Сделанный вывод требовал решительных действий. После долгих обсуждений подруги постановили отыскать Майю и хитростью затащить злодейку в милицию. Или наоборот, милицию натравить на нее. В любом случае необходима была Майя, и действовать нужно было не мешкая.
— Евусик, я сейчас же еду к тебе! — как только возникло решение, воскликнула Евдокия.
— И что это даст нам? — озадачилась Ева. — Будем друг за другом ходить? Комбинашка, узнав, что мы парою ходим, на хитрость нашу не клюнет. Она же от нас и сбежала.
Евдокия нервно спросила:
— Хорошо, какие твои предложения?
Ева «по-дружески» постановила:
— На тебя будем Майку ловить! Ты, Дуська, мелкая; Комбинашка легко с тобой совладает, а встречаться со мной она побоится. Тут еще не известно кто кого: она толще, зато я выше. Майку поймать должна ты.
Евдокия поежилась:
— Евусик, а если получится как в том анекдоте: «Робяты, я медведя поймал! — Так тащи к нам Топтыгу скорей! — Дык он не пущает!» Вдруг я Майку на горе себе отыщу, а она меня и прикончит?
— От судьбы не уйдешь, — оптимистично заметила Ева и посыпала поговорками: — Волков бояться, в лес не ходить. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Или пан или попал.
— Это ты уже говорила, — промямлила Евдокия. — В моем случае скорее «попал».
Ева жизнеутверждающе пообещала:
— Да я тебя подстрахую. Я все время буду на связи; ты, главное, «мобилу» не потеряй.
На том и остановились. Ева отправилась на поиски Майи своим путем, Евдокия собралась идти своим, да не успела — Лагутин у лифта супругу перехватил и строго осведомился:
— Даша, куда ты собралась?
— Ой, Ленечка, у меня все такое! — пытаясь улизнуть, туманно ответила Евдокия, да как бы не так.
— Какое — такое? — строго спросил муж, хватая жену под локоток и водворяя ее обратно в квартиру.
— Быстро мне признавайся что происходит? — потребовал он. — Думаешь, я не вижу, что ты дома почти не ночуешь?
Его вопрос Евдокию потряс.
— Ты знаешь, что я вчера выходила? — ошеломленно спросила она.
— Я догадался по грязному виду пса. Пенелопе я приказал следить за чистотой его лап, и, ты знаешь, Пенелопа ни разу еще не ослушалась, а вот ты нарушаешь режим на каждом шагу. Ты что мне обещала? — прогремел Леонид Павлович.
— Пристроить Бродягу, — промямлила Евдкоия.
— Тогда почему он до сих пор не пристроен? Обжился у нас, имя себе получил, Пенелопу в прислуги. А тебе, бедной, некогда другую жилплощадь ему найти. Хотелось бы знать, чем ты занимаешься все эти дни, с тех пор, как мы из Сочи вернулись?
Евдокия мужу лгать не могла — во всяком случае, не всегда у нее это так получалось, как требовал мир в их семье.
— Ленечка, — робко призналась она, — я маньяка ищу.
— Что-оо?! — ошеломленно воскликнул Лагутин и утратил дар речи.
Не навсегда, но на какое-то время. Он с напыщенным видом молчал, зато глаза его так матерились, что Евдокия сочла не лишним пояснить в свое оправдание:
— Ленечка, я не зря искала маньяка, я маньяка почти нашла.
И Лагутина прорвало.
— Ты ищешь маньяка! — завопил он. — Какой ты храбрец! То ты дрожишь, из дома из-за маньяка выйти боишься, а то уже бегаешь за ним по ночам! Даша! Что это такое?! Куда это годится?!
— Никуда не годится, — согласилась она и робко добавила: — Ленечка, я сейчас объясню. Вокруг меня происходят странные и страшные вещи…
— Вокруг меня тоже, теперь вижу и я! — гаркнул Лагутин и приказал: — Из дома не выходить! Пенелопа! — завопил он. — Ко мне! Быстро! Сию же минуту!
Пенелопа на зов прибежала и хороший дала отпор.
— Почему вы все время кричите? — возмутилась она. — Дуняшу это пугает! И собаку это пугает! Пес забился под стол и жутко воет!
