X
Это началось почти так же, как в прошлый раз. Я проснулся. Какой-то момент я был смущен, не понимая, где я. Команда Кафки закончила переделку холла несколько дней назад. Мое тело покоилось теперь на скатах, поднимаясь в центре до уровня балконов, а голова была теперь еще на целый этаж выше. Стены здания были остеклены тройными панелями. Я мог видеть Рокс, дремавший в толстом предрассветном тумане. Моя земля казалась мирной, и мысленные голоса оставались тихи, были заполнены собственными снами, хотя были и исключения. Кройд, расхаживающий в башне, не в силах решить, спать ему или нет. Ястребок, который должен был бы наблюдать за городом со своего насеста на северной башне, спал и видел мертвого Кьена. Несколько пар занимались любовью или разговаривали.
Я посмотрел вниз, на «Искушение», установленное на балконе в пламени ламп, и спросил себя, от чего я проснулся.
Потом я почувствовал это снова – пощипывание в стене, пара дюжин или больше. Зондирование шло со всех сторон. Мысли, которые я ощутил теперь на грани моего внутреннего слуха, были пугающими. Они учились. Теперь это были не зеленые рейнджеры и городские копы. Нет. Это были закаленные воины, люди с ужасающе простым чувством долга. Люди, которые следовали приказам вслепую, не задумываясь. Люди, которые видели бой раньше и которые будут с радостью ненавидеть тех, кого их командиры назовут «врагом».
– Дерьмо, – пробормотал я.
– Губернатор? – Кафка, дремавший рядом, проснулся. Моя охрана напряглась.
– Сохраняй спокойствие, – сказал я ему.
И услышал это снова: ритмичный настойчивый звук винтов, вспарывающих воздух недалеко отсюда, пульсацию мощных двигателей, вспенивающих воду залива.
Они идут.
Прошлый раз я испортил все дело, слишком быстро подняв по тревоге весь Рокс. Я не собирался повторять эту ошибку.
Поэтому я допустил другую.
Я попытался использовать ту «власть», которой, как все считали, я обладал. Я сфокусировался на Стене. Я вообразил, как она становится толще и эластичнее, как отталкивает обратно вторгающиеся лодки и вертолеты. Я думал… Я думал вначале, что это сработало. Я испытал это ощущение твердости Стены, и пощипывание полностью исчезло. Я сжал кулак: победа.
– Да, – прошипел я.
Я правда считал, что сделал это. Я поверил на мгновение, что это было так просто.
Потом они снова ударили в Стену – со всех направлений, сразу и быстро. Это была сконцентрированная, одновременная, организованная атака. Я собрал всю физическую силу, что была у меня. По крайней мере я надеялся, что я это сделал. Я попытался визуализировать энергию, собирающуюся вокруг меня, текущую через мой ум и затем мчащуюся к Стене, но возможно, это было просто воображение или фантазия из книжки комиксов, потому что это ничего не дало.
Стена вспучилась и треснула, заставив меня застонать. Я имею в виду, я действительно чувствовал это. Это было, мать его, больно. Потом Стена была вспорота, открыта полностью, словно гнойный нарыв. Войска (кто бы это ни был – проклятая американская армия, или Национальная гвардия, или еще что) вливались внутрь, пока я лежал, задыхаясь в боли.
Прорвались. Идем. Я слышал их.
Внутри, ура! Надерем задницы. Покажем этим рейнджерам, как это делается. В этот раз мы не отступим.
Наркоманы, убийцы, насильники – они это все заслужили, заслужили все, что мы им устроим.
Давай. Давай. Давай! Черт!!! Давай сквозь эту чертову Стену, пока они не проснулись.
Ярко вспыхнувший искусственный синий свет отбросил извилистые тени, пробежавшие через весь Рокс и административное здание – ракетницы. Там, на воде, я видел яркие ноги прожекторов, шагающих к нам через залив. Вертолет с яркими бегущими огнями промчался мимо лобби как разъяренная летучая мышь, и я увидел лица, уставившиеся на нас, когда он пролетал мимо.
И я слышал мысли:
Это еще что за хрень?
Господи Иисусе в бутылке!
Это Блоут?
Сирены запоздало огласили Рокс. Кафка вопил подо мной:
– Блоут! Разве ты не можешь сдержать их!
