Обсуждение как дальнейших планов действий, так и путей движения каравана затянулась, и когда Набонасар вышел из шатра, солнце уже почти скрылось, а в воздухе разливалась живительная прохлада, принесенная ветром с Евфрата. Сумерки потихоньку овладевали землей, а в ущельях городских улиц было уже почти темно.

Слуги Салманасара давно уже увели к месту расположения посольства пятнадцать верблюдов. Набонасар, двигаясь по безлюдным улицам, был уже недалеко от расположения каравана и настолько задумался, что не сразу заметил шестерых человек, перегородивших ему дорогу. Они полукольцом стали на пути и не собирались пропускать его, не скрывая при этом своих лиц. Это было свидетельством того, что они не боялись, что Набонасар их может впоследствии опознать, а, значит, не собирались оставлять его живым. Под накинутыми наподобие плащей накидками угадывались кожаные кольчуги.

Удар меча от первого из них начальник охраны каравана отразил, хотел было сам перейти в атаку, но тут же вынужден был защищаться от двух мечей сразу, летящих к нему с разных сторон. Набонасар имел преимущество в вооружении в том, что его меч был целиком сделан из бронзы, а у нападавших лишь у двоих на деревянных мечах были закреплены бронзовые режущие кромки, но, однако, числом нападающие значительно превосходили его. Набонасар поднырнул под один меч, отпарировал другой и сразу же нанес колющий удар в горло одному из нападавших, тут же снова перейдя к обороне. Через некоторое время лязг металла прекратился. Стороны отступили в исходное положение. Между ними на земле в луже крови с остекленевшими глазами и разрубленным горлом лежал один из нападавших. Еще один из них бледный, как полотно, тихо стонал, сидя у стены дома, баюкая руку с отрубленными пальцами, завернутую в накидку, сквозь которую проступали красные пятна крови. Улица была неширокая, развернуться нападавшим особо было негде. Набонасар не дал им возможность зайти себе за спину. Конечно, если бы убийцы разделились хотя бы по трое и одна из троек просто пропустила его мимо себя и оказалась сзади, тем самым зажав Набонасара с двух сторон, ему было бы очень трудно. Можно было сделать еще проще – ударить мечом в спину вдогонку тогда, когда он уже прошел мимо. Как бы то ни было, убийцы сделали ошибку, и теперь расплачивались за это.

Четверо оставшихся невредимыми убийц больше не нападали, просто молча стояли, по-прежнему перекрывая дорогу.

– Просто отдыхают перед новым нападением, – решил Набонасар и, чтобы не дать им возможности передохнуть, решил было уже сам перейти в атаку. Однако в это время с другой стороны улицы в проход вбежали еще около десятка человек, одетых примерно так же, как и нападавшие.

Бежать Набонасару было некуда. И нападавших было слишком много на него одного, причем они зажали его с двух сторон. Он прижался к стене, защищая спину, понимая, что пришли его последние мгновения жизни. Долго продержаться он не мог, и помощи ждать было неоткуда.

Нападающие не торопились. Они снова полукольцом охватили начальника охраны каравана, переговариваясь между собой на непонятном для него языке. Затем подняли мечи…

И тут из-за дальнего угла послышался пронзительный свист и замелькал свет факела. Убийцы взглянули туда, переключая внимание в эту сторону. А десяток человек, выбежав из темноты из-за ближнего угла, стремительно атаковали нападавших, когда их внимание было отвлечено. Ближайшие трое из убийц были с ходу зарублены. Остальные вынуждены были обороняться, уже не имея численного преимущества, четкого командования и не понимая, откуда на них свалилась эта напасть. Еще двое из них рухнули на землю. И тогда убийцы повернулись и побежали прочь, спасая свои жизни. А спасители Набонасара, отвесив ему поклон, тут же молча исчезли, словно их и не было. Однако у кого на плече, у кого на поясе – у каждого из них была вышивка, повторяющая цвета флажка, развевающего над шатром Салманасара.

Поспешил покинуть место боя и Набонасар, чтобы не встречаться с городскими стражниками и не иметь дополнительных хлопот в преддверие ухода каравана.

– Что случилось? – встревоженно спросил Хутрап, когда он наконец появился на пороге его комнаты., – откуда на тебе эти раны?

– Пустяки, – отмахнулся Набонасар, – просто пара мелких царапин, не более.

Он вкратце рассказал послу о том, как проходил торг, о приобретении им за небольшую плату необходимых для перевозки кож верблюдов, умолчав, конечно, об истинной цели своего похода на рынок и о встрече и разговоре в шатре продавца верблюдов.

