ПУТЬ МЕЧА

Зачарованный нежными красками утра, Сумитомо шел, наслаждаясь. Ласковы ароматы ветерка, прекрасно пение птиц…

Любовался утром, а вспоминал ночь. Бессонную ночь. Давно это было, но кровь бурлила, как горный поток.

О, эта ночь! О, несравненная нежнейшая Итумэ! Как прекрасны были ее стихи! Как упоительно пела! Исполнены любезностью и смыслом беседы, о услада души! О, несравненная Итумэ!

Сумитомо остановился. Окинул взглядом дорогу, плавно обнявшую пруд. Залюбовался акварелью воды.

“Дремлют до прихода ветерка блики пруда,” — начал слагать он стихи.

Осознал убожество слов.

“Безысходность… Безысходность, всегда безысходность. Не выразить звуками, не объять душой немыслимое совершенство мира, рвущее душу, и тут же наполняющее ее прекрасным покоем… Лишь человек… Его мысли, слова, дела… Но и он — малая частица мира. Совершенного мира, ибо сложен он из бесчисленного множества мыслимых и немыслимых несовершенств, образуя в сумме их новое качество… Но тогда… Тогда и он, Сумитомо, соучаствует в создании совершенства. Значит, оправдано, необходимо и его присутствие в мире… Равно как и отсутствие!”

Солнечный луч скользнул по лицу Сумитомо, вернул к насущному. Сегодня, в двенадцатый день лунного месяца, должно явиться в дом отца. Следует спешить.

Еще туманились очарованием глаза, но слух возмутил диссонанс, позвякивание за спиной.

Сумитомо обернулся.

В центре лужайки, в кольце старых деревьев бросил циновку воин. Покачиваются пластины брони. Злобная усмешка перекосила лицо. Лишь двадцать шагов до него.

Воин уселся, бесстрастно рассматривая Сумитомо. Указал рукой на свободный край циновки.

“Приглашает к беседе? Но кто он? Откуда? Только что не было… Зачем он здесь? …”

Сумитомо опустил глаза и… жгучая волна ярости! Удушающий, лишающий рассудка гнев!

Меч незнакомца, приглашающего к беседе, лежит на циновке обращенный рукоятью к Сумитомо. Неслыханная наглость! Непереносимое, нестерпимое оскорбление!

Быстрее молнии метнулся Сумитомо, блеск клинка опередил крик ярости. На бегу укололо:

“… сегодня, двенадцатый день месяца… восток несчастливая сторона… атакуя противника, угрожаю мечом востоку…”

Он стремительно изменил направление. Переориентировал атаку. Сместился на бегу влево, заходя с севера. Древнее суеверие вызволило из ловушки.

Воины!

Два десятка их выступило из-за старых деревьев. Безрассудная ярость схлынула.

“Западня, — осознал Сумитомо. — Едва не угодил в ловушку. Верная оказалась примета. Нельзя атаковать на восток.”

Стоя спиной к пруду, недосягаемый для противника, он обрел возможность оценивать. Взвесить противостоящую силу. Избрать тактику боя.

Нет сомнений! Воины ищут схватки с ним, с Сумитомо. Но схватки ли? Это не бойцы! Убийцы! Подло напали из засады!

Самураи не избегают боя, но все должно иметь смысл. Смысл — в традициях. Так утверждал Конфуций.

Сумитомо поднял меч на уровень глаз, вытянул его в сторону противника. Прокричал боевой клич. Следуя рыцарскому кодексу, громко известил:

— Я, Сумитомо Фудзивара, потомок великого рода Фудзивара…

Ему не дали закончить. Неизвестные, презрев традиции, ринулись в атаку. Безымянными, как варвары пошли в бой. Неравная схватка. Много врагов.

Так что же?

Сумитомо один!

Так что же?

В Бусидо воплотился смысл жизни.

Великие цели!

Великие истины!

