— Ты оделась уже, — обрадовалась Пенелопа и пожурила любимицу: — Позднехонько ты повадилась, Дуняша, вставать.
— А который час? — воскликнула Евдокия.
— Да уж двенадцать пробило.
— Значит будильник работает.
— В этом доме работают все уж давно. И я без устали хлопочу, и завтрак трудится: остывает, и Бродяга уж исстрадался, рысью тоскует, не покладая лап, и подруги твои (не ленивые) донимают.
— Подруги звонили? — подпрыгнула Евдокия и с укором уставилась на Пенелопу. — Что ж ты не разбудила меня?
Пенелопа махнула рукой:
— Да я хотела, но Леонид Павлович приказал не будить. «Накануне, — говорит, — Даша была слаба, так пусть силы свои восстановит». Только глупости это все, барство ваше. Не доводит оно до добра. Разве в постеле наберешься здоровья? Работать надо. Только работа силы дает эту жизнь выносить.
Пенелопа любила поговорить о жизни, и о пользе труда и о здоровья. И Евдокия готова была ее слушать, потому что знала: Пенелопа мудра. Частенько об этом они говорили часами, однако на этот раз беседа не удалась — помешала им Ева.
Она позвонила и сразу же начала подругу ругать:
— Ты что этой ночью панику подняла? Нет от тебя покоя! Крутишься все под ногами, с Иркой нас стравливаешь, Стравинский ты наш! Я тебя не пойму: позвонила, но ничего не сказала. И не перезвонила, как обещала. Короче, я у Майки сижу, дуй быстро сюда!
— Евусик, я такое тебе расскажу! — воскликнула Евдокия. — Беда! Надо на ноги всех поднимать!
— По телефону? Еще чего! Дуй сюда! Я у Майки сижу. Расскажешь — с ней и поднимем. Поднимать Майка умеет. Если за дело берется, у мертвого не улежит. Наша Комбинашка придаст надлежащую форму даже самому вялому содержанию, — заверила Ева и, громко заржав, оборвала разговор на двусмысленной фразе.
Евдокия виновато глянула на Пенелопу:
— Завтракать некогда.
Та вздохнула:
— А теперь-то куда?
— Я к Майке, а ты, я тебя умоляю, запри на балконе пса, — вылетая из комнаты крикнула Евдокия.
Но как бы не так — пес не дурак: он поджидал Евдокию в прихожей с первых ее слов. Опираясь на опыт, пес знал: раз хозяйка проснулась, непременно куда-то пойдет. И надо принять все меры, чтобы увязаться за ней.
«Я на тебя рассчитываю! — нагловато сообщали его глаза. — Не вздумай меня оставить! Я такого тогда здесь наделаю…»
Евдокия с тяжелым вздохом подхватила на руки пса и поспешила к подругам.
— Бродягу хоть дома оставь! — крикнула вслед Пенелопа.
— Нельзя, он такого наделает…
Дверь открыла не Майя, а Ева. Впрочем, и Майя стояла рядом: улыбаясь, она озорно выглядывала из-за стройной спины Евы. Евдокия с изумлением отметила, что подруги в приподнятом настроении.
— Здравствуй, урод! — бодро воскликнула Ева, увидев на руках Евдокии Бродягу. — И этот Мусоргский здесь, — оглянулась она на Майю и добавила, с отвращением обращаясь опять к собаке: — Фу-у, какой же ты грязный! Снова пришел вынюхивать, детектив?
«Я не грязный и не пришел, меня принесли», — ответил глазами Бродяга, но Ева по собачьим глазам читать не умела.
— Посмотрите, пес со мной согласился, — обрадовалась она. — Сейчас, говорит, все тут вынюхаю. И вынюхает же, чертяка!
— Ой, Дуся, что я сейчас тебе покажу! — радостно взвизгнула Майя из-за спины подруги.
Ева мгновенно пожаловалась:
— Вот же стерва развратная. Битый час ее уговариваю «шуберта» показать, а она ни в какую. Ждет тебя. Хочет разом нас ошеломить.
Евдокия окончательно растерялась:
— Какого Шуберта?
Майя выступила из-за спины подруги и кокетливо сообщила:
— Мне старый любовник новую шубку песцовую подарил!
— Ей только песец и идет! — ехидно вставила Ева.
— Да, — подтвердила Майя и победоносно развела руками: — Вот тебе и Юрий Иванович!
— Вот тебе и хитрюга Трифонов, — передразнила Ева подругу и, подмигнув Евдокие, сказала: — Слышь, Дуська, ты только не падай, сейчас такое тебе отмочу. Этот Трифонов, старый козел, нашей дурочке руку какую-то предложил. Комбинашка, быстро скажи, какую старый козел предложил тебе руку? — с шутливой строгостью потребовала Ева ответа и опережая подругу, сделала вывод сама: — Тут ясно и дураку: волосатую руку свою и предложил в старческих пятнах-веснушках. Другой же нет у него.
