Всю дорогу Евгений внушал мне, что уже поздно и на ночь глядя общение с Марусей пагубно скажется на его психике.

— Мне будут сниться кошмары, если я вообще засну, — жаловался он.

— На что ты намекаешь? Хочешь остаться в машине? — возмутилась я.

— Было бы неплохо. Я бы вздремнул. Какой там от меня прок?

— Будешь отвлекать Ивана мужскими разговорами.

В этот момент мы как раз въехали во двор Маруси. Евгений глянул на окна ее квартиры и обрадовался.

— Какие разговоры? — закричал он. — Посмотри, у них нет света. Или уже спят, или отправились в гости.

— Если спят — разбудим, если в гостях — разыщем, — постановила я и грозно приказала:

— Выходи из машины.

Я чувствовала свою власть над ним и пользовалась ей по полной программе. Ой вздохнул и нехотя открыл дверцу «Тойоты». Представляю, как он клял в душе те кусты, и яд из ларька, и женские духи. Если бы не вышеназванные причины и чувство глубочайшей вины, он не задумываясь послал бы меня очень далеко вместе с моей заполошной Марусей. Тем более что он был участником «полетов», которые мне с ней предстояло разбирать. С мужской легкостью совершив грех, Евгений по-мужски не стремился его искупать. Но для этого и существую я.

Уж я-то его заставлю. Искупая этот грех, он еще много сделает хороших дел. С горечью подозреваю, что все великие дела в этом мире вершатся примерно по такому же сценарию.

…Маруся была не в гостях. Она спала в объятиях Ивана Федоровича, и я ее разбудила. Вы видели когда-нибудь слона в пеньюаре? Я вам сочувствую. Сами не понимаете, сколько радости потеряли. Это зрелище способно рассмешить покойника. Оно может вывести из депрессии кого угодно. Я мгновенно забыла про свое горе и расхохоталась.

Не знаю, чем в это время был занят Евгений. Думаю, ему было нелегко.

Смеяться в лицо полуобнаженной женщине все же неприлично.

Маруся, застигнутая врасплох, была рада продемонстрировать свой пеньюар моему Астрову, поэтому не спешила набрасывать халат. Уверенная в собственной неотразимости, она никак не могла отнести мой смех на свой счет и с улыбкой ждала разъяснений. Когда ожидание затянулось, она рассердилась.

— Хватит ржать! — гаркнула она. — Я прямо вся смотреть на тебя не могу.

«А я на тебя», — подумала я и подавилась новым приступом смеха. Маруся грозно посмотрела на Астрова и спросила:

— Она что, приехала в час ночи, чтобы вволю поржать? Прямо трясется вся наша старушка.

Не знаю, чем закончилась бы эта сцена, но в прихожую выполз всклокоченный Иван Федорович, и Маруся вынуждена была стыдливо вскрикнуть:

— Ой, пойду халат наброшу. Когда она набросила халат, мой смех как рукой сняло. Я тут же приступила к делу.

— Мужчины — на кухню курить, женщины — в комнату шептаться, — сказала я, чем зажгла в глазах подруги огонь любопытства.

Она схватила меня за руку и потащила в комнату, не дожидаясь, когда мужчины отбудут на кухню.

— Что случилось? — громогласным шепотом спросила она, опуская на диван свой центнер с гаком.

Я тоже присела и, стараясь не смотреть на торчащий из-под халата пеньюар, спросила:

— Маруся, это ты расцарапала лицо Ивану Федоровичу?

Она потупилась.

Я тут же пожалела о своей роли в ее жизни. Ну зачем, спрашивается, я долбала ее этим Иваном Федоровичем? Теперь она ни за что не согласится признать, что и на ее солнце есть темные пятна. Она грудью станет на его защиту.

— Соседский кот, — скорбно вздохнула Маруся. — Представляешь, старушка, взбесился. Я прямо вся чуть не умерла. Как вскочит, как набросится на меня.

Если бы не Ваня, загрыз бы меня, скотина.

