Утром перед выходом из поезда Лика с Ниной обменялись номерами телефонов и, тепло попрощавшись, разошлись каждая своей дорогой. Попутчица с верхней полки спустилась, когда они ещё спали и, прошла в другой вагон. До самой столицы она стояла в коридоре и заинтересованно смотрела в окно, в своей кепке с козырьком и в наушниках, отсекая отсутствующим видом непрошенных собеседников.

Лика поднялась на лифте на четвёртый этаж и позвонила в квартиру. Ей не хотелось искать в недрах сумочки ключ и, кроме того, всегда нравилось, когда мама встречала её на пороге. Был ещё один момент: глубоко в душе Лика надеялась, что когда-нибудь у её мамы кто-то появится. А вдруг этот «кто-то» в её отсутствие появился, и сейчас она поставит двух взрослых людей в неловкое положение, как в фильме «Москва слезам не верит», когда взрослая дочь взбодрила своим внезапным возвращением домой маму с Георгием («он же Гоша, он же Жора»). Ведь её мама ещё не старая, чтобы оставаться одной. Когда отец ушёл из семьи, маме было всего двадцать девять, и тогда находились претенденты на её руку и сердце, но Лика была глупенькой маленькой эгоисткой и закатывала маме, стыдно вспомнить, какие сцены ревности! Теперь она очень жалеет об этом, а мама уже так привыкла быть одна, что призналась дочери: если бы даже кто-то появился, то ей очень трудно было бы, во-первых – поверить, а во-вторых – привыкнуть к чужому человеку. Кажется, она уже забыла, что совершенно чужой человек может за очень короткое время стать самым родным и близким. И забыла, что сказал ей экстрасенс в первую встречу: как только она перестанет переживать о личной жизни дочери и будет жить полноценно своей, то и у дочери очень скоро всё наладится.

Мама открыла Лике дверь и они обнялись. Из кухни призывно доносился аромат пирогов, и никакими посторонними мужчинами в доме не пахло. Лика распаковала подарки и сувениры, преподнесла маме и отправилась в ванную смывать с себя пыль дорог. Уже нежась в ароматной пене, запоздало отметила: «Что-то с мамой сегодня не так. Кажется, глаза припухли от слёз». Накинув лёгкий халат, Лика вышла из ванной, протопала босыми ногами в кухню и с удовольствием забралась на диван с ногами, скрестив их по-восточному:

– Мама, что случилось? Почему такая печальная?

– Всё хорошо, ничего не случилось. Ты кушай, а то остынет.

– Мама, что произошло? Что за трагедия?

– Ничего страшного. Ты не поймёшь. Даже говорить об этом не хочу.

– Обещаю, я постараюсь понять.

– Лика, не начинай. Мне и так тошно.

– Мам, ты же знаешь, я не отстану! Давай рассказывай, что тут без меня стряслось?

– Я в монастырь на исповедь ходила, – тоскливо отвела взор мама.

– Ну? В чём ты призналась? Ты кого-то убила? У тебя такой вид по крайней мере.

– Ну да, и мне назначили епитимью.

– Что за бред, какую такую епитимью? Что это означает?

– Означает наказание. Меня вообще батюшка грозился отлучить от церкви.

После последних слов мама не выдержала, расплакалась и ушла в свою комнату, Лика вошла следом:

– Ну, ты, мать, даёшь! Чего тебя вообще потянуло кому-то в чём-то исповедоваться? Что за грех? Кого ты убила, таракана? Тебя на недельку одну оставить нельзя! – удивлённо вскинула брови дочь и уставилась на мать.

Лика села рядом:

– Мам, давай по порядку и с самого начала. В чём дело?

Мама вытерла слёзы и, глядя мимо дочери, с тяжёлым вздохом произнесла:

