Майя оказалась права: Ирину приводили в чувство в кабинете директора. Когда узнали, что она жена в карьере погибшего, в мотеле поднялся переполох. Вызвали сразу всех: милицию, «скорую помощь» и даже пожарных.

Впрочем, пожарных потом отменили: Ирина передумала мотель поджигать — она тривиально упала в обморок. Подруги, растолкав посторонних, ее окружили и принялись причитать:

— Господи, что же делать?! Муж в морге, и жена, того и гляди, — туда ж!

Громче всех причитала виновница-Майя — она капала на Ирину слезами и оживила ее. Ирина пришла в себя, отпустила Майе пощечину и завопила:

— Где этот гад?! Своими руками его убью!

— Зая в морге, — локонично заметила Ева.

А директор мотеля хладнокровно добавил:

— Вам не придется себя утруждать.

Ева внимательно на него посмотрела и не удержалась от комментария.

— Кто-то уже постарался, подруженька, за тебя, — сказала она.

Ирина воскликнула:

— О, боже!

И опять отключилась.

Все вокруг нее снова засуетились, а директор мотеля, пристально глядя на Еву, настороженно спросил:

— С чего вы взяли, что труп убили? Он просто вышел покурить и в темноте споткнулся.

— Ага, и неудачно свергся в карьер, — съязвила Ева.

— Да, именно так и было. Я уже приказал, чтобы над карьером фонарь повесили.

— Красный? Вашему заведению красное очень идет.

— Обычный фонарь, — с обидой ответил директор. — Несчастные случаи нам не нужны.

— Несчастные случаи? Все бы так, да голова у трупа дюже побита.

— А вы пойдите попробуйте упасть в тот карьер… Кстати, а кто вы такие? — запоздало спохватился директор.

Ева компетентно ему сообщила:

— Мы знакомые трупа, мы подруги его жены.

— Кто-о?

Евдокия решила, что пора и ей внести ясность.

— Это жена, — пропищала она, указывая на бесчувственную Ирину, — а мы ее подруги. И хватит ее здесь нашатырным спиртом пытать. Того и гляди глаза пострадавшей пожжете. Прикажите-ка лучше ее отнести в нашу машину.

— В мою машину, — не без гордости уточнила Ева.

— Как это — отнести? Мы вызвали «скорую», — возмутился директор.

— Да пока ваша «скорая», бля, приедет, Ирка совсем завернется, — гаркнула Ева, чем окончательно распалила директора.

Он завопил:

— Вы бескультурье и хулиганка! Что за «бля»?! Не смейте здесь выражаться!

— Это вы бескультурье, — с достоинством ответила Ева, — всего лишь какой-то директор, а я-то как раз представитель культуры. У меня за плечами четыре конкурса и еще один на носу. Не сегодня завтра лауреата присвоят.

Директор был поражен:

— Вы представитель культуры? Да от вас только и слышно, что «бля»!

Ева окинула его презрительным взглядом и заявила:

— Советую уши почаще мыть. Не «бля», а «ля». Поняли? Ля-ля! — пропела она.

— Что за «ля-ля»? — опешил директор.

Ева фыркнула и ответом не удостоила, а Евдокия с гордостью пояснила:

— Это нота одна из семи. Нота «ля», неужели не слышали? Евусик у нас музыкант. Играет на фортепианах, поэтому срочно Ирину в машину несите. Ей нельзя здесь находиться, — согласно какой-то своей логике заключила Евдокия и, топнув ногой, приказала: — Немедленно!

— Да, ей нечего делать в этом вертепе, — подтвердила Ева. — У вас здесь коррида, считай, в каждом номере, а у нее и без этого горя хватает.

Как только речь зашла о вертепе, директор свел воедино всю информацию и счел за благо с подругами согласиться.

— Да, — сказал он, — везите бедняжку домой.

Ирину быстренько погрузили в автомобиль, уложив ее голову на колени соперницы. Ева уселась за руль, Евдокия пристроилась рядом, машина тронулась с места и вот тут-то раздался нечеловеческий крик:

— А-ааа! Забыли Бродягу!

Вопила, конечно же, Евдокия. Ева сказала:

— Ну ты хуже Шаляпина! — Сплюнула: — Тьфу! — И резко затормозила.

У Майки загорелись глаза.

— Что за бродяга? — спросила она, кокетливо подаваясь вперед и роняя на лицо несчастной Ирины свой впечатляющий бюст.

