отчасти неожиданный для меня результат экскурсии заключается в убеждении, основанном на положительных фактах, что между хотя очень смешанным населением оран-утан Иохора можно еще найти следы смешения с другим не малайским (очень вероятно папуасским) племенем.

Мой дневник слишком объемист, и мне было бы затруднительно теперь же сделать из него выписки, которые к тому еще очень потеряют, если не приложить эскизов типов жителей. Поэтому и эту работу откладываю до возвращения в Россию.

7 апреля 1875 г. «Вилла Вампоа» около Сингапура. Поездка в Бангкок. Лихорадка после моей экскурсии в Иохор, мешавшая работе и не позволявшая продолжать значительно трудного странствия в Малайском полуострове, была причиною, что я вздумал воспользоваться поездкою губернатора Сингапура, сэра А. Кларка, в Бангкок, чтобы взглянуть на Сиам и его жителей, надеясь к тому, что морской воздух при плавании туда и назад поможет мне скорее освободиться от лихорадки. 12 февраля я отправился в Бангкок на паровой яхте губернатора «Плуто» и 4 марта вернулся снова в Сингапур. Ожидание, однако же, не оправдалось, даже напротив, я вернулся более хворым, чем отправился.

Несмотря на это, я остался доволен поездкою, имев случай видеть, хотя поверхностно (всего 9 дней стоянки), столицу Сиама, а также приобрести объект, который обещает интересные результаты для моих анатомических исследований.

Нездоровье и замедление экскурсии в Пахан. Возвратясь в Сингапур, я поселился на несколько дней у русского вице-консула г-на X. А. К. Вампоа, которого гостеприимство, интересный сад и дом и в гастрономическом отношении замечательная кухня знакомы многим русским морским офицерам, бывшим в Сингапуре, и которого имя упоминается почти в каждом описании Сингапура. Я принужден отложить еще на неопределенное время мою экскурсию в Пахан, потому что к лихорадке, которую я привез обратно в Сиам, присоединилась больная нога. Это новое препятствие — следствие моей экскурсии в Иохоре, но отчасти следствие моей небрежности и нежелания обратить внимание на мелочь. Иохорский лес особенно изобиловал громадным числом пиявок, так что ноги наши, мои и людей, были постоянно окровавлены от укушения их. Люди мои, имея голые ноги, могли сейчас же, как чувствовали укушение, освобождаться от пиявок, я же, не желая и не имея времени часто останавливаться и снимать обувь, ежедневно останавливаясь на ночлеге, находил на ногах около дюжины присосавшихся, наполненных кровью пиявок. Кроме того, раза два я был укушен в ногу другим животным (вероятно, судя по боли и по ранке, это животное было из рода Scolopendra), отчего нога сильно вспухла около ранок. По вечерам, несмотря на носки, сотни комаров осаждали ноги. Прибавьте к тому почти постоянно (более месяца) мокрую обувь, которую не снимал по целым дням. Неудивительно, что ноги вспухли и очень болели, особенно около сочленения обеих Maleoli правой ноги, которая, как я заметил, при пешеходных экскурсиях особенно подвергается разным случайностям. Несколько дней отдыха в Иохор-Бару перед поездкою в Сиам освободили меня от опухоли, но легкое воспалительное состояние осталось около ранок. Жара в Бангкоке, ежедневные немного усиленные прогулки по интересному городу снова открыли их, и теперь вследствие довольно большой, хотя поверхностной раны около Maleolus internus правой ноги вот уже 5-й день мне приходится не выходить из комнаты и почти все время не покидать дивана. Я опять употребляю этот скучный арест, чтобы диктовать далее (на немецком языке) мои этнологические заметки берега Маклая и другие отрывки из моей записной книги.

20 апреля. Истана [23]И с т а н а — по-малайски дворец.
Иохор.

М. Г.

Начну прямо с фактов, которые, истощив терпение, довели меня до решения, которое надеюсь скоро осуществится. Приведу несколько отрывков из дневника.