– Попробую. Мне стало трудно жить без веры, без надежды, хотелось знать, что есть кто-то к кому можешь обратиться за поддержкой. Я стала поститься, монастырь посещать, а там батюшка задаёт вопросы на исповеди, перечисляет грехи наши. Среди других вопросов были и про убийство. Конечно же, я никого не убивала, но он спросил, делала ли я аборты. Это тоже убийство и, может быть, самое страшное, только мы почему-то не задумывались об этом. Я призналась. Помню, священник так строго сказал: «Не одна у тебя дочь, запомни, а трое детей. Только двое мертвы, а одна жива! Молись обо всех и кайся!» Я ежедневно молилась, постилась и вот вчера опять пришла в этот же монастырь на службу. После службы так душа воспарила, такая лёгкость в сердце появилась. Подошла моя очередь к батюшке на исповедь, а он снова задаёт те же вопросы: «Делала ли ты аборты?» Я растерялась, но говорю правду: да, мол, делала. Ух, как он сверкнул глазищами своими, как разозлился, распутницей назвал, грозился отлучить от церкви, слушать меня не хотел, а я и слова не смогла вымолвить, так испугалась и расстроилась. Он, видно, понял, что я не двадцать лет назад, а опять за этот короткий период, уже после нашей последней исповеди, успела. А у меня ни сил, ни слов не было ему противоречить. Он так разгневался, епитимью мне назначил, а вообще сказал, что от церкви меня надо отлучить. Я еле домой вчера добралась, так мне плохо было. Со вчерашнего дня не могу прийти в себя – камень лежит на сердце, даже вздохнуть глубоко не могу.

– Да, крутая поддержка, ничего не скажешь!

Ну, ты то, как себе представляла отношения с монахами? Они ведь до сих пор утверждают, что Бог создал женщину из ребра мужчины, хотя отлично знают, что и у нас и у них по двенадцать рёбер с каждой стороны, а женский половой гормон образовался из мужского в результате отрыва метильной группы в десятом положении! Лика посмотрела изумлённо на мать, потом подошла и крепко обняла:

– Мама, ты в какой монастырь ходила?

– Да в N-ский – мужской монастырь.

– В мужской? – удивилась Лика.

– Ну да, туда все ходят на службу, и женщин всегда больше, чем мужчин. Он же ближе к нашему дому. Но священники все такие строгие. Может, мне туда не ходить больше? – робко спросила мать.

– Да уж, мамуль. Я тоже думаю, не надо тебе туда больше ходить, – не смогла сдержать улыбки Лика. – Подыщи себе другого духовника, подобрее.

Мать улыбнулась в ответ. Потом Лика не сдержалась, прыснула со смеху, и мама тоже. И так, глядя друг на друга, они начали смеяться – до слёз, держась за животы, приседая и садясь на пол, на ковёр, как в детстве.

Отсмеялись, и очищающий смех унёс, растворил тяжёлый камень, что лежал на душе у матери.

– Ну что бы я без тебя делала? – успокоившись, сказала она дочери.

– А я без тебя! Спасибо, мамуль, что ты не три аборта сделала, – не подумав, брякнула Лика.

И тут же осознала, что сказала не то. Или то? Она действительно осознала в одну секунду, без молитв и проповедей, без строгих священников, и не только она, и её мама, что аборт – это действительно убийство, а не безобидная медицинская операция. Доказательством тому была живая Лика, с румянцем на щеках, с влажными, сияющими молодостью глазами – мамина поддержка и продолжение. А те двое, не родившиеся, сгинули, погибли от бездушного приговора собственных родителей, от несущего смерть холодного скальпеля, а могли бы сейчас быть здесь, рядом с ними. Могли быть такими же красивыми, жизнерадостными и любящими свою маму. Мать и дочь замолчали, видимо, одинаково чувствуя и думая об одном и том же. И ещё минуту назад звучащий смех обеим показался неуместным и даже кощунственным. Мама поспешила выйти из комнаты, и Лика не пошла за ней, почувствовала, что ей необходимо побыть одной. Возможно, именно сейчас искренняя молитва о прощении, а не утешения дочери, ей нужнее.

Лика принялась разбирать дорожную сумку, ругая себя за вырвавшуюся фразу, и думала, как отвлечь теперь маму от тяжёлых мыслей. Дочь решительно настроилась не дать маме свободной минуты для самоедства и переживаний по поводу того, что исправить уже невозможно.

Когда та вышла из своей комнаты, Лика предложила:

– Давай сегодня вечером куда-нибудь сходим. Сейчас гляну в Интернете «Афишу», и мы с тобой выберем.

– Тебе бы не с мамой, а с молодым человеком вечерами куда-нибудь ходить, – резонно заметила мама.

– Молодые человеки сейчас по театрам и концертам не ходят. А если ходят, то исключительно с жёнами. Те их тащат туда, как на эшафот. Ты же сама эту картину не раз видела, с какими отсутствующими и тоскливыми лицами они переступают порог театра. Так что сначала мужчину надо встретить, потом привить ему вкус к искусству, если получится, а если нет – будет ходить, когда сильно провинится! – подытожила Лика.

