Я поехала к Изабелле.
Так уж получилось, что я знала о её маленькой слабости: наша красотка обожала бисквитные пирожные, но с большими опасениями позволяла себе это удовольствие.
К Изабелле я ехала на такси и когда уже почти подъезжала к её улице, вдруг вспомнила, что вчера на дне рождения была неприятно поражена — так изумительно восстановилась её, ещё недавно расплывшаяся фигура. Думаю, Изабелла питается только жиросжигатеями.
«Сделаю-ка ей диверсию,» — подумала я и попросила таксиста остановиться около кондитерского магазина.
С громадным нетерпением ворвалась я в магазин, подбежала к продавщице и воскликнула:
— Мне штук двадцать бисквитных самых калорийных для подруги!
Продавщица мигом меня поняла и дала то, что требовалось.
Очень довольная, я отправилась к Изабелле, бережно прижимая к груди пластиковый пакет с бисквитными пирожными, словно это какая-то драгоценность.
Надо сказать, я впервые была у Изабеллы, но без труда отыскала дом и подъезд. Я уже собиралась войти в лифт, но меня остановил культурный молодой человек очень приятной наружности. Этакий пай-мальчик — в руке футляр, а в нем то ли альт то ли скрипочка, и ещё пакет в другой руке. Довольно тяжёлый пакет, судя по всему.
— Простите, — он мне говорит. — Вы не поможете открыть этот ящик?
И он показал на один из почтовых ящиков. Ящик как ящик, таких тьма на любой стене в каждом подъезде.
— Охотно, — сказала я, — при условии, что вы подержите мой пакет.
— Ну, конечно, — любезно согласился он.
Я отдала ему пакет, (бедняга принял его чуть ли не в зубы) он дал мне ключик, я открыла ящик, достала из него газеты, ещё газеты, какие-то письма и журналы…
О! Какие это были журналы! Я так и обомлела. Журналы мод. Мне тут же захотелось бросить все и изучить их от корки до корки, не сходя с места. Я за малым так не поступила, намертво забыв и про мальчика со скрипочкой и даже про Изабеллу, но позади меня раздалось смущённое покашливание.
Я оглянулась. Ну да, мальчик со скрипочкой, притопывая от нетерпения, знаками мне показывал, что ужасно спешит и хотел бы получить свою почту.
Нехотя я отдала его газеты и журналы, взяла свой пакет и вошла в лифт. Уже собралась нажимать на кнопку, но вдруг услышала приятный мужской голос:
— Простите, захватите меня.
Парень был так хорош, что я не удержалась и захватила.
Когда двери закрылись и лифт пошёл вверх, парень потянул на себя мой пакет и сказал:
— Давайте я вам помогу, вы так были любезны.
— Спасибо, он не тяжёлый, — сказала я.
Но парень пакет уже отобрал и при этом так странно смотрел на меня, что я смутилась («фарш» и фингалы очень тому способствовали), отвернулась и пробормотала:
— Вы что, гипнотизируете меня?
— Нет, любуюсь, это потому, что вы очень красивая, — сказал он.
У меня был шок. Приятный шок.
Вот она я! Даже с «фаршем» и фингалами не утратила способности восхищать мужчин.
Захотелось ответить этому милому молодому человеку. Что-нибудь тоже лестное и приятное, но лифт очень невовремя остановился. Это был этаж Изабеллы. Парень с поклоном протянул мне кулёк, мы обменялись тоскливыми взглядами, лифт пошёл вверх, а я пошла к Изабелле.
Я сделала всего несколько шагов, как услышала за своей спиной уже женский голос, пожалуй, даже старушечий.
— Простите!
Оглянулась, это действительно была старушка. Этакий божий одуванчик.
— Простите, — сказала она.
— Вам нужно что-то достать или подержать? — спросила я.
— Нет, всего лишь хочу знать который час, — с улыбкой ответила старушка.
Она повернула мою руку, и сама посмотрела на мои часы, потом сказала «спасибо» и пошла к лифту. В этот момент распахнулась дверь Изабеллы, и она сама показалась на пороге.
— Я тебя жду, — сказала Изабелла. — Слышу пришёл лифт, выбежала посмотреть. О! — отшатнулась она, так я была эффектна. — Ты снова в своём костюме! И в новых очках! Без шляпы даже лучше.
— Конечно, ведь ты же поломала её, — с обидой воскликнула я.
— Глупости, я поломала твои очки, — возразила Изабелла, знаком приглашая меня пройти в её квартиру. — Шляпу поломала Тамарка.
