Казалось, собрался весь завод, весь город. Люди стояли напротив новой нефтеперерабатывающей установки, с трепетным нетерпением ждали первых капель бензина, первого продукта АВТ. Ждали, как ждут родители первого шага ребенка, как ждет крестьянин первых всходов на хлебном поле.

Ждали первого продукта не только на Иришском заводе.

Уже плавно съезжают с непрерывного конвейера автомобили и тракторы, спускают со стапелей корабли, выкатывают на взлетные полосы вертолеты и самолеты.

Строители-дорожники уже готовят полотно под асфальт и ждут не дождутся горячих битумовозов, пахнущих жареными семечками.

Ждут продуктов из нефти на фабрике красителей, ждут на биохимических заводах, где выращивают белок для птиц и скота, чтоб росли быстрее.

Ждут продуктов из нефти на косметических фабриках и там, где делают лекарства.

Ждут свое топливо космические ракеты.

Скромно помигивая голубым фонариком, подъехал милицейский «газик». Из него проворно выскочил старший лейтенант с восточными усиками, затем, не сразу, высунулась взлохмаченная мальчишеская голова.

— Вылезай, приехали, — подбодрил Осипов, но Антон еще помедлил. Домой идти он отказался наотрез: к чему лишние неприятности!.. И нет ничего хуже маминых слез.

С отцом заявиться — дело другое. Сдерживающая сила. И защита. А отец, как сам Осипов проговорился, на завод умчался. В новой АВТ и его труд есть.

— Без отца не пойду, — упрямо сказал Антон.

Осипов оттопорщил ежиком усы, покачал головой, подумал немного и принял решение:

— Еще раз твоя взяла. Но — в последний! Поехали к отцу. Только ты голодный как волк, а?

Удивительная сила в человеческом слове! Иной раз и глаза видят, и руки держат, а — никакого впечатления! Стоит же нужные слова произнести — все преображается.

Антон не ощущал или забыл о голоде и жажде, но едва услыхал «голодный как волк», и гортань ссохлась мгновенно, и живот до самого позвоночника подвело.

— Заедем домой, накормит тебя мама — и поедем.

— Без отца не пойду.

«Уступи», — шепнул сирели Армен. И Осипов сдался, в последний не в последний раз, но сдался.

— В отделение, — приказал шоферу.

Они пришли в тесную комнатушку. Пока хозяин выставлял из ящиков письменного стола термос и бутерброды, Антон горящими глазами осмотрел всю военную коллекцию.

— А это видел? — похваляясь, сказал Осипов и положил перед Антоном наган с инициалами «О. X.». — Знаешь, что это и кому принадлежит?

Антон молча кивнул и вытащил из-за пазухи драгоценный трофей. Появлению сигнального пистолета Осипов не удивился, но резьба на рукоятке остро заинтересовала его.

— Так это же… — воскликнул он и приставил рукоятки нагана и ракетницы одна к другой.

— Точно, дядя Армен. — Антон шмыгнул носом: так нестерпимо пахло вкусным и сытным, слюнки потекли.

— Теперь твое дело в полном ажуре, — говорил Осипов, уплетая колбасу с хлебом с не меньшим усердием, чем Антон. — Представляешь, как отец обрадуется?

В особенную отцовскую радость Антон не очень верил, но рот так плотно набит ветчинно-рубленой — языком не шевельнуть.

— Точно, — ответил за него Осипов, разливая по стаканам крепчайший чай.

Вначале казалось, что еды на пятерых, но и вдвоем управились быстро. Осипов задвигал ящиками письменного стола, в сейф зачем-то голову сунул. Нигде ни крошки. И термос опорожнился.

— Н-да-а… — разочарованно протянул Осипов.

Антону меньше нужно, да и досталось ему больше. Не по-честному разделил еду Осипов. Наверное, отвлекаясь от голодных мыслей, он и спросил гостя:

— Куда на лето собираешься?

У Антона ни бабушек, ни дедушек, не то что у Ростика…

— А ребята где? — запоздало вспомнил Антон. — Ростик, Алена?

По всем литературным правилам, для счастливого конца полагается немедленно собрать всех героев. Но посудите сами, могу ли я это сделать? Который час? Не глядите в окно. Небо в белые ночи обманчиво, до утра без электричества читать можно.

Сейчас в Иришах три часа пятнадцать с половиной минут после полуночи. Алена и Ростик давно спят, а мама Ростика собирает сына в дорогу.

