Она долго его ждала, но он не вернулся. В конце концов Валерии ждать надоело: она поднялась со скамейки и понуро побрела из сквера, ругая Михаила на все лады. Ей до смерти было любопытно, чем закончилось дело, она очень сердилась, что Михаил не пришел и не сообщил.

Но вскоре Валерия заволновалась: а ну как попал он в беду? Вдруг схватила его милиция? Или, хуже еще, наложил на себя с горя руки. А если не наложил, то, не дай бог, сейчас накладывает!

От этой мысли Валерия взметнулась, ускорила шаг, собираясь лететь на поиски, собираясь спасать, утешать…

Но мгновенно вернулась обида. Обида на Лизу и на него. Валерия остановилась, вслушиваясь в себя. Обида на месте не стояла: она росла. Когда разрослась и стала мучительна, Валерия разозлилась.

— А ну их всех к черту! Пойду домой! — закричала она и вдруг увидела Михаила.

Он сидел возле урны. Прямо на асфальте, опираясь спиной на табачный киоск, обхватив голову. Сидел и… плакал.

Валерия терпеть не могла, когда плачут мужчины. Ей было четыре года, когда от обиды и бессилия плакал однажды ее отец — мать в жестокости своей далеко порой заходила. Житейских коллизий в те годы Валерия понять не могла. Она видела лишь одно: плачет тот, кто плакать не должен. Маленькая Валерия и не подозревала, что папа умеет плакать. Испытанное ею потрясение сравнимо с изумлением страстно верующего человека, увидавшего слезы на лице самого Бога.

С тех пор Валерия слез терпеть не могла, почти не плакала сама и до жути пугалась, если плакал мужчина.

Испугалась она и на этот раз, испугалась и быстро прошла мимо. Очень быстро прошла — Михаил ее не заметил.

Однако, сострадательная ее душа взбунтовалась — Валерия вынуждена была вернуться, решив, что сейчас парню очень плохо и надо бы его успокоить, иначе трусливое желание не замечать чужих слез будет смахивать уже на подлость.

Она вернулась, но Михаил, погруженный в страдания, в боль, опять ее не заметил. Валерия в нерешительности потопталась и… ушла.

Он сиротливо остался сидеть под киоском рядом с мусорной урной, а Валерия сердито шагала по вечерней, залитой огнями улице, ругая себя за малодушие.

«Ну почему я струсила? — переживала она. — Почему не поддержала хорошего человека?

Но с другой стороны, что я должна была ему сказать? Мужчины стесняются своих слез, я ненужный свидетель. Он просто послал бы меня, сорвал бы зло…

И правильно сделал бы. Зачем про Лизку ему разболтала? Кто меня за язык тянул?

Чертова открывательница глаз! Узнал бы все от Лизки, она умеет забивать мужикам баки, а я в этом деле профан…

Теперь Мишка думает, что я злорадствую.

И правильно думает. Веду я себя как последняя дрянь!»

На этой «оптимистичной» ноте Валерия не выдержала укоров совести, развернулась и со всех ног побежала к табачному киоску. Урна стояла на месте, но Михаила и след простыл.

«Э-эх, — окончательно расстроилась Валерия, — не успела! Вот куда он пошел? Куда? В таком ужасном состоянии!»

И, не понимая, что делает, она бросилась его искать: заскочила в клуб и подробно расспросила дородных парней из фейс-контроля. Те убедительно заверили, что щуплый голубоглазый блондин среднего роста совсем недавно вышел и больше не возвращался. Валерия вернулась к табачному киоску, констатировала присутствие мусорной урны и отсутствие Михаила, растерялась, задумалась.

«Куда идти? Куда? Куда?!!» — стучало в ее висках.

Ноги сами понесли ее к скверу, на (их уже) лавку. Валерия не надеялась, что он там, но ноги почему-то несли.

Ступив на аллею и напряженно всмотревшись в тускло освещенную фонарями даль, Валерия обнаружила, что их лавка пуста, впрочем, как и все остальные. Этот, излюбленный пенсионерами сквер, молодежь презирала, а время позднее: пенсионеры давно уже спали.

«Где он? Куда мог пойти? — заметалась Валерия и в отчаянии осознала, что ничегошеньки не знает о нем. — Не прощу себе, если случится что-то плохое, — решила она, — если злым своим языком хорошего парня сгубила!»

