Лишь чудом Евдокия успела вцепиться в рукав Кириллова.
— Не делай глупостей! — закричала она. — Убьешь себя — я тоже умру!
Заявление было таким неожиданным, что Кириллов остановился.
— А ты тут при чем? — спросил он.
— Ну как же, я от смерти хорошего человека не спасла, а ведь могла. Как прикажешь мне жить с этим жутким поступком?
Он ошеломленно уставился на нее и молчал.
Евдокия испуганно осведомилась:
— Сережа, в чем дело?
— Ты и правда такая?
— Какая?
— Сострадательная.
— А почему бы и нет? — удивилась она. — Или сердечность и жалость нынче не в моде?
— Я убил твоих лучших подруг! Майю! Ирину! — воскликнул Кириллов и мучительно поразился: — Зачем?! Зачем я сделал это, дурак?!
Евдокия заплакала.
— Да, зачем? Чем они тебе помешали? А почему ты Заю убил, мужа Ирины? — всхлипывая, спросила она. — А чем тебе помешал Миша Казьмин, друг Ирины? А чем Трифонов, Майкин любовник, тебе помешал?
Кириллов ответил с уверенностью:
— Мужчин я не убивал.
— Откуда ты знаешь? — пискнула Евдокия. — Ты не помнишь, ты спал.
— Да, я убиваю во сне, да, я спал и не помню, но зато я точно знаю кто убил мужа Ирины и друга ее, Казьмина. Возможно, и Трифонова.
— Кто?
— Князева Ева.
— Ева?!
Его сообщение так потрясло Евдокию, что бедняжка даже плакать забыла. Она долго сверлила Кириллова пристальным взглядом, а потом заявила:
— Я не верю тебе. Ты придумал.
Он удивился:
— Зачем?
— Не знаю. Про Князеву Еву ты вообще от меня услыхал.
— Выходит, я вру, — рассердился Кириллов. — Мы о ней говорили еще в нашем сне. Я с ней знаком уже много лет, впрочем, это легко проверить. Тебе достаточно Князевой позвонить и спросить в каких мы с ней отношениях.
— Так я и сделаю! — воскликнула Евдокия и схватила мобильный, но номер подруги набирать не поспешила, сначала спросила: — Ева в курсе, что ты маньяк?
— Ну что ты, в курсе только Лагутин, мой психиатр.
— Тогда звоню.
Ева спала. Разбуженная, она рассердилась и хотела обрушиться на Евдокию, но та обезвредила ее чрезвычайным вопросом.
— Ты Кириллова знаешь? — спросила она, и Ева задохнулась от переизбытка эмоций.
Все ее чувства к объекту вопроса были не положительные, из чего Евдокия сделала вывод, что Сергей и подруга знакомы. Когда же Ева вдруг заявила:
— Не вздумай связаться с Кирилловым, я его ненавижу, — Евдокия спросила:
— Ненавидишь за что?
Ева против своей женской логики гневно ответила:
— Этот маньяк пытался добиться от меня невозможного.
— Секса?
— Оргазма.
И тут до Евдокии дошло, что Ева сказала «маньяк».
— Подожди, что ты сказала? — закричала она. — Кириллов маньяк?
— Маньяк, это скажет любой, — уверенно заявила Ева.
Прикрыв трубку рукой, Евдокия ошеломленно шепнула Кириллову:
— Сергей, она про тебя все знает.
Он испугался:
— Откуда?
Евдокия затрясла головой:
— Я ей не рассказывала.
— Ясное дело, ты об этом минуту назад узнала сама.
— Тогда кто же ей рассказал?
Сергей посоветовал:
— Спроси у нее.
Евдокия послушно спросила:
— Евусик, откуда ты знаешь, что Кириллов маньяк?
Ева в ответ рассердилась:
— Ой, господи, Дуся! Нельзя же буквально все так понимать. Я иносказательно выразилась, он сексуально помешанный. Ну знаешь, из тех, которым, легче дать, чем объяснить, что не хочешь.
— Да-а?
Заканчивая разговор с подругой, Евдокия взглянула на Сергея Кириллова совсем другими глазами — полными уважения. Он взгляда ее не понял и настороженно спросил:
— Что Князева обо мне наболтала?
Евдокия его успокоила:
— Ничего плохого. Она заверяет, что ты сексуальный маньяк, но не взаправду, а в самом тривиальном смысле, ну, ты знаешь, «сексуальный маньяк» расхожая фраза. Послушай, — вдруг взволновалась она, — а что, ты и в самом деле такой?
