Ближе к вечеру, когда в общем-то было еще рановато выбирать место для ночевки, караван был вынужден остановиться. Всадники, составляющие переднее боевое охранение, прислали гонца. Выслушав его, Набонасар тут же отдал приказ об остановке.

– Что случилось? – спросил Хутрап, едущий на жеребце, который в начале пути был спокойным, но в последний отрезок пути вдруг занервничал, стал вскидывать голову и тревожно храпеть. Послу приходилось время от времени одергивать его, а однажды даже пускать в ход плеть.

Удивительно, но все без исключения верблюды и лошади вели себя как-то тревожно, шли с явной неохотой. Если бы не настойчивость людей, погоняющих их, животные не сделали бы вперед ни шагу.

– Гонец сообщил, что спереди находится ирак.

– Они не ошиблись? – удивился Хутрап.

Набонасар пожал плечами и погнал коня вперед, обходя уже остановившийся караван. Следом за ним помчались Хутрап, скандинав и Шамши. Бурна же, взглянув на девушку, улыбнувшуюся ему, махнул Шамши рукой и остался помогать ей готовить ужин.

Вскоре всадники уже подъезжали к голове каравана. Десяток солдат, составлявших его авангард, стоял на небольшом холме, глядя куда-то вниз. Заметив приближающееся руководство каравана, они предостерегающе закричали и замахали руками. Все, кроме Шамши, придержали лошадей, тот же, снедаемый поднимающейся в душе ревностью, во всю прыть вылетел на вершину холма и… едва не полетел в пропасть, внезапно разверзшуюся под ногами. В последний момент его конь успел-таки затормозить на ее самом краю.

– Куда летишь? – строго сказал ему седоусый солдат, подбегая и хватая за уздечку коня, испуганно косящего налитым кровью глазом и перебирающего ногами, – смотреть надо!

Перед глазами подъехавших людей во всей своей красе появился ирак – обрыв, образованный в осадочных породах (в далеком будущем название это даст имя стране, на территории которой природные образования – обрывы – не редкость).

Ирак был довольно высоким, с десяток человеческих ростов. Конечно, люди могли бы спуститься вниз с помощью веревок. Но что делать с животными? Спуск таким же образом нескольких сотен лошадей и верблюдов занял бы очень много времени.

– Ирак? Откуда он здесь взялся? Всем известно, на месте заката солнца их много, но никто никогда не видел их здесь, на его восходе! – заметил проводник, окидывая его взглядом, – мне приходилось видеть и преодолевать их, когда водил караваны. Обычно они извилисты, края осыпаются. Водой сделаны промоины, целые русла, по которым и преодолевают их караваны. А здесь…

И впрямь, у наблюдателей сложилось представление, что степь словно разрезали ножом и одну ее часть, дальнюю, прижали вниз, получив таким образом ровный глубокий уступ. Причем сделали это не далее, чем вчера, ибо, когда скандинав подобрался к краю уступа и лежа глянул вниз, его поразил сам срез – корни тюльпанов и травы были совершенно свежими, не завядшими, а по месту обрыва были будто ровно срезаны гигантским ножом.

– Я был в этих местах не более, чем дней десять назад. Здесь ничего такого не было, – удивленно сказал проводник.

В задумчивости они вернулись назад. Шатер Хутрапа был уже установлен, горел костер, на котором стоял котел и варился ужин, а перед ним сидели Бурна и Энинрис, которая время от времени заразительно смеялась. При виде их у Шамши испортилось настроение. Он отказался от ужина, ушел и лег на траву позади шатра. Однако вскоре Бурна ушел, позванный Хутрапом обходить ставший на привал караван, и Энинтрис позвала Шамши помочь убрать остатки ужина. И теперь уже вскоре вернувшийся Бурна, глядя на чем-то занимающихся Шамши и Энинрис, сидящих рядом и соприкасающихся плечами, глубоко уязвленный, ушел в степь и лег в траву лицом вниз.

– Утром пошлю человек по десять в обе стороны. Должна же где-нибудь быть осыпь, чтобы спуститься, – сказал Набонасар за ужином.

Вскоре ночная мгла укутала землю, а на небо вышла огромная луна, заливая желто-лимонным светом все вокруг.

Постепенно караван успокаивался, все вокруг затихало.

– Послушай, какая тишина вокруг, – сказал все еще сидящему у костра Набонасару скандинав.

– Да очень тихо и тепло. Настоящая почти летняя ночь. Скоро днем будет такая жара, что придется пережидать ее где-нибудь в тени, – усмехнулся тот.