– А что, в Крыму тебе никто не повстречался?

– Встречались многие, а понравился один, да только в последний вечер. Шёл дождь, было очень поздно, после концерта, почти в полночь, так что обстоятельства не располагали…

– А ты говоришь, молодые люди на концерты не ходят!

– Ну, то ж рок-концерт был. Там такие молодые люди были – обнять и плакать!

– Ну вот, среди тех, кого «обнять и плакать», нашёлся же один, на которого ты обратила внимание.

– Да, мам, это случайно получилось. Можно сказать, несчастный случай свёл. Там два байкера ко мне пристали, а он вступился, сказал, что я его жена.

– Ого, значит, парень стоящий, не побоялся за тебя вступиться. Ну, вы познакомились… Наверное, телефонами обменялись? – с надеждой в голосе спросила мама.

– Да вот то-то и оно, что нет, и я очень жалею. Прониклась предсказанием о принце заморском и на остальных даже внимания не обращаю. Да, мамуль, представь, я с одной странной дамочкой ехала в Крым, она возвращалась из Италии, мне свой итальянский адрес оставила, в гости приглашала, про своего жениха мне все уши прожужжала, обещала с его младшим братом познакомить. Я после той случайной знакомой ещё больше поверила экстрасенсу. А теперь думаю: мог же он ошибаться. Правда, мам?

– Ну, не знаю. Он и отель увидел с иностранным названием, помнишь? И сказал, что где-то в Италии.

– В том то и дело. Вот и я всегда помню об этом, как зомби. А может, на этот раз Они пошутили? Между прочим, отели с иностранными названиями и у нас есть. – Ну ладно, мамуль, может, он меня сам найдёт, если я ему понравилась. Он мне, кстати, свой джемпер подарил, сейчас покажу.

Лика достала джемпер, прижала к лицу и глубоко вдохнула его запах, прикрыв глаза с блаженной улыбкой.

– Как это «подарил»? Когда он успел? – изумилась мама, отметив про себя выражение лица дочери.

– В тот вечер и успел, снял с себя и на меня надел, я же тебе говорила – дождь шёл, я промокла насквозь. Меня это, кстати, впечатлило и подкупило. А байкеры, видимо, сразу поверили, что я его жена – и всё обошлось мирно, без конфликта.

– А как его зовут?

– Александр. Мне с детства Саши нравились – такое родное имя.

– Что-то я от тебя такого раньше не слышала. Ты не влюбилась, девочка моя?

– Мам, не успела. Видимо, побоялась. А могла бы, чувствую.

– Жаль. Ну, ничего, если это Судьба, она тебя и на печи, как говорится, найдёт.

– В смысле – на печи?

– Раньше так говорили, когда на русской печи спали. В смысле – найдёт и дома, никуда ездить и самой искать не надо.

– Так что, по-твоему, Италию отменять?

– Почему же отменять? Мечтать, путешествовать никому не вредно. Вредно – фанатично подходить к этому вопросу. Зациклиться на этой поездке не советую. Это я так думаю, у тебя своя голова на плечах.

– Одна голова хорошо, а две и с туловищем лучше. Ты же моя мама, должна чувствовать, как твоей дочери будет лучше.

– Малыш, моё представление, как лучше, не всегда может совпадать с твоим. А ещё теперь я начинаю догадываться, что есть Судьба и предначертание, как нам лучше и через что мы должны пройти. Может, нам вовсе этого не хочется? А хочется только наслаждаться жизнью? Ведь наше развитие лежит через страдания, а не через наслаждения. Я, может быть, хочу, чтобы у тебя прямо сию минуту появился человек достойный и любящий, чтоб неглупый и добрый и чтобы обеспеченный. Чтобы заботился и берёг тебя, желания твои угадывал и вовремя исполнял. А хорошо ли это будет для тебя, кто знает? Может, ты быстро привыкнешь к такому отношению, станешь мужчиной помыкать, перестанешь его уважать, потом остынешь к нему. Начнёшь мечтать о другом. Начнёшь мечтать – появятся другие, начнутся измены. Всё – семья разрушилась и хороший человек пострадал. А я хотела – как лучше. Понимаешь, о чём я? Так что, как нам лучше, мы не знаем, а всегда выбираем, как легче. Но это ведь не всегда лучше, а наоборот. Но ты права в том, что материнское сердце может почувствовать, твой это человек или нет. Но ведь и со своим могут быть пережиты большие беды и потрясения. Он может принести тебе много боли, но, возможно, это именно твой путь, и нельзя от него уклоняться. И минуты счастья ты проживёшь именно с этим человеком. А с тем, другим, где сыто и спокойно, без потрясений и боли, счастливой вообще никогда себя не почувствуешь, будешь киснуть и мучиться от тоски, что чего-то не хватает. Будешь жить, словно не своей жизнью.