Теперь уже пожалела она, что с начала их знакомства была так нелюбопытна. И с чего невзлюбила его? Он неплохо к ней относился. Сама, болтушка, делилась с ним чаяниями и проблемами, ждала советов, а ему не слишком помогать разгонялась, все больше о себе говорила.

А он ей сочувствовал и даже неплохие советы давал, но ей и в голову не приходило спросить как ему живется. И где живется?

Похоже, он не из Москвы — плохо знает город. Снял где-нибудь на отшибе дешевенькую квартирку — обшарпанную «гостинку» или хуже, комнатку у нищей старушки.

«Даже адреса его не знаю, — с ужасом подумала Валерия. — Даже не знаю где иска…»

И в это мгновение увидела она вдали, в конце аллеи, отделившуюся от фонтана фигурку. Похоже, это был мужчина. Он медленно брел, то и дело вытирая руками лицо.

Сердце Валерии заколотилось.

— Миша? — прошептала она, не решаясь вспугнуть догадку и напряженно всматриваясь в темноту.

Дойдя до их скамейки, мужчина остановился и… присел.

— Миша, — облегченно выдохнула Валерия.

Со всех ног она понеслась к нему, радостно вскрикивая на бегу:

— Миша! Миша!

Это был действительно он.

— Уф, как ты меня опять напугал! — падая с ним рядом на скамейку, воскликнула она.

Михаил сердито уставился на нее, но промолчал.

«Слез нет, в фонтане умылся, — мысленно констатировала Валерия, — а глаза все равно красные».

— Еле, Миша, тебя нашла, — воскликнула она, неумело демонстрируя хорошее настроение.

Он еще раз сердито посмотрел на нее и с осуждением спросил:

— А зачем ты меня искала?

Вот это да! Такого приема Валерия никак не ожидала. Она округлила глаза и, сокрушенно покачав головой, спросила:

— Не стыдно тебе?

Он по-прежнему смотрел на нее, был спокоен и даже не отвел в сторону взгляда. Валерия, расставляя акценты на каждом слоге, возмущенно поинтересовалась:

— Миша! Ты свинкой в детстве болел?

Он опешил:

— Болел.

— Так вот знай, Миша, тебя не долечили.

— С чего ты взяла? — изумился он.

— С того! Ужасное свинство прет из тебя!

— Почему?

— Сказала уже: потому, что ты свинкой болел, да не вылечился.

Михаил рассердился:

— Черт возьми! Заладила: «свинкой да свинкой». Ты можешь ясно сказать в чем дело? Какие твои претензии?

— А сам не догадываешься? — поразилась Валерия. — Я, как проклятая, по городу ношусь, ищу тебя, психую, а когда нахожу, ты спокойненько интересуешься зачем я тебя искала. Разве это не свинство?

— Нет, — с достоинством ответил Михаил. — Я не бросаю на ветер слов: сказал, что вернусь и вернулся, а вот ты где была?

Валерия едва не задохнулась от негодования.

— Вернулся? — закричала она. — Через час? Не слишком ли поздно? И еще спрашиваешь где я была? Я тебя искала!

Он изумился:

— А зачем меня искать, когда мы условились встретиться на этой скамейке?

— Да ты такой чумной ушел, что я испугалась не руки ли отправился на себя накладывать.

Михаил удивленно пожал плечами:

— Странные вы, женщины, создания. Ты же сама меня довела, а потом сама же пугаешься. Нет, — сокрушенно покачал он головой, — все вы, бабы, одним миром мазаны. Нет у вас логики.

— С чего ты взял? — рассердилась Валерия, как большинство женщин, втайне гордившаяся железной своей логикой.

— С чего? — скорбно вздохнул Михаил. — Да Лиза вот только что меня убеждала, будто не было у нас никакой любви. Послушать ее, так ничего вообще не было, а когда Круглов полез на рожон, тут же назло ему сообщила, что переспала со мной. А Круглов, скотина, ударил ее, залепил пощечину. Оказывается, он, подлец, Лизу ревнует, а сам постоянно сидит и ждет когда она за него заплатит. Подлец! Настоящий подлец! Подлец и сквалыга!