– Я не о том, – скандинав поправил меч, – каждую ночь нас сопровождал рев диких кабанов, лай шакалов и вопли гиен. Сейчас этого ничего нет. Вообще нет ни одного звука. Даже птиц не слышно. Полнейшая тишина, как перед бурей. Куда они все подевались? И животные наши днем волновались, как никогда. Ты и сейчас посмотри, они по-прежнему в волнении. С чего бы это?

И действительно, кони и верблюды жались к кострам, испуганно поглядывая в темноту и вздрагивая всем телом при каждом шорохе. Набонасар недоуменно пожал плечами, сел на стоявшего наготове коня, объехал весь караван и затем направился к постам, расположенным по вершинам ближайших холмов. Находящиеся в охранении солдаты ничего нового ему не сообщили, хотя все они отметили нервозное поведение лошадей и верблюдов и отсутствие диких животных.

Начальник охраны каравана вернулся с объезда постов ближе к полуночи, бросил поводья лошади конюху, не спеша прошел вперед и остановился у входа в шатер. Яркие звезды, словно множество брошенных вверх угольков, висели в небе. Легкий теплый ветер слегка колыхал полог, закрывающий вход. Даже комаров, обычно доставляющих много хлопот путешественникам, и то не было слышно. Костер у шатра посла все еще горел, ярким светом заливая все кругом. Шамши и Бурна сидели у него, о чем-то тихо переговариваясь и глядя на языки пламени. Энинрис нигде не было видно, видимо, она уже спала.

Место ночлега Набонасара, как и посла и скандинава, было в шатре. На землю был брошен тюфяк, битком набитый ароматными травами. Набонасар сладко зевнул, еще раз взглянул на небо, отметив по положению луны, что вот-вот наступит полночь, откинул полог шатра и сделал было шаг внутрь него.

Сзади послышались быстрые шаги. Он повернулся. К нему подбежал один из солдат.

– Проводник… – задыхаясь, сказал он.

– Что проводник? – переспросил Набонасар.

– Проводник убит.

– Где? Как?

– Наткнулись на него неподалеку.

Из шатра выскочили Хутрап и скандинав. Хутрап был в одной рубашке, но успел прикрепить к поясу свой меч, скандинав же был полностью одет и при оружии, словно ожидал, что что-то случится.

Они направились за солдатом, который привел их к небольшой кучке солдат с факелами, столпившихся у лежащего тела.

– Мы не стали его трогать, – сказал кто-то из них.

Скандинав перевернул проводника вверх лицом. И всех поразило его выражение. Даже смерть не изменила его. На мертвом лице застыла улыбка. Словно перед смертью он видел что-то необычайно приятное. Это было неожиданно и страшно.

– Ему было необычайно приятно встретиться с кем-то, а этот кто-то внезапно для него нанес смертельный удар в спину, – сказал скандинав.

Он снова перевернул тело проводника и ножом разрезал его куртку по тоненькому следу прокола на его спине, вокруг которого уже запеклась кровь.

– Интересно, – сказал он, – очень интересно…

Проводник был убит точным ударом в спину. Это не был след удара кинжала. Оружие убийцы оставило на коже небольшое треугольное отверстие. Оно легко прокололо спину и вошло прямо в сердце, остановив его. Проводник ничего не успел почувствовать. Он никак не ожидал предательского удара.

– Как будто его убили стеблем тростника, из которого изготавливают папирусные свитки, – поднимаясь, заключил скандинав, – он имеет треугольную форму, но ведь не настолько тверд, чтобы пробить и одежду, и тело. И я ни у кого, во всяком случае, здесь, не видел такого воровского оружия.

Последующие опросы показали, что никто из каравана ничего, связанного с загадочным убийством, не видел и не слышал.

Отдав распоряжение похоронить проводника, Хутрап в сопровождении Набонасара и скандинава направился к своему шатру.

– Зачем надо было его убивать? – задумчиво спросил Набонасар, – какой в этом смысл?

– Возможно, они были знакомы. Помнишь выражение его лица? Он улыбался, словно встретил хорошего знакомого. А кого из каравана он может знать? По этим местам никто из каравана никогда не проезжал, кроме меня, – сказал Хутрап, – я, естественно, проходил где-то через эти земли, когда был направлен в Вавилон благородным Пели. Но, вернее всего, мой путь в Вавилон проходил где-то в стороне, и с нами нет никого из тех, с кем я был тогда.

– Может быть, это кто-то из солдат или слуг?

– Они все из царской охраны и обслуги, а Абиратташ, верховный жрец бога Мардука, ныне царь Дамик-Илишу, никогда не забирался так далеко, – ответил Набонасар, – это я знаю точно.

– Да-а, задал проводник задачу, – покрутил головой скандинав, – и как теперь прикажешь двигаться дальше без него?

Они уже были в шатре, а Хутрап успел снять рубашку, когда земля дрогнула под их ногами. Все замерли, глядя друг на друга. Земля дрогнула еще раз. Затем еще.