— Знаем мы этого кота, — с ехидной усмешкой сказала я. — Этот же кот твоего Ваню напоил до смерти и женскими духами облил.

Я вскочила, а Маруся как сидела, так и осталась сидеть.

— Откуда ты знаешь? — не своим голосом спросила она.

Нарадоваться не могу на ее простоту. Как приятно иметь дело с такими людьми.

— От верблюда, конечно, — сообщила я, меряя шагами ее комнату.

Усидеть на месте я уже не могла. Энергия била через край, ноги сами несли на кухню к Ивану Федоровичу, но раньше Маруси я туда пойти не могла.

— Буду с тобой откровенна, — шепотом сказала я, радуясь концентрации ее внимания. — В моем дворе была изнасилована девушка. И как раз в то самое время, когда у нас была вечеринка.

— Жанна! — вскрикнула она, тараща глаза и зажимая ладонью рот.

— Тьфу на тебя. Какая Жанна? Она была дома, с нами. Ты что, забыла?

— Точно, вспомнила, вы еще на кухне шептались.

Очень удобно иметь подругу с такой памятью. На всякий случай. Вдруг понадобится алиби. Тогда просто приходишь к ней, вызываешь в ее памяти нужные события, и она свято верит в то, что они действительно происходили, и будет клясться в этом уже по собственной инициативе хоть на Библии, хоть на Коране.

— А кто же это тогда, если не Жанна? — заинтересовалась Маруся.

По-другому и быть не могло.

— Это девушка, живущая в соседнем доме, ты ее не знаешь, — пояснила я.

Маруся пришла в изумление. Она никак не могла переварить мысль, что я знаю кого-то, кого не знает она.

— Изнасиловали ее как раз в тех кустах, — продолжила я, — в которых был замечен твой Иван.

Взгляд Маруси приобрел ястребиность.

— В каких кустах он был замечен? — воинственно закричала она.

— Да тише ты, — испугалась я. — Его надо брать нахрапом. Девчонка утверждает, что поцарапала лицо насильника. Еще она, падая, разбила флакон с духами. Следовательно, от насильника должен исходить сильный запах дешевых женских духов.

— Был! Был такой запах! — воскликнула Маруся, глядя на меня совершенно дикими глазами.

— Еще на рубашке должны остаться следы травы, знаешь, такие зеленые пятна или полосы.

— Были и пятна, были и полосы! — закричала она, срываясь с дивана и устремляя все свои килограммы к двери.

Я с воплем «нет, еще рано!» попыталась преградить ей путь, но тут же была опрокинута на пол. Маруся пробежалась по мне и с тяжелым топотом помчалась на кухню. Я вскочила, отряхнулась и, дивясь, что все еще цела, понеслась за ней.

По пути она где-то прихватила огромные деревянные щипцы для белья, с их помощью она и повела допрос.

— Тебе мало?! Тебе все еще мало?!! — яростно вопрошала она, неистово молотя щипцами своего Ваню куда ни попадя.

Я поразилась его выдержке. Он довольно лениво прикрывался руками и стонал:

— Маруся, Маруся, ну сколько можно…

«Да-а, — подумала я, — такой кого хочешь изнасилует».

Евгений сидел на стуле, нервно курил и сгорал от стыда. Он вздрагивал от каждого удара, на лице его отражалась боль Ивана Федоровича.

Я понимала, что остановить Марусю невозможно. Надо ждать, когда она устанет. К счастью, произошло это довольно быстро, хотя Ивану Федоровичу, думаю, так не показалось. Когда она опустила щипцы и уселась на стул, вытирая пот, он посмотрел на нее с большой благодарностью.

— Ты хоть знаешь, за что я лупила тебя? — с мягким укором спросила Маруся, после чего я поняла: нет такого греха, который она не простила бы своему Ване.

— Понятия не имею, — ответил он, потирая ушибленные места. И тут она зарыдала.

— Ва-аня, я тебя та-ак ждала-аа, я прямо вся тебя ждала-аа, а ты?

— А я? — бестолково поинтересовался Ваня, и она снова подняла щипцы.