Валерия мгновенно вспомнила, как Круглов честно предупредил ее, что любит другую женщину. Вспомнила и в порыве справедливости за него вступилась.

— Он не подлец! Может, немного сквалыга, но совсем не подлец. Круглов порядочный человек.

— Тогда почему он так тщательно это скрывает? — с издевкой усмехнулся Михаил.

— Он не скрывает, все это знают.

— Глупости. Суди сама: Лиза сказала, что они друзья, а выясняется — любовники. А мы с Лизой обнимались, целовались, только что не трахались у него на глазах. И это порядочный человек?

Валерия парировала последним аргументом:

— Он рассеянный, как все гении!

На Михаила это заявление впечатления не произвело.

— Да, конечно, — ядовито согласился он, — уж видел я как гениально трескает ваш Круглов жареную форель под аргентинским соусом. Трескает он, а платить должна Лиза. Хороши любовнички.

— Да с чего ты взял, что они любовнички? — удивилась Валерия.

— Лиза сказала сама.

— Так и сказала: любовнички?

— Нет, она сказала по-другому: что замуж за него собралась, что уже давно с ним встречается, а я у нее всего лишь творческий эксперимент.

— А что же сказал Круглов? — ошеломленно спросила Валерия.

Михаил махнул рукой и обреченно сообщил:

— Сказал, что манал все ее эксперименты, что надоело ему, что не такой он современный, как она о нем думает. Дальше я слушать не стал, ушел.

Валерия пришла в ужас.

— Вот это да! — выдохнула она. — Какая же я простофиля!

Михаил и взглядами и жестами одобрил ход ее мыслей.

— Это еще мягко сказано, — заключил он. — Но что тебя так расстроило?

— Как что? — изумилась она. — С этим Кругловым и у меня намечался роман. Выходит, Лиза все знала. Какой кошмар!

Она помрачнела, задумалась. Он тоже молчал, озабоченно на нее поглядывая. Валерия видела, что его что-то мучает, но ей было не до него. Лиза! Лиза-Лиза-Ли-за…

— Расстроилась? — наконец спросил он. — Сильно расстроилась?

— Еще бы, — горестно усмехнулась она.

Он зло резанул рукой воздух:

— Черт, зря я тебе сказал! Я же не знал, что у вас с Кругловым было…

Она не ответила. Лицо горело, из головы не шла газетная статья, сообщение о романе Лизы и Круглова просто лишало желания жить. Как жить, когда вокруг одно предательство?

«Кто она, моя Лиза? — мучительно размышляла Валерия. — Та ли, за кого себя выдает? Может, она плохая? Но тогда почему Лиза переживает за меня, почему жаждет выгодно замуж выдать? Почему привязалась со своей методой? Нет, Лиза искренне желает мне добра…»

Мысль ее была прервана: Михаил поерзал на скамейке и захихикал.

Валерия сердито уставилась на него:

— Ты чего?

— Да о тебе думал, — признался он.

— И что, я такая смешная?

— Да нет, просто представил как я брякнулся в обморок, а ты меня спасала. Когда-то я работал в рекламном агентстве…

Она удивилась:

— Ты? И что ты там делал?

— Слоганы сочинял. Так вот, с тех пор у меня осталась дурная привычка: на все жизненные ситуации слоганы сочинять. Представил как ты спасала меня, ну, искусственное дыхание делала, и в голову сам собой пришел слоган: «Доктор оказал ему первую… и последнюю помощь». Ну как?

— Здорово! Ты способный парень, — восхитилась Валерия.

Он усомнился:

— Думаешь?

— Уверена. Лично я и двух слов толково не свяжу. А почему ты ушел из рекламного агентства?

— Уволили, — со вздохом признался Михаил. — Церковь заказала рекламный ролик, а я придумал к нему неудачный слоган. За это и вылетел. Теперь знаю: с церковными служителями шутки плохи.

— А что ты придумал? — заинтересовалась Валерия.

Он замялся:

— Да в общем-то придумал и не я, всего лишь в подглядел старом фильме. Слоган давно известен, я только оригинально его применил. Короче, сняли ролик, очень простой: вдали стоит храм, камера на него наезжает — он вырастает на экране, вырастает… В результате становится видна надпись, сделанная крупными буквами над входом в церковь: «Панике не поддавайтесь, организованно спасайтесь».

