На следующий же день после смерти моего отца в октябре 1978 года мы были лишены права приезжать на дачу, которая была ему предоставлена после выхода из состава Политбюро. Однако нам, сыновьям, разрешили на три летних месяца снимать квартиру в домиках пансионата «Лесные дали». Я проводил там обычно субботы и воскресенья со своим внуком Аликом, которому в 1979 году исполнилось семь лет. На неделе бывали там также моя жена Эля и дочь Ашхен, мать Алика. Позже с нами иногда был и другой мой внук – Дима. Я приезжал иногда туда и прямо с работы, а утром уезжал на фирму.

19 августа 1991 года, в понедельник, я выехал из пансионата на машине и, как обычно, включил радио. Вначале я подумал, что читают какой-то рассказ, где говорится о болезни какого-то президента. Но, услышав фамилию Горбачев, я с тревогой стал слушать дальше. Меня охватило ужасное ощущение беды, трагедии. Фамилия Горбачева тогда у меня ассоциировалась с радостными демократическими преобразованиями, с новым курсом нашей страны. Я вспоминал, с каким, можно сказать, упоением мы с женой слушали выступления Горбачева, когда он говорил о прекращении противостояния с Западом, разрушении железного занавеса, о ликвидации угрозы ядерной войны, о преобладании интересов отдельного гражданина над интересами государства! Дух захватывало от радости, что жизнь страны вступает в цивилизованное русло. И вдруг – ГКЧП! Все надежды рушатся…

Повернув с Успенского шоссе на Кольцевую дорогу в сторону Тушина, я обогнал колонну танков! В открытом люке головной машины стоял командир, и географическая карта в его руках особенно подчеркнула мрачную серьезность происходившего.

Я не буду дальше пересказывать события этих исторических трех дней, когда москвичи продемонстрировали, что хотят и могут бороться за свободу. Скажу только, что моя дочь, сыновья и брат больше двух суток провели в числе защитников демократии, а я подъезжал туда днем. Сын Алик, когда его кто-то уговаривал не ходить к Белому дому, сказал: «Мы всегда боялись. Теперь мы должны показать, что не боимся».

Вопреки мнению очень, к сожалению, многих я считаю, что Борис Николаевич Ельцин был спасителем новой России. Домыслы о том, что он «развалил» Советский Союз, возникали (и возникают) от незнания обстоятельств. Громадная централизованная держава, управлявшаяся из одного центра и фактически одним человеком, не могла существовать долго, она шла к неминуемому распаду. В 80-х годах продолжающиеся несколько десятилетий непомерные расходы на оборону, неэффективное производство и сельское хозяйство плюс падение цен на нефть привели страну на грань экономического краха. Золотой запас в значительной мере был израсходован, денег у государства на закупку зерна и другого продовольствия не было. Полки продуктовых магазинов были пусты, за хлебом и молоком стояли очереди (мне самому довелось стоять в этих очередях, иногда до часа).

Но главным импульсом, толкнувшим страну к распаду, была именно попытка государственного переворота людьми, организовавшими ГКЧП. Перед этим, к августу, М.С. Горбачеву удалось с большим трудом уговорить власти республик подписать новый, более демократичный союзный договор (труднее всего оказалось уговорить Украину). На 20 августа назначено его подписание – и вдруг все ломается! Это предрешило распад. Некоторые республики дали понять, что подчиняться центру они не будут. Если бы ГКЧП победил и попытался держать их силой (или это попытался бы делать вернувшийся к власти Горбачев), неизбежны были бы вооруженные столкновения, масштаб которых трудно было предсказать.

Так что Беловежский «сговор» на самом деле был цивилизованным, мирным «разводом», оформившим уже начавшийся распад.

Б.Н. Ельцин еще дважды спасал новую Россию. В 1993 году, приняв решительные меры против мятежного парламента, и в 1996 году, победив на президентских выборах.

Меня возмущают демагогические восклицания о «расстреле парламента». Верховный Совет в эти дни уже организовал вооруженное нападение на телецентр в Останкине, взял штурмом здание мэрии. Генерал Макашов громогласно призывал штурмовать Кремль, а Руцкой требовал от авиаторов бомбежки Кремля. Если бы в такой ситуации президент страны проявил слабость и не применил бы силу для предотвращения вооруженных столкновений в столице, вот тогда бы я его перестал уважать. Он не выполнил бы своей роли хранителя государства.

А «расстрел парламента» был скорее моральный, чем фактический. Танки выпустили двенадцать снарядов намеренно по 12–13-му этажам здания, где никого не было – все были внизу. Снаряды были бронебойные, то есть не разрывные (только один снаряд случайно оказался фугасным и привел к пожару). Не было ни одного погибшего от этих снарядов.

Если бы в 1996 году победу одержал Зюганов (который был близок к этому), он попытался бы развернуть страну обратно к тоталитаризму. Я думаю, что это ему бы не удалось, но привело бы опять же к противостоянию и вооруженным столкновениям, вплоть до гражданской войны.

