Оказалось: на третьем этаже туалетов в этом доме не водится — верзилы потащили нас на второй.
Я уже не ругала Фросю, я тоже мечтала: “А вдруг и там обошлись без решеток? Со второго этажа, пожалуй, сигану вниз без всякого шнура”.
Но, увы, сортир нам попался без окон. Выяснив это, я ждать Фросю не захотела — подруга надолго расположилась. Я запросилась назад, в надежде раскрутить на беседу верзил — надо же хоть перед уходом узнать какого черта нас сцапали.
Но мерзавцы обществом моим погнушались, бросили меня на пол, наручниками к батарее прищелкнули и, сказав: “Управитесь — позовете”, — отчалили резаться в карты.
Сижу-грущу в коридоре, одинокая, жду когда Фрося освободится (во всех смыслах), потихоньку ругаю верзил…
Вдруг (о, счастье!) одна из дверей открывается, и на пороге возникает мой любимый Арнольд! Держит в руке пальто и деловито спешит к туалету, слепо не замечая меня, умницу и красавицу!
Тороплюсь партнера обрадовать и подаю с пола голос.
— Занято, — приветливо ему говорю, — там Фрося застряла, моя подруга.
Он (без признаков радости) спрашивает:
— И надолго она там застряла?
Пожимаю плечами:
— Уж не знаю. Когда я ее оставляла, Фрося была вся в делах.
— Плохо.
— Уж как есть, — буркнула я.
В результате Арнольд, покачав головой, задумчиво посмотрел на часы и сделал неприятное для меня заключение:
— Ладно, до главной студии потерплю.
И собрался нахально уйти.
Я взмолилась:
— Какого черта, козел! Любитель капусты! Зря думаешь, что ты мужчина, если двух слабых женщин не можешь спасти!
— Я уже спас вас однажды, — рассердился Арнольд. — До сих пор удивляюсь, что после глупости этой выжил и даже работаю, черти эту работу дери! А виной тому член мой — здесь бог меня не обидел.
Я поразилась:
— При чем здесь ваш член?
— Мой член рекордсмен, — заносчиво сообщил мне Арнольд. — Настоящий гигант!
Пришлось на всякий случай спросить:
— Гигант по размерам?
— И по возможностям. Во всей области у меня у одного такой агрегат. А может и в целом мире. Только поэтому и простил меня батя Якудза.
Я с восторгом его успокоила:
— Раз у вас такой уникальный член (жаль что не видела!), значит Якудза вас и вторично простит.
— Вряд ли, — усомнился Арнольд.
Я привела аргументы, как обычно, неопровержимые:
— А куда же этому гаду деваться, раз он порнухой на жизнь промышляет. Гигантские члены, поди, на дороге запросто не валяются. Поэтому смело нас с Фросей спасайте. Чует сердце мое, на вас теперь не подумают, а я не дура по новой к ним попадаться.
Не заметив энтузиазма на лице Арнольда, я грохотнула наручниками и приказала:
— Отцепите меня!
Партнер посоветовал:
— Не шумите, вас могут услышать.
— А плевать, раз вы, гигант половой, от меня отказались! Жизнь утратила ценность!
Арнольд посмотрел на меня с симпатией да и сжалился.
— Так и быть, кое-что для вас все же сделать могу, — шепнул он.
Я вдохновленно воскликнула:
— Что?
— Могу показать вам свой член, раз вы сожалеете, что его не видали.
От нечеловеческой наглости я потеряла дар речи. Бессовестно пользуясь этим, Арнольд горделиво продолжил:
— Зрелище грандиозное. Кто его знает, как оно там повернется. Может, больше вам не доведется получить такой шанс.
— Какой шанс? — настороженно спросила я.
— Полюбоваться моим гигантом. Хоть напоследок сделаю доброе дело: прямо сейчас вам свой агрегат покажу, раз вы так просите.
И Арнольд, как последняя сволочь, начал ширинку расстегивать.
— Да подавись ты своим стопудовым фаллосом! — прокляла его я.
— Именно этим и иду заниматься, — скорбно посетовал он и, оставив в покое ширинку, зло добавил: — Как мне порнуха, блин, надоела! Ведь рожден для высокого, чистого, а член подложил мне свинью!
Я загадочно и туманно заверила:
— Если спасете меня, все изменится: мы подложим свинью вашему члену.
— Каким образом? — заинтересовался Арнольд.
Пришлось щедро пообещать:
— Я вас несметно обогачу, и член утратит над вами власть, вы же приобретете свободу.
— От члена? — поразился Арнольд.
— Ну да, кажется, этого вы хотели.
Бедняга был потрясен:
— Импотентом я что ли стану?
Вот пойми их, этих мужчин — логики ноль!
— Да нет, — успокоила я Арнольда, — вы останетесь прежним, просто агрегат ваш попадет на биржу труда…
Мысль довести до конца не успела, а мой партнер побелел и дурным голосом возопил:
— Мой член оторвут? Или отрежут?