Слово у отца Ростика железно. Как сказал, так и будет. Завтра же, точнее, сегодня уже Ростика отвезут на аэродром и отправят в Баку, к бабушке. «На все лето!» — приказал отец.

— А ты бывал на море? — спросил Осипов. — У меня в августе отпуск. Поехали вместе, а? Ты когда-нибудь пробовал форель на вертеле? По-армянски — ишхан хоровац. Не еда — чудо! От одного вида и запаха сыт! А полить гранатовым соком, а?…

Антон заморгал выгоревшими ресницами.

— Гранатным?!

Осипов засмеялся:

— Гранаты — фрукты такие, южные. Попробуешь!.. — И опять размечтался о любимых кушаньях: — Форель поливают гранатовым соком, а на гарнир — зелень.

«Зелень — обязательно! — подтвердил сирели Армен, включившись в аппетитный разговор. — Укроп, перец… Кинза!»

— А бастурму ел? Шашлык по-армянски, из маринованного мяса.

«Вах! — причмокнул сирели Армен. — С баклажанами, луком… И кинза!»

— А толма?

— Мясной фарш в виноградном листе, колбаской! — Сирели Армен перестал скрываться и, позабыв об Антоне, предался с Осиповым вкусным воспоминаниям и мечтам.

— Сейчас бы полную тарелку хаша!

— Хаш долго варить, пять-шесть часов. И перед этим столько же говяжьи ножки и рубец промывать в холодной воде.

— Да, хаш — долго. Я бы и от грибного супа с рисом не отказался.

— Сунки апур, вах!

— А воспи апур, с чечевицей, а?

— Божественно! И на второе, — прямо-таки простонал сирели, — на второе — нров плав!

— Да-а… Ничего не знаю вкуснее, чем плов с гранатами!

Антон слушал сквозь дрему. Он был сыт, и никакие супы и пловы не волновали. Даже гранаты. Не только красные сочные плоды, наполненные, как шрапнелью, рубиновыми зернами, но и настоящие, с толовой начинкой. И снаряды, и мины…

— Из мин в Армении ничего не готовят? — пробормотал Антон.

Осипов засмеялся где-то далеко-далеко. И вдруг затряс плечо:

— Поехали!

С полным желудком ехать было куда веселее!

«Газик» поднялся на путепровод. За лесом открылась заводская даль и дымящие трубы ГРЭС.

На бледно-сиреневом небе оранжевым пламенем трепыхал факел.

— Скоро второй зажгут, — сказал шофер.

Ростик давно говорил об этом, со слов отца. Одна газосброска не справится, новая АВТ в три раза мощнее первой.

В машине Антон опять задремал и не заметил, когда въехали на территорию завода, когда подкатили к АВТ.

— Вылезай!

Антон угрелся на кожаном сиденье и не сразу покинул уютную кабину. Выбираясь, ощутил под грудью тяжелый пакет. Осипов дал оружейное масло и ветошь, вдвоем они полностью разобрали пистолет, вычистили его, смазали и собрали опять. Как новенький стал. Дорогой подарок отцу будет, наверное.

Найти отца в огромной толпе было не просто. Он сам нашелся, первым углядел Осипова: милицейская форма издали видна.

— Вот, — законно гордясь, сказал Осипов, — как обещано. Живой и невредимый! Да еще с ценным подарком.

Отец не бросился обнимать-целовать своего сыночка, но долго рассматривал его страдальчески-счастливыми глазами. Будто Антон с другого света вернулся!

Слова о подарке или не дошли до сознания Павла Кирилловича, или он понял их, как сказанные об Антоне.

— Что же ты с нами делаешь? — заговорил, наконец, Градов. — Когда ты, наконец, взрослым станешь?

— Станет! — заступился Осипов, а какой-то рабочий со смешком добавил:

— Только тебе, Кириллыч, от этого легче не будет!

И опять Осипов защитил Антона:

— Ничего, при всем при том он у нас герой!

— Герой… — закивал Градов и, отвернувшись, долго высматривал что-то среди сверкающих, как баллистические ракеты, колонн установки.

— Я не пошутил, — напомнил Осипов. — Сын к вам с ценным подарком.

Градов насторожился:

— Еще что-нибудь случилось?

Но Антон уже вытащил из-под куртки бумажный пакет.

— Это, — тихо произнес Антон, — я там нашел. — И тотчас поправился: — Мы нашли, втроем.