— Какой?
— Сексуально помешанный.
Кириллов с гордостью подтвердил:
— Да, я такой.
Заметив в ее глазах восхищение, он скромно добавил:
— В двадцать семь все такие.
— У меня опыта нет, — огорчилась она.
— И не удивительно. Откуда опыт возьмется, если замуж за стариков выходить.
За супруга Евдокия вступилась.
— Как тебе не стыдно, — возмутилась она. — Рискуя службой, карьерой, Ленечка тебе помогал, а ты так нелестно о нем говоришь.
Кириллов смутился, но возразил:
— Я правду о нем сказал. Леонид Павлович добрый и отзывчивый человек, но страшный зануда и не пара тебе. Я вообще не пойму как получилось, что ты, такая красавица, вышла замуж за черствого человека, — брякнул он и подумал: «Черт возьми, что я говорю? Начал за здравие, кончил за упокой».
На этот раз Евдокия не просто обиделась — она оскорбилась.
— Черствого? — закричала она, переходя на «вы». — Вам ли так говоритить? Вы бессовестный и неблагодарный! А я, дура, хотела вам, свинье, помогать! Вы просто хам! И маньяк!
— Ах вот вы как заговорили! — воскликнул Кириллов и его понесло. — Если бы ваш муж оставил меня в покое, если бы он меня не лечил, все эти зверски убитые девушки были бы живы! Я сто раз хотел сдаться милиции, но он всякий раз меня уговаривал, обещая, что вылечит. Что толку меня лечить? Меня давно пора убивать! А Лагутин все в тайне держал. По-вашему, он делал это по доброте?
Евдокия подперла руками бока:
— А по чему же еще?
— Из жадности и из амбиций. Не стану рассказывать, сколько денег он из меня потянул, но о том, какой он гордец я скажу. Ваш Лагутин мечтал с моим горем, с моей болезнью сделать переворот в науке. Он пичкал меня таблетками, уколы колол, гипнотизировал, а мне становилось все хуже и хуже. Когда я узнал, чем заболел, первым делом в петлю пытался залезть, так нет же, Лагутин вытащил меня из петли и так загипнотизировал, что о смерти я даже думать боюсь. Вот и судите кто убийца: он или я?
Евдокия правильно рассудила — она схватилась за голову и, ужасаясь, воскликнула:
— Мама моя дорогая! Что я услышала! И это мой муж! Да-аа, бабуля была права!
Кириллов с интересом взгляннул на нее и спросил:
— А что утверждала ваша бабуля и по какому поводу?
Евдокия смутилась и буркнула:
— Не скажу. Да и не время теперь. Вы столько всего рассказали. Меня разрывает на части шквал разных мыслей, я совершенно запуталась… Нет, вы же не все еще мне рассказали, — спохватилась она. — Господи, просто голова идет кругом! Говорите сейчас же, что у вас было с Евой?
Он горестно усмехнулся:
— Теперь вас это интересует?
— Только в связи с вашим чудовищным утверждением, — нахмурилась Евдокия. — Или прикажете безропотно слушать поклеп на подругу? Признавайтесь сейчас же, с чего вы взяли, что Заю, Мишу и Трифонова убила Ева?
— С чего я взял? Да я за нею следил. В ту роковую ночь она ездила к Зае. Там они долго о чем-то болтали, спорили. Пока я их ждал, до нитки промок.
— Там — это где?
— Да в карьере, что рядом с мотелем. Я выполз оттуда весь в глине, как собака продрог, но парочку дождаться так и не смог.
«Откуда он знает про мотель и про глину? — подумала Евдокия и тут же нашла ответ: — Ева-болтушка ему рассказала, а теперь он ее же и топит».
— И чем закончилась ваша слежка? — надменно спросила она.
Кириллов пожал плечами:
— В конце концов я простудился, начал кашлять, чихать… Короче, мне надоело, я плюнул и поехал домой, а ранним утром Ева мне сообщила, что Иринин Зая убит.
Евдокия заметила:
— Как она могла вам сообщить то, чего утром даже Ирина не знала.