– Угу, – медленно и устало ответил я ему. Речь отнимала гораздо больше сил, чем я думал. – Я не могу. Я устал. – Это звучало словно отговорка сонного ребенка. Отнеси меня в постельку, папочка, я такой сонный.
Пара вертолетов плясала оглушительно вокруг здания, затем отлетела, чтобы приземлиться. Трещавшие выстрелы орудий казались слишком тонкими, чтобы быть реальными, но я слышал мысленные голоса, кричащие в страхе и панике.
Волна ужаса прокатилась сквозь Рокс. Было слишком много мыслей и слишком много всего, и образы ошеломили, погребли меня.
Хаос. Просто хаос. Я многого не помню, только отдельные сцены, фрагменты общей резни. Образы накладывались один на другой, приходя почти одновременно.
…Я мог чувствовать призрак Хризалис, преследующий Элмо в снах. Она погладила его по щеке и сказала с поспешностью, не соответствующей этой мягкой ласке: «Вон! Вон отсюда!»
В разуме Элмо раздались звуки бегущих шагов. Под их влиянием растаяли стены Кристального дворца. Хризалис исчезла, но я чувствовал, что он хранил сладкое прикосновение сна.
Еще один призрак. Еще одно воспоминание.
Элмо, должно быть, проснулся, потому что подумал: дерьмо, они опять здесь? Пока полузабытый звук лопастей эхом отдавался в его разуме. Надо убираться отсюда. Она сказала это!
Потом я уловил короткий образ: приклад, летящий в его лицо, и залп боли, который выключил все. Страдания были мучительны, мгновенны и ослепляющи. Перед тем как Элмо потерял сознание, он подумал: Господи, да они убьют меня.
…шум вертолетов разбудил Блеза, я уловил его мысли, просачивающиеся сквозь ментальный щит. Образ: синий луч прожектора и безумно пляшущие тени на стене. Эротические сны, смешанные с убогой действительностью, скользнули на минуту из-под его защиты и снова скрылись…
Кройд нервничал. Мысли бились в его голове как летучие мыши. Вертолеты прошли прямо рядом с башней. Два, и еще больше ожидало в заливе. Дерьмо… просто дерьмо… надо уходить, надо уходить осторожно. Нельзя, чтоб меня поймали здесь.
Я следовал за потоком мыслей Кройда: вниз по лестнице в прилегающее здание. Теперь он был рядом с комнатой Элмо, и поток сознания внезапно остановился. Из того, что я видел глазами каждого из нас, новое тело Кройда – а он выглядел как помесь броненосца и человека – было быстрым и сильным и довольно неплохо защищенным. Видел он плохо, но слух был отличный, а обоняние – еще лучше.
Запах машинного масла, пота. Что-то еще. Заглянуть за угол. Проклятье… Это чертово зрение.
Это должно быть Элмо… дерьмо, а это десантники…
Ушами Кройда я четко различил звуки взятого наизготовку оружия. А потом Кройд с диким воплем, звучащим лишь в моей голове, набросился на них…
Могу сказать, что тот, которого звали Дэнни, был в ярости, потому что Рэй хотел тратить время на этого чертова карлика, но Рэй был командиром отделения… ей-богу, новым сержантом… и это был приказ Рэя. Просто покончить с этим… жуткое место… полно джокеров, и еще эта чертова капля в холле. Дэнни слушал, как смеется Рэй. Он не очень-то хотел видеть, как голова карлика превращается в малиновый джем. Просто хотел убраться отсюда…
Дэнни слышал, как стреляет «CAR-15» Рэя, но в ту же минуту что-то, похожее на быстрого большого броненосца, врезалось в них – из фрагментов образов я понял, что это был Кройд. Нет!..дерьмо, убейте тварь…
Дэнни стрелял – короткий всплеск мысли – Рой катался по полу, хватаясь за горло… дерьмо… джокер пробил ему трахею… а Кройд вцепился когтями в Джерри, и тот упал, нет, нет! Дэнни задело рикошетом. Господи! Я ранен! Мать его, больно, больно, и броненосец схватил карлика и побежал по коридору, прихрамывающий, но живой…
Молли Болт прыгнула в пилота «Ирокеза». Интересно, как можно управлять этими штуками?.. Не то чтобы это было действительно важно, просто повернуть штурвал туда, потом сюда… забавно…
Я почувствовал приступ головокружения, когда вертолет взбрыкнул и накренился. Десантники, сидевшие в открытой части, стреляли, и их мысли я тоже, конечно же, слышал. Дерьмо… кто это? Я увидел мельком, как Молли посмотрела через плечо. На нее смотрело дуло пистолета. Солдат, молодой темнокожий мужчина, смотрел на нее странным печальным взглядом.