Валерия рассмеялась.

— Тебе смешно, — с обидой сказал Михаил, — а святейшество как ролик увидел, так сразу и пригрозил директора агентства анафеме придать. Директор от бога далек, но суеверен, поэтому быстренько перевел стрелки на меня. Вот так бесславно закончилась моя рекламная карьера. Это было давно, и я ни о чем не жалею, потому что в агентстве том познакомился с лучшим своим другом. Знаешь друг у меня какой?

Валерия задумчиво покачала головой:

— Не знаю.

— Жизнь отдам за него!

Мучимая мыслями о своей подруге, она заинтересовалась:

— Что, и в самом деле хороший друг?

Михаил самодовольно хмыкнул:

— Хм, уж не такой, как твоя Лизка. Нет, Дэн, конечно, не без недостатков. К примеру, когда я его впервые увидел, он разительно отличался от своих приятелей — от него все время перегаром разило.

Валерия рассмеялась. Было заметно, что Михаилу это приятно.

— Но ты не подумай, что мой друг непутевый, — оживляясь, сказал он. — Был непутевый, да, но сумел взять себя в руки, да и я ему вылечиться помог.

— А как его зовут?

— Дэн, ну в смысле Дениска. Бабушка славная у него, — погрустнев, он добавил: — Была. Умерла уже. Помню, любила нас чесноком кормить. Если в Нью-Йорке начиналась эпидемия, к ней лучше не заходить. С порога начинала кормить: «Ешь, сынок, чесноку побольше. Сейчас эпидемия, так что ешь, сынок, побольше чесноку».

— Ты был в Нью-Йорке? — удивилась Валерия.

Михаил смутился:

— Да, был.

Она поняла, что он не хочет об этом говорить и поспешно спросила:

— Ну, и что там дальше, с бабушкой?

— А ничего, сильно приставала: «Ешь, сынок, побольше чесноку». Я ее однажды послушался и действительно начал есть чеснок с салом, как она и предлагала. Бабуля Дэна хохлушка была — сало любила… Ем и спрашиваю: «И что теперь? Микробы погибнут?» А она смеется: «Да нет, заразные люди шарахаться начнут, так что ешь, сынок, побольше чесноку, береги здоровье».

Валерия и Михаил переглянулись и прыснули со смеху.

— Да-а, прикольная бабка была, — вдруг став серьезным, задумчиво сказал Михаил, — очень прикольная бабка, земля ей пухом. Хотя-я, какая земля? Ее же в крематории спалили.

Валерия поймала себя на мысли, что ей совсем с ним неплохо, с этим Михаилом: всю ночь, кажется, так и сидела бы на этой лавочке в этом сквере.

Будто уловив ее настроение, он словно воскрес, ожил, развеселился даже. Исчезла злая и жесткая складка между бровей, лицо стало мягче, добрей. И посыпались смешные истории, уже про друга Дэна. Валерия удивлялась его остроумию, слушала с интересом, забыв о всех своих неприятностях, слушала, время от времени взрываясь новым смехом.

Вдруг он замолчал и как-то странно на нее посмотрел. Может и не странно, просто посмотрел, но она смутилась:

— Миша, ты чего?

Он тоже смутился, взгляд отвел:

— Да так, ничего.

И оба замолчали. Смеха как не бывало — повисла напряженная тишина. Валерию разбирало любопытство, но задавать вопросы она не решилась. Зато решился он.

— Можно спросить?

Голоса его она не узнала. Впрочем, не узнала и своего:

— Можно.

Он нервно сглотнул, слишком громко, так громко, что услышала даже она.

— Лера, скажи мне, только правду… Скажешь?

— Скажу.

Оба понимали, что между ними сейчас происходит нечто такое, что оставит след во всей дальнейшей жизни. И оба сомневались: какой след? Хороший? Плохой?

Он начал говорить, но не смог — голос срывался. Михаил прокашлялся и, видимо, страшно злясь на себя, сказал уверенно и жестко. Слишком уверенно и жестко. Эта уверенность смотрелась фальшивой.

— Лера, почему Лиза решила, что ты обязательно должна в меня влюбиться? — спросил Михаил, пугаясь своего вопроса.