…Несмотря на удобства, если хочу продолжать работать, не могу долее остаться в доме г-на Вампоа (русского вице-консула в Сингапуре). В его саду, в китайском стиле, находится домик, назначенный для помещения гостей, и где я теперь живу около недели. Помещение удобное, даже комфортабельное, но, сообразно с национальным вкусом г-на Вампоа, часть дома, центральная комната, род гостиной, в которой я занимаюсь, построена над прудом. Направо, налево — вода, под полом тоже вода. Днем это обстоятельство не стесняет меня, не говоря о гигиенических условиях: сырости во всем доме, испарений почти что стоячей воды; но вечером и ночью главное неудобство такой архитектуры проявляется в сильнейшей степени: жители описанного пруда, многочисленные лягушки с очень звучным голосом, положительно доводят меня до невозможности работать. К нескончаемым руладам лягушек присоединяются голоса стаи собак, сторожащей сад и дом, и пронзительный хор мириад комаров, которые, привольно развиваясь в пруду, наполняют по вечерам голодными стаями мостообразную комнату, где я стараюсь работать. Я пытался не обращать внимания на нее, думал привычкою одолеть это серьезное неудобство, но нестерпимые концерты одолели — я положительно терял под влиянием их связь мыслей, не мог думать ни даже понимать, что читаю.

На днях, как только нога немного позволила мне двигаться, я перевез себя и часть книг снова в Иохор, снова решился воспользоваться гостеприимством моего приятеля махарадьи Иохорского.

…И здесь оказывается далеко не спокойно; дом или дворец махарадьи, в котором он и его гости помещаются, не вполне достроен или перестраивается; внизу, в столовой, кирпичный пол заменяется мраморным, проламывают двери и т. п. Вся работа почти исполняется арестантами, которые из предосторожности закованы в тяжелые цепи.

Звон и бряцанье этих цепей сопровождают почти каждый шаг, каждое движенье этих рабочих, которых несколько десятков работает в доме. Прибавьте работу каменщиков, стукотню плотников и слесарей, громкие разговоры и смех многочисленной прислуги махарадьи…

Чтение этих строк вызовет, может быть, улыбку, но я положительно страдал от этого разнообразного шума и постоянно был прерываем при работе. Вот уже много месяцев нет ни одного вполне спокойного дня. Здесь в комфортабельных и богатых домах я с завистью вспоминаю покойную и тихую жизнь в моей келье на берегу Маклая в Н. Гвинее…

Я решил предпринять серьезные меры против этих помех научной работе и потери времени. Вот еще мотивы, которые побудили меня к моему решению:

Оставаясь в 1871 г. в Н. Гвинее, я большую часть моего багажа отправил с корветом «Витязем» в Японию, куда я думал и думаю еще отправиться. Этот багаж состоял из разных аппаратов, книг, одежды и т. п., нужных мне в северных широтах и лишних в Нов. Гвинее. Еще перед тем, имея намерение посетить Австралию, я из Апии (архипелага Самоа) выслал в Сидней вещи, которые мне будут полезны в Австралии, и, думая, что когда-нибудь я еще заеду на остров Уполу (архипелага Самоа), я и там оставил несколько вещей и аппаратов, нужных при собирании зоологических коллекций, надеясь, что они когда-нибудь пригодятся. Следующие года (1873–1874) главною станциею моих странствований был Бюйтензорг, где находится и теперь главное депо моих вещей. Когда в прошлом (1874) году нездоровье заставило меня, против воли, покинуть на время Молуккский архипелаг и оставить много интересных работ, не доведенных до конца, я оставил, надеясь вернуться, на о-ве Сераме многие вещи, которые, надеюсь, будут сохранены до моего будущего посещения.

Итак, мой багаж и коллекции находятся в настоящую минуту разбросанными, кроме Сингапура и Иохора, на Яве, на Молуккских островах, в Австралии, на архипелаге Самоа, в Японии. Прибавьте к тому Америку (Вальпарайсо) и Европу (в СПб. и Иене). Разбирая критически причину этих временных складов, которые оказались не только удобными, но совершенно неизбежными вследствие количества необходимого багажа и трудности его перевозки с места на место, находя многое множество положительных неудобств, мешающих серьезной работе и действительному отдыху после трудных предприятий даже при самом любезном гостеприимстве, я решил, что ради научных занятий и их успеха следует позаботиться несколько о более подходящем помещении.

