Жанна еще не пришла. Евгении на кухне жарил яичницу. В этом деле он был большой специалист.
— Ты уже проснулся? — удивилась я.
— Не могу спать, когда тебя нет рядом, — пожаловался он.
— А как же ты спишь, когда спишь не у меня? — ехидно поинтересовалась я.
— Совсем не сплю, — серьезно ответил он и добавил:
— Надо с этим делом завязывать и сходиться для нормальной жизни. Вот Жанну выдадим замуж, и я перееду к тебе, хотя лучше бы ты ко мне.
— Это — тема для обсуждения, но перенесем его на другой день. Сегодня я не в форме. Такое о ваших художествах узнала, до сих пор шерсть дыбом стоит.
Евгений вздохнул и сказал:
— А моя шерсть уже давно дыбом не стоит, потому что вся вылезла, так с тобой нелегко. Я рассмеялась.
— Так зачем же ты хочешь ко мне переехать, если я такая плохая?
— Затем, что Маруся еще хуже, — философски ответил Евгений. — Вы, женщины, или Соньки, или Маруси, или Тамары, или Елены.
Мне не хотелось выглядеть умной, но пришлось.
— Ты не прав, — сказала я. — Женский мир значительно обширней и разнообразней. Есть еще Тоськи, Людмилы, Розы, а также Алисы, Венеры, Ольги, Ирины и бесконечное множество имен и характеров.
— Да, есть, — согласился Евгений, перекладывая яичницу на тарелку и подвигая ее мне, — но, видимо, мне больше подходят Соньки. Уж такой я непутевый парень. Кофе будешь?
— Я пила водку. Самогонку, — зачем-то сказала я правду.
Наверное, от смущения. Со мной бывает такое.
— С нюхом у меня полный порядок, — ответил Евгений. — А ругаться уже надоело. То я не прав, то ты не права, а жить-то когда?
Я подивилась мудрости его слов и принялась за яичницу. В глубине души я томилась. Страшно хотелось отправиться к Земфире, но с ней мы были не настолько близки, чтобы я могла ранним визитом портить ей жизнь. Пришлось смириться и ждать того часа, когда мое появление в ее доме не покажется неприличным.
Проводив Евгения, я встретила Жанну.
— Уже проснулась? — удивилась она.
— Еще и не засыпала, — ответила я, ломая голову, как бы незаметно перейти к мучившему меня и очень болезненному для нее вопросу.
Жанна прямиком прошла на кухню и занялась мытьем посуды. Я присела рядом, соображая, как бы помягче задать свой вопрос, чтобы ее не травмировать.
— Вчера Миша водил меня в свой дом, — грустно сказала она.
С того печального дня Жанна больше не забегала ко мне после своих свиданий. Она вообще стала немногословной. Я даже удивилась, что она вдруг пошла на откровенность, и, признаться, не ждала от этого ничего хорошего.
— Зря мы затеяли все это, — продолжила она, не обманув моих ожиданий. — И про то, что ты моя тетушка, я брякнула зря. Теперь жалею.
— Почему жалеешь? — удивилась я.
— Потому что плохо это. Нельзя обманывать близких. Вообще никого обманывать нельзя. Мне стало интересно.
— Почему нельзя?
— Грех это большой, и на душе тяжесть.
— Насчет греха не знаю, а насчет души скажу так. Гораздо большая тяжесть возникает у меня, когда я вовремя не догадаюсь обмануть, — поделилась я своим опытом.
— Может, ты и права, — вздохнула Жанна, — только потом обязательно возникают проблемы.
С этого и надо было начинать. Значит, у нее уже возникли проблемы.
Какие? Этот вопрос я тут же ей и задала.
— Елизавета Павловна вчера спрашивала о каком-то приданом, которое ты собираешься дать за мной. Я чуть не сгорела со стыда.
— И напрасно. Разве я тебе не говорила? Я действительно собираюсь дать за тобой приданое.
Жанна испуганно посмотрела на меня:
— Зачем?
Я рассердилась:
— А чего ты так испугалась? Это что, тебя обяжет? Можешь не сомневаться, я даю от всей души и лишь то, что дала бы своей дочери, которой, к сожалению, у меня нет. Так не пропадать же добру. Давая его тебе, я хоть знаю, что оно попадает в хорошие руки. А так, умру, и пропадет вовсе.
Жанна нахмурилась.
— Не говори так, — попросила она. — Ты еще молодая, я считаю тебя своей подругой.
— Но двадцать лет разницы не шутка. По закону природы я умру на двадцать лет раньше тебя, а если не возьмусь за ум и не заживу спокойной жизнью, то гораздо раньше.
