Этим же вечером я, выполняя обещание, данное Тамарке, отправилась к Леле в роскошную квартиру Турянского. Вопреки приличиям, решила нагрянуть без предупреждения.

Леля, встретив меня, искренне обрадовалась, но, узнав, что я не к ней, а к ее мужу и по очень важному делу, сразу насторожилась.

— Зачем он тебе? — немного резковато спросила она.

— У меня внезапно образовалась некоторая сумма свободных денег, — солгала я, — хотела посоветоваться, как выгодней ими распорядиться, в смысле, куда вложить.

Леля вздохнула:

— Сашеньки нет дома.

— А когда он приедет? Я могу подождать.

Леля замялась, по лицу ее гуляли темные тени. Было очевидно, что ее гложет печаль.

— Надеюсь, вы не поругались? — спросила я.

— Нет-нет, что ты? — она посмотрела на меня с укором. — Как я могу ругаться с Сашенькой? Даже если и захочу, это невозможно. Ни в чем не знаю отказа, нет человека добрей его.

— Тогда какие проблемы? — удивилась я. — Ты не в курсе, когда твой муж с работы придет?

— Он в командировке.

И слепой бы заметил, что Леля лжет.

— Хорошо, — согласилась я, — раз Александр Эдуардович в командировке, зайду после его возвращения. Когда он вернется?

Леля растерялась:

— Не знаю.

Тут уж я не могла не отреагировать.

— Леля, в чем дело? — демонстративно изумилась я. — То вы и часа друг без друга прожить не можете, а то Александр Эдуардович уезжает в командировку, а ты не знаешь, когда он вернется. Так, что ли?

Леля пожала плечами:

— Не знаю, как такое вышло. Он срочно уехал, ничего не успел мне сказать.

— Но позвонить-то он мог?

Леля встрепенулась, словно двоечница, услышавшая подсказку.

— Да-да, я жду Сашенькиного звонка, — с наигранным оптимизмом воскликнула она.

«Врет, — подумала я. — Опять врет — и кому? Мне! А ведь всегда душу открывала, сейчас же врет. Тамарка сказала, что банкир — муж Лели, пропал два дня назад. А Леля врет. В чем тут дело?»

— Позвонит, передавай привет и от меня, — равнодушно бросила я, делая вид, что собираюсь уходить.

Леля попыталась скрыть облегчение, но неудачно. Ясно было видно, что она едва ли не с радостью выпроваживает меня, хотя раньше часами не отпускала. Ах, как мне стало обидно!

— Знаешь, — бегло глянув на часы, уже у самого выхода из квартиры воскликнула я, — раз твой муж уехал, не хочу оставлять тебя в одиночестве. Время в общем-то у меня есть; задержусь на чашечку кофе, пожалуй.

Леле ничего другого не оставалось, как обрадоваться и сказать:

— Вот и правильно, а то у Коровина нам и поговорить не удалось.

— Не по моей вине, — справедливо заметила я. — Ты, похоже, не расположена была к разговорам.

— Спешила, — ответила Леля и повела меня обратно в комнаты.

Мы расположились в просторном нижнем холле — квартира Турянского была в двух уровнях — поболтали для приличия о погоде и решили пить турецкий кофе. Каково же было мое удивление, когда тут же выяснилось, что кофе будет варить сама Леля.

— Отпустила прислугу, — небрежно бросила она, погружая две серебряные турочки в раскаленный песок. — Одной побыть захотелось.

Это Леле-то захотелось побыть одной. «Да она и двух минут в одиночестве не выживет», — подумала я.

Когда кофе был приготовлен и разлит по чашкам, я завела разговор о Коровине и о его гибком медиуме Равиле. Больше, конечно, о красавце Равиле, с которым мне так и не удалось остаться наедине — а очень хотелось… К сожалению, этого же хотелось всем дамам, присутствовавшим на сеансе.

Однако разговор не вязался: Леля отвечала рассеянно, то и дело нервно поглядывая на часы..

«Кого-то ждет, — подумала я. — Что у них, черт возьми, происходит?»

— Мне кажется, этот ваш модный Коровин, — продолжая беседу, сказала я, — просто шарлатан.

— Почему «ваш»? — удивилась Леля и снова глянула на часы.

Тут уж я юлить не стала, а задала вопрос со всей присущей мне прямотой.

— Дорогая, — сказала я, — похоже, ты ждешь кого-то или я тебя от важных дел отвлекаю. Может, мне лучше уйти?