– Господи, Чак. Мне жаль. Мне правда жаль.
Дерьмо!.. И шок дезориентации, когда Молли прыгнула.
Я почувствовал ее долгие мгновения спустя, задыхающуюся в ожидании сокрушительного воздействия пули, и лишь чуть позже осознавшую, что она вернулась в свое тело.
Капитан Хейз думал, как нехорошо вышло, что он поругался со своей старушкой прямо перед миссией.
Мардж, черт возьми, они убивают людей. Ты понимаешь? Они бы зарезали тебя на улице из-за одного косого взгляда. Они порочные и злобные. Они животные. Он продолжал проигрывать в голове аргументы. Мардж утверждала, что они просто дети, просто дети, и она не понимала. Вообще не стоило ей говорить. Она просто волнуется, вот и все. Просто волнуется обо мне.
Хейз тоже волновался. Я чувствовал это и видел это в быстрых вспышках сознания между мыслями. Он цеплялся за дрожащие, вздрагивающие стены «Ирокеза», уставившись на десантников, набивших его брюхо. Все хорошие люди. Ни один из них не имеет права умереть, но некоторые умрут. Эти ублюдочные дети получат свое, и не важно, что говорит Мардж. Хейз откашлялся; рождающиеся слова мешались с его мыслями. «Тридцать секунд», – кричал он в шуме лопастей.
…ничего не вижу, ракетницы светят словно это снова Вьетнам… вертолеты кружатся вокруг этого чертова игрушечного дворца как большие стервятники…
– Мы приземляемся на территорию джамперов. – …конечно, они знают это, но, если я говорю, они не могут думать о том, что скоро случится… – Так что следите за своим напарником… мать твою, огромный шар пламени, ИИСУСЕ! Это был «Ирокез»? – Помните, ваше оружие подготовлено, – ничего не видно, но это точно упал один из наших, дерьмо… – так что только вы знаете, как его активировать. – …лучше б мне было устроиться на работу, на чертову работу… – Вы видели, как один из наших парней нажимал на спусковой крючок и ничего не происходило, в него могли – могли – прыгнуть. Так что не стреляйте в них, используйте транквилизаторы. – …или просто стреляйте быстрее… – Тактика, стреляем только в ответ на огонь. – И это может нас убить. – Но я хочу, чтобы вы сделали все от вас зависящее. Не думайте о тактике. Старайтесь выжить, чего бы это ни стоило. Поняли?
Его люди закричали в ответ.
«Ирокез» дернулся (господи, эти лачуги прямо по курсу несутся на нас как сумасшедшие), приземлился. Я увидел грязь, ярко сверкающую в свете прожекторов.
– Вперед, ВПЕРЕД, ВПЕРЕД! – кричал Хейз, и его люди выпрыгивали из вертолета и неслись к домам джамперов. Словно гетто, трущобы. Таким я помню Сайгон, как раз перед тем, как мы ушли… Хейз приотстал, его люди уже были в зданиях, пока он еще бежал по открытому пространству перед ними.
Услышав автоматную очередь, он закричал и рухнул. Ужас того, что он увидел, лишил его способности мыслить членораздельно. Я видел останки его тела точно так же, как видел их он. Мы оба знали, даже когда накатила волна боли и сознание начало уплывать.
…пусть это кончится, господи, пусть это просто кончится… не может быть, чтоб они подстрелили меня, все эти годы во Вьетнаме, и ни царапины… все еще вижу руки, скользкие и теплые… столько крови, столько крови – море, и вся моя… холодная и черная… говорят, должен быть свет, и голоса, и родня, но есть только чернота… чернота… Мардж?