– Поднимай караван! – неожиданно жестко сказал скандинав, – готовь его к движению!

– Зачем? – искренне удивился Набонасар, – легкое землетрясение, что здесь нового? Видишь, к тому же оно уже закончилось.

– Оно еще даже и не начиналось, – серьезно сказал скандинав, – здесь что-то не так, надо быть готовыми ко всему!

– Ты слышал, что он сказал? – обращаясь к Набонасару, вступил в разговор Хутрап, который натягивал рубашку, сидя на походной кровати, которую ему на ночь собирали, а утром снова разбирали на составные части, – действуй не медля!

Набонасар пожал плечами, не понимая, чем вызвано такое распоряжение, и вышел из шатра, но он был военным человеком и привык подчиняться приказам.

Вскоре лагерь пришел в движение. Люди, не понимая в чем дело, не спеша и ворча поднимались и начинали собирать поклажу.

Хутрап, одевшись и прицепив на пояс свой меч в узорчатых ножнах, вышел из шатра и остановился рядом со скандинавом. Здесь же рядом уже стояли Энинрис, Шамши и Бурна, тревожно поглядывая в сторону степи.

– Ты что-то чувствуешь? – спросил Хутрап скандинава и оглядел степь, залитую лунным светом. Там повсюду мелькали силуэты людей, пытавшихся поймать пасущихся лошадей и верблюдов, – однако, я не вижу там ничего дурного или опасного…

– Ты не туда смотришь, – голос скандинава потерял спокойствие, – смотри назад!

Хутрап повернулся в сторону ирака. Край его светился бледно-розовым светом, как будто что-то снизу освещало его, пропуская свет через розовую материю. Розовый свет перешел в красный и ореол красного света начал приподниматься над краем обрыва. Все вокруг осветилось и стало красных тонов, как будто на землю пролился кроваво-красный дождь. Теперь этот ореол увидели все и, пораженные, замерли на месте. Даже лошади и верблюды остановились, косясь на источник света. Низкий гул раздался со стороны ирака, он быстро усилился. И вдруг земля затряслась. Она не просто дернулась вперед-назад, как это обычно бывает при землетрясениях. Она именно тряслась, ходуном ходила во всех направлениях, вперед и назад, вправо и влево, вверх и вниз. Абсолютно хаотично меняя направление смещения, вернее, их сочетание. То вдруг влево-вверх, тут же сменяемое на назад-вниз… Люди и животные попадали на землю. Никто не сумел устоять на ногах. Амплитуда колебаний была вроде бы небольшой, не более длины ступни, но сила и резкость рывков были запредельными. Энинрис отчаянно закричала. Шамши хотел схватить ее за руку, но сильный толчок снизу подбросил ее вверх. По земле, словно по воде, побежали волны высотой не менее, чем по колено, подбрасывая вверх все, что было на поверхности. Так бывает в самые сильные землетрясения, которые изменяют сам лик земли – передвигают горы, засыпают долины, прокладывают новые русла рекам и засыпают старые. Лишь несколько человек из всего каравана видели нечто подобное в горной местности. Однако тряска внезапно прекратились. Поверхность земли снова стала ровная, словно и не покрывали ее до этого земляные волны. Гул со стороны ирака перешел в скрежет. Никто не решался подниматься на ноги, ожидая нового витка землетрясения. Но его не было. Зато все явственно почувствовали, что земля под ними начала медленно опускаться вниз. Люди со страхом ждали, что будет дальше. Скрежет, похожий на тот, который издают две трущиеся друг о друг бронзовые поверхности, но только неизмеримо сильнее, оглушающий и закладывающий уши, не прекращался. Вот на месте излома появилась выступающая вверх стена земли, она росла вверх, а сторона, на которой находился караван, опускалась вниз. Обе стороны ирака на глазах менялись местами – ранее бывшая высокой, опускалась вниз, бывшая низкой, росла вверх. Вдруг скрежет прекратился и стало тихо. После пронзительных звуков это была какая-то оглушительная тишина – люди не могли поверить, что может быть так тихо. У некоторых сложилось впечатление, что они оглохли, хотя это было не так.

Теперь уже не обрыв, а высокая стена преграждала дальнейший путь каравану. Ровная, словно обрезанная ножом, она, насколько хватало взгляда, тянулась вправо и влево от места нахождения растрепанного каравана. А срез стены быстро побледнел и освещал все вокруг уже не красным, а бледным желтым цветом. Люди с проклятиями начали подниматься с земли. Многие крепко ушиблись, подбрасываемые вверх волнами, бегущими по земле. Животные, особенно верблюды, пострадали значительно сильнее – у многих были просто сломаны ноги, и они ревели от боли.

