Нина держала в руках необыкновенные деньги. Никогда в жизни она не получала такого удовольствия от денежных купюр! Это были особенные деньги – гонорар за новую книгу от московского издательства. И она обязана была потратить их по-особенному. Нина решила подарить себе путешествия в Европу. Решила – и подарила.

Ей хотелось увидеть воочию Лебединый замок Нойшванштайн – сказочный дворец среди Баварских Альп, маленькую деревушку Обераммергау, стены домов которой красочно расписаны по сюжетам сказок братьев Гримм. Побывать в Венской опере и в доме-музее Дюрера в Нюрнберге. Побродить по Старомесской площади Праги и, чего там греха таить, очень хотелось побаловать своё эго – выпить чашечку кофе в знаменитом литературном кафе «Централь» в старушке Вене. Она должна была это сделать в подарок себе за труды и бессонные ночи в поисках нужных строчек… Она выполнила почти всё намеченное, привезла из путешествия тысячу снимков из мест и местечек, в которых побывала. В кафе «Централь» Нина отметилась, посидела в компании с фотографиями исторических личностей, которые в своё время являлись завсегдатаями этого кафе, и, как ни странно, ничего не почувствовала, кроме вкуса действительно, как обещали, нежнейшего пирожного и ароматного кофе. Она вспомнила тогда первые визиты в домик Чехова в Гурзуфе и в крошечный дом Грина в Старом Крыму и свои эмоции – щемящие душу, волнующие, трогающие до слёз. В Мюнхене гидом оказалась русская Ольга, бывшая жительница Питера. В автобусе они с Ниной сидели рядом, и так уж получилось, что чуть больше информации доставалось Нине, особенно информации о личной жизни женщины. Так журналистка узнала и порадовалась за Ольгу, что она живёт в самом престижном районе миллионеров, что недавно она сделала дорогую пластическую операцию. Ей было пятьдесят, и она очень гордилась своим новым лицом. Нина не видела её до, поэтому не с чем было сравнить, но сделала вывод, что деньги были потрачены не зря. Ольга рассказала, что уже пятнадцать лет живёт в Мюнхене, эмигрировала с мужем и сыновьями, а потом развелась и вышла замуж за немца. Новый муж очень хорошо относится к Ольге, во всём помогает, и живётся им великолепно. Да Нина сама может убедиться, – разгорячилась гидесса и пригласила на ужин, который приготовит для них Карл. Он обожает готовить, и у него это отлично получается. Нина сделала вывод, что всё прекрасно в этой замечательной семье и стране, одно плохо – все живут одинаково хорошо, похвастать не перед кем. После целого дня экскурсии по Баварии комфортабельный автобус подкатил к гостинице, где Ольгу уже поджидал её немецкий супруг на своём старом «Мерседесе». Все вышли из автобуса, туристы направились в гостиницу, Ольга представила Нину Карлу, и они уселись в Мерседес. Дорога заняла не больше десяти минут, и Нина не увидела разницы между районом отеля и миллионеров. За время пути Ольга успела рассказать, что «Мерседес» выдан её мужу в бесплатное пользование от департамента, в котором Карл прослужил много лет в отделе вооружения. Посетовала, что он уже совсем старенький. Нина подумала – муж, оказалось – автомобиль. На её взгляд – и то, и другое. Но совсем скоро его обменяют на новый (жаль, что не вместе с мужем, под стать новому лицу), причём совершенно бесплатно. За личный вклад папы Карла в вооруженную промышленность.