“… самурай никогда не сражается в одиночку, рядом с ним, плечом к плечу, стоят мужчины его рода. Ныне здравствующие, давно умершие и еще нерожденные…

… самурая никогда не смущает число врагов. В любой момент схватки он бьется с одним лишь противником…”

Боги даровали желаемое. Сумитомо наказал обидчика первым. Вклинился между воинами, достигшими центра поляны, легко отразив удары клинков. Прорвался к человеку с циновки, бесцеремонно оскорбившему его.

Держа меч, обращенным вбок, позволил противнику сделать выпад. Почувствовал клинок врага в опасной близости от левого плеча. Резко повернул собственный меч.

Отточенная сталь лизнула лишь кожу противника, разрубив завязки шлема. Но Сумитомо знал — обидчик мертв. Умрет, коснувшись земли. Пока падает — жив.

Неукротимый дух воинов Фудзивара, доблестно павших и еще нерожденных, взывал. Зов этот жег душу. И Сумитомо продолжил:

— Я, потомок Фудзивара Ёранга, который в битве с Тайра, раненый пятью стрелами продолжал сражаться за дворец Микадо…

Вновь не дали закончить. Отступив за поверженного врага, Сумитомо застыл в стойке. Окружения не удалось избежать. Он размял кисть руки, превратил меч в сверкающую стену стали.

Веерная защита!

Аплодируй сенсей Хосокава, великий мастер Кендо! Ученик достоин тебя!

Что Книга пяти колец?!

Это искусство выше!

Постигнут Путь Меча!

“Если вы осознаете путь стратегии, для вас не останется непонятного…”

Но верно и иное:

“Человек способен сделать Путь великим, но великим человека делает не Путь.”

Длинным мечом разит противника Сумитомо, стиль двух мечей, школа Нитро-рю. Два клинка — помеха в схватке с вооруженной толпой.

Без устали мечется превосходная сталь. Верна рука Сумитомо. Спрессовалось время, сгустилось. В зачарованном пространстве скользит Сумитомо, быстрый, среди медлительных. Божественно прекрасен, неуловимо стремителен смертельный танец.

Шаг — взмах меча — стойка… Шаг — взмах…

Редеют ряды врагов.

Взмах меча и… приник лицом к ногам Сумитомо, захлебнувшись кровью, низкорослый воин. Лицо свирепое, в глазах смертный ужас. Меч поразил горло, лишив руки, сжимавшей клинок.

Стараясь не сбивать дыхания, после каждой победы превозносит свой род Сумитомо.

Прославленный род!

Великие воины!

Есть что сказать!

Сумитомо дошел до отца:

— Я, Сумитомо Фудзивара, сын Фудзивара-но Томоясу. Непревзойденного воина. Великого философа и поэта. Императорского советника…

Атака! Взмах меча…

Сталь клинка рассекла одоси — шнуры брони, вайдате. Сумитомо поразил врага в обнаженную грудь.

Пришла пора личных заслуг. Два воина лишь могли теперь слышать Сумитомо. Два мастера Кендо.

“Великим человека делает не Путь.”

Сумитомо усмехнулся недобро. Принял решение — обнажил второй, короткий меч. Против правил. Против канонов нитро-рю, но два умелых воина совсем не то, что один боец-мастер.

Безымянные бойцы атакуют. Стремительные выпады справа парирует Сумитомо коротким мечом. Слева блеск его великолепного длинного дайсё-госираэ слепит врага.

Звенят удары клинков. Растет энергия боя. Знают пускай с кем имеют дело:

— Я, Сумитомо Фудзивара, в шестнадцать лет под предводительством Асикага Кусуноки убил в схватке при Окэхадзама четырнадцать воинов, продолжая сражаться со стрелой в ноге…

Рука разит и отражает.

И нет страха!

Нет жалости!

Нет мыслей!

И все же…

Вопрос…

“Кто эти люди? Почему напали?”

Сумитомо очистил сознание.