Хочу привести прочитанную где-то фразу: «У Ельцина, может быть, не хватало сил, чтобы двигать страну вперед, но он зорко следил, чтобы она не отшатнулась назад или не вильнула в сторону».

И еще я благодарен ему за то, что он защищал свободу СМИ, ни разу не одернул и не наказал кого-либо в этой сфере, хотя на него там выливалось много грязи.

Я сожалею, что большинство наших сограждан не понимают, что теперешняя наша жизнь, в корне отличающаяся от жизни при советской власти, улучшение экономического состояния – все это есть результат деятельности прежде всего трех человек – Ельцина, Гайдара и Чубайса в 90-х годах.

С душевной болью и горечью я воспринимаю ретроградные, антидемократические действия нашего теперешнего руководства. Краеугольные камни демократии – свобода информации, разделение властей, независимость суда, выборность и сменяемость власти – все это, без исключения, сейчас нарушается или ликвидируется. По конституции наша страна – федеральная, но если губернаторы фактически назначаются, а региональные парламенты могут быть распущены решением центральной власти, то это уже и не пахнет федерализмом. Но такая большая и многонациональная страна без федерализма долго не просуществует…

То и дело отменяются и «исправляются» многие законы и правила, принятые в 90-х годах по примеру цивилизованных стран. Изменения в правилах выборов грозят превратить их в пустую формальность, что мы уже «проходили».

Есть уже и «руководящая партия», и даже «ЦК» – аппарат президента…

Я все-таки уверен, что через какое-то время страна снова станет на правильный путь, но, увы, мне это увидеть уже не придется. Я только надеюсь, что мои внуки и правнуки будут со временем жить в цивилизованной демократической стране.

В 2002 году мне исполнилось 80 лет. 12 июля, днем, в мой кабинет приходили многие наши работники с поздравлениями и приезжали представители и руководители многих предприятий и военных организаций, среди них многие известные, заслуженные люди. Это было приятно, но часто неловко из-за чрезмерно высоких слов и оценки моей персоны. К этому времени подгадали первое издание моей книги, и из редакции в подарок привезли несколько пачек. Я надписывал и вручал их многим гостям, а позже и сотрудникам фирмы. Вечером был товарищеский ужин с коллегами с нашей фирмы, некоторыми гостями и моей семьей.

На следующий день внук Алик мне устроил вечер в своей квартире для членов семьи, родственников и друзей. Были брат, дети, двоюродные братья и сестры, племянники, внуки и правнучка, друзья летчики-испытатели Жора Баевский и Норик Казарян, друг со школьных лет Андрей Кертес, школьная соученица Сара Литвин, однополчанин по фронту Федор Прокопенко, друг со времен Ахтубинска Инга Кочетова.

В феврале 2004 года жена моего внука Алика Аня родила сына – моего правнука. Я не говорил им о моем желании, но они сами назвали его Степаном. Это первый член нашей большой семьи, носящий мое имя. Мне это очень приятно.

В 1997 году произошло неожиданное приятное событие в моей жизни. Летчик-испытатель Центра летных испытаний на авиабазе ВВС США Эдвардс полковник Терри Томени, с которым мы познакомились годом раньше на приеме делегации с этой базы в моем родном ГНИКИ ВВС в Чкаловской, сообщил мне, что они, узнав обо мне от моих коллег, решили предложить мою кандидатуру в почетные члены Общества летчиков-испытателей-экспериментаторов (SETP). Это в основе своей американское общество, но сейчас оно фактически международное, так как там довольно много членов из других стран. Базируется оно в городке Ланкастер вблизи Лос-Анджелеса.

Терри попросил меня прислать ему мой «послужной список», или, как теперь говорят, «си-ви». Я отправил, и он мне сообщил, что меня включили в число 32 кандидатов. А избрать можно было всего двух. Но вскоре Терри мне написал, что избраны один американский летчик-вертолетчик, а также я. Надо было лететь в Лос-Анджелес для получения диплома.

Я продал недавно выделенный мне на фирме дачный участок и на эти деньги купил билет на самолет. Моя дочь Ашхен, преподаватель английского языка в Московском университете, решила меня сопровождать (сразу же скажу, что она там ни разу не исполняла роль переводчицы для меня – я общался со всеми напрямую, если даже она участвовала в разговоре).

По предложению Володи, сына моего брата Серго, который раньше несколько лет работал в посольстве СССР в США, мы полетели вначале в Сан-Франциско, а на обратном пути залетели в Нью-Йорк (где остановились у нашего хорошего знакомого, пианиста из СССР, Николая Сука). В Сан-Франциско нас по протекции Володи приютили на два дня в российском консульстве. Оттуда по приглашению мы должны были попасть на базу ВВС США Эдвардс, где находится Летно-испытательный центр – аналог нашего Летно-испытательного центра в Ахтубинске. Мы решили поехать на междугороднем автобусе, шедшем в Лос-Анджелес, сойти с него на остановке в маленьком городке, ближайшем к базе Эдвардс (я выбрал его по карте). Сообщил об этом Терри Томени, чтобы он нас там встретил.