— Я больше не могу смотреть на это избиение младенцев, — сказал Евгений и попытался ее остановить, но тут же был выдвинут ею за пределы кухни.

— Маруся, ты сошла с ума! — закричал он, приземляясь в коридоре у двери туалета. — Тебе надо лечиться! У психиатра!

Я бросилась к Евгению, протянула руку помощи и прошептала:

— Лучше молчи, милый, а то лечиться придется тебе и не только у психиатра. У Маруси опыт, вес и рост, помноженные на темперамент, а у тебя что?

— У меня тоже опыт, вес и рост, — поднимаясь с пола, обиженно сказал он.

— Да, но без ее темперамента грош им цена. Она любит своего Ваню и скорей убьет тебя, чем его.

Астров успокоился и смотрел на Марусю с гордостью за меня. На лице его было написано безграничное счастье. Счастье и прозрение. Он, глупый, считал меня тираном. Оказывается, я ангел в сравнении с ней.

— Теперь видишь, как тебе повезло, что ты влюбился в меня? — шепнула ему на ухо я.

Евгений понял меня с полуслова, нежно обнял, поцеловал и ласково шепнул в ухо:

— Ты ангел, ангел.

— Вы что это там милуетесь, когда я прямо вся в горе? — грозно спросила Маруся, опуская щипцы. — Если этот изверг мне сейчас все не расскажет, я его убью, — пообещала она, с презрением глядя на Ивана Федоровича.

— Расскажу, Маруся, расскажу! — горячо взмолился тот. — Только скажи что?

— Расскажи, как ты насиловал бедную девушку, — потребовала она.

Ваня тупо посмотрел на нее и втянул голову в плечи. На лице его запечатлелась мучительная работа мысли.

— Что? — зарычала Маруся. — Негодяй! Будешь отпираться?!!

— Не буду, Марусенька, не буду, сразу все подпишу, тьфу, сразу все скажу, только намекни что, где и когда? Я плохо помню.

— Ты мне, Ваня, ваньку не валяй! Не помнит он! Что ты плел мне про духи? Целую сагу сочинил! А про рожу разодранную свою?! Козел!

— Марусенька, я всю правду плел, и про сагу, и про рожу, и про духи.

Верь мне, Марусенька, верь. Вот и Женя здесь. Он не даст мне соврать. Мы же вместе были — и я, и Сережа, правда, Женя? — Иван Федорович повернулся к Астрову и посмотрел на него с такой надеждой, что мне сразу же захотелось все ему простить.

Однако этого не захотелось Марусе. Она вновь подняла свои щипцы и, игриво помахивая ими, желчно спросила:

— Может, вы и насиловали вместе?

— Может, — согласился Иван Федорович, — я не помню. Был очень пьян. Тут оживился мой Женя.

— Ну как это не помнишь, Ваня, — обиделся он. — Как на вечеринку собирались, помнишь? Тот кивнул распухшей головой.

— Помню.

— Как решили до этого размяться, помнишь?

— Помню.

— Как распили бутылочку?

— Да, да, это помню, — вдохновился Иван Федорович, услышав наконец хоть что-то приятное.

Евгений облегченно вздохнул.

— Ну вот, а говоришь: «не помню». Потом ты повез нас к Соне.

— Видимо, да, — задумчиво согласился Ваня.

— Как это повез? — возмутилась Маруся. — После бутылки водки? Он что, был пьяный за рулем?

— Видимо, да, — подтвердил Иван Федорович.

Нет, Маруся все же успела выколотить из него все мозги. Что он несет?

Она же его теперь совсем убьет.

— Да не был он за рулем, — поспешно успокоил ее Евгений. — Машину мы поставили на автостоянку.

— Он до сих пор ее не может найти, — вставила она. —Вы-то хоть помните, что это за автостоянка? Нет, я его убью! Я прямо вся сейчас его убью!

— Автостоянок в Москве много, — философски отметил Евгений, — но со временем найти можно. Если постараться.

— Да не отвлекайтесь вы на всякие мелочи, — возмутилась я. — При чем здесь автостоянка, когда мы решаем такие важные задачи. Что было потом?