Скандинаву, наконец, удалось подняться на ноги. Выросшая стена была за его спиной. В желтоватом свете, исходящим от стены, на который накладывался бледный свет луны, было видно, как люди медленно поднимались с земли, не веря, что остались живы. Совсем рядом он увидел расширенные глаза Энинрис, в которых вдруг замелькали отраженные светлые вспышки. Скандинав сразу же обернулся.

Яркие всполохи белого огня на плоскости стены привлекли внимание и других людей. Все смотрели теперь в эту сторону. Из верхней части поверхности стены сбегали вниз ручейки, которые, собираясь вместе, становились круглыми, как шары. В яркой вспышке отделяясь от ручейков, они катились вниз по вертикальной стене, набирая скорость и увеличиваясь в размерах. Шары отделялись и выше, и ниже, их появление не прекращалось ни на миг. Появление их было хаотичным. Вот две вспышки справа указали на то, что два шара покатились справа, вот вспышка слева указала на то, что шар покатился слева. Падая сверху, шары набирали скорость. Достигая земли, они с силой ударялись о нее, подпрыгивали и катились дальше, прямо на и без того напуганных людей и животных.

– Лошадей и верблюдов берегите! – закричал скандинав и, схватив под уздцы двух ближайших лошадей, стал пристально всматриваться в приближающиеся шары, оценивая их направление. Лошади испуганно храпели и перебирали ногами, но он железной рукой держал их, не давая броситься в сторону. Большие шары, почти в два раза превышающие рост человека, катились практически параллельно друг с другом. Благодаря тому, что отделялись от стены они в разное время и катились не очень быстро, была возможность, пропуская их мимо себя, уклоняться и от катящихся следом за ними шаров. Кто-то попытался столкнуть шар в сторону. С таким же успехом можно было пытаться сдвинуть в сторону скалу. Животных же со сломанными ногами, которые не могли сдвинуться в сторону, шары просто раздавили своей тяжестью, размазали по земле, прокатившись по ним сверху. Стена ирака изливалась источниками, состоящими из жидкого камня, которые, стекая, собирались в шары, твердели, падали вниз и катились под уклон, уничтожая все на своем пути.

– Держись возле меня! – крикнул скандинав Энинрис, которая еле успела отскочить от одного шара и чуть не попала под другой. Спас ее Бурна, выхвативший ее практически из-под шара. Услышала ли она его, скандинав заметить не успел, так как вынужден был змейкой вилять сразу между пятью катящимися шарами.

Сам он, внимательно просматривая стену, замечал, когда шары начинали отрываться в том промежутке, где он находился, и заранее отводил лошадей в сторону. Световые вспышки уходили далеко за горизонт, и вся степь на всем протяжении справа, и слева подвергалась нашествию каменных шаров.

Они катились с грохотом, словно внутри были пустотелыми и там размещался какой-то угловатый предмет, грохочущий при переваливании с боку на бок. Но ближе к первым холмам, на расстоянии пяти полетов стрелы, на которых были расположены передовые дозоры, и с которых дозорные с ужасом смотрели на истребление лагеря, не в силах ничем помочь, уровень местности изменялся, и шары, потеряв свою инерцию, постепенно останавливались. Они с грохотом сталкивались друг с другом, но дальше катиться уже не могли. В той стороне скапливалось все больше шаров, они занимали все большую площадь. Наконец, каменные источники в стене ирака обмелели и пересохли совсем. Вспышки прекратились, больше ни один шар не образовался и не сорвался со стены.

Продолжалось все это не очень долго, но держало людей в таком напряжении, что казалось вечностью. Наконец все стали приходить в себя. Послышались голоса. Кто-то кого-то звал. Кто-то громко ругался.

– Ну, все, – вытерев пот со лба, сказал скандинав, взглянув на мокрого от пота Хутрапа, который не отдалялся далеко от него, – похоже, на сегодня закончилось…

