Тая впервые обнаружила свою силу во время дополнительных занятий. С первого класса девочка приводила в отчаянье учителей. Заканчивая восьмилетку, она читала чуть ли не по складам. Решив, что Тая стесняется своих одноклассников, учительница стала приглашать ее к себе домой. Весна в тот год выдалась на редкость жаркая. В конце апреля во второй половине дня нечем было дышать. Учительница страдала приступами головной боли. Она почти потеряла сознание в душных сумерках и, внезапно очнувшись, не особенно удивилась, увидев, что Тая стоит перед ней совершенно голая, И впоследствии Тая должна была раздеться догола, чтобы ее сила оказала действие. Это давало повод ко многим превратным слухам и обвинениям. Тая была взята на учет милицией и не раз попадала на лечение в психоневрологический диспансер. Впрочем, эти меры вряд ли можно признать законными или обоснованными. Вообще говоря, ее поведение не вызывало никаких нареканий. Ее никак нельзя было обвинить в тунеядстве, так как окончив восьмилетку, она сразу же устроилась техничкой в детский ревматологический санаторий. Что же касается обвинений в распущенности и в сектантстве, то они всецело на совести тех, кто их распространял.

Учительница не умолчала о том, как Тая излечила ее от головной боли. За первым исцелением последовали другие. Врачи подтверждали, что у больных после контакта с Таей снижалось кровяное давление. Поговаривали, будто Тая лечит разные болезни от язвы желудка до глаукомы. Ей приписывали даже излечение раковых опухолей, но толки такого рода заходили, пожалуй, чересчур далеко. Одного нельзя было не признать: Тая действительно обладала способностью снимать боль. Среди дачников нашлись остряки, распространившие в Москве выраженьице «обезболивающий стриптиз». Кстати, благодаря Тайной репутации снять в Мочаловке дачу стало так же трудно, как в баснословные времена, когда индустрия еще не подступала к поселку вплотную. Полагаю, что всесоюзная слава нашего ревматологического санатория тоже связана с легендой о Тае, хотя она разве что мыла в санатории посуду и вряд ли исцеляла. Правда, Тайны исцеления вообще мало походили на медицинскую практику или на знахарство, как его обычно себе представляют. Язык не повернулся бы назвать Таю экстрасенсом. Приземистая, коренастая, она выглядела неуместной в коридорах санатория и в любом другом помещении. В теплое время года после работы Тая целыми днями пропадала где-нибудь на берегу нашей заболоченной речки Таитянки. Жизнь Таи, несомненно, была связана с этой речкой. Тая не отходила от нее с детства. Она ухитрялась купаться и даже нырять в заводях, напоминавших пересыхающие лужи. Извилистый берег, заросший репейниками, лопухами и крапивой, служили Тае приемной. Она никого не приглашала на берег. Напротив, она знала множество укромных мест, где пряталась от назойливых посетителей, но те находили ее рано или поздно. Можно было подумать, что Тая загорает, однако ее кожа имела одну особенность: загар к ней не приставал. Может быть, от постоянного купания кожа Таи всегда оставалась влажной, а ее прикосновение вызывало ощущение прохлады даже в разгар летнего зноя. Прикосновение Таи нравилось далеко не каждому. Некоторых оно заставляло содрогаться от гадливости. Там, на берегу среди пышных сорных трав ее матовая нагота выглядела естественной и даже привлекательной. Поселковые краеведы убедительно доказывают, что правильное название нашей речки — не Таитянка, а Таитянка, от слова «таиться». Таю же упорно называли «Таитянка», и, как я полагаю, под влиянием этого прозвища непоправимо сместилось ударение в названии речки.

Мало кто слышал голос Таи. Она была, что называется, безответной. Только на берегу, когда никто не наблюдал за ней, она затягивала странную песню без слов, и в зарослях раздавалась непрерывная стрекочущая трель. Отказывать в помощи Тая не умела. Она безропотно шла туда, куда ее звали. Так она впервые пришла на дачу, где при смерти лежал академик. Дача находилась на территории военного городка, в просторечии именуемого «генералкой». Солдаты по традиции отдавали академику честь, как в те времена, когда он еще носил генеральскую форму. Академик был специалистом по ракетным двигателям. Н свое время он был засекречен, и теперь еще охрана присматривала за его дачей особенно пристально. Тая если не воскресила, то вернула академика к жизни, когда у врачей опустились руки. С тех пор академик держал ее при себе. Он просто дал распоряжение не выпускать ее с территории городка. На работе Тая числилась в отпуске, потом на больничном листе. Этим воспользовалась уже немолодая дочь академика, не выносившая Таю. Как раз у нее присутствие Таи вызывало физическое омерзение. Ее до дрожи доводила непрерывная стрекочущая трель, которой Тая по ночам убаюкивала академика. Злые языки болтали, будто богатая наследница боится, как бы академик не женился на своей целительнице. Тогда дача и внушительный текущий счет после смерти академика перешли бы к Тае.