– А на обратной дороге на меня напали неизвестные. Мне удалось отбиться, убив нескольких из них, – Набонасар не стал вдаваться в подробности, – возможно, просто хотели ограбить.

– Может быть, – согласился посол, – но, вернее всего, все эти нападения – звенья одной цепи. Я просто уверен в этом! Во всяком случае, бдительность ослаблять нельзя.

– Нельзя допустить также, чтобы к каравану подсоединились посторонние, – добавил слушавший их разговор скандинав, – и надо будет в дороге несколько раз резко изменить направление движения, чтобы скрыть следы каравана. Чем более скрытно мы будем двигаться, тем большая вероятность того, что наш след потеряют. Это поднимет наши шансы на успех.

– В караване не будет ни одного постороннего человека, лишь те, кто вышел с нами из Вавилона. А они все достаточно проверенные люди, – заметил Набонасар.

– Я сегодня разговаривал с правителем города о судьбе бедной девочки, – сказал Хутрап, – он обещал, что отправит ее на воспитание в храм богини Иштар. Сейчас ее приведут сюда, и надо будет сообщить ей об этом.

Вскоре в помещение несмело зашла Энинрис и остановилась у порога, теребя руками подол платья и исподлобья поглядывая на находящихся в комнате людей.

– Заходи, не стесняйся, – подбодрил ее Хутрап.

Она зашла и остановилась посередине комнаты. Только теперь Набонасару впервые удалось в деталях рассмотреть ее внешность. Сказать, что она красавица – было не сказать ничего. У нее оказалась настолько выразительная изумительная внешность, что у видавшего виды тысячника сладко заныло сердце. Миндалевидные слегка подрисованные черные глаза, тонкий нос, чувственный рот – все дышало свежестью и юностью. Взглянув на Хутрапа, Набонасар понял, что и на того девушка произвела сильное впечатление. Они видели ее уже на протяжении нескольких дней, но не рассмотрели ее за это время. И немудрено – только теперь, попав в спокойную обстановку, она впервые немного приоделась, умылась и расчесалась. А если ее одеть в красивые одежды, украсить ожерельями и отдать в руки искусных делателей причесок – она затмила бы собой всех красавиц, которых дотоле знал Набонасар. Это он понял сразу и даже потряс головой, чтобы прийти в себя.

– Ты прелестна, дитя мое, – сказал, наконец, Хутрап.

– Однако, никогда не видел более прекрасного создания! – тихо пробормотал Набонасар, – и сколько мужчин, готовых вцепиться в глотку друг другу, будут скоро добиваться ее руки! Опасная красота!

– Божественная красота! – не согласился с ним скандинав.

От этих слов Энинрис зарделась, потупила глаза и от этого стала еще краше.

– Вы так добры ко мне, – своим певучим голосом сказала она, – теперь, когда у меня никого на свете не осталось, вы заменили мне их…

Хутрап тяжело вздохнул.

– Я уже говорил тебе, что мы направляемся с посольской миссией очень далеко, в далекий эламский город Аншан. Слыхала когда-нибудь о таком?

Она отрицательно покачала головой.

– Путь будет далеким и очень трудным, поэтому в караване нет ни одной женщины. Я разговаривал о тебе сегодня с правителем города. Он позаботится о тебе. Завтра, после нашего отъезда, он отправит тебя в храм Ишхары, богини любви и созидания. Там воспитываются только девочки из обеспеченных семей. Тебя научат искусству любви. Ты умеешь писать и читать?

Энинрис отрицательно покачала головой.

– Вот видишь. Тебя ждет совсем другая жизнь. Перед тобой откроется весь мир. Ты сумеешь выйти замуж за одного из богатейших и влиятельнейших людей государства, или станешь жрицей Ишхары, что не менее почетно…

– Я не хочу замуж, – в ее словах звучали слезы, и глаза тоже начали наполняться ими, – возьмите меня с собой…

– Это невозможно, дитя мое, – снова повторил Хутрап, – успокойся, все будет хорошо! А теперь иди, завтра на все глянешь по-другому!

Энинрис, всхлипывая, ушла в отведенную ей комнату.

– Однако, какая красавица! Ты сделал для нее все, что мог в данной ситуации, – заметил Набонасар.

– По крайне мере, совесть моя чиста, – со вздохом сказал Хутрап, – однако, ты прав. Она редкостная красавица. Жрецы со временем, обучив ее, дорого возьмут за ее красоту и мастерство в искусстве любви. Скоро толпы женихов будут осаждать храм. Уж тут-то жрецы не продешевят!