— Боюсь расстроить тебя, — ехидно ответила Ева, — но этот кобель тебе не подойдет. Это всего лишь собака, убогий, паршивый пес. И убери свою нагло прущую плоть с лица полумертвой жертвы, — приказала она и добавила: — Совесть надо иметь, в Ирке во всей около пуда, а у тебя за пазухой тонны! Ты задавишь ее, Кабалье!

Когда речь заходила о Майкиных пышных формах, она молчать не могла — подруги сцепились. Евдокия не могла их оставить в таком состоянии и сидела, выбирая в их колкостях паузу, чтобы вставить туда свой тоненький голосок. Обмен «комплиментами» подзатянулся (сказалась нервозная обстановка) — Евдокия задержалась в машине. Наконец, между «жирным жопеном» и «необхватным серенадом» Ева ее заметила и завопила:

— Дуська! Ты еще здесь? А ну шпарь за псом! Эдак мы Ирку угробим!

Евдокию сдуло с сиденья и понесло ее криком прямо во двор мотеля, но пса она там не нашла. Пока Ева и Майя старательно искали друг у дружки изъяны, Евдокия металась вокруг мотеля, взывая:

— Бродяга! Бродяга!

Этим она привлекла внимание сторожа. Он высунулся из окна своего домика и спросил:

— Девушка, не ту ли дворнягу вы ищете, что упала в карьер?

— Бродяга в карьере? — заплакала Евдокия. — Как он попал туда?

— От любопытства, видать, — сказал сторож и пояснил: — Я повизгивания услышал и хотел его вытащить, но уж больно пес запаршивел. От такого и заразу немудрено подцепить, я там его и оставил. Уж не знаю как доставать будете пса.

Евдокия взмолилась:

— А разве вы не поможете мне? Пожалуйста, я вам заплачу!

— Ну, это другое дело, — оживился сторож. — Это мы враз, только деньги вперед.

Он вышел из домика и, получив «гонорар», деловито зашагал в противоположную от мотеля сторону. Евдокия попыталась увязаться за ним, но сторож не разрешил:

— Куда вам, идти далеко и грязи там выше колена; всю ночь, до утра шпарил дождь.

— Дождь?!

— А то! Дорогу так развезло, что не знаю сам как добраться. Эх, чертова глина!

Евдокию словно током пробило:

— Глина?!

— А что же еще? Карьер-то глиняный. Добывают в нем глину для вашего городского завода в непосредственной близости от нашей гостиницы. Директор и взяток уже тьму раздал, а карьер все одно не закрывают. Вы не стойте здесь, девушка, в машину идите. Я собачку туда принесу, только прежде отмою. Она у вас знатнейше вывозилась: не поймешь что такое, ну чистый черт!

С этими словами сторож и удалился, а Евдокия поковыляла к машине на ватных ногах.

— Ну, где твой пес? — увидев подругу, спросила Ева и, вздохнув с облегчением, возликовала: — Не нашла!

Евдокия ответила:

— Пес нашелся, он в карьер угодил. Сторож его достает, но дело не в этом. Майка, расскажи еще раз как это случилось? Зая с какого места в карьер попал? Он Гомера читал, а потом?

— Сколько можно, — проворчала Майя, — мне уже надоело. Да, читал, да, пошел покурить.

— Шел дождь, — заметила Евдокия. — Шел или не шел? — строго спросила она.

Майя рассерженно отмахнулась:

— Отстань, че прилипла? Откуда я знаю. Я музыку слушала. И Зая про дождь ничего не знал, вот и пошел покурить.

— Он мог покурить на балконе, — вставила Ева. — С чего это Заю вдруг понесло с кровати в карьер? Перед этим ему звонили?

Евдокия подпрыгнула:

— Да! Звонили ему? Припомни, он покурить после звонка пошел?

— А что тут припоминать, — промямлила Майя, — звонили ему сто раз. Он в туалет уходил и там долго шептался, а уж с кем я не спрашивала, я не такая, чтобы допросы мужикам учи…

Не давая подруге закончить, Евдокия схватилась за голову и закричала:

— Мама моя дорогая!

И тут же, заговорщически глянув на Еву, она прошептала:

— Евусик, нам надо кое-что обсудить. Выйдем-ка из машины.

— Что еще ты придумала? — занервничала Ева, но все же вышла.

