Очень рада, что ко мне пришли именно вы, мой старый знакомый, Должна вас предупредить: это мое последнее интервью. Но многим причинам. Отчасти даже трагическим, если хотите. Не буду сгущать краски, но, может быть, в ближайшие дни вы прочитаете или даже напишете мой некролог. Я предпочла бы, чтобы мое последнее интервью появилось после моего некролога, но вы можете публиковать его, когда сочтете нужным. Не будем терять времени. Садитесь поудобнее. Вот ваше любимое кресло. Так или иначе я собираюсь наговорить много лишнего.

Видите ли, это было лет двадцать тому назад, то есть почти двадцать, словом, после первого фильма с моим участием. Только что я заняла первое место на конкурсе эстрадных певиц в Буэнос-Айресе. Я была лучше, чем сейчас, да, да, не возражайте, сейчас я искуснее и опытнее, а тогда я была просто лучше, и вдруг этот ужасный телефонный звонок. Представляете себе, заполночь, я переполненная успехом, а мне женский голос говорит: «Если вы дорожите жизнью вашей дочери, будьте любезны выплатить такую-то сумму». По тем временам это была баснословная сумма, она и теперь внушительная. «Вы слушаете? — продолжал голос. Я слабо поддакнула. — Так вот, в следующий вторник в три часа дня вы поедете на вашей машине через мочаловский лес. Вы остановитесь у трех сосен, не доезжая до перекрестка, выйдете из машины, запрете ее, пойдете направо, положите ключ под валун, он там один, и углубитесь в лес на сорок минут. Потом вы вернетесь и найдете ключ там, где вы его положили. После этого вы свободны. Требуемая сумма (голос повторил ее) должна лежать на заднем сидении. Все». Трубку повесили. Представляете себе мое состояние. У меня единственная дочь, врачи предупредили меня, что больше детей у меня не будет. В ту ночь я прокляла свой успех, свою известность, свои гонорары. Поверьте, и впоследствии у меня было достаточно поводов для проклятий, но этот был самый ужасный. Утром я не пустила мою Альбину в школу, а сама кинулась звонить подругам, просить взаймы, чтобы наскрести эту жуткую сумму. Вы же знаете, у певицы никогда нет свободных денег. И вот одна моя подруга, передавая мне деньги, напрямик спросила: «Тебе тоже звонили, да?» У меня не хватило духу сказать неправду. Так я узнала, что подобные звонки — не редкость. «Ты правильно сделала, что не обратилась в милицию, ~- сказала мне подруга. — Я тебе дам телефончик. Ни за что не ручаюсь, но моим знакомым они помогли». «Кто они?» «Как тебе сказать? Я толком ничего не знаю. Это такая служба, что-то вроде кооператива. Кооператив сторожей, понимаешь?» Я не понимала. «А кого я должна спросить?» «Никого не спрашивай. Назови себя и скажи: мне нужна ваша помощь». Я поблагодарила подругу и, как только она ушла, набрала номер телефона. Дозвониться туда было не так-то просто. Было занято, занято, занято… Наконец, я прорвалась, и мне ответили: «Ждите. К вам придут через два часа». Ровно через два часа в дверь позвонили. Из предосторожности я спросила: «Кто там?» В ответ мужской голос назвал мне номер телефона, по которому я звонила. Я отперла дверь, и в мою квартиру впервые вошел он. Как описать его? Он был скорее невысокий, наоборот, приземистый, коренастый. При небольшом росте у него были длинные цепкие руки, как у обезьяны. Волосы густые, темные. Он слегка сутулился, опять-таки по-обезьяньи. Взгляд пристальный, тяжелый. Костюм скромный, чуть ли не потертый. В общем, он походил на газовщика или на водопроводчика. И спросил он меня, как спрашивают мастеровые из кооператива по ремонту квартир: «Вызывали? В чем дело?» Я запнулась, Он продолжал вопросительно смотреть на меня. «Видите ли, — начала я, — мне грозили…» «Дочку, что ли грозили зацапать?» Я кивнула сквозь слезы. «Покажите мне вашу квартиру», — деловито проворчал он. Я показала ему кухню, ванную, повела в мою комнату в комнату дочери. Альбина была рада случаю пропустить школу и весело смотрела на незнакомца. Не обращая на нее внимания, он осматривал двери и окна, выстукивая стены, не то мастеровой, не то сотрудник угрозыска. «Вот что, миледи», — обратился он ко мне, вернувшись в мою комнату и без приглашения садясь в кресло. Да, да, кресло было точно такое, в каком сидите вы. И стояло оно на том же месте. «Вот что, миледи, — повторил он. — Это будет стоить…» И он назвал мне сумму, почти такую же, какую требовали по телефону, ну, может быть, чуточку меньше. Я растерялась, но не настолько, чтобы не поинтересоваться, не больше ли смысла выплатить эту сумму тому так сказать, кто первым ее потребовал. Он пожал плечами: «Хозяин — барин. Только я не поручусь, что на другой день после выплаты они не потребуют столько же. А мы гарантируем вам полную безопасность ровно на год. Можете не запирать квартиру можете оставлять где угодно машину. Все будет цело. Не говоря уже о том, что ни вас, ни вашу пацанку никто пальцем не тронет, Через год гарантии возобновляются за сумму, вдвое меньшую». И я отдала ему деньги, как миленькая, а потом возьми да и ляпни, дура дурой: «В мочаловский лес-то во вторник ехать мне или не ехать?» Он усмехнулся: «Это уж как пожелаете, Только ключа под валуном оставлять не рекомендую». «И дочку в школу можно пускать без провожатых?» «Пускайте хоть на дискотеку. А насчет провожатых не беспокойтесь. Это теперь уже наша забота. И насчет денег не беспокойся. С долгами расплатишься. Я тебе гарантирую». Так он впервые сказал мне «ты», и, честное слово, я даже обрадовалась, с облегчением вздохнула, словом, успокоилась. Его присутствие успокаивало, уверяю вас. Мне хотелось удержать его, но я не осмелилась. Он ушел, а через час мне позвонили и предложили гастрольную поездку по Скандинавии, о которой я и мечтать не смела. Вижу, и впрямь я долги смогу выплатить.