Видео кричала, бесконечная рыдающая агония. Я больше не хотел этого видеть. Я не хотел видеть это…
Но ничто не могло стереть видения из моей головы. Протесты были бесполезны. В ее сознании все смешалось: грязь, в которой она сидела, холодный туман, обернувшийся вокруг нее, уродливые куски сырого мяса, покрытые оливковой тканью, на которые она очень старалась не смотреть, но которые занимали ее мысли.
Видео плакала. Она улыбалась. Это было ужасно. И не было способа прервать видение.
Словно фильм, застрявший в кошмарном, патетическом кольце, Видео все проигрывала в уме то, что она видела.
Сначала был звук, громкое прерывистое хныканье, затем, когда она повернулась чтобы посмотреть, накренившийся вертолет, летящий через туманный залив. Завалившийся набок и неконтролируемый, он, очевидно, терпел бедствие.
Она подумала на мгновение, что сейчас он выправится, но в ту же секунду увидела испуганное темное лицо в кабине, одна из лопастей вспорола землю, и вертолет опрокинулся на Рокс. Он рассыпался на части и взорвался, превратившись в кружащийся, сверкающий ад, оставивший след горящего топлива и разбросанные покалеченные тела, как окровавленные семена. Потом пылающий, сверкающий шар врезался в самодельные лачуги у доков. Они вспыхнули как трут, ревя и бросая искры.
Невозможно было сказать, джамперы кричали там или натуралы – все горящие тела выглядели одинаково.
…Наблюдая за Ястребком, я слышал, как он рассказывает Кьену историю о последнем набеге Цапель, но каждый раз, когда Кьен открывал рот, чтоб ответить, раздавался странный звук, похожий на рев сирен, взрывы, настойчивый ритмичный обстрел. Кьен продолжал говорить сквозь шум, размахивая руками, только теперь они были не в кабинете Кьена, а где-то в поле, и вертолеты кружились вокруг…
Проклятье! Это настоящие вертолеты! Черт, я, должно быть, заснул…
Ястребок на своем насесте в башне над Роксом беспокойно поднялся на ноги и посмотрел вниз.
О мой бог…
Шок впечатывал образы в его ум, и я видел как будто его глазами. Гром ревел от доков, где располагались районы джокеров. Невероятный сгусток оранжево-желтого пламени горел там среди домов. Рокс был словно кадром из военного кино, ночной сценой сражения. Два вертолета приземлились у западного крыла. Еще один впереди. Другие летели через залив. Вспышки сверкали в небе, прожекторы разрывали темноту яркими пятнами. Ястребок видел вспышки турелей и слышал прерывистый орудийный огонь.
Вертолеты приземлялись и на ту сторону, где располагались джамперы… это была полномасштабная атака… Логично. Им рассказали, как джамперы расправились с копами. И лучшей тактикой была быстрая жесткая атака большим числом людей. Дерьмо, еще два вертолета, заходящие с востока… надо увидеть Блоута, узнать, что мне делать…
Ястребок сорвался с насеста, но кто-то ниже, должно быть, заметил его и выстрелил, потому что мысли его вдруг стали испуганными и рассеянными… не могу двигать… крыло… о боже, больно… все кости переломаны…
Он почти пропал из поля слышимости.
* * *
Паника сочилась из разума Блеза как горький сироп. Их слишком много. Я не могу контролировать их всех. Это была высказанная мысль, и я понял, что он говорит с Дургом, потому что ощущал эту странную пустоту разума таксианца. Щиты Блеза упали. Его разум проблескивал смертью, солдатами, стреляющими друг в друга, джамперами, лежащими на окровавленном полу. Дург (боже мой, неужели человек действительно может двигаться так?), ведущий бой как хорошо налаженная машина. Еще один военный транспорт приставал к берегу у госпиталя. С ним пришло еще больше солдат. Что делать? Что делать? Что делать? – в панике думал Блез.
Ответ проник в мозг Блеза словами Дурга.
– Уходите, здесь больше не безопасно, – сказал Дург.
– Куда? – спросил Блез, но затем мысль сверкнула в его сознании. Образ Харона сверкнул в его сознании.
Внезапно я почувствовал решение.
– Келли! – крикнул он Дургу. – Найди сучку. Немедленно!