— А я-я? — вслед подругам обиженно протянула Майя. — Секреты у вас от меня?

— Отстань, зараза! Ирка на коленях твоих лежит, вот за ней и смотри, раз угробила бабу! — гаркнула Ева и, опираясь на бампер машины, проворчала уже Евдокие:

— Выкладывай быстро, что там у тебя. Ирка лежит, вон, без чувств, никак в себя не придет. Не дай бог, баба помрет, пока мы лясы тут точим.

Евдокия ее успокоила:

— Ирка спит, снотворным ее отрубили и сама она, думаю, еще раньше успокоительного напилась. Вот одно и легло на другое.

— С чего ты взяла?

— Давай-ка, Евусик, подальше-ка отойдем, чтобы Майка не слышала. Я такое сейчас тебе расскажу — упадешь и не встанешь!

— Да-а!

Своим сообщением Евдокия такое любопытство пробудила в подруге, что Ева сама ее потащила от автомобиля подальше.

— Выкладывай, — приказала она, стреляя глазами в сторону Майки, — здесь нас никто не услышит.

И Евдокия ей выложила:

— Ирка грохнула Заю!

— Знаю я-я, — разочарованно протянула Ева. — В усмерть уделали бедного мужика с Майкой на пару. Сексуальные террористки, «ля-ля»! Сначала одна «Коньком» Заю пичкала, потом — другая. Настоящие секс-убийцы.

— Ага, и поэтому он, полумертвый, уполз покурить в карьер. Лежал себе в теплой постели под бочком у любовницы, Гомера читал, а потом вдруг вскочил и ни с того ни с сего почесал побарахтаться в глине. Ты хоть знаешь сколько шагать до того карьера?

— Сколько?

— Да ужас сколько, неближний свет. И еще по грязной дороге. Там машины колдобины так развезли — глина одна! К тому же, всю ночь шпарил дождик.

— Точно! — припомнила Ева. — Не знаю как здесь, а в городе даже лил ливень.

Евдокия, победоносно подбоченившись, гордо спросила:

— Ну? И как теперь выглядит нарисованная Майкой картина? Какой дурак попрется к карьеру курить по грязной дороге без зонта под дождем?

Ева с ней согласилась:

— Да, здесь и не пахнет несчастным случаем.

— Конечно не пахнет! Это же бред, не поддающийся нормальному сознанию. Заглотнуть такое может лишь наша милиция, которая во что угодно поверит, лишь бы увернуться от дела.

— Да, похоже на правду. Ну и что из того?

— Ирка маньячка!

— С чего ты взяла? — поразилась Ева. — Разве бабы бывают маньяками?

— Еще как бывают! Я больше тебе скажу: это Ирка с кровью балует.

— Перестань, когда кровь появлялась, Ирка в Париже была. Я-то думала, ты умное скажешь, а ты все о глупостях.

Евдокия обиделась:

— Умное скажешь ты, а я говорю, как умею, но все же послушай. Во-первых, Ирка в Париже или совсем не была, или прилетела значительно раньше. Туфли в прихожей видела?

Ева задумалась и спросила:

— Какие туфли?

— Все ясно, значит не видела. Вот сейчас отвезем Ирку домой и своими глазами посмотришь.

— На что посмотрю?

— На туфли в глине! В свежей глине!

— Ну и что?

— А то, что в Париже, думаю, глины-то нету! — рявкнула Евдокия, чем озадачила Еву.

— Да-а, — пропела она, — в Париже нет глины, и у нас в городе нет. Что же это выходит?

— Что Ирка маньячка! Заю пришила она!

— А знаешь, вполне возможно, что Ирка прихлопнула Заю, — задумчиво согласилась Ева и мысль подруги продолжила: — Ирка сообразила, что Зая не импотент, и решила за ним последить. Якобы в командировку в Париж уметнулась, а сама осталась и…

— Точно! — подпрыгнула Евдокия. — Точно! Когда мы с Леней домой возвращались, Ирка мне на мобильный звонила и про Майку разнюхивала, а когда я ляпнула, что Майка в мотеле, Ирка так взволновалась!

Ева тоже разволновалась.

— Нет, ну надо же, сходится все! — закричала она.

— Да тише ты! — зажала ей рот Евдокия.