“Совершенному фехтовальщику безразлична личность противника, так же как и своя судьба, ибо он — бесстрастный свидетель фатальной драмы жизни и смерти. Но активный ее участник…”

Два меча атакующих разом взметнулись над головой Сумитомо. Неуловимо сместившись вправо, подставил он себя под удар. Нет времени размышлять.

Сумитомо — совершенная машина смерти!

В плоть и кровь влились истины.

“Не стремитесь к контакту с противником в ответ на угрожающий выпад, перестаньте строить всякие планы на этот счет. Просто воспринимайте движение противника, не позволяйте своему уму “останавливаться” на этом, продолжайте двигаться все так же ему навстречу. Используйте его атаку, обращая ее против него самого…

… В Дзен это называется “Схватить вражеское копье и убить им врага”. Меч противника, попав в ваши руки, становится орудием уничтожения самого противника.

Такова идея. Это “Меч, которого нет”.”

Сумитомо не ученик на Пути. Мастер!!! Кендо — его жизнь. Но и стихи…

Клинок врага метнулся к голове Сумитомо. Его меч, отведенный в положение инь, сместился влево. Сумитомо нанес удар по вражеским рукам, сжимающим стремительную сталь. Вихреобразный взмах быстрее взгляда. Безупречный удар! Удар мастера — гякуфу, “Перекрестный ветер”.

Клинок Сумитомо отделил кисти рук и оружие от бойца. Победа! Но…

Еще атака! Длинный меч врага обрушился на короткий клинок Сумитомо. Скользнул к цубе. С трудом удалось отклонить.

В малую паузу до новой атаки Сумитомо вместил конец речи, которую ему не дали произнести до схватки:

— Я, Сумитомо Фудзивара, непревзойденный мастер Кендо, ученик Хосокава Сабуро, превзошедшего Путь Меча…

“Хороший остался враг! Бесстрашный! — порадовался Сумитомо. — Вновь атакует!”

Противник напал слева, имея преимущество: длинный меч против короткого.

У Сумитомо времени нет. Из той же стойки, коротким мечом, зеркально проводит он прием “муникен — Несравненный меч”. Левая нога вперед, правая вытянута, напряжена. Уже несется, рассекая воздух, к голове Сумитомо разящая сталь. Уже достиг ушей его гортанный выкрик врага.

Но меч Сумитомо взметнулся снизу. Очертил сверкающий круг. Опали на изумрудную траву отсеченные кисти рук. Бессильно приник к земле осиротевший меч.

Клинок Сумитомо, невзначай, легко, но смертельно коснулся лица врага.

И стихло все.

Шелестит ветер, относя к пруду стоны умирающих.

Конец кровавой работе!

— Я, Сумитомо Фудзивара, непобедимый воин из провинции Муцу, победил в схватке у пруда Курикара двадцать неизвестных буси, вероломно напавших, — превозмогая усталость, бодро провозгласил Сумитомо.

Салют мечами!

Боевой клич!

И за работу…

Поверженным противникам, умершим и еще живым, он отсек головы, помедлил, размышляя о судьбе страшных трофеев. Решил, пусть останутся птицам.

Взглянул в сторону пруда.

Легкий ветерок покрыл рябью зеркало воды.

По зарослям тростника, укрытого тенью деревьев, прокатились волны, дробясь серебром в бликах.

Трепет осознания совершенства вновь полился в душу Сумитомо, еще кипящую уходящей яростью боя.

“Кирисутэру!” — сказал он.

Разрубил и бросил.

Душа успокоилась. Родились стихи.

День приходит за днем,

В странствии я,

Но не привыкну к весенним цветам,

В садике отчего дома.

Сумитомо порадовался. Строки рождали настроение, намеком лишь передавая глубоко скрытый подтекст.

Он поправил цурубасири, одна из держащих подвесок пострадала в схватке, и поспешил к коню, терпеливо ожидавшему на привязи.