Несколько мгновений я больше не чувствовал от Блеза ничего. Потом еще одна короткая вспышка. Да заставь же эту чертову штуку лететь, говнюк…
И сразу образ вертолета и его напуганного пилота, его разум контролировал Блез. Келли, полуослепленная страхом, была с ним, Дург твердо держал ее в руках.
Вон отсюда, скорее бежать, думал Блез.
Последним образом, который я уловил от него, был звук вращающихся лопастей.
Голос Кафки вернул меня к реальности.
– Вы единственный, кто может сказать нам, что делать. Губернатор! – он кричал. – Куда нам идти? Что мы должны делать? – Кафка неистово размахивал руками перед «Искушением». Его щитки грохотали как связка консервных банок. Он боялся и думал, что все это было слишком похоже на Монастыри, когда все ополчились против Астронома. Джокеры толпились вокруг, вооруженные кто чем: от бейсбольных бит до «узи».
Кафка все кричал:
– Блоут, ну давай же! Кажется, они идут сюда.
Кафка был прав. Я чувствовал его, тускло-алый поток, катящийся к зданию.
– Я не хотел их знать, – сказал я, – нет, давай честно, – я бормотал, – я не должен был их знать.
– Блоут, там умирают джокеры!
– Они просто люди. Все мы. – Я пытался заглушить все голоса Рокса. И не мог. За Кафкой святой Антоний боролся с демонами и другими фантастическими существами. Они наседали на него, кусая и хватая когтями.
– Блоут!
Я вздохнул.
– В западном крыле уже три отряда, поднимаются по лестнице. Другая группа приближается быстро с востока, идет над водой. Через несколько секунд они соединятся на площадке. Забудьте о стороне, которую занимают джамперы, там везде подводные лодки. У всех отрядов приказ направляться в административное здание после зачистки периметра. Скоро они все будут тут.
Кафка выстреливал приказы по мере того, как я излагал диспозицию. Джокеры рассредоточились, крича как сумасшедшие. Охрана разделилась, чтобы защищать холл и комнаты позади, где лежало мое беспомощное тело.
Я слышал, что орудийный огонь усилился и стал ближе. Я чувствовал приближение смерти.
Я смотрел, не шевелясь, пока ум мой бродил по моему Роксу, моему атакованному острову. Никто никогда не говорил мне, что это будет так. Никто и не предполагал, я думаю. Я просто хотел остановить все это.
Ястребок полуупал, полускользнул в открытое окно балкона. Кровь забрызгала его перья, одно крыло было раздавлено и разорвано.
– Блоут… – начал он.
– Я знаю, – сказал я, и один из джокеров подбежал, склонившись над ним.
– Все будет в порядке. Все будет в порядке, – одна из тех готовых фраз, которые выскакивают, когда вы не в силах думать. Откровенно говоря, я не думал, что что-нибудь «будет в порядке». Я не был уверен, что хоть кто-то из нас останется в живых.
А потом ад пришел нанести мне маленький личный визит.
Раздались крики из-за дверей холла. Стрельба захлебывалась своей победною речью. Я почувствовал смерть Блевотины и Мохового Рта. Двери распахнулись от удара ноги, стекло полетело по плитке пола. Солдаты в штурмовых касках, форме и кевларовой броне шли от центральных входов и по балконам.
У них не было хороших мыслей. Ни одной. Эти люди уже видели смерть своих товарищей и сами убивали в бою. Они думали только о том, чтобы остаться в живых.
Хотя это не совсем точно. Позвольте мне внести ясность. Они собирались остаться в живых, убедившись, что их враг мертв.
– Только двиньтесь, пристрелю! – кричал один из них, размахивая автоматом. Я думал, что так говорят только в фильмах. Это почти заставило меня захихикать… почти. У него была колодка лейтенанта на плече и значок на груди кевларовой брони с именем И. ШЕР.
Пингвин посмотрел на меня.
– Иногда ты просто должен сделать что-то, губернатор, – сказал он мне.
Существо издало нечленораздельный насмешливый звук и бросилось на лейтенанта. Офицер – на самом деле мальчик не старше меня – не колебался.