— Ах, я не помню зла, — вздохнула я и вошла в прихожую.
— Я тоже зла не помню, — делая губки гузкой, буркнула Изабелла.
Это меня удивило. Что ей помнить? Но я решила промолчать.
В прихожей я осмотрелась и восхитилась:
— А у тебя очень славненько. Я кое-что тебе принесла, то, что ты обожаешь.
И я протянула ей кулёк с пирожными.
Изабелла увидела пирожные, от удовольствия закатила глаза и воскликнула:
— Какая прелесть! Конец моей фигуре! Но чтобы тебе не было обидно, я тоже постаралась. Я знаю, что ты обожаешь шоколадные конфеты и приготовила целую коробку.
И она протянула мне коробку ассорти.
Я тоже от удовольствия закатила глаза и воскликнула:
— Какая прелесть! Конец моей фигуре! Но зачем ты так потратилась? Это же дорого.
— Мне это обошлось бесплатно, — похвасталась Изабелла.
Я сделала ей глаза и сказала:
— Вот как?
— Да нет, не то, что ты думаешь, — успокоила меня Изабелла. — Просто так, один поклонник. Буквально на днях начал за мной приволакивать. Я с ним случайно познакомилась. Ну что, пошли пить чай с пирожными и конфетами?
— Пошли, — согласилась я.
Изабелла привела меня в гостиную, обставленную довольно мещански, усадила на диван и двинулась на кухню готовить чай.
Я же долго на диване усидеть не смогла и отправилась на экскурсию. Моё внимание привлекли вазы, выстроившиеся в ряд на широкой полке. Четыре великолепные вазы, я бы даже сказала кубки. Да каменные кубки — то ли яшма, то ли оникс — с такими роскошными крышками. Просто чудо!
— Изабелла! — крикнула я. — Ты что, занималась спортом?
— Что? — спросила из кухни Изабелла. — Громче! Ничего не слышу!
— Это твои награды? — ещё громче крикнула я, потрясая в воздухе кубком.
— Ничего не слышу! — вновь ответила Изабелла.
— Ну и черт с тобой, — сказала я и сняла крышку, перевернула кубок, собираясь заглянуть в него — на меня высыпалась какая-то гадость.
Что-то чёрное, похожее на жжёную бумагу. Короче, пепел.
Я сразу вспомнила своего сынишку Саньку и подумала: «Но у Изабеллы нет детей. Что же она развела в своём доме такую грязь?»
Об этом я не переминула сообщить вошедшей в комнату с подносом Изабелле.
— Что же ты бросаешь эту гадость куда придётся? — спросила я.
— Какую гадость? — рассеянно сказала она, ставя поднос на столик.
И тут Изабелла подняла глаза на меня и, увидев в моих руках раскрытый кубок, вдруг завопила, как резанная. От неожиданности я выронила довольно-таки тяжёлый кубок из рук, он упал мне на ногу, я тоже взвизгнула, а кубок покатился, рассыпая остатки пепла по вполне приличному ковру.
— О, мой Хрюздик! — завыла Изабелла и бросилась на ковёр собирать пепел.
Да где там. Он так рассыпался, что это уже было невозможно.
— Мой Хрюздик! Мой Хрюздик! — вопила Изабелла. — Прости, что опять не уберегла тебя-яя!
«Да она спятила!» — ужаснулась я, потирая ушибленную ногу.
— Что за Хрюздик такой? — негодуя, спросила я. — И почему ты ревёшь? Ведь ничего же не произошло. Даже ваза цела.
— А Хрюздика-то нет уже! — горестно выла Изабелла. — И его не вернуть!
Каким-то невероятным образом ей удалось нащипать вместе с ковровой ворсой и немного пепла. Она высыпала эту ужасную смесь в вазу, накрыла её крышкой, жалобно подвывая, поставила вазу обратно на полку и нежно её погладила.
Я терялась в догадках, склоняясь все же к тому, что у Изабеллы большие нелады с её собственными мозгами, а если уж быть до конца откровенной — налицо первые признаки шизофрении.
— Как же ты так неосторожно? — смахивая слезу, с укором спросила у меня Изабелла.
— Неосторожно — что? — разозлилась я. — По сию пору я ничего не сделала, если, конечно, не прикажешь считать преступлением то, что я взяла с полки вазу и сняла с неё крышку.
— Ты высыпала моего Хрюздика, — искренне страдая, сообщила Изабелла.