Однако это были еще не все испытания сегодняшней ночи. Тишину разорвали звуки раскалывающегося камня. Они шли из темноты, куда укатились шары и докуда не доставал неяркий свет, по-прежнему льющийся из стены. И тут же тяжелый топот множества бегущих ног заглушил все звуки. Со стороны холмов на разгромленный лагерь мчались большие звери. К огромному туловищу на толстых ногах, присущему скорее бегемоту, была присоединена голова, напоминающая голову большой песчаной ящерицы, только с высоким килем посередине и несколькими рядами острых шипов на морде. Они светились белым цветом и бежали довольно быстро. Люди схватились за оружие. Однако первые же солдаты, в ужасе осмелившиеся нанести удары мечами, были безжалостно растерзаны шипами и растоптаны. А мечи отскочили от зверей, не причинив им ровно никакого вреда. Скандинав разглядел пробегающих мимо зверей, сотрясающих землю своей поступью. Они были действительно необычны, словно искусно сделанные каменные статуи пришли в движение. А разве статуи могут дышать или слышать? Ноздри, уши и рты у них были, как у живых зверей, но изваяны из твердого песчаника, как и каждая шерстинка на их белых каменных телах. Большие чудовищные звери мчались вперед, не дыша, не слыша и не видя – их раскрытые каменные глаза ничего не выражали и были слепо устремлены вперед. Они бежали по прямой, наклонив головы, реагируя только на нападение. И тогда коснувшемуся их не было пощады. Вот первые звери уже достигли стены и головой вперед бросились на нее. Короткая вспышка белого света – и каменное создание исчезало, растворенное стеной без остатка.

Пришло понимание, что это за звери – каменные шары с грохотом распадались и, соединяясь по несколько штук сразу в каменное чудовище, возвращались в стену, их породившую. И снова люди, поняв, суть каменных чудовищ, начали уклоняться от них, таща за собой уцелевших лошадей и верблюдов. Только теперь надо было быть несравненно осторожнее – если от шара можно было даже оттолкнуться, то любое прикосновение к каменным чудовищам вызывало неминуемую их атаку и гибель. Спасало лишь то, что по нескольку шаров объединялись в одно чудовище, поэтому каменных исполинов было намного меньше, чем ранее шаров, и расстояние между ними было достаточным для того, чтобы отступить и дать им дорогу.

Но вот последнее порождение ирака во вспышке растаяло в стене, и она тут же перестала светиться. Теперь лишь свет луны и яркие звезды освещали то, что раньше было караваном. По степи, на которой по странной прихоти не осталось и следов от катившихся камней и тяжелых лап пронесшихся каменных чудовищ, как оглушенные, ходили люди, рассматривая нанесенный каравану ущерб. Постепенно все приходили в себя.

Скандинав начал собирать вокруг себя уцелевших солдат. Где-то вдали слышались крики Набонасара, делавшего то же самое. Затем к ним подключились сотники и десятники. Прибежали уцелевшие воины с дальних дозоров, которые не выдержали и примчались на помощь. Они тут же были снова отправлены обратно – как бы то ни было, а охранять лагерь надо было по-прежнему.

Люди развели костры и при их свете начали первым делом оказывать помощь раненым. Однако таких оказалось удивительно мало – всего с десяток человек. Из них серьезно раненых пятеро – трое попали под шары, двое под тяжелую поступь каменных зверей. Их шансы выжить оценили как очень маленькие, и действительно, к утру все они умерли. У пяти остальных были переломы рук, ног и ребер – результат неудачных действий, когда они удирали от слишком близко оказавшихся каменных исполинов. Опасности для их жизни переломы не представляли. Ушибы и мелкие ранения были у многих, но на них внимания никто не обращал.

Люди жались друг к другу у костров, с опаской поглядывая в сторону ирака, но там было все спокойно. Однако до утра никто так и не лег спать. С рассветом же стало возможно оценить результаты ночного происшествия.

Погибло – были раздавлены шарами и убиты каменными чудовищами – более полусотни человек, пятая часть от состава каравана. В основном погибли в первые моменты появления шаров и затем каменных чудовищ, когда еще никто не знал, что это такое и что с этим можно сделать. Уцелело всего два десятка бактрианов и столько же дромадеров. Зато лошади оказались более умными – из них уцелела половина тех, что были в лагере. Вкупе с теми, что были в сторожевом охранении, их уцелело десятков семь. Погиб и один из породистых рысаков.

По большой территории были разбросаны трупы людей, лошадей и верблюдов, причем многие из них были просто размазаны по земле, валялись раздавленные тюки, обрывки ткани, хворост для костра. После приготовленного на скорую руку завтрака, который, если честно, никому не лез в горло, Набонасар по полдесятка человек на лошадях отправил в обе стороны от места разгромленной стоянки, приказав искать место, где можно будет перейти обрыв на его другую сторону. Скакать они должны были не более, чем до полудня, а затем в любом случае возвращаться назад, но не сюда, а севернее, куда будет перенесена стоянка. Это диктовалось тем, что погибших людей похоронят в братских могилах, рытьем которых уже занимались солдаты, а павших лошадей и верблюдов зарыть не представлялось возможным. Уж слишком много их было. Под палящим солнцем они быстро сделают это место непригодным для обитания, и следовало покинуть его до наступления жары.