Очередь почти разорвала пингвина пополам. Яркая артериальная кровь брызнула во все стороны – на Кафку, на меня, на других джокеров, на картину Босха. Части плоти ударили в стеклянные стены и сползли вниз, оставив алые потеки. Тело развалилось на две части, прямо перед возвышением, на котором лежал я, а мальчишка все еще продолжал стрелять. Я знал, что какие-то пули попадают в меня, хотя чувствовал лишь отдаленную тупую боль. Отдельные пули попадали в стекло, но я даже не слышал его звон, таким оглушающим был звук выстрелов, запах пороха и пролитой крови.
Тишина, наступившая, когда он закончил стрельбу, была долгой.
Мальчишка засмеялся – как мог бы засмеяться я. Его взгляд был диким и странным. Ему это нравилось, заставляло чувствовать себя могущественным. Потом он оглядел холл, он искал новую цель. Пусть хоть один дернется, хоть чуть-чуть…
Ненависть в комнате была почти осязаемой, она оседала в моем разуме словно красный туман. Я чувствовал свою беспомощность. Не было ничего, что я мог сделать. И эти сукины дети ждали только повода для убийства.
– Ты Блоут? – рявкнул Шер.
Пара дюжин саркастических ответов пришла мне в голову, но ни один из них не был слишком умным.
– Да.
– Отзови своих проклятых псов. Немедленно.
Я слышал продолжающуюся резню снаружи. Я посмотрел на джокеров рядом со мной: Кафка, Видео, Саван, Ястребок, может быть, еще дюжина других. Они все смотрели, будто ждали от меня чего-то, и будь я проклят, если я знал, что делать. Я все испортил. Моя некомпетентность убила их так же верно, как если бы я сам, своими руками нажал на спусковой крючок. Кровь пингвина текла по моим бокам как обвинение.
– Мы не псы, – сказал я Шеру. – Мы люди.
– Дерьмо собачье. Все кончено, говнюк.
– Я… Я… – начал я. Они все так же смотрели на меня, и джокеры, и солдаты. – Я не могу приказать им.
– Я думал, ты тут за все отвечаешь, – Шер плюнул.
Я горько засмеялся.
– Да, это так. Конечно, я тут отвечаю за все. Я губернатор. – Я стегал себя словами.
Парень зарычал. Он повернул дуло автомата.
И выстрелил.
Святой Антоний разлетелся разноцветными чипсами. Сюрреалистические ландшафты видений Босха разорвало на длинные осколки, расколотые и разбитые. Зверинец уродств прекратил свое существование, когда автомат мальчишки, которому он противостоял, взревев, раскромсал триптих. Вся картина накренилась и упала на пол, разлетевшись на части.
Уничтожена.
– Нет! – закричал я в громкой после автоматного огня тишине.
– А теперь слушай сюда, губернатор, – сказал Шер, хотя грохот выстрелов наполовину оглушил всех нас. – Останови их, или следующий выстрел будет сюда, – он кивнул на Кафку.
– Я не могу, черт подери! Послушай меня…
Он не дал мне закончить.
– Пока, таракан, – услышал я приговор Шера. Видел, как палец медленно нажимает на спусковой крючок, и знал, что он сделает это.
Я знал.
– Нет! – закричал я снова.
Слизь стекала словно густая лава с моих боков. Я был болен – болен от смерти, болен от разрушения, болен от моей собственной неспособности сделать что-либо. Гнев и ненависть создали во мне новое продолжение. С ним… пусть будет с ним, пришло то же самое чувство, что уже было однажды, когда я создал пещеры. Только на сей раз растущая власть была чувством более глубоким и темным. Сильнее, чем в прошлый раз, и более подконтрольным мне, если вы понимаете, о чем я. Это походило… Я не знаю, как вообразить что-то в своей голове, а потом «выдумать» это наружу.
И оно появилось.
Абракадабра. Пуф.
Все произошло в тот момент, когда я кричал «Нет!». Это произошло, когда я знал, что, если я не сделаю чего-то теперь, я буду наблюдать, как умирает Кафка, точно так же, как смотрел на смерть Арахиса, на смерть Пингвина, на все смерти по всему Роксу этой ночью.
– Нет! – Я закричал, и это что-то выпрыгнуло из меня как дикий зверь. Я знал, что я хотел, и я создал его.
Я не сожалею о нем. Я действительно не сожалею.
Я хотел создать смерть. Я хотел создать месть. Я хотел сделать жен этих солдат вдовами, а детей – сиротами. Я хотел, чтоб они, мать их, страдали.