— У меня есть доказательства, — рассердился Кириллов. — Я трубку не поднял. Еве ответил автоответчик, а я не стер ее слов. Между прочим, Еву за язык никто не тянул, точное время она сама назвала. Она сказала: «Сергей, извини, что беспокою тебя в пять утра, но случилась беда: погиб Иркин Зая. В связи с этим мне срочно деньги нужны. Ты не мог бы к полудню подкинуть мне тысячу долларов. Я буду дома».
Заметив сомнение в глазах Евдокии, Кириллов добавил:
— Вы сами убедитесь, что я не лгу, как только вернемся из Нузы.
— Каким образом?
— Я дам вам послушать кассету с голосом Евы.
— Ага, дадите, если раньше меня не пришьете, — фыркнула Евдокия.
Кириллов на этот раз разъярился:
— Опять вы не верите?! Сколько раз говорить, я не лгу! Я лгать не умею! Да я сейчас докажу! — вдруг крикнул он, хватая телефонную трубку.
— Кому вы собрались звонить? — подскочила к нему Евдокия.
— Другу.
— Зачем?
— Он мой сосед и у него есть ключи от моей квартиры. Он кассету найдет и через десять минут ее вам прокрутит. Голос Князевой, надеюсь, еще не забыли?
Евдокия наконец поняла, что Кириллов ее не обманывает: Ева действительно в тот роковой день звонила ему в пять утра и просила денег.
«Грохнула Заю и, вернувшись домой, позвонила Сергею, — растерянно подумала она. — А перед этим вошла в квартиру Ирины и испачкала туфли глиной. И письмо Ева подбросила, уже после гибели Заи. На Ирину хотела стрелки перевести. В это трудно поверить, но, похоже, все было именно так».
Евдокия устало провела рукой по глазам и попросила:
— Не надо другу звонить. Я вам верю.
— Ну спасибо, — без всякой иронии ответил Кириллов. — Я не ангел, но и чужих грехов мне не надо.
— Допустим, Ева маньячка и убивает мужчин, но зачем ей так срочно понадобились деньги?
— Сам гадаю. Она не в первый раз так много брала взаймы. У нас интрижка была. Похоже, она влюбилась в меня, а я отношения с ней порвал. Теперь, пользуясь моим чувством вины, она постоянно, под любым благовидным предлогом у меня занимает. И ни разу не отдавала. Уверен, на похороны не перепало и сотой части того, что я дал.
— Конечно нет, — заверила Евдокия, — уж я-то знаю. Все оплатил Михаил Казьмин. Похороны — очередной предлог. Но зачем Евке столько денег? Куда она их девает?
— Остается предположить лишь одно: она тратит их на лечение. У нее рецедив. Убила мужа Ирины и, испугавшись, помчалась лечиться. Думаю, ей не легче, чем мне.
У Евдокии мелькнула догадка.
— Помчалась лечиться куда? — испуганно взглянув на Кириллова, спросила она.
Сергей виновато развел руками:
— К вашему мужу, к Лагутину. Я уже говорил: за лечение он немало берет.
— Ева лечилась у Лени? Вы в этом уверены?
— Абсолюно уверен.
— Давно?
— Лет пять, не меньше. Слышал, раньше она ходила в группу к Лагутину…
Евдокия его перебила:
— Правильно, я тоже в той группе была, но Лагутин считал Еву здорой. Он утверждал, что в той группе серьезно больна только я.
— И в чем заключалась ваша болезнь? — поинтересовался Кириллов.
Евдокия смущенно призналась:
— Я не такая как все.
— А в чем это заключается?
Краснея, она пожала плечами; Бродяга, сидящий у ног Евдокии, вдруг встал и слегка зарычал.
«Хозяйка, ты на меня рассчитывай! Я наглецов не терплю!» — прочитал Кириллов в собачьих глазах и поспешно сказал:
— Если не хотите, Дуняша, не говорите. И простите меня за бестактность. Я не должен был этот вопрос задавать.
— Ну почему, — возразила она, — вы от меня ничего не скрыли, и я с вами поделюсь. Вся беда от моей родовой болезни. Меня и Боба отец наградил нехорошими генами. Он сам был здоров и потому не хотел понимать как нам плохо, когда он чрезмерно строг. Из-за его постоянных придирок болезнь наша вышла наружу, а ведь могла и не выйти, будь он поласковей.
— Но в чем? В чем заключается ваша болезнь?