Поставили вы автомобиль на автостоянку и…

— И в метро, — воскликнул Иван Федорович, чем заслужил одобрительную улыбку приятеля.

— Во-от, — как к маленькому обратился Женя к нему, — помнишь-таки.

Молодец. А по пути завернули в ларек. Там-то, у своего знакомого ты нам яду и купил.

— Какого еще яду? — пожелала знать Маруся.

— Машенька, я же тебе говорил, — пояснил Иван Федорович. — Водка была плохая. Настоящая отрава. Яд. Мы выпили, и дальше уж совсем ничего не помню.

Клянусь. Хоть убей меня!

— Нет, я сейчас упаду! Я прямо вся сейчас упаду! — закричала Маруся. — Зачем вы пили, изверги, когда мы вас ждали на вечеринке?

— Зачем вы, изверги, пили? — присоединилась к ней я. — Разве не для этого мы затеяли вечеринку? Что же вы, дождаться не могли?

Евгений с укором посмотрел на нас.

— Будто не знаете, зачем мы пили, — сердито сказал он. — Будто вы даете нам пить на вечеринке.

— Кто? Мы не даем? — возмутилась Маруся. — Будто вы у нас спрашиваете.

Каждый раз вас разносят по домам пьяных в лежку, а вам все мало.

— Ладно, не будем отвлекаться, — миролюбиво сказала я. — Лучше освежите свою память. Вышли вы из метро и…

— Обнялись и с песнями пошли, — сообщил Иван Федорович, на которого опять снизошло озарение. — Потом Сергею захотелось отлить…

Маруся схватилась за сердце, закатила глаза и прорычала:

— О ужас! Уроды! Уроды позорные! Иван Федорович виновато заморгал глазами и заблеял:

— Ну, Марусечка, это же нормально, мы же пили пиво, много пива.

— Они еще и Пиво пили, — с безысходностью обратилась я к подруге. — Яда им показалось мало.

Она уже потеряла способность комментировать и лишь шептала:

— Уроды… Уроды…

— И что было потом? — спросила я, готовая ко всему.

Иван Федорович, ища подсказки, вопросительно посмотрел на Евгения, но тот чесал в затылке и мучительно припоминал. Тогда на Ваню снизошло новое озарение.

— А-аа! — закричал он. — Так Женька же вспомнил, куда мы шли, и расстроился, и заспешил.

Щипцы мигом поднялись в воздух, и Марусин истошный вопль прокатился по кухне:

— А ты, значит, не расстроился! А ты, значит, не заспешил! Так вот тебе! Вот тебе!

— Марусенька! — плаксиво задребезжал Иван Федорович. — Я тоже расстроился, я тоже заспешил, но не смог подняться!

— Изверг! — гаркнула Маруся и хватила об пол щипцами.

Они рассыпались на части.

— Дальше я помочь ничем не могу, — искренне признался Евгений. — Я упал под лестницей в соседнем подъезде и уснул.

Мы с Марусей скрестили взгляды и, схватившись за сердце, хором воскликнули:

— Уроды!

Иван Федорович мучительно соображал, чем бы порадовать нас, и сообразил-таки.

— Вспомнил, — ликуя, сообщил он, — потом ушел Серега. Я просил его не бросать меня, но он сказал, что Елена ему башку оторвет, и ушел.

Я не стала рассказывать, что в интерпретации Сергея все было наоборот: он просил Ивана пойти с ним, а тот наотрез отказался.

Я лишь сказала:

— Сергей на вечеринку тоже не пришел. Видимо, заснул в другом подъезде.

Хорошо, что в нашем доме много подъездов. На всех пьяниц хватит.

Марусю крепко заклинило.

— Уроды, уроды, — приговаривала она, закатывая глаза и качая головой.

— Ваня, а ты-то чем занялся в кустах? — полюбопытствовал Евгений.

Иван Федорович развел руками:

— А хрен его знает. Думаю, заснул. Маруся вышла из ступора и спросила:

— И долго ты там спал?