— А я что, не вою? А я что, не жутко? — обиженно рявкнул Лагутин и, похерив интеллигентность, пошел всех честить.
— В моем доме бардак! — вопил он и топал ногами. — Жена плюет на меня! Прислуга и в грош не ставит! Я тебе, старой дуре, доверил свою жену! — бросился он к Пенелопе. — Что, не можешь девчонку к порядку призвать? Почему случайно теперь выясняется, что моя жена дома уже не ночует! Почему-у?!
— Почему? — растерянно молвила Пенелопа, обращаясь к своей любимице. — Дуняша, ответь, почему?
Евдокия потупилась и не нашла в себе сил признаться вторично, что виною тому маньяк.
Зато в Лагутине сконцентрировался переизбыток всех сил. С этими силами он начал вопить:
— По ночам она ищет маньяка! Вот до чего докатилась моя жена!
Пенелопа остолбенела:
— Дуняшенька, это все правда?
Евдокия, поникнув, промямлила:
— Да.
— А я в командировку на этой неделе собрался! — продолжал бушевать и убиваться Лагутин. — А у меня дел по горло! Но теперь выясняется, что работать нельзя! Я должен жену свою сторожить! В доме настоящий бардак и не спасает прислуга!
Обессилев, он присел на диван, вытер пот и спросил:
— Скажите, милые дамы, как теперь должен я поступить? Уж и не знаю я что мне и делать!
В голосе его было так много растерянности и обреченности, что Евдокия Лагутина пожалела, но выразить чувства свои не решилась.
А Пенелопа равнодушно пожала плечами.
— Да и езжайте себе с богом, благодетель вы наш, а за Дуняшей я присмотрю, — спокойно сказала она, чем вызвала вторую волну скандала.
— Ты уже присмотрела, дура кривая! — снова взбесился Лагутин и, подскочив с дивана, яростно затопал ногами и завопил: — Я вас обеих! Я вам обеи! Одна — дура молодая! Другая — дура кривая!
Запала надолго не хватило — он рухнул опять на диван и, вытирая пот, устало сказал:
— Командировку нельзя отменить, придется брать хулиганку с собой.
На оскорбления Пенелопа совсем не обиделась, только спросила:
— И не стыдно вам при ребенке меня обзывать?
Ребенок, то бишь, Евдокия, несправедливости не потерпела.
— Знаешь, что, Ленечка! — закричала она. — С тобой, с таким грубияном, я не поеду! Я здесь останусь! С моей Пенелопой! И вообще, бабуля была права!
В чем бабуля была права, Евдокия (по обыкновению) не сообщила, да и Лагутину было не до бабули — он сник и развел руками:
— Ну, дамы, пристыдили вы обе меня. Лишку хватил. Сгоряча. Искренне каюсь.
— Так-то лучше, — буркнула Пенелопа и исподлобья спросила: — Я вам еще нужна?
Потряхивая головой от смущения и недовольства собой, Лагутин коротко буркнул:
— Мне не нужна.
Евдокия же в отместку ему заявила:
— А мне ты всегда нужна!
— Ну тогда пойду приготовлю ужин, — растроганно улыбнувшись, молвила Пенелопа и проплыла мимо сердито глядящих друг на друга супругов.
Едва дверь за нею закрылась, Лагутин схватил жену за руку и утащил в свой кабинет.
— Даша, присядь, — попросил он, придвигая ей кресло, — нам нужно поговорить и очень серьезно. Дальше так продолжаться не может.
Евдокия с ним согласилась.
— Конечно не может, — падая в кресло и складывая худое тело в гармошку, сказала она. — Ты ругался хуже сапожника. Я едва не сгорела со стыда за тебя.
Лагутин смущенно крякнул:
— Да, нехорошо получилось, еще раз прощенья прошу, но прошу и то принять во внимание, что я долго терплю. Не диво, что и сорвался; достаточно накопилось. Даша, ты должна мне обещать…
— Что? — подпрыгнула Евдокия. — Если речь снова про пса, то знай: я с ним и уйду! Ты непостоянен: то разрешаешь, то запрещаешь! Подладиться я никак не могу и уже устала!
Лагутин пошел на попятную.