— Ну что ты? — вспыхнула Леля. — Я всего лишь жду звонка от Сашеньки. Сиди, я всегда рада поболтать с тобой. Хорошо, что пришла.

Однако я уже ничему не верила. Меня охватили сомнения, даже стало казаться, что кто-то ходит наверху, где располагались кабинет Александра Эдуардовича, верхний холл, библиотека и супружеская спальня. Насколько мне было известно, в этой семье не приветствовалось присутствие посторонних на втором уровне квартиры, в святая святых. Даже прислуга там появлялась лишь по крайней необходимости.

— У тебя там кто-то есть? — спросила я, тыча пальцем в потолок.

Леля растерялась, а потом рассердилась.

— Что за странный вопрос? — воскликнула она. — Кто там может быть? Я здесь, а Сашенька в отъезде.

— Значит, мне показалось, — делая глоток чудесного кофе, ответила я.

Однако Лелю это не удовлетворило. Она посверлила меня холодным взглядом и спросила:

— Ты что, мне не веришь?

Я не ожидала такой реакции, а потому растерянно уставилась на нее, не зная, что сказать.

— Пойдем, — она решительно схватила меня за руку. — Пойдем, посмотришь сама. — И Леля потащила меня наверх.

— Зачем? Зачем? Верю, верю, — лепетала я, но шла охотно, потому что ни разу наверху не была.

Ах, как чудно там все было устроено! Просторный ультрамодный зеркальный холл, строгий кабинет с массивной старинной мебелью, играющая атласом, бархатом и золотом озорная спальня, сверкающая никелем, кафелем и фарфором ванная и библиотека, потрясшая меня богатством наиредчайших книг.

Однако никого наверху не было. Обойдя все комнаты, мы вернулись в спальню. Я даже в шкаф заглянула и под предлогом поисков полюбовалась на Лелины наряды. Кстати, она не лгала, счастливица действительно ни в чем не знала отказа: ах, эти вечерние туалеты, эти сумасшедшие шубы! Сердце заныло в моей груди… Впрочем, речь тут не о моем сердце.

Я задумалась. Все комнаты пусты, везде, где можно спрятаться, я побывала: побывала и там, где спрятаться невозможно. И все же нет удовлетворения в моей душе, и здесь что-то явно не так. Что не так?

Сама Леля. Она была странная, чтобы не сказать больше. Напряжена, взвинчена. Хоть она и старалась из последних сил казаться спокойной, но лицо и руки выдавали ее: на лице мелькало выражение то растерянности, то страха, то боли, а руки все время нервно теребили различные предметы. Временами же Лелю просто прорывало. Как это понимать? Сначала она вопреки здравому смыслу притащила меня наверх, а теперь вдруг как закричит не своим голосом:

— Ну что? Ты видишь? Видишь? Здесь нет никого! В квартире я одна.

— Нас двое, — спокойно напомнила я, подходя к туалетному столику и с интересом изучая косметику: длинный ряд флаконов, выстроившихся у зеркала. Я выбрала самые дорогие духи, приоткрыла хрустальную крышечку, понюхала терпкий аромат и спросила:

— Не возражаешь?

Леля застыла с каменным лицом.

— Спасибо, — сказала я, щедро орошая себя духами. — Ты права, мне показалось. Здесь действительно никого нет, но что, голубушка, с тобой творится? Как странно твое поведение.

Леля мгновенно взяла себя в руки, натянула на лицо маску невозмутимости, грациозным движением забрала из моих рук флакон, тоже оросила себя духами и вальяжно произнесла:

— Ерунда, критические дни, вот нервишки и пошаливают, а в целом я спокойна, как слон.

Едва она успела это сказать, как зазвонил телефон, стоящий здесь же, на туалетном столике. Леля, подпрыгнув, взвизгнула так, что и меня будто током прошило. Флакон выпал из ее рук, но не разбился, а покатился по пышному ковру, извергая удушливый аромат.

— Черт возьми, — рассердилась я, — ты кого угодно доведешь до истерики.

Леля же не слышала ничего, она дикими глазами смотрела на аппарат и пятилась от меня, как от гремучей змеи, приговаривая:

— Нет, нет, нет…

— Что «нет»? — сказала я и подняла трубку. Это был приятный мужской голос, очень низкий, волнующий, с обвораживающей хрипотцой.

Век бы с таким болтала.

— Ты надумала, детка? — спросил голос. — Времени осталось немного.

— Сколько? — спросила я, и в трубке сейчас же раздались гудки.