— Что ещё за Хрюздик такой? — спросила я.
Я давно хотела знать.
— Это мой второй муж, — скорбно поджимая губы, сообщила Изабелла. — Я его вдова.
— О, боже! — я схватилась за сердце. — Ты хранишь его здесь? Почему не сдала в колумбарий?
— Мне приятно иметь его прах рядом, — призналась Изабелла.
«Звучит довольно-таки двусмысленно,» — подумала я и, содрогаясь, спросила:
— А что же в других вазах?
Изабелла подошла к полке и, нежно поглаживая вазы, начала перечислять:
— Вот в этой мой третий муж, Барбахвылька. Он был такой забавный, что я дала ему это прозвище. Вот в этой вазе мой четвёртый муж, Блямзик. Он тоже был милый. А вот в этой вазе мой пятый муж, Кузидябка.
— Ты же говорила на дне рождении, что поменяла четырех мужей? — возмутилась я. — Откуда же взялся пяты? И ещё есть живой, теперешний муж.
— Скромность женщину только украшает, — ответила Изабелла и продолжила: — Мой пятый муж Кузидябка. Он был немного ворчун…
Потрясение моё было велико.
— И что же, они все умерли? — с трудом переводя дыхание, спросила я.
Изабелла грустно кивнула:
— Увы, да. Фролушка мой единственный муж…
— Который улепетнул от тебя живой? — ядовито продолжила я за Изабеллу. — И ты решила исправить ошибку?
— Ну что ты! — испугалась Изабелла. — Это не я! Я никогда бы не рискнула. Я и ножа-то боюсь.
— Бог с тобой, — сказала я, — давай пить чай.
Мы уселись на диван, но разговор уже не вязался. Я хотела расспросить Изабеллу про акции, но после потери пепла Хрюздика она была в очень задумчивом настроении и почти меня не слушала.
А тут ещё к ней приятельница пришла с собакой. Собака прыгала на меня и все пыталась лизнуть, а её хозяйка уговаривала не пугаться и заверяла, что собака не кусается. Можно подумать, я боялась того, что собака меня укусит.
Порой меня раздражают эти собачники. Им почему-то всегда кажется, что нормальные люди только и мечтают о том, чтобы собака облизала их с головы до ног.
В общем, я поняла, что пора сматывать удочки и спросила:
— Изабелла, ты не против, если я возьму с собой эту коробку с конфетами?
— Конечно-конечно, — сказала Изабелла. — Ведь я тебе её подарила.
«А я тебе подарила пирожные,» — подумала я и отправилась домой, вовсе не собираясь эти конфеты есть. Уж я-то не дура, портить свою фигуру. Конфеты я взяла для своего сына Саньки.
Дома я у двери квартиры нос к носу столкнулась с Евгением. Он куда-то ужасно спешил.
— Ты куда? — спросила я.
— К Серому в больницу! — со всем трагизмом сообщил Евгений.
Серый — его друг. Довольно-таки бестолковый малый. С ним вечно происходят какие-то несуразности.
— К Серому? — удивилась я. — А что с ним?
— Он снимал с каруселей детей и поломал ногу. Парень за малым не совершил подвиг, — порадовался за друга Евгений.
Признаться, я удивилась и сказала:
— Да? Ну тогда передавай ему от меня…
Я замялась, борясь с собой, а Евгений тут же протянул руку, собираясь уже брать мою коробку с конфетами.
— Передавай ему от меня привет, — поспешно закончила я.
На лице Евгения отразилось разочарование. Мне стало жаль его, и в порыве щедрости я добавила:
— И вот эти конфеты.
Евгений схватил конфеты и убежал.
В общем, день прошёл бездарно. А ночью меня разбудил звонок Изабеллы.
— Что ты сучка мне принесла? — злобно вопила в трубку она.
Я ещё не совсем проснулась, а потому вяло отреагировала на «сучку». Точнее, вообще никак не отреагировала, а спросила:
— Что я тебе принесла?
— Пирожные! — задыхаясь от гнева, сообщила Изабелла. — Они отравленные!
— Ты что, умираешь? — испугалась я.
— Я-то нет, а вот собака — да!
— Какая собака?
— Та, которая была у меня в гостях. Она слопала твои пирожные, пока мы с приятельницей примеряли новое платье. Теперь хозяйка собаки через каждые пять минут звонит и ругает меня, и грозит, что за собаку я заплачу!