— Нет-нет, пса твоего я не выгоняю, но уж если ты с ним ночью бродишь, то ходя бы лапы ему потом мой, — попросил он и сам себе ужаснулся: — Черт возьми, что я тебе говорю? Совсем ты, Даша, меня заморочила! Я уже черт-те что жене разрешаю! Не смей по ночам гулять! Обещаешь?
Евдокия обещать не рискнула и вяло пробормотала:
— Да я всего один раз выходила, только лишь этой ночью.
— Даша! Не смей мне врать! — взвился опять Лагутин. — Или твой пес не пачкал диванов?
— Он же в садике моем вывозился, — с искренним изумлением воскликнула Евдокия. — Я в тот день никуда не ходила, я как убитая после укола спала.
Лагутин устало покачал головой и пожаловался:
— Даша, когда ты так бессовестно лжешь, у меня, честное слово, руки совсем опускаются. Тут уж не знаю что и сказать. И поверить никак не хочу, что жена моя лгунья.
Евдокия закричала с отчаянием:
— Но клянусь, я не выходила из дома тогда!
— А я с лупой облазил весь твой садик и нигде паганый пес не вредил, не разрыл ни одной он грядки. Ты гуляла с ним ночью, гуляла! И давай поставим точку на этом. Считай, что уже простил, но впредь обещай быть послушной. Обещаешь?
— Обещаю, — промямлила Евдокия, теряясь в догадках как могло случиться такое, что грядки не тронуты, а пес в грязи.
— И еще обещай, — попросил Лагутин, — даже больше, ты мне поклянись, что оставишь своих маньяков. Ночью ты будешь спать и только в своей постели, а я за это обещаю тебе оставить в покое пса. Вот тебе мое слово: чтобы пес ни сотворил, ругать его я не буду. Даша, ты на сделку согласна?
«Мама моя дорогая! — поразившись, подумала Евдокия. — А я еще собиралась поделиться с ним своими догадками насчет маньяка. Какая я глупая. Ленечка готов полюбить ненавистного пса, лишь бы я дома сидела, свитер вязала и нос свой никуда не совала. А на то, что мне скучно, ему плевать. Ему нужна наложница, а не жена. Да-а, бабуля была права!»
— Зверски убита Ирина, подруга моя, и торг здесь неуместен, — надменно ответила Евдокия. — Отыскать маньяка теперь мой долг.
— Ну уж нет, — рассердился Лагутин. — Твой долг жить в доме так, чтобы близкие были спокойны, а маньяков пусть ищет милиция. И насчет торга скажу: брак, это общественное образование, где торг очень даже уместен.
— Почему ты мне раньше этого не сказал? — сверкая глазами, воскликнула Евдокия.
Лагутин опешил:
— А не по этим ли ты законам живешь? «Я тебе то-то и то-то, а мне чего? Ах, это. Маловато будет, я тебе вон сколько навалила, добавь еще». Я читаю это в каждом твоем движении, а порой получаю и прямо в словах. И не понимаю, как возможно иначе?
Евдокия ответила:
— Иначе — люди должны от души хорошее делать, а не договариваться, как на базаре.
Едва жена это сказала, как в Лагутине заговорил психиатр. У него появилась настоятельная потребность подробно и длинно ей все разъяснить.
— И делать и договариваться, — оседлывая своего конька, начал Лагутин. — В браке уместно все. Обязательно люди должны договариваться, иначе — война. Присутствие четкого договора совсем не предполагает отсутствие того, что каждый захочет от брака получить все, что ему пожелается, давая, соответственно, только то, что ему пожелается. Именно эта почва как раз и наиболее благоприятна для жестокой войны: возьму все, что пожелаю, а дам только то, что сам захочу. Надо справедливо взвешивать качество и количество жертв и уступок. Только так может поступать цивилизованный человек. Остальное — дикость…
Леонид Павлович был уже так увлечен, а Евдокия настолько уже не понимала о чем муж толкует, что, находясь в одной комнате, супруги были далеки, словно разлетелись по разным планетам. Он, врачеватель человеческих душ, не видел, не слышал ее, родную, а она его слушать и не хотела…
Ужасно, конечно, но это нормальное состояние современной семьи.
По опыту зная, что Лагутин нескоро «вернется», Евдокия решила заняться своими делами. Пользуясь временным «отсутствием» мужа, она тут же, с ним рядом, достала свой сотовый, набрала номер Евы и прошептала:
— Евусик, ты знаешь кто такой доктор?