В ближайшие дни облегчение превратилось в настоящую эйфорию, я же артистка. Но приехал с Черного моря мой друг и поднял меня на смех. «Поздравляю, — хохотал он, — удостоилась… Тебя посетил сам Великий Маф». «Кто?» — недоуменно спросила я. «Маф-маф», — хрюкнул он, как будто процитировал «Три поросенка». Вы не можете помнить моего тогдашнего друга, вы слишком молоды. А он был довольно известен в своем кругу. Немножко пописывал о кино и об эстраде, но настоящей его стихией была светская хроника, если можно так выразиться, у нас ведь этот жанр так мало развит. Словом, он собирал информацию о сколько-нибудь заметных людях, и на это у него был нюх. «Я свидетель по призванию, — говорил он. — Чтб литература факта, поэзия факта, вот это да: сплетник для современников, для потомков я стану летописцем». Его побаивались и к нему тянулись. С ним было интересно, понимаете? «Весь этот вариант с мочаловским лесом, — продолжал он, — рассчитан на твое артистическое воображение. Такая нелепица не годится даже для детского детективного фильма. Серьезные дела так не делаются». «Ты считаешь, что меня просто разыграли?» «Если разыграли, то очень удачно. Выудили примерно ту сумму, которую спрашивали. Правда, кое-что ты сэкономила на бензине». «Как выудили?» «Так вот и выудили. Это излюбленный приемчик Великого Мафа. Неужели до тебя не дошло, что тебе звонили от него?» «Но кто же такой этот Маф?» И мой друг рассказал мне его историю. Великому Мафу не было еще шестнадцати лет, когда он убил своего отчима, избивавшего его достаточно молодую мать. В колонии Маф приобрел большой авторитет. Там-то и стали называть его «Маф». Впоследствии, когда Мафа перевели в колонию для взрослых, его взял в телохранители сам пахан. Вскоре выяснилось, что главный противник и соперник пахана нанял в телохранители того же Мафа. Как ни странно, оба заклятых врага примирились с тем, что у них один и тот же телохранитель. Постепенно вся лагерная элита наняла Мафа в телохранители. Маф обзавелся собственной охраной, поддерживавшей порядок в лагере. Сам начальник заискивал перед ним и чуть ли не сам ходил в мафовских подопечных. Уже в лагере Маф приступил к перевоспитанию преступного мира. Он пришел к выводу, что воровство и грабеж устарели. Принцип Мафа был прост: «Зачем воровать, зачем грабить, когда кролики сами с радостью себя освежуют и принесут свои шкурки мне, лишь бы их не трогали». Кроликами Великий Маф ласково называл своих подопечных или подзащитных, не знаю, как выразиться, я бы сказала, своих подданных, Выйдя из лагеря, Маф организовал кооператив сторожей. Сначала к его услугам прибегли не в меру преуспевающие кооператоры, потом его клиентура расширилась за счет творческой интеллигенции, напуганной убийством одного из битлзов, а когда в Средней Азии в закрытом санатории был зарезан министр, под крылышко к Мафу запросились лица весьма высокопоставленные, чьи имена принято называть шепотом. Величайшим достижением Мафа было доверие, которое питали к нему решительно все. К Мафу обращался и тот, кто хотел кого-нибудь устранить, и тот, кого хотели устранить, а Маф находил разумный компромисс, сводя число неизбежных убийств к минимуму, что начала подтверждать даже статистика. «У него практически нет свободного времени, — продолжал мой друг. — Маф посетил тебя только потому, что он твой завзятый поклонник. У себя на даче он постоянно слушает твои кассеты, слушает и прикидывает, какую примерно сумму с тебя можно взять». «Может быть, мне не следовало звонить ему? Все и так обошлось бы?» «Этого я не сказал, — мой друг больше не смеялся, он хмурился. — Однако на его гарантии ты можешь положиться. Ты в безопасности, если он тебе обещал. Так что я за тебя спокоен. Более того, я даже оставлю у тебя папку с кое-какими записями и схемами. Пожалуй, надежнее твоей квартиры для нее нет места». Я не успела сказать «нет». Он спрятал папку у меня в секретере и удалился, поцеловав меня на прощание.

