Утром я проснулась от страшного грохота в дверь — такие жуткие звуки в кинофильмах сопровождаются фразой: «Откройте, полиция!» Словно кем-то куда-то ужаленная, я вскочила с постели — на пороге стоял Жан-Пьер.

— До звонка Казимежа осталось сорок минут, — сообщил он, с интересом изучая мои голые ноги.

С криком «О, ужас!» я бросилась одеваться, что Жан-Пьер воспринял совсем неприязненно — по его мнению, и в плавках с майкой я была хороша.

Через десять минут его потрепанный «Ситроен» нес нас по улицам города мимо упоительных заведений, где вам всегда с радостью нальют и поднесут. Дорога к дому Жан-Пьера буквально утыкана этими заведениями, неудивительно, что бедняга так редко бывает трезв. Он (как и остальные друзья Казимежа) соответствует истине: настоящий мужчина силен перед врагом и слаб перед соблазном.

К квартире Жан-Пьера мы прибежали вовремя: он еще возился с ключом, а из прихожей уже доносился телефонный трезвон.

— Это Казимеж! Быстрей! Быстрей! — трепеща от волнения, громко молила я.

Жан-Пьер последовал моему совету; ушко ключа хрустнуло и рассталось с рабочей частью, которая продолжала торчать из замка.

— Все пропало! — в отчаянии взвыла я.

— Не пропало! — успокоил меня Жан-Пьер и яростно начал звонить соседям.

Казимеж там нам звонит, мы тут — соседям.

Дверь наконец открылась. Жан-Пьер, не говоря ни слова, схватил меня за руку и поволок в чужую квартиру, хозяин которой лишь проводил нас широко раскрытыми от удивления глазами.

— Лезь! — скомандовал Жан-Пьер, притащив меня на балкон, соприкасающийся с его балконом и разделенный толстой стеной.

Я глянула вниз, внутренне отмечая, что этаж четвертый, а высота тянет на все восемь, такие немыслимые потолки в этих старых домах. И все же я полезла, проклиная неуместную расточительность жадных французов.

— Держись крепче руками за стену, а я буду тебя страховать, — щедро выдавал советы Жан-Пьер.

Впрочем, в стороне от моих проблем он не остался: смело запустив свою руку под мою юбку, он крепко схватил меня за ногу. Второй рукой он нетерпеливо елозил по моей (надеюсь!) пышной груди, делая вид, что не может найти подмышку. В таких нечеловеческих условиях я преодолевала смертельно опасный путь к возлюбленному Казимежу. Ни жива ни мертва от страха, я стояла, вцепившись побелевшими пальцами в стену: одна нога уже на перилах балкона Жан-Пьера, другая — еще на перилах соседа. Вниз метров шестнадцать лететь, не меньше.

В такой позе и застал меня Рышард, случайно проходивший мимо дома Жан-Пьера. Он остолбенел посреди тротуара и долго не мог и слова сказать — так ошеломил его мой вид снизу. Но это еще не все. Его друг Жан-Пьер, не замечая бесплатного зрителя, как раз в этот момент вознамерился мне помочь кардинально: «подстраховать» — кажется, так он это назвал. Жан-Пьер быстро скинул с себя рубашку, чтобы ее не запачкать. Узкие джинсы, непригодные для сложных маневров, он тоже моментально стянул и в одних плавках смело залез на перила соседа. Этим он не ограничился, а усердно начал вклинивать свою голую волосатую ногу между моих растопыренных ног.

Можно представить, какое впечатление произвела на Рышарда наша акробатическая скульптура. Не стоит забывать, что Рышард лишь наполовину поляк, а воображение у него очень французское. Это воображение и вернуло Рышарду речь.

— О-ля-ля! — воскликнул он, подпрыгивая от восторга. — Муза! Жан-Пьер! Я восхищен! Дьявол! Почему не мне это стукнуло в голову?

— Потому что ты болван, — сцепив зубы, ответила я ему, но Рышард меня не услышал.

Пока я, опираясь на волосатое колено Жан-Пьера, отдыхала и собиралась с духом перенести на его балкон вторую ногу, Рышард усиленно нас отвлекал. Не жалея комментариев, он оценивал происходящее согласно своей фантазии, нездорово расшатанной пьянством и девочками.

— Давайте, ребята, — заводясь, вопил он, — меня это возбуждает!

— При чем здесь ты! — взвизгнула я, но кто меня слушал?

— Давай, Жан-Пьер, смелее, давай! Еще немного — и Муза твоя! Ребята, вы заходите на рекорд Гиннесса!

Пока Рышард упивался моими страданиями, я, рискуя молодой незадавшейся жизнью, упорно рвалась на телефонный трезвон. Казимеж, видимо, и в самом деле хотел меня слышать, потому что телефон звонил беспрестанно.

В конце концов до Жан-Пьера дошло, в чем заподозрил нас пошлый Рышард. Друга он грубо (по-французски) послал, а мне в ярости (надеюсь, случайно) выдал такого пинка, что я ястребом взмыла вверх и ласточкой приземлилась уже на его балконе. При этом сам Жан-Пьер едва не слетел к Рышарду вниз, зато я успела схватить телефонную трубку.

Боже! Какая брань понеслась оттуда! Я пожалела, что не выучила французского. Впрочем, я была счастлива — этой бранью меня «хлестал» неповторимый голос Казимежа: его великолепный низкий, словно простуженный, голос.

— Каа-зя, — умильно выдохнула я, и простуженное буханье превратилось в хриплое воркование:

— Муза-а…

— Казя-я!

— Муза-а!

— Казя! Казя!!!

— Муза! Муза!!!

— Казечка!!!

— Музочка!!!