«Мерседес» припарковался у жилого дома в три этажа. Все балконы были в цветах, перед крыльцом – аккуратно постриженный газон, входные двери стеклянные. Код на каждый этаж; они поднялись на второй. Семья занимала всего три комнаты второго этажа, и то, что увидела Нина, её не впечатлило (а должно было, ведь Ольга обещала показать жизнь миллионеров). Наверное, она пошутила. А скорей всего – давно не была на Родине, поэтому не знала, в каких домах живут наши миллионеры. И вот все вошли в апартаменты немецких «богачей». Карлу было далеко за шестьдесят, ближе к семидесяти, вот кому надо бы подреставрировать личико, но передвигался он вполне самостоятельно, без посторонней помощи. Он не говорил ни слова на русском, но, отлично владел английским языком. Через несколько минут Карл без тени смущения и не без гордости поведал гостье о старом, пожелтевшем от времени документе в рамке на стене, 1942 года. Это была грамота, выданная Вермахтом тётушке Карла, мюнхенской портнихе, – она шила форму для офицеров Вермахта. Внезапно Нине пришла мысль, что эта тётушка вполне могла быть матерью Евы Браун – гражданской жены Гитлера, которая за двое суток до своей и его смерти стала официальной Евой Гитлер. И через два дня покорно приняла цианистый калий из рук супруга, «чтобы избежать позора покорности и капитуляции» – как написал в последнем завещании Гитлер. Такие мысли промелькнули в голове Нины. Нет, конечно же, грамота не принадлежала матери Евы, хотя она тоже была портнихой из Мюнхена. Карл не стал бы скрывать своё знаменитое родство, скорее гордился бы им, – успокоила Нина разбушевавшуюся фантазию. А тем временем в духовке у Карла запекалось мясо по оригинальному рецепту хозяина, запах которого разносился по апартаментам, нагло раздражая рецепторы и вызывая неконтролируемое слюноотделение. Ещё у Карла оказался героический дядя, который прошёл всю войну и был награждён железным крестом. Видимо, не за то, что заворачивал конфеты в фантики, – решила Нина и ей, в генах которой прочно записано отношение к фашизму, было достаточно пожелтевшего документа на стене и воспоминаний о героическом дяде, чтобы на этот вечер, неожиданно для себя, вдруг стать вегетарианкой и отказаться от ужина гостеприимных хозяев. Вот такие метаморфозы организма, который только и смог принять в себя стакан минеральной воды из рук Ольги – она, говоря словами известного автора, «хоть и бывшая, но русская подданная была». Они поболтали ещё немного о сегодняшней жизни в Мюнхене, о возможностях, медицине, об образовании, которое получили дети Ольги. Нина поблагодарила хозяев за гостеприимство и решила откланяться. Карл вызвался отвезти её в отель. Всю дорогу он искренне сокрушался о том, что не угадал с угощением: знал бы, что гостья не ест мяса (да гостья и сама не знала, что не ест), приготовил бы рыбу, ну да ладно – в следующий раз. Нина была уверена: следующего раза не будет. В отеле ресторан уже был закрыт, и она долго крутилась в своей постели – голодный желудок не давал уснуть. И тут вспомнила поговорку: не важно – что пьёшь, а важно – с кем. И, улыбнувшись баварским звёздам, подмигивающим в её окно, сказала себе: «Не так важно, оказывается, тебе, дорогая, что есть, как важно – с кем». С тем спокойно и уснула до утра. Так она познакомилась с интернациональной русско-немецкой парой. Узнала других и себя немножко больше, чем знала до этого путешествия.

В самолёте из Мюнхена место Нины оказалось между двумя пассажирами. А ей всегда нравилось у иллюминатора. Лайнер набрал высоту, и стюардесса покатила свою тележку с напитками. Женщина у иллюминатора повернулась взять свою воду, и они встретились взглядами. Нине показалось, что она уже видела эту женщину раньше. Через некоторое время, заметив интерес попутчицы к видам под крылом, женщина предложила поменяться местами, и голос её тоже показался хорошо знакомым, но давно забытым голосом из прошлого. Нина спросила, не могли ли они раньше встречаться. И почти одновременно вспомнили, как познакомились в середине девяностых в средиземноморском круизе, на корабле, и как на его борту кутили новые русские. На их фоне чопорные иностранцы-пенсионеры казались древними стариками. Они с изумлением смотрели на русских и удивлялись, откуда у молодых людей деньги и время для путешествий такого уровня? И с кем их дети, если они здесь? Русские же, в свою очередь удивлялись свежести желания в подобных развлечениях в столь преклонном возрасте. Почему они не сидят с внуками, не выращивают на своих дачах помидоры, а танцуют аргентинское танго и загорают возле бассейнов, иногда роняя туда вставные челюсти, регулярно забывая в клозетах свои телефоны, кольца и фотокамеры? Наши ещё только начинали узнавать об их жизни, а они ещё не знали, как русские могут отдыхать!