– Мам, а скажи честно, ты жалеешь, что отец ушёл, что не смогла его удержать? Мы никогда об этом не говорили.

– Жалею. И что замуж скоропалительно за него вышла, не успела разглядеть, и что разошлась, тоже жалею. А раньше нет. Его во всём винила. Потом думала, что одной лучше, чем с предателем жить. Теперь простила. Знаешь, часто вспоминаю эту поговорку мудрую: если бы молодость знала, если бы старость могла! Теперь я знаю, как необходимо было поступить тогда. Но меня не учили этому родители. А напрасно. Другая была установка: учись хорошо, стань классным специалистом, стань лучшей. Ну, стала. И что? А семья счастливая где? Девочку надо другому учить. Как стать хорошей женой, как преодолевать кризисы в семье, как вести себя с мужем, с детьми, как вести хозяйство, как не быть эгоисткой, но при этом любить и себя, не только других. И главное – как уметь быть счастливой в любых жизненных обстоятельствах, казалось бы, даже не способствующих этому. Если мать и жена будет несчастной, все вокруг – и муж и дети – будут страдать. Женщина в доме создаёт атмосферу, на женской энергии всё держится или рушится. Теперь я всё это знаю, да поздно. Применить свои знания не на ком.

– Мам, ты что? Ничего не поздно! Посмотри на себя в зеркало, да ты у меня умница, красавица, ты ещё влюбиться и родить сможешь! Вон сколько прецедентов вокруг. И все свои знания применить… Какая старость? У тебя всё впереди!

– Вот именно прецедентов! И это ненормально, глупости не говори. Мне сорок пять. Всему своё время. У меня время внуков подходит, вот ты мне их поскорее организуй, я их любить буду и тебе помогать их воспитывать.

– Для внуков, как минимум, мужчина необходим…

– Я тебе вот что скажу: если ты забеременеешь, а твой мужчина не будет готов к рождению детей, так часто бывает, не смей повторять моих ошибок. Роди – хоть с мужем, хоть без. Мы рожаем не для мужей. И не для себя.

– А для кого?

– Для детей, дочь! Ради продолжения рода. Жизнь им дать и вырастить. Они своих детей вырастят. Иногда женщина хочет «завести», как она выражается, ребёнка, как заводят собачку, для себя, для своего удовольствия. И потом бывает сильно разочарована, вместо удовольствия получая одни проблемы. Когда мы готовимся не к удовольствиям, а служить своим близким, трудиться, тут и удовольствия случаются, как награда. Когда же гонимся за удовольствиями, получаем разочарования.

– Да, мамуль, удивила ты меня, – посерьёзнела Лика, задумавшись. – Ты же раньше мне всегда твердила: «Учись, учись, делай карьеру, а потом сама выберешь любого, не понравится – заменишь!» Твои слова?

– Мои, глупая была. Вот по этому шаблону, как меня родители учили, так и я тебя. Теперь поняла, какая глупость – такие наставления дочери давать. Что выучилась – хорошо, но ставить карьеру выше семьи нельзя. Одиночество большое несчастье, особенно в зрелом возрасте. Чувство ненужности убивает человека. Желаю тебе встретить мужчину своего ответственного, чтобы было за что уважать, а любовь, деточка, она может и после прийти – через уважение и взаимопонимание. А страсть, она отполыхает и пройдёт. Заодно выжжет всё вокруг, на этом семьи не построишь. Так что – в театр или в кино? Про страсти посмотреть…

Но в этот вечер им никуда не удалось пойти, раздался звонок – шеф Лики срочно вызвал на работу. Подвернулся солидный заказчик, им предстояло кое-что обсудить до его отъезда в Лондон. А терять такого заказчика нельзя. Поэтому Лика должна взять такси и стрелой лететь в офис. А через две-три недели, как только ей сделают визу, им с шефом предстоит командировка в Италию по этому заказу, лично отобрать некоторые вещи и фурнитуру. В эту ночь Лика от возбуждения не смогла долго уснуть, ну надо же, опять Италия! Значит, это судьба. Интересно, в каком отеле они остановятся с шефом?