Отец разворачивал пакет с такими предосторожностями, словно там была прыгающая мина-лягушка. Развернул, увидел ракетницу, удивился странному подарку, но, когда разглядел глубокие вырезы на рукоятке…

«Даже ради только этого счастливого мига стоило долбить землю, голодать, мерзнуть, мокнуть, задыхаться в смрадном подвале, рисковать жизнью!..» — подумал Антон.

— Пошел! — закричало сразу несколько голосов. — По-ше-е-ел!

Из операторной выскочил человек в спецовке и скрылся среди колонн. Он быстро возвратился, победно держа над головой сверкающую хрусталем пузатую колбочку.

— Ура!.. Ур-ра!.. — закричали все вокруг.

И все пожимали друг другу руки, поздравляли, как будто одновременно появились на свет и сейчас праздновали всеобщий день рождения.

Старший оператор Арсланов передал колбочку с самым первым продуктом девушке-лаборантке.

От АВТ до центральной заводской лаборатории десять минут пешком, однако лаборантку усадили в директорскую «Волгу» и, как иностранного президента, торжественно повезли по заводской бетонке. Недоставало лишь мотоциклетного эскорта для полного сходства.

Никто не расходился, ждали результатов анализа.

К директору протиснулся начальник установки. О чем они говорили, не было слышно. И разговаривали они совсем недолго.

— Есть кто из газоспасателей? — спросил директор.

— Есть! — отозвался рабочий, который называл Градова «Кириллыч».

— Зажечь факел!

— Есть, товарищ директор! — по-военному отчеканил рабочий. И, в свою очередь, позвал, но совсем не по-военному: — Тарас! Романенко! Бегом за ракетницей!

Градов взял рабочего за плечо и повернул к себе.

— Что, Кириллыч?

— Возьми этот, — сказал отец, протягивая ракетницу Ораза Халитова. — Проверенный. В боях.

Рабочий- газоспасатель бережно принял пистолет, осмотрел его со всех сторон, откинул ствол, заглянул в широкий канал.

— Полный порядок, — вставил Осипов, — лично проверял. С разборкой-сборкой.

— Спасибо. Спасибо, — тихо ответил рабочий и хотел уйти, но задержался: — Откуда он у тебя, Павел Кириллович? Это же реликвия для музея.

Градов подтолкнул вперед Антона:

— Сын отыскал под землей.

Двадцать четыре раза в эти сутки давал Антон слово больше никогда и ничего не вытворять, но как было удержаться сейчас от такого соблазна! Такой случай бывает один раз в жизни.

— Можно мне с вами?

В конце концов, имел же он право хотя бы посмотреть вблизи, как выстрелят из добытой такими лишениями и трудностями ракетницы! И не только он. Эх, нет ребят. Где-то они сейчас?…

— Вообще не полагается, — отказал, но не совсем уверенно рабочий и вопросительно взглянул на Градова, потом на старшего лейтенанта милиции.

Осипову, наверное, самому хотелось посмотреть, как воспламеняют новый факел…

Взяли в машину и отца Антона.

Ехать было совсем недалеко, с километр, а то и ближе.

На невспаханном поле, освещенном факелом старой и пока единственной «газосброски», высилась вторая труба, черная, стальная, укрепленная растяжками, как корабельная мачта.

Остановились поодаль от нее; все вышли из машины. Тарас Романенко наклонился к Антону и хотел что-то сказать, но заговорил начальник.

— Раньше факел поджигали вручную. Мастаки были, с первой попытки поджигали. Да и сам я лихо метал. Обернешь промасленной паклей камень или гайку потяжелее, подожжешь — и-и-и! — Рабочий замахнулся пистолетом, будто гранатой. — Теперь вот техника военная срабатывает…

Он плотно вогнал бумажный, с латунным поддоном патрон в ствол, поставил его на место, шагнул вперед, но вдруг вернулся и протянул, рукояткой, пистолет Градову:

— Давай ты, Кириллыч. Как защитник земли этой, как первый прораб наш.

И Павел Кириллович Градов не стал ни отказываться, ни прикидываться скромником, взял ракетницу, вскинул привычным, не забытым до сих пор движением руки — и выстрелил.

Красный сноп пламени рванулся ввысь. Через мгновение на срезе и над трубой ярко вспыхнуло сине-оранжевое пламя. Большое, как облако, оно тотчас сжалось, уменьшилось и ровно заполыхало обыкновенным факелом нефтеперерабатывающего завода. Вокруг стало еще светлее, и совсем сделалось радостно и празднично, когда ракета в вышине расщепилась пятью красными звездами.

Вот теперь уже окончательно все,

КОНЕЦ