Потом были мои гастроли в Скандинавии. Я купалась в успехе. Моих гонораров хватило не только на погашение долгов, но и на покупку новой машины. Одно огорчило меня. Вернувшись домой, я узнала, что моего друга нет в живых. Его нашли с проломленным черепом на лестничной площадке в доме, где он жил. Об этом сообщил мне Великий Маф, который самолично пришел меня утешить. Я никогда не забуду того вечера. В тот вечер я стала тайной женой Великого Мафа. Да, да! Я пригласила вас, чтобы открыть вам эту тайну. Теперь мне нечего терять. В тот вечер Великий Маф открыл мне глаза на истинные занятия моего так называемого друга. «Он собирал материал на тебя, — сказал Великий Маф, как только я стала его женой. — Он собирался тебя шантажировать. Хорошо, что его вовремя замочили. Тебе крупно повезло, миледи. Дай-ка мне взглянуть на папку, которую он тебе оставил». Я отперла секретер. Он взял папку, положил ее в свой дипломат, запер его на ключ и тоже поцеловал меня на прощание.

Так начались счастливейшие дни моей жизни. Я купалась в успехе. На всех эстрадах мира меня забрасывали цветами. Для меня просто не имели значения небольшие суммы, которые я время от времени выплачивала кооперативу сторожей. Это была счастливейшая эпоха для нашей страны и для человечества, да, да, /для всего человечества, поверьте мне! Каждый кролик боится за свою шкурку, а Великий Маф гарантировал сохранность каждой шкурки… на определенных условиях. Кооператоры не смели взвинчивать цен, врачи лечили тех, кому покровительствовал Великий Маф, министры — и те подтянулись во избежание крупных неприятностей. Вы не представляете себе, какие чудеса может творить страх. Это истинно творческое чувство. Я пела, и я не боялась. Никто ничего не боялся, потому что всем было страшно, и каждый знал свое место, каждый платил дань кооперативу сторожей. Я убеждена: это Великий Маф предотвратил мировую войну. Канцлеры, президенты, короли целовали мне руки после моих концертов, а я знала: каждый из них боится за свою шкуру и уповает лишь на защиту Великого Мафа и ничего не предпримет без его ведома и согласия. Великий Маф был мудрым и беспристрастным властителем мира, а я была его тайной женой.

Но нашлись, нашлись подонки, нашлись выродки, ополоумевшие от страха. Они подъехали в закрытой машине и изрешетили Великого Мафа пулями у моего подъезда. Так и кончилась моя жизнь; с тех пор я не живу, я умираю. Я зарабатываю гораздо меньше, а плачу гораздо больше разным негодяям, которым не доверяю. Без Великого Мафа все отбились от рук. Вы посмотрите, как подскочили цены. А как дорого хирурги берут за пустяш-ную операцию. Даже климат портится, даже вода нечиста. Он же следил и за этим. А сколько кругом самоубийств! Как упала рождаемость! Я понимаю, людям просто не хочется жить. Страшно всем и каждому. Когда я пою, я жду: вот-вот в меня выстрелят из зрительного зала или бросят бомбу в букете. Все знают: я вдова Великого Мафа. Поэтому на меня и клевещут. В вашей газете только что написали, будто я наскандалила в гостинице. А я не скандалила, я вела себя как всегда, просто культура настолько понизилась, что обслуживающий персонал уже не понимает, как должна себя вести актриса. Это мое последнее интервью. Да, да, да! Не разубеждайте меня. Ваша газета науськивает на меня подонков. Это заговор, заговор, заговор! Но вы не такой, как они. Вы хороший, честный мальчик. Умоляю вас, опубликуйте после моей смерти мои последние слова: «Люди, я любила вас, будьте бдительны!» А вы мне очень нравитесь. Я же знаю, зачем, в конце концов, вы все приходите ко мне. Я же все еще очень женщина, и я так одинока. Разрешите, я погашу лампу. Я уже недостаточно молода для стриптиза, но кое-что я умею, поверьте мне. Ну, пожалуйста…