— Фу-у, не порите горячку. Я образно выразилась. Член мы сохраним, просто он потеряет работу.
— Почему? — паникуя, захотел знать Арнольд.
Вот же тупица!
Я его просветила:
— Да потому, что, обогащенные мною, вы оба заленитесь и утонете в роскоши.
Хотела как лучше, но результата добилась обратного.
— Да зачем мне, мертвому, ваша роскошь? — рявкнул неблагодарный Арнольд и начал меня совестить: — И вообще, как вам не стыдно? Однажды уже вы воспользовались моим незнанием и сбежали. Хотите снова меня на безумство подбить?
Я не стала таиться:
— От мужчин только этого и хочу!
— Так вот этого больше не повторится! — с патетикой воскликнул Арнольд и прозаически удалился.
— Поживем увидим, — бросила я ему вслед.
Не успела с партнером разделаться, как из туалета выползла Фрося и, приникнув плечом к косяку, обессилено мне призналась:
— Сонечка, если дело так и дальше пойдет, до пыток я не доживу.
— Доживешь! — с присущим мне оптимизмом заверила я. — Доживешь, если положишься на меня!
Пока Фрося пыталась постичь смысл моего обещания, я, времени не теряя, завопила верзилам:
— Ведите нас в нашу комнату!
— Ну и наглая баба, — подивился Интеллигентный. — Скоро начнет выселять нас из дома.
Но я поступила лучше — я сама из их дома выселилась. Как только нас с Фросей водворили обратно, я мгновенно взялась за прежнее — благо теперь мне никто не мешал. Первым делом я Господа поблагодарила за подорванное здоровье подруги. Бог дал мне возможность, и я поступила хитро: пользуясь слабостью Фроси, я скрутила ее, шнуром спеленала по рукам и ногам, а в рот кляп вогнала.
Взвалив подругу на плечи, я сказала:
— А ты не врала, ты действительно весишь меньше меня. Вряд ли мне удалось бы себя поднять.
С этими словами я бодро отправила Фросю за окно — нет, не выбросила, а осторожно опустила на шнуре, пользуясь ее полным безмолвием. Что в это время происходило со штанишками Фроси я и подумать боялась. Но даже свинье не до поросят, когда ее смолят, что уж тогда говорить обо мне, талантливой, умной, красивой! Разумеется, мне было не до штанишек подруги.
Как только Фросино тело опустилось на землю, я перекрестилась, задрала подол юбки, им обмотала ладони (французскими кружевами!) и схватилась за шнур.
— Была не была! — воскликнула я да с этими напутствием и съехала вниз: задницей прямо на Фросю.
Та бревном валяется на земле, жалкая, бездыханная. Я кляп не вытащила, но пощечин ей надавала — подруга пришла в себя: лежит, таращит глаза, грязно мычит — ругается.
— Детка, — шепчу, — ты можешь идти?
Пожимает плечами: не знаю.
— А бежать?
Тут и вовсе бедняжка глаза закатила.
— А ведь придется, — воскликнула я, — шанс упускать нельзя. Надо успеть перехватить Арнольда.
Пользуясь тем, что дал бог — проворством — я Фросю от шнура и кляпа освободила и приказала:
— Вперед!
— Куда?
— За партнером!
— За каким?
— За моим!
У Фроси тупость в глазах. Со скоростью сто слов в минуту — женщины это умеют — я рассказала подруге о знакомстве с Арнольдом и получила глупейший вопрос:
— А как ты заставишь его увезти нас отсюда?
Я истину приоткрыла:
— Путем шантажа и угроз!
— Не знала, что ты такая, — ответила Фрося.
Вот она, благодарность!
— Еще и не то про меня узнаешь, — ответила я и, зацепив подругу, помчалась подальше от дома.
Поскольку вокруг было все, кроме партнера, (деревья, сараи, кусты) бежала не молча — проклинала своих похитителей.
— Верзавцы! Мерзилы! — волнуясь, вопила я.
Фрося, наступая на пятки, меня поправляла:
— Мерзавцы! Верзилы!
Но легче нам почему-то не становилось: деревья не расступались, являя машину Арнольда — напротив, природа все гуще кустилась. А тут и Фрося заныла:
— Сонечка, я замерзла! Мы заблудились!
Туманностей не терплю — обожаю конкретику, поэтому и спросила:
— Что предлагаешь?
— Давай в дом вернемся, там хоть тепло, — проблеяла Фрося, поклацивая зубами.
Очень вовремя, кстати, проблеяла: я тоже замерзла, и мои зубы выбивали чечетку. Однако, услышав перлы подруги, я взбесилась и мигом согрелась — меня бросило в жар, так я тонко устроена: глупостей не выношу.
— Ты же сама сказала, что мы заблудились! — рявкнула я. — Так как же мы в дом вернемся?
И вот тут-то Фрося меня удивила.
— Сонечка, ты можешь все, — согревая пальцы дыханием, жалобно пропищала она, — верни поскорей нас обратно, пока я не сдохла от холода.
