Иван Семенович вырос на пороге кухни и строго спросил:

— Солнышко, почему ты не спишь?

Липочка стояла не жива не мертва. Не в силах вымолвить ни слова, она беспомощно покосилась на стол, где царила салатница, и обреченно подумала: “Теперь я точно пропала!”

Но дело обстояло совсем не так. Источающая ароматный парок салатница, до краев наполненная живительной манной кашей, подействовала на Желтухина, как сигнал трубы на кавалерийского коня: он взбодрился. Взбодрился и, отбросив вопросы, закричал:

— Солнышко, ты гений! Это то, что мне больше таблеток нужно!

И метнулся к столу. Слопав кашу в один присест, Иван Семенович сытно рыгнул, довольно крякнул и, вставая из-за стола, сообщил:

— А теперь можно и поспать.

— Спокойной ночи, — прошелестела Липочка, изумленно глядя в удаляющуюся спину мужа.

На этот раз Желтухин заснул, едва коснувшись небритой щекой подушки. И спал уже не тем субтильным таблеточным сном, какой даровала ему фармацевты, а сном богатырским, замешанным на масляной манной каше. Каши этой немеряно было теперь в Желтухинском нутре. От нее опускалась в самый низ живота могучая мужеская сила. Силу эту Иван Семенович чувствовал даже сквозь сон, отчего радостно строил планы на будущее: “Эх, покажу! Завтра всем покажу! Завтра всех оприходую!”

Тем временем, лишенный всяческого оптимизма Роман, грустно покинул недра Липочкиной ночнушки. С ужасом обнаружив едва ли не вылизанную Желтухиным салатницу, он с тоскливой надеждой воззрился на Липочку. Та, удрученно качая лохматой головкой, виновато сообщила:

— Больше нет ни капли. Пустая кастрюля.

— Горе мне горе! — убился Роман. — Злостное преследует меня невезение!

Страшась прогневить Всевышнего и Судьбу, Липочка возразила:

— Господь с вами, Роман, грех вам жаловаться на невезение. Когда мой Ваня на кухню зашел, я думала, что попались мы оба. А видите вышло все как удачно: мой Ваня вас не заметил.

— Это единственное мое счастье, — вздохнул Роман, с унынием глядя на пустую салатницу.

Увидев его безграничное отчаяние, Липочка решилась на крайность и предложила:

— Ну хотите, я новой каши сварю?

Он только махнул рукой и, горько отворачиваясь от салатницы, бросил:

— Некогда. Скоро рассвет.

— Тогда я вам дам бутербродов.

— Дайте хоть что-то, пока я не начал грызть кухонный стол, — взмолился Роман.

Наевшись черствого хлеба и заветренной колбасы с сыром, похожим на мыло, он скромно поблагодарил Липочку и попросил:

— Сходите в спальню и проверьте достаточно ли крепко спит ваш Ваня.

Она сходила и, вернувшись, сообщила:

— Спит, как быков продавши.

— Тогда за дело, — скомандовал Роман, решительно устремляясь на балкон.

Пугая и одновременно восхищая своей ловкостью Липочку, он легко перебрался через ограду и спрыгнул во владениях Глаши. Спрыгнул, повозился и взвыл.

— Что там еще не так? — прошептала Липочка.

— Бандита найти не могу.

— Может вам принести фонарик?

Роман взбеленился:

— Какой, к черту, фонарик, уже видно, как днем. Вы бы еще до обеда своего Ваню моей кашей кормили.

— Сами же знаете, что я не виновата, и сами же меня обвиняете, — обиделась Липочка.

Но Роману было не до ее обид: он уже покидал балкон Глаши, перебираясь в Желтухинские владения.

— Нам капут, — покрываясь испариной, сообщил Роман, спрыгивая с перил, — нет нигде этого гребаного бандита.

“Он ругается? — удивилась Липочка. — Значит действительно плохи наши дела”.

— Вы хорошо искали? — цепенея, спросила она.

Роман, уже совершенно собой не владея, закричал:

— Хорошо ли я искал?! Где?! На узком балконе?! Здоровенного бандита?! Вы что, издеваетесь надо мной?!

Липочка испуганно замахала руками:

— Тише вы! Тише! Разбудите Ваню!

Но Романа это не остановило.

— И очень хорошо, — не понижая голоса, с яростью сообщил он. — Разбужу! Сам его разбужу и скажу вашему Ване какой он козел! И сам он козел! И жена его коза! И весь род ваш козлиный, черти вас раздери! Во я вляпался! Вляпался с вашими трупами по самые уши!

Здесь бы Липочке и оскорбиться, но (сами понимаете) ей было не до обид. В трех метрах, отделенный от скандала лишь окном да балконной дверью, спал Ваня. И насколько крепко он спал, одному богу было известно. Охваченная ужасом Липочка упала на колени и в голос взмолилась:

— Замолчите, не губите меня! Если Ваня проснется, я пропала!

Ее вопль пронял Романа. Он замолчал, приоткрыл балконную дверь, высунул голову в комнату, покосился на спящего Желтухина и на цыпочках проследовал в кухню.