Фрагменты «Искушения» зашевелились на полу. Толстый зеленоватый туман циркулировал на уровне лодыжек, сворачиваясь и вырастая. Стоны и крики отзывались эхом, как будто доносились из глубокого колодца. Движение и звуки заставили Шера качнуть дуло в сторону от Кафки. Глаза парня расширились при виде того, что проявлялось в тумане, вырастая вместе с ним, как будто шагая из его глубин.
Мальчишка кричал.
Он нажал спусковой механизм, выпустив длинную громкую очередь.
Рука потянулась из тумана и схватилась за дуло, не обращая внимания на выстрелы. Рука дернула автомат на себя, а потом оружие снова выстрелило.
Тело Шера затанцевало в смертельной пляске, двигаясь под нервную музыку пуль, врезающихся в его тело. Он кричал бессловесно, но я мог услышать его мысли, и мне было все равно. Именно моя рука выхватила оружие из его рук и направила его обратно, хотя рука, явившаяся из тумана, была зеленой и чешуйчатой. Это была моя рука – потому что я создал его. Я управлял его действиями, и он слушал меня.
Шер был мертв задолго до того, как тело прекратило дергаться и упало на пол. Его команда смотрела неподвижно, ошеломленная на мгновение.
Этого момента промедления хватило, чтобы они умерли так же. Тропический ураганный ветер, ревущий снизу, раскромсал туман, и я взял каждую его часть и сделал его, создание Босха.
Джокера. Демона.
Они побежали наружу, мстительно вопя: человек с головой жука; водяной в полной средневековой броне, оседлавший металлическую рыбу; птица без перьев с зубами тираннозавра; жаба размером с человека и с когтистыми лапами; демонический кот; свирепая крылатая рыба с рогом во лбу; летающие дьяволы всех мастей…
Они вырывали у солдат оружие и бросали его нам, назад. Войска отступали под роящимся натиском нападавших.
Мои демоны оторвали конечности у еще живых, корчащихся жертв. Они умирали медленно и ужасно, и я…
Я смаковал каждый момент их боли.
Пол буквально струился красной кровью.
Я смеялся. Я выл. Я хихикал.
Мои джокеры ликовали вместе со мной.
– Вперед! – кричал я им, и мое фантастическое воинство отзывалось эхом нечеловеческих голосов. – Гоните их! Убейте всех!
Мои войска утекли как огромное черное облако. Мое воля была с ними. Я посылал их атаковать пришельцев. С их силой я выхватывал вертолеты с неба и рвал корпуса, вспарывая лодки. Они убивали, они калечили, они разрушали.
И новые отряды моей кавалерии падали с неба. Некоторые были джокерами, ездящими на бронированной летающей рыбе и вооруженными (если я мог бы верить глазам Рокса) копьями из носа меч-рыбы. На их флангах ведьмы, и животные, и твари всех мастей резко упали вниз от ложного жара рассвета, сверкая в своем собственном адском свете. Явления сверкали болезненно, на них больно было смотреть.
Демоны приземлились и вырвали оружие из рук натуралов в тот самый момент, когда солдаты стреляли в них. Наездники джокеры спугнули прячущихся бойцов и выгнали их на открытое пространство. Яркие, ужасные орды вскричали и взвыли и накатились на них; наездники пронзали их своими странными копьями.
Солдаты бежали перед ними. Буквально за несколько минут нападение было сломлено. Войска бежали из Рокса любыми путями, как могли, и моя армия – моя армия мечты – преследовала их.
Недолго.
Я быстро устал. С моим истощением созданные моим разумом существа также потеряли силу. Тех солдат, которые сумели добраться до лодок или к своим вертолетам, я отпустил, когда образы Босха, превратившиеся снова в сгустки тумана, исчезли.
Той ночью, как говорят, меньше чем половина войск вернулась на базы. Остальные – тела – были брошены в канализацию Рокса, чтобы сгнить там. Не было никакого места на Роксе, чтобы похоронить их, даже если бы мы захотели.
В сущности я предполагаю, что я в конечном счете съел их. И знаете что? Мне все равно. Фактически я скорее наслаждаюсь этой мыслью.
Лишь несколько часов спустя я начал дрожать.