Проснулась Анна от громких возгласов. Приоткрыла дверь шкафа, заглянула в щель и увидела, что уже утро, а может даже и день: в окно светило солнышко, разбрасывая свои стрельчатые лучи по шкуре белого медведя.

Борис Маркович в комнате был не один. Он по-прежнему расхаживал в стеганом халате, из чего Анна сделала вывод, что скорее всего сейчас утро.

Борис Маркович разговаривал с тем мужчиной, который приносил ему овлатин. Мужчина в чем-то его убеждал. Анна прислушалась.

— Борис Маркович, — басил он, — какие проблемы, сейчас заколотим в ящики, и увезу на кладбище к брату. Там много бесхозных могил. Под одну из них и спрячем. Ни один козел не узнает. А потом, когда все уляжется, откопаем.

Борис Маркович задумался.

— А бват твой не вычислит? — спросил он.

— Да как он вычислит? Я же, как приеду, так сразу его и напою. По этому делу он у меня большой мастер. А ночью там и нет никого. Он один.

— А квадбище бойшое?

— Да нет, на две деревни.

Борис Маркович еще больше задумался.

— Боязно, — признался он. — И здесь оставьять боязно. Я, Миша, никому из этих овухов довевиться не могу. Мне бы всего на месяц спвятать.

— Да спрячем, Борис Маркович, какие проблемы, ну мне-то вы доверяете?

— Тебе — да.

— Ну так сегодня и увезу.

— Ховошо, Миша. Увози. Пвямо сейчас.

— Один момент, — обрадовался Миша. — Я мигом.

— Пвячь на квадбище, но заковачивай пвямо здесь. В моем пвисуствии.

— Что, и ящики к вам нести?

— Да, а как же иначе? — удивился Борис Маркович. — Не потащишь же все хозяйство из сейфа к тебе.

Миша задумчиво почесал в затылке и согласился. Вскоре он явился с ящичком, из которого торчали ручки инструментов: молоток, топор и прочее, чему названия Анна не знала.

«Что у них там за хозяйство такое? — недоумевала Анна. — И почему его надо заколачивать?»

Борис Маркович тем временем засуетился, забегал по комнате и, вдруг, исчез. Его приглушенный голос раздался откуда-то издалека.

«Или из подвала или из чулана,» — предположила Анна, сгорая от любопытства.

Миша тоже без дела не сидел. Он разложил на полу брезент и на него один за другим выставил пять огромных деревянных ящиков, в которые Борис Маркович начал складывать завернутые в бумагу предметы разнообразной формы.

Миша хотел помочь шефу, но тот воспротивился.

— Я сам, сам, — сказал он, складываясь вдвое и почти исчезая в одном из ящиков.

— Ну сам, так сам, — обиженно пробасил Миша. — Раз не доверяете, тогда я пошел. Позовете, когда все уложите. Приду, забью и увезу.

— Миша, Миша, не обижавься, — затараторил Борис Маркович. — Как же я тебе не довеяю? Вот эта вещь, — он осторожно потряс в воздухе очередным завернутым в бумагу предметом, — вещь эта всего моего дома стоит. Со всеми Вованами и Кузями впьидачу. А я тебе ее довеяю. А говоишь, что не довеяю. Ты можешь загнать эти ящики подешевке и станешь богаче меня, а я тебе их довеяю.

— Так я же не дурак, эти ящики продавать, — усмехнулся Миша. — Свой ранг знаем. И без ящиков проживем. Вот в моей деревне про это так бы сказали: от ящиков помер.

Борис Маркович удалился и вскоре вернулся с двумя новыми предметами, остановился, примеряясь как бы безопасней их уложить, взглянул на Мишу, улыбнулся и спросил:

— От ящиков, говоишь? И дальше…

— Ну дядька у меня был. Помер. На похороны зовут. Вы бочком, бочком его разверните и ваткой сверху, а другой вон туда, там место лучше.

— Знаю, знаю, Миша, пводолжай, — отмахнулся Борис Маркович, укладывая свертки в ящик по своему усмотрению.

— Ну, продолжаю: приезжаю, а тетка в слезы и ко мне на грудь. «Помер, — кричит, — мой Мирон помер.» «От чего? — спрашиваю. — Ведь совсем крепкий мужик был.» «От коровы,» — говорит.

Борис Маркович убежал и тут же вернулся с новыми свертками.

— Как же — от коовы? — спросил он, ныряя в ящик. — Удаила что ли она его? Рогами что ли?

Миша усмехнулся:

— Вот и я так подумал, а тетка и говорит: «Корову Мирон продал, купил несколько ящиков водки, всю выпил и помер.» «А-а, — говорю, — так дядя Мирон от водки, значит, помер.» «Нет, — плачет тетка, — от коровы. Когда бы корову не продал, жил бы.»

— За что я люблю тебя, Миша, за то, что ты умный, — констатировал Борис Маркович. — И мудвый. Мудвость очень полезная штука. И для того, у кого она есть, и для всех, с кем он сопвикасается. А кто в тех деевнях живет? На квадбище часто ховонят?

— Да никто уж почти и не живет. Старики одни. А хоронят за год по два-три человека.

— А ямы для ящиков как будешь рыть?