Пока одни солдаты занимались похоронами товарищей, другие собирали все то, что уцелело от уничтожения и могло пригодиться в дальнейшем движении каравана. Был собран и по-новому упакован уцелевший хворост – пищу готовить надо было обязательно, а в безлесной местности другого топлива взять было негде. Затем перебрали раздавленную и порванную поклажу. Уцелевшие подарки для будущего царя Элама снова упаковали в тюки. Однако, если раньше подарки везли на двух десятках верблюдов, то теперь для их перевозки хватило и пяти. Все остальное оказалось растоптано, изорвано и переломано. Немногое уцелело из кухонной утвари и личных вещей солдат, перевозимых на верблюдах. Из кухонной утвари посла Энинрис сумела отыскать только котел и несколько металлических кубков. Вся глиняная посуда была разбита. Шатер, по которому прокатился не один шар и промчалось несколько каменных чудовищ, был разорван, но она нашла, что его можно починить. Хуже было со стойками, подпирающими его: они были переломаны сразу в нескольких местах, но их удалось починить, сложив обломанные концы друг с другом и плотно прихватив веревкой к деревянной накладке. Пригодной кожи удалось собрать лишь на один плот. Вся остальная была настолько изорвана, что починить ее не было возможности. Обломки шкатулки, в котором раньше было завещание, Хутрап отыскал среди валявшихся на земле вещей и выбросил их. Самого завещания в ней не было, а куда оно делось, никто спрашивать не стал.

После полудня остатки каравана отправились вдоль границы обрыва на север, уходя из злополучного места. Отойдя на значительное расстояние, Набонасар остановил людей. Предстояло ожидать разведчиков, отправившихся в обе стороны обрыва. Однако на сей раз остановку сделали не на краю ирака, а отступив от него, оставив между ним и лагерем гряду холмов. Ждать предстояло до вечера. Энинрис с помощью молодых жрецов, не получивших вчера ни царапины и спасших несколько верблюдов, за что получили особую благодарность Хутрапа, принялась за починку шатра. Все другие, кроме занятых в дозорах, отсыпались после вчерашней страшной ночи. Нервное возбуждение уже прошло, и людей неудержимо тянуло в сон.

Ближе к вечеру в разных местах запылали костры. Люди пришли в себя. Кое-где послышались шутки. Солдаты со смехом вспоминали эпизоды, когда они удирали от катящихся шаров, что бы тут же быть сбитыми другими шарами. Лагерь ожил. Починенный шатер посла был установлен и Энинрис хлопотала у костра, готовя ужин.

Хутрап и Набонасар сидели на коврике в шатре у чудом уцелевшего столика и тихо беседовали, когда к ним зашел скандинав, обходивший местность вокруг лагеря, и также присел, скрестив ноги.

– Обсуждаем, что делать дальше, – сказал ему посол, – караван вчера едва не погиб, а вперед мы не продвинулись, хотя и ушли от ирака.

– Никуда мы не ушли, – махнув рукой, сказал скандинав.

– Как понять твои слова? – удивился Набонасар.

– Я обошел лагерь и окрестные холмы, – пояснил скандинав, – везде то же самое, что и здесь.

– А что здесь? – удивился Хутрап.

– Колдовство. Разве не понятно, что ирак вызван колдовством? Причем колдовством большой силы. Иначе обрыв не был бы таким длинным. А разве вы не заметили, что за целый день так и не появилось ни одной птицы, ни одного даже самого паршивого шакала? Я больше чем уверен, что мы никуда не ушли из зоны колдовства, оно преследует нас. А, как известно, самая сила у колдовства – в полночь. Проклятые колдуны где-то прячутся, но я уверен, что они где-то неподалеку. Ну не могли они знать, где мы будем находиться. Однако как будто кто-то подсказывает им, и препятствие возникает прямо перед нами!

– Пожалуй, ты прав, – кивнул головой Хутрап, – похоже, за нас взялись всерьез. Дождемся разведчиков. А там видно будет. Если они найдут место, где можно будет перейти на ту сторону, пойдем туда. Если нет – будем возвращаться назад.

Разведчики вернулись перед самым заходом солнца. И вести они привезли неутешительные – в обе стороны ирак тянулся без всяких изъянов, нигде не прерываясь. Перейти его не было возможности.

– Ну что ж, теперь все ясно, – вздохнул Хутрап, – утром пойдем назад.

– Если переживем ночь, – горестно усмехнулся Набонасар.

На ночь коней не расседлывали и ноги верблюдов не спутывали. Все держались наготове, ожидая полуночи. А незадолго до того, как она наступила, верблюдов заставили сесть, а лошадей положили на землю.

В полночь все повторилось, как и в прошедшую страшную ночь. Вздыбленная стена земли сначала стала розовой, затем ярко-красной, залив вокруг кровавым светом. Сразу после этого последовали сильные рывки почвы под ногами и волны по земле, как по воде. Когда все это прекратилось, послышался гул, перешедший в скрежет, и ярко-красная стена стала оседать вниз, а люди почувствовали, что почва под их ногами медленно ползет вверх.