Трудно было придумать что-нибудь нелепее подобных опасений, если они, действительно, имели место. Материальные блага интересовали Таю меньше всего. За свою помощь она никогда не брала никакого вознаграждения. Так или иначе дочь академика воспользовалась тем, что Тая на больничном листе, и ухитрилась водворить ее снова в психоневрологический диспансер. В тот же вечер академику стало хуже. Всю ночь он не смыкал глаз, а на пятый день врачи с минуты на минуту ждали летального исхода. К ночи сиделка задремала, и тогда из открытого окна мягко спрыгнула босыми ногами на пол голая Таитянка. От нее пахло болотной тиной. С жидких распущенных мочального цвета волос лилась вода. Коленки и ладони были перепачканы в липком иле. Тая убежала из психоневрологического диспансера во время водной процедуры. Никто не подумал искать ее в речке. Кое-где Тая плыла, кое-где ползла по топкому дну и в темноте бесшумно вскарабкалась на обрыв, где стояла дача академика. Не вытирая илистых рук, она обняла умирающего. Академик вздрогнул, глубоко вздохнул и очнулся. Здоровье академика снова улучшилось. Теперь уже Тая не отходила от него ни на шаг. Тем более заволновался академик, проснувшись ночью и не найдя Таи около постели. Он прошел по всем комнатам, спустился с крыльца в сад и в беседке застал Таю с Геннадием.

Тая пользовала Геннадия не первый год. Говорили, будто она собирается за него замуж, однако сам Геннадий категорически это отрицал. Вообще его жизнь явно не удалась. Геннадий учился в институте, когда случайный знакомый попросил разрешения оставить на ночь у него в сарае поросенка. Поросенок был краденый, и Геннадий угодил в тюрьму за укрывательство краденого. Выйдя из тюрьмы, он убедился, что в поселке сторонятся его, считая вором. Геннадий даже не попытался восстановиться в институте, устроился на работу кровельщиком и вскоре свалился с крыши, получив тяжелые переломы. Тогда-то сердобольная соседка и привела к нему Таю. Геннадий выжил, но остался инвалидом. Рассказывали, что Тая отдает ему чуть ли не всю свою зарплату. Неизвестно, так ли это, по во всяком случае она стирала его белье в речке и бегала к нему, когда у него начинался очередной припадок невыносимых болей. Так продолжалось, пока Таю не разлучила с Геннадием ограда военного городка.

Дойдя до беседки, академик не выдал себя. Он поспешил на дачу и по телефону вызвал милицию. Когда милиция приехала, Геннадий был уже задержан охраной. Академик обвинил Геннадия в том, что Геннадий собирался убить его из ревности. Задержанный в ответ молчал. Он и впоследствии упорно отказывался давать показания. Когда Геннадия увели, академик хватился Таи. Но Тая бесследно исчезла. В поисках Таитянки солдаты несколько дней обыскивали берег от устья до истоков.

Наведались и в ревматологический санаторий, и в психоневрологический диспансер, и в хибарку Таи. Хибарка, кстати, стояла незапертая, но там не нашли ничего, кроме топчана, застланного сопревшей простыней да крынки, в которой молоко скисло несколько месяцев назад. Академик умер, Геннадия освободили вскоре после этого, а Тая так и не вернулась. Всесоюзный розыск не дал никаких результатов. Однако наплыв дачников не идет в Мочаловке на убыль. Больные по-прежнему скитаются по берегу Таитянки. Говорят, что в душные летние вечера на берегу появляется огромная лягушка. Иногда она будто бы даже позволяет детям дотрагиваться до себя. Не надо только хватать ее. Она все равно выскальзывает из рук и шлепается в прибрежную жижу, но по ночам от устья до истоков Таитянки слышится знакомая стрекочущая трель.