Евдокия вздохнула:
— В том-то и дело, что заключается наша болезнь во всем. Просто в жизни. Мы не умеем терпеть поражений. Всякая мелочь для нас трагедия, которая обостряет болезнь. Вот пример. В детстве я разобрала машинку Боба, а собрать не смогла. Папа меня поругал, и я так расстроилась, что всю ночь не спала. Потом у меня пропал аппетит и приключилась икота. Все закончилось тем, что я ушла.
— Как — ушла? — опешил Кириллов.
— Очень просто, ушла из этого мира. Окружила себя стеной безразличия: молчала, переживая поражение и не замечая вокруг ничего. Мир исчез; я одна для себя осталась. Хуже всего было то, что с возрастом я все больше и больше стала бояться своих поражений и вот тогда-то они на меня и напали. В самый ответственный момент я начинала так бестолково себя вести, что окружающие просто смеялись. Приступы мои участились и в конце концов я поняла, что обречена на одиночество. Ведь сидя дома с книжкой в руках трудно вызвать насмешки сверстников.
Вдруг просветлев, Евдокия глянула на Кириллова и призналась:
— Вот и все, я вам рассказала. И вроде мне легче стало. Теперь если что, вы в курсе. Ой, — вдруг радостно удивилась она, — я только сейчас заметила, что приступа не было! Ни разу! Это же чудо!
— Чудо? — удивился Кириллов. — Откуда возьмется приступ? Кажется, я вас не обижал.
— Не обижали, но вы для меня чужой. В таких случаях я обычно теряюсь, делаю все не так, потом страдаю, ругаю себя, а потом происходит приступ: икаю, есть не хочу…
Он напомнил:
— Я наблюдал у вас отменнейший аппетит.
— Точно! И я ни разу не икнула! И вообще мне с вами так же просто и хорошо, как с грязным бездомным псом!
— С псом? — поразился Кириллов, соображая как поступить: разобидеться или пропустить мимо ушей.
Но Евдокия мгновенно ему пояснила:
— С тех пор, как вышла наружу болезнь, я только с бездомными псами человеком себя ощущаю.
— Почему?
— Не знаю. Возможно, раз они грязные и очень облезлые, то не будут замечать и моих недостатков.
Кириллов задумчиво возразил:
— Вовсе нет. С бездомными псами вам хорошо потому, что вы можете смело им отдавать свою доброту. Вы считаете: «Им так плохо, что хуже не станет. Я, глупая недотепа, не смогу им уже навредить своей сердобольностью».
Евдокия с интересом на него посмотрела и зачарованно прошептала:
— Возможно вы правы. Породистых псов я не люблю.
— Дуняша, — воскликнул Кириллов. — Вы прелесть! Из-за своей болезни я чувствовал себя брошеным и одиноким, но теперь я спокоен. Теперь, когда и я тот грязный облезлый пес, который нуждается в помощи, я всецело могу на вас положиться. Меня вы не бросите и не предадите.
— Да, я вам помогу, хоть и очень боюсь мужчин.
— Я тоже женщин боюсь, но с вами все по-другому. Кстати, что плохого мужчины вам сделали? Почему вы их так боитесь?
Евдокия опять покраснела, но все же ответила:
— Потому что с ними и связаны все мои главные неприятности. Как только в поле зрения попадает симпатичный мужчина, я дура дурой. Наделав глупостей, обязательно его рассмешу, а сама получу стресс и заболею.
Кириллов искренне удивился:
— Да что же вы можете натворить? Я знаю вас больше суток и, уверяю, вы очень милы.
— Это все потому, что вы не с той стороны меня знаете. Впрочем, с того ужасного дня я не повторяла опытов общения с мужчинами. Может, поэтому и вышла замуж за Лагутина, что он не мужчина, а врач. Хотя, о чем я говорю! — поразилась она. — Если бы Лагутин на мне не женился, я умерла бы старой девой.
Кириллов выглядел заинтригованным.
— О каком дне вы говорите? — спросил он, стараясь не слишком обнаруживать своего интереса, но Евдокия заметила как ему любопытно и пояснила:
— Я говорю о том дне, когда окончательно стало известно, что я не такая как все.
— Пожалуйста, расскажите, — не выдержав, взмолился Кириллов.