Скандинав, державший мелко дрожавшего от ужаса коня под уздцы, вдруг вскочил на него и ударил его плетью. Конь, повинуясь твердой руке, устремился вперед, к уходящей вниз стене.

– Куда ты? – крикнул вслед ему Хутрап, казалось, залитый кровью в красном свете, льющемся от ирака, но в страшном скрежете его крик, конечно, не был услышан.

Скандинав устремил коня к уходящей вниз стене. Конь перескочил гряду холмов, оставленную между стоянкой каравана и ираком, а дальше завертелся на месте, страшно испуганный, и, несмотря на удары плети, щедро отвешиваемые скандинавом, не шел дальше ни на шаг. Тогда скандинав спрыгнул с коня и бегом бросился к ираку. Когда он подбежал близко, то лег на живот и подполз к самому его краю. Земля под ним уже не содрогалась и стояла тишина. Обе стороны ирака, как и прошлой ночью, поменялись местами – та, что была вверху, опустилась вниз, та, что была внизу, поднялась вверх. И теперь совсем рядом перед глазами глядящего сверху скандинава из стены побежали каменные ручьи, собирающиеся в шары, которые падали вниз и устремлялись куда-то вперед, а затем он стал свидетелем возвращения назад каменных зверей-исполинов. Они с такой силой бились при возвращении о земляную стену, перед тем, как слиться с ней в белой вспышке, что она содрогалась…

Когда все затихло, скандинав направился в сторону лагеря. Ближе к гряде холмов он окликнул нескольких всадников, оказавшимися одним из разъездов, посланных Хутрапом. Испуганный конь примчался к стоянке уже вскоре после того, как скандинав его оставил, и Хутрап и Набонасар не знали, что и думать. Как только все вокруг затихло, были отправлены несколько групп всадников на его поиски.

За время землетрясения никто не пострадал, хотя несколько человек и получили травмы, подброшенные земляными валами. Потеряли также с полдесятка верблюдов и столько же лошадей, которых не удалось удержать, чтобы они в испуге не встали при жестокой тряске. Они сломали ноги и были прирезаны, чтобы не мучились.

Глядя на веселого скандинава, слезающего с лошади, Хутрап и Набонасар в недоумении смотрели на него.

– С какой радости ты такой веселый? – спросил Набонасар.

– Все не так уж и плохо! – улыбаясь, отвечал тот, – завтра мы уйдем отсюда.

– Конечно, уйдем! – возмутился Хутрап, – только я не вижу причин, чтобы радоваться. Они все же победили, и придется возвращаться.

– Ничего не придется, дорогой посол, – весело сказал скандинав, – я подобрался к краю и видел, что было там, на той стороне.

– И что же там было особого? – спросил Набонасар, – небось, шары и чудища утюжили землю. Но нам-то что с этого?

– В этом-то и дело, что шары и каменные чудовища утюжили землю с той стороны!

– Ну и что?!

– Вчера утюжили с этой стороны, сегодня с противоположной, а завтра, получается, основа будут утюжить с этой!

– Мы это уже слышали.

– Да очень просто! Направление движения меняется каждую полночь. Колдуны, вызвавшие ирак, в своем стремлении уничтожать нас, на всякий случай изменяя стороны действия, обхитрили сами себя! Для того, чтобы уничтожать все по обеим сторонам ирака, они чередуют подъем стены – то одна вверху, то вторая. Но при их движении наступает момент, когда при опускании одной стороны и поднимании второй обе они находятся на одном уровне. Понимаете?

– То есть ты хочешь сказать, – осторожно вклинился Набонасар, что можно перейти с одной стороны на другую в это время?

– Молодец, соображаешь! – похвалил его скандинав, – совершенно верно! Когда обе стороны станут на одном уровне, можно, нет, нужно будет перейти на другую сторону. Но…

– Что еще за но? – также поняв суть предложения, спросил Хутрап, уже начинавший понимать эту идею.

– К моменту выравнивания обеих сторон ирака всем надо быть у самого его края. Это будет не так и просто, как кажется. Земля еще будет подрагивать, вокруг все будет в красном цвете. И будет стоять немыслимый скрежет. Животные могут не пойти.

– Пойдут, – уверенно сказал Набонасар, – мы подготовим все, что для этого нужно. Закроем заглушками уши, а на глаза наденем глухие повязки, чтобы не боялись.