Вслед за этим что-то мягко шлепнулось на ковер — это была Леля.

— Все ясно, — сказала я и отправилась в ванную.

Там я набрала полный стакан холодной воды, которую и вылила на ее голову. Бедняжка открыла глаза и жалобно посмотрела на меня.

— Как ты себя чувствуешь? — взволнованно спросила я.

— Нормально, говорю же, критические дни, — ответила Леля и бодро вскочила на ноги. — Кто это был? — делая вид, что ничего не произошло, равнодушно поинтересовалась она.

Что ж, я ответила.

— Преступник, который похитил твоего мужа, — сказала я и на всякий случай поддержала Лелю: вдруг ей опять приспичит падать в обморок.

Не приспичило. На этот раз Леля не упала. Ее красивую мордашку исказила гримаса плача, хотя Леля с ним явно боролась. Но как ей ни хотелось сохранить спокойствие, рыдания рвались и вырвались-таки наружу. Леля упала на кровать и разразилась таким заразительным плачем, что я едва к ней не присоединилась.

— Нет! Нет! Нет! — сквозь слезы восклицала она. — Почему сейчас? Когда все так наладилось, когда все так хорошо, когда я наконец обрела свое счастье?

Я присела рядом и, гладя ее по голове, произнесла речь, полную жизненной мудрости:

— Так уж в этой жизни бывает: после радости неприятности по теории вероятности. Все как в песне поется. Вот взять хотя бы меня. Только обрела счастье со своим первым мужем, и как нам хорошо было! Казалось бы, все есть: и деньги, и квартира, и даже импортный холодильник — только живи и радуйся, но тут случилась свекровь. Примчалась и так раскатала губы управлять мною — думала, я стану ее донором. Я же не пожелала сдавать ей свою кровь и сразу нашла… другую свекровь, хотя искала только мужа. Тебе повезло, твой муж дожил до того возраста, когда о свекрови не может быть и речи.

Напрасно я вспомнила про ее мужа: начавшая было успокаиваться Леля опять залилась слезами. Это отняло у меня лишних полчаса, а может, отняло бы и более, если бы не зазвонил телефон. Да, да, он опять зазвонил, и Леля на этот раз сама к нему подошла. Каким-то чудом ей удалось успокоиться и даже внятно сказать:

— Я вас слушаю.

По выражению ее лица я поняла, что это все тот же волнующий мужской голос.

— Это подруга в гости заходила, — стала оправдываться Леля. — Но теперь я одна.

Видимо, голос упрекал ее в том, что в прошлый раз трубку сняла не она. Каков наглец!

Я напряженно следила за Лелиной мимикой на протяжении всего разговора, впрочем, он был недолгим. Леля сказала:

— Да-да, я и так делаю все возможное, — и повесила трубку.

— Кто это? — спросила я.

— Не знаю, — горестно пожала плечами Леля. — Он терроризирует меня уже два дня.

— Чего он хочет?

— Денег. Выкуп за Сашеньку.

— И много потребовал этот подлец?

Леля назвала сумму; меня едва не хватил апоплексический удар.

— Это же неразумно! — воскликнула я. — Даже у Турянского нет таких денег! Он что, сошел с ума, этот похититель?

— Нет, он с ума не сошел, просто сделал глупость, — сказала Леля. — Вот если бы он похитил меня, то Сашенька в два счета нашел бы для выкупа деньги, я же рассчитываю лишь на то, что похититель одумается и согласится взять столько, сколько я сумею для него достать, а пока продаю все, что только возможно. Два своих лучших платья уже продала и дачу выставила на продажу. Два автомобиля, похоже, задарма придется отдать. Уже есть покупатели.

Мне стало смешно: дачу, два автомобиля. Это же капля в море!

— Дорогая, а ты уверена, что твой муж еще жив? — жутко нервничая, спросила я.

— Вчера мне дали послушать его голос.

— Ха! Голос! Голос можно записать на магнитофон. Ты с ним разговаривала?

— Нет, — заламывая руки, воскликнула Леля. — Нет! Но что мне делать? Я схожу с ума! Всю ночь не спала, не ем, тоскую! Мне страшно! Страшно!

Сердце мое разрывалось от жалости к этой несчастной. Надо же — так повезло и следом так не повезло!

— Успокойся, — воскликнула я. — Мы вернем твоего драгоценного мужа.

Глаза Лели загорелись надеждой:

— Думаешь, это возможно?

— Возможно, когда за дело берусь я, Софья Адамовна Мархалева!