Липочка посеменила за ним.

— Что же нам делать? — растерянно спросила она, присаживаясь к кухонному столу и стыдливо поправляя ночную рубашку.

Надеть халат она не решалась, поскольку Ване, проснись он, трудно было бы объяснить почему жена не только не спит, но и спать не собирается, а разгуливает среди ночи по квартире в домашнем халате.

— Что делать? — повторил Липочкин вопрос Роман и принял неожиданное решение: — Глафире надо звонить. Возможно она обнаружила труп и уже вызвала милицию, пока мы тут Ваню кашами кормили.

Липочка схватилась за голову:

— Какой ужас!

— И я о том, — согласился с ней Роман и добавил: — Жрать-то я по-черному хотел. Но вернемся к трупу, — продолжил он: — Раз труп пропал, значит Глафира дома. Или она, или ее муж. Берите телефон и звоните.

Липочка глянула на часы и растерялась:

— Как же звонить, когда на часах без пятнадцати пять?

— Согласен, разумней дождаться утра, но, с другой стороны, если она вызывала милицию и милиция приходила, то могли вы случайно услышать?

— Могла.

— А, услышав, могли поинтересоваться как у подруги дела. Разве не так?

— Так, — согласилась Липочка.

Она поняла, что ему не терпится выяснить куда делся труп бандита. Ей и самой не терпелось. Она еще раз глянула на часы и сказала:

— Не надо звонить. Сразу к Глаше пойду.

Роман насторожился:

— А что ей скажете, если она спросит?

— Обязательно спросит, — заверила Липочка. — Как не спросить, если я среди ночи вдруг к ней захожу. Вот только будить Глашу опасно, очень этого не любит она. Начнет ругаться…

— Черт с ней, пусть ругается, — отмахнулся Роман. — Что вы ей скажете? Почему разбудили?

Липочка схватилась за живот:

— Колики началась — скажу. Глаша поверит. У меня было такое однажды, когда я пирожными объелась. А у Глаши все желудочно-кишечные лекарства в аптечке есть. Ее муж частенько животом болеет.

Такое объяснение удовлетворило Романа. Он кивнул Липочке на дверь:

— Идите.

И бедняжка прямо в чем была в том и пошла. Втянув голову в плечи, выползла в ночнушке на лестничную площадку, у Глашиной двери нерешительно остановилась и струхнула. Липочке казалось, что у нее на лбу крупными буквами выступило все: и про Романа, и про труп. Впрочем, про Романа она уже не боялась, только про труп.

“Как буду выкручиваться?” — горестно подумала Липочка и (о чудо!) услышала вопли из квартиры Пончиковых. С этого момента все как по маслу пошло: Липочка утопила кнопку звонка, Глафира открыла дверь и без всяких вопросов бросилась на шею подруге.

— Он в могилу меня сведет, этот урод! — зарыдала она, начиная излагать свою повесть прямо в прихожей.

— Что случилось? — испугалась Липочка.

— Что случилось?

Глафира оттолкнула подругу и приняла воинственную позу: подбородок вверх, ноги на ширине плеч, руки в бока.

— Пончиков, сволочь, устроил скандал! — бодро сообщила она.

Тут только Липочка заметила, что лицо подруги “украшено” изумительным фингалом, ярко расцветшим под правым глазом — Пончиков был левша.

— Глаша, да что же у вас случилось? — хватаясь за сердце, воскликнула Липочка.

Но Глаша ответить не успела: ответил сам Пончиков.

— У-у, проститутка! — пьяно проревел он из комнат. — Наставила мне рога! Мужу родному рога наставила! До чего дожил! Я рогоносец! Ро-го-но-сец!!!

Услышав эту чудовищную правду, Глафира изменилась в лице.

— Ха! Что я слышу! Пончиков, ты еще и урод! — закричала она, телом устремляясь к супругу, а глазами обращаясь за сочувствием к подруге. — Видите ли, я ему наставила рога! А на чем бы ты, пьянь, домой возвращался? — с ненавистью прокричала она в глубину квартиры и тут же проворковала Липочке: — Пойдем на кухню, покурим.

На кухне, жадно затягиваясь дымом, Глафира поведала:

— Представляешь, пересрал мне всю малину урод да еще и возмущается, драться лезет. Видишь какой фингал наварил.

— Как же это случилось? — воскликнула Липочка, дивясь на синяк подруги.

— Все как обычно: доброта меня подвела. В кои веки собралась развлечься, так звонит мне, пьянь, по мобиле — возвращаюсь. Точнее, командировка не состоялась совсем. Радуйтесь ему, уроду! Я сдуру обрадовалась, помчалась домой. Вижу, не шибко пьяный, кое на что еще гожий… Короче, все чин-чином, в постель легли. Так не так, но все же муж, надо изредка и с ним в постель ложится, — объяснила Глафира свое нестандартное поведение.

— У-у, проститутка! — тут же донеслось из комнат. — Наставляет мне, проститутка, рога! Каждый день наставляет рога!