— И сердце, — ревниво добавила Майя. — И руку, и сердце, и прочие органы. А на фиг мне нужен этот утиль? Ха! Трифонов хочет на мне жениться, но дудки! Я за него не пойду!
— Шуберта сцапала и от ворот поворот, — с одобрением отметила Ева и заключила: — Так, бабы, это дело надо отметить!
Она щелкнула пальцами по подбородку и приказала:
— Майка, «шуберта» и бутылку неси! Оценим и сразу обмоем!
Евдокия была потрясена. Страшная, жуткая ночь никак не вязалась с удалым и развязным днем.
— Вы что, ничего не знаете?! — воскликнула Евдокия.
— А что мы знать-то должны? — хором спросили подруги.
— Я еле осталась жива! Девочки, это не вы мне, это я вам такое сейчас расскажу, сразу попадаете!
— Зачем это нам? — хихикнула Майя. — Падать я этой ночью уже утомилась; Трифонова словно сорвало с цепи.
— Как будто можно посадить на цепь этого кобеля, — скептически вставила Ева.
От равнодушия подруг Евдокия пришла в отчаяние.
— Да будете вы меня слушать или не будете?! — гневно закричала она и пригрозила: — Я вас так сейчас огорошу, не до смеху вам станет.
Ева насторожилась и, бросив косой взгляд на Майю, спросила:
— Ты опять про Ирину?
От наплыва чувств Евдокия за малым не задохнулась:
— Про Ирину! Да, про Ирину! Этой ночью страшное произошло!
— При этой рассказывать хочешь? — удивилась Ева, кивая на Майю.
— Теперь уже все равно, — выпалила Евдокия. — Теперь уже все будут знать. Этой ночью Ирина убила любовника!
— Мишку?! — охнули обе подруги и хором сделали вывод: — Не может быть!
Евдокия заверила:
— Я своими глазами видела труп. Кокнула так же, как Заю.
Ева осведомилась:
— Сбросила что ли в Глинку? Тьфу, — тут же поправилась она, — в глину что ли Мишку спустила, в этот, в как его?
— В карьер, — подсказала Майя.
— На этот раз с лестницы уронила, — ответила Евдокия и запричитала: — Ой, девочки! Ой, мамочка! Я как увидела! На площадке лежит! А перед этим! Ирка, клянусь, не в себе!
— Черт возьми! Я ничего не пойму! — гаркнула Ева и приказала: — Дуська, Мусоргского — на коврик в прихожей и айда на диваны, на кресла. Там расскажешь. И повнятней, пожалуйста.
Выполнив приказание Евы, Евдокия сложилась гармошкой в кресле и начала излагать события ночи и предыдущих дней, перемежая рассказ своими догадками и подозрениями.
Подруги внимательно слушали, не перебивая. Их не пугали подробности. Пользуясь этим, Евдокия вникала в такие детали, которые вряд ли позволили б ей закончить рассказ в этом году. Возможно и следующий год показался бы им коротким, если бы Майя вдруг не воскликнула:
— А где это письмо?
Интерес к письму возник невпопад — повествование Евдокии дошло до момента ее пробуждения в собственной постели и плавно (без всякой причины) уходило к истокам истории: к капелька крови на клавишах. Стройной логики во всем этом не было, и любой мужчина давно бы суть потерял, но женщины мастерицы цепко держать нить беседы как бы многоообразна она ни была. Женщинам это удается легко, ведь о чем бы они ни говорили, главная мысль одна: мы, бабы, дуры, а мужики подлецы. Остальное — лишь варианты того как исправлять вопиющую несправедливость: кнутом или пряником?
Поэтому, когда Майю заинтересовало письмо, Ева значительно разозлилась.
— Думаешь, у меня нет вопросов? — закричала она. — Я же молчу, вот и ты не встревай! У Дуськи в башке и без тебя нет порядка!
Против всех правил Майя не покорилась.
— А что там «не встревай»? — рассердилась она. — Дальше все ясно, пришла Дуська домой или ее «пришли». Остальное фигня. Так где письмо? — вернулась она к своему вопросу.
Евдокия призналась:
— Письмо осталось у Ирины в руках.
— Вранье! Не было у нее письма! — рявкнула Майя, ошеломив и Еву, и Евдокию.
Но поделиться своим впечатлением они не успели: в тот же миг зазвонил мобильный.
— Это Боб! — подскочила Ева. — Извините, но наш разговор не для ваших ушей, — пояснила она, удаляясь в прихожую.