— Доктор, это человек, с которым приятно поговорить, — сообщила подруга.
— Приятно поговорить? — опешила Евдокия. — С чего ты взяла?
— Да с того, что с любым доктором разговор обязательно о любимом себе, о своих болячках.
— Тогда мне очень плохой доктор достался, настоящий зануда.
Ева быстро смекнула в чем дело.
— С Ленечкой поругалась? — спросила она.
— Почему поругалась, процесс продолжается, — пожаловалась Евдокия. — Ну да ладно, об этом не стоит. Как там поиски Майки?
— Пока в тупике. А у тебя как? — спросила Ева и за подругу ответила: — Муж тормознул.
Евдокия хотела ей объяснить как это вышло, но не успела. На беду Леонид Павлович случайно выпал из собственной речи и обнаружил отсутствие аудитории.
— Даша! Совсем ты не уважаешь меня! — рявкнул он. — Я с женой разговариваю, она же — с подругами.
— Евусик, потом перезвоню, — протораторила Евдокия и посмотрела на мужа самым невинным взглядом из тех, что имела в своем арсенале.
Лагутин развел руками, вздохнул, взял с письменного стола сувенирный флюгер, поднес его к губа Евдокии и попросил:
— Ну-ка дунь.
Она дунула — флюгер неистово завращался.
— Видишь, сколько ветра у тебя в голове, — усмехнулся Лагутин. — А исправляться не хочешь.
— Хочу, — ответила Евдокия. — Я все поняла, и сделаю так, как ты говорил.
— Ты же не слушала, — поразился Лагутин.
— Слушала и сейчас тебе расскажу все, что собираюсь согласно твоим рекомендациям делать.
— Что ж, охотно узнаю, только…
Леонид Павлович озабоченно посмотрел на часы и продолжил:
— Я жду звонка от Трифонова, поэтому заранее предупреждаю, что наша беседа может прерваться в любой момент.
Евдокия подпрыгнула:
— От Трифонова? Ленечка, ты его знаешь?
Она чуть не ляпнула: «Это же Майкин любовник!» — но, слава богу, вовремя прикусила язык.
Муж ответил:
— Что значит — знаю? Разумеется, Трифонова я в чем-то знаю, но не совсем. Он и сам не знает себя достаточно. Если ты, ставя вопрос, хочешь понять знакомы ли мы, то отвечу.
Сгорая от нетерпения, Евдокия взмолилась:
— Ответь поскорей!
— Изволь. Трифонов слишком видный в нашем городе человек, чтобы я с ним не был знаком. К тому же, у меня с ним дела. Но вернемся к нашему разговору. О чем, бишь, я тебе толковал?
— Это я тебе толковала, — неуверенно пискнула Евдокия, находясь в сомнениях стоит ли продолжать — разговор и без этого подзатянулся.
Но Лагутин и не собирался слушать жену. Он был поглощен своим и, нервно взглянув на часы, раздраженно воскликнул:
— Но что же это Трифонов мне не звонит? Давно уж пора, он человек пунктуальный.
И словно по заказу зазвонил телефон.
— А вот и Юрий Иванович, — обрадовался Лагутин, бросаясь к аппарату и делая знаки жене оставить его одного.
Но разговор был очень коротким. Евдокия не успела из комнаты выйти, как Леонид Павлович оторвал трубку от уха и растерянно сообщил:
— Новые неприятности.
Чрезвычайное недоумение, сквозящее в голосе мужа, заставило Евдокию спросить:
— И крупные неприятности?
Обычно она не интересовалась делами Лагутина, и он жену в свою внесемейную жизнь не посвящал, и вопросов о службе никак не приветствовал. Однако на этот раз Лагутин был столь выбит из колеи, что против правил ответил:
— Пока знаю одно: неприятности есть, а крупные или некрупные, время покажет.
Евдокия воскликнула:
— Ленечка, ты пугаешь меня! Что случилось? Умоляю, скажи!
Лагутин, морщась, словно во рту сто лимонов, промямлил:
— Юрий Иванович Трифонов только что умер.
— Трифонов умер?! — обмерла Евдокия. — Но от чего?
— Сказали, трагически погиб от удара в височную кость.
— Его убили! — хватаясь за голову, вскрикнула Евдокия.