Наши– новые русские поутру были несколько скованны за завтраком, тихо говорили, а с вечера до утра много пили и шарахались с палубы на палубу, очищая по ходу бутики и бары. Они – старые американцы, немцы, итальянцы – долгое время проводили за обедом в ресторане и громко общались. В первые дни круиза наши женщины выходили к завтраку с тщательным макияжем, в дорогих вечерних нарядах, обвешанные драгоценностями и облитые духами. Пожилые, толстые, седые, серые, как природа глубокой осенью, без комплексов иностранки – в мятых футболках и шортах. Они смотрели друг на друга, как в зоопарке. Только вопрос, кто из них вырвался из клетки. К концу круиза способные, быстро обучаемые наши дамы приобрели более естественный для путешествия вид.

Да, много воды утекло с тех пор, как их корабль взял курс с острова Кипр на Египет. Их тогда развлекал симпатичный гид (он отлично владел английским и почти без акцента говорил на русском), иногда немного свысока шутил. Он, араб, мог себе это позволить с иностранными богатыми туристами. Белому гиду афроамериканцы таких шуточек не простили бы. Перед тем, как автобус подъехал к пирамидам, гид объявил, что все пойдут без него, а он подождёт в автобусе, так как в Египте случаются не только теракты, но и землетрясения. То ли он шутил, то ли ему просто надоело спускаться каждый раз в пирамиды.

Прошло много лет, в их жизни многое изменилось, и Нина попросила спутницу рассказать о себе. Та поколебалась мгновенье и ответила многозначительно:

– Хорошо, тебе расскажу. И храбро начала, как бросилась в бурный поток:

– Помнишь, у нас была своя компания? Мы везде держались вместе – три молодые супружеские пары. Теперь – все порознь, и компании нет, и все три семьи распались. А то путешествие я хорошо запомнила, много тогда произошло забавного. Мы открывали новый мир и друг друга в новых условиях. Например, в Египте я впервые узнала, что мой муж не переносит замкнутых пространств. У входа в пирамиду он изменился в лице и передумал идти вовнутрь, но было поздно, сзади напирала толпа, вернуться уже невозможно – только вперёд. Ты помнишь, после выхода из пирамид, мы сидели в автобусе, пока песчаная буря хозяйничала за окном, а мы шутили, уничтожали сухой паёк, который нам раздали на корабле, и я не могла понять, отчего так раздражён, зол мой муж. Со временем я узнала, что так он маскировал свой страх, но тогда не понимала. Прошло несколько лет, но муж не выносил даже воспоминаний об этом путешествии. Он помнил, что я оказалась свидетелем его панического страха. К десяти годам совместной жизни у нас разладились отношения. Любовная страсть прошла, а у него осталась единственная страсть – к деньгам. Я иногда говорила: «Милый, у гроба карманов нет». Мне хотелось нежных прикосновений, крепких объятий, вечерних прогулок взявшись за руки, но ничего этого уже не было. Бизнес, бизнес и ещё раз бизнес. Все друзья – даже не друзья, а так – партнёры по бизнесу. Иногда я подумывала, что у него кто-то появился. Однажды к Новому году он сделал мне впервые в жизни щедрый подарок – колье. Компенсация. Хорошего качества, глубокие, насыщенного цвета изумруды и крошечные бриллианты – милая вещица. А носить мне её было особо некуда, женщина ведь должна быть босая, беременная и на кухне! Но детей нам Бог не давал, так что – на кухне. Я почти не надевала колье, но любила смотреть на игру камней, как дробится белый свет на ярчайшие, вспархивающие веера всех цветов спектра. Возьму в руки, разглядываю. Бриллианты любят направленный вечерний свет – так и горят! Ценила колье больше за признание, чем за красоту. Признание и благодарность мужа за верность, за непростую жизнь рядом, как говорится – и в горе, и в радости. Он не из тех мужчин, которые одаривают женщин просто так, из любви, авансом – его подарок заслужить надо. Мы много чего вместе пережили.

И вот однажды случилось неожиданное. Сначала думала – что горе, которое не ждут и не планируют, а теперь знаю – счастье так начиналось. Как говорится, сквозь тернии – к звёздам. Я поджидала мужа к обеду, уже приборы стояли на столе, основное блюдо доходило в выключенной духовке, и вдруг решила поиграть с ним в прятки. Даже не знаю, что на меня нашло. Видимо, захотелось разнообразить нашу жизнь, внести свежесть в привычный сценарий. Муж такой был серьёзный, скучный, вечно в своих размышлениях, – как бы ещё заработать больше. Услышав звук поднимающегося лифта на наш этаж, я как стояла с яблоком и ножом в руках, так и метнулась в нашу спальню – в огромный шкаф на всю стену. Забралась внутрь, прижалась к стене, костюмами его прикрылась и замерла. Сижу, готовая прыснуть со смеху (детство, видите ли, взыграло во мне), и представляю, как откроет шкаф и спросит: «Ты чего тут делаешь?» А я укушу яблоко, как ни в чём не бывало и отвечу серьёзно так: «Видишь – яблоко ем». Мне показалось это очень забавным. Напомню мужу о первородном грехе, как Ева угостила Адама запретным плодом. Ну и мы продолжим нашу игру…