Я задумалась. Пирожные покупала в магазине, сразу же пошла к Изабелле. Отравленные? Как такое может быть? Тогда с той собакой перемрёт добрая часть города.
— Ты не ошиблась? — спросила я. — Может собака загинается от чего-нибудь другого?
— Собака уже загнулась и не знаю, может и от чего-нибудь другого, но блевала она твоими пирожными, и хозяйка утверждает, что кормит её только один раз в день ужином.
«Просто живодёрка какая-то! — подумала я. — Она сама-то хоть пробовала есть один раз в день? Я пробовала, думаю, это ещё хуже, чем загонять под ногти иголки.»
— Так ты говоришь, что собаку кормят один раз в день? — для верности переспросила я. — Не маловато? Ты ничего не перепутала?
— Нет, не перепутала! — отрезала Изабелла. — Эта собака тоже сидит на диете, поэтому её кормят только ужином, пропуская все остальное. До ужина она не дожила!
— Какой ужас! — только и смогла сказать я.
— Чтобы завтра утром ты была у меня! — чувствуя себя хозяйкой положения, приказала Изабелла и бросила трубку.
Я перевернулась на другой бок и уже не смогла заснуть до утра.
* * *
Утром я проводила на работу Евгения, не сказав ему о пирожных ни слова, чтобы не поднимать паники. Потом я привела себя в порядок. Много времени отнял «фарш». Я пыталась его загримировать, потому что не могла уже ходить в платке. Во-первых, резко грянуло лето, и стало жарко, во-вторых — все обращают внимание. Мучалась я долго, но «фарш» гримироваться не пожелал — на щеках появилась короста из крем-пудры и румян. Пришлось смириться с платком.
Я позавтракала и уже собралась ехать к Изабелле, как из прихожей донёсся панический звонок. Жутко нервничая от плохих предчувствий, я открыла дверь — на пороге стоял Евгений. Вид у него был чрезвычайно возбуждённый.
— Уже вернулся? — удивилась я.
— Ты что мне, блин, вчера дала? — явно психуя, спросил он.
— Что? — испугалась я.
— Конфеты! Те конфеты отравленные! Серый угостил ими медсестричку, бедняга выжила лишь благодаря тому, что под рукой оказалась реанимация!
С криком «ах, мой Санька!» я едва не упала в обморок, но на ногах удержалась и секундой позже уже ликовала. Я просто счастлива была, что подарила конфеты Серому, хотя заранее знала, что он подарит их какой-нибудь барышне. Простите за эгоизм, но если кому-нибудь обязательно надо отравиться, так пусть это будет лучше барышня, чем мой сыночек Санька.
— Серый уже даёт показания, — поставил меня в известность Евгений.
Я опешила:
— Какие показания?
— Правдивые.
— Кому?
— Да ментам, кому же ещё! — рявкнул Евгений.
Он почему-то сильно психовал.
— Серый даёт показания? — слегка занервничала и я. — Он же недотёпа! Бог знает чего он там сейчас наговорит!
— Уже наговорил, — успокоил меня Евгений. — Серый во всем признался.
Я схватилась за сердце:
— Бог мой, что он сказал?
— Что понятия не имеет кто принёс ему эту коробку. Менты ещё ничего не знают, но уже решили, что это попытка убийства.
— Очень мудрое решение, — одобрила я.
— Зря радуешься, завели дело, к Серому приставили охрану, коробку отправили на экспертизу.
— Тоже неплохо. Во всяком случае будем знать что это за яд.
Евгению не понравился мой оптимизм.
— Зря радуешься! — закричал он. — Серый тебя возненавидел!
— За что? — изумилась я. — Всегда была с ним так добра.
— Говорю же, к нему приставили охрану, что препятствует его свободному общению с медперсоналом от восемнадцати до тридцати. Я имею ввиду возраст персонала.
— Я поняла, — заверила я, не разделяя его трагизма. — Ничего страшного, должно же хоть что-то способствовать его нравственности. Не думаю, что он верен Елене. Она женщина достойная и заслужила лучшего к себе отношения. Но не будем об этом. У меня к тебе просьба, не забудь сообщить, что за яд содержался в конфетах.
— А где ты их взяла? — внезапно заинтересовался Евгений.
— Меня угостила Изабелла.
— Вот же сучка!
— Не волнуйся, я не осталась в долгу и угостила её отравленными пирожными.
Евгений ужаснулся:
— С ума вы что ли посходили?
— Не знаю, — задумчиво ответила я, — надо разбираться.