— Сходится все, — повторила Ева уже шепотком. — Ирка метнулась в мотель, Зиновию звякнула на «мобилу», пригрозила разводом, тот наделал в штаны и вышел к ней на разборки. Потом она заманила его к карьеру, огрела тяжеленьким по башке и помчалась домой себе петлю намыливать.

Евдокия одобрила ход мыслей подруги:

— Точно! Кстати, а как ты к ней утром попала? Ты откуда узнала, что Ирка вернулась?

— Она позвонила, и очень кстати. Я только что с Бобом твоим поругалась, сижу, горюю, в ужасе вся, а тут жилетка вдруг подвернулась.

— Ха! Жилетка! — воскликнула Евдокия и прошептала: — Ты видела какие сегодня у Ирки были глаза?

— Какие? — машинально переходя на шепот, спросила Ева.

— Бешеные.

— Да они у нее всегда такие, когда речь о Зае заходит. Хотя… — Ева задумалась и согласилась: — Знаешь, Дуська, а ты права. Я к Ирке утром сегодня после ссоры с Бобом твоим прилетела, хотела поплакать, да какой там! Ирка меня позвала и давай сама убиваться, с суицидом комедь ломать. А глаза ее и мне не понравились. И вообще, она странная сегодня была. И, что всего удивительней, из Парижа прилетела и ни слова о нем. Какая баба не похвастала бы?

— Никакая, — подтвердила Евдокия.

— А Ирка полный молчок.

— Потому что в Париже она не была. Почему она из Парижа с мобилы своей звонила? Какой в этом резон? Почему бы не позвонить с телефона отеля?

— И нервная, жуть, — добавила Ева. — Руки все время что-нибудь теребят.

— Вот видишь, все говорит о том, что Ирка убийца, — подытожила Евдокия и пропищала: — Ой, мамочка, страшно-то как!

— А я-то все думаю, зачем это она про импотенцию так надрывается?

— Зачем?

— Ирка алиби себе зарабатывала, мол я не в курсах об измене, мой муж импотент, — просветила подругу Ева и сама озадачилась: — Как же ей удалось так держаться? Вот артистка! — восхитилась она. — Вижу, в интригах Ирка гений! Чайковский! Но с чего ты взяла, что она маньяк?

Евдокия резонно осведомилась:

— А разве нормальная женщина сможет грохнуть собственного мужа? Да еще заранее хладнокровно спланировав все, а не в состоянии кратковременного аффекта.

— Нормальная женщина только так поступать и должна, — восхищенно воскликнула Ева.

— Значит я ненормальная, — обиделась Евдокия. — Мне слабо Ленечку хладнокровно убить.

— Хладнокровия нет и у Ирки. Во-первых, она в состоянии аффекта просто жила. И очень долго. Ирка, считай, зомби, нервов комок. Шутка ли сказать, рушится семейная жизнь. Она, дура, помешана на своем Зае, а он, урод, ей пошлейшим образом изменяет. Да еще с кем? С этой жирной свинье, с лучшей подругой, с Майкой! Как у мужиков на нее только встает?! — горестно вопросила Ева и заговорщически прошептала: — Дуся, честно тебе признаюсь — я Ирку не осуждаю. Не удивлюсь, если она и Майку пришьет. За это я заранее Ирку прощаю.

— А я осуждаю, — отрезала Евдокия. — А я не прощаю. Убивать людей отвратительно при любых обстоятельствах.

— Хотела бы я увидеть тебя на Иркином месте.

— Типун тебе на язык!

— Да-да, типун мне на язык, — испуганно согласилась Ева и пояснила с чувством вины: — Я имела ввиду, что еще не известно как ты повела бы себя на Иркином месте.

— Я бы с Ленечкой развелась, — решительно выпалила Евдокия.

Ева с интересом посмотрела на подругу и загадочно пропела:

— Да-а-а.

— Именно! Уж убивать бы не стала, — заверила Евдокия.

— Ты так говоришь потому, что тебе не изменяли еще, — снисходительно изрекла Ева и уточнила: — Или ты об этом не знаешь.

— Что-о?

— Ни про какого мужика нельзя с уверенностью сказать, что он не кобель. Скорее наоборот, с уверенностью можно сказать только одно: он кобель. Любой. Я ни одному мужику не верю, чтобы он мне ни говорил: ни одному слову. Даже если скажет: «Я в борделе, водку пью и с бабой лежу», — и этому не поверю. Мужики всегда лгут! Так уж они устроены.