Едва Ева вышла, Евдокия насела на Майю:
— А ну, признавайся, что значат твои слова? Ты что, этой ночью была у Ирины?
Майя растерянно залепетала:
— А в чем дело? Может я и не была, может только по телефону болтала…
— Не ври! Я не в том состоянии Ирку оставила, когда по телефону спичит трещать! Ее колотило! У нее зубы стучали!
— Да видела я, — ляпнула Майя и прикусила язык.
— Вот ты и проболталась! — воскликнула Евдокия, подлетая к подруге. — Сейчас же во всем признавайся! Что ты видела, говори?
— Да ничего я не видела, — начала мямлить Майя, но из прихожей раздался крик Евы:
— Дуська! Немедленно дуй сюда! А ты, Комбинашка, там оставайся! У нас с Дуськой секрет!
Евдокия метнулась в прихожую, а Майя покорно осталась в гостиной — она редко решалась ослушаться Еву, хоть та и младше была.
Евдокия подскочила к подруге и заговорщически прошептала:
— Что тебе Боб сказал?
— Сказал, что любит, но дело не в Бобе.
— А в ком? Что случилось?
— Пока не знаю, — ответила Ева, глазами стреляя на пса. — Кажется, Мусоргский ищет другую улику.
Пес действительно занят был делом: распластавшись по полу, он пытался нечто извлечь из-под тумбочки. Криминала большого в том не было. Нормальный пес везде нос сует — на то он и пес.
Но Евдокия насторожилась:
— Евусик, почему ты меня позвала?
— Мне кажется, под тумбочкой нож, — зловеще прошептала Ева в самое ухо подруге.
— С чего ты взяла? — поразилась та.
— Я под тумбочку заглянула.
— Мама моя дорогая! — пискнула Евдокия.
Ева же гаркнула:
— Слышь, Комбинашка, ты чем там занимаешься?
— Пытаюсь подслушать о чем вы там шепчетесь, — честно призналась Майя.
— Немедленно прекрати, — приказала Ева.
— А что мне делать? Мне скучно одной.
Евдокия пообещала:
— Маюсик, сейчас мы вернемся, а ты пока телевизор включи.
В тот же миг из гостиной донеслись звуки работающего телевизора, а Евдокия, отодвинув в сторону пса, сама полезла под тумбочку и извлекла знакомый предмет: нож! Точь в точь такой же, какой она видела у Ирины, по телевизору и в своих удивительных снах.
— На лезвии кровь! — ахнула Ева.
— Ой, мамочка! — взвизгнула Евдокия, роняя нож на пол и возвращая ногой его обратно под тумбочку. — Как этот нож попал сюда? — прошептала она. — И почему он в крови?
— Ты у меня, что ли, спрашиваешь? — озадачилась Ева. — Сама удивляюсь. Слушай! — закричала она, осененная страшной догадкой. — Ты на Ирку грешишь, а вдруг это Комбинашка наша орудует? Да-да! Это она! Сама посуди, разве нормальная баба станет шубы от Трифонова принимать да еще и песцовые?
После легких раздумий Евдокия пришла к разумному выводу: подозревать Майю — полный абсурд. За пять лет их «мушкетерской» дружбы Майя ни в одном сильном поступке уличена не была. Даже Еве она не дает отпора — покоряется беспрекословно.
— Да нет, Евусик, Комбинашка совсем безобидная. На убийство она не способна. Я уверена, что этой ночью она встречалась с Ириной.
— Зачем?
— Похоже, у них есть общий секрет. Майка темнит, но я чую, что Ирка сама приходила сюда. Она-то нож и подкинула. Ой!
Осененная мыслью, Евдокия подпрыгнула и, зажимая ладошкой рот, завопила:
— Ой, Мамочка!
— Что случилось?! — попятилась Ева.
— Нож в крови! Ирка снова красавицу загубила! Кого? Ты телевизор сегодня смотрела?
— Не-ет.
Евдокия расстроилась:
— Вот и я не смотрела. Когда там у нас новости?
Ева глянула на часы и сообщила:
— Да вот прямо сейчас и начинаются по второму каналу. Слышь, Комбинашка, — гаркнула она, — переключись на второй канал!
— Хорошо, — ответила Майя и следом подруги услышали ее душераздирающий крик.
— Ирку за-ре-за-ли! — вопила она. — Нашу Ирку-уу!
Ева и Евдокия одновременно, застревая в дверях, бросились в комнату.
С экрана телевизора крупным планом смотрело лицо Ирины. Евдокию поразили ее широко распахнутые глаза: были в них и надежда, и жизнь… А вот страха в них не было. Подруга умерла в приподнятом настроении.