– Хорошая мысль, – одобрил скандинав, – остается только одно – чтобы в этом ужасном землетрясении, которым начинается подвижка земли, как можно меньше животных сломали ноги. А времени уйти затем подальше у нас хватит – вся нечисть будет утюжить завтра эту сторону, а мы уже будем на той…

Весть о том, каким образом можно перейти на другую сторону ирака, быстро облетела лагерь. Были сторонники предложения, были и сомневающиеся в исходе дела, но приказ был отдан, а солдаты приказам привыкли повиноваться. Во всяком случае, стало известно, что делать и как делать. Это внесло определенное успокоение, и люди сегодня спали значительно более спокойно, чем две прошлые ночи.

Утром подъем был поздним. Спешить было некуда. Днем люди отдыхали и готовили заглушки для ушей и повязки на глаза животным. Ближе к вечеру лагерь был свернут, все необходимое погружено на верблюдов и лошадей. Караван еще при дневном свете подтянулся поближе к краю обрыва и вытянулся в длинную линию вдоль него. Костры не зажигали, ведь уже было известно, что стена должна была засветиться и дать достаточно света.

Ближе к полуночи все были уже на ногах. Животных подвели и заставили лечь шагов за десять до края ирака. Ближе к краю подводить, во-первых, боялись – ожидали сильного землетрясения и земляных волн, которые могут сбросить животных с большой высоты, и, во-вторых, перед началом движения сторон ирака, как заметили, было короткое время тишины и спокойствия. Именно за этот маленький промежуток и должны были люди подвести глухих и слепых животных к самому краю обрыва. Животных было не очень много по сравнению с людьми, и каждое из них держали по два человека. Это облегчало задачу. И всем был дан категорический приказ – если по каким-либо причинам не успевают перевести животных на другую сторону – бросать их и спасаться самим.

Как и в предыдущие дни, все началось с окрашивания поверхности стены в розовый, а затем красный цвет. Затем землетрясение сотрясло землю. Но у самого края ирака земля все же сотрясалась не столь сильно, как поодаль от него, и земляные волны не были столь быстры и высоки, как ожидалось. Затем земля перестала содрогаться, а в гуле и скрежете обе стороны ирака начали сближаться по высоте. Люди подняли животных на ноги, крепко схватили их под уздцы и приблизились вплотную к краю обрыва. Все стояли в один ряд, в шаге друг от друга. Часть ирака снизу плавно поднималась вверх, а та, на которой находились люди, опускалась вниз. Когда разница по высоте была менее роста человека, некоторые самые нетерпеливые, не задействованные в проводе животных, уже перепрыгнули на другую сторону и оттуда протягивали руки, перехватывая поводья. Когда разница по высоте была ниже колена, животных погнали вперед. Они упрямились, со страхом двигали ногами. Их с силой тянули и толкали. Пару самых упрямых бактрианов, бывших неподалеку от посла, все же так и не удалось сдвинуть с места. Они дико ревели и не шли вперед. Люди бились до последнего, но времени отпущено было слишком мало, и их все же пришлось оставить. А затем, не снимая повязок, переведенных животных осторожно повели дальше от ирака, где уже все было залито желтоватым светом, перемежающимся белыми вспышками, когда отрывался очередной каменный шар.

Отведя подальше, животных освободили от ушных заглушек и повязок на глазах и увели их еще дальше, к первым холмам. Там их освободили от поклажи и отпустили на выпас. Сами же люди, утомленные больше пережитыми страхами, чем физически, выставили несколько сторожевых постов и легли спать.

Рано утром Набонасар, обойдя лагерь, вернулся с докладом о результатах вчерашнего перехода. Хутрап махнул ему рукой, отводя в сторону. Начальник охраны каравана усмехнулся – совсем рядом, подложив под голову какой-то мешок, прямо на земле рядом еще спали Энинрис и оба жреца.

– Даже Шамши и Бурна не выдержали напряжения и еще спят, – заметил Хутрап, когда они отошли в сторону, – рассказывай.

– Во время перехода не удалось перейти двум верблюдам. Их пришлось оставить. Еще одна лошадь упала и придавила кого-то из солдат. Это видели те, кто находились неподалеку. Второй бросился на выручку, вытащил его, но стена была уже слишком высоко. Им бросили веревки. Они успели схватиться и повисли на них. До верха было совсем немного, но, к несчастью, именно здесь появилась каменная течь. Веревки словно обрезало, и они рухнули вниз. Вот и все наши потери – два верблюда, лошадь и два человека.

– Жаль людей, – вздохнул Хутрап, – но ничего не сделаешь. Могло быть значительно хуже.

– Это точно, – согласился Набонасар, – по правде говоря, я ожидал, что, по крайней мере, половины каравана мы сегодня не досчитаемся.

– Я тоже, – кивнул головой Хутрап.

– Вот что, – добавил он, – до полудня отдыхаем, сразу после обеда уходим отсюда. Хватит с нас этого колдовства…