— Хорошо, — согласилась она. — Мне было шестнадцать, мне понравился мальчик, я ему тоже понравилась, он назначил свидание, я пошла, — скороговоркой протараторила Евдокия и, горестно задохнувшись «Ох, мамочка!», призналась: — Вот тогда и началось самое страшное! Сначала сполз шиньон, нацепленый на меня однокласницей — я пришла в ужас и побледнела. Желая приободрить меня, он начала нежно перебирать мои пальцы. Это был просто кошмар: ногти, один за другим, оставались в его руках с моим маникюром. Я прокляла свою соседку, которая подбила меня их наростить. Он, заметив мое смятение, для разрядки обстановки сказал: «У тебя на ресницах пушинка». И снял пушинку вместе с ресницами. Честное слово, это был полный предел! — со слезами на глазах восклинула Евдокия. — Не выдержал даже он и, смущаясь, сказал: «Складывается впечатление, что тебе со мной плохо». Я, как дура, спросила: «Почему?» Он ответил: «Ты же сваливаешь со свидания по частям». Я заплакала, вскочила и убежала. Говорить ни с кем не могла и в ту же ночь началась икота. Дальше вы знаете. Меня еле спасли, я чуть не опустилась на самое дно своей бедной души. Говорят, что оттуда не возвращаются.
Кириллов был потрясен ее откровенным рассказом. Он смотрел на Евдокию такими глазами, что она, испугавшись, спросила:
— Боитесь рассмеяться?
Он потряс головой:
— Нет, я другого боюсь. Очень боюсь. Дуняша, неужели вам не понятно откуда взялась ваша болезнь?
— Откуда?
— Из вашего страха. Ваш отец своей строгостью оттолкнул вас и напугал. Теперь вы того же ждете от всех мужчин и нарочно все так делаете, чтобы им не понравиться. Вам кажется, что только так вы избежите проблем.
— Возможно, вы правы, — кивнула она, — но подобное происходит и с Бобом. Я заметила, что он тоже женщин не любит.
— А Бобу отец ваш привил опасную мысль, что сын должен достич того совершенства, которого сам он достиг. Теперь Боб сравнивает себя с отцом и там, где появляется женщина, ему уступает. И, разумеется, за это женщин не любит.
Евдокия с изумлением посмотрела на Кириллова и согласилась:
— Похоже на правду. Действительно, отец мой человек удивительный: умный, ловкий, предприимчивый. Ему все удается. Боб явно подражает отцу и нравственно давно его превзошел.
— Дуняша, это не вам и не Бобу надо лечиться! — воскликнул Кириллов. — Вы так хороши, что это всем остальным надо лечиться! Вы слишком честны и добры для нашего общества!
Евдокия нахмурилась и попросила:
— Не говорите мне больше такого, иначе я буду думать, что вы надо мной смеетесь.
«Бедная девочка, — подумал Кириллов. — Ей несладко жилось, похвалами ее не баловали. Ей привычней брюзжание».
Ему захотелось ее отогреть и защитить от несправедливого мира, но трагизм прекраснейшего из желаний состоял в том, что возникло оно у чудовища, творящего зло.
«Я не верю в судьбу, но, пожалуй, готов поверить, — мысленно изумился Кириллов. — Такому чудесному человечку и так невезет: мать умерла, отец злой и жестокий, муж — зануда и скряга Лагутин, а тут еще я навязался — маньяк и душевный урод».
Евдокия, отбросив свои горькие мысли, решила вернуться к не менее горькому бытию.
— Значит муж меня обманул, — сказала она. — Значит, Ева больна. Выходит, когда группа распалась, Лагутин не только меня, но и Еву лечил.
Кириллов нехотя подтвердил:
— Да, Князева у него лечится до сих пор.
— А как вы попали к Лагутину? — удивилась она.
— В процессе интрижки с Евой как-то сама собой обнаружилась моя болезнь. Ева хотела любви, а я никогда не лгу, вот и пришлось признаться почему я не могу дать ей любви. Она сразу потащила меня к Лагутину. Несколько лет мы с ней вместе лечились. Потом Лагутин обнаружил у меня манию и вскоре развел нас по разным дням. Случайно я заглянул в его записи и прочитал кое-что про Еву. По всему выходило, что она тоже маньячка. Я решил за Князевой последить. И быстро выяснил, что действительно, у нее та же беда, Ева тоже убийца.
— Леня и ее покрывает! — наполняясь ужасом, воскликнула Евдокия.
Кириллов грустно кивнул:
— Таким же образом, как и меня. И денег, уверен, Князева принесла ему тоже немало.
— Боже мой, с кем я жила! Кого я любила! — заплакала Евдокия.