Лично я чуть не сдохла от гордости — вот как магически действую на людей! Ха! Если бы на людей — хуже: на лучших подруг! За волшебницу меня уже почитают!
А почему бы и нет? Во мне фантастически много и привлекательности, и обаяния! И черт знает чего еще!
Жаль, не все хотят это признавать…
Распираемая важностью, я с сожаленьем воскликнула:
— Эх, был бы здесь мой предыдущий муж! Как досадно, что нет здесь его!
Фрося опешила:
— А что, разве Женька разведчик? Разве нашел бы он дом?
— Никогда! — заверила я. — Он на одно только способен!
— На что?
— Мой предыдущий муж — сверх пилот!
— И на чем он летал?
— Не летал, а пилил! Пилил он меня ужасно, этот чертов пилот! Жаль его рядом нету!
Фрося скептически осведомилась:
— И чем бы он нам помог?
Я с пафосом ей сообщила:
— Ты, порой, чудесно так говоришь, что ему не мешало б послушать. Вот когда бы мой Женька понял какого счастья лишился после развода со мной!
Фрося взбесилась:
— Тьфу на тебя! Тошно смотреть на то, как некоторые обожают себя! Тебе самой не противно так сумасшедше себя любить?
— Да только эта любовь меня и спасает! — воскликнула я. — И тебя, кстати, тоже.
— Хотелось бы знать, каким образом?
— Да не будь я себе так дорога, ты до сих пор у верзил сидела бы в доме!
— А я уже только о том и мечтаю как вернуться обратно! — рявкнула Фрося и, бездумно меня оттолкнув, со всех ног понеслась в адские кущи.
Я понеслась за глупой, за ней — не бросать же подругу в беде. Как она выживает без меня? У нее же нет к себе той беззаветной любви, которая меня из всех бед выручает.
Бегу за Ефросиньей и думаю: “Любви-то нет у нее, но, видимо, есть что-то другое — иначе откуда взялась у девчонки энергия? Ишь как ломится сквозь непроходимые дебри!”
— Фроська! — кричу. — Постой!
Какой там — не слушает. А я уже начала подуставать — сказалась разница в возрасте. Лицом и фигурой мы с подругой почти ровесницы, но природу-то не обманешь: годы не те. Опять же, радикулит прихватил — частенько, сволочь, он стал прихватывать. Причем, в самых не подходящих моментах. И коленная чашечка разболелась.
Повадилась, зараза — коленная чашечка — знаете ли, болеть! Сорок пять лет не болела, а тут на те вам, заболела без всякой причины!
И дыхание сбилось! Я же не просто бегу, я о потерях и приобретениях Фросе подробно докладываю: дыхания нет, сил нет, зато ест радикулит и боль в чашечке появилась.
Короче, я (простите за оксюморон1) бодро взмолилась:
— Остановись! Иначе! Клянусь! Упаду!
Культуру не скроешь. И здесь сказалась моя начитанность: вопила примерно так, как у классика Достоевского стенала жена алкоголика Мармеладова: “Уездили клячу! Надорвалась!”
О том, с чего все началось — об Арнольде и автомобиле его — разумеется, не вспоминаю. Да и что вспоминать — Арнольд к главной студии подъезжает.
“Если не подъехал уже, — с тоской подумала я, — мы с Фроськой рысачим по кущам давно: часа два-три, не меньше. Коленная чашечка не зря разболелась: километров сорок пройду, сразу ныть начинает!”
— Фроська! — кричу. — Пощади!
Оглянулась подруга — сердце не камень, спрашивает:
— Ну что?
Вижу, и сама она уже никакая.
— Калина моя ты красная, — нежно ей говорю.
— С чего это? — удивляется.
— Докрасна раскалилась. Лицо у тебя, как помидор.
Ефросинья схватилась за щеки, охнула:
— Полыхают, горят, — и повалилась на землю.
Спрашивается, зачем я ее останавливала. Бежала девка себе и бежала, остановили — упала. Что теперь делать?
И я, с моим радикулитом (про коленную чашечку уж молчу) на себя подругу взвалила и с присущей мне легкостью…
Нет, не помчалась и не пошла — брыкнулась на бочок и грустно лежу, безрадостно думая: “Все, последних сил я лишилась. Теперь, хоть режьте, хоть вешайте, и шагу не сделаю”.
А вот и ошиблась: взлетела! Я еще ого-го-го! Взлетела и шагов сто пробежала, как только услышала шум машины.
Машины не ездят по дебрям и чащам!
Значит рядом дорога!
Я потянула подругу за руку:
— Фрося! Мы спасены! На мины! Вперед!
— Мне уже все равно, — ответила Фрося.
Совсем не любит себя, несчастная. Пришлось одной действовать ради общего блага.
Временно оставив подругу в кустах, мы помчались на шум!
Кто “мы”, спросите вы? Мы — это я, радикулит и моя коленная чашечка! Не оставлять же болячки подруге.