Этот вопрос выступает на первый план, если путешествовать не с одною только целью — собирать разного рода коллекции, быть поставщиком разных европейских музеев или только туристом, а путешествовать с целью изучать и исследовать. Имея последнее в виду и оставаясь долго в одной местности и не желая быть беспрестанно прерываемым при серьезных занятиях, является, как я испытал последние месяцы, положительная необходимость найти где-нибудь спокойное убежище. Обдумывая эти «desiderata» немалой важности для ученого, я вспомнил о «зоологических станциях», идея, которая уже давно мне казалась подходящею (и даже в Европе) потребностью для естествоиспытателя. Здесь, в экваториальных странах, такие станции для ученых (зоологов, ботаников и т. п.) могут быть еще более целесообразны и полезны, в особенности для тех ученых, которые захотят заняться специальным исследованием тропических форм и для которых достаточный и годный для исследований материал может быть найден только в этих странах, а не в музеях. Имея со временем (через несколько лет) в виду такую работу и желая также помочь моим собратьям по науке, я решил на деле осуществить эту мысль и доказать несомненную пользу ее осуществления для науки.

Таким образом, мой невольный арест (по случаю все еще больной ноги и возвращающейся часто лихорадки) в Иохоре не остается без пользы; даже скверный Hоtel в Сингапуре, концерты лягушек, собак и комаров в доме г. Вампоа, бряцание и звон цепей арестантов в Иохоре и тому подобные удовольствия имели хороший результат, потому что, суммируясь, привели меня к хорошему делу, которым я считаю основание первой зоологической станции в Азии, которой план я имел время и повод хорошо обдумать и которая, надеюсь, несмотря на небольшие средства, которые я лично могу на нее пожертвовать, принесет пользу науке.

23 мая. Не имея времени писать подробно о моем будущем Тампат-Сенанг (место покоя — по-малайски), я посылаю письмо, написанное мною моему хорошему приятелю Д. А. Дорну в Неаполе.

«Дорогой Дорн. Вам хорошо известно, что я вполне разделяю ваши взгляды о значении для науки зоологических станций, и вы легко поверите, что отличные результаты основанной вами в Неаполе станции, о которых я случайно узнал в Тернате в 1873 г., по моем возвращении из первой поездки на Новую Гвинею, доставили мне большое удовольствие.

Теперь мне очередь удивить вас новостью об учреждении третьей (?) зоологической станции на крайнем южном пункте Азии, на Селат-Тебрау, проливе, отделяющем Сингапур от Малайского полуострова.

Эта новая станция, правда, не может иметь того же значения, что ваша в Неаполе. Я принял за образец мои собственные потребности и обычный образ жизни и соответственно им проектировал здание и принадлежности.

Прежде всего эта станция «Тампат-Сенанг (по-малайски» — место покоя) должна служить для меня: в мое отсутствие и после моей смерти я отдаю ее в распоряжение каждого изучающего природу, кто нашел бы ее удобною для своих занятий.

Мое «Место покоя» может представить следующие удобства. Дом, состоящий из двух довольно обширных комнат, каждая с верандой, кроме необходимых служб, с трех сторон окружен водами пролива, а с четвертой примыкает к девственному лесу.

Дом будет скромно меблирован, снабжен небольшою библиотекою и необходимыми предметами домашнего хозяйства.

Кроме того, в нем будут два удобства немаловажного значения, а именно прекрасный вид и полное уединение.

Пользование этим «Местом покоя» открыто для каждого исследователя природы, без различия национальностей, но только мужского пола. Присутствие женщины как посетительницы или помощницы исследователя природы, который не стеснится местом, не запрещается, но пока «Место покоя» должно оставаться верным своему имени и моей идее; присутствие детей не может быть допущено в нем.

Я купил участок земли, на котором построится дом, от махарадьи Иохорского. Это небольшой холм, выдающийся мысом в Селат-Тебрау. В моем завещании я сделаю распоряжение, чтобы мое семейство никогда не продавало его, а также не давало бы ему никакого другого назначения, кроме научной станции, никогда бы его не уничтожало и не срубало примыкающего к нему леса; большее, что может быть допущено, это одна или две просеки для пешеходных тропинок в лесу, который должен навсегда остаться образчиком девственного первобытного леса. И хотя Тампат-Сенанг может быть впоследствии перестроен из камня и снабжен большим комфортом, он никогда не может быть увеличен, чтобы не утратить характера уединенного убежища для одного естествоиспытателя.

Я спешу написать вам об этом, хотя земля только что приобретена и дом еще не выстроен, потому что я считаю весьма полезным подобные станции для естествоиспытателей в этих частях света (Восточно-Индийский архипелаг, Австралия, острова Тихого океана, Япония и пр.), а также потому, что по случаю настоящей болезни ноги я имею более досуга, чем обыкновенно.