— Для тебя же, пьянь, и стараюсь, для устойчивости твоей, да только ты уже и на рогах не стоишь! — отразила удар Глафира и с чувством выполненного долга продолжила свой рассказ: — Лежим мы, значит, с Пончиковым…

Тут душа ее вскипела, она не выдержала и снова отвлеклась на мужа, прокричав во все горло:

— Просто лежим! А что с тобой, с импотентом, еще можно делать? Каждый день на рогах! Пончиков, ты алкоголик! Алкоголизм — смертельная болезнь! Ты загнешься от цирроза печени! Попомни мои слова!

— А ты от СПИДа, — прилетело из комнат. — Проституция уже тоже смертельная болезнь.

— Ах ты!!!

Глафира поджала губы и сузила в щелки глаза, спешно придумывая в ответ что-нибудь позабористей, но Липочка рассердилась:

— Хватит вам ругаться, Глаша. Не за этим к тебе пришла. Рассказывай, что дальше-то было?

— Дальше лежим мы, — послушно продолжила Глафира. — Лежим. Я баба упрямая, ты меня знаешь, зря что ли ночи пропадать? Короче, Пончикова настраиваю, стараюсь, да вижу дезертировать собрался гад. Вскочил и прислушивается. Я спрашиваю: ты чего? Тише ты, — говорит, — кто-то в соседней комнате топает. Я вскипела: Ах ты пьянь! Импотент Белкович! С поля боя хочешь удрать?!

— Да я на фиг тебе не нужен! — тут же донеслось из комнат. — Проститутка! Заметала следы! То-то мечется, егозит, страсть передо мной разыгрывает, а сама каждый день наставляет рога!

— Нет, это надо же! — Глафира беспомощно уставилась на подругу: — Раз в жизни не согрешила и тут же попалась! Пончиков, слышишь? — пламенно обратилась она уже к мужу: — Да не твои это рога! Не твои! Это я тебе как последнему му… придурку говорю!

— Да что у вас тут произошло? — возмутилась Липочка. — Расскажет мне кто-нибудь или нет?

— Я расскажу, — пообещала Глафира. — Мы и сами не поняли, что произошло. Топот был, оказывается, на самом деле, хоть здесь Пончиков не соврал. Каждый день пьянь меня надувает, как тут верить ему? Короче, я вышла из спальни, а в прихожей чужой мужик! Мой замок, зараза, тиранит, из квартиры выйти пытается. И Пончиков, храбрец, тоже вскочил. “Ах, вот оно что! — орет. — Твой хахиль! Где ты его скрывала?” Ну и катавасия между нами пошла. Я, знамо дело, отпираться, хахиль если и чей, так не мой. Здесь здоровьем своим поклянусь, не солгу! Единственное, что осталось в этой жизни у меня, так это мое здоровье…

Из комнат Пончиков вопросил со всей страстью, присущей нетрезвому человеку:

— Хахиль не твой? А чей?! Чей?!

Глафира яростно сплюнула:

— Тьфу! Да не знаю я! Не знаю! Можешь ты этому, пьянь, поверить?!

В ответ незамедлительно последовало:

— Не могу!

Глафира снова беспомощно уставилась на подругу:

— Ну как с уродом таким говорить? Липка, объясни Пончикову хоть ты, что с калеками я не сплю. У мужика вся голова перебинтована! Сразу видно, что чей-то муж очень невовремя возвернулся домой, а Пончиков, блин, ко мне придирается. Ты его бил? — заорала она мужу. — Бил? Не бил! А голова перебинтована! Значит это не мой хахиль!

— А чей?! — яростно вопросил Пончиков.

— Во любопытный, — нервно заржала Глафира и компетентно ответствовала мужу: — А я откуда знаю? Шалав полный дом, а ты у меня спрашиваешь. Сколько раз тебе говорила: балкон закрывать надо. Не закрыл, вот теперь и не задавай вопросов. Представляешь, — пожаловалась она Липочке, — никогда не закрывает балкон, урод. Вот, уже хахали чужие через нас ходят, скоро воры повалят косяком. Пончиков, разоришь ты меня, скотина!

Липочка не верила своим ушам. “Это что же выходит, жив бандит! Я его не убила!” — обрадовалась она и поспешно спросила:

— Глаша, а что с тем, с перебинтованным было?

— Ничего. Пока Пончиков фингал мне ставил, перебинтованный дверь открыл и сбежал. Кто он, откуда шел — так и не узнали. Мелькнул, зараза, я даже не разглядела его лица. А ты с чего это вдруг так им заинтересовалась?

И тут Глафиру осенило. Липочка по обыкновению так упивалась своим счастьем, что не замечала чужих проблем, даже зависти чужой не замечала, а тут, поди ж ты, заинтересовалась.

— Липка, черт возьми, уж не от тебя ли этот перебинтованный уходил? — игриво толкая подругу в бок, спросила она.

— Не от меня, — ответила Липочка и густо покраснела.

— А-аай ешкин кот! — поразилась Глафира. — Неужели наш Ваня вернулся?! Ну и дела!