— Я не могу это слышать, — топнула ножкой Жанна. — Лучше давай о приятном. Какое приданое ты собираешься мне дать?
— Маленькое, но хорошее. Кое-что из вещей своей драгоценной бабули, царство ей небесное, кое-что из вещей своей покойной мамули, и ей царство небесное. Вещи все антикварные и дорогие.
Жанна бросилась меня целовать.
— Если ты со своим Мишей не уживешься, — продолжила я, — делиться они не будут, потому входят в разряд личных вещей. Она помрачнела.
— Я с ним уживусь, а вот захочет ли он со мной жить, когда узнает, — прошептала она и заплакала.
Ох, как я разозлилась.
— Выбрось эти глупости из головы! — закричала я. — Даже думать об этом не смей! Как это он узнает, если ты сама ему не скажешь?
— Как? Будто не знаешь, как такие вещи узнают? В первую же ночь и узнает.
— Об этом не переживай. Я уже говорила, как это легко устроить, а подробные инструкции выдам накануне первой брачной ночи. И есть за что бороться. Елизавета Павловна — такая женщина! — я закатила от удовольствия глаза, плюясь в душе. — Ее муж — душка, а сам Михаил! Тут уж помолчим, чтобы не сглазить. И все тебя уже любят. Даже Тамара это знает. И ты из-за своих глупостей хочешь испортить столько труда? Это мне непонятно. Не хочешь ради себя, хотя бы ради меня постарайся. Столько труда! Столько труда! Ведь я же болею всей душой! Я уже включилась в твои проблемы! Я этого не переживу! Ты что, не веришь, что я не переживу?
— Верю, — вздохнула Жанна, уголком фартука вытирая слезы. — Я постараюсь.
— Вот это совсем другое дело, — успокоилась я и невзначай задала свой вопрос:
— Кстати, в тот вечер ты не слышала шума автомобиля? Может, та сволочь уехала на автомобиле?
— Точно! — вскинулась она. — Я слышала звук отъезжающего автомобиля.
Мне сделалось не по себе. Нельзя же быть до такой степени проницательной. Это писательство слишком развило мое воображение. Надо это дело бросать, пока я не превратилась в настоящего пророка. Пророкам живется не слишком хорошо. Кассандру, беднягу, вообще ни за что убили.
— Ты уверена, что не ошиблась? — спросила я. — В прошлый раз про автомобиль ты ничего не говорила.
Жанна задумалась и сказала:
— В прошлый раз мне было не до того, да ты и не спрашивала. Я точно помню, что слышала со стороны дороги звук отъезжающего автомобиля. У меня еще мелькнула мысль, что, если бы я могла закричать, водитель пришел бы на помощь.
— А у тебя не мелькнула мысль, что водитель и есть тот самый насильник, который, сделав свое грязное дело, сматывается с места преступления? Жанна с изумлением посмотрела на меня.
— Нет, такой мысли у меня не возникло.
— Боже, какое доверие к людям! — ужаснулась я. — Как ты собираешься жить с таким мировоззрением? Тебе крупно повезло: у тебя есть я. Раз автомобиль был, значит, я знаю, где его искать.
Теперь уже никакая сила не могла остановить меня. Я вскочила и побежала к Земфире.
Земфира встретила меня безрадостно и настороженно. Голубоглазая и белокурая татарка, она сохранила от предков лишь кухню и желание размножаться.
Из-за ее спины торчало несколько белокурых голов.
— Брысь отсюда, — крикнула она детям и предложила мне войти, пояснив:
— Собираю своих лоботрясов в школу.
— Наверное, я не вовремя, — сказала я и тут же задала свои вопросы, не забыв приврать, что недавно потеряла в тех кустах очень важную для себя вещь.
— Тогда я точно знаю, кто эту вещь взял! — обрадовалась за меня Земфира.
— Да, да, поэтому Татьяна меня к тебе и послала, — еще больше обрадовалась я.
— Этот бессовестный человек все время, когда приезжает в соседний дом, ставит на нашей площадке свою машину. На то место, куда мой муж привык ставить свою. Уж сколько раз мы с ним ругались.
— А номер или марку машины ты не запомнила?
— Номер нет, а в марках я не разбираюсь. Муж, может, и знает, но он уже на работе.
— А как же мне найти того человека? — расстроилась я.
Земфира задумалась.
— Сделаем вот как, — сказала она. — Ты оставь мне свой номер телефона.
Когда он приедет, я тут же тебе позвоню. Ты выглянешь во двор и сама увидишь и машину, и хозяина. Такой вариант тебя устраивает?
Этот вариант меня вполне устраивал.