Евдокия не стала спорить. Эта тема не слишком ее волновала. В своем Ленечке она была уверена на все сто, а вот Ирина еще та загадка. И хотя разговор с Евой посеял в душе Евдокии сомнения, она все же призналась, рискуя попасть под обстрел насмешек:

— Сегодня я случайно у Ирки ножик нашла.

Однако Ева не стала язвить, она удивилась:

— Да-а? И где?

— В ванной, в белье. Длинный, охотничий, со стоком для крови.

— А Зая наш, если он и охотник, то не до зверья, а до баб.

— В том-то и дело, — охнула Евдокия. — Как думаешь, зачем Ирке в доме такой специальный нож?

— И зачем его прятать в ванной? — удивилась Ева и возразила: — Но из этого вовсе не следует, что Ирка маньячка. Может она этим ножом собиралась Заю изменщика грохнуть.

— Почему же не грохнула?

— Придумала поумней как расправиться с ним. Нож — слишком грубо, несчастный случай — вот это изящно. И Зае отомстила, и осталась вне подозрения. Надурила ментов.

Евдокия кивнула:

— Может и так, а может и по-другому. Короче, скажу все начистоту, — решилась она. — Нож этот я по телевизору видела. Помнишь, месяц назад сенсация с маньяком была?

— Это когда его кто-то вспугнул, и он нож прямо в жертве оставил, — вспомнила Ева.

— Именно! Так вот у Ирины нож точно такой. Один к одному.

— Ты хочешь сказать, что маньяк накупил одинаковых ножей и ими орудует?

Евдокия пожала плечами:

— Ничего удивительного в этом не вижу. Маньяки любят такие штучки. Зачастую они вообще склонны к театрализации. Убивая жертву, маньяки наслаждение получают не только от ее мучений, но и от того, что злодеяние обнаружится. Их все боятся. Им нравится властвовать над людьми. Таким образом маньяки доказывают свою исключительность.

— К чему ты клонишь? — скептически осведомилась Ева.

Уязвленная скептицизмом подруги, Евдокия с жаром заговорила:

— Если Ирина маньячка, тогда ясно откуда на клавишах кровь появляется. Ирке очень легко вымудрить дубликат ключей от твоей квартиры, а дальше все проще простого: заходи и капай на клавиши сколько душе угодно. Ты в ужасе, а она наслаждается страхом твоим.

— Но зачем ей это?

— У маньяков своя логика. Зая столько ей выпил крови, что крыша съехать у Ирки вполне могла. К тому же, с изменой Заи у нее появилась причина ненавидеть всех женщин. Если Майка, ее подруга, на Заю позарилась, то чего же тогда ей ждать от других?

— Брр! — содрогнулась Ева. — А ко мне-то она привязалась с чего? Что я-то плохого ей сделала?

— Много чего, — рассудительно подытожила Евдокия. — Ты красивая и охочая до мужиков. И они до тебя охочие. Ты бойкая, разбитная, любовников как перчатки меняешь, а Ирка с Заем своим совладать не смогла. За что же ей тебя обожать? Уже одним своим существованием ты оскорбляешь ее, безвольную и некрасивую.

Ева снисходительно посмотрела на подругу и с опаской спросила:

— А тебя я не оскорбляю?

— Ну спасибо! — обиделась Евдокия и бодро заверила: — Не оскорбляешь!

— Почему?

— У меня цели другие и очень счастливый брак. Да, я не красавица: узкие бедра, тонкие ноги, огромная грудь… Ох, лучше не будем о грустном.

— Точно, — согласилась с ней Ева, — у меня-то все наоборот.

— Но Ленечка выбрал меня, так что, — Евдокия с усмешкой посмотрела на Еву и заключила: — Я прощаю, подружка, тебя. Живи.

Ева ехидно в ответ улыбнулась:

— Ну, спасибо. Хоть кто-то мне жить разрешил.

Евдокия пожала плечами:

— Разве дело во мне? Проси разрешения у нашей свихнувшейся Ирки.

— Да нет. Чтобы Ирка свихнулась! Вот в это я не поверю ни в жисть! — воскликнула Ева и деловито спросила: — Ладно, как мы с тобой, Дуська, поступим? Маньячка не маньячка, а Заю Ирка на полном серьезе пришила. Надеюсь, не будем подругу сдавать?

— Нет, конечно, подождем пока она грохнет тебя, — съязвила Евдокия, осознав бесплодность своих стараний.