Отели никогда не могут быть удобным местом для занятий вследствие шума и толкотни, нераздельных с ними; также и гостеприимство друзей, как бы широко и любезно оно ни было, не может удовлетворить всем потребностям исследователя природы. Этим потребностям, я полагаю, удовлетворит проектируемая мною станция, хотя скромная, но, несомненно, спокойная, где можно будет работать, не мешая другим, ничем не развлекаясь и не возлагая на себя никаких обязательств.

Главною причиною моего выбора Иохора служит соседство Сингапура, от которого Тампат-Сенанг отстоит в трех- четырех часах. Выгоды этого положения заключаются в том, что здесь легко сообщение со всеми странами мира, что в Сингапуре и Батавии имеются прекрасные библиотеки и что в Батавии ученые статьи могут быть печатаемы на французском, немецком или голландском языках в «Natuurkundig Tjidschrift», a в Сингапуре на английском в «Journal of Eastern Asia».

В надежде, что вы, может быть, будете одним из первых в числе ученых, пожелающих воспользоваться моим Тампат-Сенангом, остаюсь и проч.».

28 апреля 1875 г. Истана Иохор. Я имею намерение не только возобновить при случае Съезду русских естествоиспытателей мое предложение 1869 года: основать зоологические станции в разных местностях России, но также обращусь к разным иностранным ученым обществам с предложением учредить подобные зоологические станции в разных частях света, как, напр., в Ост-Индском архипелаге в Австралии, в Полинезии, в Южной Америке (в Магеллановом проливе) и т. п., имея положительное убеждение, что рано или поздно мои предложения осуществятся.

8 июня. Истана Иохор. Так как мое здоровье стало лучше, я отправляюсь, наконец, на днях в Пахан; от этой экскурсии я ожидаю немало трудностей разного рода, но во всяком случае и много интересных результатов.

Сперва я пройду уже известной мне дорогой через Иохор к реке Индау, откуда, подымаясь вверх по течению, я хочу посетить горы Индау; затем отправлюсь в Пахан, где мне надо будет сперва спуститься к морю, повидаться с бандахарой (или радьей) Пахана, чтобы достать от него средства переноски вещей моих в горы.

Верховья реки Пахан населены племенем оран-утан, которых малайцы считают очень злыми и опасными; оран-лиар Текам (дикие люди реки Текам) меня очень заинтересовали, так как я слышал об них много басен, которые ходят между малайцами; некоторые из них так оригинальны (я напишу об них в следующем письме), что должны иметь какое-нибудь основание. Одно для меня ясно: с малайцами туда отправиться мне не следует, если я хочу добраться до них, так как малайцы уже сотни лет как стараются ловить их и продавать в рабство. Придется придумать сообразную с обстоятельствами тактику и вооружиться терпением.

Буду писать Вам, дорогой, из столицы (?) Пахана, Пыкан. Я могу, может быть, переслать письма в Сингапур.

Я придерживаюсь моего старого правила: иметь в виду всегда главную цель и не отвлекаться в сторону, как бы важны причины на то ни были бы.

Поэтому, поправившись немного, я продолжаю мои исследования и не увлекаюсь постройкою Тампат-Сенанг, которое обстоятельство для меня должно остаться второстепенным, хотя это дело, по моему мнению, очень полезное и важное для науки.

Последние дни махарадья Иохорский после 2-месячных переговоров о куске земли, который я выбрал для Тампат-Сенанг и когда я с моей стороны все приготовил (нарисовал планы, нашел людей для постройки и т. д.), стал поговаривать, что может уступить мне землю только на 25 или 50 лет и даже хочет сохранить на землю разные права.

Все это совершенно не согласуется с моими планами, и я, может быть, принужден буду избрать где-нибудь другую местность для будущего Тампат-Сенанг.

Я имел случай во время моей экскурсии в Иохоре собрать остатки исчезающего языка оран-утан, который заменяется все более и более малайским. Эти рудименты могут иметь немалую важность при обсуждении вопроса о происхождении племени оран-утан и сродстве его с другими расами. Считая себя не компетентным решить, с какими языками эти остатки имеют сродство, я посылаю их на суд авторитета по филологии, многоуважаемого академика О. Н. Бётлинга, которому прилагаемое письмо прошу передать или переслать.

Все последние дни идет здесь дождь, что не обещает мне особенно приятное странствие по мокрому лесу, да еще с лихорадкою.

Н. Н. Миклухо-Маклай