Вот так я размышляла и видела в щелочку часть кровати, трюмо, столик на изогнутых ножках, на котором стояла шкатулка с моим колье. Входная дверь открылась, он вошёл, позвал меня, не получил ответа, прошёлся по квартире и, не обнаружив меня, вышел на лестничную площадку. Слышу, звонит в дверь нашей соседке. Я очень удивилась: ну, это уж вообще глупо, я никогда к соседке не заходила, она заглядывала к нам по пустякам, типа за солью, но не дальше прихожей. Ладно, думаю, сейчас вернётся. А они пошептались о чём то, и уже вдвоём возвращаются к нам в квартиру. Тихо так проходят в нашу спальню. Муж закрывает за собой дверь и одним движением срывает с неё халатик. Я застыла от неожиданности, как парализованная. Они не дали мне времени. Если бы хоть секунду помедлили, поговорили о чём-то, я бы сориентировалась. Со смехом вывалилась бы из шкафа, обратила бы всё в шутку, в общем, нашла бы выход из щекотливого положения, спасла бы ситуацию и семью. Но у меня не было этой секунды. Уже в следующее мгновение мне выходить и показываться было стыдно. Я не знаю, почему, но именно стыд я испытала в первое мгновение. А потом уж гнев, ненависть и желание отомстить.

Может, мне было стыдно за них? Не знаю. Я зажмурилась, кровь в висках так пульсировала, что я подумала: «Они услышат этот ток крови и обнаружат моё присутствие». Но не услышали, собой были заняты. Всё у них закончилось быстро, как у кроликов, – спешили. Он вышел в ванную. А она села на моей кровати, взяла мою шкатулку, вынула моё колье, приложила к своему декольте и залюбовалась. Что я почувствовала в тот момент? Я сжала в руках нож и решила всадить его пониже моего колье – прямо в её гнилое сердце! Но как только я приняла это решение, будто кто пригвоздил мои ноги к шкафу, я не посмела двинуться.

Я зажмурилась и вжалась в стенку шкафа, стараясь ни о чём не думать и даже дышать через раз, как бы обнулилась – нет меня. Мне недолго оставалось ждать, скоро они вместе удалились – переместились на её безопасную территорию, пережив острые, ощущения.

А я схватила свою обувь, плащ и выскочила на площадку босая, тихо спустилась по лестнице, долго гуляла по парку. В голове – пусто, а в животе – словно раскаленная смола всё выжгла, все внутренности огнём горели. Домой ноги не шли, не хотела столкнуться с соседкой, с мужем. Пошла к подруге, рассказала, что видела. Она не удивилась, знала, что её муж постоянную любовницу имеет и случайных не пропускает. Сказала мне: все так живут. Я так жить не хотела. У Андрея был тяжёлый характер, я многое прощала, ценила, как мне казалось, его верность. Это неправда, что женщине от мужа много требуется; на самом деле надо, чтобы он был верен. Чтобы был только её. Это главное.