— Вот уж не помню. Да и как разберешь? Темно было, когда заснул, темно было, когда проснулся. Встал и пошел на вечеринку, трезвый как стеклышко уже…

— Можно подумать, — скептически отозвалась Маруся, с тоской глядя на рассыпанные по полу «останки» щипцов. — Напился, упал, заснул, проснулся и трезвым пошел на вечеринку. Тогда я не поняла, когда же ты насиловал, если все происходило в такой строгой последовательности.

Иван Федорович удивленно развел руками.

— Так в промежутке, наверное, — растерянно сказал он и добавил:

— Я так думаю.

— А я думаю, что он вообще никого не насиловал, — решил вступиться за собутыльника Евгений.

Я поспешила охладить его пыл и сказала:

— Лучше подумай над тем, почему Старая Дева видела в кустах тебя одного, когда там валялась целая компания.

Евгений сник и умолк.

— Ну? — грозно обратилась Маруся к Ивану Федоровичу. — И почему же ты не дошел, когда мы так тебя ждали? Куда ты еще завернул? В какой подъезд?

Он неожиданно обиделся:

— Ни в какой подъезд я не заворачивал, а пошел прямо к Соне.

— Так почему же ты ко мне не дошел? — изумилась я. — Что тебе помешало?

— Не что, а кто, — уточнил он. — Я встретил соседку твою, Татьяну. Она сказала, что все только что уехали на машине. Я и не пошел. Что ж было идти, когда все уехали.

Это сообщение почему-то несказанно порадовало Марусю.

— Он не врет! — закричала она так, словно не было у него никаких грехов. — Татьяна действительно была во дворе, когда мы уезжали. Она стояла и болтала со Старой Девой. Значит, мы разминулись совсем немного. Иди, поцелую.

Она протянула ему руки. Ее Ванечка тут же погрузился в ее объятия.

«Что-то здесь не так, — подумала я. — Гости ушли, а следом приползла Жанна. Выходит, ее изнасиловали после того, как Иван Федорович покинул кусты, если, конечно, исключить его. Дьявол! Я запуталась».

— Маруся, — сказала я, выразительно показывая ей на дверь, — надо поговорить.

Она мигом все поняла и перестала обниматься со своим Ваней. Мы отправились в гостиную.

— Ты ему веришь? — строго спросила я.

— Даже не знаю, — со вздохом ответила она. — С одной стороны — не верю, потому что мужчинам верить нельзя никогда, а с другой стороны, как подумаю…

Слушай, старушка, неужели он мог изнасиловать кого-нибудь, кроме меня?

Я всплеснула руками:

— Ты невозможна! Конечно, мог. Мужчины все могут. А твой Ваня вообще темная личность. Я всегда с подозрением смотрела на то, как он кусает твои щеки и кричит при этом с каким-то нездоровым восторгом: «А щеки! А мои щеки!» Это что, по-твоему, нормально?

Маруся изумилась:

— Что же здесь ненормального?

— А ты представь, что мой Астров таким же образом кусает меня.

— Фу, мерзость какая, — содрогнулась она. — Да, в этом есть что-то неприличное, садистское.

— А я о чем? Я о том же. Иван Федорович вполне может изнасиловать кого угодно, но ты пока никаких мер не предпринимай до моего разговора с Татьяной.

Там уж посмотрим.

— Да-да, конечно, — охотно согласилась она, совершенно не способная на еще какие-либо меры. Щипцы уже были разбиты.

Мы вернулись на кухню. Мужчины о чем-то совещались громким шепотом.

Увидев нас, они с видом мелких воришек замолкли и разом потянулись к сигаретам.

— Женя, домой! — скомандовала я, после чего мой Астров вздохнул с облегчением.

— Знаешь, за что я люблю твою Марусю? — признался он мне уже в машине.

— За что? — вспыхнула ревностью я.

— Она дарит мне вкус к жизни. Как-то сразу начинаешь понимать, что ты счастлив…

— Что нет у тебя Маруси? — уточнила я.

— Примерно так, — согласился он.