Поездка на автобусе помогла нам увидеть природу и населенные пункты этого района Калифорнии. Примерно половину пути мы ехали по совершенно голой холмистой местности – ни леса, ни рощи. На холмах то и дело видели «рощи» из нескольких десятков электрических ветряков. В поселках сплошь одноэтажные дома, поистине «одноэтажная Америка», по словам Ильфа и Петрова. Во второй половине пути, ближе к району Лос-Анджелеса, стали попадаться рощи, а местность стала еще более холмистая.

На остановке в городке нас встретил на машине Терри и повез на базу Эдвардс, до которой было около 200 километров.

В Летно-испытательном центре на авиабазе Эдвардс мы были «почетными гостями». Нас поселили в небольшой гостинице, номера которой были даже более комфортабельны, чем в отеле «Хилтон» в Лос-Анджелесе, где мы жили потом. На двери некоторых номеров была дощечка с фамилией наиболее важного гостя, который там останавливался.

Нас познакомили с Летно-испытательным центром, показывали многие объекты базы. Мы побывали и в ангарах, в частности, осматривали бомбардировщик В-2 «Стеле» и истребитель F-16, в кабине которого даже разрешили посидеть. Мне сказали, что они недавно получили откуда-то самолет МиГ-15, и вскоре мы увидели его в полете, но это оказалась спарка УТИ МиГ-15 (они еще летают в некоторых странах, но у нас их давно нет).

Я встречался с летчиками-испытателями и выступал перед ними, а также дал интервью для их музея. Побывали в доме у начальника центра, генерала Ричарда Энгла, и его жены Конни, капитана ВВС (она была в группе первых женщин США, освоивших в 1977 году тренировочный реактивный самолет). Интересно, что их дом, так же как и дома других старших офицеров (полковников), одноэтажный, но довольно большой площади и с двором за домом. Младшие офицеры живут в многоэтажном доме-гостинице со всеми удобствами, со спортзалом и бассейном.

Процедура вручения грамоты в Обществе летчиков-испытателей должна была проходить на заключительном банкете, куда следовало прийти в смокинге, которого у меня, естественно, не было. Еще до отлета из Москвы я договорился с Терри, что он закажет для меня смокинг в прокатной фирме. По дороге в Лос-Анджелес мы заехали в контору и там подобрали смокинг (обратно туда его привез Терри после окончания конференции).

Затем в Лос-Анджелесе я присутствовал на технических сессиях общества. На торжественном банкете, в последний день, мне вручили диплом почетного члена. После получения грамоты требовалось сказать короткую речь. Я заранее написал текст в половину страницы. Когда я произнес главную фразу моего выступления: «То, что я, советский летчик-испытатель, стою здесь перед вами, есть еще одно подтверждение того, что новые времена, о которых многие мечтали, наконец наступили», раздались шумные аплодисменты.

Это были дни, которые навсегда останутся в моей памяти: дни знакомства с США, где довелось побывать впервые, и встречи со многими интересными людьми из другого мира, особенно летчиками-испытателями.

Из летчиков бывшего СССР и России я оказался вторым почетным членом общества, после заслуженного летчика-испытателя, Героя Советского Союза, работающего в ОКБ «МиГ», Григория Седова, удостоенного этой чести в 1992 году. В число обычных членов общества входят сейчас несколько действующих российских летчиков-испытателей. (На этой конференции присутствовали Игорь Волк и Сергей Тресвятский.)

Общество SETP проводит несколько различных симпозиумов ежегодно в различных странах и городах. Мне, как и всем членам, присылают приглашения на все мероприятия. Большинство их проводится в городах США, но я туда не езжу – далеко и дорого (все расходы на симпозиумах за свой счет, хотя есть небольшая скидка в гостинице и бесплатный ланч в перерыве технических сессий). Но когда симпозиумы проводятся в Европе, я обычно туда приезжаю. Так, я побывал в Лондоне, в Люцерне (Швейцария), в Париже и в Риме. У меня уже в обществе есть несколько знакомых и, можно сказать, друзей, с которыми я там общаюсь и переписываюсь по электронной почте.

На технических семинарах бывает много интересных докладов. Хотя, откровенно говоря, несмотря на то что я довольно свободно разговариваю по-английски, понимать доклады на слух все же трудно, особенно когда выступающий не из англоговорящей страны, хотя электронные плакаты помогают. В обществе говорят только по-английски, и никаких переводчиков, конечно, нет и в помине (поэтому, наверное, другие члены от нашей страны на семинарах не бывают).

На этом я закончу свое повествование, хотя, конечно, есть еще многое, о чем можно было бы рассказать. Но пора и честь знать…