— Да они вырыты давно. Я уж неделю в ту деревню езжу. Брательник сопьется скоро совсем. Мне уж стыдно его поить. Ямы я вырыл и дощечками их заложил, и землей присыпал, и даже дерна сверху наложил. Говорю же, ни одна собака не узнает.

Борис Маркович наполнил ящик доверху, отошел, посмотрел на свою работу и спросил:

— Миша, а павалон ты купив?

— Паралон купил.

— Неси сюда.

Миша вышел из комнаты, а Борис Маркович принялся наполнять второй ящик. К возвращению Миши он был наполнен.

— Вежь павалон и клади в два слоя свевху, — приказал Борис Маркович, наполняя третий ящик. — Потом кавтонкой приквоем и еще ваз павалоном. И тогда можно забивать.

Когда все ящики были наполнены, Миша, как приказал шеф, накрыл их паралоном, потом картонкой, еще раз паралоном и затем деревянной крышкой.

— Во всем люблю порядок, — сказал он и начал забивать первый ящик.

Борис Маркович стоял у него над душой, суетливо приговаривая:

— Остоожно, Миша, остоожно.

Так продолжалось до тех пор, пока Миша не попал молотком себе пальцу. Хладнокровие покинуло его, и он гаркнул:

— Борис Маркович, мать вашу, шли бы вы на кровати лежать, пока я калекой не остался! Я уж как-нибудь управлюсь один. Дело нехитрое, а то и сами можете попробовать как оно, гвозди бить.

— Вадно, Миша, вадно, — миролюбиво согласился Борис Маркович. — Пойду пьиму душ. Но, пожалуйста, Миша, поостоожней.

— Да знаю я, уж куда осторожней, — огрызнулся Миша.

Анна сидела в шкафу и ломала голову, как бы ей переместиться в ящик. Она готова была куда угодно, даже на кладбище, лишь бы подальше от этих непонятных людей.

«Борис Маркович ушел, — думала она, — вот если бы еще ушел и Миша, хоть ненадолго, тогда можно было бы спрятаться в ящике. Он все равно в них не заглядывает, а сразу гвозди забивает.»

Анна, совершенно забыв о своих материалистических принципах, вновь принялась молить Бога. И на этот раз она беспокоила Всевышнего по очень прозаическому вопросу, и снова Бог ее услышал. Миша забил второй ящик, перешел к новому и чертыхнулся:

— Черт, гвозди кончились.

Он вышел из комнаты, а Анна мигом вылетела из шкафа, открыла крышку ящика и подняла паралон с картонкой. В ящике лежали объемные, но не тяжелые предметы. В мгновение ока она выгрузила часть их под кровать, освободив себе место и сердечно благодаря Господа за то, что он не только услал Мишу, но и создал ее такой маленькой. Без особого труда она забралась в ящик и уже хотела закрыть над головой крышку, как, вдруг, увидела на полу рядом со шкафом пакет.

«Это же воротнички тучного, — вспомнила она. — Вот куда я его уронила вчера. Удивительно, как его никто не заметил.»

Анна вылезла из ящика, схватила пакет и вернулась, торопливо задвинув над собой крышку.

«А как же я вылезу обратно? — испугалась она. — Меня же сейчас гвоздями забьют. Надо взять с собой гвоздодер из ящичка Миши.»

Пришлось вылезать снова. Когда Анна с гвоздодером нырнула в ящик, из глубины комнаты раздались мелкие торопливые шаги. Едва она успела пристроить над собой крышку, как послышался голос Бориса Марковича:

— Миша, ну как наши дева?

— Дела идут неплохо, — ответил Миша, после чего сердце Анны ухнуло куда-то вниз.

«Когда же он вернулся? — испугалась она. — И стоит где-то рядом. Если он увидел, как я задвигала крышку, мне конец.»

— С легким паром вас, Борис Маркович, — пожелал Миша и, поправив над головой Анны крышку, начал заколачивать гвозди.

«Не заметил, — мысленно возликовала Анна, прижимая к груди гвоздодер и пакет. — Надо все же пересмотреть свое отношение к Богу. Ведь кто-то же меня хранит.»

Когда все ящики были заколочены, Миша сказал:

— Вынесу в окно. Не гоже тащить через весь дом на глазах у всех.

— Пвавильно мыслишь, — похвалил Борис Маркович. — Подгони фувгон к самому окну, но как ты один с ними упвавишься?

— Я-то? Обижаете.

— Я тебе помогу.

— Вот это не надо. Они легче пуха, — ответил Миша и вышел из комнаты.

Борис Маркович, как кот вокруг сметаны, крутился у ящиков. Анна слышала над собой его сопение. На какой-то миг в ней даже поселилось сомнение в успехе затеянного мероприятия, но Анна его быстро изгнала, решив, что и без сомнения будет то, что будет и надо постараться не терять присутствия духа.

Когда раздался шум работающего двигателя со стороны окон, Анна обрадовалась. Борис Маркович оставил ящики в покое и побежал открывать окно.

— Как же ты их один будешь тащить? — все переживал он.

— А вот так, — сказал Миша, и Анна на секунду почувствовала себя в невесомости. — Кладем на живот и вперед. Да не волнуйтесь вы так, Борис Маркович. Довезем в целости и сохранности.