Решила я от него уйти, пока квартиру снять, а там война план покажет. Пришла домой, стащила с антресолей чемодан, собрала свои вещи, застегнула молнию, оглядела квартиру и подумала: «Из прошлой жизни, как с кладбища, ничего брать нельзя». Взяла чемодан в руки и зачем-то полезла в кармашек. А там визитка одного знакомого забавного русского старикана из Швейцарии – вместе прошедшим летом отдыхали в Турции. Вспомнила, как он приглашал нас с мужем в Альпы на лыжах покататься, как несколько раз повторил мне при прощании не стесняться, обращаться, если вдруг беда. Как ездили с ним на фестиваль оперной музыки в соседский городок, а муж не захотел, остался в отеле. Я набрала тут же его номер, приготовилась долго объяснять, кто я, думала, старик меня не вспомнит. А он по голосу сразу узнал, обрадовался и говорит: «Я в воскресенье во Франции в русской церкви был на службе, за тебя свечку поставил. Вспомнилось, как ты заплакала, слушая арию Тоски. У тебя всё хорошо?» Тут я и разревелась. У подруги слезинки не проронила. Он не стал ни о чём спрашивать, сказал, что ждёт: встретимся – поговорим. Спрятала я свой чемодан с вещами и успокоилась, всё решила для себя. Муж вернулся домой поздно. Я ужин на столе оставила, сама сделала вид, что крепко сплю. Ночь пролежала с открытыми глазами. А на следующее утро мы обнаружили пропажу моего колье, и я сразу вызвала милицию. Муж был так подавлен, как будто это была его самая большая потеря в жизни. Сотрудники милиции сняли с нас и с моей шкатулки отпечатки пальцев и обнаружили чужой рисунок пальчиков. Начался опрос: есть ли у меня предположения, кто мог входить в нашу спальню, кого подозреваю? Да никто и никогда! Наша спальня – табу для посторонних, так было всегда. Вот разве только в моё отсутствие? Но замки не потревожены, дверь под охраной. Я смотрю на своего мужа и вижу, что настроение его меняется: он выходит из состояния подавленности, на лице отражается интенсивная работа мысли, и он решается. «Вспоминает»: вчера, когда пришёл на обед, забыл замкнуть за собой дверь; вошёл в ванную, как обычно; слышал передвижения по квартире; думал – жена; оказывается, жены в это время дома не было. Возможно, кто-то из соседей или чужие следом за ним вошли. Он так настоятельно и посоветовал начать с соседки – сам сдал! Пригласили барышню, на моей кухне откатали её пальчики. Я смотрела на мужа, он – пристально в окно. Соседку забрали, а моё колье обнаружили в ломбарде, заложенное за смешную цену.

Колье мне позже вернули, я его продала и уехала в Женеву. Александр – чудный старик, таких теперь не выпускают, в смысле – мать Природа не рождает. Поддержал меня, как родную, помог и с работой, и с жильём. Теперь все трудности уже позади, пять лет на новом месте, всё прекрасно. Недавно любовь свою встретила. Он наш, русский. Через две недели у нас свадьба. Родители его живут в Мюнхене. Мы сейчас у них в гостях были, мой любимый обратно возвращается, ему на работу выходить, а я вот решила…

Она задумалась, затем продолжила, – представляешь, десять лет прожила в браке и не смогла забеременеть, а тут с первого раза! Да, я в начале своего рассказа пообещала о себе всё или ничего. Вот сейчас самое главное, как на исповеди. Когда сидела в шкафу и испытывала всю гамму эмоций – от стыда до желания отомстить, то и план, каким образом отомстить, возник сразу. Это я взяла колье и отнесла в ломбард за мизерную цену. Когда им выгодно, паспорт не требуется. В квитанции указала фамилию и адрес соседки. Сначала испытала удовлетворение от своей мести. Что с ней дальше было, не знаю. Может, откупилась; может, в тюрьму пошла. А прошли годы – меня совесть стала мучить. И я поняла: никогда, ни при каких обстоятельствах мстить нельзя. В тот момент решал мой гнев, а не мой разум. Я ведь своим поступком превратила её в невинную жертву, а себя в преступницу. А не сделай я этого, возможно, осознала бы свою вину и мучилась сейчас она, а не я. Так что потеряла я покой и, пока не повинюсь перед ней и не увижу живой и здоровой, спокойно спать не могу. Не хочу новую жизнь вынашивать под своим сердцем с грехом на душе. А ведь случилось всё к лучшему: ей спасибо, а то жила бы до сих пор с чужим человеком и не узнала, какими бывают настоящие мужчины, как светла взаимная безусловная любовь…И ещё общие знакомые недавно сообщили, – бывший муж после аварии долго был в тяжёлом состоянии. А когда вычухался, его вроде как подменили. Раздал свои мотоциклы друзьям, бизнес продал, ведёт странный образ жизни отшельника.

– Не совсем отшельник, ферму завёл, страусов разводит. Как мал и тесен наш мир, всё-таки! – изумилась Нина, видела я твоего бывшего. Хашем в основном питается, босиком ходит круглый год.

Они надолго замолчали, Нина потрясённая историей попутчицы, уже ничуть не удивлялась, что именно её выбирали совершено незнакомые люди для таких вот исповедей. Она знала, что с ними делать дальше – писать о них.